Выше неба — дальше горизонта (джен)

Беруна сверкала в ярком солнечном свете. Здесь, на юге страны, уже незаметно наступала весна. Было девятое февраля, и до Каменного Стола, судя по карте, оставалось два дня пути. Если повезёт, они доберутся до цели одновременно с Хэндри и Гарри.

Через широкую реку вёл длинный-длинный мост из голубоватого камня, казавшийся воздушным из-за тонко вырезанных узоров на перилах и столбах.

Девушки дошли до него, по колено утопая в воде из разлившейся реки, высушились и перебрались сначала на узкий остров, расположенный посередине русла, а потом и на другой берег. Здесь тоже оказалось мокро. Трансфигурированные в сапоги ботинки были мордредовски неудобными, и девушки поняли, что уже скучают по Хэндри. Он, пусть и не с первой попытки, но создал бы им нормальную обувь.

По Гарри они тоже скучали. Сью — просто так, а Дафна — потому что не умела готовить. Да и вообще, Поттер ей понравился. Милый, неглупый парнишка, тихоня и, в общем-то, неслабый маг. Особенно когда дело доходило до магии огня. Да он костёр беспалочковой-невербальной зажигал! И похоже, сам не замечал этого.

Дафна потрясла головой. Нет-нет-нет! К Мордреду! Ей и трёх портретов в дневнике хватит!

Девушки вошли в лес. Со всех сторон их обступили высокие деревья, которые создавали темноту, несмотря на то, что на них не было листвы.

— Тут должно быть много жителей: фавны, кентавры, ещё какие-то существа… — рассуждала тем временем Сьюзен. — Ну, дриады могут зимой спать, всякие фейри — тоже. А остальные?

— Кто будет выходить из дому в такой холод? — вопросила Дафна, поправляя шарф. Хаффлпаффский — Боунс, у которой был свитер с высоким воротником, поделилась ещё до совиного леса. Видел бы это отец — из дома бы выгнал!

Хотя-а-а… Дафна мерзко ухмыльнулась и едва удержалась от того, чтобы хищно облизнуть губы.

— Сьюзен, если мы спасём магов Британии, я… — Тут она запнулась, подбирая слова.

— Имеешь полное право на личную свободу, — закончила за неё Боунс. — Так называемый Закон Гвендолин.

— Гвендолин Лестрейндж?

— Её, — кивнула Сьюзен и пустилась в пояснения: — Она сокрушила Тёмного лорда Ригеля Блэка и отвоевала колдуньям-аристократкам право на самостоятельный выбор судьбы, если они ухитрятся совершить подвиг всемагического масштаба.

О-о-о! Гвендолин Лестрейндж, она же — Гвен Огнекрылая, была кумиром Дафны: сильная, смелая, независимая, гордая! Но вот про Закон Гвендолин мисс Гринграсс никогда не слышала, хотя отец часами самолично начитывал ей лекции по магическому праву. Специально, что ли, пропустил?

— Значит, нам надо постараться! — провозгласила Дафна и развернула карту. — Мы сейчас… Локус! В Шёлковой Чащобе?!

На карте рядом с названием был условный значок-паучок, который в пояснениях расшифровывался как «место обитания акромантулов».

— Вот почему тут никого нет, — догадалась Сьюзен. — Да не беспокойся! Спят они! Зима, в конце концов!

Дафна облегчённо выдохнула. У них ведь была одна палочка на двоих. Ну, племянница Амелии Боунс наверняка могла наколдовать что-нибудь беспалочковое, но многое ли сотворишь в пятнадцать лет?

Вдали раздались перезвон бубенцов и заливистое лошадиное ржание. Девушки на всякий случай спрятались за дерево, и Дафна накрыла их обеих чарами неприметности.

Из-за деревьев выехали серебристые сани с тройкой белоснежным коней. В санях сидел убелённый сединами старец в светлой мантии. У него была длинная борода, но колокольчиков в ней не наблюдалось, как и очков-половинок — на носу. Нос вообще был ровным, королевским. Казалось, это самый настоящий древний чародей. Быть может, некто, подобный Мерлину?

— День добрый вам, юные волшебницы! — с улыбкой произнёс старец, словно чары не были ему помехой.

— Вы тот, кого Люси Певенси назвала Отцом Рождеством? — предположила Сьюзен.

Дафна уже слышала эту историю от Хэндри, но… старец был не молод уже тысячу лет назад! Так неужели он прожил ещё десять столетий?

