Многоножка (джен)

В больнице стояла тишина: недавно прошёл обед, и у многих забольниченных (как «заключённых», но не совсем) был тихий час. Тамара, сидящая на скамейке в коридоре, аккуратно озиралась по сторонам, опасаясь, что в любой момент её могут выгнать отсюда за ненадобностью.

К счастью для неё, вскоре из-за угла появилась Света, шаркая бахилами по полу, подошла и села рядом с ней.

— Привет. Долго ждёшь?

— Не, — Тамара качнула головой. — Минут пять-десять, может быть…

— А как тебя сюда пустили?

— Ну, я сказала, что иду к Виктору Александровичу. Мне сказали, что ему назначен приём…

— Ааа, воно что.

Света повозилась, снимая заснеженное пальто. Декабрь радовал Ветродвинск обильными снегопадами, то и дело обрушивая тонны снега на беззащитных горожан. А каждый вечер к снегопаду прибавлялся ещё и сильный ветер, так что даже в МЧС обеспокоились и начали рассылать на мобильники «письма счастья»…

— Ну, давай зайдём? Ты готова?

— Не знаю, — призналась Тамара, поднимаясь на ноги. — Что мне ему сказать?

— Просто веди себя как обычно. Он не злой, не съест. И не при смерти… тьфу-тьфу-тьфу. Всё будет хорошо.

Впервые в жизни Света положила руку ей на плечо.

— Поняла?

— Угу… Я постараюсь.

— Чего «постараюсь», это не экзамен тебе…

Тамара нервно сглотнула.

Света открыла дверь и первой вошла в палату.

— Привет, пап.

…Тамара много раз думала о том, как же на самом деле выглядит этот легендарный Виктор Саныч, про которого стаккатовцы ей проели все уши — впору покупать новые. А выглядел он как высокий, не без худобы человек с бритым лицом, орлиным носом и тонкими бровями. Было в его выражении лица что-то по-доброму хулиганистое. Только встретившись с ним взглядом, Тамара подумала, что он сейчас как-то её разыграет.

— Ой, хтойта-хтойта! — голос у него был глубокий и низкий. Он приветственно раскинул руки, сидя на своей койке в полосатой майке и ободранных джинсах, и обнял Свету. — Здравствуй, здравствуй! Эт кого это ты ко мне на съедение привела, м-м-м?

Он взглянул на сжавшуюся Тамару, с опаской подходящую к нему.

— Папа, не пугай её, она и так тебя до дрожи боится!

— Серьёзно что ли?! — и Виктор Саныч громко расхохотался, но тут же замолк, приложив руку ко рту (видимо, шуметь было нельзя, а смех его звучал раскатами грома). — Да ты не пугайся, подойди сюда, милая. Не кусачий я.

— З-здравствуйте, — Тамара через силу улыбнулась: совсем не таким представляла она бывшего главу «Стаккато». — Меня Тамара зовут.

— А меня Виктор Александрович Манохин… — мужчина протянул ей руку, и Тамара её пожала. И тут же ойкнула: мужчина как-то сложил пальцы руки так, что при рукопожатии ущипнул её за руку.

— Ай!

— Папа! — пригрозила ему Света, а Виктор Саныч снова рассмеялся, но теперь уже тихо.

— Да ладно, ладно… Что ты как мама сразу.

— А мама правильно делает! Что ты как мальчишка себя ведёшь?

— А я кто тебе, дядька старый? Мне в школу завтра… Слушай, — Виктор Саныч воровато оглядел палату, а потом понизил голос: — Ты покурить мне не принесла, Светка?

— Пап, тебе нельзя…

— Светуль, ну я ж просил. Ну одну сижку. А если откинусь завтра?

— Папа, нет, — железно ответила Света. — Это вредно. Вот выйдешь — хоть сто пачек «Уинстона» тебе куплю. А в больнице нельзя.

— Ну вот что с тобой будешь делать, а… — Виктор Саныч огорчённо покачал головой, — не любишь, не жалеешь ты батьку-то… Тамар, а ты чего встала? Садись давай, в ногах правды нет… А в твоих, я погляжу, особенно.

— Пап!

— Ну тихо, тихо, шуткую я, шуткую…

Тамара присела на стул рядом с кроватью, внимательно разглядывая Виктора Саныча и держась настороже: как бы он ещё как-нибудь её не разыграл. Тот вперил в неё взгляд.

— Ну и как тебе «Стаккато»?

Тамара сперва опешила.

