Along a different path (джен)

К полудню ветер разогнал хмурые облака, небо окрасилось бледно-голубым, выглянуло солнце. Королевский лес Дин преобразился: тонкий снежный покров заискрился серебром, не облетевшие кое-где с деревьев и кустов листья под робкими лучами заиграли глубокими рубиновыми, охряными красками, серо-синие контрастные тени от стволов потянулись вглубь чащи, и даже покрытые мхом валуны, то тут, то там встречающиеся между деревьев, в свете казались огромными полудрагоценными камнями, просыпавшимися из кармана какого-нибудь невнимательного великана.

На одном из таких валунов Гарри осторожно уложил медальон. Он искрился на солнце, камушки сверкали, соблазняя взять его в руки и рассмотреть получше, и вряд ли какой-нибудь сторонний наблюдатель мог бы предположить, что в этой затейливой вещице заключена наитемнейшая магия.

— Точно уверена, что не хочешь сделать это сама? — еще раз спросил Гарри, перехватывая меч Гриффиндора правой рукой.

— Нет, давай лучше ты, — Гермиона спрятала покрасневший нос в свитер и шагнула назад, ближе к палатке.

— Хорошо.

Гарри пошире расставил ноги, отвел меч за спину и уперся взглядом в изображенную на крышке медальона букву «S». Он попытался представить, будто ее изгибы выпрямляются, подрагивают, свиваются в кольца, как настоящая змея, и, когда ему и впрямь почудилось какое-то движение, зашипел:

— Откройся!

Створки медальона с щелчком распахнулись, и на Гарри уставились два живых глаза — темных, внимательных, опасных.

— Вот мы и встретились снова, Гарри Поттер, — слегка шипящий, завораживающий голос окутал его ледяным холодом. Гарри показалось на миг, что он снова нырнул в воды лесного озера и свет над его головой постепенно меркнет. — Убил в последнее время кого-нибудь еще? Твой храбрый отец, милая, добрая Лили, Сириус… Все они погибли из-за тебя.

Тьма сгустилась над поляной, будто солнце никогда и не выглядывало из-за туч. К шипению крестража добавился низкий гул, который поглощал все иные звуки. Сквозь него с трудом пробивался голос Гермионы:

— Гарри, не слушай его! Бей!

— Бесстрашный аврор Муди умер, защищая тебя. Как думаешь, Гарри, от кого было бы больше пользы: от тебя или от него, останься он в живых? Даже Квирелл, бедняжка, виноватый только в том, что оказался не в то время не в том месте, пал от твоей руки, — продолжал издеваться голос.

Из медальона потянулись тонкие струи темного дыма, они переплетались, свивались вместе, образуя чудовищно гротескные, но все же узнаваемые лица. Силуэт Лили отделился от остальных, увеличился в размерах, открыл сведенный скорбной гримасой рот:

— Я была так молода, так хотела жить. У меня могли бы родиться другие дети, но ты забрал мою жизнь. — Скрюченный палец потянулся от крестража к груди Гарри, а он стоял, опустив меч, вглядывался в этот ядовитый дым своих сожалений, глотая горькие слезы и соглашаясь с тем, что не стоило ему вообще появляться на свет. Струи дыма за фигурой Лили свились в образ Сириуса, молодого и красивого, он двинулся вперед, растягивая губы в злой ухмылке, также протягивая руку к Гарри.

— Нет! — Гермиона подскочила сбоку, толкнула Гарри плечом, не дав пальцу призрачной Лили коснуться его груди, подняла выпавший из ослабевших рук меч.

Фигуры съежились, дым наполовину втянулся в медальон и снова принялся расти, принимая вид Гермионы, только гораздо более хилой, даже уродливой. Пока настоящая Гермиона пыталась сладить с тяжелым мечом, голос вновь заговорил:

— Где тебе справиться со мной? Ни на что не годная, жалкая магла с палочкой. Я знаю твои страхи, и они уже стали явью. Ты для них — не больше чем свой парень, бесполое создание, ты сама оттолкнула его, и никогда, никогда ты не станешь счастливой…

Гермиона моргнула. В уголках ее глаз сверкнули слезинки.

— Не стоит бороться — вам не справиться. Они все льстят тебе, не так уж ты и умна.

Гермиона упрямо тряхнула головой и прикрыла веки, будто стараясь не смотреть на свою жуткую копию. Она наконец сумела поднять тяжелое оружие повыше и, закусив губу, с размаху опустила его на медальон. Протяжный вопль разнесся над лесом, морок пропал — небо вновь посветлело, появились звуки: карканье ворон, хруст снега под ботинками, треск замерзшей древесины. Гермиона сдула со лба выбившуюся из небрежно завязанного хвоста прядь.

