Выше неба — дальше горизонта (джен)

С минуту Хэндри, Сьюзен и Дафна молча пялились на Генри, а потом Гринграсс напустилась на него с воплем:

— Ты, безбашенный рыжий гриффиндурок, чем вообще думал? Я-то думала, ты аналог слезам феникса изобретаешь! А ты? Озверительное зелье с фениксом?! Да трансфигурация отрицает саму возможность превращения в магическое существо!

— Но ведь у меня получилось, — веско заметил Поттер, поймав паузу. — Я ещё в Хогвартсе на нумерологии ради эксперимента просчитал, возможно ли стать анимагом-грифоном. Ходят ведь легенды про Годрика! Расчёты показали, что возможно. Так почему бы не феникс?

— Меня другое интересует, — подала голос Сьюзен. — Феникс — это ведь магическая курица, разве нет?

Генри скривился:

— Это Фоукс — курица, Phoenix domesticum. Настоящий феникс всё-таки к орлу ближе.

— А в чём разница? Ну, помимо этого.

— Хм-м… Они — как маггловская микстура от кашля и Бодроперцовое зелье, если кратко.

— Ладно, все живы, все здоровы, — подвела итог Сью. — Мандрагор достаточно?

— Думаю, да, — кивнула успокоившаяся Дафна. — Можем возвращаться.

Корону и палочку Колуньи уложили в трансфигурированную из камня шкатулку, которую вручили Хэндри. В замке он отнёс их в хранилище, куда месяцем ранее спрятали диадему Рейвенкло.

Дафна сразу же скрылась в лаборатории. Поттер вчера уже составил ей пропорции ингредиентов (зелье нужно было готовить, исходя из количества окаменевших), так что сегодня она взялась работать одна.

Сьюзен отправилась в кладовые замка — искать распылители, если в Нарнии их изобрели.

Однако магам было не суждено сразу заняться делом: заявились представители народов Нарнии. Оказалось, Хедвиг видела смерть Колдуньи и растрезвонила всем об этом знаменательном событии. Так что магов расспрашивали, поздравляли, благодарили… В общем, всячески выражали свою радость и признательность.

С трудом ребятам удалось донести до нарнийцев мысль, что битва не закончена, пока не спасены окаменевшие. Под таким благовидным предлогом Дафна удрала в лабораторию, а Сьюзен — на поиски распылителей, как и собиралась. Парни же сбежали безо всяких объяснений, ведь они временно остались без дела.

Чтобы занять остаток дня, волшебники решили пройтись по галерее королей, как её назвал Элмус. Это был коридор на верхнем этаже. Выложенный светлым камнем, он сверкал на закате, а короли и королевы древности, смотрящие на мир с искусных витражей, казались живыми. Маги провозились с мандрагорами и нарнийцами целый день, поэтому сейчас Хэндри и Генри могли видеть людей на витражах в ореолах закатного света, словно все они тоже были фениксами.

Да уж, ну и денёк!

— А если бы не получилось? — спросил Грант.

Ему было страшно. Мало того, что этот рыжий идиот серьёзно изменил состав Озверительного, чтобы можно было ограничиться одним приёмом, причём независимо от полнолуния, так он ещё и катализатором сделал перо феникса! Между прочим, магическая наука утверждает: стать магическим существом, тем более одним из высших, не-воз-мож-но.

— Я всё понимаю, — тихо сказал Поттер, будто прочитав мысли Хэндри. — Но тебя нужно было спасти. Среди нас нет целителя, и мы даже не могли выяснить, что с тобой. А слёзы феникса лечат всё.

— Если бы ты не справился, могли погибнуть мы оба.

— И что? — хмыкнул Генри, заглянув Гранту в глаза. — Ты самый дорогой человек в моей жизни. Не знаю, что бы стало, если бы я потерял ещё и тебя.

Хэндри замер, изумлённо распахнув глаза. Самый дорогой человек. Его эмоции нельзя было описать словами. Никак.

