Свой выбор - 2 (джен)

Снег падал который день, укутывая города и веси по всей стране. Но то была не свирепая метель, способная запутать и перевернуть все с ног на голову. Белые хлопья мягким покрывалом опускались на землю. Еще немного — и Хогвартсу не потребовались бы магглоотталкивающие чары, чтобы скрыться от взоров людей. Снег прятал высокие башни, крыши пристроек, полуразрушенные колонны дворика у Часовой башни, фонтаны. Укутывал прилегающую территорию, доходя порой до вторых и третьих снизу веток на вековых деревьях Запретного леса. Хижину Хагрида занесло бы полностью, если бы великан дважды в день не разгребал вокруг завалы. Главную лестницу замка укрыло выше пятой ступеньки, и, чтобы спуститься, Северусу Снейпу пришлось прибегнуть к чарам. Невербально расчищая себе дорогу, волшебник хмуро оглядывал окрестности, от белизны которых слепило глаза.

Будь воля зельевара, он бы не покинул подземелья этим утром или же проделал это через камин в Больничном крыле, но директор своей волей на каникулы полностью перекрыл каминное сообщение замка с внешним миром, а идти к Альбусу на поклон Северус хотел еще меньше, чем вынужденно подставлять голову и плечи под непрекращающийся снег.

Только усилием воли волшебник удерживался от желания рассыпать вокруг себя ругательства и проклятия, чередуя их столь мастерски, что Долохов, большой фанат подобного, в былые времена обязательно пустил бы скупую слезу, а потом долго бы вздыхал и жаловался всем и каждому на проснувшуюся тоску по родине. Правда, вздыхал и жаловался он по любому мало-мальски подходящему поводу. Как и Рабастан Лестрейндж всякий раз напоминал магу о том, что на той самой «родине» Антонин никогда не был, родился во Франции после того, как его мать и отец, увезенные подальше от революции и хаоса, проникшего и в магическое сообщество, подросли, выучились и разглядели друг друга в тесном кругу эмигрантов. Долохов-то и так называемый «родной язык» знал с пятого на десятое, куда свободнее владея английским и французским. Дернув плечом и подавив раздражение, Снейп задвинул подальше воспоминания о людях, с которыми был связан один из самых тяжелых, мрачных и одновременно вдохновляющих периодов его жизни.

Черной кляксой прорезая снег до границы антиаппарационного барьера, зельевар пытался понять причину, по которой ему вдруг вспомнились те, кто вот уже десяток лет заживо гнил в волшебной тюрьме и кому не было ходу за ее пределы. По всему выходило, что причиной было возникшее и не исчезающее полностью даже во сне беспокойство. Что-то подобное Северус ощущал в прошлом, когда Долохов и остальные составляли значительную часть волшебников, с которыми профессор общался почти ежедневно. И вот теперь интуиция зельевара настойчиво твердила, что что-то определенно происходит.

Как и все предыдущие годы, Снейп остался на каникулы в Хогвартсе. Отлучки в Малфой-мэнор не считались, ведь волшебник всегда возвращался на ночь в свои комнаты в подземельях. Пусть Северус не очень любил зиму, но последние и первые деньки года его искренне радовали. Студенты разъехались по домам, зелья для Больничного крыла сварены, накопились вышедшие и не прочитанные журналы… Даже Альбус в эту пору дергал волшебника гораздо меньше, будто позабыв про необходимость чуть ли не еженедельных душеспасительных бесед, надоевших Снейпу настолько, что он еще на подходе к горгулье начинал чувствовать приторно-сладкий аромат, царивший в кабинете директора. И эти каникулы ничем не отличались от предыдущих. Кроме того, что… Директор почти не появлялся в Хогвартсе, а если и представал перед студентами и коллегами, то едва мог удержать маску доброго мудрого дедушки.

