Сбежать и спрятаться (гет)

Гермионе с трудом удалось добраться до одной из аппарационных точек в МАКУСА. Конечно, так рисковать не стоило, но все же ей удалось обойтись без расщепления. Но только и всего. И поскольку Вселенная очевидно играла с ней, первой вещью, попавшейся ей на глаза в квартире, оказалось фото, которое ей прислал Гарри после своей командировки в Праге несколько лет назад. Сердце болезненно сжалось в груди.

Что же теперь делать? Ведь она была полна решимости все исправить, вернуть их дружбу, а тут в мгновение ока она снова оказалась в пучине беспомощности, откуда вытащить ее мог только он. Поскольку именно одна из таких панических атак и убедила ее покинуть Англию.

Иногда, во время охоты за крестражами, в те месяцы, когда Рона не было рядом и они уставали от своих обязанностей, то просто вместе забирались в постель. Это случалось не часто, возможно, всего несколько раз, да и после они никогда не говорили об этом, но, по крайней мере, для Гермионы это было чем-то священным, чем-то невероятно прекрасным и совершенным. И несмотря на обстоятельства, именно там она чувствовала себя в абсолютной безопасности.

Она знала: Гарри считал, что тогда она оплакивала уход Рона, в каком-то смысле так и было, но в большей степени она боялась, что действия Рона станут началом конца их миссии. Гермиона не была уверена, что ей удастся заполнить эту пустоту собой. И поэтому она точно подведет Гарри. Из-за этого и постоянной усталости и голода она была почти безутешна. И Гарри, который был глухим в вопросах эмоций, ничего не мог с этим поделать. Но все же те часы, проведенные вместе, были совсем другими. Целительными.

И затем, после Малфой-мэнора, он, казалось бы, очнулся. Гарри чувствовал себя таким виноватым за то, что произошло с ней, и за то, что стал первопричиной этого, что не мог оказаться рядом достаточно быстро, когда она была расстроена, а особенно когда она начала паниковать. Гермиона старалась не слишком полагаться на него, но иногда он был единственным, кто мог помочь ей успокоиться и прийти в себя.

Однажды ночью, летом после последнего года в Хогвартсе, она проснулась от кошмара, крича от ужаса. Она остановилась в Норе, и прежде чем Джинни успела подойти к ней с другого конца комнаты, в комнату ворвался Гарри и заключил ее в объятия. Когда она перестала плакать и прижиматься к нему, бормоча Мерлин знает что ему в шею, она отстранилась и увидела взгляды Джинни и Рона — которые, очевидно, последовали за Гарри в комнату — она поняла. Оставаться ей было нельзя.

Даже если Гарри находился в неведении, Гермиона догадывалась, что брат и сестра уж точно поймут, что она чувствует к нему, если уже не поняли. Выражение лица Рона говорило о том, что он, по крайней мере, что-то подозревал, и она ненавидела себя за то, что, по сути, навела его на эту мысль, даже если уже порвала с ним.

Нет, ей нужно было уехать.

Так что она без огласки занялась поисками работы за границей. Ей хотелось оказаться от дома как можно дальше, вне досягаемости перемещения порт-ключом, чтобы не было искушения вернуться домой — конечно же, исключая Австралию. Слишком больно было бы жить в одной стране с родителями, которые не хотели иметь с ней ничего общего, даже если эта страна и большая.

И когда она получила предложение из МАКУСА от Департамента магических существ, то приняла его без колебаний. В Нью-Йорке она была дважды, с родителями, и была заинтригована как многообразием самого города, так и обилием достопримечательностей и других развлечений. В своем роде он был для нее как Лондон, только там шанс встретить того, кто знал о ней, был в сотни раз меньше. Ей очень понравилась идея затеряться в толпе.

Когда она поделилась этой новостью со всеми, то Рон закатил истерику, которая по своему масштабу могла смело соперничать с той, что он закатывал, когда они расстались. Но именно Гарри оказался той тихой и стойкой опорой, не позволяя никому на ее кричать и всецело поддерживая ее решение.

