Отель «Очаг» (гет)

В тот день Том решил устроить себе настоящий праздник: взял выходной и заперся от всего мира в четырёх стенах.

Неокрепший солнечный свет полз по деревянному полу, а блаженную тишину нарушал разве что настойчивый стук в окно. Десяток продрогших от холода почтовых птиц одна за другой доставляли именинные подарки, что говорило о немалом авторитете получателя.

Некоторые из этих подарков были полезными, взять хотя бы нашумевший трактат под названием: «Магия друидов. Тёмные секреты Стоунхенджа» от Нотта.

Посылка Слизнорта, вопреки всем ожиданиям, разочаровала именинника больше всего: креплёная медовуха, которая, судя по виду, стоила не один галлеон.

«Деньги на ветер», — Том уложил дорогую бутылку в ящик с уверенностью, что ни при каких обстоятельствах не откупорит её. Разве что передарит кому-нибудь, кто оценит напиток по достоинству.

Лениво читая длинные и, наверное, искренние поздравления, Том в который раз вцепился взглядом в дату одного из писем: «31 декабря». Как бы ему ни хотелось просидеть в номере весь день, но выйти сегодня всё-таки придётся. Конец месяца означал лишь то, что настало время продлевать срок проживания в этом чудном месте.

К вечеру, накинув мантию, отсчитав тридцать пять золотых, Том привычным жестом запер дверь и обнаружил, что отель гудит, как растревоженный улей.

Вокруг царила праздничная суматоха, до сих пор обходившая двадцатый номер стороной. В холле поселился соблазнительный запах бифштекса и жареного гуся, Бонни подавала гостям пунш, а с хрустальной люстры ниспадала традиционная омела. На одном из столиков даже установили видавший виды граммофон, который жалобно насвистывал рождественский мотив.

Разрумяненная Гвен, завидев Тома, торопливо отложила стопку бумаг подальше в стол и поправила причёску.

— Уезжаешь? — выпалила та вместо приветствия.

Том не сразу понял, что она имела в виду. Может его отвлекала музыка, а может еловая веточка, вплетённая в пшеничные волосы.

— Пока не улажу свои дела, я никуда не уеду. Так что будь добра, предоставь мне заявку на продление, — распорядился он.

Гвен рассеянно поставила чернильницу, уронив по пути перо.

— Уже не дождёшься, когда избавишься от меня? — усмехнулся Том, принимая бланк и заглядывая в перепуганное лицо.

— Что ты! — возразила Гвен и добавила как-то путано: — Я подумала, раз ты не приходишь так долго, то… Ну, знаешь, может, мне стоило послать эльфов, чтобы разобраться с вещами.

Том покачал головой, не отрываясь от листка. Краем глаза он видел, как Гвен мяла пальцы и бесцельно переставляла вещи с места на место.

Приняв анкету и деньги, она в довершение всего задела серебристый звонок, который с шумом покатился по полу и уткнулся Тому в носок ботинка.

«Да что с ней такое», — пронеслось в голове, когда он левитировал звонок обратно на стойку.

Впрочем, его сейчас больше заботило нахлынувшее чувство голода. Жаркий запах бифштекса только мёртвого оставил бы равнодушным, поэтому Том решил не отказывать себе в прихоти, особенно в такой знаменательный день. Он был уже в центре зала, когда его окликнули:

— Том! — Гвен догнала на полпути.

Обернувшись, он нашёл её вид странным. Вернее сказать, более странным, чем обычно. По неизвестной причине она стояла перед ним, как провинившаяся первоклашка, и он невольно расправил плечи, став ещё выше.

— С днём рождения, — быстро сказала она и протянула стеклянный шар размером с яблоко.

Внутри вихрилось синее перламутровое вещество — не то жидкость, не то дым. Том свёл брови.

— Волшебное мерило, — опережая вопросы, пояснила та. — Измеритель настроения.

Он безмолвно смотрел, как шар в её пальцах стал лазурным, а потом опять потемнел, напоминая штормовое море.

