Along a different path (джен)

Милые наши читатели:) Глава вышла невероятно большой, должны предупредить, что в тексте используются куски из канона. Мы не были уверены, стоит ли их вставлять, но все же решили, что не утянет:)

Над ухом шипел чайник. Он то затихал, то снова принимался за свое, шум становился громче, а потом внезапно обрывался. Гарри сквозь сон выругался и махнул тяжелой, словно обвешенной гирями рукой. Пальцы прошили воздух, не встретив ничего на пути, и все стихло. Гарри сонно причмокнул и сунул ладонь под щеку. Но настырный чайник успокоился ненадолго. Тогда Гарри с трудом открыл сухие глаза и прислушался. В комнате кто-то говорил, точнее, приглушено шептал, слова быстро сменяли друг друга, сливаясь в монотонное — но очень сердитое — шипение. Гарри выдохнул и зажмурился — издавать такие звуки умел только один человек, и его, слава Мерлину, с некоторых пор бояться не стоило.

Снейп явно с кем-то ссорился. Гарри не понял этого сразу — второй голос звучал совсем тихо и куда более сдержанно, но время шло, и таинственный собеседник профессора, похоже, терял терпение.

— Тебе придется сделать это, Северус! Все идет не так, как я планировал, но одно совершенно ясно — время настало.

Дамблдор! Снейп говорил с Дамблдором! Гарри распахнул глаза: он почувствовал нестерпимое желание вскочить с кресла и задать наконец директору пару вопросов, но с трудом сдержался — Дамблдор вполне мог снова спрятаться за рамой своего портрета, а так оставался шанс хотя бы послушать, о чем шла речь, и, возможно, сделать какие-то выводы. Начать бесноваться никогда не поздно. И Гарри, чтобы не вызвать подозрений, глубоко и ровно задышал, изо всех сил напрягая при этом слух.

— Если пора, то почему бы вам самому не сделать это? Я с удовольствием уступлю вам сомнительную честь, — прошептал Снейп ядовито. Если бы в кабинете росли какие-нибудь растения, от такого тона они вполне могли завять.

— Мы договаривались, Северус!

— Мы много о чем договаривались! — Снейп, кажется, не на шутку вспылил, его голос потерял всякое сходство с шипящим чайником и теперь звучал по-настоящему устрашающе. — Моя душа порвана в клочья много лет назад, ей оказалось не страшно ваше убийство, но это… Это слишком даже для меня.

— Ты знал, на что шел, — ответил Дамблдор еле слышно. — Мне кажется, ты забыл, ради кого делаешь все это.

— А мне кажется, вы заигрались, Дамблдор! Столько лет я беспрекословно исполнял ваши задания, был оружием в ваших руках, запасной волшебной палочкой, если угодно. Я думал, что рисковал и терпел ради… ради… А теперь вы требуете от меня своими же руками… Дерьмо! Не надо морщиться! Мне надоело. Пора вам взять ответственность на себя!

Они замолчали, Гарри слышал только сердитое сопение Снейпа. Дамблдор заговорил спустя несколько минут:

— Ты не был так категоричен, когда мы обсуждали это в прошлый раз. Что изменилось, Северус?

— Все изменилось. Я изменился.

— Но нам не уйти от этого. Ничто не кончится до тех пор, пока… Мне жаль, что ты не сумеешь исполнить свое обещание. И все же выхода нет.

Снейп вздохнул. Гарри живо представил, как он трет ладонями усталое лицо, как медленно опускается в кресло, запахивая полы мантии.

— Он должен узнать сейчас, когда победа так близка. Я знаю, он сделает все правильно.

— А ведь бы боитесь, директор, — заявил вдруг Снейп, и Гарри мог поклясться, что в этот момент он улыбался — слишком весело звучал обычно ехидный, саркастичный голос. — Не хотите отвечать на вопросы, опасаетесь праведного гнева. Знаете, Дамблдор, мне кажется, вы поймали то проклятье не по неосторожности, а для того, чтобы избежать этой досадной необходимости сказать правду, открыть наконец свои карты. С мертвеца и взятки гладки, так? Не знаю, что нас ждет в посмертье, но очень надеюсь, что даже там он вас достанет, что вам придется встретиться с ним лицом к лицу и держать ответ.

Раздался грохот, словно Снейп стукнул кулаком по столу. Что-то опрокинулось и со звоном покатилось по полу. Гермиона, мирно сопевшая у Гарри под боком все это время, подскочила.

— Что? Что такое?..

Дрожащими пальцами она пыталась нашарить палочку в кармане, но только запуталась в ткани.

— Успокойтесь, Грейнджер, — буркнул Снейп. — Опасности нет.

Гермиона замерла, растерянно моргая, а Гарри скатился с дивана и тут же бросил взгляд на портрет директора — тот, как он и боялся, уже был пуст.

— В чем дело, Поттер?

— Мне показалось, тут кто-то был, — осторожно сказал Гарри. — Вы с кем-то говорили?

— У вас слишком богатое воображение. Вам удалось найти то, за чем вы пришли?

Гарри кивнул и уставился на Снейпа. Профессор вел себя странно — не смотрел ему в лицо, прятал взгляд и нервно перебирал безделушки на столе.

— Простите, мне кажется… — начал было Гарри, но Снейп перебил:

— Обошлось без приключений? Мне стоит о чем-нибудь знать?

— Мы видели профессора Трелони, — подала голос Гермиона. Она встала с кресла и теперь осторожно разминалась, будто опасалась оскорбить Снейпа неуместным поведением.

— Старая кошелка, — процедил Снейп. — Я же предупреждал ее не высовываться!

— И еще Кэрроу…

— Что — Кэрроу?

Чтобы объяснить все толком, Гарри пришлось бы начать с самого похода в Тайную комнату, и он решил ограничиться самым главным:

— Она напала на профессора Макгонагалл, и мы наложили на нее Империус.

— Минерва в порядке? — Снейп озабоченно нахмурился.

— Ей здорово досталось. Но за ней приглядывает мадам Помфри, — ответила Гермиона.

— Тогда я спокоен.

Снейп встал и принялся расхаживать вдоль стола. Его явно терзали какие-то мысли, и Гарри не мог отделаться от ощущения, что дурное настроение директора очень тесно связано с беседой с Дамблдором. Любопытство терзало Гарри, и он решил рискнуть еще раз.

— Сэр, я уверен, что слышал чьи-то голоса. Мне показалось, это был…

— Вот именно, Поттер! — рявкнул Снейп. — Вам показалось!

С выражением лица, которое испугало бы даже голодную мантикору, он порылся в карманах, вытащил сверток и швырнул его Гермионе. Та едва сумела его поймать, но разворачивать не стала, и правильно: Снейп, подобно черному вихрю, подлетел к ним, схватил жесткими пальцами за плечи и, процедив: «Вам пора убираться отсюда», — аппарировал.

В этот раз перемещение вышло непривычно легким, будто само пространство испугалось пребывавшего в гневе Снейпа и расступалось перед ним, опасаясь вызвать еще большее неудовольствие профессора. Они приземлились у входа в палатку, и — Гарри не успел даже набрать в легкие воздуха — Снейп снова исчез.

— Что это с ним? — спросила Гермиона и, не дожидаясь ответа, рассмеялась. — Мерлин, я так рада быть дома!

Она забежала в палатку, Гарри последовал за ней.