На самом деле последним, но уже таким давним летом, рассказывая Поттеру свою историю, Грант слукавил. Он решил помочь с Турниром не потому, что Гранты любили приключения. Причина была в другом: его тянуло к невольному герою. Бедного оранжевого воробья хотелось защитить, закрыть собой от бушующего мира, который вдруг обрушился тому на голову холодным осенним дождём.

Могло бы показаться, что Хэндри влюбился. Но нет: ему не хотелось ни дарить цветы, ни наигрывать под окном баллады, ни делать ещё что-нибудь романтично-идиотское. Хэндри полюбил. Но подойти не решился. По тем же двум причинам.

Но теперь Гермионы не было, а Генри стоял напротив, буквально в одном шаге, смотрел спокойно, с лёгкой улыбкой на губах. И солнце в его волосах запуталось. Ресницы у львёнка, оказывается, длинные и густые, тёмно-коричневые, а глаза и правда чуть светятся, как у кошки в сумерках, но неяркой оранжевой теплотой. Он ведь красивый, Генри, и славный, и нос у него немного задран кверху, как у Ирмы Грант на старой колдографии. И, наверное, настало время выполнить обещание, данное у Каменного Стола.

Хэндри решительно преодолел последний оставшийся шаг, стиснул Генри в объятьях и уткнулся носом в его макушку. Почему-то казалось, что фениксы пахнут костром, но чувствовался лишь лёгкий аромат озона, как будто только что прошла гроза. Грант выжидал, боясь, что его таки оттолкнут, однако Поттер обнял в ответ. Ну, это же можно счесть за разрешение?

Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, Хэндри наклонился к уху своего чуда и прошептал:

— Я люблю тебя.

* * *

Генри пребывал в смятении. Ему даже чудилось, что он снова надел диадему Рейвенкло. В реальности же Поттер держал в руках корону наместников, и всё было намного сложнее.

Прежде всего, на этой неделе он поставил над собой беспрецедентный эксперимент. Приготовил непроверенное зелье с невозможным катализатором. Оно, правда, получилось и уже было проверено, но отнюдь не полностью.

Феникс Поттера умел лечить, но не себя самого. Поэтому спина болела после падения на камни, несмотря на то, что он успел превратиться в полёте. Взлететь тоже удалось не сразу.

Зато бой не доставил хлопот — Колдунья тоже верила, что фениксов в Нарнии нет. Быть может, она так и не поняла, кто на неё напал.

А вот Генри прекрасно понял, кого он сбросил в море.

Ариана Дамблдор. Поднимаясь в небо, он смотрел в её холодные голубые глаза и видел в них её жизнь, словно в одночасье овладел легилименцией. Хотя скорее всего это она использовала врождённый дар, чтобы разжалобить грозную птицу.

* * *

Ариана боялась. Боялась мальчишек, потому что они кидались в неё камнями. Боялась брата Альбуса, потому что он был каким-то холодным, и Аберфорта, потому что он постоянно кричал на Альбуса. Боялась матери, потому что та была чрезмерно строга. Боялась улицы, потому что там было шумно после собственной тихой комнатки. Боялась магии, потому что от неё было не скрыться.

За магию кидались камнями, из-за магии папочка попал в тюрьму и ругались братья. А Ариана жила магией. По одному её желанию оживали рисунки в книге сказок, или игрушечные Персиваль и Моргана кружились в танце, или взмывало в воздух большое лоскутное одеяло… Или заживо сгорала мать.

Нет-нет, Ариана вовсе не хотела ей такой участи! Просто мама в очередной раз мысленно выговаривала дочери, как устала от неё и братьев. А девочка умела слышать, о чём думают другие люди, и как-то подслушала мысли маггла-священника.

«И да сгорят в адском огне помыслившие дурно о детях», — думал он.

Маленькая Ариана вспомнила эту его фразу — и мама действительно сгорела.

Из всего, что могла уметь девочка в те годы, Ариана умела только читать и считать. Читать ей нравилось, но дома не держали интересных книг — лишь непонятные школьные учебники, поваренную книгу да вызубренные наизусть сказки барда Бидля.

