Отель «Очаг» (гет)

Десять лет спустя, двадцать второго декабря, высокий мужчина в капюшоне покинул окрестности Хогвартса. Он хотел бы научиться у времени быть таким же размеренным и непоколебимым, но вместо этого порывистым шагом в скверном настроении шёл по заснеженной дороге.

Он не был доволен, хоть и ожидал именно такого исхода. Да, Диадема спрятана — замок помог ему, однако осесть на должности преподавателя так и не удалось. Впрочем, теперь вряд ли удастся и другим.

Дамблдор был прав, в Хогсмиде он, действительно, мог бы обнаружить компанию Пожирателей. Там, у непримечательного трактира, своего господина поджидали Роберт Лестрейндж, который безукоризненно выполнил все поручения, Бруно Трэверс, с которым всё это время поддерживалась переписка, а также Нотт, Мальсибер, и Долохов. Уши и глаза у пронырливого старика здесь повсюду, так что оставаться дальше в его владениях небезопасно.

В темноте блестящей проседью мерцал снег. Его пятнали золотые огни предпраздничного Хогсмида. В нагромождении зданий по Главной улице поселились разношёрстные магазинчики. Среди них дементором рыскала худая тень, и прохожие кутались в мантии, ощущая холодок похлеще декабрьских морозов. Среди множества голосов послышался сиплый смех Трэверса, который в окружении других стоял близ «Кабаньей головы»:

— Это ведь я прикончил его в сорок шестом! — крикнул он кому-то из толпы.

— Повелитель! — Лестрейндж первым заметил Волдеморта и двинулся навстречу.

— Это я перехватил ту сову и отправил ему подарочек от твоего имени, — задиристо продолжал Бруно.

— Удалось ли вам… — начал Роберт, но Волдеморт жестом остановил его.

— Позже подробности, — бросил он и всмотрелся в сумрак.

Статная волшебница в изумрудной мантии застыла на месте, сжимая в руке пакеты из «Сладкого королевства». Трэверс продолжал паясничать со свойственным ему самодовольством:

— Если твой папаша и мог ещё соображать, то последнее, что он узнал перед смертью — это то, что его вздумала проклясть собственная дочь! Как тебе такое, Гвендолин, дорогая?

В мгновение ока она выхватила палочку, и тогда все как один прицелились в ответ.

— Что здесь происходит? — холодно осведомился Волдеморт.

Она резко обернулась на звук его голоса, не успев защититься. В тот же миг синяя вспышка врезалась ей в грудь. Пальцы разжались, и содержимое пакетов рассыпалось по снегу.

— Разве я не говорил вам вести себя тихо, Бруно? — с нарастающим гневом прошипел Волдеморт. — Разве я не велел как можно меньше обращать на себя внимание?

— Прошу прощения, мой Лорд, — стушевался он. — Это девчонка Фоули. Я заметил её в толпе и не сдержался. Может, помните..?

— В штаб, живо! — не дослушав, скомандовал он.

— А вы? — поинтересовался Лестрейндж под хлопки аппарации.

— Я скоро буду, — сухо ответил Волдеморт, осматривая тело на снегу. — Ждите.

— Нужна помощь? — спросил Роберт, проследив за его взглядом.

— Нужна, — кивнул он, сжав зубы. — Отправляйся к остальным и развлеки их, пока я не вернусь.

Лестрейндж, помедлив, исчез, и тогда Волдеморт приблизился к пострадавшей, не веря глазам. Действительно, Фоули собственной персоной. Безусловно, он помнил всё, ведь однажды сам позволил узнать ей больше, чем следовало. Натянув пониже капюшон, он приманил рыжую палочку и левитировал тело, но поразмыслив, подхватил на руки для пущей правдоподобности. О пакетах он и не думал позаботиться — подарки так и остались цветным барахлом утопать в снегу.

Голова её мягко вжалась в плечо, и забытый — ложь! — до дрожи знакомый запах жаром осел внутри. Волдеморт глубоко дышал, не замечая любопытных взглядов посетителей «Кабаньей головы». Утаивать стычку было бессмысленно, а вот притвориться безымянным героем — необходимо. Ведь именно этот неряшливый трактирщик, по словам самого Дамблдора, и был доносчиком. Сейчас он с недовольным видом рассматривал посетителей, явно ожидая объяснений.

— Только что там снаружи произошло недоразумение, — сказал Волдеморт. — Я вмешался, поэтому виновники сбежали. Теперь мне нужна комната, чтобы помочь пострадавшей прийти в себя.

Кто-то сзади похабно хохотнул, не видя, конечно, как лицо под капюшоном перекосилось от сдерживаемой ярости.

— Три галлеона за ночь, — проворчал трактирщик. — Следуйте за мной.

