Здание госпиталя святого Мунго было старым. Изнутри оно представляло собой путаницу разномастных коридоров и лестниц, ведущих не только на другие этажи, но и в глухие альковы или неизвестного назначения эркеры с пыльными мозаичными окнами. В одном из таких эркеров между вторым и третьим этажами сидели Гермиона и Гарри. Уединившись здесь, они чувствовали себя спокойнее.

— Значит, у вас с Роном всё уладилось? — спросил Гарри, ковыряя пальцем гниющее дерево подрамника пустующей картины.

Гермиона кивнула.

— Он сам не свой после нападения. Храбрится, конечно, но я вижу, как он напряжён. — Она помолчала и всё же добавила: — Я видела, как Джинни заходила к Джорджу.

— Она часто у него бывает. Говорит, ему стыдно за срыв на похоронах.

— Глупости! Такого нельзя стыдиться.

— Это Джинни и пыталась ему объяснить.

— Как она? — сочувственно спросила Гермиона.

— Держится. Порой смотрю на неё и не могу поверить, что ей всего шестнадцать.

Они помолчали.

— Я тут походил по госпиталю, — заговорил Гарри после паузы. — Странно, но я не нашёл ни одного работающего радио, ни одной газеты и не видел, чтобы за эти две недели кого-то навещали. Невилла с Луной отправили домой прямиком через камин. Мы ничего не знаем о том, что происходит снаружи.

Гермиона вздохнула. Мысль о том, что доступ информации в госпиталь был нарочно пресечён, пришла ей почти сразу. Её это не особенно взволновало, ведь отказ от внешнего мира спасал их в том числе от журналистов, которые наверняка жаждут узнать подробности из уст самого Гарри Поттера.

— Уверена, это было сделано из лучших побуждений… — начала она, но Гарри не слушал.

Он тщетно пытался счистить пятно с указательного пальца.

— Чем, чёрт возьми, рисуют эти портреты? Ай! Жжётся!

Гермиона осмотрела его руку.

— Надо показаться целителям.

— Ты что-то говорила, — напомнил Гарри, когда они вошли в коридор первого этажа.

И вдруг остановился.

— Гарри, что…

— Тихо, — он поднял ладонь и прислушался.

Из ближайшего кабинета доносились голоса.

— Не вижу смысла это обсуждать. Я теперь исполняю обязанности министра и несу ответственность в том числе и за их безопасность.

«Кингсли», — одними губами произнёс Гарри и подкрался к неплотно закрытой двери в кабинет заведующего.

— Я понимаю. Но не слишком ли много ты на себя берёшь? Они не дети и способны сами принимать решения.

— Может быть. Но не сейчас. Мне не нравится думать, что мы сидели в подполье, пока эти подростки фактически воевали вместо нас.

— Это не так, Кингсли. Вы делали свою работу, они — свою. Открыто противостоять режиму Того-Кого-Нельзя-Называть не было никакой возможности…

— Мерлина ради, называй его по имени.

— Прости, привычка.

— По-твоему, рисковать их жизнями было правильнее? Нет, Спенсер, не хочу даже говорить об этом. Мы взвалили на них слишком много, так что теперь я намерен дать им возможность жить жизнью обычных подростков. Без всех этих скользких типов из «Пророка» и прочих послевоенных проблем.

— Но они уже давно перестали быть обычными подростками.

Гарри подарил Гермионе красноречивый взгляд, который ей совершенно не понравился.

— Ты что собрался делать? — прошептала она, но Гарри уже решительно распахнул дверь.

Мистер МакИвер поднялся из-за стола.

— Прошу прощения, я сейчас занят, — нетерпеливо произнёс он.

Сидящий напротив него мужчина медленно развернулся.

— А, Гарри. — Он встал, опираясь на трость. — Гермиона.

— Мистер Шеклболт, — вежливо приветствовала она.

— Рад встрече, — доброжелательно отозвался Кингсли. — Вижу, вы идёте на поправку. Ты что-то хотел, Гарри?

— Мы вообще-то искали целителя, — поспешила вклиниться Гермиона и взяла Гарри за руку, демонстрируя пятно от краски на его пальце.

Спенсер МакИвер вышел из-за стола и опустил очки с высокого лба на нос.

— Краска с портрета, если я не ошибаюсь? — он хотел взять ладонь Гарри, но тот отступил на шаг.

— Я пришёл поговорить.

— О чём? — осведомился Кингсли и сложил руки на набалдашнике трости.

— О вашем плане на Пустоши.

— Что тебе известно о плане?

— В том и проблема, что мне ничего неизвестно. Вы обязаны были сообщить нам о своих намерениях. Что вы приказали? Охранять меня в ущерб остальным?

Развернув стул так, чтобы быть лицом к Гарри и Гермионе, Шеклболт грузно сел.

