Монстр с нежным сердцем (джен)

Крот прослужил долго — тридцать восемь годков верой и правдой возил своего друга по заданиям, попросту отказываясь уходить на заслуженный отдых по выслуге лет. А когда коня всё же выпихивали на вольные хлеба, вороной красавец тихо и скромно возвращался к конюшне и терпеливо ждал у денника, когда его впустят и запрут. Не хотел он расставаться с другом, тем более таким хорошим, ведь Гарри ни разу не обидел его, ни словом не оскорбил, ни плеткой не ударил, железо в рот не пихал и шпорой не тыкал.

Но годы, увы, взяли свое. В возрасте сорока пяти лет Крот отправился в Небесные левады к своему родителю Мышонку. Уход верного скакуна сильно подкосил Гарри, настолько, что он долго не мог завести себе нового коня. Много лет он одалживал коней у коллег для выполнения того или другого задания. Люди его понимали и жалели, безропотно передавая повод спешащему на работу Гарри. Одна из работ, кстати, заключалась в поисках некоего маггла по имени Фенрир Сивый. Зачем-то Гарри его искал вот уже не один десяток лет, начиная с сороковых годов. В его поисках он и разъезжал, кидаясь на каждое сообщение о нём.

На расспросы друзей Гарри честно ответил, что Фенрир — оборотень, но ему никто не поверил, потому что как маггл может стать ликантропом? А Гарри знал правду и отчаянно искал оборотня, стремясь найти его хотя бы до начала шестидесятых…

Старания Гарри были вознаграждены в пятьдесят третьем, когда его вызвал молодой лейтенант, при взгляде на которого Гарри охватило странное ощущение дежавю: светло-бежевый плащ, лукавый прищур слегка косящих карих глаз и маленькая французская машина, возле которой Гарри дожидался этот невысокий, страшно знакомый лейтенант.

— Что-то большое сломалось в этом мире? Я думал, вы американец, — выпалил Гарри, с изумлением оглядывая полицейского.

— О, не волнуйтесь, милостивый сэр, — вскинул тот руку в характерном жесте. — В мире ничего не поломалось — я действительно из Америки. Просто воспользовался открытой границей по причине съезда конгрессов и прибыл в Соединенные Королевства, чтобы приобрести европейскую машину. Вот этого славного паренька, — и он любовно похлопал по капоту новенький сверкающий Пежо 403. Хитро-проницательно глянув на Гарри, Коломбо заметил: — Не лгут слухи, мистер де Нели, вам и вправду ведомо будущее?

— Сдаюсь! — обезоружено рассмеялся Гарри. И признал: — Вы на самом деле великий сыщик. Кстати, — оглянулся он по сторонам, — а где тот, кто послал мне Патронуса с вашим сообщением?

— А-а-а, так вот как называется тот серебристый дымок с голосом! — воскликнул лейтенант, прихлопывая ладонью по лбу. И пояснил: — Это я с Паганелем договорился. Вот тут живет, — сыщик погладил капот. — В моторе сидит. Я подумал, если он живой, то с ним же и договориться можно. Верно? Так вот, заметил я весьма примечательного мистера, что зашел в этот бар через дорогу, и говорю: «Паганель, дружище, а ведь его некий господин де Нели разыскивает, ориентировочки-то во всех полицейских участках развешаны… Как бы нам связаться с этим достойным малым?», а Паганель мне, значит, отвечает: «Говори сообщение, а я отправлю!». Вот так-то вот! — и Коломбо лукаво сощурился на Гарри, забавляясь его понятным удивлением.

Додивиться поразительному гремлину, умеющему вызывать Патронуса, Гарри решил попозже, сейчас надо было действовать. Не смея рисковать понапрасну, он додумался позвать подкрепление, для чего запустил в эфир голосовое сообщение друзьям:

Морион, Джон, Майрон, если можете, подойдите ко мне по заданным координатам.

На узенькую лондонскую улочку с неба незамедлительно спикировал огромный фестрал, за ним в воронке трансгрессии возник Джон Дервент, а вместо Майрона Беддока появился Бернар, который тут же пояснил своё присутствие:

— Извини, Гарри, папа занят — только что принял костерост, так как сломал ногу и руку. Так что я за него… — увидел поднятые брови и дополнил: — То есть не он сам сломал, а мама его к кому-то в телевизоре приревновала, причем так быстро и страстно, что мы с папой не успели понять, к кому.

