Монстр с нежным сердцем (джен)

В директорской башне, помимо личных покоев, находились и комнаты для гостей, в которых Блэк любезно устроил Гарри и Зейна.

Совершая приготовления ко сну, Гарри никак не мог отделаться от тревожного ощущения и, подстегиваемый им, заглянул к Зейну, просто чтобы убедиться, что у того всё в порядке. И как показала ему интуиция — Зейн не был в порядке, он с потерянным видом кружил вокруг кровати. Гарри, замерев на пороге, с тревогой смотрел, как тот наклонился, потрогал перину, матрас и одеяло, обошел ложе и потрогал постель с другой стороны. Снова прошелся вокруг кровати, трогая тут-там, провел ладонью по фигурной спинке, погладил столб. Внутри у Гарри росла и ширилась тревога по мере того, как Зейн изучал этот самый обычный предмет мебели. К тому моменту, когда он сел на кровать и обнял огромную пуховую подушку, тревога Гарри переросла в страх. Подойдя, он опустился на кровать рядом с Зейном и сбоку заглянул в лицо. Робко тронул руку.

— Зейн, что случилось?

— Это чудо… — гигант зарылся лицом в подушку, отчего голос прозвучал приглушенно. — Я никогда не спал в настоящей постели…

Горло Гарри сдавил спазм, и он обессиленно прислонился к большому телу. О, Зейн… И он когда-то страдал от того, что живет в чулане под лестницей у нелюбимых Дурслей? Тогда как у других не то что кровати, а и крыши над головой нет… Тряхнув головой, Гарри поднялся, взял увеличенную пижаму и принялся молча помогать Зейну переодеться и приготовиться ко сну. В конце концов, спать его тоже никто не укладывал, так что, следуя этой логике, Гарри ещё и накрыл гиганта, и подоткнул одеяло, бережно следя за тем, чтоб «малышу» нигде не дуло. Посмотрел в лицо и замер, увидев удивленно-радостное выражение в синих глазах Зейна. Всё поняв, Гарри протянул руку и погладил лоб и щеку этого большого покинутого ребёнка. Он читал книгу Мэри Шелли, видел сколько-то экранизаций «Франкенштейна», в частности, в исполнении Бориса Карлоффа, сильно перевранное, но какое-то представление о том, как в действительности обращались с монстром и что тот чувствовал при этом, он имел. А значит, надо узнать настоящего Зейна, раз представился такой уникальный шанс лично познакомиться с героем готического романа.

— Расскажи мне, как ты жил эти два года, Зейн.

Зейн ответил не сразу, сначала он лежал, глубоко задумавшись и выбирая, с чего начать. Потом медленно заговорил, сбивчиво и путано, меняя стиль и хронологию:

— На лугах по весне я наблюдал рождение ягнят, видел я и первый вздох телёнка. Смотря на их появление, я испытывал к ним горькую зависть — они рождались с пониманием о мире. Ягнята сразу вставали на ноги, тоненько блеяли, по запаху находили мать и совали мордочки к их вымени, откуда-то они знали, где находится источник пищи… Точно так же знал об этом и телёнок. Облизанный матерью, обласканный и согретый её любовью, он на нетвердых ещё ножках, пошатываясь, добредал до её огромного вымени и начинал жадно сосать, энергично подергивая сосок. И как же отличался от них я! Я был подобен новой тетради с чистыми, неисписанными ещё листами, готовый принять все записи и хранить их вечно. Но мой создатель не воспользовался моими белыми страницами, он равнодушно скомкал и выбросил их, не глядя. Отчасти я понимаю его, но это было позже, много позже, но тогда…

Гарри молча смотрел в печальное лицо, впитывал первые переживания брошенного одинокого создания и вслушивался в тихий глуховатый голос.