— Во-первых, — неторопливо начал он, — приказ был дан охранять всех, кто находился на Пустоши. Мы предполагали, что может быть организовано нападение, поэтому каждый взрослый был проинструктирован на случай опасности. А во-вторых, я, будучи исполняющим обязанности министра магии, считаю своим долгом оберегать вас в первые месяцы и обеспечивать должную защиту.

— А наше мнение вас не волнует? Извините, господин исполняющий обязанности министра, — с нажимом проговорил Гарри, — но вы не имеете права решать за нас.

МакИвер тем временем смешал нужные ингредиенты, получив густую тёмно-коричневую мазь.

— Позвольте, мистер Поттер.

— Мой друг Рон пострадал, потому что вы скрыли от нас свои планы, — продолжал Гарри, пока МакИвер бинтовал его палец.

— Рон Уизли пострадал, потому что вы не выполнили приказ.

— Приказ бросить своих друзей?

— Гарри, сейчас не время геройствовать, а время набраться сил.

— Дело не в том, что я хочу геройствовать, а в том, что вы лишили нас выбора! Что ещё должно произойти, чтобы вы поняли, что всё нужно делать сообща?

— Ты закончил?

Гарри нахмурил брови, но спорить больше не решился и перевёл тему:

— Вы поймали многих Пожирателей. Кого-то уже судили?

— Гарри, я не хотел бы втягивать тебя… Ну хорошо. Через несколько дней состоится слушание по делу Драко Малфоя. Тебе есть что об этом сказать?

— Я хочу свидетельствовать в его защиту.

Шеклболт удивлённо приподнял брови.

— Объяснись.

— Его мать спасла мне жизнь. Это произошло в Запретном лесу. Риддл ударил в меня Убивающим заклятием. Я умер… а потом вернулся и услышал, как он просит проверить, жив ли я. Ко мне подошла мать Драко. Она хотела узнать, что с её сыном. Я ответил, и она солгала Риддлу, сказав, что я мёртв. Вы должны понимать, как сильно она рисковала.

Шеклболт в задумчивости потирал подбородок.

— Достойный поступок. Но разве она не действовала исключительно в своих интересах?

— По-вашему, я об этом не думал? Что мешало ей выдать меня, когда она узнала всё, что хотела?

— Вероятно, страх. К тому моменту Люциус уже потерял уважение Волдеморта, и Нарцисса должна была понимать, что им не светит ничего хорошего при его правлении. С другой стороны ты, — он указал концом трости на Гарри, — мальчик, дважды выживший после смертельного заклятия. Нарцисса знает, что у магии есть свои законы. Законы, которые ты непостижимым образом нарушил. Возможно, это заставило её задуматься. У неё было мало времени для принятия решения, и, я полагаю, в тот момент она увидела шанс и зацепилась за него.

— Какой ещё шанс?

— Что тебе удастся победить. Безусловно, Нарцисса понимала, что в случае поражения Волдеморта её семья, скорее всего, будет жестоко осуждена. Но это всё же лучше, чем существование в постоянном страхе за судьбу всего рода. Убей Волдеморт Драко — и род Малфоев прервался бы навсегда, поэтому твоя победа становилась лучшим вариантом.

Гарри ошарашенно глядел на Шеклболта.

— Вы в самом деле считаете, что она могла обдумать всё это за те доли секунды?

— Нет, разумеется. Уверен, она обдумывала разные варианты с того момента, как Драко не смог выполнить задание Волдеморта. А может, и раньше, сразу после провала Люциуса в Отделе тайн. Нарцисса умная женщина.

— Но разве это не повод вступиться за них? За Драко и Нарциссу. Им можно было бы организовать другое наказание. Например, общественные работы или оказание материальной помощи…

— Это здравый подход, — одобрил Кингсли. — Я бы даже сказал, прогрессивный для нашего застрявшего в Средневековье общества. Но я всё равно не могу позволить тебе свидетельствовать. Ни тебе, ни кому-либо из твоих друзей. Я приложил слишком много усилий, чтобы обеспечить вам безопасность и несколько недель спокойной жизни. Если ты сейчас публично выступишь в защиту кого-либо из обвиняемых, всё пойдёт прахом.

— Но…

— Далеко не все приспешники Волдеморта пойманы, Гарри. Кто, по-твоему, напал на нас на Хэмпстедской пустоши? Вообрази, что будет, узнай они о твоих попытках спасти от Азкабана их бывших союзников.

— Да ведь это всего лишь жалкая горстка побеждённых! — воскликнул Гарри. — Кучка беглецов. Глупо принимать их всерьёз.

— Глупо как раз не считаться с ними, — возразил Шеклболт. — Я многое знаю о них, Гарри, и знаю, в чём их сила. Для них чистота крови — не пустой звук. Это их идеология, а сломить человека, у которого есть неколебимая вера во что-либо, крайне сложно. Кроме того, Дьюол Нотт, их главарь, сильный искусный маг без грамма совести и с хорошо слаженным соображением. Он опасен. Вот тебе первый урок аврора: никогда не стоит недооценивать противника, Гарри.

