Выше неба — дальше горизонта (джен)

Старая метла, у которой даже не было названия, летела медленно, давая возможность подумать. Хэндри в который раз прокручивал в мыслях вечер двадцать восьмого марта.

Они вдвоём долго стояли в обнимку и любовались тонущим в море солнцем, а когда стемнело, спустились к девушкам, держась за руки.

Ведьмы, как выяснилось, спорили, как скоро они друг другу признаются. Дважды. В первый раз выиграла Дафна, во второй — никто.

Но Хэндри сейчас, спустя полторы недели, казалось, словно вечер ему привиделся. Не было ни объятий, ни объяснений. Хотя нет. Они совершенно определённо были, но то ли Генри имел в виду нечто другое, то ли раскаялся в своём ответе. Иначе с чего он на следующее же утро ушёл в лес вместе с Небрисом и теперь ежедневно пропадал там, исчезая до восхода солнца и возвращаясь поздно вечером? Гранта избегал, несомненно.

Сегодня Хэндри решил разыскать Поттера и поговорить.

Лес находился к северу от Кэр-Певерелла — там чарующие золотые деревья сменялись обычными, которые вплотную подходили к воде. Сосны, дубы, ивы — чего там только ни росло! А стоило приземлиться — ноги сразу утонули в густой траве, которая зеленела столь бурно, словно наступил июнь, а не апрель. За кустами пробегали какие-то зверушки, по ветке важно вышагивал авгурей, похожий на Фоукса-утопленника, а на солнечной полянке грелись на камнях ящерки: лазурные, синие, золотистые…

Гоменум Ревеллио показало, что Генри сейчас где-то неподалёку, и он не один.

Мандрагоровое зелье приготовилось пять дней назад, и почти всех людей уже расколдовали — видимо, компанию Поттеру составил кто-то из них.

Хэндри последовал за заклинанием и уже скоро смог различить голоса. Первый принадлежал, разумеется, Генри, но и второй показался знакомым. Грант определённо слышал его ещё в Хогвартсе.

Наконец он добрался до нужного места. Люди, негромко переговариваясь, сидели на бревне у ручья, бегущего по камням маленьким водопадом, и рассматривали что-то в ветвях растущего на другом берегу орешника.

Собеседником Генри оказалась высокая девушка в сером плаще. У неё были длинные каштановые волосы, вьющиеся непослушными кудрями, миловидное личико, карие глаза и самую малость крупноватые зубы.

— Гермиона? — поражённо воскликнул Грант.

— Познакомьтесь: Хэндри Грант, один из потомков Певенси, и Миона Пакл, нарнийка, — представил их Генри и добавил, обращаясь к девушке: — Как видишь, не одного меня ввела в ступор твоя внешность. Ты действительно похожа на одну нашу общую знакомую. Она была очень умной и любознательной, но к сожалению, погибла.

— О, я постараюсь стать достойной своего отражения из мира принцев и принцесс, — улыбнулась Миона Пакл.

— Рад знакомству, — приветственно оскалился Хэндри. Наверное, его улыбка получилась насквозь фальшивой.

Ну а что? В речи девушки он услышал тщательно скрытое подхалимство. И вообще эта Миона ему не понравилась. В ней было чересчур много Гермионы. И Генри явно тоже это заметил.

— Я тут гнездо сниджетов нашёл, — беззаботно рассказывал Поттер. — Миона готовит для школы доклад о них, хотя никогда их не видела. Я решил ей показать.

«И вылезла же со своим докладом столетней давности, да так вовремя!» — зло подумал Грант.

— Хочешь тоже посмотреть?

Хэндри кивнул. Поттер поманил его к себе и указал куда-то в крону орешника. Грант вгляделся и увидел маленькое гнёздышко из веточек и сухой серебристой травы. Над ним возвышался золотистый шарик с длинным клювом. Взгляд у шарика был крайне недовольным.

— Мы её нервируем, — сказал Генри. — Давайте уйдём отсюда.

Все трое покинули поляну и двинулись к выходу из леса. На опушке Миона попрощалась с магами и убежала в сторону Амаргона.

— Чем ты тут целыми днями занимаешься? — поинтересовался Хэндри.

— Живность изучаю. Тут много интересных тварей водится. — Генри потряс толстым блокнотом, который всё это время держал в руке. — Хочешь посмотреть на кого-нибудь? Здесь есть авгуреи, нюхлеры, гром-птицы, кошкоолени… Пойдём, покажу тебе кошкооленей! В том мире таких точно не было!

И они пошли смотреть кошкооленей.