— Ааа, ну… в каком смысле? То есть, он… Хорошо, наверное? Мы выступили недавно, вот…

— Где, в ДК? — кажется, он и так это знал, но Тамара всё равно ответила:

— Ага. Сыграли Шекспира…

— Ну и как сыграли?

— Ребята говорят — так себе…

— Понятненько… Ну, слушай, мне Светка про тебя такие дифирамбы пела — заслушаться можно. И клуб ты, мол, подняла, и людей привела.

— Всё так, и всё… не совсем так, — Тамара съёжилась. — Я никого не поднимала. Это ребята всё. Просто Света хотела закрываться, когда мы встретились, и я спросила: можно мне попробовать? А потом и ребята вступили…

— Ага, сами взяли и вступили! — улыбнулась Света, стоящая над ними со скрещенными на груди руками. — А кто им яростные речи чуть ли не каждый день толкает? И мне тоже? Ты бы слышал, пап, так кричит, что хоть в огонь, хоть в воду за ней идти хочется.

Тамара густо зарделась: она не была мысленно готова к тому, что её будут хвалить.

— Слушай, Свет, — сказал Виктор Саныч. — С тобой мы поговорить везде успеем. Может, выйдешь на минутку? Мы с Тамарой обмолвимся парой словечек.

Сердце у Тамары, кажется, забилось медленнее. Испуг сковал её: оставаться без Светы наедине с её отцом она не хотела.

— Ммм… Ладно… Тогда позовёте, как закончите?

— Не, зачем, мы тебя в коридоре оставим, сами чай пить пойдём, — и Виктор Саныч снова рассмеялся сквозь зубы. Света смерила его недовольным взглядом и, качая головой, удалилась.

Как только дверь в палату закрылась, Виктор Саныч будто бы постарел: он расслабился, сгорбив спину и тяжело выдохнув, опустил голову и слабо улыбнулся. Посмотрел на Тамару:

— То, что она говорила — правда?

Тамара судорожно кивнула.

— В целом, да. Так и было.

— Понятно…

Зачем-то ещё раз протянул ей руку.

— Спасибо тебе большое, — сказал Виктор Саныч чуть хрипло. Он смотрел на неё с такой добротой и благодарностью, что у Тамары ком стал в горле. — Светка-то моя — голова горячая, мало ли чего может придумать. Но из-за моей отставки «Стаккато» закрывать нельзя. Я ребят учил для того, чтобы они учились дальше.

— А вы… собираетесь возвращаться, когда вас выпишут? — осторожно спросила Тамара.

Виктор Саныч странно посмотрел на неё. Потом на дверь.

— Только Светке не говори, договорились?

— О чём?

— Меня не выпишут.

Звонкое молчание бесшумной каплей упало с потолка и раздалось по всей палате. Тамара ощутимо это почувствовала.

— В каком смысле?

— Чутьё мне подсказывает, — объяснил Виктор Саныч серьёзно.

За окном падал медленный снег.

— Бывают такие вещи, после которых из больниц не возвращаются. Конечно, все мне твердят, что нужно быть оптимистом, но куда там… Попробовали бы они сами, — и он грустно рассмеялся, оскалив зубы.

Тамара подумала: кажется, ему страшно. И она подумала про свою бабушку, которая тоже в больнице, и теперь страшно стало ей. Сердце сжалось, и, чтобы страх отступил, она заговорила:

— Извините за такой вопрос, но… почему вы такое решили сказать мне?

— А мы с тобой мало знакомы, — Виктор Саныч подмигнул ей. — Так что и горевать ты недолго будешь.

— Не говорите так, пожалуйста!

— Да шучу же я. Расслабься. Я, Тамара, вот о чём попросить тебя хотел. Ты только, ежели взялась, не бросай, хорошо? Я понимаю, тебе с тростью тяжело. Но… «Стаккато» это то, ради чего я жил последний десяток лет. И мне просто хотелось бы знать, что он остаётся в надёжных руках.

Тамара совершенно смешалась, мысли в голове путались, мешая друг другу. Этикет диктовал ей настаивать на том, что всё будет хорошо, и что Виктор Саныч ещё увидит свет; здравый смысл подсказывал, что он прав, переполняющие эмоции толкали на то, чтобы расплакаться и со всем согласиться; и в то же время ей очень хотелось быть предельно искренней с этим человеком, которого она в лицо знала от силы пять минут, и который только и делал, что ёрничал и шутил…

— Как там ребята-то? Кто остался?

— Из тех, кого вы знаете — только Костя, Серёжа и Нюра Колодкина.

— Ааа… Эта троица, — хмыкнул Виктор Саныч. — Новички же совсем.