— Но ведь мы тоже во что-то верим…

— Безусловно. Однако беглецам из отряда Нотта уже нечего терять, они загнаны в угол, а прижатый к стене зверь сражается не на жизнь, а на смерть. Я не могу гарантировать, что эта борьба с кучкой беглецов не растянется ещё на год, а то и больше.

— Значит, вам тем более нужны дополнительные силы! Я готов драться. Уверен, и остальные тоже, — тут он обернулся к Гермионе.

— Прости, Гарри, я согласна с мистером Шеклболтом, — сказала она.

— Гермиона умная девушка, — произнёс Шеклболт. — Советую тебе прислушаться. Не думай, что я хоть сколько-нибудь преуменьшаю твои заслуги. Далеко не каждый подросток сумел бы принять подобную участь с той стойкостью, с какой принял её ты. — Кингсли поднялся, тяжело опираясь на трость, и на лицо его упала суровая тень. — Но если не возьмёшь себя в руки, я подберу тебе одиночную камеру в Министерстве на пару-тройку суток, чтобы ты смог успокоиться. — Он забрал со стола фиолетовую феску. — Полагаю, ты предпочтёшь всё же остаться в госпитале.

Гарри, не прощаясь, вылетел из кабинета.

— Извините, господин исполняющий обязанности министра.

— Всё в порядке, Гермиона. Признаться, я ожидал куда более бурной реакции. Мне нравится его бунтарский дух. Было бы гораздо хуже, прими он мои ограничения с покорностью.

Гермиона улыбнулась.

— До свидания, мистер Шеклболт.

— Гермиона. — Она мгновенно уловила смену тона. Шеклболт приблизился к ней и, понизив голос, произнёс: — Подробности об участии Нарциссы Малфой в победе не должны уйти за пределы этих стен.

Добрых полчаса Гермиона потратила на поиски Гарри. Он обнаружился в небольшом тупичке на шестом этаже — сидел прямо на полу, распугивая пауков искрами из волшебной палочки. Единственным источником света было узкое зарешёченное окошко.

— И давно ты тут прячешься? — спросила Гермиона, садясь напротив.

— Просто не хочу никого видеть.

Гермиона хмыкнула.

— А ещё рвёшься прочь из госпиталя. Ты не публичный человек, Гарри, а там, за этими стенами, тебя ждёт такой шквал внимания, что шесть лет в Хогвартсе покажутся невинной шуткой. Зря ты так злишься на Шеклболта, он ведь для нас старается.

— Старается? Он нянчится со мной, как с младенцем! Я, чёрт подери, победил Волдеморта и выиграл войну!

Гермиона поджала губы, чтобы не рассмеяться. Уж больно по-детски обиженно прозвучали слова друга.

— А ты вообще-то могла бы меня поддержать, — недовольно добавил он.

Она укоризненно покачала головой.

— Гарри, это ребячество. Скажи мне, где бы ты сейчас прятался, не оставь он нас в покое в госпитале? Тебе никогда не нравилось повышенное внимание. Помнишь, что творилось сразу после победы? Думаешь, народ хоть сколько-то успокоился? Наверняка вся магическая Британия празднует, люди с ума сошли от счастья! Ты — национальный герой для них. Журналисты готовы на всё, лишь бы заполучить твоё интервью. Шеклболт избавил тебя от труда общаться с ними хотя бы в первые недели. Кстати, он просил не распространяться об участии Нарциссы, — добавила Гермиона. — Уверена, он уже знал то, что ты ему рассказал.

— Откуда? До сегодняшнего дня знали только я и она.

— Гарри, идут допросы. Ты слышал, что он сказал о Драко? Нарциссу наверняка тоже допрашивают. Не удивлюсь, если Шеклболт отслеживает все дела, а уж когда доложили о таком, бросил всё, чтобы ознакомиться с материалом лично.

— О каком — таком? Ты так говоришь, словно поступок Нарциссы — нечто из ряда вон. Она тоже мать. Как Молли, как… как моя мать. Она защищала сына.

— А ты разве не понял?

— Что?

— Гарри, Нарцисса… — Гермиона невольно опустилась до шёпота. — Она предала Волдеморта. Ты хоть представляешь, какой резонанс это вызовет, когда станет известно общественности? Мы выиграли практически благодаря тому, что она солгала Волдеморту о твоей смерти. Это повлечёт волнения. Шеклболт не сможет спокойно вести её дело и использовать в качестве свидетеля для рассмотрения дел других Пожирателей. Слишком неожиданный поворот истории, чтобы так просто кричать о нём на каждом углу. Сам подумай: Волдеморт отправил именно её, не кого-то из своих приближённых. Значит, несмотря ни на что, доверял ей. И она знала об этом, но рискнула и солгала.

— Но разве это не должно оправдать её в глазах остальных? В наших глазах?

