Выше неба — дальше горизонта (джен)

Хэндри спал, устроив голову на коленях Генри. Он опять провёл весь день — а возможно, и предыдущую ночь — за книгами.

По правде говоря, они все так делали — дорвались, наконец, до библиотеки. Но Грант, как всегда, усердствовал больше прочих. Ему Шляпа случайно Хаффлпафф не предлагала?

В первый день в Кэр-Певерелле все четверо разбежались искать ванную. Каждый нашёл по одной, и вылезли они лишь через пару часов.

Старую одежду благополучно сожгли, переодевшись в то, что хранилось в кладовых в сундуках с подписями «одеяния детей Певенси времён их юности». Причём, волшебникам достались цвета их факультетов: Сьюзен — жёлтое платье Люси, Дафне — зелёная амазонка Сьюзен, Генри и Хэндри — тёмно-красный и синий костюмы Эдмунда и Питера.

До поздней ночи маги бродили по замку, изучая его залы, коридоры и комнаты. Спать улеглись в бывших покоях Певенси. Они находились в башне, и оттуда открывался самый великолепный вид на бухту.

Утром к замку подошла процессия с представителями всех народов Нарнии, кто успел собраться и прийти: кентавры, фавны, дриады, сильфы, совы, уцелевшие разумные звери, феи… Они торжественно признали человеческих магов принцами и принцессами Нарнии и попросили о помощи в борьбе с Каменной колдуньей.

К несчастью, на вопрос о том, могут ли волшебники позвать друзей из другого мира, чтобы сражаться было легче, старый фавн Элмус ответил отрицательно. Фонарный столб находился во владениях Колдуньи, и лишь наместник знал, как открыть проход без него. Получался замкнутый круг.

Поэтому маги и засели в библиотеке. Им нужен был хотя бы односторонний путь из Британии в Нарнию. Целью ведь стало не только победить Колдунью, но и спасти сородичей из умирающего мира.

Библиотеку Певенси собрали большую, и волшебники копались в ней уже почти месяц. Сегодня здесь, правда, остались только Грант и Поттер — наступило полнолуние, и Сьюзен было пора принимать зелье, а Дафна должна была за ней приглядеть.

Парни некоторое время перелистывали страницы, сидя рядом на мягком диване, а потом Хэндри как-то незаметно съехал головой Генри на колени.

Было видно, насколько Грант устал: круги под глазами, бледная кожа. Ещё он почему-то постоянно мёрз, несмотря на то, что в Нарнии уже потеплело. Шрамы снова воспалились после Каменного Стола — Хэндри прятал их под рукавом, но то и дело прикасался к предплечью здоровой рукой, болезненно кривя губы.

Генри внимательно рассматривал его лицо. Хэндри Грант выглядел как какой-нибудь эльф Толкина: светлокожий, с чёткими, но не резкими чертами… Когда Поттер впервые увидел и узнал его — во время спора с Диггори незадолго до второго тура, то и не думал, что много позже будет столь вдумчиво изучать лицо этого человека. Но сегодня…

На губах притаилась улыбка. На сей раз не та, которую он сравнивал с умилением Хагрида. Нет, другая, какая-то спокойная, еле заметная. Генри не сумел припомнить, кто и при каких обстоятельствах улыбался бы именно так. Что означает это выражение лица?

Он бесшумно отложил заброшенную книгу на подлокотник и осторожно убрал прядь волос, упавшую Гранту на лицо. Зачем-то провёл кончиками пальцев по его щеке.

Месяц назад Хэндри плакал. Довольно пугающее зрелище, хоть и не лишённое некоторой… красоты, наверное. Слёзы, прозрачные чистые слёзы струились по щекам. Да, пожалуй, красиво, но… Грант никогда не унывал, всегда вёл друзей вперёд. И с самого первого дня в Нарнии в нём копилось напряжение, а в тот день оно, видно, прорвалось наружу. Бедный, он ведь так и не выздоровел до конца, когда на него свалилась необходимость вести Гарри и Сью, а потом и Дафну по незнакомой стране в тяжёлых условиях.

Генри погладил его по волосам. Они были густые и удивительно мягкие. Странное чувство… Что он вообще чувствует к Хэндри? В прошлый раз Поттер осознал умиление, а сейчас?

