В лабиринте кривых зеркал (джен)

— Я освободила руки, — прошептала Джоселин.

Она по-прежнему прятала ладони между колен, но шнурок, которыми были стянуты её запястья, теперь провисал свободно — и, вероятно, движением руки его можно было скинуть в любой момент. Джесси, конечно, не могла азартно не уцепиться за эту призрачную надежду:

— Вот бы этот урод хоть на секунду отвернулся… Стукнуть бы его чем-нибудь тяжелым по голове…

Кулак и впрямь остался в микроавтобусе один — Томб убежал к своим парням, Дровосек — явно в целях безопасности — передислоцировался в подкативший ближе черный бронированный «джип». Гейл сидела, сжавшись в кресле и внутренне трепеща, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в затылке и мышцах, затекших от долгого пребывания в неподвижном полускрюченном положении. В голове её царил полный кавардак. Надо было принимать решение — сейчас, немедленно; одно из важнейших решений в её жизни, решение, от которого зависело их спасение или не-спасение, их дальнейшая, явно незавидная на данный момент судьба. Но такие решения Гейл всегда давались непросто… Ну хорошо, допустим, сказала она себе, нам удастся обезвредить Кулака — но что потом? Вокруг — враги, бритоголовые, автоматчики… Нам не убежать! Нас пристрелят в тот же момент, как только мы высунем нос из этого корыта! Разве что… попытаться угнать сам микроавтобус? Но оставлен ли ключ в замке зажигания? Открыты ли ворота двора? Затея, пожалуй, не лишена резона, но… Ах, если бы здесь был Дирк! Уж он бы не стал колебаться и сомневаться, тысячекратно взвешивать все «за» и «против», а разом взял быка за рога…

Гейл съёжилась — Кулак, как будто прочитав её сумбурные мысли, шагнул ближе к пленницам и навис над ними угрожающей непробиваемой глыбой:

— А ну иди сюда, коза!

Держа Гейл под прицелом пистолета, Кулак выволок её из кресла и швырнул на сиденье позади водительского — видимо, для того, чтобы и Гейл, и девчонка были у него, как и велено, «под рукой», и их обоих можно было почти одновременно держать «на мушке». Физиономия у Кулака была злобная, багровая, от него крепко разило пивной отрыжкой и потной кислятиной, лапы у него оказались жесткие, как стальные штыри — Гейл мельком подумала, что на плече от его цепкой хватки наверняка останутся синяки. Надо было, наверно, что-то делать, как-то сопротивляться, дать наконец мерзавцу категоричный отпор, попытаться вырваться… но Гейл никак не могла перебороть свою проклятую робость и нерешительность и отважиться на что-то отчаянное и бесповоротное. Все трепыхания казались слишком бессмысленными и бесполезными, только ухудшающими их и без того жалкое положение…

А вот Джесси явно ни в чем не сомневалась. Гейл вдруг встретилась с ней глазами.

Девчонка стояла позади, в проходе между сиденьями. Лицо у неё было странно бледное, напряженное, сосредоточенное.

— Меня сейчас стошнит.

Кулак дернулся, повернулся к ней:

— Ты! Какого черта ты вылезла!..

— Меня стошнит! — Джесси качнулась вперед, и её маленькое тощее тельце конвульсивно дернулось в необоримом рвотном позыве…

Кулак с проклятием отшатнулся. На мгновение он опешил, растерялся от неожиданности — ситуация стремительно выходила из-под контроля и приобретала причудливость идиотского фарса, к виду нездоровых и блюющих в автобусах детей жизнь его явно не готовила… Наверно, это был шанс. Настоящий шанс на спасение! На какую-то секунду Кулак отвлекся, оказался дезориентирован и выбит из колеи, повернулся к Гейл спиной, и она могла бы стукнуть его сейчас монтировкой по бритому затылку — если бы у неё была монтировка.

Но под руку ей попалась только ополовиненная пластиковая бутылка с лимонадом… Всего лишь пластиковая бутылка — и ничего более!

