В лабиринте кривых зеркал (джен)

Дрейк проснулся от головной боли.

Он лежал на животе, обнимая подушку — и нарисованный на противоположной стене лебедь, казалось, смотрел на него осуждающе, с неодобрением. Да, Черный Плащ опять находился в знакомой каморке, с изученными вдоль и поперек неизменными обитателями, живущими на плакатах и фотообоях: лебедями, мотоциклами, яхтами и роскошными девицами. Настроение у Дрейка было… мутным, и таким же мутным было восприятие действительности. Ему казалось, что он никогда и не покидал этих стен… его вчерашнее приключение, бегство из Убежища, отчаянная погоня, появление Антиплаща, прыжок на байке через недостроенный мост… случилось это все наяву, или пригрезилось в кошмарном бредовом сне? Увы. Короткие телефонные гудки в голове и толкающаяся в горло тошнота говорили ему, что по крайней мере алкогольный угар был вполне настоящим…

Что же все-таки случилось вчера? После всех этих… эволюций? Они с Антиплащом сидели в «Веселом Роджере» — почти до темноты. Потом долго тряслись куда-то на таратайке Мегавольта, потом… что было потом? Как он опять оказался в этом подземелье? Дрейк не помнил… Кто его сюда привел? И — как? Он, кажется, кого-то тащил на плече… Антиплаща? Мегавольта? Или это Антиплащ с Мегсом тащили его на себе в подземный бункер? Но кто-то кого-то определенно тащил, этот момент (фрагментарно) в памяти Дрейка все-таки сохранился. Значит, они приволокли его сюда и бросили на кровать…

Дрейк огляделся. Он лежал на покрывале — в одежде, но без обуви: один его кроссовок валялся на стуле, другого видно не было — должно быть, он (от стыда?) забился под стол. Черный Плащ мысленно застонал. Черт возьми…

Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы поднять себя в вертикальное положение: его инертное тело яростно сопротивлялось любому принудительному движению. Его по-прежнему мутило, голова безжалостно кружилась, ныло плечо, ужасно хотелось пить — он жадно выцедил остатки воды из стоявшей на столе пластиковой бутылки. Вода была теплая, мутноватая, донельзя отвратительная — но Дрейк безжалостно загнал её в горло и вполне удачно подавил её нерешительный порыв выплеснуться обратно.

Осмотрелся. Обвел взглядом привычные, изрядно намозолившие глаза вещи: круглое, ничего не показывающее окошко-иллюминатор на двери, налитый мутным белесым светом рыбий глаз над головой, тапочки под койкой, керамическую чашку, бинты, шприцы и упаковки ампул, брошенные на столе, висящий на спинке стула шарф, который когда-то давно, тысячу лет назад, когда Дрейк был еще другим человеком, забыла здесь Гейл — вязаный, красный, с дарственной надписью… Да — все это было знакомо, буднично, неизменно, как в унылой больничной палате. Черный Плащ с силой потер ладонями щеки. Некоторое время он сидел, обхватив плечи руками, тупо глядя в стену прямо перед собой, потом, ни на что особенно не надеясь, поднялся и шагнул к порогу комнаты. Повернул дверную ручку. И вдруг — о, чудо! — оказалось, что дверь вовсе не заперта…

Значит ли это, что отныне Дрейк перестал быть пленником?

Он чуть-чуть приоткрыл створку и осторожно выглянул в коридор. Здесь тоже все было по-прежнему: железные шкафчики у противоположной стены, трубы и провода под потолком, переплетающиеся и слегка провисшие, местами вздутые, как недавно отобедавшие удавы. Тяжелая входная дверь, конечно же, надежно закрыта, пароль наверняка сменен и листка с кодом в зоне досягаемости больше не имеется… Нет, Дрейк вовсе не перестал быть пленником — просто застенок его слегка расширил свои границы.