— Немного позже или раньше она называла меня Солнцем, — пробормотал он себе под нос и громче обратился к девушкам: — С возвращением домой, прекрасные волшебницы. В честь сего знаменательного события для вас подготовлены дары.

Дафна незаметно сбросила бесполезные чары, и девушки приблизились к старцу, который уже раскрывая мешок, лежавший в санях.

— Тебе, Дафна, я дарую лук и ключ, дабы могла ты поразить издали и сбросить оковы.

Волшебница получила боевой лук, колчан, полный стрел, и белый костяной ключик на тонкой серебряной цепочке.

— Тебе, Сьюзен, вручаю копьё и пояс, чтобы враг не приблизился к тебе да руны под рукой всегда были.

Старец передал девушке копьё с рунами, выжженными на деревянном древке, и кожаный пояс со множеством карманов.

— Теперь мне пора. Я должен ещё братьев ваших встретить, — сказал старец и погнал коней прочь, будто вокруг не лес был, а поле.

— Ну, теперь акромантулы мне точно не страшны! — усмехнулась Дафна, рассматривая стрелы в зеленоватом оперении. На них безо всяких диагностирующих чар был виден яд. Интересно, чей?

— Совершенно не страшны! — подтвердила Сьюзен, перекладывая что-то из карманов мантии в кармашки пояса.

* * *

Первыми появились ощущения: тепло, неудобный корень под боком, лёгкая боль в глазах и жжение во лбу. За ними вернулись запахи: влажной земли, горящего хвороста и жареного мяса. Потом — звуки: весенняя капель, треск костра, птичьи свадебные вопли. За всё время изучения пернатых Гарри так и не понял, почему самки считают эти звуки привлекательными.

— Проснулся? Как ты? — Голос Хэндри был как обычно ровным, но в то же время в нём чувствовалось нечто новое, от чего хотелось морщить нос и улыбаться до ушей.

Как называется это чувство? Вроде Хагрид так делал при виде соплохвостов. Хм… Получается, это умиление? Ну да, молодец, Поттер: Хэндри и соплохвосты вызывают одинаковые чувства! Да ты гений разума!

— Гарри?

— Извини, задумался. Я… — Он прислушался к себе и ответил, наконец, на вопрос: — В порядке.

— Сейчас.

Хэндри подобрался поближе и стал аккуратно снимать повязку, которой до этого была замотана голова Гарри.

А вообще… голос был мягкий, какой-то… заботливый — вот нужное слово! А ещё вчера Хэндри назвал Поттера чудом. Или приснилось? Да или нет, но от этого тоже хотелось улыбаться. Что означает эта гримаса? Наверное, всё-таки умиление, но почему? Какое-то не очень дружеское чувство. Скорее, подружеское — обычно ведь девушки друг другу умиляются?

Умиляться — находить что-то милым. Он что, серьёзно находит Хэндри милым?

— О чём ты так задумался? — поинтересовался Грант, стирая с его лица холодноватую мазь. — Глаза вроде бы нормальные — попробуй открыть. Шрам пока воспалён.

Гарри открыл глаза. Больно не было.

— О вчерашнем, — полусоврал он.

— Испугался?

— Угу. Как ты увидел меня под мантией-невидимкой?

— Не знаю. Может, Патронус её дезактивировал? — предположил Грант и вдруг взъярился: — Ты о чём думал, когда выпустил его себе в лоб? Умереть захотел? Бестолковый гриффиндурок!

Поттеру показалось, что его ударили — что Хэндри отвесил ему затрещину совсем как дядя Вернон в далёкие восемь лет. И Грант, похоже, это понял, потому что тут же побледнел и приобрёл крайне виноватый вид.

— Прости, — сказал он.

— Н-ничего. Диадема была связана с Волдемортом, как и мой шрам. Целый день я слушал его шипение. Он явно пытался морально меня уничтожить. Показывал, как якобы моя девушка Гермиона целует моего друга. Я не стерпел издевательств над её памятью…

— Прости, — повторил Хэндри и добавил: — Если я ещё хоть раз наору на тебя, разбей мне нос.

— Зачем? — Просьба поставила Гарри в тупик.

— Затем, что я буду невероятным идиотом, если сделаю это снова, — криво ухмыльнулся Грант. — Я ведь уже говорил: ты самое настоящее чудо. А с чудесами так нельзя.

Объяснил так объяснил! Ну, теперь Поттер хотя бы уверился: последняя вчерашняя реплика ему не послышалась. Над этим стоило поразмыслить.

