Потерянные кусочки единой картины (гет)

Je m'éloigne de tout

Je suis loin de vous...

«Agnus Dei»

В старой серокаменной церкви тем вечером было светло и людно. На скамьях сидели прихожане и слушали священника — Мариана Кросса, то есть. Тот был облачен в соответствующее литургическое одеяние и выглядел... Очень непривычно, но красиво. Алтарь был освещен лампадками и большой люстрой под потолком; уже за пару дней до мессы генерал научил меня зажигать и тушить свечи с галереи. Лица прихожан были спокойными и умиротворенными. Кто-то смотрел на Отца, кто-то разглядывал деревянные скамьи перед собой или, прикрыв глаза, повторял про себя молитвы. Детей было немного, даже совсем мало, при этом они вели себя так тихо, что вспомнить об их присутствии довелось лишь после окончания мессы.

Больше было моих ровесников, и в основном они стояли вместе со мной на хорах, почти прямо перед алтарем, обращенные лицами к залу. Произошло настоящее чудо: выучить песни за девять дней получилось почти в идеале. Ну, здесь нужно сказать спасибо суровости учения Кросса. Да и сильно не хотелось мне его разочаровывать. И латынь показалась мне легкой, легче, чем вообще до всего этого. Наверное, тут тоже стоит отдать должное маршалу.

Почти всю мессу я чувствовала себя крайне странно. Казалось, мыслями я была здесь, на хорах, смотрела в нотные листы и читала «Славу Вышнему» Гийома Дюфаи, и одновременно с утра осталась в другой части церкви, где сейчас находился маленький Аллен вместе с матушкой. Кому-то же нужно было с ним остаться. Зато вот Барба присоединился ко мне и маршалу, и на протяжении всей мессы был помощником Мариана.

После мессы люди расходились медленно, словно нехотя. Кто-то долго разговаривал с Кроссом, вероятно, просили благословения, кто-то просто тихонько переговаривался тут и там в небольших группках. Я собирала нотные тетради со столов, похожих на старые школьные парты, только выше, когда ко мне подошел один юноша из хора и привлек внимание.

— Привет, — с некоторой робостью поздоровался он, — до мессы как-то не довелось познакомиться, а сейчас вот я подумал... Ну, просто ты тут впервые, да?

— Здравствуй. Теоретически, нет, — я ощутила неловкость от этого вопроса. — Просто м... Отец предложил мне спеть сегодня в хоре вместе с остальными. Я согласилась. Вот и все.

— О, вот оно как, — понимающе покивал парень и, спохватившись, протянул мне ладонь, — меня, кстати, зовут Люк. Я в деревне живу. Отец редко здесь появляется, говорят, он по всему миру колесит, ну, понимаешь... Я даже сначала подумал, что ты вместе с ним приехала из очередного путешествия. Прости, если много болтаю...

— Ничего страшного. Очень приятно познакомиться, меня зовут Тива, — пожав ладонь Люка, улыбнулась краем губ, — да, что-то вроде того... Я с ним приехала. И ничего страшного.

— Отлично, — Люк вздохнул облегченно и улыбнулся уже смелее. — Приятно познакомиться, Тива! У тебя, кстати, очень красивое сопрано. — Тут парня кто-то кликнул с входа, и он коротко оглянулся. — Что ж, надеюсь, мы еще свидимся. Пока!

— Да, спасибо... Пока-пока, — я помахала на прощание одной рукой, так как второй прижимала к груди стопку тетрадей. Люк остановился у дверей, переговорил с невысокой женщиной в платье, вероятно, со своей матерью, оглянулся на меня и снова помахал ладонью. Я только улыбнулась и проследила, как новый знакомый помог матери надеть пальто, оделся сам, подхватил ручку маленькой девочки в шапке и шубейке, и все вместе они покинули церковь.

Оказалось, они были едва ли не последними, кто вышел на улицу. Буквально через минуту в наосе совсем опустело и стало тихо. Опомнившись, я поспешила отнести тетради на полку в специальном шкафу, собрала молитвословы и поставила их на соседнюю полку. Проверила все подсвечники, протерла их от излишка накапавшего воска, задула и убрала свечи, от которых вот-вот останутся одни пеньки. Почти каждое мое движение отдавалось коротким эхом, шорох платья казался громче обычного. Каблуки сапог постукивали о каменный пол при ходьбе. В алтарной заканчивали прибираться Кросс и Барба, я слышала негромкий разговор и шорохи, но скоро и они стихли. Вероятно, мужчины отправились переодеваться в обычную одежду. Наступила абсолютная тишина, царящая здесь большую часть времени.

Я стояла прямо напротив алтаря. Почти сразу за ним на стене висела большая икона Богородицы, по бокам от нее иконы намного уже, но почти равные по высоте. Какие святые были изображены на них, я успела сто раз забыть. А может, и запоминать не хотела. Двери церкви были распахнуты настежь, и дневной свет вместе с чистым свежим снегом слепили глаза. Я опустила взгляд в пол.

— Тишина... — выдохнула и прикрыла глаза. Вслушалась в эту тишину.

В ней не было ничего особенного, но в то же время она казалась какой-то... другой. Она не давила, но опускалась на голову и плечи прозрачной вуалью, окутывала, словно паучья паутина, прилипала к лицу и рукам. Приоткрыв глаза, я вдруг заметила в дверном проеме чью-то неясную фигуру. Она не отдалялась и не приближалась, но солнечные лучи обволакивали ее по бокам и создавали иллюзию движения. Словно завороженная, я приковала взгляд к этой фигуре, и мне вдруг показалось, что кто-то едва слышно зовет меня по имени.

В ушах неожиданно зазвучали шорохи листвы и травы, шепот ветра и стрекот кузнечиков. Издалека послышался детский смех и говор, лай и тяжелое дыхание собак. Голос продолжал ненавязчиво звать меня и, ведомая им, я прошла к выходу из церкви. В лицо пахнул мороз, и правая ладонь сама вцепилась в дверной косяк. Я замерла. Взгляд уставился в сплошную белизну впереди, и в голову прокрался туман. Зовущий не оставлял попыток, и захотелось-таки переступить порог церкви, как вдруг прямо за спиной раздался громкий голос Кросса:

— Тива! Ты куда собралась без пальто?

Крупно вздрогнув от испуга, я мгновенно обернулась и тут же выдохнула. Наваждение как рукой сняло, туман стремительно рассосался и оставил рассудок ясным. Маршал тем временем подошел и протянул мне одежду. Я моргнула, тупо уставившись на нее.

— Ах да, пальто.

Выгнув темно-рыжую бровь, мужчина внимательно наблюдал за тем, как я беру пальто и натягиваю его поверх платья, застегиваю пуговицы и поправляю воротник. От его взгляда не укрылся мой рассеянный вид, но когда мы вышли на улицу, он просто закурил и промолчал. Я рассматривала небольшой церковный дворик и тоже молчала. Все вокруг было укрыто слоем снега, а с серого зимнего неба в скором времени обещалась добавка. Голые деревья статуями застыли на аллее, не шевелилась ни одна веточка. Наконец, в нашу молчаливую компанию затесался легкий ветерок.

Чтобы попасть в жилой дом — отдельное от церкви здание, но на той же территории, нам нужно было всего-то обойти церковку вокруг и оказаться на противоположной стороне. Матушка встретила нас с полотенцем в руках и кивнула в знак приветствия. На обеденном столе стоял поднос с обедом. Пока я снова снимала верхнюю одежду и вешала ее в шкаф, старушка обратилась к Кроссу, который уже успел пройти в гостиную:

— Мальчик снова не поел. Такими темпами он умрет от истощения. С этим нужно что-то делать.

— И что я сделаю? — с раздражением ответил маршал. — Залью ему эту кашу насильно в глотку? Не хочет — пусть не ест. Когда в желудке у него образуется черная дыра, выбора не останется. И вообще, я ему кто, нянька?