Что ж, этого следовало ожидать… Собравшись с силами, он вышел из комнаты и бегло изучил обстановку. И коридор, и крохотная кухонька были пусты; заглянув в «кают-компанию», Черный Плащ обнаружил склонившуюся над столом долговязую фигуру в лабораторном халате. Это был Бушрут, который возился с какими-то склянками, время от времени поглядывая в микроскоп; он стоял к Дрейку спиной и не мог его видеть. Больше в комнате никого не было; валялась на полу смятая банка из-под «кока-колы», свешивался с дивана край пледа; гроздь телевизоров в противоположном углу помещения не подавала признаков жизни: экраны были погашены, за исключением одного, на котором застыло изображение решетчатых железных ворот — прутья их были обмотаны не то цепью, не то стальной проволокой…

Дрейк, оглядываясь, осторожно сделал несколько шагов вперед.

— Доброе утро, Черный Плащ.

Дрейк был уверен, что двигался совершенно бесшумно и ни малейшего сотрясения воздуха не производил — но у Бушрута явно были глаза на затылке.

— Правда? Доброе? — спросил он хрипло. — Ну, может, и так, спорить не буду…

«Хотя очень хочется», — добавил он про себя.

Репейник наконец бросил на него мимолетный взгляд через плечо, снял с полки пузатую пробирку с какой-то прозрачной жидкостью, опустил в неё большую розовую таблетку (жидкость тут же окрасилась в красноватый цвет) и, не глядя, протянул склянку собеседнику.

— Выпей. Полегчает.

— В самом деле? — мрачно пробормотал Дрейк. — Ты уверен? Я выпью вот это — и не стану таким же лохматым, унылым и зеленым, как ты?

— Ты и без того лохматый, унылый и зеленый, — отозвался Бушрут совершенно спокойно. — Смотрел сегодня на себя в зеркало?

— Нет.

— Ну и не надо. В целях сохранения душевного равновесия. Выглядишь отвратительно.

Дрейк осторожно понюхал розовую жидкость в пробирке, в которой, испуская пузыри, со зловещим шипением таяла таблетка: загадочная субстанция пахла клубникой… или пыталась пахнуть, по крайней мере. На вкус она оказалась не менее отвратительной, чем на цвет — но Дрейк все-таки выпил больше половины и, поставив склянку на стол, с тревогой прислушался к происходящему в желудке. Увы, Репейник был прав: на данный момент Дрейк чувствовал себя скорее мертвым, нежели живым.

— Что ты делаешь? — спросил он. Не то, чтобы его это действительно интересовало, просто, по-видимому, надо было что-то спросить. Хотя бы из элементарной вежливости.

Бушрут задумчиво просмотрел на свет какую-то жидкость.

— Провожу микрокапсулирование пестицидов методом полимеризации мономеров эмульсионным способом. А ты что-то можешь мне посоветовать по этому поводу?

— Ну ладно, ладно, не морочь мне голову, умник… а где твои дружки?

— Друзья, — спокойно поправил Бушрут.

— Подельники, — буркнул Черный Плащ. — Сообщники. Соучастники. Так лучше звучит?

— И ты, кажется, теперь стал одним из них? — Репейник коротко усмехнулся. Он прикрыл глаза — но Дрейк поймал на себе его внимательный взгляд из-под густых темных ресниц. — Ничего, Черныш. Со временем это пройдет.

— Что? Похмелье? — резко спросил Дрейк. Увы, он прекрасно понимал, что именно его собеседник подразумевал под словами «это пройдет».

— Осознание потери социального статуса, — сказал Бушрут, помолчав. — Смятение, протест и шок — от внезапного изменения гражданской роли и безнадёжно-резкого неприятия обществом. Это… болезненный процесс. Мы все в нем перемололись. Когда вся твоя былая жизнь ломается, как лед во время весеннего половодья, и ты внезапно лишаешься тверди под ногами, проваливаешься в полынью и идешь ко дну… Поначалу судорожно барахтаешься, пускаешь пузыри, пытаешься выплыть, хватаешься за соломинку… а тебя топят снова и снова — такие, как ты. Хорошо так топят, основательно, сноровисто, со знанием дела… и в конце концов ты сдаешься, тонешь и погружаешься в пучину, опускаешься на самое дно — илистое, мутное, мерзкое, заросшее тиной, замусоренное покрышками и ржавыми консервными банками. А потом… — Он внезапно умолк, не договорив: обрубил фразу на полуслове, будто неудачную заготовку. Досадливо закусил губу.

— Что «потом»? — пробормотал Дрейк. — Отращиваешь себе жабры?