— Мерило окрашивается в разные цвета и оттенки в зависимости от твоего душевного состояния. Попробуй, — Гвен вытянула руку и Том машинально принял подарок.

Шар, едва коснувшись ладони, вспыхнул тусклым оранжевым, а движение внутри замедлилось. Именно так выглядят апельсины не первой свежести.

— Ты в замешательстве, — констатировала Гвен.

Наверное, она привыкла к немногословности собеседника, потому что продолжала свою речь, не ожидая никакой реакции:

— Толкование всех цветов ты найдёшь здесь, — она добавила к подарку буклет с говорящей надписью: «Разберись в себе! Волшебное мерило от Баррана Скотта». — По словам создателя…

— Баррана Скотта? — уточнил Том, который уже принял всё это за неудачный розыгрыш.

Он спрятал Мерило в карман мантии как раз тогда, когда оно нагрелось и стало наливаться красным.

— Ну да, Барран Скотт, — Гвен казалась крайне серьёзной, — знаменитый, между прочим, шотландский целитель и изобретатель. Он утверждает, что в его руководстве собраны все возможные эмоции, кроме счастья. Потому что счастье всегда разное, оно скрывает в себе нечто более сложное, чем другие чувства.

Том хотел уйти, но словно прирос к земле. Гвен продолжала говорить, разглядывая пол:

— Люди понимают счастье по-своему, поэтому и цвет будет особенным для каждого, — она подняла глаза. — Что ты так смотришь?

— У меня только один вопрос, Фоули, — Том спрятал руки в карманы.

— Как я узнала, что у тебя день рождения? — усмехнулась она, ожидая именно этого. — Ты ведь собственноручно заполнял регистрационный лист, я всё о тебе знаю.

«Сомневаюсь», — мысленно ответил Том, а потом вспомнил, что в таких случаях людей принято благодарить.

— Что ж, спасибо. Я могу идти?

Гвен кивнула, но тут же спохватилась:

— Стой!

— Что ещё?

Тонкое запястье взмыло вверх, пальцы невесомо скользнули по чёрным волосам, перед глазами что-то промелькнуло.

— Теперь можешь, — сказала Гвен, сдерживая улыбку, и первая ушла восвояси.

Он опустил взгляд. На полу, под ногами, лежал слетевший с люстры лист омелы.

Том соврал, у него остался ещё один вопрос: в чём вообще смысл этого идиотского Мерила? В поисках ответа он заглянул в буклет, сидя ночью за столом в своём номере.

Барран Скотт, признанный непонятно кем целитель, уверял, что негативные эмоции опасны для здоровья, и его разработка призвана показать людям, как часто они могут вредить сами себе.

«Ещё один такой подарок, и я наврежу не только себе», — решил Том, и перевернул буклет. Он зачем-то нашёл в списке оттенок синего, похожий на штормовое море.

«Волнение», — значилось рядом.

Скользнув взглядом вниз, он обнаружил и светло-голубой — лазурный цвет. Барран Скотт полагал, что так выглядит надежда.

«Бред сивого гиппогрифа», — Том сунул бумажку в ящик к бесполезным подаркам и отправил следом стеклянный шар цвета гнилого апельсина.

Перед сном он вспомнил своё второе Рождество в Хогвартсе, когда ему вот-вот должно было исполниться тринадцать.

За длинным столом завтракали одиннадцать человек, трое из которых преподаватели, а остальные — студенты в разноцветных галстуках. Год спустя, в разгар войны, их компания увеличилась, по крайней мере, вдвое, но тогда Тому не верилось, что в Большом зале может быть так пусто.

Необычайную тишину нарушал только тихий стук приборов, отдающийся эхом в далёких сводах. Молчали все, за исключением двух мальчишек из Гриффиндора, которые изредка переговаривались, потому что единственные здесь друг друга знали.

Впрочем, нет, не единственные.

Напротив Тома сидела девочка с белёсыми волосами и в пчелином галстуке. Она замерла, услышав совиные крики, и медленно отложила вилку. Это была Гвендолин Фоули.

Зашумели крылья, кто-то встал, высматривая долгожданное письмо.