— Вы ему наставник, — влезла в разговор я, тихо появившись за спинами взрослых. Слова Кросса вызвали во мне негодование и даже злобу. — Хотите вы того или нет, он теперь под вашей опекой и ответственностью. Иначе зачем было спасать его и нести сюда?

— Я ему пока не наставник, это раз, — с прохладцей произнес мужчина, обернувшись. Глаза его странно сверкнули. — Мальчишка — всего лишь сосуд для Четырнадцатого, от голода точно не помрет, это два. И три: я спас его, потому что так надо. Не нужно задавать мне тупых вопросов.

— У него есть имя, — с холодной яростью ответила я, почувствовав, как кровь отливает от лица, — не будь тут меня, вы и были бы ему нянькой. Перестаньте вести себя, как капризный ребенок; вы пожинаете сейчас плоды собственных... трудов.

Обменявшись с Марианом хмурыми донельзя взглядами, я взяла со стола поднос и устремилась к комнате Аллена. Спиной ощущался взгляд внимательных карих глаз, и пропало это ощущение только после того, как дверь закрылась.

Аллен сидел в той же позе, в которой находился весь вчерашний день. И день до этого. Иногда даже усыпить его было трудной задачей. Пару раз, чтобы он точно поспал, я, скрепя сердце, добавляла в еду совсем немного измельченных маковых зерен, которые запасала матушка. Правда, больше этих двух-трех раз применять такое средство я категорически отказалась. Сейчас поседевший мальчик лежал спиной на подушке, согнув ноги в коленях и положив руки на живот. Левый глаз и щека все еще скрывались под свежей повязкой, а под правым виднелась тень от недосыпа и голодания. Тимканпи, восседавший на стуле, взмахнул крыльями и хвостом, приветствуя меня; я ответила ему взмахом ладони.

Пройдя к столу, опустила поднос и присела на краешек кровати. Мальчик никак не отреагировал.

— Привет, Аллен. Ты сегодня поспал?

В ответ пришла тишина и полное отсутствие реакции. Как же было непривычно видеть его таким: маленьким, разбитым, беззащитным... Немного посидев, вздохнула, закатала рукава платья и потянулась за тарелкой с кашей, как вдруг мальчик зашевелился, и я ощутила прикосновение к своей правой руке. Замерла. Седой потянул мою руку поближе к себе и взялся обеими ручками за ладонь, принявшись рассматривать крест на ее тыльной стороне. Погладил его собственными перебинтованными пальчиками и поднял взгляд. Потянулся к моему лицу и дотронулся до свежих ранок под правым глазом: три горизонтальных пореза, полученных в недавней схватке с демоном, во время прогулки за деревней. Детские пальцы зарылись в мои серые волосы, а потом мальчик дотронулся до своей головы. Я улыбнулась: самыми краешками губ, чтобы это не показалось насмешкой, и погладила ребенка по седой макушке. «Все хорошо, Аллен. Все хорошо». И мальчик, пододвинувшись ближе, просто обнял меня за шею. От этого глаза мои защипало, а вздох вышел судорожным, глухим, когда я обняла Аллена в ответ и уткнулась в его плечико носом.

— Все будет хорошо...

Аллен отстранился, и мы снова обменялись взглядами. Я кивнула на поднос:

— Ты голоден?

Мальчик не кивнул, но уселся на краю кровати почти вплотную ко мне, свесил ножки вниз, а потом поднял голову. Я посчитала это за согласие, ободрилась и стянула поднос со стола на свои колени. За все это время мы оба даже не почувствовали то, как за нами наблюдал маршал Кросс, совсем немного приоткрыв дверь и подперев косяк плечом.

...После ужина все разбрелись по комнатам. Точнее, Барба и Кросс разбрелись. Матушка вязала, сидя в глубоком кресле. Я, устроившись в углу дивана, читала где-то полчаса назад, а сейчас тупо смотрела в книгу и мыслями была где-то далеко. Сидящий на спинке мебели Тимканпи сопел мне на ухо, но вдруг проснулся и заворочался. Спустя полминуты стало понятно, почему.

— Тимканпи, — раздался негромкий голос из-за дивана. — Хей, Тимканпи... А где все?

— Кого-то потерял, малыш? — протянула матушка, и Аллен прошел ближе, вышел из-за мебели.

— Я искал ту девочку, — сказал мальчик. Он стоял спиной ко мне и не увидел меня из-за высокой подушки. — Я просто хотел... Я хотел...

Губы мои затронула легкая улыбка. Удивительно видеть его таким. Впрочем, когда мы только встретились, он был похож на себя в детстве. Робкий, стеснительный и очень вежливый. Отложив книгу, я протянула руку и коснулась чужого плеча.

— Хей. Меня ищешь?

Аллен подпрыгнул и обернулся. Его щеки слегка порозовели, но в глазах появился блеск.

— Да! Можно попросить вас? Просто Тимканпи в прошлый раз остался со мной на ночь, и мне очень понравилось его обнимать...

— Конечно, — с готовностью кивнув, я поднялась и легко подхватила голема. Тот сонно уркнул и закачал хвостом, как маятником часов. — Идем?

Обрадованный мальчик последовал за мной. Я с неудовольствием заметила, что он босой, но стоило нам зайти в комнату, Аллен залез на кровать. Прикрыв дверь, прошла туда же и опустила Тима на постель, к стене, чтобы в случае чего Аллен не уткнулся в холодный камень носом или спиной. Но не успела я выпрямиться, как седой вдруг взял меня за руку и заставил замереть, удивленно вскинув брови. Смутился.

— Простите... А можно вы побудете... тут?

Сдержать улыбку физически невозможно. Залезла на кровать и села по-турецки, не стала вызволять левую руку из маленьких рук ребенка. Его очень заинтересовали темно-синие татуировки на ней. Пальцем он повторял рисунки и шевелил губами, но не издавал ни звука. А потом поднял голову и спросил:

— А почему у вас такая рука?

— Потому что у меня тоже есть Чистая Сила, как у тебя, — ответила я и показала пальцем на кольцо. — И ты всегда можешь звать меня просто Тивой, Аллен. Я совсем непротив.

— А какая у вас... — запнулся и сразу же посмотрел на меня. Покрылся румянцем. — ...Чистая Сила?

— Могу показать, если ты хочешь, — мальчик согласно покивал.

Тогда я вызволила руку и отодвинула ее от детского лица. На секунду меня одолели сомнения, я свела брови к переносице, но ведь уже пообещала... Впрочем, выход уже найден, поэтому на самых кончиках пальцев вдруг вспыхнули маленькие синие огоньки. Но даже от этого Аллен восхищенно охнул и сунулся ближе, чтобы тут же испуганно отпрянуть. Я сама вздрогнула и отдернула руку от его лица, но мальчик дал понять, что не обжегся. Наоборот: он протянул к моей руке свои обе, обхватил ладонь и аккуратно прикоснулся пальчиком к одному огоньку. Он нисколько не обжегся и от этого пришел в настоящий восторг. Мы посидели вот так еще немного до тех пор, пока Аллен мирно не засопел, прижавшись щекой к моей левой руке, лежа наполовину у меня на коленях. Пришлось предельно аккуратно перекладывать его нормально на постель, тихо наказать Тиму следить за спокойным сном ребенка — тот вообще не был против — приглушить керосиновую лампу и выйти из комнаты. Пора бы и мне поспать.

* * *

Утро выдалось необыкновенно солнечным. На улице было безветренно, светло и спокойно. Зимующие птицы разливались трелями, прыгая по ветвям деревьев и крыше дома. Просто сказка. Дома тоже было тихо. Матушка ушла в деревню, Кросс тоже отправился по каким-то своим делам, Барба чистил внутренний двор от снега — иногда можно было услышать его негромкий смех и говор. Он любил поговорить с животными или немного сам с собой. Забавный малый, вот честно. А еще очень заботливый и добрый. По большей степени именно благодаря ему маленький Аллен постепенно открылся и успокоился, и даже стал выходить из комнаты чаще, чем для походов в туалет. К слову, об Аллене. Седой мальчик сидел совсем недалеко от меня. Еще утром постелив на ковер еще одно одеяло, я усадила Аллена за журнальный стол, вручила купленную тетрадь, ручку с красивым гусиным перышком, чернила, и объяснила азы правописания. Вместе мы написали алфавит, повторили его несколько раз, и сейчас мальчик тихо повторял произношения букв, медленно выводя их на строках. Получалось криво, иногда грязно, так как Аллен мог слишком сильно нажать на перо, но я была настолько умилена этим зрелищем... Иногда я бросала на него взгляды, но мой юный друг был настолько увлечен, что не замечал ничего вокруг. Пришлось отвлечь его и напомнить, что нажимать на ручку с такой силой не стоит. Седой покивал и вернулся к буквам.