Репейник по-прежнему молчал. Очень осторожно, так, словно боялся уронить, опустил на стол стеклянную колбу. Побарабанил по ней пальцами. Зачем-то покрутил колесико микроскопа… Наконец, не глядя на собеседника, добавил отрывисто, сквозь зубы: 

— А потом... в один прекрасный момент... просто обнаруживаешь, что, в общем-то, на дне тоже есть жизнь.

— В вечном холоде и мраке? — спросил Дрейк. Самому себе он представлялся скорее не утопающим — а пустой пластиковой бутылкой, брошенной на асфальт: налетевший порыв ветра безжалостно подхватил бедолагу и погнал по мостовой, швыряя о бордюры и стены домов, жестоко ломая и корёжа, норовя загнать под колеса грузовика…

Бушрут по-прежнему смотрел на Дрейка из-под опущенных ресниц — и взгляд его был неприятным, холодным, колким, словно стальная спица.

— Это только поначалу так кажется. Зато ты обретаешь свободу.

— Свободу? От чего?

— От условностей. От навязанных стереотипов. От социальных обязательств. От былых привязанностей.

— Да ну? — Дрейк поднял голову. Над столом, заставленном колбами, ретортами и змеевиками, висела, прилепленная на скотч, небольшая фотография: темноволосая девушка в белом халате, снятая на фоне клумбы с какими-то большими алыми цветами. — Похоже, освободиться от былых привязанностей тебе не очень-то удаётся, философ.

Бушрут проследил за его взглядом; протянул руку, аккуратно снял со стены фотографию Роды Дендрон и положил её в ящик стола. Лицо Репейника было бесстрастно и непроницаемо, словно маска из зеленоватого гипса.

— Это только вопрос времени, Черный Плащ.

К счастью, поддерживать разговор не пришлось: из коридорчика послышались шаги и голоса, возня, какое-то мерзкое кваканье, похожее на отрыжку, сдавленные ругательства Мегса («Какой идиот оставил под ногами резиновую лягушку?»), и в «кают-компанию» вошли Антиплащ и Мегавольт. Мегс подозрительно покосился на Черного Плаща и что-то невнятно буркнул под нос — то ли приветствие, то ли бранное словечко; нажал на кнопку стоявшего на столе захватанного электрического чайника. Потом нырнул в свой «угол» и, нацепив наушники, принялся яростно крутить ручки настроек какого-то допотопного радиоприемника. Антиплащ, вытирая куском рваного полотенца руки, вымазанные машинным маслом, подошел ближе и, насмешливо поглядывая на двойника, поставил ногу на возлежавший на полу корпус старого полуразобранного телевизора.

— Ну, привет алкашам… Очухался?

— С чего же это сразу «алкашам»? — сердито спросил Дрейк. — Если я позволил себе раз в год выпить капельку виски, это не значит, что я абсолютно конченный человек и с ветерком покатился по наклонной.

— Ну отчего же не значит? — посмеиваясь, отозвался Антиплащ — и швырнул измятую ветошь в корзину для бумаг. — Очень даже значит. Сначала ты начинаешь пить, потом ввязываться в пьяные драки, потом — просаживать все деньги в игровых автоматах, потом подсядешь на дурь, потом кого-нибудь ограбишь, потом зарежешь своих родных и близких… В душеспасительных книжонках всегда говорится, что все это начинается с капельки виски.

— Ты читаешь душеспасительные книжонки? — мимоходом заметил Дрейк. — На сон грядущий, ночью под одеялом?

Антиплащ щелкнул пальцами.

— Что я делаю ночью под одеялом, пусть тебя не волнует. Рассказывай, дефектив.

— Что рассказывать?

— Всё. В какое мерзкое дерьмецо ты влип. Что произошло в ШУШУ. Что тебе известно о фабрике Прэтта. И о нем самом, кстати.

— А почему бы тебе не начать первым? — помолчав, спросил Дрейк. — Ты же говорил, что «наводил справки» насчет всего этого «дерьмеца». И в особенности о «Тау-сити».

Антиплащ пожал плечами. Вернее, небрежно дернул плечом — одним, правым, — и потер им ухо.