Нет, так он ничего не поймёт. Лучше, наверно, задать себе другой вопрос: что он хочет сделать по отношению к Хэндри?

Хм-м… Обнять, согреть, чтобы он перестал-таки мёрзнуть, продолжать гладить по голове — это, оказывается, приятно. Та-ак… Занятный набор! Это уже не больно-то смахивает на дружеские чувства…

— Какого Мордреда?! — громко вопросила Сьюзен, своим появлением разрушив тихий вечер и сбив Генри с мысли. — Почему белка?

— А ты чего ожидала? — меланхолично поинтересовалась Дафна.

— О Мерлин, первый оборот! Она же сутки не угомонится! — пробормотал Грант, садясь и зевая. — Извини, я неудобно уснул.

— Ничего, — покачал головой Генри, радуясь, что успел отдёрнуть руку, и он ничего не заметил. — К слову, Сью, белки — одни из главных отморозков леса. Хуже них — только зайцы.

— Обрадовал! — фыркнула девушка.

— Покажешь, что получилось? — попросил Хэндри.

Сьюзен прикрыла глаза, выдохнула — и на её месте возникла пушистая рыжая белка с чёрными кисточками на ушках и длинным-предлинным хвостом, в который зверька можно было завернуть целиком.

— Продолжим поиски? — спросил Хэндри, стоило Сью вновь принять человеческий облик.

— Я, кстати, нашла проблему, которую мы пропустили, — сказала Сьюзен. — В Нарнии и Британии время не совпадает. То есть нам нужно не просто перенести людей сюда, но и переместить их в наше время.

— Путешествия сов связывают миры во времени, — сообщил Генри, приподняв свою книгу обложкой вверх, — как нитки сшивают края ткани. Дети Певенси перенеслись с разницей в девятьсот с лишним лет. Незадолго до появления Колдуньи временные потоки выровнялись, потому что путешествующих сов было очень много, а сейчас разница составляет ровно четыре года.

— Учитывая, сколько замок стоял закрытым, в книге просто не может быть этих сведений, — заметил Хэндри, зевая.

— Здесь про связь Нарнии и Чарна, родины Белой колдуньи. Автор — к слову, его звали Диггори Кирк — приводит способ рассчитать совостяжение, как он обозначил этот процесс.

— Ребят, а может, просто отправим в Британию Хедвиг с письмом, где объясним, как сами сюда попали? — подбросила идею Дафна.

— Кому писать будем? — тут же подобралась Сьюзен.

— Мистеру Гранту. Он точно поймёт, что к чему.

— И как он в Хогвартс попадёт? — скептически вопросил Хэндри.

— Учитывая то, что нам рассказали совы, у него теперь есть связь с моей тётей, — заключила Сьюзен. — Ну, она просто обязана была его допросить. Думаю, мистер Грант сможет ей всё объяснить.

— Тогда за дело! Что именно напишем?

— Хэндри, сейчас — глубокая ночь, — напомнил Поттер. — Письмо — завтра. Пошли спать.

— Ладно-ладно, только не злись.

На выходе из библиотеки Генри услышал тихий разговор девушек.

— Ты проспорила, и теперь должна мне желание, — ехидно прошипела Дафна.

— Может, второй этап?

— На второе желание? А давай! Полтора месяца.

— Месяц. Кто разбивает?

— Похоже, опять я, — усмехнулся Генри, вернувшись к ним. — Дафна, можно попросить тебя сварить пару зелий?

— Эх-х… Проси — сварю.

* * *

Письмо написали следующим утром. Хедвиг, которая теперь обитала в Кэр-Певерелле в качестве личного почтальона принцев и принцесс, понесла его в Британию.

Волшебники переключились на другие дела. Дафна удалилась в зельеварческую лабораторию — готовить запас простейших лекарств. Генри читал что-то о магических животных, Хэндри искал в замке потайные ходы и вообще составлял его план (кстати, Фонарный столб, судя по карте Певенси, действительно стоял в землях Колдуньи), а Сьюзен занялась разбором законов Нарнии.