Тогда и я возвращалась к своему новому дневнику и старательно выводила в нем символы. Перед уходом Кросс оставил для меня несколько листов с записями; я попросила его рассказать побольше о магии, в которой он, безусловно, мастер. Сначала Кросс отфыркивался и ворчал, то ли ленясь, то ли не желая делиться со мной знаниями по какой-либо другой причине, но в итоге я так сильно заколебала его, что мужчина согласился с условием: разбираться буду самостоятельно. Вообще не вопрос. Барба где-то отыскал книжку про индуизм, и иногда я поглядывала в нее. Конечно, оттуда можно было мало подчерпнуть информации, но хотя бы значение знака «Ом» я уже знала. То, что дал мне Кросс — небольшой список странных символов, «Ом» в том числе, и определиться точно было невозможно: то ли это странно искаженные японские иероглифы, то ли крупно написанный санскрит... Ах, вот оно, помечено. Так, что там дальше...

...Уже ближе к вечеру, когда вернулась и матушка, и Барба закончил с делами, и Аллену немного поднадоело писать алфавит, а у меня глаза от писанины заслезились, вернулся Мариан. Он выглядел расслабленно, даже как-то довольно, но спрашивать никто из нас не стал. Личное пространство же, ну. Все мы перекинулись парой слов, затем заговорили о чем-то отстраненном. Поужинали в приятной обстановке, при этом Аллен умудрился скормить Тиму половину своей порции и попросил добавки. Невольно мне вспомнился один из таких ужинов, которые проходили тридцать лет назад. У Тимканпи была забавная привычка таскать еду со стола, когда все сидят компанией. Но особенно он любил усесться на плече Неа и наблюдать за всеми, и иногда юноша скармливал голему что-то прямо из своей тарелки. Тива честно говорила, что пыталась отучить брата от этой привычки, но один из близнецов показывал язык и продолжал ворковать со своим «питомцем».

При каждом воспоминании о Кэмпбеллах у меня перехватывало дыхание. Пришлось и сейчас медленно выдохнуть и вдохнуть, а затем поспешно отвести глаза, на которые выступили слезы, чтобы Аллен не заметил чего неладное. Да чтобы вообще никто не заметил. Хотя, естественно, от Тимканпи это не ускользнуло, поэтому он переместился на мое плечо и ласково обвил хвостом мою левую руку. Все нашли это забавным, поэтому, как по команде, заулыбались. Кросс наблюдал. А я, немного подумав, таки обмакнула кусочек длинного домашнего сухаря в сметанный соус, и голем мгновенно слопал свое угощение. Аллен негромко посмеялся, закачав ногами под столом, и мы с Тимом улыбнулись ему в ответ.

Боже, как же мне нравится, когда этот мальчик улыбается...

Время на больших напольных часах показывало девять вечера. Седому наложили свежие повязки и уложили спать, Тимканпи предпочел остаться в его комнате. Перед этим он, правда, зачем-то облизал мои пальцы и потерся о них, тихо урча.

— Все нормально, Тим, — негромко сказала я, поглаживая голема между рожек, — я просто очень сильно по нему скучаю... — В чем-чем, а в этом волшебное создание меня прекрасно понимало.

В моей собственной комнате было чуточку попросторнее, чем в комнате Аллена. Убранство, правда, не богаче, но мне нравилось. В пустующих от жильцов комнатах дома матушки располагались какие-либо ненужные или мешающиеся в обжитых помещениях вещи. В моей, кроме общепринятых кровати, комода и рабочего стола стояло старое, как мир, фортепиано; высокая вешалка, облепленная какой-то одеждой... В дальнем углу притаились сложенные друг в друга плетеные корзины, и в них, кажется, жила мышь. Сразу за пианино стояла небольшая книжная тумба. На ней стоял еще какой-то миниатюрный комод, и выглядел он так интересно, что я решила посмотреть, что внутри. Разгребла дорогу к нему, наступила на старую елочную игрушку, но, благо, не успела раздавить. Отложила елочку из мутного стекла в сторону, открыла самый верхний ящик комода. Ох, ничего интересного... Какая-то тоненькая книжка в бумажном переплете, старая бельевая веревка и пара мелких клочков пыли. Положив в ящик рождественскую игрушку, задвинула его и открыла следующий.

И тут не густо... Ощущение интриги и маленького приключения в прошлое этого дома начало выветриваться и сменяться чувством маленького детского разочарования. Решив, что стоит идти до конца, я открыла и третий ящик. И тут же обрадованно заулыбалась. Там лежали стопки простой одежды, но даже этому мой внутренний ребенок обрадовался. Я будто клад нашла, честное слово. В основном тут лежали рубашки — пара-тройка белых и одна бледно-серая. Сверху на них лежала еще одна книжка, тоненькая, в темно-коричневом переплете из тисненой кожи. На другой стопке лежал темно-красный шейный платок, чуть в стороне — несколько засохших стебельков цветков ландыша. А платок я мгновенно узнала. Неа завязывал его под воротником своей рубашки. Это Мана подарил ему, когда Неа потерял свой зеленый галстук. Юноша с ним почти не расставался.

А сейчас он лежал тут, среди, вероятно, остальной оставшейся от близнецов Кэмпбеллов одежды... Платок пах мылом и ландышами. И книжка тоже пахла. Отложив платок, я взяла книжку и, немного посомневавшись, открыла на первой странице. Она была заполнена почти полностью, отрывками по пять-шесть строк, выведенными красивым бисерным почерком.

«10 декабря

Мгм... Ну, ладно? Тебя же мне подарили, я, вроде как, должен сюда что-то писать... Ну, я не знаю. На улице солнышко светит. Мороз, кстати, с ночи не прошел. Тива ушла за хлебом в пекарню неподалеку, Мана читает что-то... Всегда и везде находит, что почитать. Другая Тива... О, а где она?

Нашлась. Сопит на диване. Пусть сопит.

Рыжий остался со мной согласен и переехал на кухню. Парой минут позже что-то там разлил и матюкнулся на весь дом. Ой, Тива проснулась...

26 января

Я забыыыыыыл. Забыл, что сюда нужно писать что-то! Я уже отвык от этого дела, когда оставил дома свой первый дневник. Черт, это так давно было...

21 марта

Черт возьми. Сегодня ночью меня разбудила Тива. Из будущего. В смысле, опять. Попросила помочь, сказала, что потеряла медальон. Я уже напомнил ей... ну, Тиве, которая здесь, чтоб она приглядывала за своей вещицей. Она удивилась, но пообещала, что будет внимательна. И, кажется, заметила, что я не выспался. Хех.

Это ничего. Тива из будущего (опять) выглядела какой-то... Сильно напряженной. Испуганной, что ли. Я волнуюсь.

К слову, эта девчонка сильно выросла. В смысле, морально. Ростом выше она едва ли стала. И волосы она вдруг отстригла, прям вообще не узнать. А еще угостила меня чаем. Ты представь? Тива. Вот это вот маленькое существо. Я в шоке. Сам не знаю, от чего именно.

Пусть солнца луч нам осветит дорогу,

И лунный свет укажет на тропу,

Я буду биться, драться до потери крови,

Но никогда не брошу Вас одну»

Я даже перечитала снова, а потом в третий раз. Так-так-так. Нет, погодите-ка. Насколько я поняла, это дневник Неа. Почерк, манера письма... Упомянутые личности. Это точно Неа. Но... Я никогда не могла подумать, что Неа пишет стихи! Пусть короткие, как будто наспех записанные, чтобы не забыть, но...