Но не только чем-то раздраженный директор нервировал зельевара. Был еще Квиррелл. Внешне безобиднее самого тихого первокурсника, этот заика заставлял Северуса всякий раз подбираться и ощетиниваться при своем появлении. Прежде на зельевара подобное воздействие оказывали только Грюм и брат с сестрой Керроу. Даже Белла, окончательно свихнувшаяся за год-два до исчезновения Темного Лорда, нервировала меньше хотя бы потому, что всегда была собой — ядовитой, но предсказуемой гадюкой.

Чем дальше, тем меньше Снейп себя контролировал. Палочка так и ныряла в ладонь, а с языка едва не слетали проклятия в тот самый миг, когда чуткий нос улавливал исходившее от преподавателя ЗОТИ зловоние.

Несколько раз, желая унять недоброе предчувствие, зельевар пытался прощупать Квиринуса магически. Врожденные ментальные способности и годы тренировок позволяли Снейпу проводить атаки совершенно незаметно для объекта внимания. Этим своим навыком Северус никогда не злоупотреблял. Особенно в школе. Но вне пределов Хогвартса умение оберегало зельевара от многих неприятностей.

Казалось бы, проверка Квиррелла не могла оказаться настолько трудной задачей. Так и было, пока волшебник не обнаружил, что преподаватель ЗОТИ прикрывается щитами, которые практически не уступают по надежности щитам Дамблдора. С такой защитой проникнуть в чужое сознание не представлялось возможным. На этом Северус мог бы и успокоиться, решив, что просто ощущает в Квиррелле сильного соперника, и внешнее несоответствие внутреннему сбивает с толку. Но интуиция не унималась. А ей Снейп привык доверять.

Сидя в Большом зале этим утром и потягивая крепкий кофе, Снейп обдумывал способы подобраться к Квирреллу поближе, чтобы рассмотреть щиты профессора-заики поближе, когда неприметная серо-коричневая сипуха принесла письмо от Сметвика. Очень хотелось отмахнуться от послания целителя, продолжить обдумывать план, но в письме обнаружилось то, что невольно заслонило собой и интерес к зотишнику, и недовольство Дамблдором, и его затею с охраной философского камня. Да и весьма сложные взаимоотношения с самим целителем тоже.

С главой пятого этажа Мунго Северуса связывали полтора десятка лет отношений, которые самого зельевара то смущали, то злили, а целителя, похоже, развлекали. Еще при Слагхорне Снейп начал то и дело варить зелья для Больничного крыла, этим оплачивая себе пропуск в зельеварню во внеурочное время. Декана это более чем устраивало. Тот был рад спихнуть нудную работу на талантливого студента. Устраивало это и мадам Помфри, которая до этого часто жаловалась на скудность запасов зелий. Устраивало это и наставника Снейпа, мастера Фабриса Моро, считавшего, что кроме таланта зельевару необходима постоянная практика. Не устраивало происходящее лишь Гиппократа Сметвика.

Целитель узнал о помощи студента Больничному крылу почти случайно, после того, как его вызвали в Хогвартс для осмотра пострадавшего в Запретном лесу ученика. Сметвика поразило качество приготовленных Северусом нейтрализаторов, превзошедшее варево Слагхорна и всех зельеваров Мунго. А узнав подробности, целитель никак не мог понять, почему столь талантливый студент не получает денег за свою работу. Сметвик, кажется, даже к Дамблдору ходил, требуя для Снейпа или ставки помощника профессора Зельеварения, или стажировки в Мунго, но Альбус ловко увильнул от решения, а Слагхорн все вывернул так, будто его студент сам отказался от заработка и того все устраивает.

Об этом Северус узнал лишь через год, когда уже увяз и в паутине директора, еще этого не осознавая, и сунул ногу в капкан Темного Лорда. Потребовалось еще несколько лет, чтобы понять, что целители — народ весьма своеобразный, с совершенно иным взглядом на мир. Даже покровительственное отношение бывших преподавателей и ныне коллег не шло ни в какое сравнение с отношением Сметвика. Даже у мастера Моро порой проскальзывало разочарование, хоть тот и продолжал относиться к Северусу по-отечески. Целитель же будто и не заметил ни случившейся в волшебном мире войны, ни того, что заинтересовавший его молодой зельевар обзавелся Меткой, плохой репутацией, фактом короткой отсидки в Азкабане и оправдательным приговором от Визенгамота за подписью Альбуса Дамблдора. Гиппократ Сметвик не замечал, кажется, ничего, если это не касалось травм вверенных ему пациентов. И ради своих пациентов он был готов на многое. Например, взять запятнавшего свою репутацию зельевара в штат Мунго.