Хмыкнув, Гарри кивнул на бар через дорогу:

— Фенрир там. Надо взять его быстро и осторожно. Он очень опасен даже в человеческом виде, может напасть, поэтому постарайтесь не попасть ему в зубы. Морион, — обратился он к фестралу, — займи позицию где-нибудь сверху. Будет уходить — не дай ему сбежать. А если понадобиться — убей. Так, а теперь надо бы выманить людей на улицу, будет куда целесообразней произвести арест не в помещении.

— С этим я справлюсь, — улыбнулся Коломбо. — Ждите здесь.

И маленький, совсем не спортивного вида человек в нелепом бежевом плаще семенящей походкой пересек улицу и скрылся в баре. С минуту ничего не происходило, улица была тиха и безмятежна. А потом… Чье-то тело ударилось о дверь, затем второе, третье, и вот уже паникующая толпа вынесла наружу двери и окна, выломилась на улицу и рассеялась во все стороны. Запоздало заверещала сирена пожарной тревоги, наддавая жару. Казалось бы, в такой давке бесполезно кого-то искать и хватать. Джон бы точно не справился, но Гарри же, кроме него, ещё фестрала с урсолаком пригласил, а у тех отличный нюх…

Глухо взрыкнув, поднялся над толпой трехметровый бурый медведь, носом и глазами вмиг выцелив добычу — высокого бомжеватого типа с нечеловеческими чертами лица.

— Твою мать… и вправду оборотень! — ахнул потрясенный Джон, выхватывая палочку. Он до последнего не верил в маггла-ликантропа.

Видя, что окружен, Фенрир пришел в ярость. Его намерения были настоль очевидны, что Гарри выругался, бросаясь наперерез, чтобы не дать оборотню устроить резню… Но его опередила Морион, упав сверху невидимым Роком. Раздвоенные копыта намертво припечатали Фенрира к асфальту, а когти крыла угрожающе замерли возле самой яремной вены на шее, обещая быструю и верную смерть, если он рыпнется. Бернар вернул себе человеческую внешность, чтобы помочь Джону повязать нежданную находку. Надо было видеть лицо Джона, с которым он надевал на Фенрира антимагические наручники — с таким недоуменным недоверием смотрел на пойманного преступника. Ну да, он же не смотрел телевизоров и не видел фильмов про ночных тварей, а магглы их очень много сняли, причем ни один оборотень при этом не являлся волшебником. Насколько Гарри помнил, они все были одержимыми людьми. Да и вообще, ликантропия свойственна как раз обычным людям, благодаря чему простой человек обретает сверхъестественные силы и мощь и иногда даже получает дар обращения в зверя. Потому-то оборотней и боятся… Особенно вот таких, одержимых луной и жаждой убийства.

Проследив взглядом за Джоном и Бернаром, сопровождающих Фенрира к полицейскому автомобилю, Гарри глубоко вздохнул — вот и всё, не будет в школе больного ликантропией Римуса Люпина, теперь там будет учиться нормальный, здоровый и веселый ребёнок. Рядом смущенно затоптался маленький лейтенант, и Гарри с интересом взглянул на него.

— Что вы такое сказали в баре, лейтенант Коломбо?

— О, да ничего особенного. Просто спросил, не проползал ли тут мой домашний крякозябр…

— Кто? — с изумлением переспросил Гарри, во все глаза взирая на невозможного человека.

— Я тоже не знаю, кто, но название показалось достаточно грозным, — невинно улыбнулся Коломбо. — Главное, как можно озабоченней заглядывать под столы и тихонько шептать: «ко мне, маленький проказник, пока никто не умер от твоего укуса». Я успел обойти почти весь зал, прежде чем кто-то спросил, кого я ищу, а уж после моего вопроса всем хватило ума сопоставить крякозябру со смертельным укусом какой-то ядовитой твари.

К концу рассказа Гарри весь ухохотался, вытирая счастливые слезы — ай да Коломбо! Только он способен навести такого шороху своим невинным безобидным видом. Так и представилось, как тихий скромный гражданин, смущенно извиняясь, заглядывает под каждый стол бара-ресторана и зовет-ищет не то собачку, не то кошечку, а потом огорашивает всех вопросом о смертоносном крайте… Отсмеявшись, Гарри сказал с искренним уважением:

— Ловко вы людей на улицу выманили. Обычно устраивают легкое задымление помещения и кричат: «Пожар, пожар, спасайтесь!», а у вас всё по-другому.