Едва увидев этих зверей, Хэндри выкинул из головы всех Мион, Гермион и прочих. В тенистой лощине, окружённой тёмными дубами, обитало целое стадо (или стая?). Звери не превосходили по размеру средней собаки, имели тела и ноги оленей, но лапки и головы у них были рысьи. У некоторых особей — наверное, самцов — головы венчали белые рога, похожие на слегка изогнутые волшебные палочки. Всего зверей оказалось около тридцати — они возлежали на земле, таились в кустах, струились меж деревьев.

Генри вышел на середину поляны и сел на плоский камень. Пара кошкооленей тут же прискакала ластиться. Шерсть у них была короткая, бело-бежевая, наверняка очень мягкая.

— Хочешь погладить? — спросил Поттер.

Грант приблизился, стараясь никого не задеть, и осторожно коснулся шеи одного кошкооленя. Зверь выжидающе посмотрел на него — гладь, мол, меня — и громко заурчал, когда пальцы зарылись в его шерсть. Она правда была мягкой — как переливающийся на свету плюш совсем новой игрушки.

У Хэндри когда-то была такая. На пятый день рождения дядя Хью вручил ему мягенького и очень красивого плюшевого единорога. Сказал, что мама мечтала подарить сыну волшебную игрушку — не успела. Тот единорог был маггловским, но всё равно очень-очень любимым. Поэтому и Патронусом Гранта стал этот благородный магический зверь.

Однако единорог — конь — символизировал странствия — Затерянный мир и прочее, поэтому Патронус Хэндри никогда не держался дольше нескольких секунд.

— Смотри! — выдохнул вдруг Генри. — Детёныши!

И верно: из-за деревьев степенно вышли две самки, за которыми гурьбой неслись мелкие…

— А они котята или оленята? — почесал нос Хэндри, наблюдая за резвящейся звериной малышнёй.

— Конята? — предположил Поттер.

Зверики пытались подражать скачу взрослых, но их ножки ещё были слишком слабы и то и дело разъезжались в стороны, отчего детёныши падали и обиженно шипели.

— Это уже что-то лошадиное, — сказал Грант.

— Олетята? Кошкооленята — очень длинно.

— Котенята?

— Сойдёт, — кивнул Генри, открывая блокнот и что-то там торопливо записывая.

Кошкоолени, расстроенные, что их больше не гладят, облепили Хэндри. Кое-кто даже вскарабкался на камень, чтобы быть поближе.

— Как думаешь, они больше кошки или олени? — поинтересовался Грант, наблюдая за вознёй котенят.

— Надо выяснять. Меня другое интересует: они волшебные или нет?

— Они химерные.

— И? Магглы в том мире, знаешь ли, тоже способны что-то такое сотворить. Лошак, там, лигр… Хотя хищников и травоядных они ещё не скрещивали.

— А кто тут ещё водится?

Генри на мгновение задумался, а потом начал перечислять:

— Обычных животных полно, про авгуреев или ирландских фениксов я уже говорил; ещё лесные пикси, белки-синехвостки, магические гадюки… Около моста я видел лежбище тролля, а ближе к морю заметил следы гигантских крабов. Наверное, тут ещё много кто водится — я пока далеко не весь лес осмотрел.

— Ты хоть к нам иногда выбирайся! Мы скучаем.

— А чем, кстати, занимаетесь?

— Дафна с кентаврами в стрельбе соревнуется — у них даже на следующей неделе какой-то турнир. Сьюзен местное законодательство мучает и ждёт следующего заседания Совета народов, я с мечом осваиваюсь — у меня даже получается колдовать с его помощью!

— Правда? — всерьёз заинтересовался Генри, даже блокнот убрал. — Покажешь?

— А ты вернёшься со мной в замок?

Поттер согласился. Метла была только у Гранта, превращаться в феникса Генри не стал, так что у них получился почти романтический полёт. Хэндри наконец-то понял, почему в Хогвартсе парни так любили приглашать девушек кататься на мётлах. Обнимать кого-то, кто сидит впереди тебя, — это… приятно. Хотя самому впереди сидящему — а сидит он боком — явно не особо удобно держать равновесие на древке метлы. Но Грант точно знал: Генри он ни за что не уронит.

В тренировочный зал они, однако, не попали — стоило вернуться, как Дафна огорошила их вестью, что сегодня кентавры доставили из Дункеля статую наместника Рилиана и, как только его расколдуют и введут в курс дела, состоится ужин с участием местной человеческой знати, поскольку официального знакомства с ними ещё не было. Неужели мисс Гринграсс так соскучилась по торжественным приёмам?

Как оказалось, это была целиком и полностью инициатива Бриана Пакла, первого помощника наместника.