Увы! Некогда было раздумывать, мяться, сомневаться, собираться с духом — следовало действовать: сейчас или никогда! Иначе благоприятный момент будет упущен… Ни о чем не думая, стараясь вообще выключить мозг и чувства, Гейл размахнулась, держа бутылку за горлышко двумя руками, и отчаянно, изо всех сил обрушила свое булькающее орудие на голову проклятому конвоиру.

Пластик громко хрустнул, Кулак пошатнулся — он был не столько физически оглушен, сколько изумлен и по-настоящему ошарашен происходящим. Как будто глупые, предназначенные на убой овцы вдруг вздумали показать зубы и напасть на живодера, вооруженного кривым разделочным ножом и ржавыми крючьями.

— Ах ты, с-сучка…

Он обернулся к Гейл, и второй удар обрушился ему на нос — и это было, должно быть, действительно очень неожиданно и болезненно, потому что Кулак как-то по-щенячьи взвизгнул, покачнулся, выронил пистолет и согнулся пополам. Изо рта его веером разлетелась слюна, из глаз — слезы, из носа — кровь… Что там хрустело на этот раз — несчастная бутылка, или сломанный кулаковский хрящ, Гейл не интересовало; неужели нападение все-таки удалось? Неужели пленницы по-настоящему оказались близки к победе? Окрыленная успехом, Гейл размахнулась, чтобы закрепить свою удачу и нанести врагу очередной, последний, самый сокрушительный удар… Но Кулак, даже полуоглушенный и залитый кровью, оказался проворнее: перехватил её запястье и рванул в сторону с такой силой, что у Гейл разом потемнело в глазах.

— Ну, т-ты, курица… ща у меня и огребешь!

Страшный, залитый кровью, он злобно щерился, медленно поднимаясь на ноги, по-прежнему не выпуская руку Гейл из своей, и его налитые яростью воспаленные глазки злобно сверкали, а кривой оскал на перекошенной физиономии поистине навевал жуть. Этот неожиданный бунт тупоголовой жертвенной овцы привел его в настоящее бешенство.

— А ну отпусти её, мразь!

Джесси, о которой все уже успели благополучно позабыть, стояла в проходе меж креслами и целилась в Кулака из его же собственного, секунду назад оброненного пистолета.

Кулак замер, что-то невнятно шипя, как испуганная кобра. Такого он уж точно не ожидал. Он неторопливо повернулся, посмотрел на Джесси и, казалось, не поверил глазам; из носа его все еще текла кровь, он трясся всем телом, дышал тяжело, со свистом, цедя воздух сквозь сжатые зубы. Уголок его рта заметно подергивался: то ли он страдал нервным тиком, то ли с трудом удерживался от того, чтобы не расхохотаться.

Он, казалось, неимоверно удивился:

— Ну ты и маленькая дрянь! Папочка тебе не говорил, что нельзя баловаться с оружием, а? Стрелять-то умеешь, вшивая?

— Умею! — Джесси со щелчком взвела курок. Голосок её чуть дрожал, но в прищуренных глазах стоял вызов, а лицо было решительное и мрачное, бледное настолько, что даже веснушки на нем поблекли и посерели.

— Ну-ну, — процедил Кулак. — Давай, стреляй! Хочешь, чтобы сюда на звук выстрела сбежалась вся наша братва? — Он решительно протянул к девчонке руку: — Дай мне пушку, мерзавка! Оружие детям не игрушка!

— А ты его отними, козел! — Джесси отступила на шаг.

— Ах ты… — Кулак все еще пребывал в замешательстве. Ситуация была нелепой и явно дурацкой — но оставлять в тылу вооруженную пистолетом сумасшедшую девчонку Кулаку совершенно не хотелось. Он рванул Гейл за волосы — так, чтобы она оказалась между ним и направленным ему в грудь дулом пистолета.

— Ну, стреляй, дура! — Подталкивая Гейл перед собой, прикрываясь ею, как щитом, он медленно придвигался к Джесси, намереваясь зажать её в угол и вновь завладеть оружием. Он был уверен, что девчонка не выстрелит — и, наверно, не без оснований… Джоселин побледнела: она медленно пятилась от него в «хвост» микроавтобуса, и тяжелый пистолет — Гейл это отчетливо видела — дрожал в её руке.