И с тех пор, как она переехала, она принялась за работу. Ходила к психотерапевту, рассказывала о своих чувствах, училась справляться с приступами паники, не полагаясь на другого человека. И к тому же у нее появились новые друзья, на которых она могла положиться, когда она давала слабину и ей нужно было плечо, чтобы поплакать. Она сделала блестящую карьеру и даже ходила на свидания, хотя и не слишком удачно.

А посему ее напугало,то как быстро она вернулась к старым привычкам. Как сильно его присутствие все еще действовало на нее. Она была уверена, что всегда будет любить Гарри, но не думала, что сейчас он нужен ей так же, как и раньше. Возможно, потому, что пряталась она и от него в том числе, что тоже было нездоровым решением. Возможно, это было необходимо четыре года назад, но сейчас пришло время разобраться с этим. Особенно, учитывая, что он будет здесь еще шесть месяцев, то она даже на секунду не верила, что ей удастся избегать его столь долго. Даже если он оставит ее в покое, что было совсем не свойственно Гарри. А зная, что он рядом, то она однажды все же пойдет, чтобы хотя бы глазком взглянуть на него. Поскольку, когда он стоял перед ней, то она заметила, что он стал выше и даже шире, чем она помнила его в прошлую встречу, к тому же с этой бородкой, которая делала его привлекательней до невозможности, и она трезво осознавала, что ее шансы держаться подальше равны нулю.

Она с трудом добралась до своей гостиной и рухнула на диван, и только в этот момент осознала, что оставила свой портфель на работе и разруху в кабинете. Но это не шло ни в какое сравнение с тем состоянием, в котором она оставила волшебника, которого продолжала считать своим лучшим другом, несмотря на то, как отвратительно с ним обошлась.

Так что, несмотря на то, каким унизительным был этот день, ей придется со всем смириться. И чем быстрее, тем лучше. Если бы она захотела пойти к нему, он был бы только более подозрительным или, что еще хуже, более обиженным. Все, что он сделал, это обнял ее и помог пережить приступ паники. В этом не было ничего плохого. И у нее не было ни одного в течение многих лет, она просто была застигнута врасплох.

Она сможет это сделать.

Она позволит ему вернуться в свою жизнь, и пока она мысленно примирялась с этой идеей, то все ее существо, казалось бы, наполнялось приятным теплом от этой мысли.

Она пойдет на его свадьбу, если он все еще хочет этого. И будет счастлива за него. И хотя она полностью распланировала свою дальнейшую жизнь здесь, все же поклялась, что от него она больше никогда не будет закрываться и прятаться.

А завтра, завтра она обнимет его, как тогда, когда очнулась после нескольких недель окаменения в лазарете Хогвартса.

* * *

Гарри, стоя на коленях, удивленно смотрел на двери, в которых только что растворилась его лучшая подруга, буквально сбегая от него.

— Что сейчас произошло? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Она, вероятно, была просто смущена, — ответил неизвестный ему голос.

Гарри поднял голову в поисках источника голоса.

— И часто такое происходит? С Гермионой?

— Нет, я никогда не видел ее такой, хотя знаю ее довольно хорошо, — ответил мужчина, старший аврор Холлингс или Хокинс, если Гарри правильно помнил.

Он сделал глубокий вдох, пытаясь сориентироваться. Он уже давно не чувствовал себя таким расстроенным.

— Такое иногда случалось после войны, — пробормотал он, обращаясь в основном к самому себе, — но обычно это случалось после кошмаров. Я не понимаю, что ее сегодня спровоцировало, только я? — он огляделся, надеясь найти ответ среди этой группы незнакомцев, его сердце разрывалось от этой мысли, и он редко чувствовал себя таким беспомощным.

— Мерлин, Поттер, ты обычно не такой тугодум, или ты просто забываешь, как использовать свой мозг, когда находишься рядом с Грейнджер, потому что привык, что она делает всю работу за тебя, — протянул Малфой.

— Так просвети меня, — рявкнул Гарри в ответ.

