Сбежать и спрятаться (гет)

Гарри не был уверен, что ему удастся сосредоточиться, чтобы аппарировать. И не стой он на пороге таких жизненных перемен, то точно почувствовал бы себя жалким. Хотя аппарация была тем, с чем он запросто справлялся во время войны или сложных аврорский миссий, да даже находясь на грани смерти, но сейчас, понимая, что в перспективе ему предстоит встреча с лучшей подругой, он не был так уверен. И это помимо того, что он собирался ей рассказать.

Его лучшая подруга и по совместительству — как он подозревал — любовь всей его жизни.

Именно эта мысль и была главным источником его нервозности, хотя она никогда не приходила ему в голову в прошлом. Даже несмотря на то, что он был помолвлен с другой, и, вероятно, именно так должен был думать о ней. Но оглядываясь назад, Гарри понял, что никогда такого не было. Потому что всегда была та, кого он любил больше. Гермиона прочно укоренилась в сердце еще до того, как он познакомился с Джинни.

Что, вероятно, и было причиной, почему он не позволял себе увлечься идеей о Гермионе в романтическом плане. Она была слишком важна для него, чтобы рисковать их отношениями в прошлом. Но прямо сейчас именно этим он и займется.

И снова он пришел к этому выводу, что особо не было удивительным, потому что весь полет до Лондона он думал об одной женщине, а на обратном пути — о другой. Именно в этот момент он осознал, что просто не может не рискнуть.

Поначалу он, правда, размышлял над тем, а не стоит ли ему сперва дать его чувствам и отношениям с Джинни кануть в прошлое. Но, вероятно, все-таки он этого просто не хотел. Ведь теперь, когда он знал о своих чувствах к Гермионе, он так же начинал понимать, как долго он их не осознавал, и просто не хотел терять еще больше времени.

К тому же стоило признать, что его отношения с Джинни погибли медленной, но естественной смертью, как бы не трудно это ни было признавать. Однако он был совершенно уверен, что все однозначно кончено. Он не тосковал по Джинни, и и даже не будь между ними океан, он бы не стал бы перед ней хвастать тем, что может произойти между ним и Гермионой.

И не стоило вспоминать о том, что его время ограничено. Он прибыл в Америку всего на шесть месяцев, из которых больше месяца уже прошло. Он просто не мог позволить себе слоняться без дела, ожидая того времени, которое люди сочтут "подходящим" для того, чтобы перейти от расставания к новым отношениям. Он знал свои чувства, но любить кого-то и строить с ним отношения — две разные вещи. Благодаря Джинни он хорошо усвоил этот урок. И ему требовалось время, чтобы понять, смогут ли они с Гермионой создать что-то серьезное.

И от этих мыслей — ну, и нервов — он не задержался в Англии после разговора с Джинни. Даже не навестил никого из Уизли, даже Рона.

Поэтому вместо этого он быстро уладил дела в Визенгамоте, требующие его личного присутствия. Затем он посетил Поттер-мэнор — просто, чтобы проверить что все в порядке. Он, конечно же, доверял своим эльфам, но они бы устроили истерику, узнав, что он был в стране и не заглянул. И еще заскочил в Хогсмид, чтобы захватить любимый шоколад Астории и сахарные перья для Гермионы, поскольку такое в Штатах не найти.

В мэноре он провел два дня. Несмотря на то, что Гарри все еще любил этот дом, но сейчас он уже не так тосковал по нему, как прежде. Куда больше его манили к себе ведьма за океаном и ее маленькая квартирка в Бруклине.

Гермионе он позвонил из Хитроу, чтобы сообщить ей время прибытия, и у него буквально перехватило дыхание от того, насколько радостно звучал ее голос. И благодаря этому он без задней мысли сел в самолет. И приземлившись, прямым ходом взял такси и направился к ней, даже не заезжая в отель, чтобы принять душ или забросить багаж. Откровенно говоря, он об этом даже не думал.