Их было на самом деле немного. У людей существовал Свод правил человеческих, у прочих рас жизнь регулировалась традициями и обычаями. Законы страны в целом содержались в Кодексе Нарнии, который почти не менялся со времён детей Певенси. Небрис принёс последнюю редакцию из городской ратуши Амаргона — она мало отличалась от той, которую написали сами Певенси. Начинался Кодекс такими словами:

«Мы, дети Певенси, короли и королевы, даруем Нарнии сей Кодекс, дабы не было в ней раздоров и войн. Мы отныне выступаем судьями в спорах нарнийцев, а посему удаляемся от власти. Лишь в трудное время мы возвратимся, дабы избавить страну от врага, и позже удалимся обратно в Замок у моря, и не будем вмешиваться в жизнь нарнийцев».

Это, в общем-то, было правильно: пусть властвуют те, кто умеет, а избранные Асланом, Судьбой или кем-то ещё защитники останутся защитниками.

Дальше в Кодексе описывались минимально необходимые правила взаимодействия народов, происходящие в основном из их традиций. Указывался статус принцев и принцесс — наследники и одновременно ученики королей и королев. Обязательно — люди, как самый магически нейтральный народ. В этом уже прослеживалось нечто дискриминационное, но Певенси были правы: люди обладали нейтральной магией в противовес природной, небесной и прочим, а значит, имели более высокий иммунитет к магии врагов. Ну, и возможности у людей были шире. Хотя столь категорично отстранять прочие народы, наверное, не следовало.

«Так, а как принцы и принцессы становятся королями и королевами?» — заинтересовалась Сьюзен.

Она отправилась в Амаргон, где временно поселился Элмус, которого Совет народов назначил советником при людях.

Старый фавн разъяснил: короли и королевы есть принцы и принцессы, доказавшие свою готовность защитить Нарнию и примирить её жителей в случае раздора. Дети Певенси доказали… А вот их потомки — нет.

Элмус рассказал Сьюзен об истинных причинах исхода Первой династии, и вечером девушка поделилась этой историей с остальными.

* * *

Трое из четырёх королей и королев умерли, а Эдмунд был слишком стар, чтобы исполнять свои и их обязанности. Поэтому однажды призвал он к себе пятерых племянников и спросил, кто из них не желает сесть на троны у моря, ибо больше детей, чем тронов.

— Я не желаю, дядя! — воскликнула Хельга. — Каспиан, Годрик, Ровена и Салазар умнее меня и лучше понимают Нарнию. Мой удел — травы да деревья.

— И дриады с феями, — напомнил ей Годрик. — Я не хочу быть королём, дядя. Не желаю быть ответственным за народы. Я ведь и так могу Нарнию защищать!

— Быть королевой — значит, отвлекаться от науки, — произнесла Ровена. — Я отказываюсь.

— А я согласен стать королём, — заявил Салазар. — Вы готовили нас к этому, учили, объясняли… Мы должны защищать Нарнию и хранить в ней мир.

— А я — не человек, — усмехнулся Каспиан. — Моя мать была нимфой — вы же знаете. Вас четверо, кузены и сводный брат: два короля и две королевы.

Каспиану было горько: он поддерживал Салазара и Годрика, но не был в полной мере человеком, чтобы соблюсти Кодекс Нарнии, хотя с радостью стал бы королём-защитником своей страны. А так вместо него королём станет Годрик, который ничего не ценит так, как свободу.

И, чтобы не страдать самому и не огорчать братьев и сестёр, Каспиан отправился в лес Фонарного столба, откуда перенёсся в родной мир своего отца, дяди Эдмунда и тётушек Сьюзен и Люси.

Старому Эдмунду он солгал, что вернётся, однако вскоре тот заподозрил неладное. Верный Годрик помчался за братом, а следом — Хельга, знавшая, каким бедовым парнем был грифоний воитель и как часто он влипал в переделки. Ровене и Салазару не оставалось ничего, кроме как идти за ними, хоть последний и был против того, чтобы бросать Нарнию.

Так страна осиротела, ведь ни один из пятерых не пришёл обратно, а Эдмунд умер спустя несколько дней.

* * *

— «Умер», наверное, следует расценивать как «помолодел и свалил на Землю», — предположил Хэндри. — При этом мы знаем, что случилось со всеми, кроме собственно Каспиана, который спровоцировал Исход.

— Есть у меня гипотеза, — протянула Дафна. — Две истории, полные белых пятен, два не совсем человека, два мира… Я претендую на раскрытие одной из величайших загадок истории.