— Маленькая кретинка! Думаешь, это так легко? — Накручивая волосы Гейл на руку, Кулак хрипло, торжествующе хохотнул ей в ухо. Джесси испуганно молчала — она уперлась спиной в задний ряд кресел, и отступать дальше ей было некуда.

— Дай сюда пистолет, курва! — рявкнул Кулак. — Поигралась — и хватит!

Все еще криво щерясь, он толкнул Гейл вперед, прямо на Джоселин… но вдруг остановился и как-то странно застыл на месте. Шатнулся. Повалился ничком, прямиком на Гейл, она судорожно вырвалась из его ослабевшей хватки. Отпрянула в сторону: Кулак тяжело рухнул в проход, будто куль с тряпьем, тяжко захрипел, глаза его закатились, с подбородка закапала кровавая струйка…

Он был без сознания. Обмякший, бездвижный и отныне неопасный, как мешок со старым мочалом.

Что… что произошло? Гейл не знала.

Она с трудом перевела дух — от пережитого ужаса её трясло с головы до ног, колени ослабли и подгибались, желудок съежился в горошину, тело было набито вареной лапшой. Чувствуя, что близка не то к обмороку, не то к истерике, она тяжело шагнула вперед, качнулась, оперлась рукой о спинку ближайшего кресла, на кожаной обивке которого темнел длинный, видимо, ножевой порез…

Кулак не подавал признаков жизни.

Неужели Джоселин все-таки нажала на спуск? Но Гейл не слышала выстрела…

Девчонка отчаянно замотала головой:

— Это не я! Я тут ни при чем!

Она стояла, выронив пистолет и закрыв лицо руками, пальцы её дрожали, губы жалобно и плаксиво кривились. Усилием воли преодолев наконец слабость и дурноту, Гейл поспешно шагнула вперед, неловко обняла её за тонкие трясущиеся плечики, прижала к себе.

— Успокойся! Успокойся, Джесс, все в порядке! Наверно, это от моего удара… Последствие сотрясения… Кровоизлияние… Или отёк мозга…

Джесси, всхлипывая, рывком отстранилась, отвернулась, утерла лицо рукавом, как будто стыдясь своих невольных слез страха, беспомощности и душевного потрясения… Как будто их вообще надо было стыдиться! Она и Гейл растерянно посмотрели друг на друга.

— Он… мертв?

— Нет! — прошептала Гейл. — Думаю, что нет…

— И что теперь?

Гейл судорожно соображала:

— Если ворота открыты… можно попробовать удрать отсюда… — Опасливо перешагнув через Кулака, словно через способную в любой момент ожить и укусить ядовитую змею, она пробралась к щитку. Только бы ключ зажигания нашелся где-нибудь поблизости! Господи, сделай так, чтобы нам наконец повезло, и этот проклятый ключ…

Пусто! Ключа нигде не имелось: ни в замке, ни на щитке, ни в бардачке, ни в пластиковых карманах на внутренней стороне дверцы. Что, в общем, удивительным не являлось, по крайней мере, для Гейл — надо было быть последним идиотом, чтобы оставлять в пределах досягаемости такую важную вещь… Девчонка яростно всхлипнула за её плечом:

— Как завести машину без ключа?

— Я… не знаю… — Внутри Гейл что-то оборвалось. — Если машина поставлена на сигнализацию, которая блокирует запуск двигателя, то, наверно, никак… это только Дирк умеет!

— Твоего Дирка здесь нет!

— Наверно, ключ у Томба. Или… — Гейл кивнула в сторону Кулака: — Или у этого. Надо посмотреть у него в карманах!

Она поспешно опустилась перед Кулаком на колени. Преодолевая брезгливость и неудобство — руки, скованные наручниками, все-таки значительно ограничивали движения, — пошарила в карманах грязной камуфляжной куртки… пачка сигарет, зажигалка, шприц в упаковке, мятные конфеты в пластиковом пузырьке, мелочь, еще какой-то мусор… ключей не было. Не было, черт возьми! Не было!

— Где же они? — выкрикнула Джесс. — Где? Что нам делать?!

— Я не знаю… у него еще в штанах есть карманы… надо его перевернуть…

Гейл вздрогнула — внезапно ожила и разразилась мерзкими пищащими звуками автомобильная рация на приборном щитке. «Будешь на связи, Кулак!» — сказал несколько минут назад Дровосек, Гейл совсем об этом забыла…

А если Кулака не будет на связи?

