Сердце Астории (гет)

В окно светила луна. В этом серебряном свете ужасный грязно-бежевый паркет гостиной вдруг показался мне золотым.

Я слышала тихое дыхание Драко. Пульс на его руке, которую я почему-то сжимала пальцами, бился мерно. Я запрокинула голову и убедилась в том, что Малфой спит.

Мне было так хорошо и одновременно так плохо. Знаете, что нужно сделать, чтобы превратить человека, обремененного лишь временными жизненными трудностями, в абсолютно несчастного? Лишить его возможности забыть об этих трудностях ночью.

Нет, это я не про себя, это я так — к слову. Нельзя называть мою жизнь чередой временных трудностей.

— С каждым днем все хуже, Драко, — едва слышно прошептала я. — Говорят, все познается в сравнении. Они чертовски правы. Вчера я думала, что полностью окаменела внутри, сегодня думаю, что вчера еще было живо что-то… Так каждый день. Все настолько запутано, что не разберешься даже с моим холодным рассудком. Ты же не слышишь? Хорошо.

Я улеглась удобнее под рукой Малфоя. Спать не хотелось совсем, несмотря на соблазнительную беззаботность лица соседа по дивану.

— Может быть, когда-нибудь я скажу, Драко, что ты был моей ниточкой в мир чувств. Но знаешь, как я сейчас отношусь к этой словесной романтике? Это нечто бес-по-лез-но-е.

— Это ты про сон? Что-то бесполезное у тебя там…

Я подняла на него глаза, не удосужившись даже покачать головой, выпустила его руки из своих и чуть отодвинулась. Мне почему-то показалось это единственно правильным.

— Так, болтаю тут сама с собой.

Малфой сонно приподнял бровь:

— Занятно.

— Порой выходят интересные беседы. Приятнее, чем с некоторыми представителями человеческой расы, — ответила я.

— Надеюсь, ты не меня имеешь в виду.

— Надейся.

Наступила тишина. Я пока размышляла, давно ли наступил тот момент, когда Малфой решил не делать более вид, что у него началась экзема от прикосновений Гермионы Грейнджер.

Драко неожиданно схватил мою лодыжку, потянул к себе и уложил на бедро, отчего я резко поменяла своё положение на диване и немного сбилась с мыслей.

— Спи, — пробурчал он. — А то лежишь с открытыми глазами и не моргаешь, как будто схватила Аваду.

— Я думала, для тебя это было бы приятное зрелище.

— Нет, если учесть тот факт, что я сплю с трупом.

— Да и не просто спишь.

— Тем более.

Я заметила, что на его губах заиграла легкая улыбка.

— Малфой, — сказала я, — не уходи, ладно?

Драко считал, что умеет скрывать свои эмоции. Но на самом деле малейшие изменения просто пробегали по его лицу со скоростью света, и теперь, когда я не была ослеплена ни ненавистью к Малфою, ни чем-либо еще, мне стало это заметно. Но прочесть ничего я так и не успела, и куда-то внутрь меня, словно на дно стакана, плавно опустилось огорчение и неудовлетворенность.

— Считаешь, самое время для игры в гольф и мне стоит сходить на чемпионат? — он лениво покосился на будильник. — Полтретьего ночи.

— Откуда ты знаешь про гольф?

— Забудь.

Мне не хотелось знать, как Драко узнал про маггловский спорт. Я хотела вернуть разговор к теме, с которой Малфой с ювелирной точностью свернул, и довести до конца.

— Я тебя на полном серьезе прошу…

— Грейнджер, — перебил он, внимательно глядя на меня, — даже если бы я хотел, переспав с тобой, исчезнуть из твоей жизни навсегда, я бы, во-первых, сделал это раньше, а во-вторых — неминуемо вернулся бы к завтраку. Меня никогда не прельщали дары леса.

Драко смотрел на меня, и я смотрела на него. Черт его знает, сколько прошло времени перед тем, как Малфой плавно опустил голову, упершись лбом в костяшки пальцев моей руки, сильно сжимающей край подушки.

— Спи, — сказал он, и это прозвучало очень успокаивающе.

* * *

— Привет, — звонко произнесло лицо Джинни из камина.

Я опустила тяжелую книгу на тумбочку и встала с кресла.

— Привет. Дай мне минуту.

С как можно более беззаботным выражением лица я прошла на кухню. Драко стоял, прислонившись к столу, и допивал кофе. Я достала из кухонного шкафчика огромную коробку со сладостями и поставила ее перед изобразившим холодное удивление Малфоем.

— Твоя задача — разобрать это на батончики, лягушки и конфеты и аккуратно разложить.

Драко сначала внимательно рассмотрел содержимое коробки с высоты своего роста, затем поставил чашку и совершенно неожиданно притянул меня за талию к себе. Оставил на моих губах что-то вроде поцелуя, такого собственнического, словно поставил метку.