* * *

Точный ответ на вопрос, откуда в Британии взялись маги, затерялся в глубинах истории. Одни полагали, что они приплыли с континента; другие думали, что их породили смертные женщины, согрешившие с демонами; иные верили, что маги — это сидхе, изгнанные с родины за преступления; а кто-то пересказывал легенду, которую некогда якобы слышал от одного мельника, что был знаком с рыцарем, приходившимся внуком оруженосцу сэра Гавейна, или Агравейна, или самого Ланселота, служившего королю Артуру, с коим та история случилась взаправду.

Однажды в королевстве, которым правил король Утер Пендрагон, объявился кровожадный дракон. Он пожирал людей без разбору, и не было от него спасения.

И отправились люди к королю, и отправил король рыцарей под началом Артура, сына своего, дабы те дракона изничтожили.

День скакали рыцари на конях к логову драконьему, ночь — храбро бились с ним. Но к рассвету дракон пожрал рыцарей, даже мечами не побрезговав. И приближался уже конец самого Артура, когда явился пред ним человек в блеске уходящей луны.

И сказал тот человек дракону всего два слова, и были эти слова страшнее мечей и копий. И издох дракон.

— Как зовут тебя, спаситель? — спросил Артур.

И ответил человек:

— Я чародей Мерлин из замка Певерелл.

Поведал он принцу, что дом его далёк и нет туда пути. Тогда Артур привёл Мерлина к отцу своему, и стал чародей служить Пендрагонам. Стал он одним из рыцарей Круглого Стола, и жил бы счастливо, если бы не женщина.

Полюбил Мерлин прекрасную волшебницу Моргану из древнего рода Азкабан, что защищал от демонов северные земли. Поженились они, королём благословлённые, и родился у них сын, Мордредом наречённый.

Однако увидев сына своего, поняла Моргана: не был Мерлин человеком обычным, а текла в его жилах кровь другая, ей неведомая. И она, наученная отцом своим, что демоны-нелюди — зло, вызнала истинное имя мужа, коего никто не ведал, и уничтожила Мерлина. И сына своего хотела уничтожить, да король Артур не позволил. Забрал он Мордреда к себе и воспитал его истинным рыцарем.

Много лет прошло, и мир познал Мордреда Певерелла, величайшего из чародеев после отца его.

И стал Мордред мстить за смерть Мерлина, и проклял он Моргану и крепость её, обратив всех живых в подобие демонов в наказание волшебнице.

Повелел он всем магам, устрашившимся его мощи, никогда женщинам власти не давать. И своей единственной дочери не дал он силы, сыновьям же раздал могущественные артефакты: палочку волшебную из бузины, камень, мёртвых воскрешающий, и мантию-невидимку.

До того же Мордред искал имя отца своего, дабы к жизни его возвратить. Но не нашёл, ибо никто не слышал о замке Певерелл и имени Мерлина не знал.

Спустя века Основатели называли себя младшими братьями и сёстрами Мерлина, пришедшими из замка Певерелл, что далёк и куда нет пути. Но большего у них не выведали.

* * *

— Антиох, Кадм, Игнотус, — перечислила Сьюзен, — а дочь как звали?

— Гвиневра, в честь жены короля Артура.

— Невероятно! То есть Поттеры, потомки Певереллов, — потомки Мерлина, который на самом деле Каспиан?

— И кстати, лорд Гленарван отмечал, что Поттеры верили в лунную тропу, — вспомнил Генри. — Значит, Хэндри — потомок Каспиана. Это и была твоя теория, которую ты никак не могла доказать?

— Да, это она. Зыбкое, конечно, доказательство…

— Не зыбкое, — возразила Сьюзен. — Просто вокруг потомков Певенси столько всего понапутано: Гриффиндоры, Гранты, Гленарваны, Гонты, Певереллы, Поттеры, бла-бла-бла — так они ещё и во времени туда-сюда путешествуют! Разобраться проблематично.

— Но разобрались же, — бледно улыбнулся Хэндри. — Спасибо, девчонки, я уже начал чувствовать себя лишним.

— Эй, мы ведь любим тебя, несмотря ни на что! — фыркнул Поттер.

Грант не ответил — он опять уснул, запрокинув голову на спинку кресла.