Пленницы испуганно переглянулись. Рация продолжала пищать — негромко, раздраженно и настойчиво, требуя немедленного ответа… Наконец умолкла — спустя, показалось Гейл, целую вечность.

— Боже правый, — она втянула воздух со всхлипом. — Я думала, эта штука никогда не заткнется…

— Тише! — Девчонка схватила её за руку. — Кто-то идет!

Действительно, снаружи раздались торопливые шаги: кто-то решительно приближался к микроавтобусу, должно быть, встревоженный странным молчанием Кулака… Дверцы «мерседеса» были заблокированы, но у Томба — а это наверняка он! — уж определенно имелся при себе и треклятый ключ зажигания, и кнопка-брелок отключения сигнализации…

А может быть, это был не Томб? Но кто тогда? Дровосек? Кто-нибудь из бритоголовых?

Пленницы обмерли, парализованные страхом.

— Кулак! Заснул, что ли? — кто-то побарабанил пальцами по стеклу. Не дождавшись никакой реакции, хрипло выругался…

— Пистолет! — выдохнула Джесс. Её потная и крепкая ладошка стиснула руку спутницы с такой силой, что Гейл стало больно.

Она обернулась, ища оружие взглядом — и не нашла. Пистолет был где-то далеко, в конце салона, за недвижным телом Кулака, под зарезанным креслом.

Резко чвакнули открываемые замки, дверь микроавтобуса рывком распахнулась… Да — это действительно был Томб.

Он бросил взгляд в салон, на торчащие в проходе ноги поверженного Кулака, на застывших над ним в пароксизме замешательства пленниц — и глаза у него полезли на лоб.

— Какого черта…

— Бежим! — крикнула Джоселин. Времени на раздумья не оставалось, события развивались слишком стремительно — и совсем не по нужному пленницам сценарию. Искать оружие было поздно — да и, собственно, незачем… Джесси прыгнула вперед, надеясь сбить преграждавшего дорогу врага с ног и выскочить из микроавтобуса, но Томб быстро схватил её за шиворот — и сжал девчонку так крепко, что затрещал воротник её грязной фиолетовой курточки. Джесси рванулась, извиваясь всем телом, крутнулась на месте, надеясь освободиться, вывернуться, рыбкой выскользнуть из этой мощной крокодильей хватки, но все было бесполезно — Томб с яростью шмякнул беглянку головой о борт микроавтобуса, намереваясь оглушить её и зашвырнуть, как котенка, обратно в салон. И, наверно, зашвырнул бы… если бы не Гейл.

Она опять ни о чем не думала. Просто, повинуясь некому неожиданному наитию, молча шагнула вперед, бросилась на Томба и, будто разъяренная кошка, изо всех сил вцепилась ногтями в его ненавистную обезьянью физиономию.

И, взвыв от боли и неожиданности, Томб выпустил свою добычу — Джесси вырвалась, проворно отскочила, прошмыгнула под его рукой и бросилась бежать прочь, в темноту, в проход за стеной ближайшего здания.

— Ах ты с-с-с… — яростно прохрипел Томб. — Ловите девчонку! — гаркнул он кому-то, находящемуся во дворе, за спиной, кому-то, невидимому для Гейл. — Ловите-е!

Наверно, все это было глупо и бесполезно — куда Джесс могла сейчас убежать, где спрятаться? — но Гейл не жалела о содеянном, о том, что дала девчонке пусть крохотный, но все же реальный шанс… Там, в плотном сумраке за углом, у беглянки была, была возможность укрыться, затеряться в закоулках двора, перебраться через забор, с её-то решительностью, легкостью и кошачьим проворством! Она это заслужила… Самой Гейл теперь путь к бегству был заказан — она отчаянно сопротивлялась, лягалась, царапалась и пиналась, даже, кажется, ухитрилась укусить Томба за руку — но он уже оправился от неожиданности, и лапы его сомкнулись у Гейл на горле, и, отчаянно ругаясь, он беспардонно проволок пленницу по ступенькам салона, и втолкнул её обратно в автобус, и швырнул в проход между сиденьями, и ласково припечатал сапогом по подбородку — вымещая на ней свою досаду и злобу, свою бешеную ярость от такого непредвиденного оборота дела, свой, в конце концов, исступленный страх перед обвиняющим (а впоследствии и карающим!) перстом Дровосека…