После еды Гарри убрал диадему, завёрнутую в мантию-невидимку, на самое дно сумки, и они с Хэндри продолжили путь к Каменному столу. Идти до него было совсем немного.

В Нарнии начиналась весна. Снег стал тёмным и ноздреватым, кое-где — и вовсе растаял. Птицы продолжали орать, перепархивая по ещё голым ветвям, всякая мелкая живность вылезала из норок и искала, чем бы поживиться после голодной зимы. Слева блестела за деревьями широкая гладь сероватой реки.

— Что превратить в плот? — спросил Хэндри, когда они приблизились.

— Во время второго испытания я нашёл чары Зегель, — вспомнил Гарри. — Это немецкая школа магии, но для нас они тоже работают. Нужно очертить палочкой равносторонний треугольник, — принялся он объяснять, шаря по карманам мантии, — войти в воду и указать направление. Да где же она?!

— Кто?

— Палочка моя.

— Мою возьми. Она вроде тебе подходила.

Гарри с сомнением взял палочку Хэндри. Его собственная палочка была из осины с пером феникса — этакий пацифистский символ света. В состав же палочки Гранта входили ольха и перо пегаса — по сути, то же самое, но боевитости в ней было побольше. Хэндри говорил летом, что свою первую палочку сломал на третьем курсе, а новая когда-то принадлежала Ниану Гриффиндору. Вот интересно, насколько эффективной она окажется?

Зайдя в воду по щиколотку, Поттер очертил треугольник и, на всякий случай, ещё один, потом подал Гранту руку и произнёс, стараясь подражать речи дурмстранговцев:

— Доппельзегель!

Мощный порыв ветра подхватил обоих магов и поволок вперёд. Гарри сжал палочку так крепко, как только мог, и направил её на противоположный берег. Туда тут же понеслись волны. Гребень одной из них захлестнул магов. Оба мгновенно вымокли до нитки. Неумолимая сила стихии тянула их к цели, пока, наконец, не впечатала со всей силы в песчаную косу.

Всё стихло, как будто только что здесь ничего не было.

— Доппель-то откуда взялся? Тьфу! — проворчал Хэндри, яростно отплёвываясь от мокрого песка.

— Похоже, сила паруса рассчитывается, исходя из массы, а не количества, — признал ошибку Поттер.

Флитвик бы его заступефаил за изобретательство без расчётов и оставил бы самого расколдовываться.

— Зато мы около часа сэкономили, — улыбнулся Грант, накладывая на обоих сушащие чары. — Идём?

На этом берегу Беруны расстилалась равнина. Далеко на востоке темнел лес, по которому должны идти Сьюзен с Дафной; с других же сторон лежали холмы, и с одного из них стекала узкая лента реки Стремнинки. Если Гарри верно помнил карту, где-то восточнее вновь поднимались горы, а здесь можно было найти разве что небольшое скопление скал у места слияния рек.

— Наверняка холм просел за тысячу лет, и сейчас Каменный Стол стоит в низине, — сказал Хэндри. Он тоже с любопытством озирался.

Неожиданно из-за холмов выехали, скрипя полозьями по голой земле, сани с бубенцами и тройкой коней. Старец, правивший ими, внимательно смотрел на волшебников. Остановив сани возле них, он поздоровался и сообщил:

— Вы вернулись, и в Нарнии — весна. Поэтому у меня есть дары для вас.

Скосив взгляд на Гранта, Гарри заметил, что тот замер, восхищённо рассматривая белого старца и его коней. Сам старец тем временем вынул из мешка меч и какую-то часть доспеха, которые передал магу со словами:

— Ты, Хэндри, получаешь от меня меч, дабы сражаться со злом, и наруч, ибо нужен тебе щит, подходящий для колдовства.

— С-спасибо! — Грант дрожащими руками принял подарок.

— Ты же, Генри, ибо зовут тебя именно так, возьми свирель и свиток, дабы нести в мир покой и в трудную минуту друзьям помочь.

Отдав дары озадаченному Гарри, он прикрикнул на коней и скрылся среди холмов.

— Почему Генри? — пробормотал Поттер. — Меня в честь дедушки назвали? Хэндри! — потормошил он друга, который так и стоял, замерев с мечом и наручем в руках. — Идём дальше?

— А? Да-да, идём, — встряхнулся тот. — Не ожидал взаправду его встретить!

— Как думаешь, кто он?

— Могу лишь предположить…

Река Стремнинка медленно приближалась.