В опасной близости к блюду с овощами, приземлился увесистый свёрток. Получивший его гриффиндорец восторженно вскрикнул и принялся избавляться от обёртки. Его друг с жадным интересом наблюдал за происходящим, позабыв, что надо жевать. Клочки бумаги полетели в разные стороны: на стол, на пол, в салат.

«Набор для игры в Плюй-камни!» — завизжал мальчик и взметнул кулаки вверх.

Остальные тоже потрошили посылки — свои рождественские сюрпризы. Кто-то смеялся, кто-то упрекал гриффиндорцев в неподобающем поведении, а кто-то, пользуясь случаем, присваивал последний кусок пирога с патокой.

Среди всего этого пиршества только двое сидели неподвижно: Том, который не надеялся даже на письмо, не то что на какой-то подарок, и маленькая Гвен, которая ожидала только тревожных новостей.

Кто знает, что в этот момент было тяжелее: не иметь дома вовсе или прятаться в школе, потому что дома опасно.

Чёрный филин разжал лапы, пролетая низко над столом. Свежий номер «Ежедневного пророка» упал между Томом и Гвен. Её и без того большие глаза превратились в два голубых блюдца, тоненькой рукой она придвинула газету к себе. Жирные буквы на первой странице собирались в слова: «Бойкот Гектору Фоули. Начало конца».

Где-то в холле большие часы с римскими цифрами пробили полночь. Отель взорвался ликующим возгласом, в едином порыве зазвучали десятки голосов. Им вторила метель, мириадой белых мошек врезаясь в оконное стекло. Под эту странную колыбельную Том провалился в сон.

Неделю спустя он поздно возвратился с работы, погружённый в раздумья. Горбин сказал, что нашёлся один весьма зажиточный клиент, который желает ознакомиться с ассортиментом про́клятых, непременно смертоносных артефактов.

Встреча назначена на двенадцатое января, и неважно, что это суббота, неважно, что у Тома законный выходной. Клиент был слишком важным и слишком богатым, а звали его Бруно Трэверс.

Заметная фигура. Поговаривают, у него есть свои люди чуть ли не во всех магических структурах. Заглядывая в будущее, доброе расположение такого человека, как Трэверс, Тому бы не помешало, поэтому следует постараться, чтобы произвести наилучшее впечатление.

Он бездумно листал в полутьме «Магию друидов», когда в дверь постучали.

— Том! — донёсся из коридора голос Фоули.

Том притворился спящим, глухим, пропавшим без вести, но тихое «Гоменум ревелио» выдало его с головой.

— Я знаю, ты там.

Он уже решил, что следует усилить защитные чары на входе.

— У меня для тебя плохие новости! — раздалось снаружи.

Том захлопнул книгу и, не вставая со стула, сложным заклятием открыл дверь. Гвен нагло прошла вовнутрь, держа под рукой что-то крупное.

— Ну? — поторопил он и тут же заподозрил неладное.

— Не доверяй людям, которые говорят, что у них есть для тебя плохие новости, они просто хотят проникнуть в твой номер, — просияла Гвен, которая была явно довольна собой.

Том помедлил, осматривая её с ног до головы, а потом снисходительно отозвался:

— Что ж, ты меня провела. Не думал, что ты способна на столь изощрённую хитрость.

— Ты меня недооцениваешь, — удовлетворённо заявила она. — Даже шляпа хотела отправить меня на Слизерин.

— Значит, пора шить новую шляпу, — подытожил Том.

— А вот и нет. Мой отец был на Слизерине, а мать из Пуффендуя.

— Странно, — бросил он, увлёкшись огоньком свечи.

— Ничего странного. Представь, учились бы вместе все семь лет, м?

— Я бы уже корчился в Мунго, в палате для душевнобольных, — пробурчал Том.

— Тебе и без моего вмешательства туда дорога. Ай!

Он бесцеремонно пустил в неё оранжевой искрой. Том всегда знал заклятие Щекотки, но никогда не применял, поэтому сейчас почти с научным интересом наблюдал за последствиями.

Гвен комично извернулась, когда из пальцев выскользнуло и с шумом упало что-то тяжелое.