— Дома? — спросил он обескураженно и повел рукой, указывая на кое-как застланные походные кровати, сложенные в углу в шаткую башню книги и потертые кресла.

— Ну, знаешь… — Гермиона замялась. — Другого у меня все равно нет.

Она разорвала упаковку свертка, который бросил ей Снейп, и присвистнула.

— Вот это да!

— Что там?

Гарри попытался заглянуть ей через плечо, но Гермиона наклонилась над свертком, не давая ему посмотреть.

— Это слишком прекрасно, — заявила она с улыбкой. — Не уверена, что хочу делиться!

— Эй, так нечестно! Я тоже заслужил… что бы там ни было!

Гарри, притворно возмущаясь, навалился на Гермиону, и они затеяли шуточную борьбу. Гермиона смеялась в голос и извивалась, не давая зажать себя в угол. Наконец он сумел поймать ее тонкие запястья и развернул к себе. Гермиона оказалась к нему лицом к лицу, непозволительно близко. Она тяжело дышала, но ее глаза, карие, с янтарными крапинками на радужке, смеялись. Гарри сглотнул.

— Признавайся, что в свертке? — потребовал он строго. — Не то я за себя не ручаюсь.

Конечно, это была пустая угроза. Больше всего на свете Гарри хотелось поцеловать ее, узнать, правда ли ее губы на вкус свеже-пряные, как только что разрезанная сладкая тыква, или ему только кажется, что они должны быть такими? Но он бы не посмел. Продолжи Гермиона игру, максимум, что Гарри мог бы себе позволить, — это прижать к себе чуть крепче обычного.

Гермиона надула щеки и со смехом призналась:

— Пироги. Хогвартские пироги: с почками и патокой.

Гарри с сожалением отпустил ее руки.

— Снейп подкармливает меня пирогами. Поверить не могу! Рон бы с ума сошел, — сказал он и тут же прикусил язык.

Но Гермиона, если и заметила, что он вспомнил Рона, никак особенно не отреагировала. Она, безмятежно улыбаясь, кивнула.

— Он многое теряет, верно? Хотя… это как посмотреть. Предлагаю уничтожить крестраж и устроить праздник. — Она вытащила из сумочки диадему, следом — меч и кивнула в сторону двери. — Ты прав, мы заслужили немного отдыха.

Они вышли из палатки. Гарри вдруг всем существом ощутил, что уже, вообще-то, весна. Апрель почти подошел к концу, воздух пах влагой и землей, а солнце иногда словно забывалось и пекло так сильно, что хотелось стянуть свитер и подставить лучам спину, но пока что по-весеннему прохладный ветерок быстро напоминал, что до лета надо еще дожить.

— Ты слышишь? — Гарри поймал Гермиону, пристраивавшую диадему на пеньке, за руку. — Птицы.

Гермиона замерла, прислушалась, уголки ее губ дрогнули.

— Это так странно. Вьют гнезда, поют песни, будто и нет войны.

— Для них ее правда нет. Может, — Гарри перехватил меч поудобнее, — и для нас она скоро закончится.

Он размахнулся и опустил меч на диадему. Изящные переплетения серебряных нитей, сапфиры, обрамленные металлическим кружевом, словно подернулись дымкой, затем прогнулись, поддаваясь силе меча, смялись и потемнели. Что-то глухо хлопнуло, внутри диадемы зародился поток воздуха, он устремился к Гарри и Гермионе, закрутился вихрем, толкнул ребят друг к другу, заставив схватиться за руки. Внутри вихря, среди поднятых с земли листьев и прутиков, Гарри на миг померещилось искаженное ужасом и гневом лицо, еще красивое, но уже неуловимо нечеловеческое. Миг — и видение исчезло, развеялся и вихрь, только кружились над землей несколько прошлогодних буковых листьев.

— Еще один, — прошептала Гермиона. К ее щеке пристала травинка, и Гарри поднял руку, чтобы убрать ее, но она опередила его, сняла травинку кончиками пальцев и сдула с ладони. — Осталась змея. И… он сам.

— Мелочи, — хмыкнул Гарри. — Давай не будем пока возвращаться в палатку? Отпразднуем здесь?

— Пикник? Я не против.

Они призвали пироги, устроились на бревне, прислонившись спинами к огромному старому дубу, ствол которого не смогли бы обхватить, взявшись за руки, даже трое взрослых мужчин, укрыли колени пледом и затихли. Гермиона, судя по ее сияющему виду, наслаждалась чудесным днем, тем, что они стали на шаг ближе к победе, и вкусной едой. Гарри хотел бы разделить с ней этот момент, хотел бы, чтобы он не кончался как можно дольше, но неприятное предчувствие росло и ширилось в его груди. Некстати вспомнился подслушанный утром разговор. «Он должен узнать сейчас, когда победа так близка». Что могли обсуждать Снейп с Дамблдором? Кто этот загадочный он? Гарри часто обвиняли в излишней подозрительности и, стоило признаться, не всегда напрасно, но сейчас он без сомнений прозакладывал бы голову — говорили о нем. А если так, что именно ему следовало узнать? «Это слишком даже для меня», — сказал Снейп. Здесь воображение Гарри буксовало. Конечно, в последнее время Снейп открылся для него с абсолютно новой стороны, и все же обольщаться на счет профессора по-прежнему не стоило: этот человек способен на ужасные поступки, и Гарри не сумел представить, что за задание должен был дать Дамблдор Снейпу, чтобы тот так отреагировал. Сказать Гарри, что Волдеморт — вовсе не зло, а всего лишь неправильно понятый человек, желавший сделать свою страну великой, и что теперь им всем нужно перейти на сторону Пожирателей? Или еще какой-нибудь бред, вроде того, что Гарри — и не Гарри вовсе, а всего лишь подменыш, приготовленный на заклание, и настоящий Гарри Поттер живет с любящими родителями в безопасности где-нибудь на другом конце мира? Или что все его друзья были с ним только ради своих корыстных целей и ждут не дождутся, когда он наконец умрет? Мысли, одна бредовее другой, наполняли его мозг, а смысл разговора директоров — почившего и здравствующего — все так же оставался тайной. Гарри почувствовал, что если не выскажет свои опасения прямо сейчас, то заработает мигрень. Он посмотрел на Гермиону, подыскивая слова.

— Снейп сегодня вел себя странно, — сказал он.

— Я тоже заметила. Его словно что-то расстроило и рассердило одновременно.

Гермиона отщипнула от куска пирога особенно зажаристый ломтик и протянула Гарри. Он осторожно взял его губами прямо с ее пальцев. Это простое и ничего, в принципе, не значащее событие тут же потеснило в его сознании и Снейпа, и Дамблдора, и их секреты. Гермиона сидела рядом, прижавшись к его боку, и осторожно посасывала подушечку большого пальца, перепачканного патокой. Захотелось плюнуть на все и просто болтать о какой-нибудь чепухе, рассмешить Гермиону, чтобы увидеть, как на щеках расцветает румянец, но Гарри тряхнул головой и постарался не смотреть на ее губы, сомкнувшиеся вокруг кончика пальца. То, что случилось утром, казалось важным.

— Я слышал, — начал он, но голос прозвучал неуверенно, ломко, и Гарри пришлось откашляться. — Я проснулся чуть раньше тебя и слышал, как Снейп говорил с портретом Дамблдора.