— Первые мои шаги были практически в никуда. Я — большой, физически полностью развившийся, умственно должен был начать жизнь с абсолютного нуля, ведь создатель мой оставил меня на произвол судьбы, ни к чему не подготовив и не предупредив. Но я чувствовал. Чувства помогли мне выжить, сориентироваться в этом мире, помогли мне понять, что или как делать то или это… Чувство голода научило меня есть и насыщаться, пересохшее горло — находить воду и утолять жажду. Именно чувства научили меня всему, что нужно знать для того, чтобы выжить: горький вкус ядовитых растений и неприятный запах падали вразумили меня не приближаться к ним. Но мне не хватало самого главного — общения с равным себе. Счастливый случай привел меня к хижине Слепого Скрипача, в пристройке которой я тайно поселился. Сначала я наблюдал за жизнью Скрипача и его семьи — слушал их голоса, старался понять и запомнить человеческую речь. Хоть я и был глупым, всё же некоторые вещи мне передались вместе с памятью тела, из которого меня создали, например, я довольно быстро встал на ноги и сообразил, как пользоваться руками. Правда, при этом не знал, что я такое и как называются мои конечности, но это не помешало мне выполнять те или иные функции. Та же память позволила мне быстро постичь чтение. Во всяком случае я не задумался, что такое книга и что означают эти маленькие значки на её страницах, более того, я откуда-то понимал, что это дневник. Ведь это тело, как ни крути, раньше принадлежало кому-то живому, и, следовательно, у него была память взрослого человека, которому не повезло стать трупом, и уж тем более он не мог предположить, что одному ненормальному ученому взбредет в голову выкрасть его из морга и оживить. Но, видимо, личность умирает безвозвратно, потому что я ничего не вспомнил из прошлой жизни владельца этого тела. Им стал я, и стал с самого начала, с рождения, если можно так выразиться…

— Можно, Зейн, — Гарри успокаивающе погладил лежащего гиганта по груди. — Одно хорошее дело Виктор Франкенштейн всё-таки сотворил — подарил тебе жизнь.

— Да? — грустно посмотрел на него Зейн. — А оставлять меня без знаний он имел право? Ведь я натворил столько ужасных вещей… Останься Виктор со мной, и мне не пришлось бы скитаться по свету и творить злодеяния.

— Да что ты такого ужасного сделал, Зейн? — в отчаянии воскликнул Гарри, искренне жалея гиганта.

— Я отнял жизнь у ребёнка, — тоскливо сказал Зейн. — Вот этими руками я задушил маленького Уильяма Франкенштейна. Ребёнок искал своего летучего змея и совершенно внезапно выскочил на тропу передо мной. Увидев меня, он раскрыл рот, чтобы закричать, но я схватил его и прижал к груди, зажав рот и нос. Он странно задергался, но я только крепче прижал, ведь мальчишку искала няня и была неподалеку, она могла услышать его крик и увидеть меня. И, боюсь, я слишком крепко прижал Уильяма, он умер в моих объятиях…

— Как он задергался? — спросил Гарри.

— Ну… — задумался Зейн. — Ногами дрыгнул раза два и обмяк. Мне даже показалось, что он как-то слишком быстро задохнулся.

— Он не задохнулся, Зейн, — покачал головой Гарри. — Он от страха умер. Слишком впечатлительный оказался.

— Я тоже испугался, — грустно признался Зейн. — Поняв, что он не дышит, я попытался возвратить мальчика к жизни, тряс его, умолял, просил вернуться, дышать…

В груди Гарри всё сжалось от страха и жалости. Не надо быть легилиментом, чтобы представить, как трудно пришлось Зейну тогда. Не имея понятия, как оказывать помощь, этот гигант всё же попытался это сделать, будучи, по сути, таким же ребёнком, как Уильям, и даже младше…

— Гарри, я ужасен, да? — горестно вопросил Зейн. До парня как-то не сразу дошло, о чем тот спрашивает, а когда уловил смысл, то чуть не расплакался.

