Отель «Очаг» (гет)

Войдя в номер, Том усерднее обычного запечатал дверь и вдруг покачнулся. Нестерпимая боль обожгла спину, мысли путались. Комната стала огромной, а руки маленькими, словно у садовых гномов.

Он хотел зажечь свечу, но промахнулся и чуть не повторил судьбу Биффа Стоероса. В глазах плясали вспышки, никак не связанные с освещением, и это было страшно, по-настоящему страшно.

Том впервые испытывал нечто подобное, поэтому руки тряслись, когда он по одной расстегивал пуговицы на рубашке. Похолодевшие пальцы не слушались, они стали неестественно сухими и будто чужими. Что-то происходило, что-то бесконтрольно затягивало в тёмный водоворот.

Он отбросил на пол изорванную, окровавленную рубашку и поднёс палочку к солнечному сплетению, нашёптывая целительные заклятия. Тело постепенно согрелось, и он почувствовал — нет, услышал! — как кровь зашумела в венах. Сознание понемногу успокоилось, но рана по-прежнему ныла.

— Том Реддл! — в дверь забарабанили. — Открой немедленно!

Том поморщился, но даже не подумал сдвинуться с места.

— Алохомора! Алохомора, чтоб тебя! — будто издалека. — Ну, погоди! Я здесь работаю, у меня есть копия ключа, — грозилась Гвен из-за двери.

Том лишь слабо усмехнулся, зная, как работают защитные чары из пыльного фолианта Особой секции. Мало того, что использовать против них ключи — пустая трата времени, так они еще способны наносить ответные удары.

— Я тебе покажу, — бубнила Гвен, шерудя через время ключом в замке.

После нескольких бессмысленных попыток противостоять древней магии она сорвалась на крик:

— Чёрт побери, Реддл! Я не уйду отсюда.

А потом и вовсе отважилась на глупость:

— Депеллендам Инкантатем!

Вспышка. Том крепче сжал флакон с мазью собственного изобретения.

«Запомнила всё-таки», — пронеслось в голове.

— Ай! Что ты натворил здесь? — раздалось за дверью. — Мне обожгло руку!

— Продолжай в том же духе, и оно неслабо тебя покалечит, — заговорил, наконец, тот.

— Хвала небесам! — выдохнула Гвен, услышав его голос, и уже дипломатичнее добавила. — Живо впусти меня, тебе нужна помощь.

— Ошибаешься, — заявил Том настолько равнодушно, насколько позволяла ему беспрерывная боль.

— Дромарог упёртый!

«Это я ещё упёртый?!» — возмутился он, но отвесил только сухое:

— Ты забываешься, Фоули.

— Я должна умолять тебя? Реддл, ты невыносим!

«Вообще-то она действительно может быть полезной», — решил Том.

Только что путём проб и ошибок он понял, почему мази у волшебников востребованы менее, чем зелья. Достать до ран на спине без посторонней помощи было весьма проблематично.

— Если ты сейчас же не… Мерлин!

* * *

Гвен отшатнулась.

В проёме двери возвышался тёмный силуэт в ореоле сияния свечи. Не видно лица, но слышно рваное дыхание. Она сползла взглядом вниз и притихла: ко всему прочему он был без рубашки.

Силуэт отступил, и золотой свет скользнул по лицу, высвечивая холодную усмешку:

— Потеряла дар речи?

То ли чтобы оценить увечья, то ли в попытке скрыться от сверкающих глаз Гвен торопливо обошла его и ахнула. Жуткого вида рубцы замысловатыми рисунками тянулись по всей спине. Было видно, что их уже лечили, но кое-где остались ещё свежие порезы. Кровь алой струйкой спускалась с шеи, спотыкаясь о шрамы, похожие на морозные узоры.

Гвен взяла палочку наизготовку и глубоко вздохнула. Ей не приходилось лечить раны, поэтому она всячески скрывала волнение.

— Замри, — сказала она как можно решительнее.

— Не вздумай, — Том развернулся, протягивая прозрачный сосуд. — Используй вот это.

Гвен с минуту недоверчиво рассматривала сомнительного вида содержимое, а потом подняла взгляд, который Реддл тут же раскусил:

— Если ты действительно хочешь помочь, просто делай, что говорят, — произнёс он, предупреждая попытки неповиновения.

Дождавшись от Гвен обречённого кивка, Том развернулся, снова подставляя спину.

Обмокнув пальцы в вязкой мази, она затаила дыхание и невесомо коснулась особенно глубокого пореза на шее. Кровь свернулась, рана стала заживать на глазах, а в воздухе повис густой, почти мистический аромат ладана.

В Египте так пахло из пёстрых лавок и таинственных пирамид. Древний запах торжества и траура, умиротворения и ужаса, запах вечной жизни и самой смерти.

Заворожённо наблюдая за пугающими метаморфозами, Гвен бережно вела подушечками пальцев по напряженной спине. Должно быть, это больно, но Том не подавал виду, только раз вздрогнул плечами.