— Что? — Гермиона едва не подпрыгнула на месте. — Ты говорил с ним? Видел его?

Гарри покачал головой.

— Я подумал, что он может уйти с портрета, если поймет, что я не сплю. Зато я кое-что услышал… Не знаю, может, это глупость, но мне что-то не нравится.

Гермиона дотронулась до его руки, всем своим видом выражая готовность слушать. Гарри вздохнул, переплел свои пальцы с ее и начал рассказывать, стараясь припомнить все до последнего слова.

— Дамблдор сказал, ему жаль, что Снейп?.. — уточнила Гермиона, когда Гарри закончил. Она кусала губы и выглядела озабоченной.

— Не сможет исполнить обещание.

В словах Дамблдора было много странного, и Гарри не мог понять, почему Гермиона зацепилась именно за эту фразу. Самого его гораздо больше волновало то, что Снейп должен ему сообщить. Знание, что впереди ждет что-то плохое, оказалось сродни изощренной пытке — одно дело, когда неприятности где-то там и, может, вообще тебе не встретятся, другое, когда они ждут у порога, и избежать встречи точно не удастся. Прошла всего пара часов с тех пор, как он услышал проклятое «Он должен узнать», а внутри уже глубоко пустила корни тревога.

— Как думаешь, что они могли иметь в виду? О чем я должен узнать?

— Может, выяснилось что-то про крестражи, про змею… — Гермиона пожала плечами и задумалась.

Минута шла за минутой, но никто не нарушал тишины. Наконец Гермиона встала. Она посмотрела на Гарри, словно хотела что-то сказать, но только мотнула головой и ушла в палатку. Он быстро убрал все следы их пиршества и последовал за ней. Ее поведение тревожило не меньше, чем странный разговор Снейпа и Дамблдора.

— Гермиона? — позвал он, откидывая полог палатки. Ответом было молчание.

Обложенная книгами — и когда только успела — Гермиона что-то чертила в свитке пергамента. Она хмурилась и выглядела очень сосредоточенной, так что Гарри не рискнул прерывать ее мысли. Он лег на свою постель, покрутился, выбирая такое положение, из которого будет хорошо видно стол и склонившуюся над ним Гермиону, и принялся ждать.

Гермиона не поднимала головы больше часа. Она то закусывала перо, то лихорадочно бросалась что-то искать в книгах, потом долго писала. Гарри начал было задремывать, когда она наконец встала.

— Нет, гадать бессмысленно. — Гермиона хлопнула ладонью по столу и принялась разбирать завалы книг. — В любом случае, нам нужен Снейп.

— В любом случае? — переспросил Гарри.

— Без него не добраться до змеи.

Она расчистила часть стола и поставила на него, подперев сзади книгами, портрет Финеаса Блэка. Тот уже с неприятной улыбкой взирал на них с полотна и, похоже, только и ждал, чтобы к нему обратились.

— Директор, нам очень нужна ваша помощь, — заискивающе начала Гермиона.

— Не сомневаюсь, — Блэк мерзко ухмыльнулся. — Только ничем не могу помочь — директор Снейп занят.

— Но вы хотя бы передадите ему, что мы просим о встрече?

Блэк ухмыльнулся и, не говоря ни да ни нет, исчез за рамой.

— Мерзкий старикашка! — Гермиона в сердцах перевернула портрет лицом вниз, но после секундного раздумья вернула его на место. — Надеюсь, когда я состарюсь, я не стану такой… гадкой.

Она с ногами забралась к Гарри на кровать, и он накинул плед ей на стопы.

— Когда ты состаришься, то станешь жутко умой и важной ведьмой. Все будут обращаться к тебе за советом, совсем как к Дамблдору в свое время, и ни один важный вопрос в Министерстве не смогут решить без тебя, — сказал Гарри с нежностью.

— Думаешь? — Гермиона разулыбалась. — Тогда ты станешь грозным аврором с брутальным шрамом на щеке, густой щетиной и какой-нибудь жутко стильной седой прической. Все будут расступаться на твоем пути, а юные ведьмочки — обмирать от одного взгляда.

Гарри рассмеялся.

— Звучит очень неправдоподобно.

— Все так и будет, вот увидишь. — Гермиона провела ладонью по его лбу, убирая упавшие на него волосы. — Главное — состариться.

Она вдруг снова помрачнела и больше уже не шутила, как ни пытался Гарри вернуть беседу в прежнее русло. Разговор увял сам собой. Гермиона устроилась на своей кровати, читая невесть откуда взявшийся у нее справочник по змеям Европы и Азии, а Гарри, от нечего делать и чтобы хоть как-то отвлечься, достал карту Мародеров.

Занятия в Хогвартсе кончились, и большинство студентов сидели в своих гостиных. В гриффиндорской башне царила непривычная пустота — Гарри насчитал всего с десяток точек с именами. Часть гриффиндорцев, как они знали, пряталась в Выручай-комнате, часть — Гарри перевел взгляд ниже — отбывала наказание в подземельях. Злой рык сам собой вырвался из его горла, но изучать карту Гарри не прекратил. Он шарил глазами по расчерченному пергаменту, отыскивая знакомые имена: Макгонагалл неподвижно застыла в своем кабинете, ей, должно быть, все еще приходилось несладко; Филч медленно бродил по Залу славы; Пивз носился по кабинету ЗОТИ; Алекто Кэрроу нарезала круги по самым дальним и заброшенным коридорам. Злорадная ухмылка заиграла на губах Гарри: очевидно, Империус не ослабел, и теперь Кэрроу прилежно выполняла приказ доставлять как можно меньше хлопот ученикам, не вызывая при этом подозрений. В кабинете директора метался из угла в угол Северус Снейп. Гарри моргнул и уставился на точку, подписанную именем директора, так пристально, словно Карта могла превратиться в подобие телевизора и показать не только где он находится, но и что он делает — стоит только захотеть как следует.

— Снейп в кабинете директора, — сообщил он Гермионе, но она только промычала что-то неразборчивое в ответ. — Наверное, снова спорит с портретом Дамблдора. Утром мы помешали им закончить. — Он стал водить пальцем вслед за точкой, рисуя на карте хаотичные невидимые линии. — Похоже, он всерьез нервничает, вон как носится. Стоп.

— М-м-м? — Гермиона оторвала взгляд от книги.

— Он куда-то делся. Только что был здесь…

ХЛОП!

Звук, раздавшийся за стенами палатки и эхом разнесшийся по лесу, походил и на взрыв лопнувшего воздушного шарика, и на хлопок петарды, и еще на тысячу обычных для маглов вещей, но ни один волшебник, хоть раз наблюдавший перемещение в пространстве, уже никогда бы не спутал аппарацию с чем-то другим. Гарри спустил ноги с постели и как был, без обуви и даже без носков, рванул к выходу. Там он нос к носу столкнулся со Снейпом. С перекошенным лицом тот ворвался в палатку, окинул Гарри безумным взглядом и молча устремился к столу.

— Профессор? — окликнула его Гермиона. Она тоже вскочила с кровати и пыталась теперь одновременно обуться, пригладить волосы и поправить перекрутившийся вокруг талии свитер.