* * *

Дрейк стоял, прижавшись к стене, спрятавшись за коленом старой водосточной трубы. Один из бритоголовых — удача! — подошел к нему так близко, что, слегка высунувшись из-за угла, Черный Плащ мог бы дружески похлопать его по плечу. К счастью, камуфляжный паренек был больше занят тем, что происходит впереди него, на площадке перед входом в барак, нежели за спиной, где, как он наивно полагал, не могло быть ничего угрожающего. Как и все, он ждал команды на штурм…

Дрейк тоже ждал — ждал, когда начавшаяся движуха позволит ему наконец проявить себя и неприметно подсечь этого волею случая оказавшегося рядом камуфляжного «братка». Он был весь — как натянутая струна, как пуля под взведенным бойком, как готовящаяся рывком развернуться сжатая тугая пружина…

Но Томб отчего-то медлил с приказом. Дрейк видел, как он коротко переговорил о чем-то с Дровосеком, оглянувшись через плечо на стоявший позади микроавтобус, потом сердито мотнул головой, сплюнул — и решительно вернулся назад, к черному «мерседесу».

И в следующую секунду что-то произошло. Что-то неожиданное и непонятное…

Дверца микроавтобуса распахнулась. Что-то там происходило, но Дрейк не видел, что именно — Томб вдруг пошатнулся, взмахнул руками. И в следующий миг Дрейк заметил Джоселин — она выскочила из-под руки лысого и бросилась бежать через двор, вдоль линии темноты, прямиком к Дрейку, в тот мрачный узкий проход, в котором он до сих пор прятался, словно неприметный тать…

Джоселин! Здесь! Жива!

Дрейк замер, сердце его сжалось от страха за эту маленькую бегущую фигурку — что, если эти мерзавцы сейчас откроют по ней огонь? Или все же не откроют — без приказа?

— Ловите девчонку! — хрипло проорал Томб. Он все еще с кем-то боролся возле открытой дверцы микроавтобуса. Во дворе на секунду возникло замешательство — такого оборота дел никто не ожидал — и эта массовая растерянность дала Джесси несколько поистине спасительных мгновений. Она бежала, низко нагнув голову, словно на школьных соревнованиях по бегу, со всех ног мчалась прямиком на Черного Плаща, видимо, рассчитывая скрыться за ближайшим углом — и парень в камуфляже, стоявший чуть впереди, перед Дрейком, приготовился её перехватить. Он подался чуть назад, в тень, за выступ здания, и Джесс, наверно, его не видела. Она не могла его видеть — и вместе с тем никак не могла миновать. Она летела прямо в его длинные хваткие лапы.

Вот только он по-прежнему не считал нужным интересоваться тем, что происходит у него за спиной — а у него за спиной находился Дрейк… Таиться уже не было смысла, само Провидение направляло Джесс в руки отца, и единственным препятствием для этой встречи был сейчас корягой торчащий на дороге паренек в камуфляже. Дрейк, наверно, постарался бы устранить помеху по-тихому и ударить парня ребром ладони под подбородок, если бы шея у того не была надежно прикрыта плотным защитным воротником-стойкой… Оставалось действовать грубо и напролом: припомнив свои бедовые школьные годы, Дрейк решительно выбросил вперед правую ногу и сильно пнул бритоголового под колено, одновременно обхватив его сзади руками за плечи и изо всех сил рванув на себя. Этот допотопный прием, как ни странно, подействовал: ноги камуфляжного паренька подломились от неожиданности, и, потеряв равновесие, он с хриплым воплем навзничь рухнул на землю.

