Мечта длиною в жизнь (гет)

На мгновение в кабинете директора повисло гробовое молчание. Грейнджер и Макгонагалл даже дар речи потеряли, они совершенно забыли, что из-за портретов их разговор может быть не совсем приватным. Они не мигающим взглядом обе уставились на Дамблдора, который продолжал улыбаться в ожидании ответа.

Первой молчание прервала Минерва, она повернулась к бывшему директору лицом и начала разговор.

— Альбус, думаю, что суть проблемы ты уже слышал. На Гордона надежды нет, без доказательств он даже слушать нас не станет и сделает все, что бы этот инцидент замять. По сути, ему все равно кто победит, лишь бы все прошло без особых проблем. Но мы не можем сидеть, сложа руки. Что ты посоветуешь?

— Минерва, если я правильно понял, то сосуды с зельями участников находятся в башне Основателей. Естественно, до начала третьего тура Чемпионата вход в кабинет опечатан, и туда так просто не попасть, но я знаю, что можно сделать, — он бросил лукавый взгляд через свои очки половинки сначала на Макгонагалл, потом на Гермиону, а затем продолжил. — Насколько мне известно, то одно время в этом кабинете висели все четыре портрета основателей. После того, как в тысяча семьсот восемьдесят пятом году по Шотландии пронесся ураган, башня была частично разрушена, портреты пострадали и были отданы на реставрацию, но один портрет так и не удалось снять — это портрет Кандиды Когтевран. Он и сейчас висит там.

— А ведь действительно так и было! — обрадовалась Минерва. — Остальные портреты после восстановления разместили в других кабинетах башни, а Кандида так и осталась не тронутой. Вот только как нам с ней поговорить? Второго портрета не существует, чтобы мы вызвали ее в него.

Гермиона внимательно следила за разговором бывшего директора Хогвартса с Макгонагалл, встревать в разговор, она не смела, но была абсолютно уверена, что они что-нибудь придумают.

Дамблдор, видимо, был в хорошем расположении духа, улыбка то и дело не сходила с его лица. Он по привычке пригладил свою бороду и только после этого ответил на поставленный вопрос.

— Минерва, дорогая моя, а я на что? Я с удовольствием схожу к ней через все портреты и переговорю. Конечно, я могу и привести ее сюда, но боюсь в таком случае, об этом станет всем известно. Приказать молчать всем портретам Хогвартса, увы, мы не сможем, а вот о шастающем по картинам Дамблдоре, думаю, много разговоров не будет, — усмехнулся он. — Ну, я пошел.

Альбус помахал рукой и тут же исчез. В следующую минуту он уже очутился в соседнем портрете Амандо Диппета, извинившись за беспокойство, он тут же перебрался в другой портрет и так пока совсем не исчез из кабинета.

— Ну надо же, у профессора Дамблдора возникла просто потрясающая идея! — проговорила Гермиона, она всегда относилась к бывшему директору с особой теплотой и вот сейчас была очень рада, что он не остался безучастным в проблеме, которая возникла у Гарри.

— Да, Альбус всегда был таким идейным. Вот даже после своей смерти не перестает нас опекать, — лицо Минервы сделалось таким умиротворенным, спокойным, она откинулась на спинку кресла и на мгновение прикрыла глаза, а открыв их, произнесла. — Ох, сколько нас связывает с ним, всего и не упомнить. Мы столько пережили вместе, куда мы только с ним не попадали и находили выход из таких переделок, что даже немыслимо. И хочу заметить, у него всегда очень неожиданно появлялись самые блестящие идеи! Он удивительный. Сколько себя помню, я всегда восхищалась им. Сначала, как преподавателем, потом, как коллегой.

— Я согласна с вами. Дамблдор был удивительным волшебником, — Гермиона задумалась, хотела еще что-то сказать, но Минерва ее опередила.

— Ты знаешь, он очень поддержал меня одно время. У меня с рождения была непростая судьба. Я словно под копирку могла прожить жизнь моей матери, но не захотела. Может быть и зря, — Макгонагалл сделала продолжительную паузу. — Однажды все проблемы навалились на меня разом, словно снежный ком. Я не выдержала и просто разрыдалась на глазах у Альбуса. Со мной, признаюсь, такое бывает не часто. — у Минервы даже слезы выступили на глазах, стоило ей об этом вспомнить.