Снейп не удостоил ее даже взглядом. Он смел со стола на пол пергаменты и перья, досталось и портрету Блэка — не обращая внимания на возмущенное бормотание бывшего директора, Снейп отпихнул картину так, что она проехалась по столешнице и замерла на самом краю. Потом он вытащил что-то из-под мантии и взмахнул палочкой, увеличивая предмет. В свете люстры, свисавшей с потолка палатки, блеснула золоченая рама, но полотно оказалось пустым — Гарри видел только задник и кресло, в котором должен был сидеть Альбус Дамблдор. Снейп установил картину, оперев ее о стопку книг, отряхнул зачем-то руки, одернул отвороты мантии и сделал шаг назад.

— Директор Дамблдор хочет вам кое-что сказать, Поттер, — хрипло выпалил он, не глядя ни на Гарри, ни на Гермиону.

Он отошел в угол, спрятался в тени; Гарри, наоборот, приблизился к картине, Гермиона встала у него за плечом. Но портрет оставался пуст. Гарри в недоумении обернулся к Снейпу. Тот выругался, крылья его носа раздулись, левая щека, землисто-серая, покрытая испариной, как и остальное лицо, дернулась. Он сделал выпад, и в картину ударил сноп искр: один, потом другой, третий.

— Ну же, черт возьми, Дамблдор! — зарычал Снейп. — Либо так, либо никак!

Еще несколько заклятий врезались в полотно, закоптив раму, и наконец Дамблдор появился. Расстояние от края картины до кресла — меньше десятка дюймов — он преодолевал, казалось, бесконечно долго, не поднимая головы, молча. Гарри знал, что с течением времени волшебник на портрете не может меняться — он навсегда остается таким, каким изобразил его художник, и все же директор, медленно опускавшийся в кресло, выглядел очень старым, даже немощным, будто на его плечах лежал непомерный груз и сил нести его не осталось. Гарри на миг стало жаль Дамблдора, но в голове толпились сотни вопросов: про Гриндевальда, Ариану, Кендру, Волдеморта, Дары смерти. Но он тут же отогнал от себя все мысли, кроме одной: сейчас он узнает тайну утреннего разговора. В животе противно заныло, сердце застучало чаще, не попадая в ритм.

Дамблдор бросил затравленный взгляд на Снейпа, но тот молчал, видимо, не желая облегчать ему задачу, и тогда директор, уткнувшись взглядом в колени, глухо заговорил:

— Том Риддл был одержим идеей победы над смертью. «Дальше кого-либо прошел по тропе к бессмертию», — так он, кажется, говорил. Но он не учел того, что его душа, разорванная множество раз, стала слишком уязвима. Когда в октябре 1981 года он отправился в Годрикову Впадину, чтобы совершить самое кошмарное из всех своих деяний — убить беззащитного ребенка, она уже была на пределе. И душа не выдержала. Том Риддл не планировал создавать крестраж в ту ночь, и все же…

— Нет, — выдохнула Гермиона. — Нет-нет-нет!

А вот для Гарри, во всяком случае, для одной его части — той, что умела быть хладнокровной, — эти слова сюрпризом не оказались. Он всегда подозревал нечто такое, пусть неясная мысль и не оформлялась в слово крестраж. Это все расставляло по местам — змеиный язык, видения, связь, природу которой не мог понять директор. Хотя, видимо, мог. Просто не хотел объяснять — ждал подходящего момента или боялся причинить боль? Кто знает. А вот другая часть Гарри, та, что, захлебываясь от восторга и ужаса, вопила, когда он мчался верхом на Клювокрыле, невыносимо скучала по друзьям, когда-то мечтала взять за руку Чжоу и млела последние месяцы от улыбки Гермионы, та часть, что так сильно любила жизнь, закрыла уши ладонями и услужливо предложила сознанию правдоподобное объяснение — Дамблдор не в своем уме. В голове зашумело. Сердце бешеными толчками гнало кровь по телу, и Гарри показалось, что его вот-вот вырвет.

— Но это же не значит… — лепетала Гермиона. Она метнулась к портрету и упала возле него на колени, схватилась за раму, словно это были отвороты мантии и она намеревалась как следует встряхнуть Дамблдора. — Даже если его душа снова раскололась, она могла… Что угодно! Хоть в кошку, хоть в погремушку!

— Боюсь, что нет, мисс Грейнджер. И вы сами это понимаете, недаром вы одна из самых умных студенток, что мне выпала честь…

— К черту вашу честь! Все к черту! И вы — идите к черту!

В былые времена Гермиона, услышь она от директора такую похвалу, ходила бы, сияя, не меньше недели, а теперь весь ее вид говорил о том, что оскорбления хуже она в жизни не получала, хотя и Малфой, и Снейп, и другие слизеринцы никогда не стеснялись в выражениях, стараясь задеть ее побольнее. Она разжала пальцы — ногти скребнули о золото рамы — и уронила руки на стол.

— Была бы умной, не стала бы верить вам без оглядки, — горько сказала Гермиона.

— Не думайте, что мне доставляет удовольствие все это. Я скорблю не меньше вашего, но от того, насколько глубока моя печаль, суть не меняется…

Гарри откашлялся, прерывая Дамблдора — ему необходимо было услышать, а не только догадываться. Невыносимо яркие голубые глаза мазнули по его лицу нечитаемым взглядом и спрятались под веками.

— В ту ночь часть души Тома Реддла откололась, не выдержав тяжести преступления, и нашла приют в единственном живом существе, что оставалось в комнате. В тебе, Гарри. И это значит, что, пока ты жив, он тоже будет жить.

«Пока ты жив, он тоже будет жить, значит, ты должен умереть». Гарри показалось, что на его голову вылили всю воду Черного озера — в легких вдруг кончился воздух, перед глазами поплыло, сердце ухнуло куда-то вниз и на время перестало биться. «Ты знал, — еле слышно шептала его первая, хладнокровная часть. — Ты все время подозревал это». «Не может быть, ложь!» — захлебывалась в крике вторая. Странно, что никто больше не кричал, ведь то, что сказал Дамблдор, было так ужасно, но в палатке царила мертвая тишина. Гарри медленно оглядел стены, стулья, кровати, Гермиону, скорчившуюся на полу, портрет и, наконец, уперся взглядом в угрюмо молчавшего в углу Снейпа. В сознании мелькнула догадка — заведомо ложная, но такая соблазнительная.

Он выхватил палочку и запустил в портрет Дамблдора «Финитой». Полотно чуть не упало, волшебник, изображенный на нем, подскочил в своем кресле.

— Гарри! Что ты делаешь?!

— Финита Инкатантем! — прорычал Гарри снова. Гермиона с любопытством и даже надеждой во взгляде следила за ним, не пытаясь помешать.

— Я понимаю ваши надежды, но не утруждайтесь, Поттер. Тут нет никакого волшебства. Максимум, чего вы добьетесь, — лишите картину каких-нибудь сохраняющих полотно чар, — подал голос Снейп, и Гарри развернулся к нему. Теперь подрагивающий кончик его палочки указывал профессору прямо в грудь.

— Это вы! Все время… Это такой хитрый план, да? Втереться в доверие и потом заставить сдаться самому, без боя, чтобы вашему любимому хозяину и напрягаться не пришлось? Как это по-слизерински!

Гарри сплюнул на пол. Он ждал, что Снейп взбеленится, начнет орать, брызгать слюной и обвинять его во всех человеческих грехах. Но тот только вздохнул, сделал шаг к нему и даже протянул руку, словно хотел похлопать по плечу.