— Может быть. А может быть, и нет. Общество сейчас слишком неустойчиво. На Шеклболта начнётся давление. И не забывай о беглых Пожирателях. Вряд ли они обрадуются, узнав, кто подставил их в последний момент. Если об этом станет известно, то свобода от Азкабана не станет для Драко и Нарциссы гарантией. Пожиратели захотят найти их и убить, а Министерство вряд ли обеспечит должную защиту. Так что, я думаю, сейчас им место там, где они есть. Если ты действительно хочешь им помочь, тебе не стоит вмешиваться.

— Но ведь мы всё равно должны проходить свидетелями по делу.

— А о чём нам свидетельствовать? Беллатриса мертва, Сивый тоже; Люциус прежде всего сбежавший из Азкабана уже осуждённый преступник, для его заключения обвинений достаточно без наших слов; Струпьяр и остальные егеря? С ними и церемониться не станут. С Нарциссой всё понятно. Насчёт Драко не знаю, но вызывать ради него одного всех нас в суд… — Она пожала плечами. — Вряд ли это имеет смысл.

Гарри ничего не ответил и пугнул очередного паука. Потом уставился в грязное окошко.

— Что с тобой? — спросила Гермиона. — Эта ситуация с Шеклболтом, твои возмущения, на меня набросился… Тебя что-то мучает. Это связано с тем, что произошло в Запретном лесу?

Гарри довольно долго хранил молчание. По старой привычке потёр шрам в виде молнии.

— Нет. Просто… У меня такое чувство, что эта победа… что её не было. Что мы всё придумали, а на самом деле Волдеморт жив и где-то прячется. И только ждёт, чтобы ударить, когда мы будем не готовы. Нападение напомнило мне войну. После него я начал думать, что от нас что-то скрывают. И я просто хотел убедиться, что всё на самом деле закончилось. По-настоящему, а не как семнадцать лет назад.

Гермиона ободряюще пожала его ладонь.

— Мы победили окончательно, Гарри. То, что случилось на Пустоши, — всего лишь эхо, отголосок. Это ничего не значит.

Он взглянул на неё и улыбнулся.

— Спасибо, Гермиона. Я рад, что ты рядом.

* * *

Она сидела на выщербленных, забросанных мусором ступеньках, устало привалившись к перилам. Гарри стоял ниже.

— Раз ты сама не в состоянии себя простить, чего ждёшь от них?

— Они мои родители. Они простят меня.

Лес вокруг зашумел от порыва ветра, бросил волосы в лицо. Она приложила ладонь ко лбу козырьком.

— Могла бы и спрятать свою отметину. Ради приличия.

— Я защищала их. Я спасла им жизнь.

— Думаешь, это тебя оправдывает?

Гермиона опустила рукав, скрывая шрам, и отступила к кровати.

— Рон, с тобой всё хорошо?

— Ты прекрасно знаешь, что я чуть не погиб. Почему они были на той Пустоши? Они искали тебя. Ты грязнокровка.

— Я больше не хочу это слушать!

Она стремительно выбежала из гостиной, оставляя за спиной глумящихся студентов. Пэнси Паркинсон насмешливо кричала ей вслед: «Ну же! Схватите её!», а мама сидела в самом дальнем кресле и даже не повернула к ней головы.

— Когда ты собиралась рассказать?

— Папа?..

— Мы растили тебя, вложили в тебя душу, а ты просто отказалась от нас.

— Я спасала вашу жизнь!

— Ты не оставила нам выбора. У тебя больше нет родителей. Посмотри, что сделала с нами твоя магия!

Отец был полностью сед, всклокоченные волосы поредели. Широкая сумасшедшая ухмылка растянула губы. Гермиона прижала к лицу ладони, стряхивая с себя отцовский взгляд.

— Это было ошибкой, Гермиона.

— Профессор Дамблдор, я так рада! Я думала, вы погибли в ту ночь на башне астрономии.

— Я жив, и это столь же очевидно, как и то, что ты — грязнокровка, сведшая с ума собственного отца.

— Вы можете ему помочь?

— Ах, теперь ты просишь моей помощи?!

От его громоподобного голоса стены замка содрогнулись и пошли трещинами. Дамблдор надвигался на неё, становясь огромнее, раздуваясь, затмевая собой всё.

— Сначала ты возомнила себя вершителем чужих судеб, а теперь хочешь, чтобы я разобрался в том, что ты натворила?

— Но я же… У меня было право…

— Право? — возглас Беллатрисы дребезжал в каждом уголке гостиной Малфой-мэнора. — У тебя нет прав, грязнокровка!

Собственная рука оказалась у Гермионы под носом. Свежий шрам «грязнокровка» сочился кровью.

— Грязная! Грязная кровь!

— Знаешь, что самое горькое, Гермиона? — По бледным щекам мамы текли крупные слёзы. — Что я родила грязнокровку. Ничего хуже этой участи и быть не может!

— Но, мама… Вы так радовались, когда пришло письмо…

— Моя дорогая! Ты ещё так мало понимаешь в жизни. Позволь мне объяснить… Круцио!