Грейнджер практически ничего не знала о личной жизни Макгонагалл, ну единственное, что она была, как и Дамблдор — полукровка, и что она в свое время вышла замужем за Элфинстоуна Урхарта, но в законном браке прожила совсем недолго, так как стала вдовой. Гермионе больно было видеть директора в таком состоянии, и она осмелилась предложить ей рассказать о себе.

Предложение ученицы для Минервы прозвучало неожиданно, она несколько минут была в замешательстве, сомневаясь, стоит ли это делать. Но в конце концов, решила поделиться со своей ученицей некоторыми подробностями своей личной жизни. Тем более, она была уверена, что Гермиона не будет болтать об этом. А излить сейчас свою душу ей действительно было необходимо, тем более Дамблдора не будет еще очень долго.

— Хорошо, если тебе интересно, — произнесла директор.

— Конечно, интересно! — улыбнулась Грейнджер и придвинула кресло ближе к столу.

— Я была первым ребенком и единственной девочкой в семье пресвитерианского священника и ведьмы, окончившей Хогвартс. Ты только представь себе это! Священник и ведьма! — подметила Макгонагалл, покачав, головой из стороны в сторону. — Росла я среди плоскогорий Шотландии в очень красивом месте Кейтнес, это поселение на побережье пролива Пентленд-Ферт у Северного моря. Признаюсь, я не знала горя и жила обыкновенным ребенком, пока мои способности не стали проявляться. Мама почему-то это очень тщательно скрывала от отца, и я только спустя время, поняла по какой причине. Мой отец, преподобный Роберт Макгонагалл, был очарован моей матерью отважной Изабель Росс, жившей в той же деревне, что и он. Как и другие жители, он думал, что она посещала женскую школу-интернат в Англии. На самом же деле, когда моя мама на многие месяцы исчезала из дома, она отправлялась в Школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс». Понимая, что родители-волшебники будут против её связи с юным маглом, моя мама сохраняла их отношения в секрете. А от своего возлюбленного скрывала свое магическое происхождение. В один прекрасный день, к ярому недовольству родителей с обеих сторон, пара сбежала. Теперь, живя отдельно от своей семьи, моя мать не могла позволить себе испортить всю прелесть медового месяца, рассказав любимому мужу о том, что она окончила магический Хогвартс или о том, что была капитаном школьной команды по квиддичу. Вскоре после свадьбы родители переехали в «дом министра» на окраине Кейтнесса, где моя мама, на удивление, умело находила применение крошечной зарплате министра. Мое рождение для родителей означало как радость, так и кризис. Скучая по своей семье и волшебному миру, которые мама оставила ради любви, она настояла на том, чтобы меня назвали Минервой, в честь её родной бабушки, необыкновенно талантливой ведьмы. Диковинное имя поражало людей, среди которых жила моя семья, и отцу было сложно объяснить выбор жены окружающим. Кроме того, он был обеспокоен удрученностью мамы. Папа долго думал, что это все из-за депрессии, которая обыкновенно бывает у женщин после рождения ребенка и вскоре все пройдет, но в этом состоянии мама осталась надолго. Она много лет разрывалась между гордостью и страхом. Мама знала, что должна была рассказать отцу правду, прежде чем он станет свидетелем чего-нибудь, что может его насторожить. А с моими неконтролируемыми магическими способностями это происходило достаточно часто. В конце концов, однажды в ответ на настойчивые расспросы папы, мама, рыдая, достала свою волшебную палочку, которую хранила в закрытой коробке под кроватью, и показала мужу, кем была на самом деле. И, хотя я была слишком маленькой, но я во всех подробностях запомнила эту ночь, её последствия оставили неизгладимый след в моей жизни, так же появилось горькое пониманием всех сложностей, с которыми сталкиваются волшебники, растущие в мире маглов.

— Как ваш отец отреагировал на это? — поинтересовалась Гермиона. Рассказ директора ее очень тронул.