Итак, после обеда наместник Рилиан был опрыскан Мандрагоровым зельем. Он должен был зашипеть, вспениться и разом вернуться в норму. Однако ничего не произошло. Опрыскали второй раз — снова ничего. Ради эксперимента принесли и надели на статую корону наместника, после чего вновь опрыскали — безрезультатно.

А потом Сьюзен заметила выбоину на макушке — то ли что-то на статую упало, то ли Ариана в неё что-то воткнула… В общем, наместник Рилиан был мёртв.

Торжественный ужин превратился в поминки. Статую с почестями поместили в городской сквер, мастера-каменщики обещали изготовить для неё достойный постамент, а Миона Пакл переоделась в чёрное платье.

Выяснилось, что ни нарнийцы, ни Ариана не знали правды о дне воцарения Каменной колдуньи.

Наместник Рилиан действительно полюбил прекрасную девушку с первого взгляда и в тот день собирался делать ей предложение. Но той девушкой была не Ариана, а Миона. Ариана просто внезапно возникла между ними и оказалась нос к носу с Рилианом. И редкая золотистая роза, какие растут лишь у Фонарного столба, навеки застыла в каменной руке.

* * *

Генри пожалел, что вернулся в Кэр-Певерелл с Хэндри. Лучше бы он до ночи сидел в кустах, карауля местную живность, чем пытался поддерживать беседу за ужином.

На нём присутствовали шестеро людей-нарнийцев: помощник наместника Бриан Пакл, полноватый мужчина средних лет, чем-то похожий на Вернона Дурсля; его дочь Миона, ровесница Генри; лекарь и очень слабая волшебница Темми Блесс, сухой старик-архивариус Нолиш Рид, местный агроном Орвол Роу и начальник городской стражи Ерн Коррс.

Они все на самом-то деле оказались вполне приятными людьми, но беседа весь вечер норовила свернуть на тему смерти Рилиана и неудавшейся помолвки Мионы. Почему-то это раздражало Хэндри. Нет, он оставался спокойным и никак не выдавал своих эмоций, просто двигался и говорил резче, чем обычно. Может, просто встал не с той ноги? С утра, при встрече с Мионой, он тоже был недоволен.

За ужином обсуждали будущее Нарнии, предстоящее — если у них всё получится — прибытие британцев, Каменную колдунью, земледелие, что-то ещё… В действительности, было довольно интересно. Однако Миона в чёрном платье и невесомой вуали приглушала хорошее настроение, словно на малую столовую Кэр-Певерелла набросили эту самую вуаль.

Когда нарнийцы покинули замок, Дафна парой заклинаний очистила и убрала посуду и отослала в Амаргон девушек, которых прислали готовить сегодняшний ужин.

— Всё-таки с домовиками было проще, — сказала она, — их услужение настолько привычно, что ты не чувствуешь себя угнетателем.

— Определённо, — согласилась Сьюзен. — Хотя некоторые, наоборот, домовиков не заводили принципиально. Целитель Сметвик, например, или Руфус Скримджер. У первого — экономка-человек, а второй сам за квартирой следил — всё равно он почти всё время на работе. Грюм домовиков не держал из-за своей паранойи…

— Если есть домовики, зачем нужны бытовые чары? — поинтересовался Хэндри.

— Мы сейчас говорим про сильных магов, — пояснила Дафна. — У большинства обывателей домовиков не было.

Вскоре волшебники разошлись по комнатам.

Генри часа полтора просидел, разбирая свои ежедневные натуралистские каракули и переписывая их более разборчиво, а закончив, отправился на смотровую башню. Она возвышалась над всем замком, и оттуда можно было разглядеть хоть Златолесье, хоть Амаргон, хоть бескрайнюю морскую гладь, хоть видневшиеся далеко на юге горы.

Ночью из всего этого можно было углядеть лишь море, тёмно-синее, со скользящей по воде серебряной лунной дорожкой. Не её ли называли лунной тропой?

— Я знал, что найду тебя здесь, — произнёс Хэндри, своим появлением разорвав шуршащую тишину морского берега. — Не замёрз стоять тут в одной рубашке?

Поттер вынырнул из созерцательного настроения и поёжился. И правда, апрельской ночью на продуваемой всеми ветрами смотровой площадке было мордредовски холодно, даже если ты анимаг-феникс.

На плечи тут же опустился тёплый плед, поверх которого легли чужие руки.

— Я действительно сегодня вёл себя как злобный гремлин? Мне сейчас дамы такую выволочку устроили!

— Было не сильно, но заметно. Я думал, ты не выспался.

— Выспался. Они сказали, я ревную, — вздохнул Хэндри. — Да и правы были, наверно.