Поднялись на второй этаж, хозяин пропустил их в маленький номер, насквозь пропахший табаком. Он пристально проследил, как гость опустил спутницу на постель, взял оплату и оставил двоих наедине.

Волдеморт остановился у кровати. Теперь в тусклом свете лампы он увидел печать прошедших лет в облике Гвендолин. Волосы, больше не такие длинные и словно потемневшие, рассыпались по подушке, полупрозрачная кожа просвечивала голубоватые вены, а впалые щёки тронула болезненная бледность.

Что произошло с ней за это время? Он мог бы всё выяснить тихо, путём наименьшего сопротивления, попросту проникнув в сон спящей, как и учился у индейских племён во время странствий. Мог бы, но жалел бы потом об этом всю свою бесконечную жизнь.

— Финита, — приказал Волдеморт.

Она открыла глаза, постепенно возвращаясь к действительности. Незнакомая обстановка и чёрный силуэт посреди комнаты заставили её мигом вскочить с постели, сметая одеяло. Она лихорадочно ощупала карманы, а взгляд заметался по полу.

— Это ищешь? — спросил насмешливый голос, и Гвен резко подняла глаза.

Длинные пальцы играли с рыжей палочкой, но она пристально всматривалась в лицо, сокрытое в тени. Тогда Волдеморт сбросил капюшон:

— Как удачно мы встретились, не правда ли? — протянул он.

— Не может быть… — неверяще прошептала она, и страх в ясных глазах уступил место изумлению.

Казалось, она хотела податься навстречу, но что-то её останавливало.

— Верни мне палочку, — выговорила та.

— Всему своё время, Гвен, — звук этого имени потревожил что-то затаившееся под рёбрами.

Он сделал несколько шагов и вкрадчиво заговорил:

— Признаться, ты не давала мне покоя всё это время.

Это правда, он не раз горячился о том, что она могла связать его скорое отбытие со смертью Хэпзибы и исчезновением драгоценностей. Не ровен час, проболталась, посодействовала в расследовании. Разумеется, он не попадётся мракоборцам спустя столько лет, но и лишние толки ему не нужны. Особенно учитывая то, что речь идёт о крестражах.

Гвен не шевелилась, застыв как статуя — произведение искусства.

— Потерпи, — предупредил он, — я намерен успокоить свои подозрения. Легилименс!

Сквозь горящие глаза он без промедлений прорвался в недра её памяти и не ощутил ни малейшего сопротивления. Даже больше, Гвен будто за руку повела вторженца по лабиринтам волновавших его воспоминаний. Там он обнаружил себя в странном золотом свечении. Прекрасный молодой человек — он никогда не был настолько красив.

Вот она снова обняла его там, под огромной люстрой, и сквозь призму её восприятия он почувствовал то, что не позволял себе чувствовать никогда. Тысячи фейерверков взорвались в голове свободно, открыто, ярко. Неужели Гвен всегда была такой?

Но картинки неслись, погружаясь глубже в пучину событий — вот и последняя их встреча. «До скорого», — услышал он собственный ледяной голос, и тягостная пустота обуяла всё существо. Мука, какую не способна сотворить даже самая тёмная магия, грудой стрел вонзилась в спину.

Вот Гвен заходит в покинутый синий номер, и горячие слёзы режут глаза. Она рыдает в подушку, прижимая к себе чёрную книжку, брошенную им когда-то на стол с таким пренебрежением. И он больше не хочет этого видеть — проживать.

«Дальше!» — нетерпеливо скомандовал Волдеморт. Но дальше только хуже. Труп тётушки в кресле. Гвен неотрывно смотрит на завядший букет орхидей в вазе, и оглушительная мысль набатом бьёт по вискам: «Это он! Это он!»

Водоворот увлёк их дальше по жилам времени: опознание, Гектор Фоули с застывшей маской смерти, нескончаемая траурная процессия. Горе утраты и скорбь, которую Волдеморт никогда не испытывал.

Мгла.

А потом туман стал рассеиваться, высвечивая очертания друзей: Алан, Дэйзи, Лукас. Лукас. Лукас. Сменяются виды, но обеспокоенный взгляд карих глаз остаётся неизменным. И живительное тепло возвращается сторицей. Достаточно!

Он оставил Гвен в покое, вырвавшись, наконец, из её разума. Нет, она не выдала ни крупицы правды. С тихим смирением и вселенской печалью в глазах она молчаливо изучала до неузнаваемости смазанные черты некогда привлекательного лица. Они стояли так близко, что он мог бы даже коснуться её, но не смел. Призрачные раны чужой боли всё ещё кровоточили внутри.

— Я десять лет прожил без твоей болтовни, Гвен, — Волдеморт почти взмолился первый и последний раз в жизни. — Скажи хоть слово.