— Конечно, любовь отца не прошла бесследно. Однако он был глубоко потрясен её признанием и тем фактом, что она хранила эту тайну столь продолжительное время. К тому же, он, человек, который гордился своей честностью и правильностью, теперь был вынужден вести скрытную жизнь, что было несколько чуждо его натуре. Я помню, как мама в слезах объясняла, что она была ограничена Международным Статутом о секретности, и должна скрывать правду о себе, в противном случае ей придется столкнуться с недовольством Министерства Магии. Естественно отец дрогнул при одной только мысли о том, что подумают местные жители, в основном строгие пуритане, если узнают, что жена их пастора — ведьма.

— Могу себе представить! — не удержалась Грейнджер, она просто с замиранием сердца слушала Макгонагалл и через себя пропускала всю ее историю жизни и жизни ее родителей.

Минерва обернулась на портрет Дамблдора, который по прежнему оставался пустым и продолжила.

— Со временем любовь родителей угасла, потому что того доверия между ними уже не было. Я еще тогда с грустью это понимала. Вроде бы была полная семья, но почему-то каждый жил сам по себе. Позже у меня появились братья Малькольм и Роберт, и у обоих в свое время проявились магические способности. Я, как самая старшая из детей, помогала матери объяснить Малькольму и Роберту-младшему, что им не следует показывать людям свои способности, а так же помогала скрывать от отца последствия их не всегда удачной магии. Как ни странно, но я всегда была очень близка со своим отцом-маглом. Да это и не удивительно, ведь темпераментом и характером я была похожа на него. Я всегда с болью смотрела на то, как он боролся со странной ситуацией в нашей семье. Мне приходилось жить между двух огней, ведь я так же чувствовала, насколько сложно было моей матери вписываться в общество абсолютно магловской деревни. Как же сильно она скучала по свободе быть среди таких, как она, так же мама очень скучала по использованию своих немалых талантов. Я никогда не забуду, как плакала она, когда на мой одиннадцатый день рождения пришло письмо из Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс». Я тогда понимала, что мама плакала не только от гордости, но и от зависти, от белой зависти, конечно, но все же.

Макгонагалл выдержала небольшую паузу, как будто в памяти прокручивала все минувшие события, а потом продолжила рассказ.

— Хогвартс стал для меня местом радостного избавления и освобождения. Как это часто бывает, если ребенок родом из семьи, где скрывают свой магический дар, ну или как у тебя, рожденных в семье маглов, — улыбнулась она, с теплотой посмотрев на Гермиону. — Я как сейчас помню мой первый день в школе. Распределяющая шляпа лишь после пяти с половиной минут колебаний между Когтевраном и Гриффиндором отправила меня в Гриффиндор. Впоследствии этот случай стал предметом вежливых шуток между мной и моим коллегой Филиусом Флитвиком, по поводу которого Шляпа испытывала похожие затруднения, но выбор сделала в пользу Когтеврана. Мы с ним часто шутили, что, если бы не те переломные моменты в нашем детстве, мы могли бы поменяться местами, — улыбнулась она. — Хотя я не представляю себя без Гриффиндора — это моя душа, моя жизнь. В годы учебы я так же сдружилась с Помоной Стебль.

Действительно, Хогвартс со временем стал для Минервы семьей. О своих успехах в учебе и достижениях Макгонагалл из излишней скромности рассказывать Гермионе не стала. А успехов она добилась действительно немало. По окончанию Хогвартса, Минерва Макгонагалл получила высшие баллы по СОВ и ЖАБА, стала старостой факультета, а также выиграла в номинации «Самый многообещающий новичок» в журнале «Трансфигурация сегодня». Под руководством своего учителя по Трансфигурации, Альбуса Дамблдора, она смогла стать анимагом. Её анимагическая форма и отличительные признаки (полосатая кошка с отметинами вокруг глаз в форме квадратных очков) были должным образам занесены в Реестр анимагов Министерства Магии. Так же, как и её мать, Минерва была талантливым игроком в квиддич, хоть и неудачное падение на седьмом курсе (во время матча со Слизерином за Кубок школы) закончилось для неё сотрясением мозга, несколькими сломанными ребрами и пожизненным желанием увидеть разгром Слизерина на квиддичном поле. Несмотря на то, что она бросила квиддич после школы, врожденный дух соперничества не дал профессору Макгонагалл остаться равнодушной к судьбе команды Гриффиндора; и у неё остался намётанный глаз на талант к квиддичу. После окончания Хогвартса, Минерва вернулась в родительский дом, чтобы провести с семьёй последнее лето, так как потом она должна была уехать в Лондон, где ей было предложено место в Министерстве Магии (в отделе Магического Правопорядка). Эти три месяца стали наиболее сложными в жизни Минервы, так как она, восемнадцатилетняя, без памяти влюбилась в магловского мальчишку, тем самым доказывая, что она была истинной дочерью своей матери. А вот об этом она решила Гермионе рассказать.