— Тварь такая, — злобно процедила она, пнув искореженные обломки медальона.

Гарри даже не шевельнулся. Он лежал на земле, глядя в небо. Гермиона подошла к нему и со вздохом опустилась рядом, прилегла, положив голову ему на плечо и обняв.

— Ты же знаешь, что не виноват в их гибели? Все это — ужасная череда смертей, причиной которых является он, — она дернула головой, очевидно желая указать на уничтоженный медальон.

От нее исходило приятное тепло, и Гарри казалось, будто его замороженное ужасом тело отогревает нежное дыхание. В этом он нуждался, пожалуй, больше всего — не оставаться наедине со своими мыслями, ощущать поддержку. Он обнял Гермиону в ответ, притянул ближе, уткнулся носом в ее волосы и выдохнул на грани слышимости:

— Даже в смерти Сириуса?

Гермиона помолчала немного, затем завозилась, отстраняясь, подцепила пальцами его подбородок, заставила смотреть себе в глаза.

— Даже в ней. Как бы ты ни ошибался, из вас двоих именно Сириус был взрослым. Если бы он послушался приказа Дамблдора, если бы не упивался ненавистью к своему дому и к Кричеру, сейчас он мог бы быть с нами. Понимаешь?

Гарри кивнул, силясь не заплакать, и Гермиона снова улеглась ему на плечо. Как ни странно, им не было холодно — сердца бились в бешеном ритме, все еще не веря, что схватка закончилась, посылая кровь мощными толчками во все клеточки их тел.

— Гермиона, — спустя пару минут Гарри нерешительно провел пальцами по ее волосам, собравшим с земли крупинки снега, — извини, что я… Что тебе приходится со мной возиться.

— Прости? — непонимающе переспросила она, приподнимаясь на локте.

— Ты ведь девушка, это я должен тебя защищать и успокаивать…

— Ну, знаешь ли, Гарри, — нахмурилась Гермиона, — с твоей стороны это — настоящий сексизм! Досадные стереотипы о женщинах и том, как им положено себя вести… — она замолчала, заметив, что Гарри улыбнулся. — Что? Что такое?

Гарри уже покатывался со смеху, и Гермиона, не в силах прекратить это, и сама разулыбалась и вскоре присоединилась к неуемно хохочущему другу. Они валялись на мерзлой земле и смеялись так, что болели ребра, и с этим истеричным хохотом уходило, растворялось в пространстве все напряжение, вся боль, что копилась в них с момента ухода Рона.

— Пойдем, — наконец сказал Гарри, все еще посмеиваясь. — Мне кажется, пора сменить место. Мы тут засиделись.

Они вместе собрали вещи, сложили палатку, широко улыбаясь, когда их взгляды встречались, затем встали друг к другу лицом, взялись за руки.

— Давай куда потеплее, — попросил Гарри.

— Будет исполнено, — улыбнулась Гермиона, и их утянуло в водоворот аппарации. На то, что на затерявшейся в лесу полянке стоял их лагерь, указывала только истоптанная земля да непонятно откуда взявшийся пустой пакетик из-под «Берти Боттс», зацепившийся за ветки низкого куста.

Они очутились на высоком морском берегу, густо поросшем деревьями. Здесь и правда было гораздо теплее, но зато ветер, куда более сильный, чем в лесу Дин, все же пробирал до костей. Гермиона глубоко вдохнула, блаженно прикрыв глаза, и, улыбнувшись, решительно потянула Гарри к живописной группке тисов.

— Мы недалеко от Плимута. Пойдем, среди деревьев ветер не должен дуть так сильно.

Новое место понравилось обоим. Гермиона облюбовала поваленное ветром дерево у обрыва — оно переломилось на высоте трех-четырех футов, так что высокий пень и остатки ствола служили вооружившейся пледом и книгой девушке сидением со спинкой. Гарри проводил время либо в палатке, либо на узкой песчаной полоске под обрывом, куда спускался по крутой тропинке, цепляясь пальцами за выступающие камни и корни деревьев. Там он лежал, слушая шелест волн, и размышлял, так и эдак поворачивая все факты, которые знал о Волдеморте, и отметая одно предположение, где мог находиться очередной крестраж, за другим.