— Нет, Зейн, нет! Ты невиновен! Это поступок твоего создателя ужасен, он действительно не имел права тебя бросать.

— Гарри, ты очень добр, ты желаешь меня утешить, уверить в том, что я не злодей. Но как быть с тем, что я отнял жизнь у Элизабет и Генри, причем сделал это вполне осознанно, желая отомстить своему создателю, причинить ему как можно больше боли и страданий?

— И чего ты хочешь от меня услышать? — скептически посмотрел на Зейна Гарри. — Каких действий ты от меня ждешь? Что я закричу в ужасе и сбегу, проклиная миг встречи с тобой? Зейн… — Гарри проникновенно посмотрел в глаза гиганту и погладил руку, лежащую поверх одеяла. — Мне тоже доводилось убивать. Первое свое убийство я совершил, когда мне было всего одиннадцать лет. Я хоть и не видел, как умирал Квиррелл, так как потерял сознание, но знал, что он умер. Вернее, директор Дамблдор любезно просветил меня о том, что я убил профессора. Спасибо ему за это, скотине… — Гарри изобразил «благодарный» поклон в сторону и продолжил: — Меня спасло то, что я не осознал преступление как таковое и только поэтому не сошел с ума. Позже мне снова пришлось сражаться и отнимать жизнь, но уже в целях самозащиты, меня и вырастили, как солдата, для войны с Волдемортом… Я многих друзей потерял в этой войне: Фред, Люпин, Тонкс, Грюм… И знаешь что, Зейн? Этих потерь могло бы и не быть. И не будет. Я так сделаю. Оказавшись здесь, я это понял как нельзя лучше. Битвы за Хогвартс и военных потерь больше не будет! Мне представился шанс изменить историю, и я это сделаю. Ты мне поможешь, Зейн? В тысяча восемьсот девяносто первом году мы должны предотвратить нападение подростков на маленькую волшебницу. Это действие, возможно, спасет семью, и роковая встреча двух сильных колдунов не состоится.

Замолчав, Гарри вопросительно взглянул на друга. Зейн, завороженный рассказом, медленно кивнул.

— Я помогу тебе, Гарри. Видит Господь, то, что ты задумал, воистину прекрасно! Это просто великолепно — знать всё, что грядет в будущем, и иметь возможность вмешаться в судьбу. Это очень смело — менять направление в жизненном течении и творить свою собственную историю. В то время, как многие покорно идут по проторенной тропе вокруг горы, ты идешь напрямик — прорубаешь дорогу в скалах.

Замолкнув, Зейн светло улыбнулся Поттеру. Тронутый до глубины души, Гарри сморгнул слезы (что-то он больно сентиментальным тут стал, эпоха, что ли, сказывается?), встал, снова подоткнул одеяло и, взяв подсвечник, покинул спальню.

Проснувшись поздним утром, Гарри и Зейн увидели в изножье кровати приготовленную для них одежду, полотенца и мыло-рыльные принадлежности — Найджел позаботился об их внешнем виде и удобстве. Совершив необходимые процедуры и облачившись во всё свежее, с иголочки, Гарри и Зейн прошли в круглый кабинет, где их ждал директор с завхозом и поздний завтрак.

Расправляясь с индейкой в итальянском соусе, Найджел обратился к помощнику:

— Ну что, Грейс, нашел себе подмогу?

— Ну, двое согласились отправиться со мной в Даффтаун, а о доставке лошадей, говорят, придется на месте договариваться. Так что, почитайте, я и не нашел никого…

— Плохо, — нахмурился Найджел. — Нам нужны новые лошади взамен ушедших на пенсию по старости. Слушайте, а Пегги потянет?

— Пегги? — завхоз с сомнением пожал плечами. — Ну, на один раз ещё туда-сюда, но речь-то о молодых животных.

— Простите, а зачем вам лошади? — осторожно вклинился Гарри.