Гиппократ не оставлял своих попыткок переманить Снейпа к себе последние десять лет. Игнорировался дурной характер обитателя хогвартских подземелий, многозначительные недобрые взгляды, прямые, хоть и завуалированные оскорбления, отказы устно и письменно. Отделаться от Сметвика не удавалось. Порой Северус даже жалел, что прямой приказ Альбуса не позволяет внятно объяснить причину отказа. Но чаще Снейп жалел о том, что нельзя повернуть время вспять, избавиться от опрометчиво данных Непреложных обетов, и… уехать на край света, где не будет ни контролирующего его Дамблдора, ни доставучего Сметвика, ни моральных терзаний, которые удерживали Северуса покрепче всяких клятв. Зельевар так и представлял себе это место: маленький безымянный островок, крохотный домик, ни одного волшебника или маггла на сотни миль во все стороны. Снейп бы скрыл островок под чарами ненаходимости волшебниками и совами, заперся в спальне и наконец… выспался!

Но изменить ничего нельзя. Если и развяжет что-то тот узел, сковавший зельевара по рукам и ногам, так это его собственная смерть. Но и она недостижима — Альбус подстраховался на этот счет еще в 1981. Директор вообще предусмотрел очень многое, наградив своего карманного зельевара целым ворохом запретов, пользуясь расплывчатыми рамками второго в жизни зельевара Непреложного обета.

Смахнув с волос снежинки, Снейп раздраженно вздохнул и сильнее, чем нужно, махнул палочкой. Снег взметнулся во все стороны каплями и истаял паром, не долетев до громоздившихся вокруг сугробов. Ступив за границу зоны антиаппарационных чар, зельевар в следующий шаг, без проворота вокруг своей оси, очутился на небольшой площадке, откуда наискосок было видно умело прикрытое чарами невнимания для магглов здание больницы.

Привет-ведьма на зельевара лишь покосилась и тут же переключилась на следующего посетителя. Северус, несмотря на лимонно-желтую мантию, гладкую прическу и неестественную улыбку, узнал в девушке одну из своих бывших студенток. По пути Снейпу встретилось еще несколько знакомых волшебников, остальные же посматривали на него так, что не оставалось сомнений, что репутация опережает профессора Зельеварения.

Поднявшись на нужный этаж, волшебник был поражен непривычной для Мунго тишиной. Даже мрачноватые серо-зеленые стены казались темнее, будто в самом воздухе разлилась боль, а по углам залегла скорбь. Не нужно было переходить на магическое зрение, чтобы разглядеть волну темной магии, истекавшую из-за приоткрытой двери в одну из палат. Палочка сама собой скользнула в руку, когда Снейп шагнул вперед.

— Давай, милая, вот так, — раздался из палаты бодрый бас Гиппократа. — Вот так. Осторожненько. Мари, придержи!

В палате, как оказалось, не творилось черное колдовство. Над узкой койкой, чуть трепыхаясь, зависла девочка лет семи-восьми. Сметвик ловко удерживал ее в воздухе и одновременно с этим кастовал одно за другим диагностические. Его помощница больше металась вокруг, чем помогала.

— Ай… — слабо выдохнула девочка, явно ощутив довольно сильный жар от очередной волны прошедшихся по телу чар.

— Ничего, ребенок, — бодро сказал целитель. — Сейчас еще одно — и все! Будем тебя лечить.

Последнее диагностическое полыхнуло мраком и с шипением окутало ногу девочки голубоватым свечением с вкраплениями рун и цифр. Молодая целительница вздрогнула и побелела, увидев, как свечение начало перетекать в ряды пульсирующих голубых колец, заключивших ногу ребенка от стопы до колена в магический кокон.