— Ну и ну, — я улыбнулась, пока перечитывала стишок в четвертый раз, — как много я еще о тебе не знаю, Неа Ди Кэмпбелл?

«23 марта

хлеб молоко корица лавровый лист

БУЛОЧКИ С ШОКОЛАДОМ

24 марта

Черт подери. В моей голове так много мыслей, но я не знаю, как выместить их на бумагу. Сегодня снова приходила Тива. С самого начала мне показалось, будто что-то не так. Нет, она выглядела, как обычно. Но было что-то... Не знаю. Как будто над ней что-то... нависло? Твою мать, я не знаю, как описать это. Аура? Наваждение? Может, мне не стоило пробовать вечером местный джин?

Мы прогулялись немного. Она даже выглядела веселой. А когда я спросил про медальон... Словно в залитой светом комнате этот свет резко выключили. И вокруг нее образовалось что-то...По-моему, я просто переволновался. Сильно.

В общем... Тива. Она рассказала. В деревне, где жили люди, которых она знала, поселилась какая-то дрянь и вырезала всех жителей. Пока Тива была тут, со мной. В прошлый раз. И она...»

Я не смогла читать дальше, закрыла дневник. Постояла так несколько минут, глубоко и медленно дыша. Сердце в груди дико тарабанило первое время, кололо, а затем постепенно успокоилось. С левой стороны осталось едва ощутимое покалывание. Подцепив пальцем еще пару страничек, открыла записную книжку.

«30 марта

Далек от чистоты ума, и к сумасшествию не близок,

Я нахожусь на перепутье дум.

Что выбрать мне, о, мудрая Аврора?

Мне трудно...»

Дальше добрая половина страницы была исчеркана и зверски закрашена чернилами. Я ощутила острое сожаление по этому поводу, еще пару раз прочитала неудачное четверостишье и перелистнула страницу. На ней были нарисованы какие-то каракули и цветочки, на следующей — облачка и грустные рожицы. Еще спустя страничку обнаружили себя маленькие изображения нашей компании. Юноша даже Кросса нарисовал и приписал что-то рядом с ним на французском. Перевести я не могла, но почему-то догадывалась, что там нечто нелицеприятное. Ух. Забавно, но рядом с личиками Тивы и Маны их брат рисовал мелкие цветочки и даже одно сердечко. Я прыснула, не удержавшись, увидела рядом с «Рэдом» нарисованные круглые очки и чашку с, вероятно, кофе. Поискала взглядом себя, в очередной раз перелистнула страницу:

— Вполне неплохо рисуешь, Неа, — пробормотала я себе под нос, — скоро будешь лучше меня...

Изображение меня оказалось на чистом листочке с корявой пометкой «23 апреля». В самом низу страницы было написано опять по-французски: «La glace belle, froide et durable» с какими-то кляксами между словами. Оставалось понадеяться, что я произвела на Неа более хорошее впечатление, чем Кросс!

Казалось бы, что больше в дневнике ничего особо важного нет. Так, короткие записки о проведенном дне, пометки для похода в магазин и гневные комментарии в адрес Рэда или Мариана. Несмотря на то, что дневник принадлежал юноше, который погиб тридцать лет назад, на душе у меня воцарился некоторый покой после его прочтения. Словно он сейчас был рядом со мной, мог дружески сжать плечо и поддержать добрым словом.

— Тива, — от голоса маршала, пусть и негромкого, я подпрыгнула и выронила дневник в ящик комода. Повернулась к дверям, вылезла из-за нагроможденного хлама и увидела самого Мариана. — А, вот ты где. Нет желания прогуляться?

— А-а, э-э... Не знаю. А что такое?

Мужчина протянул мне какую-то бумажку и подождал, пока я прочту. Координаты. Я подняла взгляд.

— Эдинстон. Цирк «Гарви», начало восемь тридцать, конец в десять.

— Зачем мне это? — недоуменно поинтересовалась я, когда генерал уже развернулся и направился в свою комнату. Он оглянулся.

— Сходи. Узнаешь. И возьми мой плащ, на нем широкий капюшон.

На больших часах стрелки показывали восемь пятьдесят пять. До сих пор ощущая себя растерянно, я быстро переоделась, проверила, спит ли Аллен, и выскользнула из дома во внутренний двор. Открыла Ковчег, сразу прошла в комнату управления и подошла к фортепиано. Хм, снова оно.

— Хей... — тихонько позвала я. — Привет, Неа. Давно я сюда не заходила. Знаю, что мне ты не ответишь, да и если ответишь, я все равно не услышу... Просто хочу сказать, что случайно нашла твой дневник. Я прочитала немного. Не полностью. Вот. Извини. И, эм... Боже, как же с помощью пианино открывать врата куда-то...

Положив листочек с координатами на пюпитр, я сыграла простейший мажорный аккорд. Мне казалось нечестным то, что Аллен не знает о том, как и с чего вообще я могу открывать Ковчег. Это вообще по правилам? Разве может Ковчег управляться несколькими людьми? «Ах да, — сразу вспомнилось мне, — ведь когда Граф перезагружал этот Ковчег в другой, ему помешал Кросс. Он ведь как-то сюда пробрался? Без способности Исполнителя он не смог бы. И все равно как-то не по себе...» В ту же секунду в стене за моей спиной материализовалась дверь, в которую я и вошла. Светлый интерьер сменился чем-то разноцветным и одновременно затемненным. Закрыв врата, привыкла к темноте и осмотрелась. Странное место. Хотя, постойте, Кросс сказал что-то о цирке? Тогда понятно, что это за штуки возвышаются по обе стороны от меня. Палатки циркачей!

Повсюду было тихо, а впереди угадывался самый большой шатер. Должно быть, в нем проходило выступление. Черт, я не подумала о точном времени и опоздала. Ну, ладно. Не в этот раз, возможно. Итак, зачем генерал отправил меня сюда?

В этом внутреннем дворе совершенно никого не было. Стояли какие-то тележки, а истоптанная за день поляна уже покрылась свежим слоем едва выпавшего снега. Испытывая легкий мандраж, я прошла вперед и тщательно осмотрелась. Глубокий капюшон постоянно норовил слезть на лицо полностью, приходилось держать его руками. Нет, ну, правда, это, конечно, все хорошо, но... Ой, собачка! Во дворе и вправду появился песик, да какой! С настоящим воротничком на шее и помпончиком на макушке. Я негромко почмокала, подзывая пса, и тот с готовностью подбежал, дружелюбно виляя хвостом.

— Да кто у нас тут такой хороший? — проворковала я и присела на корточки, протягивая к животному раскрытые ладони. Пес тщательно обнюхал их, потыкавшись холодным мокрым носом, и снова завилял хвостом, видно, одобрив меня, как нового знакомого. — А чей ты, малыш?

Как будто собака могла мне ответить! Ладно, ладно, надо бы идти дальше. Оставив маленького циркача в покое, я прошла дальше и обнаружила вход в самый главный шатер именно в тот момент, когда внутрь зашел некий человек. Подобралась к «двери», краем глаза заглянула внутрь. Ох, так тут никого и нет... Человек прошел намного дальше, поднялся на манеж и скрылся за кулисами. Убедившись, что в шатре и амфитеатре действительно никого нет, бесшумно метнулась вперед, взлетела по ступеням и подкралась к краю кулис. За ними было намного темнее, но были слышны голоса и чей-то тонкий хриплый кашель. Детский?

В голове странно щелкнуло, в затылке кольнуло болью. Тихо зашипев от резкого ощущения, потерла затылок и прислушалась. Какой-то мужчина говорил сейчас негромко, явно обращаясь к кому-то конкретному.

— Кто купил тебя, когда ты никому не был нужен, включая твоих родителей? Точно же, ты их даже не помнишь.

