Дочь Селестии (джен)

Луна часто работала по ночам. Не потому, что была такой закоренелой «совой» или стремилась оправдать своё звание «ночной» принцессы — просто с годами, как многим старикам, ей стало требоваться меньше сна. Около четырёх часов в сутки. Ночью же можно было спокойно работать, не отбиваясь от навязчивой орды просителей. А если уж кто-то напросился к ней заполночь или напротив, в пять утра, значит, действительно накипело…

— Здравствуйте, Ваше Высочество.

Луна удивлённо подняла глаза на лейтенанта.

— Вингс? Привет. Что ты тут делаешь?

В самом деле, трудно было представить, что ему могло быть нужно у неё такого, что он бы не мог выпросить у Селестии. Понятно, не маршальский жезл и не высший орден королевства, но домик с садом, следующее звание или какую-нибудь медальку — запросто.

А если бы он пришёл к ней как к командующему Вооруженных сил, то обратился бы по Уставу. Вопросы же не армии, а гвардии, которая имела особое подчинение, с тем же успехом способна решить старшая сестра.

Может, она мысленно улыбнулась, он захотел пополнить свою личную коллекцию принцесс? Когда Селестия родила Сабрину, у Луны была мысль попробовать тоже. Вдруг у этого жеребца гены какие-нибудь особенные? Остановили соображения мира во всём мире. Их дружеское сосуществование с сестрой опиралось в том числе и на то, что они никогда не пытались делить «женихов». Еще только сцен ревности не хватало в маленькой, дружной, но потенциально опасной как ядерная бомба, семье.

— Ваше Высочество, я не знаю, как сказать… К кому обратиться, кроме вас, но… Принцесса Селестия изменилась.

— А, — Луна отмахнулась, — с кобылицами после родов это бывает. Потом всё нормализуется...

Или что ты имеешь ввиду?

— Она стала очень мрачной… Года два назад, помню, один раз вошёл в комнату, и на меня стакан с водой с двери упал… Это шутка такая была. Даже не верится теперь, что принцесса так могла. — Он откашлялся и немного покраснел, — то есть я знаю, что у нее пропала ученица, и она грустила…

«И ты её утешал, — подумала Луна, — ну что ж, дело обычное, живой о живом думает. Тем более, я сама к этому подтолкнула.»

— Во время беременности она снова стала почти такой как всегда, и после родов тоже… Но несколько месяцев назад всё изменилось… Опять.

— И в чём это выражается? Кроме стаканов с водой?

Луна задумалась. А ведь и в самом деле, они редко виделись последнее время. И сестра выглядела уставшей. Но это было естественно — она много возилась с Сабриной, а самой Луне пришлось взять на себя львиную долю дел правления. На пирушки и болтовню времени просто не было.

Вингс совсем покраснел.

— Например, мы уже давно не делили постель.

— Это не показатель. — Луна вторично отмахнулась, — я вот когда-то почти десяток лет «монашкой» прожила, что-то вот такое на меня нашло, а потом прошло… Но ты не пугайся, короткие периоды — месяцев по шесть — у меня тоже бывали, и не сказать, чтобы редко. Просто хотелось побыть одной… Это, конечно, не считая учёбы, боевых действий и всякого такого, о чём ваше поколение, к счастью, имеет весьма смутное представление.

— Есть ещё кое-что. Она перестала есть торты и выпечку.

Луна в удивлении насторожила уши:

— А что же повара?

— Ну, обед обычно съедают дежурный секретарь и сдающая наряд смена, или, — он понизил голос, — она дематерилизует или телепортирует его куда-то, уж не знаю, как у магов заведено…

Вот это уже было серьёзно. Сколько Луна себя помнила, старшая сестра никогда не отказывала себе хоть в минимуме чего-то сладкого, разве только в дни самых грозных кризисов. Но больше всего внушало опасения не это, а тот факт, что Селестия пыталась скрыть изменения своих гастрономических пристрастий… Не хотела обижать поваров? Для общества такое объяснение сошло бы, но не для Луны, которая, во-первых, была в курсе, что дневная принцесса намного жёстче, чем кажется на первый взгляд, а во-вторых, знала их общую страшную тайну.