— Отличная новость! — улыбаясь девочке, бодро пророкотал Сметвик, хотя даже Северуса немного напугало увиденное. — У нас тут совсем небольшое, пусть и неприятное отравление. Каких, говоришь, змей решил разводить твой старший брат? Я потом спущусь в травму и отвинчу ему то, что успеют привинтить мои коллеги.

Прозвучало беззлобно, и девочка невольно прыснула. Отвлекая ее расспросами, Гиппократ аккуратно уложил малышку на койку и замахал палочкой с удвоенной силой. При этом он делал знаки бровями своей помощнице, но та лишь нервно таращилась на свечение. Не выдержав, Снейп обнаружил себя, скользнув в палату, оттеснил замершую девушку и решительно поднял палочку.

— От! Смотри, какой дяденька к нам пришел, — ни на секунду не прекращая болтать, усмехнулся целитель. — Грозный, да. И страшилище, каких поискать. Но ты не бойся, он добрый, просто не знает об этом.

— Я… не боюсь, — слабо пискнула девочка, хотя выглядела очень даже перепуганной.

— Не бойся, — повторил Сметвик. — Это знаешь, какой специалист? Лишь чуть похуже меня! Целый профессор Хогвартса! Учит деток, как готовить зелья.

Северус поморщился, но промолчал, сосредоточившись на ноге ребенка. По взмахам Гиппократа волшебник мигом сориентировался, что тот кастует сложные обезболивающие чары, и включился в работу, выплетая не менее сложную вариацию обездвиживающего, чтобы зафиксировать ногу и не дать девочке ею дернуть. Общее обездвиживающее для такой тонкой операции не подходило. С детьми до одиннадцати лет вообще приходилось хорошо думать, прежде чем колдовать. Собственное детство неплохо научило, что выбросы юных магов — непредсказуемая область. И радость, и грусть, и обида, и злость могли вызвать у детей-волшебников стихийное колдовство, отменить которое, порой, не под силу даже очень сильным взрослым магам.

— А теперь давай поиграем в игру, — видя, что зельевар понял его задумку, улыбнулся Гиппократ девочке. — Я буду касаться твоей ноги палочкой, а ты, если почувствуешь холод, скажешь мне, где именно и насколько холод сильный. Хорошо?

Девочка покосилась на Снейпа, прежде чем кивнуть.

— А вы точно поможете? — спросила она тихо. — Я слышала… Слышала, что…

— Непременно, — уверенно сказал Сметвик и потрепал девочку по щеке, продолжая колдовать. — Ничего сложного. Брата твоего потом только выпорю! Ну что, готова?

Следующий час Сметвик, успевая травить байки о разных случаях из своей практики, почти плясал вокруг девочки, реагируя на каждое ее утвердительное «Холодно!». Волшебная палочка целителя порхала так быстро, что даже навыки боевого мага не позволяли Северусу видеть каждый взмах. В шепоте связок заклинаний зельевар слышал то латынь, то древнегреческий, то санскрит, то шумерский языки, но чаще не различал слов вообще. Зато девочке определенно становилось легче с каждой минутой, а светящиеся кольца вокруг ее ноги постепенно переставали пульсировать и светлели.

— Ну вот, ребенок, все и закончилось, — отправляя палочку в ножны на бедре и вручную укрывая девочку до самого подбородка одеялом, довольно сообщил целитель. — И ничего страшного, да?

Девочка слабо кивнула. Она выглядела более вымотанной, чем Гиппократ.

— А сейчас мы с дяденькой профессором уйдем, а мисс Пико принесет тебе сладкий чай и пару булочек из буфета. Хочешь?

Девочка закивала, целитель потрепал ее по светлым вихрам и подмигнул. А потом и вовсе рассмеялся, услышав жалобное урчание, приглушенное одеялом.

— Надо тебя срочно спасать, — сказал целитель. — Где это видано! Взрослые мучают ребенка голодом. А ведь уже полдень!