— Школьные кареты возить, — мирно объяснил Грейс. — Бобби и Дик отправлены на заслуженный отдых, и нам понадобилась молодая смена.

Гарри припомнил пару клайдсдейлов на выпасе и смутился.

— А разве кареты не фестралы возят? — спросил было он и прикусил язык, вспомнив, что фестралов приручил и приспособил к делу как раз Хагрид, а до его рождения ещё уйма времени. Но, как оказалось, он чуток поторопился со своим суждением…

— Фестралы? — весело удивился завхоз. — Ты что, парень? Разве их можно оскорблять упряжью, этих крылатых гордых зверей? Не-е-ет, фестралы другому делу полезны, а школьные кареты с санями и простые кони потаскают.

— А как же тогда фестралы будущего? — пришел в полное недоумение Гарри. — В моем времени они будут спокойно возить кареты и оскорбленными при этом не станут выглядеть.

Найджел и Грейс озабоченно переглянулись над столом. Потом Найджел посмотрел на Гарри.

— Помнишь, ты рассказал о призраках, заполонивших Хогвартс? Так вот, мне кажется — это один из многих беспорядков твоего времени. Не знаю, что произошло в будущем и почему, но то, что привидений стало много и фестралов запрягли в кареты, есть не что иное, как полная деградация волшебного места. Ну-ка, расскажи, что ещё сулит нам туманное «завтра»?

— Да разве ж я знаю? — убито пробормотал Гарри.

— Парень прав, — посмотрел на директора Грейс. — Он не в курсе нынешних событий. Посуди сам: мы упомянули о лошадях, а он вспомнил о фестралах, которые в его времени исполняют конскую работу.

«Ага, верно… Наш директор Дамблдор и школьный завхоз Филч никогда не завтракали вместе и не обсуждали хогвартские дела», — уныло подумал Гарри. И предложил:

— Хотите, я помогу вам с доставкой лошадей из Даффтауна?

— Я тоже, — поднял ладонь Зейн. — Мы вместе поможем.

Найджел заулыбался и посмотрел на Грейса.

— Ну вот тебе ещё два помощника!

Первые два оказались кентаврами, к полному неожиданному изумлению Гарри. Ну, Зейн понятно, он их действительно впервые в жизни увидел, но как помощники, кентавры удивили Гарри до икоты и спотыкания. Посмотрев на его запинки, Найджел и Грейс напряглись.

— Только не говори мне, что кентавры в будущем вымерли… — встревоженно забормотал Грейс.

— Нет-нет, они не вымерли, а только обособились и перестали помогать волшебникам, — торопливо объяснил Гарри.

— Так они и сейчас не помощники нам, а добрые соседи, которые пришли помочь советом в подборке хороших коней, — миролюбиво сообщил Найджел.

— Да? — Гарри с таким изумлением посмотрел в ответ, что маги смутились. — У нас кентавры даже советом не помогут, а будут часами рассуждать о том, что Марс сегодня красный… За исключением Флоренца, он заметно отличается от прочих своих сородичей.

На это завхоз с директором только руками развели. После чего приступили к приготовлениям в путь-дорогу: запрягли в телегу шайра, подвели Гарри заседланную кобылу, показали, куда ногу ставить и за что держаться, и отправились. Грейс сел на облучок и взял в руки вожжи, Зейн устроился в кузовке на сене, а кентавры порысили по сторонам телеги. Гарри потрюхал следом на гнедой раскляченной кобыле, сразу бросив все попытки её собрать и построить. Вредная скотина сбору не поддалась и мстительно растрясла всаднику все кости.