Как раз вовремя — в эту секунду Джоселин выскочила из-за угла. Наверно, она увидела бритоголового только сейчас: перед Дрейком мелькнуло её бледное перекошенное лицо, раскрытый рот, расширенные от ужаса глаза. С разбегу она влетела Дрейку в живот, он поймал её в охапку, судорожно сжал в объятиях. Она была маленькая, испуганная, заплаканная, а он — черный, страшный, как черт, с головы до ног покрытый не то сажей, не то какой-то липкой вонючей дрянью. Она забилась в его руках яростно и отчаянно, как пойманная рыбка. Она приняла его за врага.

— Джесси! Джесси, это я! Джесси! — Он каждое мгновение ждал, что бритоголовые — оставшиеся там, позади — наконец опомнятся и откроют огонь.

Джесси еще секунду продолжала брыкаться, но наконец узнала его голос и как будто притихла… Приводить её в чувство не было времени, счет шел на секунды — те короткие секунды, которые требовались остальным преследователям, чтобы добежать до угла… Дрейк взвалил Джесс на плечо и метнулся прочь, дальше по переулку, к забору, слыша за спиной какие-то хриплые перекрикивания, щелканье затворов и топот ног. Если бы беглецам удалось чуть-чуть оторваться от погони и перебраться через каменную ограду…

Поздно!

Бритоголовые находились за спиной, совсем рядом, в устье узкого переулка. Им больше не было резона штурмовать закрытый барак — их добыча оказалась здесь, перед ними, преследуемая по пятам и загнанная в ловушку.

Дрейк завернул за угол котельной — и остановился. Проход здесь оканчивался тупиком, заваленным ржавыми трубами, прутьями арматуры, пустыми чугунными ваннами, угольными бункерами и прочим древним металлоломом — видимо, извлеченным из старого здания при ремонте и реконструкции. Бежать дальше было некуда, перебраться через забор беглецы не успевали. Неужели все — финал, финишная черта, пробег закончен, последняя дистанция пройдена? Дрейк метнул взгляд через плечо.

Преследователи были позади в нескольких метрах. Они неумолимо приближались — победительно и неторопливо, уверенные, что добыче уже никуда не деться. Они пока не стреляли, не было у них приказа стрелять и поднимать шум, они просто перегородили беглецам дорогу и держали их под прицелом, показывая, что все пути к отступлению для них отрезаны…

Это был конец. Бессмысленный и, по-видимому, беспощадный.

— Папа, — жарко прошептала Джесси ему на ухо. — Папа, отпусти… Я… сама…

— Джесси, ты… — он не договорил. Просто голос внезапно отказался повиноваться.

Он медленно осмотрелся. С одной стороны тянулся высокий бетонный забор, обмотанный поверху колючей проволокой, с другой высилась глухая кирпичная стена котельной, позади громоздилась груда никчемной, пережёванной временем и непогодой железной рухляди. Камуфляжные ребята собрались чуть поодаль, стояли полукругом, держа Дрейка под прицелом автоматов — Черный Плащ был для них ощетинившимся, готовым на все свирепым волком, попавшим наконец в плотное кольцо настойчивых и умелых загонщиков. Почему они не стреляют? — вяло подумал Дрейк. Ждут Дровосека?

Где-то позади шеренги бритоголовых мягко прошелестели шины подъехавшего авто.

— Набегался, придурок? — насмешливо прозвучал над головами собравшихся глубокий спокойный голос.

Дровосек не показывался, оставался где-то там, под защитой брони и автоматов, за плотным рядом суровых камуфляжных парней, но Дрейк сразу понял, кому принадлежит этот вкрадчивый бархатный баритон.

Он рывком вскинул голову. Голос его по-прежнему постыдно срывался:

— Ты… Ты обещал… отпустить мою дочь. Если я… — он с усилием глотнул, — сдамся.

Дровосек смотрел на него. Дрейк по-прежнему не видел своего собеседника, но чувствовал на себе его внимательный неотрывный взгляд — жгучий и липкий, обжигающий кожу, как перцовый пластырь.

— Но ты же не сдался.