Снейп удивленно вздернул бровь, а потом и вовсе вызвал Темпус, убеждаясь, что время давно перевалило за одиннадцать, а ведь зельевар планировал заглянуть в Мунго от силы на четверть часа. Заметив взгляд Северуса, Гиппократ хмыкнул, поманил его прочь из палаты и уже в коридоре с чувством хлопнул Снейпа по спине.

— Неплохо! Хотя зельевар из тебя лучше.

В устах Сметвика это была неприкрытая лесть, и Северус поморщился. Сам он настолько не привык к добродушному вниманию и похвале, что они вызывали у него ноющую боль в затылке.

— Ну вот, снова рожи корчишь, — усмехнулся целитель и покачал головой, как умудренный опытом папаша строптивого подростка. — Пойдем, тоже чайку выпьем.

— У меня нет на это времени, целитель Сметвик, — сложив руки на груди, сухо сказал зельевар, чувствуя, как борются внутри раздражение и смущение.

— Ну или кофе, — будто и не услышав Снейпа, после паузы решил Гиппократ и опустил свою лапищу на плечо профессора.

Северус мог бы вывернуться и облить целителя презрением, но подчинился. Сметвик был из тех людей, кто вызывал у зельевара то гнев, то негодование, то просто досаду, но, как и коллег, втягивавших его в вечерние посиделки, целителя Снейп не мог не уважать.

— Что вы хотели, целитель Сметвик? — потребовал ответа профессор, как только они вошли в кабинет. — Вы сказали, что я буду жалеть всю жизнь, если не приду.

Не обращая внимания на грозный вид и хмурый взгляд волшебника, Гиппократ вызвал свою помощницу, выдал список указаний и опустился в продавленное кресло. Предложения сесть не последовало, ведь оба знали, что Снейп принципиально останется стоять.

— Есть у меня к тебе предложение, — не выдержав тяжелого взгляда темных глаз, сказал целитель.

— Вы ведь знаете, что я не беру заказы, — напомнил Северус.

Целитель то и дело пытался убедить Снейпа сварить то одно, то другое зелье для нужд Святого Мунго. И ладно бы это было что-то редкое и настолько сложное, что с этой работой не справился бы кто-то другой. Но чаще всего больнице требовались зелья, которые, пусть и чуть хуже, мог приготовить и штатный зельевар. Это всегда успокаивало Северуса Снейпа, когда он повторял свой отказ на очередное письмо Сметвика.

Но не только в загруженности и клятвах было дело. И не в деньгах. Хотя в Мунго не могли себе позволить платить слишком много. Деньги вообще потеряли для Северуса какое-либо значение, когда он еще студентом понял, что у него никогда не появится суммы, необходимой для покупки какого-нибудь поистине ценного фолианта или рукописи. Да и не появлялись те на рынке. А благодаря доброте знакомых чистокровных Северус уже ознакомился с самыми известными работами старых мастеров зельеварения.

Испытания на звание мастера Северус Снейп проходил во Франции. Изначально волшебник планировал не задерживаться больше необходимого, но мастер Моро настоял на долгом визите, и, внезапно для молодого человека, устроил ему самые настоящие каникулы с очень насыщенной программой. Так Снейп, ни разу не покидавший пределы родной магической Британии, за каких-то две недели побывал не только в разных городах Франции, но и посетил еще полдюжины стран по всей Европе.