— Ну, наводил. Покрутился там возле фабрики. Но, как я уже говорил, Прэтт что-то вроде ремонта затеял, фабрика закрыта, посторонних не подпускают на расстояние выстрела. Не так уж много мне известно, как ты думаешь.

Дрейк молчал. В голове его гудели телеграфные провода — гудели и гудели, черт бы их побрал, и умолкать никак не собирались… Мешали сосредоточиться.

— Вон оно как! Но вчера ты говорил, что тебе известно о «Тау-сити» практически всё!

Антиплащ подкупающе улыбнулся.

— Не будь таким наивным, дефектив. Я просто закинул удочку, чтобы посмотреть на твою реакцию… и ты подтвердил мои подозрения. Насчет того, что на фабрике Прэтта действительно имеется кое-что интересное.

Н-да… Дрейк мысленно поднял руку, мысленно сжал пальцы в кулак и — опять-таки мысленно — дал себе крепкий подзатыльник. Как он мог быть таким кретином! Сам тысячу раз блефовал и брал подозреваемых на пушку — и попался на такой допотопный детсадовский прием! Но Антиплащ говорил так уверенно… а Дрейк был так смятенен и растерян, что и не подумал подвергнуть его слова сомнению…

Антиплащ хладнокровно пояснил:

— Ты сам спросил, хочу ли я узнать, что спрятано на фабрике Прэтта. И я сказал, что, конечно, хочу. Почему бы мне этого не хотеть?

Дрейк провел рукой по лицу. Ладно, черт с ним! Ну, в конце концов, узнает этот пронырливый тип истинный ход событий и положение вещей — и что? Без сомнения, он и без того уже многое разнюхал... а что не разнюхал, о том наверняка догадывается, ушлая изворотливая сволочь, этого у него не отнимешь.

— Слушай, — спросил он, — а что тебе насчет Прэтта говорил Гризликов? Перед тем, как вы с ним вскрыли сейф на Паркер-роуд?

Антиплащ уселся на телевизор верхом.

— Ничего особенного. Сказал, что хочет раздобыть какой-то компромат на этого типа. Он уже тогда что-то подозревал. И ты, я полагаю, решил проверить его подозрения?

— Ну да… Я явился на фабрику и выцарапал у Прэтта пропуск. Он не хотел меня пускать, но я все-таки пробрался в производственный корпус, а оттуда — в подвалы. Это было… не совсем законно, но я решил не останавливаться на достигнутом. Оказалось, что под фабрикой у него есть еще один небольшой цех, что-то вроде лаборатории, где он занимается… ну, скажем так, не сборкой кухонных комбайнов.

— Какими-то разработками по заказу ВАОН? И что он там производит? Наркотики? Оружие? Какую-нибудь опасную компьютерную хрень?

— Да что-то вроде того… Я видел все мельком, через стекло на двери. Потом… меня обнаружили, и мне пришлось спешно удирать, я еле вырвался. Пытался сообщить обо всем Хоутеру, но…

— Он тебе не поверил?

— Мне кажется, он счел меня слегка «не в себе». Не могу его за это винить, потому что, наверное, и в самом деле был в тот момент не слишком адекватен.

— А что произошло в ШУШУ?

— Я хотел помешать Прэтту завладеть «искусственным интеллектом»… Но я опоздал, я явился в ШУШУ в тот момент, когда сделка была уже завершена, и все документы перешли в собственность Прэтта. Я пытался этому воспрепятствовать, но на помощь Прэтту подоспели эти его бритоголовые ребята, и я… ничего не сумел сделать.

Антиплащ, скрестив руки на груди, задумчиво разглядывал потолок.

— Они-то как там оказались? Почему этих подозрительных типов не завернули на проходной?

— Не знаю… Но, скорее всего, на пропускном пункте ШУШУ их появление вообще зафиксировано не было. Подозреваю, что они прошли через управление — там вечно толчется народ, и на них никто особенного внимания не обратил. Уж они там своими бритыми затылками, надо полагать, перед камерами не сверкали.

— Ясно. А что потом?

Дрейк глотнул.

— Неужели так трудно догадаться?

— Они разгромили лабораторию и вывели тебя из игры.

— Наоборот…

— Ну хорошо, — терпеливо сказал Антиплащ, — они вывели тебя из игры, а потом разгромили лабораторию. Важную последовательность фактов на данном этапе мы совместными усилиями установили. Что дальше?