Всё вокруг стихло: шум ветра за окном, треск свечи и даже дыхание двух людей, наедине стоящих посреди тесной, душной комнаты. Звенящая тишина охватила всё существо, непроницаемым куполом повисла над головой. Сгустилась тьма, только искры золотого света играли в капельках пота на телах.

Гвен раскрыла пальцы и скользнула ладонью по прохладной обнажённой коже. Воздуха не хватало. Тяжёлый смолистый аромат погружал сознание в транс. Взгляд зацепился за выступающие холмы позвонков, двинулся вверх по шее к чёрному шёлку волос, а потом сполз по изящной линии плеча. Гвен не удержалась и повторила этот путь, обрисовывая пальцами силуэт, запоминая каждый изгиб.

Пульс в висках отбивал секунды и, казалось, это обратный отсчёт. Три, два один…

Треск бьющегося стекла. Опустошённый сосуд выскользнул из слабых пальцев.

— Какая же ты растяпа, — низкий голос раскатом грома вырвал Гвен из странного сна.

Она растерянно осмотрелась, не понимая, что происходит, и натолкнулась на взгляд тёмных, искрящихся глаз совершенно незнакомого человека. Он неотрывно смотрел сверху-вниз, и Гвен отступила.

Шаг, второй. Внутри что-то оборвалось и…

— Ты молчишь дольше десяти секунд, Фоули, я начинаю беспокоиться.

Гвен схватила спасительный воздух.

— Ты меня напугал, — выдохнула она и обессилено приземлилась на кровать, пряча лицо в похолодевшие ладони.

Судя по шороху, Том надел новую рубашку, потом открыл ящик и что-то достал. Хлопнула пробка, заклокотала жидкость, с шумом придвинулся стул.

Гвен подняла глаза, Реддл молча протягивал кубок с золотой жидкостью.

— Что это? — вполголоса спросила она.

— Не травяной чай, но расслабит не хуже, — последовал ответ.

Только сейчас она поняла, как пересохло во рту. Кубки со звоном столкнулись, горло опалила сладковато-горькая медовуха, напоминавшая цветочный нектар.

Какое-то время двое сидели, опустив головы, и невесть какие демоны витали в воздухе. К щекам прилила кровь, очертания комнаты размылись, на губах заиграла болезненная, бессмысленная улыбка.

— Это всё из-за отца, — выпалила Гвен, подгоняемая нагрянувшим порывом излить душу. — Он до сих пор скрывается от преследователей, которым задолжал…

Она говорила прерывисто, запинаясь, ожидая, что в любой момент Реддл, по своему обыкновению, станет перебивать, насмехаться, говорить, что у него нет времени, или что она ему надоела. Но тот молчал, не отрывая взгляда.

Она знала, что он вот-вот исчезнет, трансгрессирует, хлопнет дверью, но он сидел напротив, склонившись поближе, и слушал. Слушал с вежливым смирением, будто ему всё это было известно, и он просто делал одолжение.

— Тебе ведь всё равно, правда? — голос дрогнул.

— Я совру, если скажу, что нет, — ответил Реддл без тени сочувствия.

Гвен поджала губы, изо всех сил сдерживая подступивший к горлу ком. Она схватила с тумбочки кубок и залпом выпила содержимое в попытке отвлечься, прекратить безостановочный поток мыслей.

— Ты говорила, у отца были телохранители, — неожиданно подал голос Том. — Теперь они не помешают и тебе. Или хотя бы смотритель в отель. Если Марриотт платит всякому отребью, то на это уж точно обязана выделить средства. Те трое наверняка заявятся снова, так что…

Он запнулся. Сжал кубок.

— Будь осторожна.

Сердце пропустило удар. Низкий голос горячим цунами разлился по венам. Слова эхом прокатились по комнате и приятным отзвуком осели где-то внизу живота.

— Ты прав, стоит обсудить это с Марриотт, — осторожно ответила Гвен.

Она боялась дышать, боялась неверным движением разрушить хрупкий мир, что воцарился между ними. Но тишина была ещё волнительнее, поэтому Гвен поспешила хоть чем-нибудь её заполнить:

— Охранники были у папы до третьего курса, они тренировали меня, как старшие братья. Благодаря этому я освоила невербальную магию раньше остальных.

Том сжал губы и откинулся на спинку стула. Его вечно бескровная кожа порозовела, что ему бесконечно шло, но глаза нездорово блестели.

— Каково это? — резко начал он. — Каково это — жить в достатке? На первом курсе ты отдала мне мешок сладостей в поезде, не зная даже моего имени.

— Ты помнишь! — поразилась Гвен. — А я всё гадала, ты это был или нет.

Том длинно посмотрел, а потом резко отвернулся, словно яркий свет ударил ему в глаза.

В памяти промелькнул обрывок того солнечного утра и черноволосый мальчик, забитый в угол купе. Он встретил попутчицу диковатым взглядом и придвинул вещи поближе, будто она намеревалась их украсть. Гвен не решалась даже заговорить с этим волчонком, но что-то в нём заставило её достать из чемодана свой месячный запас сладостей и поставить на столик между ними.

— Угощайся, — пригласила Гвен, разворачивая шоколадную лягушку. — Персиваль Пратт! У меня ещё не было такой карточки.