Гермиона закричала от боли.

— Круцио!

— МАМА, НЕТ! — Надсадный вопль огласил окрестности, от него содрогнулись стёкла в высоких готических окнах.

— Подай мне руку, дочка. — Тень Беллатрисы нависла над ней чёрным пауком, опутывая, сковывая, удушая. — Сладкая девочка, лучшая ученица, — проворковала Беллатриса, до синяков сжимая её запястье. — Посмотри, во что превратился твой сказочный мир.

Нож вонзился в натянутую кожу, и новый вопль вперемежку с диким хохотом разбил стёкла вдребезги…

— Мама!

Хриплый вскрик сорвался с губ. Волосы хлестнули по щекам, когда она резко села на кровати. Тонкие шторы осветились, и раскат грома заставил тяжело дышащую Гермиону вздрогнуть. Дождь барабанил по стеклу, заливаясь в приоткрывшуюся от порыва ветра форточку.

Она выпуталась из одеяла и выбралась из кровати. В палате было тепло, но покрывшееся испариной тело непроизвольно пошло судорогой. Закрыв форточку и задёрнув шторы, Гермиона обняла себя руками за плечи. Снова эти кошмары.

Она бросилась в душевую.

— Люмос! — машинально скомандовала Гермиона.

Мягкий свет шариков под потолком преобразил мрачную и холодную кабинку. Вывернув краны, она встала под упругие струи душа.

С нападения минуло ещё три дня, и вот уже четвёртую ночь подряд её мучили бессвязные видения. Она подставила лицо под струи воды в попытке смыть тяжесть. От воспоминаний, от боли, пережитой на полу Малфой-мэнора. Она не смогла бы даже сказать, из чего сделан этот пол. Камень? Мрамор? Дерево? Она помнила только пытки.

Гермиона посмотрела на свой шрам. Однажды она решила для себя, что чистота крови не повлияет на её путь в магическом мире, и принялась сразу доказывать свою состоятельность, став в итоге лучшей ученицей Хогвартса за последнюю сотню лет. Это был первый судьбоносный шаг в её жизни.

Он повлёк за собой следующий: она пошла за Гарри до конца, прекрасно зная, насколько опасно бросаться в самую гущу такой, как она. Маглорождённой. Но ещё опаснее было оставаться в стороне, примкнуть к числу тех, чьи судьбы окажутся в чужих руках. Для Гермионы не существовало ничего хуже зависимости от чьего-то желания. Она не могла позволить другим решать, в каком мире они будут жить.

Этот шаг стал причиной третьего, возможно, самого тяжёлого на последствия. Наложив заклинание изменения памяти, она взяла ответственность не только за свою жизнь, но и за жизни родителей — людей, для которых навсегда останется маленькой девочкой, которые считают своим долгом защитить её от всего зла в мире. Но они не были частью магического мира и ничем не смогли бы ей помочь.

Плечи занемели, и Гермиона повела ими, разминая. Она должна найти в себе силы примириться с прошлым, или оно поглотит её, не даст спокойно двигаться дальше. Она надеялась, что кошмары исчезнут, но в жизни ничто не происходит само по себе. Если она хочет победить в этой борьбе, то должна приложить усилия. Надежда дана слабым, сильные ставят цели и преодолевают трудности.

К тринадцати годам она знала многое о магическом мире, но, когда Малфой впервые выплюнул это оскорбление ей в лицо, осознание степени непримиримости стало для неё откровением. Она подозревала, что отношение к маглорождённым может быть предвзятым, но не думала, что наткнётся на столь неприкрытую, наглую враждебность.

Узнав значение этого слова, Гермиона ощутила укол обиды. Да как он посмел говорить с ней в таком тоне?! Кто дал ему право при всех бросаться подобными оскорблениями? Но скоро поняла, что Малфой — последний, на кого стоит обращать внимание.

Лишь после событий в поместье Малфоев слово перестало быть просто словом. Теперь оно ассоциировалось с ужасной болью, с унижением и бессилием. Вот когда она особенно остро ощутила тяжесть ответственности за то, как поступила с родителями. Именно в те дни, проведённые в «Ракушке», она впервые всерьёз задумалась, что скажут мама с папой.

Да, она была вправе так поступить, она должна была защитить их, но был ли выбранный способ верен? Кошмарные видения вернули не только омерзительные ощущения беспомощности, но и напомнили о вариантах, от которых Гермиона предпочла отмахнуться, понадеявшись исключительно на себя. Ведь она не просто прятала родителей — она сжигала все мосты, отрезала себе дорогу назад.

И всё же лучше сделать шаг и оступиться, но знать, что это была твоя ошибка. Так она всегда будет уверена, что сделала всё возможное, всё от себя зависящее. Доверься она кому-то другому, и её засосало бы в пучину сомнений. Хочешь что-то сделать — сделай это сам.

