Выше неба — дальше горизонта (джен)

Серо-синие волны Северного моря с шипением набегали на пустынный каменистый берег, забрызгивая блестящими каплями большие, прихотливо изломанные валуны. Отлив обнажил ровную линию высоких камней-колонн, напоминавших менгиры. Они ненадёжной тропой тянулись в море, к скалистому островку, тонущему в утреннем тумане. Лучи рассветного солнца лениво ползли по отвесной скале медно-коричневого цвета. Она возвышалась над берегом на многие метры, и на самом её краю стоял посеревший от времени маяк, не освещавший ничьего пути уже несколько столетий.

— Добро пожаловать в Холлоу-Энгл, Гарри, — сказал мистер Грант, когда они приехали. — Прекрасное место, не так ли?

— Дядя имеет в виду, что из-за магической аномалии здесь не работают чары Надзора, — вклинился Хэндри.

— Надеюсь, в этом году больше ничего не взорвётся, — буркнул его дядя. — Идите раскладывайтесь. Сегодня моя очередь готовить.

— Пошли! — Хэндри потянул Гарри по каменистой дорожке к двери, пока мистер Грант загонял машину в гараж, пристроенный к маяку.

Дорожку от тяжёлой дубовой двери отделяла одна ступень, похожая на плоский камень, который вмуровали в землю. Дверь вела в тесное тёмное помещение, где с трудом могли разойтись двое. По обеим сторонам были двери попроще — в кладовку и котельную. Впереди винтовая лестница уходила вверх и вниз.

На втором этаже располагались полукруглые ванная и кухонька со старой плиткой и маленьким столом. Третий этаж занимали две спальни, похожие больше на корабельные каюты. Может быть, комната мистера Гранта выглядела нормально и респектабельно, однако Хэндри точно обитал в приключенческо-романной обстановке. Узкая койка с лоскутным одеялом, деревянный сундук с плоской крышкой, глобус на нём, откидной столик, табурет, карта Великобритании на стене, круглое окно, штурвал вместо вешалки и пиратская треуголка на спинке кровати — сразу становилось ясно, что в комнате живёт Хэндри Грант.

— В кладовке есть хорошая раскладушка, — сообщил шотландец. — Вполне поместится между сундуком и кроватью.

— Как так вообще получилось? — Последние часы Гарри пребывал в растерянности. У него вдруг появились родственники, которые забрали его у Дурслей, и среди них оказался Хэндри.

— Ну, если кратко, то у Роберта Гранта был сын Шон. Кузен Хельги Манглс. У него был сын, а у неё — дочь Оливия Гленарван, я уже говорил. Дальше по линии Грантов рождались сыновья… И моя мама — младшая сестра дяди Хьюго. А вот род Гленарванов прервался на дочери Оливии. Замок разбомбили во время войны, и она переехала в Англию. Там её следы надолго затерялись… Хочешь ещё одно путешествие в прошлое? — прервался Хэндри, умостившись на сундуке.

— Мне нравится тебя слушать, — признался Гарри. Он выдвинул из-под стола табуретку и переложил с неё какие-то чертежи кораблей.

— В таком случае давай сначала выспимся в счёт ночной поездки, а потом я всё расскажу, идёт? Ты явно спать хочешь.

Конечно, Гарри хотел спать! Всю ночь он рассматривал в окно машины проносящиеся мимо новые пейзажи и не сомкнул глаз. Но признаваться в своих слабостях другим было даже труднее, чем с этими другими общаться. Десять лет в чулане что-то да значат.

К счастью, проницательный Хэндри понимал Поттера и без слов. Гарри был искренне за это благодарен.

И, что важно, обещания свои Грант исполнял.

Отоспавшись, Хэндри и Гарри влезли на верхнюю площадку маяка, где стоял большой фонарь с треснутым стеклом и погнутыми перегородками. Грант выбрал место поудобнее и расположил там плед. Ещё одним они укрылись.

Над пустошью разгорался оранжевый закат, солнце медленно катилось за далёкие горные вершины, а Хэндри снова говорил. Почему-то он действовал на Гарри завораживающе, как сирена. Больше никто так не умел.

Его истории начинались обыкновенно как хроники, потом рассказчик увлекался и добавлял эмоции. Как и сегодня.

* * *

Анна Уайт уехала из Шотландии в двадцать лет. Она была молода, недавно вышла замуж. Ей хотелось жить в центре мира, а не в замшелом Гленарван-касле. Шёл 1935 год, Анна предвкушала простую, но счастливую жизнь, распланированную на многие годы вперёд.

Миссис Уайт мечтала, как будет по утрам провожать мужа на работу, как будет нянчить малышку-дочь, а может, и не одну — у соседки, миссис Певенси, уже четверо детей! Потом её дочь — Анна непременно назовёт её Эмили — вырастет и станет самой красивой девушкой в Лондоне…

Крошка Эми родилась в конце 1936. Это было 29 декабря, вскоре после Рождества. Юная мисс Уайт оказалась на удивление красивой малышкой, как сказала миссис Певенси. Уж она-то знала — у самой две дочери!