— Остальное я помню смутно, но полагаю, что они вытащили меня через грузовой выход. Наверно, охранник, на свою беду, их заметил, и они его застрелили. Прэтт, видимо, уже тогда замыслил повесить это преступление на меня… Очнулся я в машине, бритоголовые привезли меня сюда, на верфь, чтобы укокошить и в буквальном смысле спрятать все концы в воду. Но мне удалось сбежать… я удрал и спрятался в груде мусора. Вот и все… Остальное вам известно…

Он умолк, выдохнувшись — во рту у него пересохло. Все пересказанное звучало обыденно, пресно и невыразительно, словно скучная сказочка — все это как будто происходило не с ним, а с кем-то чужим, незнакомым, посторонним… с недалеким персонажем какой-то бездарной детективной книжонки, судьба которого, конечно, Дрейка интересовала, но как-то абстрактно, опосредованно и отвлеченно. Так что, даже если бы этот выдуманный персонаж-бедолага внезапно погиб, можно было бы по этому поводу особо и не переживать — а просто забыть о нем и взять с полки другую книжку, с другими персонажами и со счастливым концом...

На столе щелкнул, выключаясь, электрический чайник. Мегавольт достал жестяную банку с растворимым кофе, выудил откуда-то пару чашек и щербатый стакан с мутными стенками, просмотрел его на свет, поплевал на темнеющее внутри грязное пятнышко и — несомненно, в целях гигиены — растер его по стеклу пальцем. Бушрут бросил две ложки кофе в одну из своих выпуклых колб и тоже подставил её под струю кипятка. Мегс пошарился где-то по окрестным шкафчикам и добыл пакет с печеньем; как по волшебству на столе среди пробирок, проводов и полуразобранных приборов появился хлеб, несколько ломтиков ветчины, нарезанная кружками копченая колбаса и банка анчоусов в томатном соусе.

Сказал бы мне кто-нибудь неделю назад, что я буду сидеть и пить кофе в компании этих уголовников, я бы, наверно, рассмеялся (или плюнул?) ему в лицо, с тоской подумал Дрейк. А сейчас… что сейчас? Действительность сделала неожиданный кульбит… так причудливо вывернулась наизнанку, опрокинулась вверх тормашками, поднялась с ног на голову. Всё так странно исказилось, изменилось, точно в кривом зеркале, где толстый становится худым, дылда — коротышкой, красавец — уродом, патриций — плебеем, товарищ — подлецом, непреложная истина — несусветной глупостью, бывшие друзья представляются врагами, а враги… Враги превращаются в друзей? Да?

Я заблудился, сказал себе Дрейк. Заблудился в этом чертовом лабиринте кривых зеркал, где неожиданность поджидает тебя за каждым углом, где все вокруг смутно и иллюзорно, где ничему нельзя верить, где со всех сторон тебя подкарауливают жуткие искаженные фигуры и неузнаваемые рожи... Одно хорошо — по крайней мере, Зак и Джоселин теперь знают о том, что я — жив. Интересно, как они там сейчас? Не грозит ли Джесси перспектива вновь очутиться в приюте — с таким-то беглым и неблагонадежным родителем, как мистер Маллард? Впрочем, это еще далеко не самое худшее…

Дрейк закрыл глаза. А что, спросил он себя, если бритоголовым станет известно мое имя и мой домашний адрес? Если у них действительно есть «свои люди» в департаменте, и они имеют доступ к базам данных ШУШУ, то… черт побери… страшно представить…

Сердце у него болезненно сжалось. Господи, хоть бы у Зака хватило мозгов взять Джесси подмышку, на пару недель уехать из Сен-Канара куда-нибудь подальше и «залечь на дно»! Но этот простодушный остолоп, конечно, даже не подозревает о том, что и его жизнь, и жизнь Джоселин могут оказаться в опасности. Если бы можно было с ним связаться, сказать ему об этом, как-то предупредить… Но как — не рискуя при этом обнаружить себя?

— Значит, лаборатория в подвале… — Антиплащ задумчиво смотрел на завивающиеся над чашкой с кофе зыбкие невесомые язычки. — Что еще там было интересного?