— До союза магии и науки это сработало бы, но не сейчас, когда пожар не то что невозможно устроить, но и вообще замыслить, — добродушно ответил Фрэнк Коломбо, согрел Гарри благодарным взглядом и добавил: — Вы себе представить не можете, как это здорово — работать с четырехколесным напарником. Раньше-то машина была всего лишь машиной, а теперь это настоящий преданный друг. Весьма удобный в плане эксплуатации и долговечный: поломался — не беда, можно починить, колеса там поменять, стекло заменить… Одно точно — хоронить такого друга не придется.

Гарри с любопытством оглядел капот с круглыми фарами и задумался — тоже, что ли, машину завести? А то лошадей что-то уж больно терять… Коломбо словно прочитал его мысли и осуждающе покачал головой.

— Слышал о вашей утрате, господин де Нели. Позволите дать вам совет? — дождался сумрачного кивка Гарри и продолжил: — Дайте счастливую жизнь ещё одной лошади. А потом ещё одной и ещё, пока хватит ваших сил. Просто помните: вы тот человек, который способен подарить лошади хорошую добрую жизнь. Подумайте о том, какими счастливыми были ваши кони, и о том, как осчастливить ещё стольких же.

Гарри был просто очень впечатлен житейской мудростью американского полицейского, настолько, что даже склонил голову.

— Сердечно благодарю вас, Коломбо. Именно так я и поступлю: возьму на воспитание маленького жеребёнка, пусть он смолоду будет счастлив и горд от дружбы со мной.

— Рад был помочь, — улыбнулся Фрэнк и с любопытством наклонил голову набок. — А скажите, как выглядит телесный Патронус? Я только слышал, что они похожи на животных, сам видел только голосовые послания — серебристые облачка. Не покажете ли мне? Других знакомых волшебников как-то неохота просить, а с вами я чувствую себя своим.

Гарри озабоченно закусил губу, попав внезапно в свою собственную ловушку. Дело в том, что он никогда не вызывал своего оленя, обходясь малым — ни к чему не обязывающим бестелесным Патронусом в форме серебристой дымки, что было куда проще и менее энергозатратно: сотворил фон, надиктовал сообщение, отправил адресату и всё, и никаких счастливых мгновений не надо вспоминать для создания полноценного телесного Патронуса. Но этот славный лейтенант так искренне заглядывал в глаза и с такой детской непосредственностью ждал, что у Гарри духу не достало возразить ему. Снова вынув палочку, он взмахнул ею, вызывая в памяти самое любимое свое воспоминание — день в лесу во время единения с отцом и сыном.

— Экспекто Патронум!

Лев. Не серебристо-прозрачный, но теплый, золотистый, с платиновым отливом. Соткался из кончика палочки и встал перед Гарри, родной-родной, со знакомыми отцовскими морщинками на львином лике. Европейский лев — символ друидов, знак сверхнадежности и доверия, силы и мудрости… Господи… Гарри с трудом проглотил возникший в горле комок. Одно знакомство с Коломбо, и столько нового он о себе узнал.

— Он великолепен, Гарри! — с благодарностью воскликнул Фрэнк, отважно протягивая руку и касаясь львиной морды. — И теплый такой!.. Нежно-бархатистый… Спасибо, Гарри, я навсегда запомню это.

Гарри только кивнул, ошеломленный донельзя. Патронусом он тоже ухитрился отличиться. Подумать только, не серебристо-неосязаемый, как у всех, а золотой и материальный. Что ж с ним не так-то, а?.. Но увы, ответ на это знали только Магия и Время, а они, к сожалению, безголосы.

С Фенриром Гарри пробыл до самого конца и, лично проследив за тем, чтобы его казнили посредством поцелуя дементора и отрубания головы гильотиной, вернулся домой с чистой совестью. А в ближайшие дни воплотил в жизнь совет лейтенанта Коломбо — отправился на выпас и обратил взор на молодняк. И тут же понял, что выбор будет сложным — жеребятки были такие милые, стройные, тоненькие, курносые и совершенно очаровательные! Один из них, к счастью, облегчил ему задачу тем, что привлек к себе внимание своим необычным поведением. Он копал землю. Копал старательно и страстно, уйдя по плечи в разрытый холм, наружу торчал зад и куцый хвост. Гарри был так заинтригован, что не удержался, перемахнул через изгородь и подошел к землекопу. Похлопал по крупику и осведомился:

— Чем ты занимаешься, малыш?

Комья земли перестали лететь и жеребёнок, прервавшись от занятия, вылез из ямы и выпрямился, повернувшись к Гарри чумазой мордочкой. А у того сердце так и екнуло — сквозь грязь на лбу проступала узкая белая проточинка в виде сосульки, на переносье она обрывалась и продолжалась капелькой на носике. Словно Мышка взглянул на Гарри из далекого Небытия, возродившись в этом маленьком смешном землекопе.