И был очень рад, что этим вечером она оказалась дома. Не говоря уже о том, что за то время, что был в Британии, он не успел перестроиться к тому времени. Хотя и понимал, что все равно несколько дней будет чувствовать себя уставшим. И только стоя перед ее домом. пожалел, что сперва не принял душ, но пути назад не было — его нервная система не выдержит.

Поднявшись на нужный этаж, он обнаружил ее прислонившейся к дверному косяку и ожидающей его. Когда он оказался на лестничной площадке, Гермиона буквально бросилась на него, не сомневаясь, что ее поймают. Он крепко обнял ее, и к нему пришла мысль, что вот так он бы хотел возвращаться домой всегда.

— Прости, — пробормотал он, целуя ее прямо над ушком. — Уверен, от меня пахнет самолетом.

Она отклонилась, выглядя при этом довольно ошеломленной, и он понял, что до этого никогда не был настолько открыт в своей привязанности к ней, но Гермиона тут же улыбнулась.

— Нет, ты пахнешь как Гарри, — а затем подняла руку к его лицу, но, видимо, передумав, опустила ее. — Но если хочешь, то я с радостью предоставлю тебе свой душ. Ты прямо из аэропорта сюда? — она заметила его сумку, которая висела у него на плече.

— Я хотел поговорить с тобой и был не в силах ждать, — пояснил он.

— Конечно же, входи, — махнула она рукой в сторону квартиры. — Тебе принести что-нибудь? — указывая на кухню.

Гарри хотел было отказаться, но внезапно понял, как пересохло у него во рту, что стало результатом как трансатлантического перелета, так и нервов.

— Воды? — задумчиво произнес он.

— Конечно, — улыбнулась она, и со стороны казалось, что она хотела прикоснуться к нему, но сразу же опустила руку. — Я хочу сделать себе чай, не хочешь чашечку?

— О да, спасибо.

— И ты можешь пойти со мной и расположиться в гостиной, или же можешь отправиться в ванную и освежиться, — усмехнулась она. — Не то чтобы это было тебе прямо таки нужно, но с тех пор, как ты упомянул про запах самолета, мне кажется, что ты чувствуешь себя некомфортно, так что...

Ему не нравилось, как неуверенно она вдруг начала вести себя рядом с ним, но просто необходимо было взять себя в руки. А потому он указал в сторону ее ванной.

— Пойду умоюсь.

— Гарри, если хочешь, прими душ, — кажется, и она взяла себя в руки и на этот раз не удержала себя от прикосновения. — Хотелось бы надеяться, что наконец-то мы не будем ходить вокруг да около.

Он облегченно вздохнул.

— Ты права. Это было бы здорово.

— Ну и хорошо, не торопись, я буду здесь, когда ты закончишь. Не знаю, что происходит, но я уверена, что это, должно быть, были слишком долгие несколько дней, — она одарила его самой сладкой улыбкой, которую он когда-либо видел.

Ему ужасно сильно хотелось поцеловать ее. Но он быстро взял себя в руки и улыбнулся ей в ответ.

— Спасибо.

— Ты знаешь, где все лежит?

Он кивнул.

— Все в порядке, спасибо, Миона. Приятно, когда есть к кому вернуться домой.

И он готов был поклясться, что видел, как ее взгляд буквально растаял, но он смутил ее своим заявлением. И тут же поспешил в ванную, прежде чем сделать что-нибудь еще более глупое, например, взять да и поцеловать ее вместо того, чтобы просто подумать об этом.

В ванной он включил воду в душе, быстро разделся, но, поймав свое отражение в зеркале, схватился за раковину с обеих сторон и уставился на себя.

— Соберись, Поттер, — приказал он.

Принимая душ, он раздумывал, не подстричь ли бороду, но решил, что в данный момент подобные легкомысленные выходки — пустая трата времени, и даже надел удобный спортивный костюм. Гермиона была не из тех, кто осудит или даже поинтересуется тем, во что он одет.