Зная об увлечении ученика не только зельеварением как таковым, мастер Моро водил Северуса по музеям Рима, Венеции, Стокгольма. Они посетили до сих пор существующий завод по производству волшебного стекла в Мурано, лабораторию-музей Иоганна Кункеля в Потсдаме, заложившего основы техники изготовления богемского стекла; побывали в гостях у Эжена Канселье, ученика легендарного и таинственного Фулканелли, который презентовал молодому мастеру не редкое и не очень дорогое для него, но невероятно ценное для Северуса второе издание «Тайны готических соборов и эзотерической интерпретации герметических символов Великого Делания». Но особенно впечатлило молодого волшебника посещение Александрийской алхимической школы. Когда-то такую основала Мария Профетисса. Новую открыли через тысячу лет после ее смерти, но и новая школа возрастом почти не уступала Хогвартсу. В стенах школы устроили настоящий музей прародительницы алхимии, заложившей основы химии, собрав не только одни из первых образцов ее изобретений, но и множество личных вещей: книги, дневники, зельеварческие и алхимические инструменты. Глядя на великолепную выставку, Северус невольно вспоминал экспонаты личной коллекции Люциуса. Тот как-то самозабвенно хвастался, что еще его прапрадед сумел выкупить несколько предметов из личной алхимической лаборатории самого Парацельса за баснословные десять тысяч галеонов, а предметом торга были всего-то изукрашенный ныне неизвестными рунами черпак и набор грузиков для утерянных весов. Тогда же Северус и узнал, что по матери он был дальним родичем прославленному швейцарцу, при рождении получившему имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Люциус даже сокрушался, что Эйлин Принц отрезали от семьи, и Северусу нет хода ни в хранилища рода, ни в родовой особняк, где, как считал блондин, может храниться коллекция вещей не только Парацельса, но и других прославленных алхимиков и зельеваров.

— Не удивлюсь, если в зельеварне Принцев каждому котлу и лопатке по пять сотен лет! Минимум! — размышлял Малфой, никогда не питавший любви к зельеварению, но ценивший редкие и дорогие вещи. — И твой дед до самой смерти без всякого пиетета пользовался инструментами, которым нет аналогов.

На это Северус мог лишь вздыхать. Если о личном собрании уникальных книг он хоть иногда, но думал, то об инструментах такого уровня, какие были у Парацельса или Марии, не смел даже мечтать. Да и не было о чем мечтать — за последние две сотни лет ни одному мастеру-артефактору не удалось повторить изобретения своих предшественников.

— Думаю, тебе стоит хорошенько подумать, — отвлекая Северуса от невеселых мыслей, сказал Сметвик и с хитрющей улыбкой выставил на стол довольно большую деревянную коробку.

Снейп скептически взглянул на коробку, потом на целителя, и уточнил:

— И что же это такое?

— Это оплата за довольно большой заказ, — туманно ответил Гиппократ.

Снейп вздернул бровь, хотел сказать что-то едкое, но любопытство пересилило. Никогда прежде Сметвик не вел себя так загадочно. Обычно он просто озвучивал суммы в галеонах. Сдерживая себя, зельевар опустился в кресло и неторопливо оглядел коробку со всех сторон. Тонкий нюх волшебника не уловил ничего, кроме аромата выделанной кожи и древесины.

— И что же это такое? — спросил он, не спеша снять крышку.

Гиппократ лишь усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

— Вряд ли это что-то, из-за чего я передумаю, — решил Снейп, хотя ему и хотелось заглянуть под невзрачный кусок струганного дерева.

— Не спеши с выводами, — ответил Сметвик.

Все же поддавшись любопытству, Северус снял крышку и невольно вздрогнул, обнаружив под ней новенький сверток из темно-зеленой кожи. По канту вились впечатанные в материал крохотные серебряные руны, сверток перетягивала полоска зеленой кожи с серебряными заклепками и хитрым замочком-застежкой.

— Что это? — севшим голосом спросил зельевар, боясь прикоснуться к замочку в виде кусающей себя за хвост змеи. В вопросе не было смысла, Северус прекрасно знал, что именно видит перед собой. Когда-то в подобном чехле, но гораздо проще и дешевле, волшебник получил от учителя Моро подарок в честь завоевания звания мастера зелий. Подарок был очень дорогим, и Северус долго порывался вернуть его, но учитель лишь посмеялся над своим учеником, глядя на пылающие щеки растерянного волшебника. И до сих пор лопатки из того набора верой и правдой служили Снейпу в лаборатории, пусть и растеряли половину своих свойств. Новые, столь же хорошие, стоили половину его годового жалованья, а обычные, не известного мастера из Италии, не стоили даже времени, потраченного на их заказ по совиной почте.