— Ну, здравствуй, Землеройка, — тепло сказал Гарри.

* * *

— Тоб, эй, Тоб, проснись!..

Но тот, кого звали Тобом, только глубже зарылся в подушку. Пришлось будильщику нагнуться и потрясти его за плечо.

— Тоб, вставай! Или мне тебя Тобиком позвать прилюдно?

— Что? Черт, нет! — отброшенное одеяло улетело на пол, а с постели угрем взвился тонкий жилистый юноша, едва не впечатавшись темечком о лоб склонившегося над ним приятеля. — Десси, какой я тебе Тобик? — гневно вопросил он, заспанно моргая на ехидное лицо шотландца.

Тот хмыкнул и отодвинулся, наблюдая, как Тобиас спешно одевается, силясь натянуть сразу и брюки, и носки. Внешне эти парни страшно походили друг на друга: оба худые, с перекрученными мышцами под бронзово-загорелой кожей, черноволосые и слегка долбанутые по характеру. Отличались они только глазами и именами: у Тобиаса Снейпа глаза черные-черные, а у Десмонда Стебля они были тепло-карими. Пожалуй, волосы у юношей тоже различались оттенками. Шотландец норманнского происхождения Десси имел теплый кофейный цвет, в то время как англичанин Тоби был из категории жгучих брюнетов — его волосы отливали холодной синевой.

Одевшись и наскоро причесавшись, Тобиас глянул на часы и, взвыв, рванул вон из комнаты под зловредный гогот Десси. Но на лекцию по стихийным бедствиям студент успел, несмотря на проделки соседа по комнате.

Усевшись на лавку в амфитеатре и пристроив на подлокотный столик папку с конспектами, он превратился в слух, попутно проверяя, все ли пуговицы застегнуты и не надета ли рубашка наизнанку? Лектор тем временем монотонно гудел, читая доклад с листов, лежавших перед ним на кафедре:

— Лесные пожары воспринимаются людьми как страшное стихийное бедствие. Однако природа давно подстроилась под это явление и даже в каком-то смысле научилась извлекать пользу. Но только не в том случае, когда в ситуацию вмешиваются люди. Если обычный природный пожар полезен тем, что помогает лесу обновиться, что-то даёт экосистеме, увеличивает разнообразие видов, то пожар, устроенный человеком, всё просто уничтожает и отравляет природу. Поэтому небрежное обращение с огнём в лесу или даже рядом с лесом настолько опасно…

Ага, понятно, учтем и запомним. Тобиас черкнул заметку об этом в тетради. Пролистал до чистых страниц и снова превратился в слух, торопливо записывая за преподом.

— Природные лесные пожары являются естественными инструментами для очистки территорий от старых, заросших и часто больных лесов, обновления поверхностного слоя почвы и насыщения её продуктами горения, одним из лучших удобрений. Поэтому польза и вред лесных пожаров всегда рядом. В принципе лесной пожар следует рассматривать как естественный природный фактор формирования растительных сообществ, в особенности таежных лесов. Он может приводить к частичной или полной гибели древостоев со сменой пород и возрастных поколений, создавая в значительной мере условия для возникновения, существования и исчезновения лесов, их экологического функционирования и качественного состояния. В таежных лесах пожары — периодически возникающее явление уже в течение сотен и тысяч лет, поэтому практически каждый участок, можно сказать, представляет собой ту или иную стадию послепожарного восстановления. Более того, есть виды деревьев и других лесных растений, которым периодические низовые пожары полезны и даже необходимы для развития, расширения их сферы обитания. Это, например, лиственница, которая быстро и прочно заселяет освободившиеся от растительности территории, в первую очередь свежие гари.

Угу… а «послепожарного» как пишется? Это слово вообще есть в энциклопедии?

— На больших территориях стоят леса примерно одного возраста. Казалось бы, как подобное возможно? А это тоже последствие пожаров, которые произошли многие сотни лет назад, а затем примерно в одно время леса стали восстанавливаться. После чего наступил период затишья, когда леса не горели двести-триста лет. А потом вновь приходили пожарные годы. Вот такой природный цикл.

Угу, понятно теперь, почему случайным кострам, забытым в лесопарке, не дают разгореться в полную силу и почему при этом в другом регионе дали дотла сгореть одному старому заповеднику… Вот в чем дело, получается… засунув кончик ручки в рот, Тобиас принялся остервенело грызть костяной колпачок, одновременно просматривая свои записи. Где, где же оно? А вот… «причины возгорания лесов».