— Я тебя поняла, — медленно сказала аликорн. — Спасибо. Поговорю с сестрой… Я не стану называть источник, но не думай, что она не догадается. Поэтому, ничего от неё не пытайся утаить, если она спросит.

* * *

— Привет, — сказала Луна, усаживаясь в «своё» кресло.

— Привет. — Селестия помечала что-то в бумагах. На минуту наступила тишина.

— Итак, ты была на полюсе…

— Ну да. А Вингс был у тебя… Вобщем, есть теперь повод выслать его из Кантерлота. Так-то я обычно задерживаю любовников подольше…

— Надоел? — уточнила Луна.

— Нет. — Чуть улыбнулась Селестия. — Видишь, я опять опередила тебя… Зачем, по-твоему, я была там?

— Даже не знаю. — Повела плечами ночная аликорн. — Из-за Сабрины? Безусловно да, но это не ответ.

Селестия откинулась на спинку своего гигантского бело-алого кресла. На просто белом её бы почти не было видно, что, без сомнения, умалило бы величие принцессы.

— Полагаю, ты знаешь причину. Жеребёнку-аликорну не нужны любящие, и потому слепые родители, это слишком опасно. Я в своё время чудом прошла по краю и наворотила курган ошибок. Равным образом, наворотили горы черепов восемь наших бессердечных предшественников — зебр. Впрочем, думаю, это они почитали за доблесть… Будущему же правителю нужны мудрые и строгие наставники. И если я, после визита на полюс, ещё худо-бедно гожусь на эту роль, то Вингс не подошёл бы, даже если бы просыпался и засыпал в обнимку с Деревом, а не со мной… Поэтому, я отстраняю его. Кстати, можешь его забрать, если хочешь. Есть ненулевой шанс и тебе родить аликорна…

Луна даже ухмыльнулась от неожиданного совпадения мыслей.

— Пожалуй, пока воздержусь. Пьер ещё не выслужил свой срок. Да и нового аликорна стоит зачинать, когда мы убедимся, что правильно воспитываем предыдущего…

— Как хочешь. Я пожалую ему небольшое имение в Балтиморе и следующий чин. Если передумаешь, ты всегда сможешь найти его там…

— И как оно? — С показным равнодушием спросила Луна, не уточнив, предмет вопроса, но ожидая, что сестра поймёт её правильно.

— Я не смогу описать. Это… свобода. Это такая сила… Я с трудом удерживаю себя здесь. Но это по прежнему я, и у меня есть обязательства перед миром. Они докучливы, но они есть… Я бы сказала: «иди и немедленно попробуй», — но меня удерживают эти самые обязательства. Если ты уйдёшь сейчас — а ты же необузданна — кто воспитает Сабрину, и кто будет править Эквестрией всё то время, пока она взрослеет? В конце-концов, это справедливо. Ты младше меня на семьсот лет, и на семьсот лет меньше тянула лямку, называемую властью. И тебе, думаю, по плечу будет закончить её обучение, когда она вернётся из своего магического путешествия через век или два.

— Проводишь её ты? — скорее утвердительно сказала Луна.

— Да. В зависимости от её взросления… Я взяла на себя эти обязанности, придётся их исполнять.

Луна несколько минут молчала, обдумывая ситуацию.

— Поэтому ты не ешь и не интересуешься более Вингсом?

Селестия усмехнулась:

— Всё же я ем. Пока дочь еще пьёт молоко, технически нерационально синтезировать его из совсем ничего. Потом перестану. Если подумать, химическая энергия пищи это мизерная доля процента от той, что мы пробрасываем через себя каждый день… Просто я ем теперь только мясо и немного хлеба. Так проще всего…

Тут из открытой двери в спальню появилась Сабрина, словно почувствовав, что говорят про неё. Внимательно посмотрела на чёрную кобылицу, что-то прочирикала на своём птичьем языке.

Жеребята у пони рождались более-менее самостоятельными. То есть ходячими и зрячими, но лет до трёх — совершенными зверятами, и только потом пробуждался разум.