Мальчик, до этого нахмуренный, не мог теперь сдержать заинтересованного взгляда, но к еде не притрагивался и молчал.

— Гвендолин! — в купе ворвался Лукас Стеббинс, который знал её с пелёнок и до сих пор называл полным именем. — Вот ты где! Мы в соседнем купе, что ты здесь делаешь?

Гвен виновато обернулась на мрачного попутчика. Тот ощетинился, прожигая взглядом очередного непрошеного гостя. Лу округлил янтарные глаза и поспешно прошёл внутрь.

— Давай помогу с чемоданом, — засуетился он.

В дверях мальчик окликнул Гвен:

— Твои вещи!

— Теперь твои, — пропела она из коридора, оставив сладости на столике.

Внимательно рассматривая повзрослевшего знакомого, Гвен задумчиво сказала:

— Да, это было лучшее время моей жизни. Я была счастливым ребёнком, у меня было то, о чём другие и мечтать не могли. Все вокруг набивались в друзья, но, в конце концов, со мной остались только Дэйзи с Аланом и Лукас, конечно.

Том сидел полубоком, закинув ногу на ногу, играя с бокалом. Казалось, он вообще перестал слушать, но Гвен это не задевало. Она собиралась озвучить мысль, которая тяжким грузом лежала на сердце вот уже полтора года:

— Благо мама ушла на тот свет раньше, чем увидела, во что превратился отец. А за ним и я.

Она поражённо замолчала, как будто сказала что-то ужасное, как будто с уст сорвалось непростительное. Том же, наоборот, усмехнулся.

— Не вижу ничего забавного, — с досадой упрекнула Гвен.

— Забавно, что твоя жизнь зависит от этих людей, — сказал Том, поднимая презрительный взгляд.

— Мерлин, разумеется, зависит! — вспыхнула она. — Твоя жизнь точно так же зависит от семьи!

— Ошибаешься, — прошипел он, ядовито улыбаясь. — У меня нет семьи, никогда не было и не будет.

Гвен вздрогнула и прокашлялась:

— Мне не стоило…

— Я вырос в приюте, — безжалостно продолжал тот.

— Если тебе тяжело об этом говорить, можешь не…

— Этот гнусный магл бросил мать, потому что она оказалась волшебницей.

— Ты что, выходит, полукровка? — ляпнула Гвен и замерла, потому что поняла: не стоило этого спрашивать.

Том тяжело дышал, ноздри по-звериному раздувались, стрелы бровей сошлись на переносице. Он медленно отставил бокал, отчего Гвен сжалась и принялась оправдываться:

— Я бы ни за что не подумала, — лепетала она. — Ты всегда был таким воспитанным и прилежным…

— Довольно! — Том вскочил с места, и Гвен безотчётно повторила его действия.

Они застыли друг напротив друга. Он смотрел свысока, этот некогда маленький волчонок, который сейчас превратился в настоящего монстра.

Нет, конечно же, не в монстра. Гвен отогнала глупый мираж и едва слышно вымолвила:

— Прости? — это был скорее вопрос.

Что-то в его облике испугало. Что-то, чего она раньше не замечала или просто отказывалась замечать. Его взгляд заметался, это придало сил продолжать:

— Прости, если оскорбила тебя, хоть я и правда не знаю, за что тут извиняться. Я не отношусь к тем волшебникам, что судят по происхождению. Будь ты хоть полутроллем, какая разница, если твои способности стоят дюжины таких чистокровных, как я?

Последние слова Гвен не хотела говорить, они вырвались сами собой, потому что зрели в голове все эти годы, а сегодня подтвердились окончательно. Том сражался блестяще, и если бы не он, страшно подумать, что случилось бы с ней этой ночью.

Она поймала себя на том, что стоит, откинув голову назад, так близко, что может рассмотреть в свете огня радужку его тёмных глаз. Оказывается, синих.

Это маленькое открытие вскружило голову. Может, тому виной густой дурман, заполонивший комнату, а, может, и медовуха, румянцем вспыхнувшая на щеках, но взгляд сорвался на волну его сомкнутых губ.

Оглушительный треск. Порыв ветра ледяной пощёчиной ударил по лицу. Гвен сдавленно вскрикнула, заметив перед собой разбитое окно, а потом перевела взгляд.

Пламя свечи погасло, но осталось в глазах человека, стоящего напротив. Радужки больше не были синими — они полыхали багрянцем.

— Не делай глупостей… — тихое предупреждение.

— Что? — Гвен попятилась.

— Не говори глупостей! — повторил приближающийся голос уже громче и ожесточённее.

Лопатки врезались в дверь, дальше отступать было некуда. Тело пробила крупная дрожь, воздух вокруг накалился.

Реддл достал палочку и направил прямо в сердце. Гвен вжалась в холодное дерево.

— Что ты…

— Депеллендам Инкантатем.

Щёлкнул замок. Кое-как нащупав ручку, Гвен в беспамятстве исчезла за дверью.

Примечания:

ох уж эта избегающая привязанность, дево4ки