— Послушай… Гарри, — начал Снейп.

Кажется, впервые он не выплюнул презрительно-снисходительное «Поттер», а назвал Гарри по имени. И именно это обращение стало последней каплей.

— Нет. Нет… — Гарри замотал головой. — Не трогайте меня!

Он увернулся от Снейпа, который хотел, видимо, ухватить его за руку, бросил взгляд на портрет — Дамблдор на полотне скорбно поджал губы — и пулей вылетел из палатки.

Гарри бежал по лесу, с треском ломая ветви и совсем не заботясь о том, что его теперь ничто не защищает. Думать о сохранности своей жизни казалось не просто глупым — кощунственным. Ему все равно предстояло умереть, чтобы война закончилась, так, может, стоило скатиться с какого-нибудь косогора и свернуть шею, чтобы все это прекратилось поскорее и чтобы не билось больше в висках заполошно соблазнительно-настойчивое желание жить?

Светлый и чистый лес быстро сменился сорным с густым подлеском, бежать стало труднее. В груди закололо, снова перестало хватать воздуха. Гарри притормозил было, но позади послышался топот, сбивчивое дыхание. «Поттер! Стойте!» — голос принадлежал Снейпу. Гарри рванул в сторону, чтобы уйти из поля его зрения, сбить со следа, но наступил на что-то склизкое, нога проехалась вперед, он потерял равновесие и упал на спину. Сухая ветка больно вонзилась ему между лопаток, и на миг в глазах у Гарри померк свет. Когда зрение снова вернулось, Снейп уже стоял рядом.

— Поттер, вам не убежать! — крикнул он, задыхаясь, и рванул тугой воротник на горле. — Поверьте, я пробовал. Но ничего уже не изменится, вам придется принять это.

— Рады, профессор? — просипел Гарри. Он с трудом, помогая себе руками, поднялся и, пошатываясь, замер. — Наконец заноза в вашей тощей заднице, проклятый Гарри Поттер сдохнет. И на этот раз уже никакое чудо его не спасет.

— С чего бы мне радоваться? — Снейп попытался заломить бровь и скривить губы, но фирменная гримаса будто стекла с его лица, и он только нахмурился.

— Как же, профессор. Не станет меня, и не будет напоминания обо всех, кого вы так ненавидите. О моем отце, Сириусе, Римусе, моей матери.

— Лили? — Снейп вдруг побледнел и отшатнулся.

— Да, Лили. — Гарри голосом выделил имя матери — почему Снейп так отреагировал, он не знал, но испытывал жгучее желание сделать побольнее, уязвить его в самое незащищенное место. — Вы ведь даже ее ненавидели, уж не знаю, что она вам сделала. Вряд ли умница Лили Эванс обзывала слизеринцев и кидалась проклятиями в коридорах. Что тогда, профессор? Это потому, что она родилась грязнокровкой, так? Скажите, вы радовались, когда ваш хозяин выбрал мою семью? Когда он убил ее?

Снейп взревел и бросился на него, вытянув руки и царапая скрюченными пальцами воздух. Гарри пригнулся, попытался отпрыгнуть в сторону, но ногу пронзило острой болью, он задохнулся и в следующий миг почувствовал на своем лице ладони Снейпа. Ледяные и влажные, перепачканные терпко пахнущей землей, они крепко, до боли стиснули его щеки.

— Смотри мне в глаза! Смотри в глаза! — заорал Снейп, и капельки слюны попали Гарри на кожу. Он нехотя поднял на профессора злой взгляд. — Я никогда не ненавидел Лили Эванс.

Сознание Гарри словно взорвалось. Ворох разрозненных картинок, ярких образов замелькал перед глазами. Резко заболела голова, Гарри затошнило. Он попытался выбраться из этой круговерти, заслониться от нее, но Снейп встряхнул его за плечи. «Смотри!» — раздался в мыслях Гарри четкий приказ. И он сдался.

На пустой детской площадке, залитой ярким солнцем, играли две девочки, а из кустов за ними следил тощий черноволосый мальчишка в странной одежде не по размеру. В раскрытой ладони девочки помладше открывал и закрывал лепестки сорванный с куста цветок. «Прекрати! Так нельзя! — взвизгнула вторая, потом добавила с явной завистью в голосе: — Как ты это делаешь?» «Все понятно, правда?» — из-за кустов выскочил мальчишка, и Гарри тут же понял — перед ним стоял маленький, лет девяти-десяти, Северус Снейп. Игнорируя визг старшей, Петуньи, он во все глаза смотрел на Лили. «Что понятно?» — спросила Лили. Снейп понизил голос: «Я знаю, кто ты. Ты… ты колдунья». «Обзываться нехорошо!» — Лили гордо задрала хорошенький носик, повернулась на пятках и пошла к сестре, спрятавшейся за качелями. «Да нет же! — крикнул раскрасневшийся Снейп ей вслед. — Ты правда колдунья. Я давно за тобой наблюдаю. Но ничего плохого в этом нет. Моя мама тоже колдунья, а сам я — волшебник». Видение подернулось рябью, словно Гарри гляделся в гладь воды, а кто-то бросил в нее камушек, и его закружило, подхватило и потащило прочь. Гарри хотел бы еще посмотреть на свою маму в детстве, может быть, найти в ее лице свои черты, но Снейп как будто не желал дольше оставаться в этом воспоминании. «Волшебник! Я знаю, кто ты. Ты сын этих Снейпов!» — раздался визгливый голос Петуньи, и на миг все померкло.

Теперь над головой Гарри шумела листвой роща, глаза слепили солнечные лучи, отражавшиеся от поверхности прозрачного, как хрусталь, ручья. Снейп в странной рубашке в оборочках и Лили в симпатичном платьице сидели рядышком на траве. «Скажи, это все правда? Ты не шутишь? Петунья говорит, что ты мне врешь и никакого Хогвартса нет. Он правда есть?» «Для нас он есть, — ответил он, — а для нее нет. Но мы с тобой получим по письму». «Правда? — прошептала Лили. — И письмо правда принесет сова?» «Обычно их приносят совы, — сказал Снейп уверенно. — Но ты из семьи маглов, поэтому из школы пришлют кого-нибудь поговорить с твоими родителями». Лили нахмурилась. «А это важно, что я из семьи маглов?» «Нет, — сказал Снейп после секундной заминки. — Совсем не важно». Деревья закружились у Гарри перед глазами, слились с ручьем в один зеленый шар с серебряными прожилками и растворились в пустоте.