Селестия подняла её телекинезом и поставила на стол, окружив, однако, стопку с деловыми бумагами защитным барьером на тот случай, если маленькая принцесса решит навести в них порядок. Сабрина, впрочем, убедившись, что теперь находится в центре внимания, улеглась на бок и задремала. Луна улыбнулась:

— Я вот думаю, кто переедает — ты или она? А то она на бочонок теперь похожа…

— Перерастёт. Я, честно говоря, понятия не имею, сколько таким как мы надо есть. Ты же всегда была тощей, а про меня мне не докладывали… Ну вот я и решила, что если она растёт дикаркой без всякой медицины там и прочей ерунды, без коей мы, надо сказать, выжили нормально — то и кормить её надо, как нас когда-то. То есть, пока есть возможность — от пуза. Учитывая неотвратимость неурожая, сапа, нашествия иноземных ублюдков и ещё много-много чего…

— Интересный у тебя вышел оверштаг… — задумчиво сказала Луна.

Селестия чуть покривила губы.

— Хочу спросить тебя: почему мы заводим смертных детей, отлично зная, что они умрут, и мы практически ничего не сможем с этим сделать?

Ночная аликорн пожала плечами:

— Да уж говорено-переговорено… Потому что радость, которую приносит ребёнок, ну, или ученик, многократ перевешивает горе, которое приходит, когда он умирает. Да и горе через время сменяется памятью.

— Память. — Глядя в одну точку, повторила Селестия. — Когда-то я поймала себя на том, что не помню своего первенца. И десять последовавших за ним — тоже. К счастью, существуют записи, хотя в первые несколько сотен лет я даже не хотела их делать. Думала, что уж об этом-то не забуду никогда. А когда поняла, что забываю, то многое уж было не восстановить… Помнишь одного физика, который изобрёл закон об «неутрате информации», или что-то вроде того?

Луна серьёзно покивала.

— А я думала: отчего ты так взбеленилась, что чуть не приказала его утопить в мешке? Мало ли учёные бреда извергают? А оно вон что… Хотя я и не поддерживаю тебя. Не надо было называть броненосец «Сансет». Не установлено доподлинно, что она мертва.

— Что Старсвирл мёртв, тоже достоверно не установлено… Однако, я хотела сказать иное: мы заводим детей или учеников, чтобы они приносили радость нам. А тут я решила, что с эгоизмом пора кончать. — Луна удивлённо вскинула брови. — Мы попробуем привести в мир нового аликорна, не переплывая реку из крови. И чтобы суметь это сделать, я, не слушая тебя, отправилась на полюс, хотя, — она самокритично покачала головой, — возможно я перестаралась. Я не думала, что мне настолько станет ни до чего здесь… Ещё хотела сказать про кьютимарки. Ты помнишь, мы ставили предохранители на «пучки смерти»?

— Такое забудешь, — буркнула Луна. — Я всерьёз рассматривала добровольное изгнание с планеты — потому что нельзя такому чудовищу ходить по ней — пока мы не нашли способ это контролировать.

— Да. Так вот я теперь знаю, что эти метки были у пони и зебр не всегда. А появились примерно четыре тысячи лет назад. После исчезновения Алое и Фессона. Так что когда я родилась, они уже стали частью культуры… И в последнем списке улучшений была возможность контроля за кьютимарками зебр. Впрочем с весьма урезанными правами. Но это вероятно потому, что Тарна опасалась вручить мне всю полноту власти, как не дала её зеброкорнам… Уж те-то оторвались бы на полную катушку. Ну, я и не стала брать. Убить или подчинить я и так могу любого, кроме особо сильных магов. Но в их случае, и марка не очень поможет в плане подчинения… А тебе, кто знает, Дерево может и вручит полную власть во время следующего визита. Ты-то не так сурова как я.

Луна усмехнулась.

— А многие думают наоборот.

— И это твоя слабая сторона, — без улыбки сказала Селестия. — Ты, бывает, проявляешь мягкотелость там, где надо нещадно лупить.

— Вероятно поэтому мы в своей стране иногда действуем, как диверсанты в чужой? — хмыкнула младшая сестра. — Таков уж постмодернизм…

— И где-нибудь из него выросло что-нибудь хорошее? — риторически вопросила Селестия.

— Да. Ты.

— Подушкой кину, — пригрозила она.

— Ты же теперь не шутишь, — улыбнулась Луна. — Ты дико серьёзна, и мыслишь только глобальными категориями.