— Не знаю… Я же сказал — видел все мельком. Приборы какие-то, компьютеры… роботы.

— Сейфы были какие-нибудь?

— Может, и были… Я видел все только с одного ракурса.

— Что ж, — главарь хмыкнул, — похоже, стоит посмотреть и с других.

— Есть ли смысл, Антиплащ? — хмуро спросил Мегс. — Лезть ваоновцам на рожон… Рисковать из-за кота в мешке? Ну, допустим, просочимся мы туда, а там — пшик!

— Ну почему же сразу «пшик»? — Антиплащ чуть помолчал. — Не может быть, чтобы там не было ничего, заслуживающего внимания.

— Правда? Что, по-твоему, Прэтт наличность там держит? Какие-то ценности? Шкатулку с семейными драгоценностями? Золото и бриллианты?

Антиплащ потер запястья — закрытые плотными кожаными манжетами.

— Почему нет? Я же вам говорил, что наводил справки о Прэтте. Только не в Книге Почетных Граждан Сен-Канара, знаете ли. А среди своих знакомых барыг, имен называть не буду… Прэтт, как и многие люди его положения, интересуется антиквариатом, ювелиркой и ценными произведениями искусства. При случае кое-что осторожно покупает через проверенных подставных лиц — в основном драгоценности, украшения, королевские регалии и все такое прочее. Расплачивается всегда наличными. Если он действительно связан с ВАОН, то доступ к черному рынку имеет практически неограниченный…

— Ну-ну. И где он хранит эти свои… приобретения? В домашнем сейфе?

— А что такое его домашний сейф — картонная коробка в стене, я его видел. И могу сказать определенно — там он точно ничего ценного не держит.

— Он сам мне это говорил, — пробормотал Дрейк.

— Что говорил?

— Что ничего ценного дома не держит.

— Вот именно. Мне это уже тогда показалось странным. И я… взял это на заметку, решив поинтересоваться Прэттом на досуге и выяснить, где же именно он прячет свои богатства, в особенности те, которые приобретены нелегально. Вряд ли он доверяет их банковским хранилищам или закапывает под скамейкой в саду… Что ж, Черныш, кажется, разрешил для меня эту загадку.

— То есть, по-твоему, все ценности он прячет в этой своей «тайной комнате»? — спросил Бушрут.

— Я как раз и хочу это проверить.

— «Проверить»! А как ты собираешься туда пробраться?

— Не думаю, что это будет сложнее, нежели пробраться в Хранилище Макдака. Этот… подземный анклав скрыт под фундаментом фабрики, так?

— Ну да, — пробормотал Дрейк. — Я попал туда через склад в подвале. У них там есть… секретный ход.

— Где? — спросил Антиплащ небрежно.

Дрейк усмехнулся.

— Покажу, когда попадем на склад.

«Есть еще один путь, — подумал он, — через канализацию… хотя бритоголовые наверняка успели заварить люк». Он решил об этом пока помалкивать. Хотя эта идея — с незаконным проникновением на фабрику — захватывала его все больше и больше, было в этом что-то очень авантюрное, смелое, остро щекочущее нервы, восхитительно запретное, бросающее вызов обществу с его косными неповоротливыми законами и бессмысленными условностями. «Я уверен, что из меня получился бы незаурядный преступник, вздумай я направить свои таланты в другое русло», — сказал когда-то Шерлок Холмс; интересно, спрашивал себя Дрейк, а какой преступник может получиться из меня, э? Я, конечно, никого, даже Прэтта, грабить не собираюсь, но… черт побери! Сам факт этого незаконного проникновения бередил Дрейку душу и заставлял почувствовать себя отчаянным авантюристом, отважным пиратом, этаким ловким благородным разбойником, действующим даже не из меркантильных интересов, не наживы и презренного обогащения ради, а сугубо восстановления попранной справедливости для.

— Интересно, и у каких таких «барыг» ты наводил справки? — спросил он у Антиплаща. — Может, они поднатужатся, да и вспомнят про Прэтта еще что-нибудь исключительно интересное? Вот прям даже такое, что можно использовать против него в суде?

Антиплащ криво улыбнулся.