— Тебе повезло, что у меня были заняты руки, иначе тебе бы не поздоровилось, — сердито говорила она, подбирая упущенное.

Том рассмотрел, что это было и прохладно уточнил:

— Шахматы?

— Шахматы! — с вызовом подтвердила Гвен, готовая защищаться от дальнейших нападок. — Мне осталось пару часов до смены, сыграем?

— Нет, — равнодушно ответил он и взял со стола книгу.

— Жаль, мне казалось, ты умеешь, — посмела сказать она. — Извини, что побеспокоила.

Том мог поклясться: она улыбалась, когда поворачивала дверную ручку.

— Я играю чёрными, — вырвалось у него почти против воли.

— С тобой приятно иметь дело! — Гвен с готовностью уселась на кровать и принялась расставлять фигуры. Том опустился напротив, мысленно оправдываясь тем, что вечер всё равно свободен.

Сорок минут спустя Гвен сокрушённо смотрела на своего поверженного короля, который дёргал маленькой белой ножкой в предсмертной судороге.

— Реванш, — потребовала она.

— Какой смысл, если исход очевиден? — лениво отозвался Том, откидываясь на подушку.

— Держу пари, что нет! В детстве я играла в шахматы с самым умным из папиных телохранителей.

— Видимо, недостаточно умным, — съязвил Том, внутренне понимая, что это не так. Играла она неплохо, и чтобы выиграть, ему пришлось попотеть.

Но Гвен пропустила этот укол мимо ушей и уставилась в одну точку.

— Что у тебя там светится? — настороженно спросила она.

Том резко обернулся. Из щели в столе лился свет.

Он вскочил, в три широких шага пересёк комнату и рывком открыл ящик. Стеклянное Мерило сияло белым, внутри ожили серебристо-розовые переливы.

Он схватил шар, но тот сразу потемнел и стал сизо-фиолетовым.

— Что ещё за фокусы! — Том был взвинчен, Мерило уже пульсировало красным.

Он обернулся на Гвен, но та безмятежно сидела на постели и рассеянно улыбалась.

— Дай его мне, — негромко молвила она. — Я, кажется, знаю, в чём тут дело.

Том недоверчиво отдал шар, который в её пальцах снова ослепительно забелел.

— Безопасность… — тихо протянула она.

— Фоули, ты не сфинкс, чтобы говорить загадками, — напомнил Том, который реагировал остро на всё, чего не понимал.

Гвен шумно втянула воздух. Было видно, что ей трудно говорить.

— Шар решил, что я счастлива, а счастье для меня — чувствовать себя в безопасности. Это легко понять, потому что в точности так, — она подняла Мерило повыше, — серебрились на солнце крылья игрушечного пегаса, который был у меня в детстве, когда всё было хорошо. Если присмотреться, они так же отливали розовым.

Она отложила потухший шар в прикроватную тумбочку, и повисло молчание.

В голове Тома гудела единственная мысль: «Как глупо с её стороны полагать, что ей сейчас ничего не угрожает».

— Подумать только, у меня был огромный летающий пегас. Можешь себе представить? — она подняла совиные глаза.

— Нет, — честно ответил Том, не в силах отвести взгляд.

«И как глупо с моей стороны полагать, что я могу причинить ей вред», — закончил он свою мысль.

И тут же замотал головой.

— Ты чего? — изумилась Гвен.

Его словно окатило ледяной водой, и всё стало на свои места. Том стремительно прошёл к окну.

— Тебе пора, — сказал он ледяным тоном куда-то в чёрную подворотню.

— Но у меня есть ещё целый час, — разочарованный голос в спину.

— У тебя есть минута, чтобы собрать всё и выйти отсюда.

— Я не понимаю… — шахматы загремели. — Какая пикси тебя укусила?

Гвен вылетела из номера, а Том настежь распахнул окно, чтобы выветрить её цветочный дух.

Примечания:

По статистике, каждый третий не знает рождественского обычая: пара, попавшая под омелу, должна поцеловаться.

Я знаю, Гвен знает. Том?