Она провела пальцами по шраму. Для того Пожирателя, что напал на неё на Пустоши, она была лишь грязнокровкой. Он появился, чтобы найти именно её, рисковал жизнью — и наверняка ею поплатился. Так кто же она после этого? Действительно ли просто грязнокровка, которая должна стыдиться своего происхождения?

Нет, она уже не просто ведьма, рождённая в семье маглов, не просто лучшая ученица Хогвартса. Она сражалась за свои права, выжила и победила. Она больше не станет стыдиться своего шрама. Знак, оставленный ненавистью Беллатрисы Лестрейндж к ней и таким, как она, теперь будет носиться ею с гордостью за то, кто она есть: маглорождённая ведьма Гермиона Грейнджер, доказавшая, что чистота крови не определяет того, кем ты можешь стать.

* * *

Драко шёл по погружённой в вечерние сумерки аллее, кутаясь в мантию. Он не мог вспомнить, что выгнало его из дома. Глаза то и дело слипались, и он едва видел, куда идёт. А потом побежал. Веки были словно налиты свинцом. Он спешил, не мог понять, куда, но знал, что обязан успеть. Дождь хлестал в лицо, ветер рвал одежду, ноги утопали в грязи. Вдруг что-то подкосило его, и он начал падать, пытаясь уцепиться за воздух…

Драко вздрогнул и очнулся. Приложил холодную ладонь ко лбу. Опять этот сон. Что ж, по крайней мере, это не кошмары, мучившие его последние полгода. Нет ничего хуже, когда не только жизнь превращается в ад, но и сны наполняются жуткими видениями. Когда некуда сбегать.

Лязгнул замок, скрипнули петли, и в камеру проник тусклый свет факелов.

— Драко Люциус Малфой, встать. Вас ждут в зале судебных заседаний.

Драко шёл перед охранником, ощущая странную лёгкость. Визит Гордона всколыхнул в нём что-то. Может, выбора у него и не осталось, но он всё ещё может говорить за себя. Иначе не устроили бы целое судилище. По оглашении приговора его отправят в Азкабан, значит, слушание — его последняя возможность высказаться. Они хотят судить его? Прекрасно. Но для начала им придётся его выслушать.

Оказавшись перед залом, охранник потянул за железную ручку. Драко без раздумий шагнул за порог. Дверь за спиной захлопнулась, раскатив по залу судебных заседаний протяжное эхо. Гул голосов немедленно смолк, все взгляды обратились к вошедшему. Драко кожей ощутил повисшее в воздухе напряжение. Он оглядел ряды скамей, занятые судьями, и прошёл к креслу с цепями. Каждый шаг по каменному полу отдавался зловещим эхом. Едва он опустился в кресло, цепи тут же обвились вокруг его запястий, приковывая к подлокотникам. Судьи в сливовых мантиях с вышитой на левой стороне груди золотой буквой «В» снова принялись переговариваться вполголоса.

— Тишина, пожалуйста, — раздался голос с самого края скамей.

Секретарь сел на своё место, взял в руки перо и, обмакнув его кончик в чернила, приготовился составлять протокол. Сидящий на возвышении в центре Кингсли Шеклболт звучно начал:

— Слушание от двадцать пятого мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года объявляется открытым. Разбирается дело Драко Люциуса Малфоя, проживающего по адресу: графство Уилтшир, поместье Малфой. Заседание ведут: Кингсли Шеклболт, временно исполняющий обязанности министра магии, Ланфорд Олдин, глава Отдела обеспечения магического правопорядка, Бенджамин Вистон, первый заместитель министра. Секретарь суда — Талбот Остин. Обвиняемый явился. Прошу пригласить свидетелей защиты и обвинения, если таковые имеются.

— Свидетелей по делу мистера Малфоя нет, господин исполняющий обязанности министра, — отрапортовал Талбот Остин.

— В таком случае приступим к рассмотрению дела. — Шеклболт взял в руки ту самую коричневую папку. — Мистер Малфой, вы дважды были допрошены, ваша волшебная палочка была подвергнута заклинанию Приори Инкантатем, а также вы дали согласие на применение к вам легилименции с последующим сбросом особенно важных воспоминаний в Омут памяти. Это так?

Драко сглотнул вязкий ком и разлепил губы.

— Да, — ответил он как можно твёрже.

Он сможет. Он выдержит.

— Мной были тщательно изучены все полученные данные. Мистер Малфой, вы признаёте себя виновным в сговоре?

— Признаю.

— Вы признаёте себя виновным в принятии Чёрной Метки?

— Признаю.

— Признаёте ли вы себя виновным в планировании и организации нападения на Школу чародейства и волшебства «Хогвартс»?

— Признаю.

— Признаёте ли вину за сокрытие фактов похищения волшебников, а также фактов применения непростительных заклятий?

— Признаю.

— Признаёте вину за применение непростительных заклятий?

— Признаю.

— Признаёте вину за покушения на Альбуса Дамблдора?

— Признаю.

— Признаёте вину за приобретение и использование запрещённых артефактов?