— Хорошо, безумная женщина. Не знаю, зачем это надо, но я наведу идеальный порядок.

Я не почувствовала никакого смущения, лишь приятное ощущение на губах. Малфой уже отодвинул сладости и присел на ближайший стул, всем свои видом спрашивая: «Что-то еще?»

— Проверять буду крайне критично.

Драко усмехнулся, кивнул и отложил на стол первую шоколадную лягушку.

— Что, завлекла чем-то Малфоя на время нашего разговора? — спросила Джинни, как только я вернулась в гостиную.

Я невольно провела кончиками пальцев по своим губам. И произнесла, усевшись у камина:

— Да, верно. Как дела?

— Дело в том, что я много думала насчет Астории и пришла к выводу, который звучит как самая банальная вещь, стартовый материал для всех наших обсуждений, но…

— Нет, как дела у вас с Гарри?

— … очень полезная как напоминание сути самого привидения. Что? — Джинни моргнула. — А…

— Вы помирились? — допрашивала я. — Или у вас все еще холодная война?

— Все хорошо, Гермиона, — заверила меня она.

Но ее глаза вдруг забегали. Джинни приоткрыла рот, словно желая продолжить то, на чем остановилась, но нахмурилась — забыла, о чем шла речь. Я, как бескомпромиссный судья, молчала. Не собиралась давать ей подсказки, потому что планировала вывести мисс Уизли на чистую воду в ближайшие десять минут.

— Так вот, — наконец заговорила она снова. — Дело ведь в том, что Астория действительно застряла между двух миров. Значит, здесь есть то, что держит ее.

— Верно, нам не стоит забывать об этом, — согласилась я.

Джинни — умная девушка, и она понимала: это не то, что я хотела от нее услышать. Но ей также не занимать терпения и хитрости.

Мы молчали около двух минут, пока мне в голову не закралась мысль, что Малфой может заподозрить нечто интересное в этой тишине. Я глубоко вздохнула и завела:

— Итак…

— Гарри сделал мне предложение.

В таких ситуациях должна мгновенно укрывать волна искренней радости, следует начать обмен такими фразами, как «Я так за вас рада!» и «Спасибо, спасибо, я так счастлива!»

Несколько лет назад я думала, что со мной будет то же самое. Но, с другой стороны, Джинни ведь в курсе, что теперь, если эти восклицания и начались бы, то их убедительность напрямую зависела бы от моих актерских способностей. Я не стала себя испытывать, во многом потому, что знала: актриса из меня никудышная. Кроме того, Джинни и Гарри давно считали невестой и женихом, не так ли?

— Я сказала «да», — добавила собеседница, все же немного смущенная ответным молчанием.

— Джинни, я…

Она скромно улыбнулась.

— Знаю, Гермиона. Я, правда, уверена в том, что ты за нас рада. Где-то глубоко внутри, но знаешь — мне этого достаточно.

— Я вас люблю, Джинни. Всех вас.

Не знаю, почему я это сказала. Может, потому что надо было что-то сказать. Нельзя было просто молчать. Даже учитывая, что Джинни в курсе этих идиотских капризов моей судьбы, промолчать было бы преступлением, осадок от которого остался бы в душе Уизли-Поттер навсегда, как бы она не притворялась.

Одной из немногих вещей, в которых я была уверена, была моя любовь к ним. Любовь, не знающая ни времени, ни беспощадной руки сумасшедшего привидения.

— Но мы с Гарри решили…

«Нет, нет, нет», — подумала я, подсознательно угадывая, что мне хотят сказать.

Я предполагала, в чем заключается это «но». Пыталась собрать внутри себя все чувства, что были, или казалось, что были, и крикнуть: «Замолчи! Просто сыграйте свадьбу!»

— …мы поженимся лишь тогда, когда вылечим тебя.

«Ох, ребята».

— Хочешь свадьбу на том свете?

Джинни так вздохнула, что мне показалось, она расплачется. Она глядела на меня и качала головой.

— Твой черный юмор…

— Это не юмор, — резко прервала ее я. — Джинни, я не шучу. Это ужасная, ужасная идея.

— Нет, это прекрасная идея. Ее поддержали все Уизли.

Передо мной тут же всплыло лицо Рона, со всей серьезностью пожимающего плечами.

— Вы не вылечите меня. Не стоит надеяться на это, если желаете пожениться хотя бы в ближайшие десять лет.

— Мы уже все решили, Гермиона. И тогда свадьба будет действительно самым счастливым днем в нашей жизни.

«Если, конечно, она будет», — мысленно добавила я.

— Я… Гермиона, я просто хотела сказать, что нужно искать предмет, удерживающий Асторию в нашем… — Джинни заметила, что я подняла на нее усталый взгляд, и сбилась с мысли.

— Это не предмет, — ответила я, не дослушивая.

Джинни взволнованно нахмурилась. Казалось даже, что языки пламени в камине замерли, потому что в напряжении замерла Джинни.