Жизнь текла тихо и размеренно, точно по плану Анны. Каждое утро её муж-полисмен уходил на службу, а она смотрела ему вслед с крыльца. Крошка Эми складывала разноцветные кубики и разучивала новые слова: «ма-ма», «па-па», «кош-ка», «ка-ша», «бом-ба».

С осени 1939 мир неуловимо изменился. Вроде бы всё было по-прежнему: крыльцо, кубики… Вот только по радио теперь передавали тревожные новости. Война. Смерть. И пусть до Лондона они не дошли, страх уже поселился в душах горожан.

Год спустя начались авианалёты. Сначала на юг, потом всё севернее. 29 декабря 1940 была атакована столица. Это был четвёртый день рождения Эмили Уайт.

Они с мамой выбежали из дома посреди ночи в одних ночнушках и, семеня босыми ногами по битому стеклу и каменной крошке, кинулись к станции метро, находившейся возле дома.

В небе жужжали-ревели большие железные птицы. Они то и дело сбрасывали странные, совсем не птичьи, продолговатые яйца. Только если обычные птицы несли яйца съедобные, то эти — такие же железные, с огнём вместо белков и желтков. От таких яиц — взрослые придумали называть их бомбами — в домах бились стёкла, рушились стены. Люди от них умирали. Эми не знала, что значит «умирать». Мама говорила, что бабушка умерла, но как это?

Одна птица подлетела очень близко — Эми даже увидела её холодные жёлтые глаза, которые, как фонари, искали что-то на земле. Сквозь громкий рёв-клёкот железной птицы девочка услышала крик: «Забирай и беги!» Мама бросила ей какую-то книгу, и Эми побежала дальше. Ведь мама всегда говорит правильные вещи.

Эмили уже подбегала ко входу в метро. Мама просто поскользнулась на стекле, но скоро обязательно догонит её.

Маму опередила волна горячего воздуха, буквально втолкнувшая Эми в дверь. Следом влетело несколько камешков — та самая крошка, которая в изобилии валялась на улице.

Мама так и не пришла. И папа — тоже. Вместо них Эми забрали какие-то незнакомые люди. Потом были приют, другой приют и третий… В 1946 десятилетнюю Эмили удочерила бездетная семья из рабочего городка Коукворта.

Она больше не покидала его. В Коукворте Эмили Уайт выросла, вышла замуж за мелкого лавочника Марка Эванса, поселилась в дивном коттедже с палисадником, родила двух дочерей: забавно-строгую Петунию и милую Лили.

В конце 1966, за день до тридцатилетия Эмили, в дверь постучал некий Ангус Грант. Он представился её четвероюродным братом, преподнёс корзину цветов с незначительным, но приятным подарком и вежливо откланялся. Потом Ангус писал где-то раз-два в месяц, иногда они выбирались куда-нибудь семьями. У него были красавица-жена Айви, дочь Ирма одного возраста с Лили и сын Хьюго на пару лет старше.

Ещё больше семьи сдружил Хогвартс: Лили и Ирма поступили туда вместе, правда, на разные факультеты. С Петунией у сестры, к несчастью, случился разлад. Лили даже половину каникул теперь проводила на севере Шотландии. Но Эмили верила: однажды они вырастут, забудут детские обиды — и всё наладится.

Увы, этого не произошло. Лили встретила свою любовь в магическом мире, Петуния вышла за обычного человека. Они не общались. Даже на похоронах родителей, хотя Эмили этого по понятным причинам не узнала, присутствовала только старшая. Лили никто так и не сообщил, что её отец и мать погибли в автокатастрофе.

* * *

— А книга? Это ведь её Анна отдала Эми… моей бабушке? — спросил Гарри.

Солнце село. На западе еле-еле горела оранжево-красная полоса неба. Со спины дул ночной и какой-то совсем не летний ветер, но под пледом пока было тепло.

— Эмили работала машинисткой в типографии. Она перепечатала рукопись Гленарвана и заказала переплёт. К сожалению, оригинал сильно истрепался и затёрся. Ну, а позже… — Хэндри на мгновение замолк и с тоскливым вздохом сообщил: — Она отдала книгу Лили, а та подарила на день рождения моей матери. Представь, у дяди почему-то не осталось её фотографий. Я знаю, как выглядела Лили, но ни разу не видел мамы. Она тоже погибла в восемьдесят первом, — пояснил он.

— Если они дружили, может, в моём альбоме она есть?

— Пойдём искать? — предложил Хэндри. — Тем более уже стемнело, а ночью тут лучше из дома не выходить — аномалия бушует.