— Признаю.

Пауза. Сердце колотилось о рёбра с такой силой, что его стук наверняка должны были слышать на три этажа выше. Драко старался не отводить глаз от Шеклболта, вцепившись заледеневшими пальцами в подлокотники.

— Мистер Малфой, — после короткой беседы с заместителем обратился Шеклболт. — Дата вашего рождения — пятое июня тысяча девятьсот восьмидесятого года?

Драко непонимающе нахмурился.

— Да.

— Значит, на момент принятия Чёрной Метки и попыток покушения на Альбуса Дамблдора вам ещё не исполнилось семнадцати лет?

— Нет, мне было шестнадцать.

Люди в сливовых мантиях начали переглядываться и перешёптываться между собой.

— Вы приняли Метку по собственному желанию или по чьему-либо принуждению?

Все присутствующие разом замолчали и устремили свои взгляды на сидящего в кресле.

По виску медленно стекала капля. Драко на мгновение прикрыл веки и облизал пересохшие губы. Соберись. Соберись!

— Я принял Чёрную Метку по собственному желанию, — медленно выговорил он.

— Я ведь говорил вам, мистер Шеклболт, — послышался слева брюзгливый голос. — Этот мальчишка всё сделал добровольно!

— Тишина, пожалуйста, — невозмутимо произнёс Шеклболт, даже не взглянув в сторону говорившего. — Если у вас есть вопросы к подсудимому, вы можете задать их после окончания первой части слушания, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Вопросы? Какие ещё могут быть вопросы?! — взвизгнул тот же голос. — Этот молодой человек признался во всём и, более того, сознался, что принял знак по собственной воле!

— Конечно, я принял его по собственной воле! — выкрикнул Драко. Суета на скамьях мигом прекратилась. — Чёрную Метку получали только особо приближённые к Лорду люди. Её получали те, кто удостаивался его доверия. Как… как рыцари Круглого стола, личная охрана короля…

— Личная охрана короля? — встрепенулся голос. — Позвольте, юноша! Вы вздумали сравнивать легендарного Артура Пендрагона с каким-то… сумасшедшим убийцей?

В зале поднялся ропот.

— Тишина! — Шеклболт приставил волшебную палочку к горлу, усиливая голос магией.

Судьи зажали уши ладонями. Драко зажмурился, машинально дёрнув руками в попытке тоже прикрыть уши. Цепи больно врезались в кожу.

— Квиетус! — приказал Шеклболт, прекращая действие заклинания. — Мистер Ходжез, прошу соблюдать правила поведения, — осадил он разошедшегося судью. — Мистер Малфой, расскажите суду о мотивах, которыми вы руководствовались при принятии Чёрной Метки.

Драко обозрел толпу, замершую в ожидании ответа. Лица некоторых из судей выражали явное недоверие, кто-то смотрел на него с жалостью, кто-то с откровенным презрением. Но Шеклболт оставался абсолютно непроницаем. Драко остановил взгляд на нём и заговорил:

— Лорд был разгневан провалом отца в Отделе тайн. Положение нашей семьи пошатнулось, и я решил, что теперь мне нужно что-то сделать. И вот тогда я проявил… проявил инициативу. Я придумал способ проникнуть в Хогвартс в обход всем защитным заклинаниям. Тёмный Лорд был очень доволен мной. И тогда же он предложил мне в качестве наивысшей степени доверия принять… Метку. Я с радостью согласился. Потому что это ставило меня на одну ступень со всеми Пожирателями.

— Что было после получения Чёрной Метки?

— Через несколько дней Тёмный Лорд явился в наше поместье. Он пришёл ко мне в спальню… Он говорил такие вещи… Он сказал, что верит в меня, что я справлюсь, что он уверен в моих силах… — Драко всё смотрел на Шеклболта, но уже не видел его. Воспоминания живыми картинами вставали перед глазами. — И тогда он дал мне второе задание… Он приказал мне убить Дамблдора. Вначале я испугался. Но потом мы снова поругались с матерью, и я решил доказать ей, что способен на большее, чем она думает. А она заподозрила, что Лорд дал мне заведомо невыполнимое задание, и тогда… она обратилась к старому другу моего отца… к Снейпу. Они заключили Непреложный обет… — По скамьям прокатились вздохи недоверия. — Снейп обещал помочь мне, если я окажусь неспособен.

— Моему возмущению нет предела, — вернул к реальности голос Ходжеза. — И мы всё ещё сидим здесь и разбираемся в этом деле?

— Мистер Ходжез… — угрожающе начал Шеклболт.

— Нет-нет, господин исполняющий обязанности министра, — не унимался судья. — У меня в голове не укладывается. Вам приказали убить человека. Убийство! И вы согласились!

— Да, я согласился! — рявкнул Драко. — Мне было шестнадцать, и я не думал о том, что значит убить человека! Я просто хотел тоже чего-то добиться!