Да. Дрейк не сдался. Не сдался, тысяча чертей! В этом ты безусловно прав, старый мерзавец…

Черный Плащ молчал. Крепче прижимал к себе Джоселин, закрывая её своим телом, чувствуя, как она трепещет в его руках, как судорожно бьётся в её груди маленькое испуганное сердечко. Они вдвоем были перед палачами как на ладони, стояли, обнявшись, точно приговоренные на эшафоте, и достаточно было одной короткой очереди, чтобы… А может быть, спросил себя Дрейк, для Джесси еще не все потеряно? Может, мне еще удастся помочь ей удрать? Резко обернуться, бросить её на эту возвышавшуюся позади груду ржавого металла и пустых бочек, она — маленькая и юркая, сумеет там спрятаться, затеряться, забиться в укромный уголок, укрыться от пуль… Вот только надолго ли?

— Никогда не сдаешься, Черныш, а? — не дождавшись ответа, вновь с едва заметной издёвкой заговорил Дровосек. — Ну-ну. Твое ослиное упрямство, вижу, в очередной раз сыграло против тебя. Ничего необычного.

— Выйди, гнида! — яростно крикнул Дрейк. — Покажись! Посмотри мне в глаза!

— Зачем? — Дровосек холодно усмехнулся. — Оно, право, того не стоит. Кстати, ты, помнится, полчаса назад собирался вернуть мне маленькую черную книжку… Надо полагать, она сейчас у тебя?

— По-твоему, — хрипло спросил Дрейк, — я такой дурак, чтобы носить её при себе?

— И где же ты её спрятал?

— Там, где никто и никогда её не найдет, понял!

Дровосек расхохотался.

— Ну если и впрямь никто и никогда, то, наверно, мне и беспокоиться не о чем?

Дрейк понял, что допустил тактическую ошибку. Но он был сейчас не в том состоянии, чтобы логично, трезво и последовательно соображать… В голове его стучало, шумело и гудело; ему казалось, будто между ушами у него с грохотом и стрекотом крутятся лопасти какой-то громоздкой чертовой мельницы, перемалывающей в хлам и прах все более-менее связные мысли. Он со стоном сжал зубы.

— Найдут, кому надо… Я скажу, где твоя книжка, если вы отпустите заложниц!

— Во-первых, — невозмутимо возразил Дровосек, — речь шла не о «заложницах», а сугубо и трегубо о твоей дочери. Вторая девка нам нужна, с Антиплащом мы еще не закончили… А во-вторых, ты сейчас не в том положении, чтобы со мной торговаться, идиот. Садись в машину, там и поговорим.

Проклятая книжка по-прежнему лежала у Дрейка во внутреннем кармане куртки, и он знал, что, если его начнут обыскивать, то её непременно найдут. Песенка его была спета, бестолковое земное существование — закончено, и хотел он сейчас только одного — чтобы Джесс удалось вырваться из кольца, спастись… оказаться вне досягаемости этих бандитов.

— Отпусти девочку, — сказал он едва слышно. — Я в твоих руках, и она тебе больше не нужна… Разве не так?

Но Дровосеку, видимо, изрядно надоел затянувшийся торг.

— Хватит болтать! Обоих — в машину! Черныша — живым, а девчонку — как получится.

И, наверно, подал своим парням неприметный знак, потому что шеренга бритоголовых сомкнулась как-то плотнее. Дрейк видел с полдюжины устремленных на него автоматных дул — будто уставившихся ему в лицо черных и пристальных равнодушных глаз. Убийцы, в бессильной ярости думал он. Убийцы, уроды, вонючее палачьё! — хотелось ему крикнуть во весь голос, заорать так, чтобы услышали все: вся улица, весь город, весь мир, — но он молчал, голос его вновь вышел из повиновения, горло сжалось от мучительного спазма… Двое или трое бритоголовых осторожно выдвинулись вперед, по дуге, как-то боком подходя к Дрейку — он был побежден и повержен, заперт в тесном замкнутом кольце красных флажков и навостренных рогатин, и все равно они боялись его, боялись, что он выкинет сейчас какой-нибудь фортель, что отчаявшийся, загнанный в волчью ловушку хищник начнет скалить зубы, рычать и кусаться. Но Дрейк уже не мог ничего сделать, не мог сопротивляться, не осталось у него на это ни физических, ни душевных сил. Он стоял, по-прежнему держа Джоселин на руках и судорожно прижимая к себе, закрыв глаза, уткнувшись носом в её пахнущие пылью и клубничной жвачкой растрепавшиеся волосы… Прости меня, Джесси, отчаянно думал он, прости, прости за то, что втянул тебя во все это дерьмо, прости за мою глупость и самонадеянность, прости, нет мне прощения, прости, прости…

Вдруг Джоселин едва заметно вздрогнула в его руках.