— Это был не ты, а я, — фыркнул Малфой. — Вернее, могу только предполагать: тот факт, что я сражался с тобой. Она никогда не видела, чтобы мы дрались на дружеской дуэли, ее инстинкты говорили ей, что ты в опасности. Должно быть, это был настоящий шок для нее, особенно учитывая, что она даже не знала, что я здесь.

— Она знала, — произнес знакомый женский голос, и Гарри тут повернул голову и увидел Асторию Малфой, которой изо всех сил старалась выглядеть как более незаметно в углу, при этом стоя с ровной спиной и гордо поднятой головой, тем самым не скрывая своего воспитание. — Мы ехали сюда на одном лифте, и она сказала, что это не проблема. И она знала, что вы двое будете драться, когда мы войдем сюда, — закончила она. Малфой улыбнулся жене, но улыбка была натянутой и не коснулась его глаз.

— Но панические атаки не поддаются обычной логике, любимая, и только то, что она знала, не означает, что она действительно была готова.

Гарри вздохнул.

— Ты прав, конечно, ты прав, — он снял очки и протер глаза, наконец-то поднимаясь с пола. И затем посмотрел на Хоукинса; он был почти уверен, что его зовут Хоукинс. — Ее ведь не затравят из-за этого?

— Конечно же нет, — аврор покачал головой. — Да и я прослежу за этим. К тому же ее тут все обожают, она стала для всех глотком свежего воздуха, и многие здесь обязаны ей своей жизнью. Она боец, и просто у нее гораздо больше шрамов, чем мы представляли. Здесь нечего стыдиться.

Гарри с удовлетворением услышал одобрительный шепот окружающих. Он коротко кивнул собеседнику и вышел из комнаты.

— Гарри! — услышал он голос Астории еще до того, как добрался до лифта. Он обернулся и увидел, что она спешит к нему, волоча за собой мужа, который выглядел совершенно измученным. — Ты пойдешь к ней?

— Нет, — он покачал головой, почему-то избегая смотреть Астории в глаза.

— Но ты должен; уверена, что она нуждается в тебе прямо сейчас. Она была в полном отчаянии, когда пыталась добраться до тебя, на это было больно смотреть.

— Это была всего лишь вспышка воспоминаний о том, что ей необходимо защитить меня так же, как когда мы были детьми, — заспорил он.

— А я думаю, что нужен, и именно поэтому она отправилась сюда.

— Это все потому, что Гермиона заботливая и ответственная, а я ее старый друг. Думаю, она пришла к выводу, что просто не поприветствовала меня в Нью-Йорке соответствующим образом и решила наверстать упущенное.

— А я все же думаю, что тут нечто большее.

— Ну, а я в свою очередь начинаю думать, что приезжать сюда было большой ошибкой. Ведь я превратил большую часть ее детства в кошмар. Еще и дня не прошло с момента приезда, как все повторилось. Я не собираюсь разрушать ее жизнь, навязываясь, — произнес Гарри; ему казалось, что его сердце разрывается на части.

— Я же думаю, что это ошибка. Уверена, что ты нужен ей прямо сейчас, — настаивала она, положив руку на его плечо.

— Тори, — прервал ее Малфой. — Может, он и прав: я всегда любил побыть в одиночестве, когда приходил в себя после приступа паники.

Астория повернулась к мужу.

— Конечно, ведь у тебя были просто потрясающие механизмы справляться с ними, — прошипела она. — Почему бы нам не попросить совета твоего отца по этому поводу?

Гарри едва сдержал смех, он еще не привык к тому, как эта женщина небрежно высмеивала своих родственников. Не то чтобы он мог винить ее, он мог быть обязан Нарциссе Малфой жизнью, но он не был слепым, и они обращались с Асторией — которую Гарри считал, что Малфою очень повезло убедить выйти за него замуж — как будто она была своего рода утешительным призом, потому что они не считали ее семью достойной. Кроме того, Астория была права, только не в отношении Гермионы.

— Я не могу поверить, что собираюсь это сказать, но я думаю, что Малфой прав. Она ясно дала понять, что ей будет лучше без меня, и пришло время отнестись к этому решению с уважением.. Желаю вам обоим спокойной ночи, — с этими словами он развернулся и пошел дальше по коридору.