— Профессор! — вскинул он руку. — А тот пожар на прошлой неделе в Торнбулле как возник?

— Его поджег дракон, мистер Снейп, — незамедлительно ответил лектор.

— О, понятно, спасибо, больше вопросов нет, — пробормотал Тобиас, зарываясь в записи. В них его же рукой было написано, что пожар начался рано утром, при этом задолго до его возникновения были депортированы лесные обитатели — птицы и звери, по крайней мере те, кто оказался достаточно умен и послушался глашатаев, самые тупые и недалекие остались и погибли в огне. Вот сюда и впишем новую информацию. Вынув ручку изо рта, Тобиас быстро застрочил: «Налетел дракон и произвел пал по сухостою, уничтожая старые и больные деревья. Бурелом и валежник, гниющие в толще перегноя, по-видимому, представляли опасность для лесной экосистемы». Снова зашуршал листами, соображая, достаточно ли материала накопилось для конспекта? Ну, вроде. Успокоившись, студент захлопнул тетрадь и с облегчением засунул её в папку — всё, доклад для профессора Берринджа готов! Осталось переписать набело и сдать.

С чувством полного умиротворения Тобиас откинулся на спинку лавки и облегченным взглядом скользнул по головам студентов, сидящих ниже и впереди. Его внимание привлекла девушка с короткой стрижкой, её иссиня-черные кудри мелко вились и имели точно такой же оттенок, как у него. Хм… Это, кажется, Эйлин с параллельного курса Академии гражданской защиты. Говорят, обошла всех в альпинизме, взяла первые места во всех категориях сложности. Ну ещё бы, волшебница же… И, кстати, ещё слушок ходит, что она из семьи аристократов и едва уговорила родителей отпустить её в большой мир. Боевая девчонка. Надо посмотреть, на какие тренировки она записана, может, удастся с ней познакомиться?

Найдя и поставив перед собой цель, Тоби тут же начал выполнять её, ибо был человеком не только слова, но и действия. Приметив, к какой двери направилась заинтересовавшая его девушка, Тобиас постарался первым добраться к ней и таким образом попал в поле зрения Эйлин. А оказавшись рядом, он впервые посмотрел ей в глаза. Заглянул и пропал. Глаза красавицы были такого же антрацитово-черного цвета, как его собственные.

А что же Эйлин? О, она впервые в жизни растерялась, когда ей в глаза заглянул до безумия родной человек… Правы были философы древности, слагая притчи о половинках одного целого, о том, что сколько бы времени ни прошло, они всё же найдут друг друга, чтобы воссоединиться. Именно это, по ощущениям, произошло с Эйлин и Тобиасом. Встретившись взглядами и увидев поразительное сходство во внешности, они уже больше не смогли расстаться, так как поняли, что сведены самой Судьбой. Заворожено замерев, стояли Эйлин и Тоби лицом друг к другу, смотрели в глаза и не дышали, попросту забыв об этой жизненно важной функции. Мимо тек гомонящий порывистый народ, как-то ухитряющийся не задеть застывшую парочку, плавно огибая с двух сторон, как бурный поток — камень.

Первым отмер Тоби: медленно подняв руку, он осторожно подергал пальцами за милую кудряшку над глазом Эйлин, вдохнул и зачарованно выдохнул:

— Настоящая… Я думал, только у моего отца есть такой цвет глаз и волос. У Сайруса Снейпа…

— Я тоже в папу, — слабо улыбнулась Эйлин. — Альберта Принца…

Её глаза, впрочем, неотрывно смотрели на потрясающий нос Тобиаса. Это был воистину восхитительный нос: длинный, с широким приплюснутым переносьем со львиной складочкой над ним, аккурат между глаз, облагороженный горбинкой и трепетными тонкими крыльями, от которых к уголкам рта сбегали глубокие складки. А рот… Боже…

Сообразив, что неприлично пялится на этот чувственно очерченный рот, Эйлин вздрогнула, поспешно перевела взгляд повыше — к глазам — и наткнулась на ехидный огонек любящего, всё понимающего человека. И поняла — он простит ей всё, ибо не видит в ней никаких недостатков. Таков был взгляд родного мужчины.

Выйдя из Академии спасателей, Эйлин и Тоби, желая продолжить знакомство, договорились пойти в театр, на постановку пьесы «Принца датского». Пришли к условленному сроку, прихватив для гарантии своих близких друзей. Эйлин пришла со своей лучшей подругой, Тоби, соответственно, с другом. И пропал навеки Десмонд Стебль, встретившись взглядом с темно-карими глазами прелестной Помоны Стивенс…