Они спустились в комнату, и Гарри зарылся в сундук. Вернее, в сундучок размером с современный медицинский чемоданчик, зачарованный на расширение пространства.

Вообще, тот подарок Хагрида трудно было назвать фотоальбомом — просто коричневая папка из плотного картона с десятком колдографий внутри. Большинство из них сделали ещё в школе.

Вот отец с тремя друзьями-гриффиндорцами: Сириусом, Ремусом и предателем Питером. Вот мама со стопкой учебников. Снова отец и Сириус — в квиддичной форме. Мама со стайкой девушек-гриффиндорок. Они оба, танцующие в хороводе осенних листьев. Вот выпускной, седьмой курс Гриффиндора в полном составе. Свадебный вальс. Парадное колдо со свадьбы — впереди мама, отец, Сириус, Марлин МакКиннон, если верить подписи; сзади — куча народу, все машут так, что не разобрать лиц.

На девятом колдо — выпускники Хогвартса за 1977 год: семнадцать человек, парни стоят, девушки сидят перед ними на стульях. Отец в середине, за мамой. Рядом — Сириус и Марлин. В левом углу — угрюмый Северус Снейп в гордом одиночестве.

— Мама училась на Хаффлпаффе, — сказал Хэндри.

— Здесь нет девушек оттуда. Она училась семь лет?

— Да.

Гарри перевернул колдо. Подписей на нём оказалось восемнадцать. Ирма Грант записала своё имя первой. То есть, если девушки писали по примеру парней — как сидели, она должна была находиться перед Снейпом.

— Ну-ка, посмотрим! — Хэндри постучал пальцем по колдо, разогнав нарисованных людей. Они разбежались в разные стороны, и стал видел ещё один стул. Пустой.

— И что это? — недоумённо пробормотал Грант. — Она что, ушла с колдо?

— Подожди, есть ещё одно. — Гарри достал из папки последнюю колдографию.

Это было изображение четырёх девушек, отбивающих чечётку. Каждая — в костюме и при цилиндре. Брюнетка, блондинка, тёмно-рыжая и светло-рыжая. Лили, Марлин и Фиби Аббот ребята опознали легко. Последней, судя по подписи, была Ирма Грант.

— Почему она исчезла с первого колдо? — Хэндри не мог оторвать взгляда от изображения матери.

— Возможно, его хозяин её не любил? А, нет, это копия колдо из школьного архива. Тут печать библиотеки Хогвартса.

— А это прислала профессор МакГонагалл. Я спрошу у неё, когда мы вернёмся в школу, — решил Грант.

С того дня они больше не говорили о своих семьях. Нашлось много менее печальных тем для беседы.

Зелья. Гарри их любил (если забыть про Снейпа, конечно), Хэндри уважал, а вокруг маяка росло огромное количество ингредиентов. Правда, набор был довольно зловещий: аконит, паучьи лилии, маленькая колония мандрагор, ещё какая-то гадость…

Полёты. В квиддич ни один из них не играл, но полетать на скорость любили оба. Хэндри достал секундомер, и они поочерёдно наматывали круги над берегом.

Заклинания и, главное, Патронус. Гарри так и не научился вызывать его — не мог вспомнить ничего по-настоящему счастливого. Хагрид принёс письмо — это сначала страх и усталость, а уж потом счастье. Косая аллея — опять страх, боязнь такого количества людей, которые его знают и считают Героем. Гриффиндор — радость с привкусом боли и досады, травля на втором курсе и зависть на четвёртом. Крёстный Сириус — это недоумение, ведь он не написал ни одного письма за всё время. Верная подруга Гермиона Грейнджер — это боль, ледяная вода и безнадёжность.

— У многих магов проблемы с Патронусом, — сказал Хэндри. — В Хогвартсе он даётся на шестом курсе, и то дополнительно. Кто-то может вызвать серебряную дымку, а вот телесный Патронус мало у кого получается.

— У тебя получилось? — поинтересовался Гарри.

— Как тебе сказать… — вздохнул Грант. — У меня есть одно безусловно счастливое воспоминание, которое не перекрыть ничем. Но я всё время начинаю думать о другом — очень уж оно с моей мечтой перекликается. В общем, я наколдовал Патронус с седьмой попытки, но не могу удержать его дольше пяти секунд. Смотри. — Он выхватил из рукава палочку и воскликнул: — Экспекто Патронум!

Серебристое облачко, созданное Хэндри, приняло облик полупрозрачного единорога с сияющими гривой и хвостом. Волшебный конь встал на дыбы — и тут же развеялся.

— Хоть что-то, — буркнул Гарри. Ему было немного по-детски обидно.

— Эй! — Хэндри растрепал отросшие рыжие волосы Поттера. — Всё будет, товарищ! Не грусти!

И Гарри не грустил. Разве можно сохранять плохое настроение, когда тебя тянут исследовать вересковую пустошь, купаться или летать? Ну, или пирог готовить. Яблочный.