Гарри моргнул и обнаружил себя в Хогвартс-экспрессе. За окном мелькали поля и деревья, студенты в коридоре шумно радовались встрече. Снейп сидел на самом краешке дивана в купе — кроме него там же оказалось несколько шумных мальчишек и Лили, она сжалась в комочек у окна и, судя по ее мокрым щекам, плакала. «Тунья меня ненавидит, — сказала Лили сдавленно. — За то, что мы прочли письмо от Дамблдора». «И что?» — удивился Снейп. «Она моя сестра!» — ответила Лили, смерив Снейпа полным отвращения взглядом. «Она всего лишь… — он, должно быть, хотел сказать «всего лишь магла», но фразы не закончил. — Но мы ведь едем! Мы едем в Хогвартс!» Его слова заставили Лили неуверенно улыбнуться. «Тебе лучше поступать в Слизерин», — сказал Снейп. «В Слизерин? — один из мальчиков, сидевших в купе, уставился на них. Гарри вдруг показалось, что он видит самого себя, разве что более ухоженного — домашнего. — Кто это тут хочет в Слизерин? Да я бы сразу из школы ушел, а ты?» — спросил Джеймс мальчика, сидевшего напротив. Гарри вздрогнул, узнав Сириуса. Тот даже не улыбнулся. «Вся моя семья училась в Слизерине», — сказал он. «Ого! — воскликнул Джеймс. — А ты мне показался приличным человеком! Лично я собираюсь в Гриффиндор, славный тем, что учатся там храбрецы. Как мой отец». Снейп презрительно фыркнул. Джеймс обернулся к нему: «Тебе это не нравится?». «Да нет, почему? — ответил Снейп. — Если кто предпочитает быть храбрецом, чем умником…» «А ты-то куда пойдешь, если ты ни то, ни другое?» — вмешался Сириус.

На этот раз картинка сменилась быстро, словно Гарри аппарировал из памяти Снейпа. «Эванс, Лили!» — раздался голос профессора Макгонагалл, Гарри проморгался и увидел ряды факультетских столов, испуганных первокурсников и свою мать, неуверенно шедшую к табурету. «Гриффиндор!» — взревела шляпа. У Снейпа вырвался тихий стон.

На стенах Большого зала появились дыры — словно кислота разъела пленку, сквозь них проступило зеленое и нежно-голубое. Гарри очутился на замковом дворе. Лили и Снейп шли мимо него, горячо споря о чем-то. Очевидно, прошло несколько лет — и Лили, и Снейп повзрослели, но если Лили шел ее возраст — она стала красивой юной девушкой, то Снейп оставался худым и каким-то неухоженным, вдобавок к этому он здорово вытянулся и был теперь по-юношески нескладным, со слишком длинными руками, которые он, кажется, не знал куда деть. «Я-то думал, мы друзья, — бубнил Снейп, глядя на Лили искоса. — Лучшие друзья». Лили нахмурилась. «Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался. Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера. Мальсибер! Ну что ты в нем нашел, Сев? Он же подонок! Ты знаешь, что он на днях пытался сделать с Мэри Макдональд?» Лили остановилась у колонны и прислонилась к ней, глядя в худое бледное лицо. «Ерунда это, — сказал Снейп. — Он хотел просто посмеяться». «Это темная магия, и если ты считаешь, что это смешно…»

Двор исчез, выцвела яркая зелень. Вокруг Гарри выросли каменные стены. Лили в халате и с забранными волосами стояла в коридоре у портрета Полной Дамы. Та делала вид, что занята своим отражением в карманном зеркальце, но то и дело поглядывала на Снейпа, прятавшего виноватое лица за завесой грязных волос. «Можешь не трудиться. Я пришла только потому, что Мэри сказала, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь…» «Да. Я бы так и сделал. Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто…» «Сорвалось с языка? — безжалостно спросила Лили. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои дружки — Пожиратели смерти…» Снейп еще ниже опустил голову. «Ага, ты этого не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?» Снейп открыл рот, но так и замер, не проронив ни слова. «Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я — свою», — сказала Лили, разворачиваясь. «Нет… послушай, я не хотел…» — Снейп дернулся к ней, надеясь остановить, но Лили замерла и без его помощи. «Не хотел обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовешь, Северус. Почему же я должна быть исключением?» Он пытался что-то объяснить, но Лили бросила на него презрительный взгляд, повернулась и скрылась в проходе за портретом.

Вход в башню Гриффиндора исчез, а новая сцена появилась не сразу. Гарри словно пролетал сквозь туман, сотканный из обрывков воспоминаний, пока не очутился на пустынной, холодной вершине холма. Ветер бесновался, гнул ветви деревьев, швырял горстями опавшие листья, но вокруг того места, где приземлился Гарри, было совсем тихо. Снейп стоял на коленях, его палочка валялась на земле, пальцы дрожали. Над ним, как великан, нависал Дамблдор, его подсвеченное снизу «Люмосом» лицо казалось призрачным и наводило ужас. Снейп заламывал руки, ветер разметал его черные волосы вокруг головы. «Он думает, что речь идет о ее сыне… Он собирается отправиться к ней… убить их всех…» — говоря это, Снейп казался безумным. «Если она так много для вас значит, то Лорд Волдеморт, несомненно, пощадит ее. Разве не могли вы попросить его пощадить мать в обмен на сына?» «Я… я просил…» — едва слышно сказал Снейп. «Вы мне отвратительны, — прошипел Дамблдор с презрением. — Значит, вам плевать, что ее муж и сын погибнут? Пусть гибнут, лишь бы вы получили то, что хотите?» Снейп молчал, не спуская глаз с Дамблдора. «Ну, так спрячьте их всех, — прохрипел он. — Спасите ее… их. Прошу вас». «А что я получу взамен, Северус?» «Взамен? — Снейп замялся всего на мгновение и выпалил с жаром смертника, получившего надежду на помилование: — Все что угодно».

Вершина холма исчезла, и Гарри оказался в кабинете Дамблдора. Все здесь, за исключением некоторых мелочей, было таким, как помнил Гарри, только Снейп поломанной куклой замер в кресле. Дамблдор с мрачным видом стоял над ним. «Я думал… вы… спасете ее…» — хрипел Снейп, царапая шею, словно ему не хватало воздуха. «Они с Джеймсом доверились не тому человеку, — сказал Дамблдор. — Как и вы, Северус. Вы ведь тоже надеялись, что Лорд Волдеморт ее пощадит? Но ее сын выжил. У него ее глаза, такие же точно. Вы ведь помните глаза Лили Эванс?» «Прекратите! — выкрикнул Снейп. — Умерла… навсегда…» «Вас мучает совесть, Северус?» «Лучше бы… лучше бы умер…» «И какая от этого была бы польза? — холодно спросил Дамблдор. — Если вам была дорога Лили Эванс, то ваш дальнейший путь ясен. Помогите мне защитить сына Лили». «Ему не нужна защита. Темный Лорд ушел». «Темный Лорд вернется, и тогда Гарри Поттер окажется в страшной опасности».

Они все еще были в директорском кабинете. Дамблдор сидел в своем высоком кресле, его правая рука, почерневшая и обугленная, бессильно покоилась на столе рядом с мечом Гриффиндора и треснувшим кольцом Марволо Мракса. «Меня должны убить вы», — сказал директор. Гарри обернулся — сидевший в кресле Снейп не двигался, и даже его лицо казалось восковой маской. «Вы хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? — с иронией спросил Снейп после долгого молчания. — Или дать еще несколько минут, чтобы вы успели составить эпитафию?» «Нет-нет, это не так срочно, — ответил Дамблдор, улыбаясь. — Я полагаю, случай представится в свое время. С учетом того, что произошло сегодня, — он показал на свою обугленную руку, — можно не сомневаться, что это произойдет в течение года». «Если вы не против умереть, — резко сказал Снейп, — почему бы не предоставить ваше убийство Драко, как и хочет Темный Лорд?» «Душа мальчика еще не настолько повреждена, — ответил Дамблдор. — Я бы не хотел, чтобы она раскололась из-за меня». «А моя душа, Дамблдор? Моя?» — взвился Снейп. «Только вам известно, потерпит ли ваша душа ущерб от того, что вы поможете старику избавиться от боли и унижения», — ответил Дамблдор.