— После окончания школы я, можно сказать, пошла по стопам матери. Это был первый и единственный раз, когда я могла сказать, что потеряла голову от любви. Дугал Макгрегор, сын местного фермера, был красивым, умным и обаятельным. Я влюбилась в него, что говорится, без памяти. Это и понятно мы были молоды, оба с чувством юмора, перспективные, амбициозные, хотя порой до хрипоты спорили и подозревали друг друга в чём-то мистическом. Представляешь? — усмехнулась Минерва. — У нас не успело еще все закрутиться толком, как Дугал посреди поля встал на одно колено и сделал мне предложение. Угадай, что я ответила?

— Вы согласились? — с надеждой в голосе произнесла Гермиона.

— Да, я согласилась, даже не раздумывая. Я тогда вернулась домой, намереваясь рассказать родителям о своей помолвке, однако в итоге оказалась не в состоянии сделать это. Всю ту ночь я не сомкнула глаз, думая о своём будущем. Дугал не знал, кем я была на самом деле, так же, как и мой отец, который не узнал правды от моей матери до тех пор, пока они не поженились. Я той ночью ясно представляла, каким бы был наш брак, если бы я вышла замуж за Дугала. Это был бы конец всем моим стремлениям, это означало волшебную палочку, запертую в коробке, и детей, лгущих даже родному отцу. От этого мне стало не по себе, с моим характером я бы такого не выдержала. Скрывать свои способности я бы не смогла, а раскрыть тайну было нельзя, но даже если бы я рассказала, то Дугал не принял бы мой дар. Хотя. — В очередной раз Минерва запнулась на полуслове, похоже, она до сих пор сомневалась в правильности своего выбора. — После сложной ночи я прямо с утра выскользнула из родительского дома и направилась к Дугалу, чтобы сообщить ему, что я изменила свое решение и не могу выйти за него замуж. Я осознавала то, что если нарушу Статут о Секретности, то потеряю работу в Министерстве, а я ее с таким трудом тогда получила и очень гордилась этим. Я смутно помню, как ему говорила, что мы больше не сможем быть вместе. Я такого сложного решения еще ни разу в жизни не принимала. Я оставила его в полном смятении и через три дня уехала в Лондон. Наверняка ты захочешь спросить меня, жалела ли я о своем выборе?

Грейнджер закивала головой, конечно же, ей хотелось знать об этом.

— Мне все говорили, что у меня железный характер, как кремень. Да и прозвище мне тогда мои коллеги дали неспроста — "Железная леди". Я действительно всегда принимала все решения с холодной головой, а решение на счет Дугала приняла еще и с холодным сердцем, как оказалось. Я всегда уверяла себя, что мое решение было верным. И долгое время считала именно так. Поездка в Лондон отвлекла меня от плохих мыслей, я с головой окунулась в работу, хотя признаюсь, что не очень любила ее. Дело в том, что некоторые из моих коллег имели укоренившиеся антимагловские убеждения, которые я, конечно же, осуждала. И, несмотря на то, что на работе меня ценили, я была несчастлива в Лондоне и все больше скучала по Шотландии. В итоге, через два года работы мне предложили перспективное повышение, но я его отклонила и тут же послала сову в Хогвартс и попросила о должности преподавателя. Сова вернулась в считанные часы, принеся мне добрую весть о том, что мне предложена должность на кафедре Трансфигурации, под начальством Альбуса Дамблдора. Моей радости тогда не было предела. Как сейчас помню свой первый день в школе. Это был сентябрь тысяча девятьсот тридцать пятого года. Я волновалась жутко. Но Альбус сказал мне всего лишь несколько слов и о волнении я больше не вспоминала. Это его врожденный талант, он всегда знает, что сказать и самое главное, для каждого будет что-то свое.

— Дамблдор настоящий дипломат. У него действительно талант убеждения, — согласилась с ней Гермиона.