Выехали к полудню, добрались к вечеру. Ехали по таким живописнейшим местам, что Гарри временами забывал о цели пути и отбитых тряской ягодицах, отваливал челюсть и пучил глаза на открывающиеся панорамы. А посмотреть тут было на что… Представьте себе горные кручи, улетающие в заоблачную высь, и не где-то на горизонте, а тут, прямо перед тобой. Причем сколько ни задирай голову, хоть до хруста и перелома шейных позвонков, вершины всё равно не увидишь. Ракурс не тот…

Хайленд. И этим всё сказано. С точкой. Знаменитые хайлендские плоскогорья, историческая родина горцев и МакЛаудов.

Вечер скрыл укачательные красоты, и к конеферме в Даффтауне Гарри прибыл вполне очухавшимся, правда, испинать себя он испинал вдоль и поперек — семь лет в Хогвартсе учился, а ни разу за все годы не заглянул дальше квиддичного поля. Тьфу!

Народ на ферме был посвящен в дела волшебников, и кентаврам никто не поразился. Более того, тут же накрыли для них плотницкие верстаки, не один год служившие им столами. Остаток вечера ушел на подбор лошадей, торги и сон здесь же, в хозяйском доме. Причем кентавры здорово помогли, в момент вычислив больных, хромых и прочих калечных кляч, которых привели и попытались сбыть владельцы окрестных ферм. Конская ярмарка — это конская ярмарка, своеобразная биржа, на которой каждый рискует проиграть и выиграть.

Не дожидаясь утреннего наплыва покупателей, кентавры собрали лучших коней в загоне и откланялись, заторопившись обратно в Запретный лес.

Благодаря кентаврам, наши герои выиграли, приобретя отличных лошадей, молодых и сильных. А с учетом пополнившегося состава школы директор велел привести не двух коней, а четырех. Велел строго, даже приказал, так что пришлось Гарри и Зейну себе тоже коней подбирать. Эта задача вызвала у Гарри сильную головную боль. Он никак не мог врубиться — зачем магу лошадь, да ещё верховая?

— Грейс! — взмолился он. — Ну зачем мне конь? С каких это пор волшебнику понадобился скакун? Метлы и трансгрессии мне вполне хватает…

— Метлу оставь голым девочкам для полетов на Шабаш и парням-квиддичистам, трансгрессию — для экстренных случаев, когда действительно надо переместиться быстро и споро ради спасения жизни. Но запомни, парень… не знаю, что у вас там в будущем произошло, метла не заменит верного спутника. Ни самая скорая метла, ни точная трансгрессия, они никогда не станут другом волшебнику. На это способен только живой конь, умный и преданный. Так что заткнись и выбирай!

Получив столь прочувствованную отповедь, Гарри покорно заткнулся и занялся выбором животного. Для начала посмотрел, где Зейн, и обрадовался, увидев, что тот вываживает по кругу огромного брабансона. Умничка такой, уже выбрал! Воодушевившись, он тоже начал присматриваться к лошадкам, решив найти себе самую смирную. Но… Волшебник, как и человек, предполагает, а Мерлин, как господь-бог — располагает. Гарри уже который круг нарезал, выискивая среди отобранных кентаврами самую подходящую лошадь, и так увлекся высматриванием, что выпал из реальности и перестал замечать что-либо окрест себя, в том числе и жеребчика, который вдруг страшно заинтересовался его спиной и уже прошел несколько кругов, следуя за ним.

— Гарри, — окликнул Зейн. — Может, этого возьмешь? Он уже с полчаса за тобой бродит…

Гарри обернулся и увидел прямо позади себя умильную морду мышастого зверя. Его лицо, как в зеркальцах, отразились в глянце больших влажных глаз, обрамленных густыми длинными ресницами. Поймав на себе взгляд потенциального хозяина, конь подстегнул события, кокетливо взмахнув ресничками, как заправская модница.

Хогвартская конюшня пополнилась двумя школьными упряжными лошадьми, роскошным брабансоном Зейна по кличке Маффин Браун, и мышастым мелким Мышонком Гарри. Это была его тихая месть конскому роду — жеребец по кличке Мышь. Потому что лошадь должен выбирать человек, а не конь — его…