На том, что лежало сейчас перед Северусом, не было каких-то явных опознавательных символов, но зельевар видел руны, дорогую кожу и то, что замок, пусть и начищен до блеска, но явно выплавлен не вчера. Поддев змейку пальцами, Снейп надавил на центр замочка, прекрасно зная устройство таких артефактов. Змейка внезапно вспыхнула алым, но потом с мягким щелчком распалась на две половинки. Снейп напрягся, но вспышка оказалась не проклятием, а сработавшими охранными чарами, сходными с теми, какие используют гоблины. С внутренней стороны на замке Северус заметил крохотный оттиск и опешил, сообразив, что видит сильно потертое артефакторное клеймо мастера кого-то из Поттеров.

Думая о том, что кто-то раскошелился и использовал в новом изделии такую редкую вещицу, очищенную от прежних привязок и прошедшую через лапы гоблинов, зельевар развернул полотно и замер, разглядывая содержимое. Ладони пришлось сжать в кулаки, чтобы сдержать дрожь.

— Это… — не нашел слов Снейп.

— О! — хмыкнул Сметвик. — Вот что это.

Северус вопросительно вскинул бровь, и целитель с усмешкой пояснил:

— Я не заглядывал внутрь, но гоблин, доставивший мне коробку, сказал, что ни один зельевар не откажется от столь достойной оплаты.

Снейп лишь фыркнул. Гоблин сильно приуменьшил, и оба мага это знали. Набор из восьми ножей для зельеварения с рунами по лезвию и с выполненной гоблинами оплеткой стоил баснословных денег. А уж совершенно новый набор невозможно было даже оценить из-за отсутствия предложений.

— Облегчение веса, балансировка, самозаточка, усиление пропуска магического потока, — разбирая понятные связки рун, пробормотал профессор, проводя кончиками пальцев по ножику из серебра. — Серебряный нож для шинковки…

Пальцы подрагивали, магия внутри бушевала, как у гормонально нестабильного подростка. Хотелось сию секунду спуститься в собственную лабораторию и опробовать каждый инструмент, оценивая новые возможности. Это для простых зелий из школьного курса важна только острота заточки. Зелья высшего порядка не прощали неверный выбор ножа при обработке того или иного компонента. Это какой-нибудь первокурсник мог нарезать все одним базовым стальным ножом, не озаботившись ни его очисткой, ни заменой на серебряный на некоторых этапах. Но уже на третьем курсе подобная вроде бы мелочь могла привести к полностью загубленному зелью, а на шестом курсе любое зелье требовало использования почти всех ножей — от простого железного до обсидианового и костяного. В нынешнем наборе были все, кроме последнего. Но и не удивительно. Для набора такого качества костяной нож должен быть из рога единорога, отданного добровольно. Но вот кармашек под последний девятый нож имелся и выглядел весьма интригующе.

Появление девушки в лимонной мантии с подносом отвлекло профессора лишь на миг. Даже запах весьма посредственного кофе ничего не всколыхнул в душе истинного ценителя данного напитка. Все внимание мужчины было поглощено содержимым деревянной коробки.

— Так что, отказываешься? — глотнув обжигающего кофе, уточнил целитель.

У Снейпа возникло совершенно детское желание перетянуть коробку поближе к себе, чтобы нахально лыбящийся Сметвик не смел даже думать, что зельевар позволит отнять у него такое сокровище. Когда-то, много лет назад, Северус прятал свои самые ценные вещи в старый школьный сундук матери, и теперь очень хотелось так же спрятать ножи от посторонних взглядов.

— Что за заказ? — сдаваясь, спросил он.

— О! — Сметвик сел прямо и довольно потер руки одна о другую. — Значит, на самом деле что-то стоящее.

Профессор лишь тихо фыркнул.

— В общем, тут такое дело… — начал Гиппократ и вытянул из внутреннего кармана заранее заготовленный список.