— Вот и тем вечером он тоже нашел, что мне сказать. Я как раз узнала, что Дугал Макгрегор женился на дочери местного фермера. Я была просто поражена этим известием, которое пришло тогда от моей матери. Я тогда достала все письма Дугала, что он мне тогда писал. Да, я их хранила в коробке под кроватью, убеждая себя в том, что лучше хранить там письма, нежели волшебную палочку. Ну и я взяла эти письма, рвала их и рыдала одновременно. Вот в таком постыдном состоянии меня и нашел Альбус. Мы тогда с ним так хорошо поговорили, я ему поделилась своей историей, а он рассказал мне о своей нелегкой судьбе. В общем, мы с ним проговорили до утра и с тех пор особенно сдружились.

Не успела Минерва договорить, как послышался уже знакомый до боли мужской голос.

— Могу поспорить, что вы говорили обо мне, — Дамблдор вновь занял свое место в портрете и с особым удовольствием посмотрел сначала на Макгнагалл, а потом на Грейнджер.

— Конечно же о тебе, Альбус, о ком же нам еще говорить, — лицо Минервы смягчилось от улыбки, ведь она говорила абсолютную правду. — Ну, что расскажешь? Есть успехи? — Макгонагалл не терпелось узнать о результате беседы Дамблдора и Кандиды.

— Оу, наша знаменитая основательница та еще штучка. Такой шум подняла из-за того, что я ее потревожил. Еле успокоил. Да и разговорить мне удалось ее с большим трудом.

— Ну не томи, Альбус! — уже воскликнула Минерва.

— К сожалению, мне порадовать вас нечем. Насколько я понял, Кандида толком ничего не видела. Как оказалось, она целый день сегодня проспала. Просыпалась периодически и опять засыпала.

— Выходит, она ничего не видела? — не выдержала Гермиона.

— Она действительно ничего не видела, — подтвердил Дамблдор. — Но зато она кое-что слышала. Примерно в то время, когда предположительно Фарадж пробрался в кабинет. Кандида рассказала мне, что очень удивилась, когда открыв глаза, абсолютно ничего не увидела, словно ее портрет накрыли черным покрывалом. Сначала она подумала, что неожиданно наступила ночь, но потом засомневалась в этом, так как даже самой темной ночью в кабинете никогда не было настолько темно.

— Очевидно, предусмотрительный Фарадж, таким образом, обезопасил себя от единственного свидетеля. Почему же нам так не везет! Вот надо было этой Кандиде в это время уснуть. Так бы она хотя бы опознала его, — тут возмутилась Минерва.

— Я очень сомневаюсь, что после встречи с ним с глазу на глаз, она смогла бы говорить. Фарадж очень дальновидный, у него просчитан каждый шаг, — очень размеренно и не спеша продолжил говорить Дамблдор. — Пусть Кандида не видела его, но повторюсь, она слышала, как в это время, когда ее накрыла черная мгла, она отчетливо слышала шаги и звон стекла.

— Значит, он действительно пробрался в кабинет и подменил зелья! — воскликнула Минерва. — Ну надо же, мои самые плохие предчувствия оправдались. Я просто уверена, что этот негодяй устроил подлянку для Гарри.

— А вот в этом я с тобой соглашусь, — проговорил Дамблдор. — Пока я разговаривал с нашей основательницей, то между делом изучил и зелья участников. Благо лунный свет из окна, как раз падал на стол. И могу сказать, что одно из зелий действительно выделяется на фоне других, оно мутное. Так, что подмена зелья вполне могла быть.

— И что ты предлагаешь, Альбус? — проговорила взволнованная Минерва. — Предъявить в качестве доказательства слова Кандиды? Так Гордон все равно не поверит ей, тем более она не видела Фараджа.

— Конечно же, Гордон даже слушать тебя не станет. Брать во внимание показания портрета, да никогда в жизни Министерство на это не пойдет. Тут нужно действовать по-другому.

— Но как? — буквально в один голос воскликнули Минерва и Гермиона. Они даже представить себе не могли, как в такой ситуации восстановить справедливость.

— А я, кажется, знаю, что нужно сделать! — Дамблдор прищурился, и его глаза лукаво заблестели из-под очков половинок.