Резко стемнело. Кресло опустело — директор теперь ходил взад-вперед по кабинету, а Снейп сидел все там же и, кажется, даже в той же позе. «Гарри не должен знать, до самого последнего момента, до тех пор, пока не будет необходимо, а то разве хватит у него сил сделать то, что он должен сделать?» «А что он должен сделать?» «Это наш с Гарри секрет, — отрезал Дамблдор и зашептал горячо: — А теперь слушайте внимательно, Северус. Настанет время — после моей смерти — не спорьте, не перебивайте меня! Настанет время, когда Лорд Волдеморт начнет опасаться за жизнь своей змеи». «Нагини?» — удивленно переспросил Снейп. «Именно. Настанет время, когда он перестанет посылать змею выполнять свои приказы, а станет держать в безопасности рядом с собой, окружив магической защитой. Вот тогда, я думаю, можно будет сказать Гарри». «Сказать Гарри что?» Дамблдор набрал в грудь воздуха и закрыл глаза. «Сказать ему, что в ту ночь, когда Лили поставила между ними свою жизнь, словно щит, заклинание «Авада Кедавра» отлетело назад, ударив в Лорда Волдеморта, и осколок его души, оторвавшись от целого, проскользнул в единственное живое существо, уцелевшее в рушащемся здании. Часть Волдеморта живет в Гарри, и именно она дает мальчику способность говорить со змеями и ту связь с мыслями Лорда Волдеморта, которую он сам не понимает. И пока этот осколок души живет в Гарри, под его защитой, Волдеморт не может умереть». Гарри догадывался, что рано или поздно услышит что-то такое, и все равно эти слова, непоправимо вырывавшиеся изо рта директора, стали ударом. Ему показалось, что он смотрит на собеседников из конца длинного туннеля, и их голоса странно отдавались в его ушах. «Значит, мальчик… мальчик должен умереть?» — спросил Снейп очень спокойным голосом. «И убить его должен сам Волдеморт, Северус. Это самое важное». Опять настало долгое молчание. Потом Снейп сказал: «Все эти годы… я думал… что мы оберегаем его ради нее. Ради Лили». «Мы оберегали его, потому что было очень важно обучить его, вырастить, дать испробовать свою силу. Тем временем связь между ними все крепнет, болезненно разрастается. Порой мне кажется, что Гарри сам это подозревает. Если я не ошибся в нем, он устроит все так, что, когда он выйдет навстречу своей смерти, это будет означать настоящий конец Волдеморта». Снейп смотрел на него с ужасом: «Так вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?» «Вас это шокирует, Северус? Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на ваших глазах?» «В последнее время — только те, кого я не мог спасти. — Снейп встал. — Вы меня использовали. Я шпионил ради вас, лгал ради вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И думал, что делаю все это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили. А теперь вы говорите мне, что растили его как свинью на убой…» Кабинет закружился перед глазами Гарри, он почувствовал, что его тянет куда-то в сторону, черты лица директора поплыли, Снейп растворялся в дымке, и Гарри уже мог видеть густой лес вокруг себя, ощущать запахи, и все же перед тем, как окончательно покинуть сознание Снейпа, он услышал едва различимое: «Через столько лет?» «Всегда!»

Вряд ли с тех пор, как Снейп заставил Гарри окунуться в свои воспоминания, прошло много времени — нога все так же болела, горело огнем между лопаток, а пальцы Снейпа, вцепившиеся в его щеки, все еще не согрелись. Гарри тяжело сглотнул. Снейп все не отпускал его и смотрел в глаза пристально и с вызовом, будто ждал, что Гарри начнет смеяться, выдаст какой-нибудь неуместный комментарий, и придется защищаться, хватать палочку и рычать сквозь зубы что-нибудь такое, что заставит насмешника заткнуться. Но Гарри молчал — на ум не шло ни слова, и пальцы медленно соскользнули с его щек.

Голова шла кругом. Снейп дружил с его матерью и даже, похоже, был влюблен в нее, хоть и пытался скрыть от Гарри все, что могло натолкнуть на эту мысль. Снейп защищал его — все эти годы, защищал в память о Лили. Снейп делал вещи, которые были бы не под силу большинству — он убил директора и должен был отправить его, Гарри, на смерть. Даже странно, что на это у него не хватило выдержки, хотя… Гарри вспомнил, как изменилось лицо Снейпа там, в кабинете директора, когда он кричал: «Я думал, что делаю все это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили». Получается, все было напрасно. Шестнадцать лет жизни Снейпа перечеркивались одной фразой Дамблдора, цель его жизни, его искупление отправлялись к чертям собачьим. Как и жизнь самого Гарри. «Как свинью на убой».

Все, что с ним приключалось, все теплые и горькие события, все служило одной цели — закалить его, дать силы в нужный момент положить голову на плаху. Гарри зажмурился, стараясь удержать за веками набухающую слезу, и воспоминания — его собственные — замелькали перед глазами. Теперь они казались нереальными, выдуманными, разыгранными талантливым кукловодом. Лес стремительно разрастался вокруг Гарри, а сам он становился все меньше и вот-вот должен был пропасть под тяжестью свалившегося на него знания. Горло сдавило, в легких не осталось ни капли кислорода, и не было в мире никого, кроме него и его горя. Если бы мама была здесь, или Сириус, или Люпин, кто-то родной, кто-то, кто понял бы, какая боль разрывала сейчас его внутренности! Гарри схватился за грудь, словно пытался удержать сердце за ребрами, и нашарил под свитером мешочек из ишачьей кожи. Он сел, лихорадочно стянул с себя свитер, снял с шеи мешок и принялся рыться внутри — там должен был оставаться осколок от зеркала, того самого, что подарил ему Сириус на последнее Рождество, что они провели вместе. Глупо было надеяться, что оно, разбитое, работает, тем более там — за завесой арки, и все же Гарри надеялся, цеплялся за эту идею, как за спасательный круг, словно Сириус в отражении рассмеется и скажет: «Брось, Гарри, наверняка это все дурная шутка», — а из-за деревьев выйдет Дамблдор, улыбнется ласково и кивнет, разрешая жить дальше.

Гарри вынул из мешочка обломки палочки, письмо матери, обрывок фотографии и наткнулся на что-то холодное и круглое. Снитч! Гарри не вспоминал о нем уйму времени и теперь взглянул по-новому. Очередная загадка Дамблдора наверняка несла в себе смысл, просто время понять его еще не пришло, как не наступало до сих пор время узнать о том, какая судьба ему уготована. Гарри — сам не зная зачем — прижал снитч к губам. «Я должен умереть», — подумал он, и снитч вдруг щелкнул, одна его половинка откинулась. Внутри лежал черный камень с щербатой вертикальной трещиной посередине. Гарри пригляделся — вокруг трещины тонкие линии образовывали треугольник и круг — знак Даров смерти. Если бы Гарри мог что-то чувствовать — а он не мог, все эмоции будто запорошило снегом, — он наверняка ощутил бы триумф. Гермиона не желала верить в Дары, но они существовали — мантия, по крайней мере, а теперь нашелся и Воскрешающий камень. Может, легенда не врала, и он правда обладал волшебной силой? Гарри трижды повернул камень в ладони и зажмурился, сам не зная, чего ожидать.

