Половина лета (джен)

— Теперь нужно отыскать нотариуса и закрепить наш договор, — заметил Люциус, когда они выбрались из грязного переулка на улицу и вдохнули свежий воздух. — Да, немудрено, что у несчастного чахотка. По-хорошему, ему стоило бы отправиться на юг, чтобы тамошний климат благотворно на него подействовал...

— Да ваши знания о медицине не ограничиваются умением нажимать на определённые точки! — не удержался Толя, смелея. Что министр мог сделать ему на улице, полной народу? Не хотелось думать о мести позже.

— Разумеется, — ответил Люциус. Толе показалось, что он едва удерживается от смеха. — Ну что же, вон там я вижу нужную вывеску. Пожалуй, нам стоит разделиться. Заполнение бумаг — это всегда долго и муторно.

Толя поверил ему и попрощался, хотя на душе у него скребли кошки: он знал, что с министра нельзя спускать глаз, но что поделаешь, когда так выпроваживают?

Он прошёлся по городу, заходил в лавки, невзначай заводил разговоры, уже не боясь людей. Лица, руки мелькали перед ним, некоторые он запоминал, некоторые нет. И, конечно, никто не мог вспомнить ни полной блондинки, ни рыжей всадницы с лютней.

Вечерело, Толя ужасно устал, ему казалось, что он обошёл весь город, по крайней мере, как попасть к приютившему их дому, он сказать не мог бы. Стоило бы обойти не только лавки, стоило бы заводить разговоры не только с уличными торговцами, прачками и ребятишками, но и взять на себя таверны, но он уже не мог и даже не удивился, увидев, как король пьёт пиво с какими-то людьми, сидя за выставленным на улицу столом.

— А вот и мой приятель! — заорал Хаурун, поднимая руку с полупустой кружкой.

— Выпей с нами! — пригласили Толю. Он осмотрел лица собравшихся, грубоватые, но не злые, и улыбнулся.

— Это он хочет сказать, что нам пора, — перевёл Хаурун. — Квартирная хозяйка не терпит, когда приходят за полночь.

Толя знать не знал, что о себе им наплёл король, и потому благоразумно молчал.

— Я не переиграл? — озабоченно спросил Хаурун, когда они отошли подальше.

— Слегка, — признался Толя. Хаурун протянул ему пару жареных сосисок, которые прихватил со стола, и Толя съел их ещё раньше, чем они дошли до дома ле Венар.

— Ничего, конечно? — спросил Хаурун, уже открывая калитку.

— Ничего, — ответил Толя, зная, что он спрашивает и про Жанну, и про Ворону.

Дома все уже были в сборе, на кухне хлопотала служанка, прогнав оттуда Лию. Начинался длинный летний вечер, и Толя приготовился к разговорам на кухне за затянувшимся ужином, как вдруг позвонил колокольчик, и служанка бросилась открывать дверь.

— Госпоже ле Венар записка, — сказал уличный оборванец, мальчик лет семи, и убежал, одной рукой придерживая спадающие штаны.

— Записка? — удивилась ле Венар и стала искать пенсне, чтобы прочесть. — Батюшки, да это от Жака! Что же он пишет?

Все, кто был в гостиной, прислушались, да хозяйка и не думала ничего скрывать, а прочитала вслух:

— "Любезная тётушка, вынужден срочно уехать из города на неопределённый срок со случайным знакомцем, пожалуйста, не ругай меня, твой Жак". Что же это такое?

Она отняла от глаз пенсне и устремила взгляд на Люциуса.

— Но вы же сказали, что он согласился принять помощь!

— Сожалею, — потупился министр. — Вероятно, какая бы то ни было помощь так болезненна для господина Монсермеса, что он предпочёл удалиться, лишь бы и дальше пребывать в беде. Мы не можем помочь, вам остаётся только уповать на то, что он говорит правду и действительно просто уехал. Хотя в его положении не уезжают просто так...

Вечера с разговорами не получилось, легли спать пораньше. Толя уже знал, что назавтра пора будет уезжать, и немного печалился о художнике, но потом, уже когда они с Люциусом потушили свет, перевернулся на спину и задумчиво произнёс в темноту:

— А ведь не так хорош этот художник, если испугался серьёзного заказа, понял, что не справится, и предпочёл сбежать, украв задаток.

— Вполне может быть, — отозвался Люциус.

— Не жалко денег?

— Нет. Это просто деньги.

Толя подумал, что ему-то хорошо так говорить, ему, который с рождения купался в роскоши, но на этот раз ничего не сказал.