— Да?

— Ну, появились незадолго до моего ухода. Забавные такие. Костя-то с Серёгой всё спорят?

— Конечно. О всякой ерунде вроде Ктулху и Будды…

Мужчина рассмеялся.

— Поня-я-тно… А кого ж ты привела?

— Одна девочка из моей школы, Агата Гауз. Другая — Ксюша, я с ней случайно познакомилась, когда она с гаража упала. Есть ещё Кирилл, которого мы «Колобком» зовём, он толстенький. И Саша Солнышев.

— Да ну, брешишь! Сашка до сих пор с вами?!

— У-угу…

Они проговорили ещё несколько минут, пока в палату не зашла Света, сказав, что её уже подгоняют медсёстры. Теперь уже Тамару отправили «погулять» в коридор. На прощание Виктор Саныч снова пожал ей руку — уже в третий раз.

— Помни, что я сказал, ладно?

— Хорошо, — улыбнулась Тамара, пожимая огромную руку, и снова ойкнула: её опять ущипнули. Виктор Саныч расхохотался.

…Вышедшая минут через двадцать Света нашла Тамару на скамье возле больницы, ловящей лицом редкие снежинки.

— Ты как? Всё хорошо?

— Угу, — флегматично ответила Тамара, сверля глазами серое небо.

— О чём вы говорили?

— Он… спрашивал про «Стаккато». Как вообще клуб.

— И всё?

На глаз попала снежинка и Тамара зажмурилась. Пока тёрла глаз, Света сказала:

— Ладно… Спасибо тебе ещё раз. Долго он меня упрашивал, чтобы тебя привела. Я всё думала, что шутит. Ты ж его видела: всерьёз вообще воспринимать нельзя…

— Да-а… — рассмеялась Тамара.

Упёрла Стикер в землю и встала на ноги.

— Ну что, потопали в клуб?

Пока они ехали в автобусе, Света спросила:

— Ну как вам Лебедева в плане гуру? Я ведь вчера замоталась, так и не заглянула…

— Ааа… — Тамара рассмеялась. — Ну как бы сказать…

Встретившая стаккатовцев во вторник Людмила Юрьевна начала занятие с того, что выкатила откуда-то громоздкий старый сундук на колёсиках, и предложила вывалить в него всё, что притащили ребята. Вещей и безделушек было мало: слой их едва покрывал днище сундука. Но Лебедева объявила, что пока что хватит. Затем хлопнула крышкой и, резким толчком ноги отправив сундук к стене, спросила, чему их уже учили до неё.

— Света нам упражнения на дикцию давала! — ответила Ксюха бойко. — А ещё лекции проводила, и гимнастику для лица всякую…

— Но мы, на самом деле, были больше заняты репетициями, — объяснил вслед за ней Костя. — В ходе них она объясняла нам какие-то тонкости. Мы-то трое кое-что умеем, но остальные…

— Ясно, — вздохнула Лебедева. — Всё с вами понятно. Ну вы и тунеядцы, товарищи! Это никуда не годится! Ну-ка все встали друг напротив друга!

Когда её требование было исполнено — Тамара стояла напротив Кости и глядела на него заинтересованно и недоумённо, так же как и он на неё — Лебедева скомандовала:

— А теперь все разом представили, что ни рук, ни ног у нас нет, а на лицо хочет сесть комар! Ну-ка! Отгоняй его!

Впервые несколько раз ей пришлось прикрикивать, потому что ребят — особенно Ксюху — разбирал хохот. В конце концов, «комара» пришлось изображать ей самой: скользить между ребятами со сжатыми пальцами и «жалить» за носы то одного, то другого.

— Упражнения у меня будут самые разные, — говорила она, — иногда будут повторяться, иногда нет. Но начинать всегда необходимо с гимнастики, с разминки! А то лицо у вас будет во! Как у Кирюшки! Мясистое как тесто, рыхлое и неповоротливое! — она схватила бедного Колобка за щёки. — Во! Видали?!

После лицевой (ар-ти-ку-ля-ци-он-ной) гимнастики шли упражнения на речь. Сначала Тамара подумала, что Лебедева заставит их читать скороговорки, но куда там!

— Вам до скороговорок ещё вырасти надо, гаврики! — усмехнулась та. — Ну-ка, Тамара, шаг вперёд! Выговаривай быстро: бап-боп-буп-бэп-бып-бип!

— Ааа?! Чего?! Как?!

— Как запомнила! Давай!

— Бап-боп-буп…

— Быстрее можешь?