— Папа, слышишь? — прерывисто прошептала она ему в ухо. — Ты слышишь?

И в этот момент всё и произошло.

* * *

— Ах ты шмара, чертовка вшивая! —  захлебываясь от ярости, хрипел Томб. — Самая умная, да?

Гейл уже не кричала и не пыталась сопротивляться — она только едва слышно всхлипывала, закрывая голову от сыплющихся на неё беспорядочных ударов. Деваться ей было некуда… Она осталась одна — одна в проклятом микроавтобусе, наедине с этим остервенелым палачом и садистом, одна, запертая в клетке собственного бессилия, ужаса и отчаяния. Она помнила, что где-то там, в конце салона, затерялся оброненный Джесси пистолет — но достать его не могла, не могла отползти, перебраться через бесчувственное тело Кулака, отыскать оружие, не могла даже ни о чем думать, только при очередном прилетающем на голову тумаке сжималась и съеживалась от боли, стараясь сделаться как можно меньше…

Внезапно Томб как будто потерял к ней интерес. Опустил уже занесенную для удара руку. К чему-то прислушался, криво оскалясь — к чему-то, что происходило снаружи, во дворе, за черными бортами микроавтобуса.

Там творилось что-то странное, зловещее и непонятное — всё пространство двора внезапно осветилось до самых последних закоулков, будто над фабрикой неожиданно взошло небольшое солнце. Откуда-то сверху донесся странный вибрирующий звук, точно где-то включился огромный, ритмично молотящий воздух вентилятор. Что-то отрывисто заквакал громкоговоритель… Невнятно заорали бритоголовые, еще кто-то… раздался суматошный дробот подошв по асфальту, низкий нарастающий грохот, шум автомобильных моторов, сухой короткий треск автоматной очереди — раз, и другой. Что там происходит? Бритоголовые поймали девчонку, пристрелили её, пошли на штурм барака, что? Что? Что там творится?.. Гейл не знала — да уже и не слишком хотела знать. Томб изменился в лице, звериная ярость на его побледневшей физиономии внезапно сменилась замешательством и испугом, он что-то невнятно прохрипел — и бросился прочь, в кабину микроавтобуса, к приборному щитку. Уплывая в беспамятство, Гейл еще успела услышать, как бешено защелкал стартер — и, ожив, мягко взвыл двигатель «мерседеса». Микроавтобус затрясся, будто в лихорадке — и снялся с места рывком, мгновенно, чуть ли не с паническим взвизгом…

* * *

Стрекот.

Стрекот в голове.

Он никуда не делся — но Дрейк буквально за секунду до того, как двор залил сноп пронзительного белого света, понял, что это вовсе не мерзкое пиликанье сверчков, поселившихся у него между ушами — а шум лопастей приближающихся вертолетов.

Вертолеты. Один, и следом за ним — другой. Откуда?

Дрейк не смел поверить мгновенной догадке…

Лучи прожекторов осветили скудный фабричный двор до самых последних уголков и закоулков. Закаркали что-то динамики с небес: «…всем… оставаться на местах… задержаны… до разбирательства… в случае неподчинения… будут применены… меры…» Первый вертолет уже опускался на асфальт, прямо на головы камуфляжной дровосековой кодлы, отрезая бритоголовым пути к отступлению — и тотчас разверзлось его стальное брюхо, и посыпались из него бравые ребята в форме SWAT, и всё пространство двора разом наполнилось бегущими людьми, и воцарилась кругом суета, и тараканья беготня, и неразбериха, и шок, и вопли, и автоматная стрельба — у кого-то из бритоголовых явно сдали нервы. Но Дрейк ничего этого не видел, да и не хотел видеть: они с Джоселин сидели в укромном, спрятанном от пуль уголке, забившись в утробу большого железного бака, оказавшегося в груде металлолома, и, прижавшись друг к другу, постыдно плакали от облегчения и счастья — они вновь были вместе и они были спасены… По крайней мере — от людей Дровосека.