— Мерлин, — пробормотал откуда-то издалека Снейп. — Ты?..

Гарри открыл глаза. Перед ним, улыбаясь, стояла призрачная Лили Поттер. Совсем юная, немногим старше его самого и Гермионы, очень красивая и такая далекая. Сдерживать слезы больше не было сил. Они покатились по щекам, и Гарри попытался стереть их плечом, но за веками словно открыли кран — слезы все не кончались. Он протянул к Лили руку, она ответила тем же, но пальцы Гарри прошли сквозь ее ладони, рука бессильно упала на покрытую полуистлевшими листьями землю.

— За что, мама? Почему я? — спросил Гарри одними губами, но Лили услышала.

Она снова улыбнулась — светло и печально одновременно.

— Не ищи причин, сынок. В этом нет ни смысла, ни облегчения — прошлое уже не исправить. Думай о тех, кого ты любишь. Любовь — все, что у нас есть. — Она села на землю, так, что ее лицо теперь оказалось вровень с лицом Гарри. — Ты вырос таким храбрым, мой мальчик. Каждую минуту твоей жизни я гордилась тобой. Папа гордится тобой. Мы рядом, что бы…

Вдруг раздался треск. Гарри резко повернулся, оглянулась и Лили. Снейп с лицом белее мела медленно опускался на колени. Узнавание, гнев и замешательство поочередно отразились в глазах Лили. Она выпрямилась и повернулась к Снейпу, но не успела ничего сказать.

— Гарри! — лес пронзил голос Гермионы, в нем звенела паника. — Гарри, где ты?

От неожиданности он выронил камень, и видение Лили исчезло.

— Гарри!

Гермиона выбежала из-за группки увитых побегами омелы деревьев. В ее волосах застряли листья и прутики, на щеке красовалась глубокая свежая царапина, и кровь медленно стекала к подбородку.

— Мерлин! Ты здесь!

Она подбежала к Гарри, схватила за руки, заставляя подняться, осмотрела со всех сторон, убедилась, что он цел, а потом уткнулась носом ему в шею и разрыдалась, барабаня кулачками в грудь.

— Я думала… черт! Думала…

— Тише, я жив, — ответил Гарри. Его сердце снова ухнуло куда-то в пропасть — «пока что жив».

Снейп встал и сделал шаг к ним. Он все еще оставался смертельно бледным, но, по крайней мере, вернул на лицо непроницаемую маску.

— Нам лучше уйти отсюда, — сказал он и положил руки им на плечи.

Уже привычный рывок подхватил Гарри, и спустя мгновение они приземлились в палатке. Гарри прислонился спиной к громоздкому буфету, стоявшему недалеко от входа, и медленно сполз на пол. Гермиона тараторила что-то, потрясая исчерканными листами пергамента — она, очевидно, сразу догадалась, к чему все шло, и уже придумала кучу способов избежать неизбежного. Гермиона всегда была гораздо сообразительнее него. Ее голос звучал как из трубы, и Гарри пришлось приложить усилие, чтобы понять, о чем она говорила.

— …опускать руки. Мы что-нибудь придумаем, как всегда придумывали, верно? — Гермиона закусила губу и судорожно всхлипнула. — У нас есть яд василиска, если найти Фоукса…

— Крестраж погибнет, только если умрет его вместилище, — тихо сказал Дамблдор. — Фениксы чудесные создания, но даже они не умеют воскрешать мертвецов.

— Тогда реанимация! Маглы умеют воскрешать мертвецов! Если быстро перенести… — она замялась, подбирая подходящее слово, словно, если ей удастся не произносить имя Гарри, от этого что-то изменится, — пострадавшего в больницу, то адреналин, дефибриллятор, массаж сердца…

— Сделать это должен именно Том. Иначе ничего не получится. А вряд ли он разрешит забрать…

«Тело», — додумал Гарри. Скоро о нем будут говорить как о теле. С удивлением он отметил, что готов вот-вот истерично расхохотаться.

Гермиона взорвалась. Она швырнула записи в портрет и закричала:

— Это может сработать! Нужно просто придумать план… Какого черта вы качаете головой? Это же Гарри! Он не может… не может… — Она вдруг словно сдулась и спросила: — У нас есть хоть один шанс? Вы же великий волшебник…

— Область магии, в которую вступили Гарри и Том, совершенно не изучены. Это terra incognita даже для меня, невозможно предсказать, что случится, когда Том попытается повторить то, что не получилось у него шестнадцать лет назад. Я не могу дать никаких гарантий. Мне очень жаль.

Гермиона пустым взглядом посмотрела на Снейпа, словно ища поддержки, но он спрятал лицо за волосами и только выкручивал длинные тонкие пальцы. Гермиона зажмурилась, глубоко вздохнула и села рядом с Гарри на пол. Она протянула руку, и он тут же, не задумываясь, схватился за нее. Гермиона прислонилась лбом к его лбу и зашептала горячо, но так, чтобы никто не слышал:

— Это несправедливо, Гарри, так несправедливо! Но мы справимся, и я останусь рядом, что бы ни случилось. Все будет хорошо. «Станет на шаг ближе к смерти и уйдет под руку с ней. Мальчик, которому суждено, вернется, чтобы закончить». Помнишь? Пророчество Трелони. Часть уже исполнилась, мы нашли диадему: «Запятнанная злом, секрет среди секретов». И вторая часть исполнится, слышишь?

— Ты ведь считаешь, что предсказания — чушь собачья, — сказал Гарри, бездумно поглаживая тонкую кожу на ее запястье.

— Дамблдор говорил, что они не имеют силы, если в них не верить. — Гермиона провела кончиками пальцев по его щеке. — Я буду верить. И поверю во что угодно, если это позволит спасти тебя.

Гарри смотрел в лихорадочно блестевшие глаза Гермионы и думал том, что сказала его мама. «Думай о тех, кого любишь. Любовь — это все, что у нас есть». Гермиона стала всем для Гарри. Когда она истекала кровью, раненая в поместье Малфоев, Гарри без промедления отдал бы все что угодно, лишь бы она поправилась и жила счастливо до конца своих дней. Но пока Риддл оставался непобежденным, ни Гермионе, ни Уизли, ни Луне и Невиллу счастья не видать, а может, и жизни тоже. Гарри представил Гермиону, связанную и измученную, на коленях перед Белатриссой Лестрейндж, Рона в луже крови, миссис Уизли, рыдающую над бездыханным телом кого-то из близнецов. Незнакомого юношу с розовыми волосами у надгробия. Чувство, что он не сможет допустить этого, пускай даже придется пожертвовать собственной жизнью, зародилось где-то глубоко в душе, выросло и заполнило собой все его существо. Пусть он умрет, но зато останутся живы все те, кого он так сильно любит, те, кто любит его. А значит, и частичка самого Гарри продолжит жить на земле — в их мыслях, их памяти, их детях и свершениях. Он сжал руку Гермионы. Будет жить она.

— Стоит подумать, что делать, — сказал Гарри, четко выговаривая слова и контролируя голос. — Нужно уничтожить змею, а потом кому-то придется убить и Риддла. Только поскорее… Боюсь, моей решимости не хватит надолго.

Он повернулся к Снейпу.

— Профессор?

Снейп поднял голову и посмотрел на Гарри с болью и отчаянием.

— Мне понадобится ваша помощь. Но, обещаю, это в последний раз.