Когда он вошел в гостиную, Гермиона сидела на диване с чашкой чая в руках. Вторая чашка — все еще дымящаяся — и бутылка воды стояли на кофейном столике, явно ожидая его появления. Она сразу же подняла взгляд на звук открывающейся двери.

— Привет, — мягко произнесла она, не встречаясь с ним взглядом. — Чай еще горячий; ты уверен, что не хочешь ничего другого? Ты не голоден?

Гарри просто уставился на нее; ему не понравилось, как неуверенно она снова начала вести себя сейчас. Он пересек комнату и опустился на диван рядом с ней.

— Я в порядке, дорогая, может быть, через некоторое время мы могли бы заказать что-нибудь, если ты голодна. Я все еще перестраиваюсь.

— Звучит отлично, — кивнула она и сделала несколько размеренных вдохов, постукивая ногой по ковру. — Так в чем дело?

Гарри улыбнулся про себя. Как долго он рассчитывал, что она будет сдерживать свое любопытство? Честно говоря, он был поражен тем, что ей удалось продержаться так долго.

Он взял чашку с чаем и и посмотрел на нее.

— Я порвал с Джинни.

На мгновение она замерла, но потом закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Когда она снова открыла глаза, то встретилась с ним взглядом.

— Мне очень жаль.

— А мне нет, — тут же ответил он.

Гермиона выглядела почти встревоженной.

— Мне, конечно, жаль, что ничего не вышло, — поспешил объяснить он, — но я рад, что понял это до того, как мы сделали какую-нибудь глупость, например, поженились.

Она просто смотрела на него поверх чашки.

— И все же, — протянула она.

— Это печально. Но время пришло.

Он видел, как она сглотнула и рефлекторно потянулась к нему, но снова попыталась убрать руку, прежде чем он заметил, но он схватил ее за руку прежде, чем она смогла ее отдернуть.

— Тебя это беспокоит? — спросил он, переплетая их пальцы.

— Нет. Но я не уверена, что это уместно.

— Хорошо, — тихо сказал он и неохотно отпустил ее руку.

— Должно быть, тебе сейчас тяжело, и я ненавижу это, — маленькая рука нашла его плечо, и он почувствовал невыразимое утешение. С другой стороны, он не должен был удивляться, Гермиона придавала ему смелости с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать, и, возможно, именно поэтому он не осознавал этого раньше: он так привык к любви этой женщины, что не понимал, что это такое.

— Да. Но по большей части я испытываю облегчение, — ответил Гарри, только сейчас осознав, насколько же эти слова были правдой.

— В самом деле?

— Я не собираюсь убеждать тебя, что не любил Джинни. Или что какая-то часть меня все еще не продолжает. Но дело шло к этому очень давно.

Глаза Гермионы сузились.

— Тогда почему ты собирался жениться на ней? Это невероятно большое обязательство.

— Ты права. Просто она не понимает меня и не любит так, как мне всегда хотелось, чтобы меня любили. Это не ее вина. Однако, думаю, все это было неизбежно, ну, то, что мы должны были расстаться. Я просто счастлив, что понял это сейчас, пока не стало слишком поздно. Разрыв брачных уз причиняет невероятную боль.

Гермиона могла только смотреть на Гарри. Что он пытался этим сказать? Она четыре дня беспокоилась о нем и о том, что он задумал. Она была в восторге от того, что он позвонил ей, чтобы сообщить, когда отправляется домой — нет, не домой, обратно в Нью-Йорк. Она никак не ожидала, что он появится на пороге ее дома меньше чем через двенадцать часов с сумкой в руке и сообщит, что разорвал помолвку с Джинни.