На третий день их стоянки на Плимутском берегу уединение Гарри на пляже было нарушено. Гермиона встала рядом с ним, заслонив тусклое солнце, и носком ботинка указала на начерченные палочкой на песке знаки.

— Что это у тебя?

— Пытаюсь по совету Снейпа поставить себя на место Лорда, — Гарри со вздохом стер ладонью рисунки и жестом пригласил Гермиону сесть на его плед.

— И как успехи? Понял что-нибудь? — поинтересовалась она, осторожно устраиваясь рядом и доставая из складок объемного вязаного кардигана книгу.

— Что не стал бы убивать всех тех людей, вот и все.

Гарри взлохматил волосы испачканной в песке рукой, так, что песчинки застряли между черных прядей, создавая иллюзию ранней седины. Гермиона запустила прохладные пальцы в его шевелюру, вытряхнула из нее сор, легко коснулась шрама.

— Не переживай. Если кто и способен понять Темного Лорда, то только ты.

— Почему? — Гарри перевел на нее полный сомнения взгляд.

— Вы с ним похожи. Ну… ваши судьбы, — спохватилась Гермиона, заметив, как скривился от ее слов Гарри. — Вы оба сироты, росли без любви. Оба не знали о своих корнях, о магии, оба нашли в школе новый дом.

— Может, ты и права, — буркнул Гарри, утыкаясь лицом в колени.

Гермиона помолчала немного, наслаждаясь свежим ветром, бьющим в лицо, затем решительно раскрыла книгу.

— Гарри, нам надо поговорить.

Он оторвал лицо от коленей — на его щеке отпечаталась фактура ткани — и бросил взгляд на книгу, которую Гермиона держала в руках. Это была копия «Жизни и обманов Альбуса Дамблдора», и Гарри на секунду стало тошно. Он представил, что могла найти там Гермиона, и заранее разозлился.

— Зачем ты читаешь эту пакость? — спросил он, вставая на ноги.

Гермиона проигнорировала его вопрос.

— Я хочу увидеться с мистером Лавгудом. Смотри, — она ткнула пальцем в открытую страницу, — тут письмо Дамблдора. Ничего не замечаешь?

Гарри нехотя наклонился и вгляделся в слова, написанные таким знакомым косым почерком. Гермионин коротко остриженный ноготь замер возле подписи.

— Не понимаю, о чем ты.

— Посмотри на «А» в слове «Альбус». Видишь? Снова тот же знак, что в «Сказках барда Бидля» и на надгробии в Годриковой Впадине.

Гарри взял книгу из рук Гермионы и поднес поближе к глазам. В самом деле, имя «Альбус» начиналось не с привычной буквы, а с крохотного значка — треугольника со вписанным в него кругом и вертикальной чертой. Глаза сами стали цепляться за слова письма, и Гарри с раздражением то ли на Скитер с ее неуемным любопытством, то ли на Дамблдора, который, оказывается, хранил немало мутных тайн, то ли на себя за недостаток веры в директора, сунул книгу обратно Гермионе.

— Это не может быть просто совпадением. Слишком часто этот символ попадается нам. Я уверена, это важно, это какой-то знак…

— Если знак, почему Дамблдор не сказал нам прямо? Почему молчал и оставлял только намеки? Ведь, согласись, мы могли бы и не отправиться в Годрикову Впадину, а мистер Лавгуд вполне мог и не прийти на свадьбу в том украшении. Нет, Гермиона, мы не пойдем к Лавгуду.

— Почему нет? — она тоже вскочила с песка и теперь смотрела на Гарри немного снизу вверх, но с вызовом.

— Потому что мы уже убедили себя в том, что нам нужно в Годрикову Впадину, и это чуть не кончилось нашей смертью! — выкрикнул он ей в лицо, так, что Гермиона, опешив, даже отступила на шаг. Гарри тут же раскаялся в своей несдержанности и попытался ухватить ее за руку. — Прости, я не хотел…

Гермиона подняла ладонь, показывая, что не желает слышать его оправданий.

— Я поговорю с профессором Снейпом, — сказала она и аппарировала, даже не взглянув на Гарри.

Он вздохнул — только-только у них воцарилась дружелюбная атмосфера и призрак Рона покинул палатку, как он снова все испортил. Гарри посмотрел наверх, в ту сторону, где в лесу пряталась под множеством чар их палатка, и пообещал себе извиниться как следует перед Гермионой. А пока он подобрал тонкий прутик и в очередной раз начертил на песке «Темный Лорд», а напротив — «Гарри Поттер».