На миг ему показалось, что она влепит пощёчину, и преждевременная ярость затуманила сознание. Но вопреки всему. Вопреки здравому смыслу и всем страданиям, что он причинил ей, отбросив все предрассудки, Гвен всепрощающе и бесстрашно коснулась его щеки. Вымученная улыбка тронула её губы.

— Что ты с собой сделал, Том?

Второй человек за сегодня назвал Волдеморта старым именем, но на этот раз ничто в нём не восстало, наоборот — из её уст прозвучало правильно и единственно верно. И всё же не существовало больше никакого Тома, к которому Гвен взывала.

— Я известен под другим именем, — сказал он.

— Оставь его своим приспешникам, — был ответ.

Тогда Волдеморт перехватил её ладонь и оставил холодный поцелуй на тонких пальцах.

— Моё предложение остаётся в силе, — он ни на секунду не сомневался.

— Как и мой отказ, — она опустила руку и отвела глаза.

— В таком случае, не попадайся у меня на пути, Фоули. Я не ведаю жалости.

Он протянул рыжую палочку и проследил, как Гвен прошла к выходу.

— Стеббинс, — в дверях сказала она. — Моя фамилия Стеббинс.

Покидая комнату, Гвен не догадывалась, насколько особенной была в его жизни. Настолько, что он, Тёмный Лорд, вот так запросто отпустил её, позволил ускользнуть.

Но отпускал ли он на самом деле? Хоть на минуту? Из снов, из мыслей, из сердца. Думал, что да. Уже на следующее утро, когда Волдеморт пришёл в себя, он сумел забыть всё как страшный сон. Кошмар, который с ним никогда не случался. Позже, уже окончательно превратившись в то лицо из треснутого зеркала, он ни разу не вернулся мыслями к этому дню.

И только в последние секунды своей безвременно оборвавшейся жизни, прежде чем смертоносное заклятие обуяло тело, он понял, как жесток был с ней и с самим собой. Понял, что всю жизнь находился в плену у света, у той маленькой заботы и большой доброты, что однажды к нему проявили.

Никто не заметил этого, кроме, может быть, вездесущего Дамблдора, что наблюдал за происходящим с небесного дивана, но в последний момент тень сожаления пробежала по безобразному лицу Волдеморта. Пожалуй, именно она и сразила его наповал, обогнав зелёную вспышку.

Миг, и выцветшие, когда-то тёмно-синие глаза настигла пелена смерти. В тот роковой час по нелепой — или благословенной — случайности он навеки застрял в полутьме двадцатого номера рядом с Гвен, где они юные, прекрасные и по-настоящему живые.

Если в его жизни и было что-то светлое, то это её пшеничные волосы, то это её грушевая мантия.

* * *

Гвендолин доживала дни в общепринятом счастье. Фамильный дом и выводок детей. Старшего Лукас назвал Майклом, а младшего наступил черёд называть Гвен. Она не смела предлагать самое тёмное и самое любимое имя в мире, поэтому сказала, что будет Гектор, в честь отца.

Со временем семья стала замечать, что если речь заходила о политике, то Гвен неизменно втихомолку покидала столовую, ни с чем не соглашаясь и ничего не отрицая. Когда поступали вести о новых смертях, она с замиранием сердца читала газетные строки. Она чувствовала то, что не должна была чувствовать: по-настоящему её волновала участь единственного человека, который уже вконец потерял себя.

В особенно тяжёлые дни Гвен даже принимала всю тяжесть вины на свои плечи. Может, именно ей суждено было остановить то зло, что сейчас неукротимо разрасталось, ещё в зародыше? Да, звучит слишком громко и самонадеянно, но иногда ей казалось, что в своё время она всё-таки сумела приручить того волчонка. Иначе почему он так замирал от её редких прикосновений? И почему вдруг пришёл на помощь во время нападения, которому сам же и поспособствовал? Эти вопросы красной нитью тянулись сквозь полотно её жизни. Жалела ли она, что даже не попыталась ничего изменить? Нет, ведь эта затея была бы явно обречена на провал.

Гвен всегда себя недооценивала.

Второго мая 1998-го, когда ей едва исполнился семьдесят один год, мир разразила весть о гибели Волдеморта. Сыновья влетели в гостиную, чтобы сообщить эту долгожданную новость, но обнаружили бездыханное тело матери в кресле у камина.

Седые волосы распущены, пламя в очаге теплится и дружелюбно трещит. Лицо, тронутое временем, безмятежно и умиротворено. В руках чёрная потрёпанная книжка, открытая на последней странице. Там чернилами отмечен стих:

Однажды смерть освободит их.

Избавит разум от решений,

От злых, порочных прегрешений,

От бед насущных и забытых.

Однажды смерть вознаградит их

За обоюдное стремление,

Свершится воссоединение

Двух душ: увядшей и разбитой.

На долгожданное сближение

Однажды смерть благословит их.

Простынет след

Тех долгих лет,

В разлуке пережитых.