Что за... Что там происходит? Кашель давно стих, да и в принципе за кулисами было тихо. Мне это не нравилось. Мне вообще не нравилось то, что я застала прямо сейчас. Рискнув высунуться чуть-чуть из-за последней кулисы, увидела двоих взрослых людей и одного ребенка, сидящего сейчас прямо на земле. Вокруг в коробках был расставлен всяческий реквизит, но он мало интересовал меня. Взгляд сам собой оказался прикован к мальчику, сейчас сильно напряженному, притихшему. Словно испуганному. Рукава его грязной рубашонки были закатаны по локоть, а из-под левого рукава была видна красная рука. Красная рука Аллена Уолкера. С зеленым, мать его, крестом на тыльной стороне ладони.

На секунды время остановилось. Еще через пару мгновений в глазах моих потемнело, а кулаки сжались до хруста в пальцах.

— ...ты — моя собственность. И только попробуй еще раз полениться.

Я не слышала, куда отправились двое взрослых людей, но успела заметить, что за кулисами есть еще один выход наружу. Я видела клоуна и мужчину в солидном костюме. Неужто хозяин цирка? «Ладно-ладно, я с вами попозже разберусь» — проскочила весьма и весьма недобрая мысль. Повезло, что они пошли именно туда, ибо прямо в этот момент я отчаянно пыталась справиться с эмоциями. Отчаянно. На грани срыва. Изнутри меня готова была разорвать жгучая злость! Не так давно я уже ощущала ее, когда сражалась с Акума в лесу, но с огромным усилием подавила, дабы не сорваться. Вот о чем толковал Мариан. Неужели он совсем ничего не сделал сам, раз отправил меня? Или сделал это только потому, что знал о моих чувствах к Аллену? Если и так, то спасибо ему, конечно, но парочку вопросов я ему все-таки задам по возвращению.

Из груди вырвался тоскливый вздох. Если бы это было возможно, то прямо сейчас я забрала бы этого мальчика с собой. Куда угодно, главное, чтобы на его лице была улыбка, а не страх и...

Теперь, когда здесь не было никого постороннего, я спустилась по лестнице и оказалась прямо за спиной краснорукого мальчика. Он сразу услышал шаги и резво поднялся, оборачиваясь. Мы уставились друг на друга и молчали до тех пор, пока я не заметила, что у него глаза на мокром месте. Сама не понимая, что делаю, прошла к нему и опустилась рядом прямо на колени. Протянула руку, смахнула одну капельку с чужой щеки. Тут и мальчик оживился, взмахнул руками, и остервенело начал вытирать лицо рукавами рубашки.

— Я не плачу, поняла? Не плачу! — послышалось приглушенное бормотание. Голос был почти неузнаваем. Но левая рука, красная как кровь, развеяла все сомнения. Она заметно подрагивала, сильнее, чем сам мальчик. Он, хоть и не знал меня, даже не задался вопросом: откуда здесь взялся посторонний человек после выступления? Как давно? Может, это к лучшему.

— Поняла, — тихонько ответила я и мягко обняла ребенка. Тот даже не воспротивился, а просто уткнулся в мое плечо лицом и опустил руки. Наверное, он и плач уже подавил, и теперь просто стоял вот так. — Ты весь трясешься. Кошмар какой-то.

Стянув генеральский плащ, накинула его на детские плечи и засунула длинные полы в карманы, чтобы мальчишка не спотыкался. Накинула на голову капюшон, незаметно пробежавшись пальцами по каштановым волосам, застегнула клепку. Краснорукий в это время озадаченно пялился на мою голову, чем вызвал у меня легкую улыбку. Главное, чтобы мои седые волосы не особенно отпечатались в его памяти. Хотя, какая уже разница? В будущем Аллен все равно скажет мне, что испытывает чувство, будто уже видел меня раньше.

Чем дальше я иду, тем яснее становится картина. Оно ли не прекрасно?

— Ты голоден?

Мальчик вздрогнул и заморгал, а потом кивнул несколько раз. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, я заглянула ему в глаза. — А у тебя есть укромное место, где можно спокойно спрятаться и поработать в тишине?

Теперь краснорукий кивнул медленно, пока вытирал нос рукавом рубашки. Обрадованно улыбнувшись тому, что он совсем не злится на меня или не задает провокационных вопросов, я выпрямилась и подала ему руку:

— Тогда идем, перетащим все, что тебе осталось сделать, и я помогу тебе после того, как ты поужинаешь. Хорошо?

Мальчик не сразу взялся за мою руку. Он долго смотрел на меня, а потом сощурил покрасневшие глаза, и стало понятно: в нем проснулось благоразумие. С чего это вдруг странная незнакомка так добро к нему относится? Кто она вообще такая? Еще и ужин предлагает, вот так-так. Но мальчик почему-то промолчал, и это удивило меня. Вышло так, что ближе всего ко мне было его левая рука, красная, и ее хозяин явно ощущал растерянность. Незаметно улыбнувшись, я сама подхватила его ручку — еще такую маленькую! — и аккуратно сжала. И, черт подери, он не воспротивился этому.

Все бы отдала, лишь бы он пошел со мной отсюда восвояси.

Мы не успели далеко отойти от шатра, когда оба услышали негромкое пение. Пришлось обоим притаиться за небольшой тележкой и переглянуться, а потом прислушаться. У меня мороз по коже пробежал, стоило лишь разобрать слова.

Это был незнакомый голос. Незнакомый и одновременно странно трогающий что-то в глубине души, из-за чего в глаза словно песок насыпали, и захотелось свернуться в клубочек от тоски: настолько чувственно пел неизвестный человек. Мальчик уже выглядывал из-за тележки, и я тоже решила подсмотреть. Ну, конечно... Клоун. Но уже другой клоун, с другим гримом и нарядом. Высокий, из-за одежды кажущийся почти бесформенным, с разукрашенным лицом. Я улыбнулась и посмотрела на Аллена.

— Эй, ты чего? — тихо и тревожно спросила я, и мальчик мгновенно начал вытирать лицо. Из его глаз снова потекли слезы.

— Ничего я... Не знаю сам. Неважно, забей.

Ой-май. Таких слов я от него еще не слышала! Но кто знает, каким его вынудила стать жизнь в этом месте? И, ах да, он же меня не знает. «Все отлично. Все замечательно! Он ведь согласился идти со мной? Согласился. Без лишних вопросов, вообще без вопросов. Будь счастлива, что этот мальчик не послал тебя на все четыре стороны и просто сделай то, что хотела. Или то, чего хотел Мариан Кросс...» И вправду. Может, этого он хотел? «Наверняка он где-то поблизости, — проскользнула мысль. — Наблюдает, а потом, в будущем, скажет мне прийти сюда... И накормить мальчика на побегушках. Очень мило с вашей стороны, генерал».

Пока я покупала еду и чего-нибудь попить, забежав в какую-то кафешку, единственную открытую так поздно, успела порадоваться, что надела перчатки. Было бы очень мило показать Рэду, что не у него одного такая рука, но сейчас он мог запомнить эту мелочь. Точнее, для него не мелочь. Лучше оставить его в неведении, позже генерал сам разберется с этим. Ну... И я. Я тоже разберусь. Господи, какая путаница в моей голове с этими перемещениями... Мы ужинали в том же месте, где встретились. Я не была особо голодна, поэтому отдала почти весь купленный пирог мальчику вместе с двумя огромными стаканами чая (которые еще нужно было вернуть). Он ел с заметным аппетитом, но аккуратно, хотя все равно умудрился измазать рот в варенье. На вопросы отвечал сначала с неохотой, а потом, видимо, решил, что может мне доверять. Или, что более очевидно, просто сдался перед моей надоедливостью.

Когда еда закончилась, а мальчик без каких-либо проблем умыл испачканное лицо чистым снегом, мы принялись за работу. Рэд объяснил мне, что реквизит лучше несколько раз перепроверить перед тем, как отложить в «чистый ящик». Внимательно выслушав серьезного ребенка, я утвердительно кивнула на его «Все поняла?», и в маленьком помещении закипела работа.