Но однажды Ариана наткнулась на книгу, которую читал кто-то из братьев. Наверное, всё же Альбус — Аберфорт не особо любил чтение.

Книга называлась «Житие несвятого Персиваля Светлейшего». Это был перевод со староанглийского, сделанный отцом.

Девочку заинтриговало название. Как это «несвятой»? Есть святые: Мерлин, Моргана, Хельга, Гвендолин… А Персиваль — несвятой. И Ариана открыла книгу.

Оказалось, Персиваль Светлейший был магглом. Один из рыцарей короля Артура, он водил дружбу с Морганой и, узрев то, во что превратилась она по воле собственного сына, воспылал жаждой мести. И стал Персиваль магов вырезать — всех, кого видел. И Мордреда он изловчился убить.

Тогда объединились маги и уничтожили самого Персиваля. Похоронили его в овраге, выбив на могильной плите: «Здесь покоится убийца Мордреда Персиваль Сумасшедший».

Ариана видела эту могилу в овраге у кладбища, которое находилось возле Годриковой впадины. Рядом с Персивалем покоились её предки — древние Дамблдоры.

Тут девочка задумалась: Персиваль и Дамблдоры? А ведь папу звали Персиваль Дамблдор! И он переводил именно эту книгу!

Значит… Но как же такое возможно, чтобы потомки магоненавистника породнились с отродьями демонов?!

Сосед-священник опять очень вовремя попался на глаза с мыслью «Магия есть дар дьявольский, противный природе». И Ариана была с ним согласна: её магия — точно порождение дьявола; у Альбуса вечно что-то взрывается в подвале; Аберфорту магия почти не даётся. Значит, у остальных тоже так?

Геллерт, друг Альбуса, был с этим категорически не согласен. Он утверждал: дар ставит волшебника неизмеримо выше простых людей.

Девочка даже поругалась с ним из-за этого. Геллерт наорал на неё. Аберфорт принял это близко к сердцу и полез в драку. Геллерт применил к нему какое-то мерзкое заклинание. Альбус кинулся защищать брата. Заклинания так и свистели вокруг, и испуганная Ариана пожелала очутиться как можно дальше от них — там, где нет волшебников.

Через секунду она стояла на площади какого-то города, и неизвестный юноша протягивал ей розу.

Ариана ещё не успела оправиться от испуга и нечаянно превратила его в камень. Та же участь постигла и других людей.

Вот только все они окаменели полностью, а у того юноши почему-то сохранилась корона. Артефакт? Но магии в ней не чувствовалось…

Хм, если юноша в короне, то он, наверно, принц или король. Так может, в его замке есть ответ?

И Ариана попросила встреченных нелюдей (Фу, какая мерзость! Хуже, чем демонические отродья-маги!) отвести её в замок и статую принца туда отнести на всякий случай.

Так она попала в Дункель, где не нашла ответа на свой вопрос, зато обнаружила магические книги Джадис. Ариана многому по ним научилась: готовить зелья, например, или заклинать волков… В один прекрасный день, спустя почти сотню лет, она сумела вернуться на родину.

Там девушка многое узнала, разжилась слугами — анимагом и оборотнем — и познакомилась с милейшей ведьмой Долорес, которая разделяла её убеждения.

Альбус привёл Ариану в ярость. Как он мог? Потомок Персиваля Светлейшего стал величайшим магом столетия!

Конечно же, в следующий свой визит на родину Ариана согласилась принести Альбуса в жертву в каком-то ритуале Долорес. К несчастью, не сработало, хотя Альбус благополучно издох.

Аберфорта Ариана не нашла. Зато в Нарнии появились чужаки. Они нашли замок демонова Мерлина и успели порыться в Дункеле. Ну точно потомки этих тварей, Мерлина и Мордреда!

И Ариана отправилась их убивать.