— Ты спятил? Эти типы копам своих клиентов не выдают и концы в воду всегда прячут основательно и на совесть. Я тоже кидать никого не собираюсь, явки и пароли называть не буду, эти ребята мне обеспечивают рынок сбыта. Так что не обольщайся, но собрать доказательства подпольных сделок Прэтта тебе вряд ли удастся. Тем более такие, которые имели бы вес в суде.

— А ты, значит, собираешься вот так взять и украсть у вора, Робин Гуд, м-м?

— Вот именно. В этом даже есть нечто благородное, ты не находишь? Изъять излишки у богатого и раздать бедным и нуждающимся, то есть нам. — Антиплащ задумчиво катал по столу ребром ладони бумажный шарик. — Так ты в «деле», коп? Тебе-то, уж по-моему, терять абсолютно нечего.

«Нечего терять…» Н-да. Дрейк взял вилку и осторожно извлек из томатного желе маленькую рыбку — хвостом вверх. Почему-то он был уверен, что у неё окажется удивленно приоткрытый рот и большие, круглые, укоризненно выпученные глаза — но, впрочем, рыбка оказалась без головы.

«Вот так лежишь, — подумал Дрейк мрачно, — среди себе подобных, и в ус не дуешь… и вообще считаешь себя полноправным и полноценным членом общества, а потом кто-нибудь подцепляет тебя вилкой и вытаскивает из твоей привычной консервной банки хвостом вверх… и вдруг выясняется, что головы-то у тебя уже давно нет…»

Он избегал смотреть в сторону Антиплаща — ничего нового, кроме неизменного холодноватого прищура и язвительной ухмылочки, он на самодовольной физиономии двойника все равно увидеть и не рассчитывал.

— У тебя есть какой-то план? — спросил он.

Главарь мотнул головой.

— Пока ничего определенного… Прежде, чем сообразить какой-то порядок действий, нам нужно иметь чертежи фабричных помещений, сведения о системе безопасности, знать место расположения видеокамер… Как там обстоят дела с охраной?

— План фабрики и схему расположения цехов я, конечно, могу набросать… что вспомню. — Дрейк поёжился. — В сущности, эта информация не секретная, «планы эвакуации» в «Тау-сити» на каждом углу висят. А насчет мер безопасности… На фабрике имеется пост охраны, куда выводятся данные системы сигнализации, датчиков и видеокамер… ну, в принципе, все, как обычно. Не думаю, что там какая-то супер-пупер сверхзаумная система, в конце концов, это же не денежное хранилище в банке.

— Ясно. Слушай, Мегс, насчет камер наблюдения, я тут прикинул… можем ли мы как-то подключиться к этим видеокамерам извне? И транслировать на них собственное изображение?

Мегавольт, скосив глаза к переносице, пощипал себя за нижнюю губу.

— Нет ничего невозможного, Антиплащ. Достаточно, к примеру, вживить «жучка» в локальную сеть и подключиться к компьютерному центру. Но…

— Что?

— Система видеонаблюдения наверняка запаролена. На взлом пароля может понадобиться время.

— Но это реально?

Мегс сердито засопел.

— Я же сказал — да! Уже два раза! Чем ты слушаешь?

— Ну хорошо, хорошо, я понял, не кипятись… Впрочем, чтобы запустить в систему «жучка», надо опять-таки попасть на фабрику…

— Ну и как ты собираешься это сделать? Через дыру в заборе? — мрачно спросил Дрейк. — Ты же говорил, фабрика закрыта… Там ремонт, вход на территорию наверняка по пропускам…

— Где ремонт, там монтеры, грузчики и электрики… верно, Мегс? — Антиплащ весело подмигнул. — Думаю, двум парам лишних рабочих рук они только порадуются.

— Правда? — буркнул Дрейк. — Ну-ну.

Антиплащ усмехнулся.

— Там за ближайшим углом есть кафешка, куда все эти монтеры, грузчики и электрики имеют обыкновение захаживать после смены, дабы почесать языки и пропустить стаканчик-другой пивка. Пропуска можно раздобыть там. — Он посмотрел на Мегавольта. — Слушай, разыщи этого своего Рыжего, где он там опять шляется… скажи — дело есть. Пускай разомнется и вспомнит на досуге про ловкость рук и быстроту ног, надо показать кое-где парочку чудных занимательных фокусов.