...Не знаю, в какой именно момент это случилось. Голова мальчика прижалась затылком к моим лопаткам и замерла, и я тоже прекратила двигаться, прислушиваясь. Ребенок мирно и ровно дышал, тихо посапывая сквозь сон. Накрыв лицо ладонью, я заулыбалась непонятно чему, а потом аккуратно перехватила мальчика, отодвинувшись в сторону. Даже не проснулся... Укутав краснорукого в плащ, аккуратно уложила его на сложенные ящики и положила под голову собственную сложенную куртку. Постояла, посмотрела. Убрала пальцем каштановые пряди с детского лица, аккуратно оттерла пятнышко грязи с бледной щеки.

— Отдыхай, солнышко.

Выпрямившись, окинула взглядом оставшийся реквизит и оценила масштаб работы. Не спать ночь напролет для меня не впервой, к тому же, нельзя подводить Аллена. Поэтому, закатав рукава и сполоснув тряпку в воде с мылом, я ухватила первый попавшийся мяч, уселась на табуретку и опять принялась за работу.

Показалось, что утро наступило не через несколько часов, а через пару минут. Пришлось быстро будить Рэда, чтобы он успел доесть остатки ужина, а не голодал весь день, да и чтобы элементарно смог прийти в себя после сна. Он сопел с самого пробуждения, пока осматривал плоды наших трудов, но отчего-то щеки его были заметно порозовевшими. «Наверное, стыдится того, что уснул» — тихо подсказало сознание. Я согласилась, молча наблюдая, как мальчик выносит ведро с грязной водой, и улыбаясь краями губ. Не буду ничего говорить. Вдруг рассердится.

Когда Рэд завтракал, я попросила оставить его небольшой кусочек теста без варенья. Мальчик пожал плечами, но отломил от пирога часть, а я вместе с ней вышла на улицу и, убедившись, что никого пока что нет, негромко позвала пса. Походила немного по внутреннему двору цирка, старательно подзывая и посвистывая, и вот, наконец, из самой дальней палатки выглянула собачья морда без помпона и воротничка. Я обрадовалась:

— Ай, вот ты где! Ну-ка, иди ко мне, малыш!

Пес не менее радостно побежал мне навстречу и навернул вокруг меня пару кругов, бешено виляя хвостом. Кусок пирога он съел с удовольствием и облизнулся. Наверное, животные умеют улыбаться, иначе, почему у этого чуда такая мордашка сейчас? В какой-то момент, от души начесывая цирковому питомцу спинку и за висячими ушами, я ощутила на себе чей-то взгляд. Тут же замерев, прислушавшись к себе и к окружению, медленно осмотрелась вокруг. Никого нет. И из палаток никто не выглядывает. Странно, но все-таки стоит уже отвлечься и вернуться к Рэду. Пес гавкнул мне на прощание и сразу же побежал обратно в свою палатку. Хороший мальчик.

Рэд сидел на ящике и постукивал по нему пальцами. Завидев меня, выпрямился и сложил руки на коленях. Я поняла, что пришла пора попрощаться. Ужасно не хотелось, ведь я только-только узнала еще одну часть его жизни! Жаль только, что я не смогу отплатить ему тем же. Даже если бы Аллен захотел узнать обо мне больше, чем есть сейчас, я не смогла бы открыть врата Ковчега в какой-либо промежуток своей прошлой жизни. Для этого мне нужно ее помнить...

— Тебе пора уходить, — сказал вдруг Рэд, и я вздрогнула, оторвавшись от грустных мыслей. — Скоро все проснутся и начнут готовиться к последнему представлению в этом году.

— Да, я знаю, — растерянно откликнулась моя персона. — А какое сегодня число?

— Двадцать пятое декабря, — мальчик склонил голову к плечу, выгибая одну бровь и пристально глядя на меня. — Странная ты.

Я не смогла удержать улыбку. Рэд не улыбнулся, но лицо у него стало попроще. Когда я протянула руку, он сначала удивился, а потом поспешно стянул с себя генеральский плащ и отдал его мне. Накинув его на плечи, натянула капюшон на седую голову. Поняла, что сильно замерзла, и тут же пожалела, что не могу оставить плащ мальчику.

— Странности — это круто.

Рэд неуловимо изменился в лице и кинул быстрый взгляд вниз, явно на свою левую руку. Усмехнувшись, я всего лишь потрепала его по каштановым волосам и помахала на прощание рукой:

— Пока-пока, Рэд. Удачи тебе.

— Пока, — негромко ответил он и тоже помахал ладонью. Жаль, что я этого уже не увидела.

* * *

Во дворе холодно в одной рубашке, брюках и ботинках. Рукава закатаны по локоть, волосы собраны в короткий хвост на затылке — удобнее, когда волосы не щекочут шею. Кольцо на левой руке коротко вспыхнуло и загорелось по приказу, и пламя почти мгновенно перекатилось на остальную руку. Цокнув языком с явной досадой, я дезактивировала Силу и начала сначала.

«Только кольцо. Мне нужно, чтобы горело только лишь кольцо» — упорно повторяла я про себя и представляла в мельчайших деталях, как огоньком охватывается один аксессуар. Не пальцы. Не ладонь. Не вся рука. Только кольцо. Выдохнула, сосредоточившись. «Ладно. Активируйся!» Синяя полоска на кольце сверкнула, появилась яркая искра. «Только кольцо!» И оно загорелось небольшим огоньком, неровно колеблясь. Это не могло не обрадовать меня. С раннего утра я морочу голову очередной тренировкой по осваиванию собственной Чистой Силы. Когда в лесу я убила Акума, я испугалась того, что увидела. Огонь жадно пожрал демона, словно голодный зверь. Мне это не понравилось. Не понравилось то, что я ощутила внутри себя.

Потому что я почувствовала желание Чистой Силы уничтожать зло. Будто бы я сама была огнем.

Отвлекшись и потеряв бдительность, я совершила грубую ошибку. Пламя почувствовало свободу и мгновенно этим воспользовалось. Воздух вокруг меня зашипел, а потом раздался негромкий, но неожиданный взрыв. Он толкнул меня в грудь, стало резко тепло, я споткнулась, запнулась о старый пень позади себя и с визгом шлепнулась в снег. Вставать как-то не хотелось... Повернув голову влево, я увидела, что кольцо вновь горит. Только кольцо. Тяжело вздохнув, снова повернула лицо вверх и закрыла глаза.

— Выключись.

Шипение смолкло. Зато со стороны дома раздались шаги по хрустящему снегу, а затем на злосчастный пенек со вздохом приземлился Мариан Кросс. Послышался запах дорогих сигарет. Вот так вот мы пробыли в тишине какое-то время, прежде чем генерал заговорил первым.

— Если ты без каких-либо проблем синхронизировалась с этой «Невинностью», да еще и имеешь процент почти под сотку, почему так упорно пытаешься повязать ее по рукам и ногам? — он затянулся сигаретой и с хмыканьем выдохнул дым. — Не та ли это Сила, которую ты сама нашла тридцать лет назад?

Буркнув в ответ согласие, тоже вздохнула. Опять помолчали. Стоит рассказать кому-то о том, что происходит. И Кросс был прекрасным претендентом — он опытный экзорцист. А вообще, мне просто хотелось выговориться.

— Когда я впервые активировала эту Силу... Не будь он под каким-то контролем, он бы сожрал все вокруг. Он сам хотел этого. Понимаете? Я... не знаю, как это объяснить. Я чувствовала это. И в тот раз, перед тем как найти раненного Аллена, я наткнулась на демонов в лесу. И когда схватила последнего, увидела себя... В ее глазах. Это словно... Словно он захватывает всю меня. Я могу чувствовать, как огонь течет по моим венам. Как он распространяется везде, куда достает взгляд. Он будто бы хочет вырваться, но пока что я ему не позволяю. И я не знаю... Не знаю, до каких пор это продлится.