— Не предмет…

* * *

— Я раскладывал это только для того, чтобы ты все бессовестно съела за один присест?

Только когда прозвучал этот громкий вопрос, я заметила, что за мной, жующей шестую конфету и уставившейся в одну точку перед собой, Драко терпеливо наблюдал уже добрый десяток минут.

— Присоединяйся, — кивнула я.

Но в ответ Малфой приподнял брови и покачал головой.

— Нет, спасибо.

Он отодвинул стул и присел. Мы переглянулись и не сговариваясь уставились в окно. Хлопья снега летали в хаотичном порядке, сталкивались и опадали на землю, на белоснежный ковер поля, окружающего дом.

— Что, пойдем лепить снеговика?

Я усмехнулась и ничего не ответила. Драко тяжко вздохнул.

— Я серьезно… Грейнджер, умираю со скуки.

— Не сейчас, Малфой. У меня не то настроение.

Съеденные конфеты стояли комом в горле, а в голове зрел план на ночь. Драко так и сидел и, словно заразившись от меня, глядел в одну точку.

Скука всегда кажется людям чем-то безобидным, безоружным, временным. Но именно она укрывала тяжелым одеялом наш дом. Скука разъедала Малфоя. Он мучился, внутренне бился в истерике, сходил с ума. Это убивало его.

— Драко… — чуть слышно прохрипела я и медленно пододвинула свою руку, лежащую на столе, к нему.

Малфой не взглянул на меня. Он только протянул свою руку в ответ и принялся чертить замысловатые узоры на обратной стороне моей ладони. Время почти остановилось. Я пересела поближе к Драко и прислонила голову к его голове, вдыхая запах волос, а он закинул мои ноги на свои.

Этот дом, этот мир съедал нас, откусывал по кусочку, но биться в истерике не было сил.

* * *

Через несколько часов пришло время для исполнения ночного плана. Малфой даже не предлагал выпить, и я была рада, потому что не нужно было отвечать на лишние вопросы.

Я просто легла на кровать, сложив руки по швам, и закрыла глаза. Никакой усталости не было, сон не забирал меня заботливыми руками в свое царство. Но я настырно держала глаза закрытыми и старалась ни о чем не думать, пока наконец безделье не выбросила меня в полусонное состояние. Этого было вполне достаточно.

* * *

— Привет.

— Доброй ночи, Гермиона, — проговаривает Астория.

— Я пришла поговорить.

Она поднимает голову, оторвавшись от каких-то расчетов, и поправляет на переносице стильные очки в ярко-красной оправе.

— Это я сразу поняла.

Я сажусь в белоснежное кресло напротив дивана, на котором сидит Астория, и сосредотачиваюсь на сумасшедшем биении своего сердца. Будучи в собственном сне, рядом с этой девушкой, я снова начинаю что-то чувствовать. Гермиона внутри меня кричит и заламывает руки, но вопрос, который мне хочется задать Гринграсс, звенит в голове, как колокольчик на шее бешеной собаки.

— Я тебя слушаю.

— Обещай отреагировать спокойно и ответить мне честно.

Астория удивленно склоняет голову.

— Я постараюсь.

Гермиона в глубине души последний раз болезненно стонет и всхлипывает.

— Ты застряла внутри меня только из-за него.

Тишина окутывает комнату с темно-зелеными стенами. Астория сосредоточенно прищуривается.

— К такой жизни сложно привыкнуть, — продолжаю я. — И мысль о том, что Драко — единственная причина моих мучений, никогда не покинет мой воспаленный мозг. Таким, как я — сходящим с ума — очень легко переступить черту. Однажды я просто решусь и хладнокровно взмахну над ним, спящим возле меня, волшебной палочкой. И это заклинание отнюдь не будет безобидным.

У нее начинают трястись руки. Пергаменты с таинственными расчетами падают на черный пол. Астория давит ногтями на обивку дивана, а глаза ее мечут молнии.

— Не смей поднимать на него оружие, — скрипит она чужим голосом. — Никогда.

— Мой вопрос будет связан именно с этим. Если умрет он, уйдешь и ты?

Гранграсс поднимается с дивана. Я тоже пытаюсь встать, но, как и предполагалось, ничего у меня не выходит.

— Если умрет он, — шепчет она мне на ухо и с силой сжимает мои запястья, — следом умрешь ты. И лишь после этого я уйду.

* * *

Я проснулась в холодном поту. Сердце все еще билось в диком темпе, а на запястьях остались синяки.

Голова мыслила трезво, даже делала выводы. Стрелки часов показывали четыре утра. Я провела ладонью по мокрому лбу и задумалась, чем бы мне заняться — снова ложиться спать было плохой идеей.

Может, стоило начать вести дневник?

«Я Гермиона Грейнджер. Я ничего не чувствую.

Умирать не страшно. Страшно жить вот так».