— Ба-бо-бу-бэ…

— Не «ба-бо-бэ»! «Пэ» выговаривать тоже старайся! Кэмбербетч, ты чего хихикаешь?! Ну-ка давай, ты следующий!

…— В общем, только с этой гимнастикой мы возились полтора часа… — рассказывала Тамара Свете, сидя в автобусе. — А потом уже конец подходил, и она дала нам одно упражнение. И оно…

Стаккатовцы встали в ровный круг, Лебедева заняла место в центре. Сжала в руках мягкий комок из зелёной ткани.

— Запомните, теперь это будет вашим лучшим другом, — говорила она, подкидывая его в одной руке. — Ласточка, представь, что это — змея. И лови так, будто это змея.

— Но я не хоААААААА!!!

— Кэмбербетч, это очень горячий и тяжёлый кирпич!

— Ай-ай-ай-ай!!!

— Не переигрывай, перебрасывай, перебрасывай дальше! Тамара, представь, что это очень-очень холодный лёд. Во-о-от, верно, верно, руки-то мёрзнут, а?! Давайте дальше! Кирюша, в тебя летит кактус!..

— А я и забыла, что папа как-то раз тоже такое делал, — рассмеялась Света. — Совсем из головы вылетело, надо же…

— Под конец, кстати, Костя её спросил, мол, когда мы будем выступать в следующий раз, и где… А она ответила, что пока что даже искать ничего не станет. Мол, мы не годимся.

Немного подумав, Света покивала.

— В целом, здравое, я думаю, решение — поднатаскать вас перед тем, как выпускать на сцену. А этот, новенький — Ромка-то — как он?

— Мммм…

Несмотря на то, что Ромка действительно не хулиганил, на общей тренировке он был самым зажатым из всех, и чувство отчуждённости окружало его плотным куполом, о который, казалось, можно было стукнуться лбом, если не смотреть на дорогу. Они с Тамарой почти не разговаривали: после того, как занятия закончились и все разошлись, он куда-то стремительно испарился.

Агата тогда так и не появилась.

…Сегодня Света с Тамарой оказались в зале «Стаккато» среди первых: даже дверь открывать пришлось Свете, а не какой-то неизвестной таинственной Перепелице.

Войдя внутрь и переодев зимнюю обувь на специально купленные чешки, Тамара замерла недалеко от порога, глядя на пустой зал. С момента её появления тут он наполнился мелкими и крупными вещами (как, например, куски декораций «леса» у стены, сундук Лебедевой и столь любимое Ксюхой пианино), а некоторых вещей лишился: скелет софы, как и тележку из супермаркета, они вынесли на ближайшую свалку. Теперь здесь был чистый пол, коврики, а кое-где начинал появляться бардачок, свидетельствующий о бурной деятельности.

— Ты чего? — спросила её Света, тоже переобувшаяся.

— Да… Смотрю.

По какой-то причине Света стала рядом с ней — и Тамара снова ощутила то же странное чувство, что охватило её, казалось бы, давным-давно, когда они с Ромкой стояли под снегом, только-только встретившись. Это было чувство таинственной, безусловной и бессловесной связи с человеком, стоящим рядом.

Света тоже какое-то время молча смотрела на зал, а потом тихо сказала:

— Даже не верится, что «Стаккато» мог бы закрыться, — она тяжело вздохнула. — Что бы я без него делала…

— Я же тебе говорила, что смогу, — сказала Тамара, задирая нос.

Света рассмеялась.

— Да… Теперь я тебе верю. Спасибо тебе, Многоножка.

— Откуда ты знаешь, что меня так зовут?

— Ну я ведь не глухая.

Они как-то неловко и тихо рассмеялись.

— Ладно, — вздохнула Света. — Кончать надо уже с сантиментами. Скоро ребятня заявится… А я хочу хоть на одну вашу тренировку с Лебедевой поглядеть.

— Угу, — кивнула ей уже в спину Тамара. — Может быть…

— А? — Света обернулась на полпути к своему кабинету.

— Ну… Может быть, когда твой папа выздоровеет… Мы сыграем спектакль для него?

Света ухмыльнулась.

— Тогда уж вместе с ним.

…Через много времени после этого, оглядываясь назад, Тамара не понимала, что заставило её сказать те последние слова про Виктора Саныча. Может быть, злое наитие, а может, наоборот — не злое. Сколько Тамара ни думала, она ясно уяснила одно: будь у неё машина времени, она бы точно вернулась в прошлое и убедила бы себя не говорить ничего подобного.

С того дня прошла ровно неделя — и Виктора Александровича Манохина не стало.