Я замолчала и глубоко вздохнула. Затылок уже замерз на снегу, но вставать не хотелось. Лежать вот так и смотреть в зимнее небо... хоть бы чуток подольше, пожалуйста?

— Когда-нибудь эти оковы рассыплются ржавой пылью, и ты, правда, сможешь познать всю мощь своих сил, — сказал Кросс. Он выдохнул дым тонкой струйкой в серо-голубое небо. — Будь уверена, это будет не самый лучший момент твоей жизни, но он станет твоей опорной точкой, твоим первым шагом.

Мне показалось, что этот момент уже повторяется. Я слышала эти слова, но в тот раз голос не был мне знаком, да и я была занята спасением собственной жизни. В горле пересохло.

— Шагом к чему? — хрипло спросила я. Было не видно, но мужчина опустил голову и посмотрел на меня.

— Подумай сама, девочка.

— Я должна стать сильнее, — пробормотала я через какое-то время, щурясь на небо и ветви деревьев над собой. — Если хочу защитить Аллена и помочь ему, я просто обязана.

Мы оба надолго замолчали. И вокруг тоже была тишина. Будто весь мир замер, прислушавшись к разговору двух экзорцистов. Я думала о том, как сильно перепутала нити времени, если эхо прошлого умудрялась слышать в далеком будущем, когда многих деталей попросту не могла понять. О чем думал Мариан, мне было неизвестно. В конце концов, Кросс поднялся с пенька со вздохом и направился к входу в церковь. Я тут же всполошилась:

— Вы куда? А как же учеба? Вы, вроде как, обещали еще показать мне действия знаков!

— Ну... Учись, кто тебе мешает? Пока не вычертишь хоть какую-нибудь руну, хоть какую-нибудь... Можешь в дом не заходить.

Ленивым шагом мужчина пошел прочь. Я смотрела ему в спину с открытым ртом до тех пор, пока он не дошел до двери. Дар речи вернулся ко мне с трудом, и я аж воздухом подавилась:

— А-а, а если я вообще ничего не смогу вычертить?!

— Останешься ночевать на улице!

Из груди вырвался возмущенный вздох. Вместе с тем на меня навалилась растерянность. Нет, если вот такие методы учебы Кросс будет применять на Уолкера... Заберу мальчика и воспитаю сама, ей богу, чего бы мне это не стоило. «Ладно, не буду я ничего такого делать, — с досадой проворчала я, — и так сама запуталась во всем, так еще и менять ход истории... Нет уж, мисс, собери волю в кулак и начни работать...»

* * *

Время шло. Снег таял, на деревьях появлялись почки и распускались в зеленые молодые листочки. Небо прекратило быть серым от снежных туч и превратилось в ясное светло-голубое полотно с кусками белых облаков на нем. Совсем скоро начнутся дожди, и внутренний двор, где Аллен полюбил гулять и играть с Тимканпи, превратится в большую лужу, из которой будет выглядывать не стриженый газон.

В один из таких дней Аллен сидел у окна, упершись руками в подоконник и наблюдая за барабанящим по стеклу дождем. Рядом с ним лежала тетрадь с прописями. Тимканпи сопел рядом с ним на скамье. Я задумчиво наблюдала за ним, сидя в глубоком кресле, подперев скулу кулаком. Он уже почти совсем выздоровел. Воспаление сошло с левой стороны лица, но она все еще была розовой. Шрам багровел на бледной детской коже и создавал чарующий контраст, от которого по коже бежали мурашки. Белые волосы отрасли настолько, что, не знай я этого ребенка, подумала бы, что у окна сидит маленькая девочка. Тут Аллен оглянулся, видимо, ощутив взгляд, улыбнулся и помахал ладошкой. Я ответила ему взаимностью. А когда он отвлекся на проснувшегося Тима, поднялась и отправилась в комнату Кросса.

— Сэр? — заглянула внутрь после короткого стука. — Я хочу кое-что сообщить.

— Да, что такое? — мужчина отвлекся от чистки пистолетов, «Правосудия». Я задержала на них взгляд ровно до того момента, пока Кросс не прекратил натирать их тряпкой. Вздрогнула.

— Мне пора уходить. Аллен уже пришел в себя и чувствует себя вполне неплохо. Остальное на вас.

— Как резко, — хмыкнул собеседник и отложил оружие. Посидел немного, обдумывая что-то. В это время я старалась как можно беспристрастнее разглядывать чужой дорожный чемодан, сиротливо пылящийся в углу комнаты уже два месяца. Мариан очнулся и перевел взгляд на меня. — Ну, это твое право. Ладно.

Это было похоже на одобрение начальника. Я кивнула, благодаря, и развернулась, уже собираясь покинуть комнату, как вдруг маршал окликнул меня:

— Эй, ты это... Оставь ему хотя бы записку. Или скажи, что уходишь. В общем, не спихивай на меня объяснения, почему это ты так резко исчезла...

Улыбнулась. Мариан, хоть и кажется грубияном, равнодушным и жестоким, все же привязался к мальчику. Не ради себя он просит оставить весточку. Не ради себя. «Сделаю, конечно» — отвечаю я и прикрываю за собой дверь. Подхожу к окну, глажу Аллена по макушке и ловлю его удивленный взгляд. Снова улыбаюсь и получаю робкую улыбку в ответ. Я украду у тебя Тима ненадолго, Аллен, совсем на чуть-чуть. Нам нужно поговорить.

— Итак, Тим, — голем взмахнул крыльями и осклабился в довольной улыбке. Словно знал, что я хочу сделать. — Запиши все то, что я скажу далее, пожалуйста. Уже начал? Хорошо.

Тимканпи подлетел к нему и сделал над головой пару кругов. Аллен Уолкер отвлекся, вытер руки полотенцем, как только поставил последнюю вымытую тарелку в подставку, и позволил своему голему опуститься на сложенные вместе ладони. Из окна в кухню падал яркий солнечный свет, нагревая каменный пол. В широком теплом луче плавали белые пылинки, и юноша, заметив такую мелкую деталь, вдруг ощутив наплыв чего-то ностальгического. Дежавю...

— Ну, что такое, дружок? Не пытайся врать мне, что ты голоден. Ты слопал целый бутерброд. И куда только у тебя все девается...

Голем осклабился, взмахнул крыльями и хвостом, а затем широко раскрыл пасть. Аллен удивился: обычно Тим так делал, когда показывал голограммы или воспроизводил какую-либо голосовую запись. И вправду... Из зубастого рта послышался голос, кажущийся совсем чуть-чуть механизированным, но вот так вот Тим передавал информацию. Впрочем, не качество записи волновало седого. А тот, кому принадлежал голос на ней.

«Та».

— Привет, Аллен! Я более чем уверена, что Тим преподнес тебе эту запись секунда в секунду, как я его попросила. Он ведь все-все помнит... Даже боязно немного. Ох, о чем это я. С тех пор, как ты покинул Орден... Нет, не так. Прошло некоторое время... Гм. Мысли как-то смешались. От волнения, наверное... Ты прости. Знаешь... Нет, действительно, прошло время, прежде чем я смогла осознать одну важную вещь.

У Аллена голова закружилась от этого голоса. Как же давно он его не слышал! И пусть сейчас он слегка искажен короткими шипениями и каким-то тихим треском (Аллен поклялся кормить голема поменьше и проверить, влияет ли кормежка на качество записи аудио и видео), от него сердце в груди забарабанило, словно с ума сошло. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно, но он стоял неподвижно, затаив дыхание и вслушиваясь в каждое слово.

«Не имеет значения, где мы и как далеко друг от друга. Мы по-прежнему связаны. Слышишь? И пусть сейчас тебе кажется, что ты один, это не так. Я рядом с тобой. Всегда рядом. Вышло так забавно... Ведь большинства ты уже и не помнишь. Уверена, не помнишь. Но это нормально. К слову, какое сегодня число? Ах да. И у тебя сейчас оно же. Так вот, у меня к тебе маленькая просьба, если ты не против...»