Генри промолчал — он понятия не имел, что в такой ситуации ответить. Что вообще такое ревность? И кого к кому мог ревновать Грант?

— Тебя к Мионе, — ответил Хэндри его мыслям. — Ты же не против выслушать меня?

— Не против.

Грант откашлялся, выбирая слова, и заговорил:

— Я уже рассказывал про первые три года в Хогвартсе. Помнишь? В Холлоу-Энгл, на маяке. Так вот, мы не познакомились, да и рассмотрел я тебя только в день выбора Чемпионов. Кажется, тогда всё и началось. Вернее, тогда я понял, что хочу защитить тебя от невзгод… Смешно, да? — Он то ли хихикнул, то ли всхлипнул.

— Нет. Я мечтал о ком-то, кто спасёт меня. От презрения хотя бы…

— Потом были драконы. Я вычитал где-то способ с ними справиться, но и представить не мог, насколько они страшные! Знаешь, мне казалось, хвосторога могла заглотить тебя в один присест! До тебя Седрика и Флёр чуть не сожгли! О Мерлин, и как я тогда не поседел? — Грант уткнулся носом Генри в волосы, собрался с силами и продолжил: — К Святочному балу я понял, что люблю тебя. Ты был с Гермионой, и вы смотрелись как пара. Ну… ты понял, о чём я.

— Ты же сам посоветовал мне пригласить её.

— Думал, тебе стеснительность мешает. Полшколы считало, что ты в неё влюблён, а Рон Уизли из вашей компании ушёл, потому что третий — лишний.

— Просто он отвлекал нас от учёбы, — хмыкнул Генри. — И я не влюблялся. Просто у меня, кроме неё, никого и не было.

— Поэтому дядя и забрал тебя к нам, наслушавшись моих рассказов. Похоже, ему было стыдно, что он не сделал этого сразу… Так вот, Гермиона стала первой причиной, почему я молчал. Второй было то, что мы одного пола. У магглов-то такое не одобряется, что уж говорить о консерваторах-магах? Но сначала погибла Гермиона, потом мы попали сюда… Знаешь, в Британии я и подумать не мог, что могу быть таким истеричкой!

— Это ты про Каменный Стол? Интересно, кто бы остался спокойным, узнав, что он — не он?

— Я и сейчас плачу. Вроде бы спокоен, а слёзы льются. Гадость!

— Нервы?

— Может быть. Дальше… С диадемой ты чертовски меня напугал, а за тот крик мне до сих пор стыдно — тебе явно было больно. У Каменного Стола я ждал твоей ненависти. Мне казалось, будто я украл твою счастливую жизнь… А ты улыбался и… и я понял: если мне доведётся вновь увидеть такую улыбку… и солнце в твоих волосах, то я обязательно признаюсь.

— А потом я снова чертовски тебя напугал? — фыркнул Генри.

— Сначала ты спас меня, а после уже напугал, да. Дважды. Своими экспериментами и… Ты хоть заметил тогда, какое заклинание в тебя угодило?

— Нет.

— Третье Непростительное.

Пальцы Гранта судорожно сжались. Генри накрыл его ладони своими. Мерлин и Моргана, а ведь по Хэндри и не скажешь, какая буря у него внутри!

— На галерее королей ты сказал мне, — продолжил Грант, — что я — самый дорогой для тебя человек. Солнце, улыбка — всё совпало. Твоё «взаимно» — и я словно сошёл с ума. Не мог поверить… А потом ты ушёл и каждый день проводил в лесу. Будто мне всё привиделось, или ты передумал.

— Не передумал — запаниковал. Говорю же: не влюблялся. Не представляю, как надо… эм-м… проявлять чувства.

— То есть ты действительно меня избегал. Я с утра хотел с тобой поговорить, но увидел Миону. И разозлился, ведь они похожи. Потом ещё Рилиан умер… Вернее, мы выяснили, что он мёртв… В общем, правы девчонки: это ревность.

Поттер, до этого стоявший к Гранту спиной, развернулся и заглянул ему в глаза. Зелёные, чуть виноватые, со слезами на чёрных ресницах… Ну, бывает. Вроде как есть такая особенность физиологии — повышенная слезливость.

Тихо вздохнув, Генри стёр их пальцами. Руки после этого легли Гранту на плечи. Оказалось удобно, только плед грозил улететь в море.

— А говоришь, не представляешь, — улыбнулся Хэндри, привлекая его к себе вместе с пледом.

Примечания:

Кошкоолень (Аватар: Легенда об Аанге/Корре):

https://i.imgur.com/9Tc4fo9.jpg