Половина лета (джен)

В дверь кельи раздался стук.

— Войдите, — сказал Толя, не в силах подняться с жёсткого монашьего ложа. Впрочем, двери в кельях всё равно не закрывались.

— Менестрель, спишь? — Хаурун вошёл со свечой в руках. Толя приподнялся ему навстречу, собираясь встать, но король положил ему руку на плечо и остановил, сам сел на край Толиной постели. Некоторое время они молчали.

— Что скажешь, менестрель? — наконец произнёс Хаурун.

— Что же сказать? — медленно ответил Толя, не сводя глаз с наклонённой свечи в руках короля. — Я думал, что я умру. Что это мне за… — он запнулся.

— За Изольду, — невесело фыркнул Хаурун. — Не бери в голову. Значит, на роду так было написано, чтобы твоя женщина спаслась, а моя — нет.

— Какая же она моя, — вздохнул Толя, — если убежала от меня как от огня?

— Ну, мы не знаем, почему она убежала, — рассудил Хаурун. — Может, вовсе не от тебя. Ты лучше скажи, коня с какими словами отпускал?

— Тоже об этом подумали? — усмехнулся Толя. — Сказал, чтобы он простил меня и нашёл себе нового хозяина.

— Вот он и нашёл… — вздохнул король, подпёр щёку рукой. — Я, собственно, что пришёл. Люциус сказал быть настороже. И ещё — что на рассвете уезжаем.

Менестрель кивнул.

— Понятно…

Дверь распахнулась без стука, Люциус шагнул в тесную келью, и пламя свечи нервно затрепетало от волны воздуха.

— Господа, мы уезжаем сейчас, — тихо произнёс министр. — На того служку упало храмовое паникадило. Как только он очнётся — немедленно вспомнит, кто ему этого пожелал…

— Я не колдун! Не колдун! — отчаянно заверял Толя, пока безликие тёмные тени волокли его по тесным коридорам, где воздух был таким спёртым, что невозможно было дышать. — Не колдун! Я никогда… Не надо!

— Менестрель! Менестрель! Вот дьявол… Да проснись же! Чего орёшь?!

Толя вскочил, вскрикнул, не сразу поняв, что единственная тёмная тень перед ним — это Хаурун, который трясёт его за плечи.

— Тихо, тихо! — зашипел король. — Сейчас перебудим всех… Ложись.

Толя послушно прилёг обратно на свой плащ, его била дрожь.

— Что случилось? — раздался справа заспанный голос министра. Хаурун повернулся к нему, коротко ответил:

— Кошмары.

Зябко кутаясь в плащ, Люциус подкинул ещё хвороста в костёр, потом подошёл к Толе. Тот приподнялся на локте, шёпотом спросил:

— Ну ведь не мог я убить этого парня словом?!

Ждал он подтверждения своим словам, но не дождался. Люциус присел рядом, в свете занимающейся утренней зари вглядываясь в его лицо, и жёстко сказал:

— Мы этого не знаем. Не знаем, как слово воздействует на действительность. Может быть, вы изменили его судьбу своей жаждой выместить боль. А может, просто увидели наперёд, что ему предстоит.

— Но это же колдовство! — сказал Толя. — А я не…

Министр оборвал его:

— Кто сказал, что нет?..