Что бы там ни говорили Астория и даже Лея, на самом деле она в это не верила. Но она была в восторге от того, что он расстался с Джинни, и чувствовала себя ужасно виноватой. Потому что ей следовало грустить, так ведь? Ее друзья, которые были вместе долгое время и собирались пожениться — расстались. Она должна была чувствовать себя расстроенной, а так как она этого не чувствовала, то, естественно, ощущала себя виноватой.

— Гермиона? — голос Гарри вывел ее из задумчивости.

— Прости, — она наклонилась вперед и обняла его, — ты, должно быть, потрясен.

Они оба замерли, он глубоко дышал, и она могла бы поклясться, что почувствовала, как его губы коснулись ее шеи.

— А если скажу, что это не так, я стану ужасным человеком?

— Конечно, нет, — выдохнула она ему в плечо, — ты никогда не будешь ужасным человеком.

Они долго сжимали друг друга в объятиях, Гермиону так и подмывало заснуть, настолько успокаивали ее его запах и звук его сердцебиения.

— Хорошо, тогда мне нужно тебе кое-что сказать.

Она слегка отстранилась и посмотрела на него, когда он обнял ее за плечи, хотя страх терзал ее сердце.

— Ну же, — подбодрила она.

— У меня есть к тебе чувства, в романтическом смысле, — произнося это, он смотрел куда угодно, только не на нее.

Она любила его всем сердцем, но он никогда не был красноречив. Она никогда в жизни не испытывала большего потрясения, и заклинание обездвиживания, которое он наложил на нее, когда они дрались всего несколько дней назад, было ничто по сравнению с тем, как эти слова подействовали на нее.

Она моргнула, глядя на него.

В конце концов она начала глупо открывать и закрывать рот, пытаясь, что-то ответить, но ничего не вылетело из ее рта.

"Почему у нее не получается что-то сказать?"

Она так надеялась на этот момент. Лея и Астория были уверены, что он любит ее, и ей очень хотелось, чтобы это было правдой. И все же она застыла на месте от того, что подтверждение этих самых чувство все-таки прозвучало.Ее грудь сдавило от волнения, так что стало трудно дышать.

Он высвободился из ее объятий и вскочил на ноги с непроницаемым лицом.

— Прости, я не хотел тебя смущать. Увидимся позже. Не волнуйся, нам больше никогда не придется говорить об этом, это никак не повлияет на нашу дружбу.

Гермиона ахнула. Он шокировал ее. Но в этот момент она даже слегка возненавидела его за то, что он так легко сдался, за то, что смог стереть с лица любые эмоции без каких-либо усилий. Мерлин, как долго, сколько раз его заставляли это делать? Гермиона знала кое-что о его прошлом — до Хогвартса она имела некоторое представление о том, чего ему стоило завести друзей, а особенно — доверять людям так, как он доверял ей и Рону.

И теперь настал ее черед быть храброй.

Она никогда не была так благодарна за свои с трудом заработанные навыки борьбы, как сейчас, когда смогла схватить его за запястье и притянуть к себе. Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее; его взгляд был настороженным и, возможно, немного сердитым, но он не выдернул свою руку из ее захвата.

— Прости, — выдохнул он, — я не хотел тебя смущать. Я все прекрасно понимаю.

Гермиона отпустила его запястье и взяла его руку в свою. Когда она потянула его за руку, он машинально потянул в ответ, помогая ей подняться с дивана.

— Такой джентльмен, — усмехнулась она, переплетая их пальцы.

Она поднесла свободную руку к его лицу, наконец-то позволив себе предаться тому, о чем мечтала неделями, и провела кончиками пальцев по его волосам.

— Гарри?

— М-м-м? — промычал он, подаваясь навстречу ее ласке, как когда-то Живоглотик, заставляя ее смеяться.

Его глаза распахнулись, и в них было столько обожания, что у нее перехватило дыхание. И она знала, что пришло время. Она должна сказать ему правду, она должна рассказать ему все.

— Я люблю тебя целиком и полностью и очень-очень давно.