* * *

Генри не видел битвы — Дафна создала очень плотный туман, да и скала мешала что-либо рассмотреть. Однако едва дым начал рассеиваться, феникс рванул вверх и пламенным дыханием снёс какие-то чары, по которым сразу было понятно: это смерть.

Вообще-то, Генри не помнил, чтобы где-нибудь писали про огненное дыхание фениксов, но вышло отлично, хотя теперь к боли в спине прибавилось жжение в горле.

Однако надо было покончить с Колдуньей. Лишить её палочки и, пока волшебница приходит в себя, вознести её к небу. И уронить в воду с высоты птичьего полёта. Поймать клювом слетевшую корону, убедиться, что дело сделано, попутно осваиваясь с крыльями, а потом спуститься на скалы и выслушать Дафнину ругань.

Генри объяснил свой поступок и приготовился к куче вопросов, хотя больше всего на свете сейчас желал забиться в какой-нибудь потайной угол вроде коридора у Выручай-комнаты и посидеть там, трясясь от ужаса.

Он ведь никогда не убивал. То есть убивал, конечно: мелкую живность для еды этой зимой, Волдеморта в своей голове, волков у Каменного Стола — но это всё было не то. Вопрос пропитания был совершенно естественен, ведь в природе каждый кого-нибудь да ест. Волки и Волдеморт были убиты в качестве самозащиты.

Сегодня же Генри хладнокровно сбросил в море женщину, чья жизнь за миг до этого промелькнула у него перед глазами.

Больной ребёнок, чересчур сильная для Британии волшебница, которую некому было вовремя наставить на путь истинный. Не Альбусу же Дамблдору этим заниматься? Он всегда был слишком возвышенным для снисхождения к детям.

Так или иначе, фанатичка, не сумевшая перерасти подростковые страхи и обиды, раскачивалась на слегка покрасневших волнах. Море большое — что ему кровь одного человека, разбившегося о лазурную гладь?

К счастью, Сьюзен, видимо, поняла, что Генри не настроен разговаривать, и прекратила расспросы.

Зато нарнийцы ничего не поняли. Они в своём поведении напоминали любопытных детей с нестабильным настроением. Поттер вспомнил давно прочитанную русскую сказку, неведомо как оказавшуюся у Дурслей. Там был народец, помешанный на голубом цвете. Вот у них тоже так случалось: минуту назад все рыдали от горя, сейчас дрожат от страха, а скоро будут возбуждённо танцевать от радости.

Отделаться от фавнов, дриад, кваклей-бродяклей и прочих удалось только к вечеру.

Грант отправился на галерею королей любоваться закатом, и Генри увязался за ним.

Казалось странным, что Хэндри до сих пор не проронил ни слова о произошедшем. Но на галерее всё-таки прозвучал его вопрос:

— А если бы не получилось?

Поттер честно рассказал, что он об этом думал, и ничуть не покривил душой: родители (да и кто теперь его родители?) остались светлыми призраками где-то в прошлом, единственная подруга погибла… Появились, конечно, Сью, и Дафна, и, наверно, профессор МакГонагалл, но никто из них и рядом не мог встать с Хэндри.

Сидя у его постели в форме феникса, Генри плакал вполне искренне — как и подобает волшебной птице.

А сегодня Поттер вглядывался в такие знакомые зелёные глаза, в которых сперва плескалось беспокойство, а потом — кажется, начиная со слов «самый дорогой человек» — невероятное, неподдельное счастье, и понимал: ни черта они не друзья. Для Генри дружба кончилась на болоте, когда Грант в прямом смысле стал для него опорой…

…как и сейчас. Мрачные мысли и самообвинения вылетели из головы, и крепкие объятия закрыли от них лучше прочнейшего из щитов.

Генри грустно улыбнулся. Для Хэндри он стоил куда больше, чем первая красавица Дафна, но то ли Грант имел в виду?

Сомнения развеялись тут же. Хэндри наклонил голову и выдохнул:

— Я люблю тебя.

— Взаимно, — улыбнулся Генри, подняв голову и заглянув ему в глаза.

Дружба кончилась, но что им делать дальше?