Аллен едва успел дослушать, как сорвался с места и даже не захватил с вешалки свою куртку. Работающий в палисаднике Барба удивленно воскликнул, когда Уолкер спрыгнул с крыльца и умчался прочь, даже не откликнувшись на зов. Тимканпи следовал за хозяином, не отставая ни на метр, паря над самым плечом, а затем и вовсе стрелой ринувшись вперед. Ему словно тоже не терпелось оказаться на месте встречи со старым другом. Уши заложило от шума ветра и собственной крови, но Уолкер услышал взрыв где-то вдалеке. Он уже знал, куда ему бежать.

Ребенок спокойно задремал в том же кресле, где получасом ранее сидела я сама. Тимканпи пожелал устроиться на диване и стал наблюдать за мной оттуда. Я присела рядом с креслом и посмотрела на седого мальчика. Сначала хотела разбудить, но... Вздохнула, поправила пару прядок, укрыла его пледом. Нежно и долго поцеловала в теплый лоб.

Спи, солнышко.

Я действительно написала записку. Аллен сможет ее прочитать: она небольшая, написана большими буквами. Ему будет полезно заодно попрактиковаться. И, надеюсь, он не сильно расстроится.

Матушка не сильно удивилась, когда я рассказала о том, что ухожу. Говорить о том, что вернусь через несколько лет для них и через пару минут для себя, я не стала. Только повторила то же самое, что сказала Кроссу. Даже Барба понимающе покивал, хоть и глаза его сразу наполнились слезами грусти. Какой же он милый, этот Барба! Я неспешно собрала вещи в котомку. Немного подумав, открыла старый комод и выудила из ящика красный шейный платок, пахнущий ландышами.

Если с Алленом, матушкой и Барбой я попрощалась, то с генералом — нет. Он явно позабыл о пистолетах и сидел за столом, не двигаясь. Когда я вошла, уже полностью собравшись и готовясь с минуты на минуту покинуть тысяча восемьсот сорок девятый год. Не знаю, увижу ли я этого человека снова. Но сейчас, когда он поднялся, намереваясь проводить меня до двери, я крепко обняла генерала и получила в ответ такие же крепкие объятия. Мариан, хоть и кажется грубым, равнодушным и жестоким, все же привязался ко мне. И я к нему, без сомнения, тоже.

Перед тем, как выйти за дверь, я оглянулась назад. Сощурилась. Оглядываться назад — плохая привычка, и даже Аллена напоследок увидеть не удалось; ведь я не умею смотреть сквозь стены. Кросс подпер плечом дверной косяк, Барба помахал ладонью. Матушка улыбнулась краями губ. Отойдя от крыльца, я открыла Ковчег и в несколько шагов пересекла семь лет.

— Ой, да серьезно? Я ведь задала четкие координаты!

За спиной оказался не дом матушки и церковь с кладбищем, а незасеянное поле. Под ногами шуршала коричневая земля без малейшего признака засеянной культуры. Ну... Вон там, кажется, и есть нужная мне деревня. Недалеко идти. Стоило быть внимательнее и не отвлекаться на сантименты в момент перехода... А я вообще в нужном времени? Вдруг и с этим налажала?

Где-то наверху засвистело и зажужжало, привлекая внимание. Едва я успела поднять голову, как в землю совсем рядом со мной врезалась какая-то фигура больше меня раза в два и шире примерно настолько же. А затем это повторилось снова и снова, вынудив меня сразу же попятиться назад, отбросить котомку как можно дальше и шустро стянуть пальто. Жалко его портить, дорогое же. Подарок. Да тут все, что на мне, подарок... Но рубашку я зашью.

Акума довольно загудели, выходя из облака пыли на свет. Они глупо хихикали, намереваясь окружить.

— И откуда вы только взялись... Словно почуяли, — хмыкнула я негромко и скорее сама для себя, но демоны услышали. Один из них улыбнулся еще шире.

— Хозяин почувствовал чье-то присутствие и сразу велел нам проверить. Оказалось совсем недалеко.

— Мило, что ты ответил. Спасибо уж. Но давайте уже драться? Быстрее начнем, быстрее закончим.

Акума были определенно согласны и атаковали без предупреждения, сорвавшись с места. Прилично накопившиеся прямо под моими ногами «Нити» помогли мне взмыть вверх над головами монстров. Они столкнулись друг с другом и взревели, взбешенные такой выходкой. Я, наоборот, улыбнулась и спрыгнула с «Нитей» в некотором отдалении, активируя клинок. Один из демонов заорал, направив на меня свое оружие, но другой прикрикнул:

— Она нужна живой!

Третий из компании выстрелил в моем направлении, но целился не в меня, а в землю. Я все равно вильнула в сторону и схватила «Нитями» того демона, который хотел меня прикончить полминуты назад. Он взвизгнул, как только «Нити» начали быстро сжиматься, закутывать его; а пока его душило, я отправила его в полет прямо к его дружкам. Те едва успели взмыть в воздух и снова подняли облако пыли. Вот, Акума сжало до невозможности, и его механическая оболочка не выдержала, взорвавшись.

— Черт! — выругалась я и резво огляделась по сторонам.

Теперь вообще ничего не видно! Завеса пыли, газа и дыма настолько плотная, что даже неба, кажется, не видно. Со всех сторон тут раздались пронзительные грозные визги и скрежет, я мгновенно встала в боевую стойку, пытаясь понять, откуда придет первый удар.

— Пригнись! — громко крикнул кто-то, и я почему-то сразу послушалась, нырнув вниз, к земле.

Над головой что-то блеснуло, вспыхнуло белым, и крики с недовольных сменились на отчаянные. Загромыхали взрывы, зашелестела потревоженная земля, раздались проклятия в чей-то адрес. Послышалось жужжание, свист рассекаемого воздуха, а затем звон и последний взрыв. Меня обдало очередным порывом горячего воздуха. Постепенно все успокоилось, и я разглядела знакомое сияние длинного белоснежного плаща. Дыхание перехватило.

Аллен дезактивировал Коронованного Клоуна — в этот момент в груди у меня что-то екнуло. Мы встретились взглядами.

Господи. Эти серые глаза.

Я мгновенно вспомнила мальчика с каштановыми волосами. То, как он тихо плакал за шатрами. Вспомнила, с какой злостью он говорил о цирке, и с какой нежностью много лет спустя рассказывал о своем приемном отце. Сколько эмоций я успела за все годы, что мы знакомы, увидеть в этих глазах?

Я вспомнила, что испытало мое сердце, увидев всю полноту горькой жизни седого парня, и сейчас оно, вот это самое сердце, которое и так было искалечено после такого долгого пути, кажется, не выдержало.

Даже не пытаясь сдерживать слезы, я бросилась к Уолкеру и обхватила его кольцом крепких объятий. Он с готовностью поймал меня и прижал к себе, погладил по голове и зарылся пальцами в волосы, быстро и взволнованно шепча что-то на ухо. Я почти не слушала. Мне вроде бы хотелось перестать плакать, а вроде бы хотелось выплакать все слезы, накопившиеся за последнее время.

Совсем немного отстранившись, обхватила ладонями чужое лицо и, не давая договорить, поцеловала. Зарылась пальцами в растрепанную седую прическу, погладила по вискам, по щекам, обняла за шею и вынужденно отстранилась снова — из-за всего и сразу критически не хватало кислорода. Лицо горело, губы горели, глаза жгло от слез. Аллен коротко поцеловал меня в лоб, в переносицу, затем в щеку, чуть ниже, и снова вовлек в поцелуй, но теперь уже сам. Я, вся такая из себя сильная и крепкая, не могла перестать лить слезы и задыхаться в безмолвной истерике.

— Я тебя нашел, — выдохнул парень, когда снова прижал меня к себе и сам прижался щекой к моей макушке. Уткнувшись в складку его рубашки, я длинно и глухо всхлипнула, жмуря веки до ярких искр под ними.

«Ты нашел».

Примечание к части

«Partita III BWV 1006 in E major: I. Preludio» by Isabelle Faust. Вы поймете, когда ее нужно будет включить. uwu

С августом вас!