— О, это, несомненно, стало бы величайшим достижением в вашей жизни, — сардонически отозвался Ходжез.

— Я же сказал вам, что сначала испугался! Мне и в голову не могло прийти, что первым же заданием станет чьё-то убийство!

— В самом деле? — Ходжез саркастично вскинул брови. — А чего вообще вы ожидали, вступая в ряды Пожирателей смерти? Наивно полагали, что эта организация промышляет мелким разбоем? Хотя бы одна извилина шевельнулась в вашем мозгу, когда вы рвались принять Метку?

Драко ощутил, как щёки заливаются краской. Естественно, надо быть полным идиотом, чтобы не догадаться, чем может обернуться принятие Метки. Но проблема заключалась в том, что тогда Драко как раз об этом и не задумывался. А значит, он был идиотом. И теперь, когда этот мерзкий старикашка прилюдно позорил его, хотелось швырнуть в него парочкой заклинаний, только чтобы он заткнулся.

— Мистер Ходжез, пожалуйста, без оскорблений, — спокойно произнёс Шеклболт. — Продолжайте, мистер Малфой.

Драко метнул полный злобы взгляд в ненавистного судью и заставил себя говорить:

— Я старался сделать всё через третьих лиц. Сначала проклятое ожерелье, потом отравленная медовуха. Но у меня ничего не получалось. Я понял, что всё придётся делать самому, своими руками, и тогда я…

Драко вспомнил свои метания в мужском туалете, где его единственной компанией была Миртл.

— И тогда до вас дошла суть происходящего, — язвительно вставил Ходжез.

— Мистер Ходжез! — раздался с другой стороны возмущённый женский голос. — Держите себя в руках.

— Да, тогда до меня наконец дошло, — огрызнулся Драко. — Как дошло и до Тёмного Лорда, что пора принимать меры…

— Что вы имеете в виду, мистер Малфой? — бесстрастно осведомился Шеклболт.

Драко на секунду прикусил губу.

— Тёмный Лорд регулярно проверял, как продвигается дело. В один из дней рождественских каникул он снова вызвал меня к себе и сказал… Он сказал, что если я не справлюсь, он убьёт… У меня не оставалось выбора…

— Убьёт кого?

— Меня и всю мою семью.

— И этому человеку вы доверили себя. Глупый вы мальчишка, — проворчал Ходжез.

— Думаете, я не понимаю? Вы не были на моём месте! Вы ничего не знаете!

— Что вы себе позволяете… — судья надулся, как индюк, но на этот раз Шеклболт не стал дожидаться, когда слушание вновь превратится в цирк.

— Мистер Ходжез, я выношу вам последнее предупреждение, — сурово произнёс он, и Ходжез, скривив тонкие губы, откинулся на спинку скамьи.

Шеклболт впервые оглянулся на сидящих позади него судей. Те что-то шептали ему, сдержанно жестикулируя.

— Мистер Малфой, — вкрадчиво обратился к нему заместитель министра Бенджамин Вистон, — если то, что вы говорите, правда, и, хм, Тот-Кого-Мы-Не-Называем действительно угрожал, что убьёт вас в случае провала, то почему же вы до сих пор живы?

— Потому что вмешался Снейп. Он уговорил Тёмного Лорда. Сказал, что я загнал Дамблдора в угол, и только его приход помешал мне убить его. Он уговорил оставить меня в живых. Лорд сказал, что найдёт мне другое применение…

— Зачем ему соратники, на которых нельзя положиться? — раздался справа неприязненный голос.

Драко обернулся к мужчине.

— Да откуда мне знать!

— И что же, вы отделались лёгким испугом после того, как ослушались повелителя? — скептично поинтересовался всё тот же судья.

— Нет, конечно! Или вы думаете, что эти два года были для меня увлекательным приключением? Он вызвал меня к себе сразу после того, как мы перенеслись в поместье. Он смотрел на меня с презрением. Он… — Слова неожиданно застряли в горле.

— Какую кару вы понесли за невыполнение задания, прежде чем в дело вмешался мистер Снейп? — неколебимым тоном спросил Шеклболт.

Драко с усилием проглотил колючий комок.

— Такую же, как и все, кто смел ослушаться. У Лорда было всего два способа наказывать: убийство и пытки.

На скамьях вновь загудели возбуждённые голоса.

— Не может быть… — поражённо протянул кто-то.

— Иными словами, Том Риддл, именовавший себя Волдемортом, применил к вам непростительное заклятие невыносимой боли? — уточнил Шеклболт, раскрывая папку.

— Да.

Несколько человек ахнули.

— В этом нет ничего удивительного, — холодно сказал Шеклболт. — Риддл славился жестокостью не только по отношению к врагам, но и к соратникам. Мистер Малфой, это был единственный случай, когда к вам применяли Круциатус?

— Нет, — глухо отозвался Драко.

— Господин исполняющий обязанности министра, этому есть доказательства, кроме слов самого подсудимого? — спросил один из судей, оглядывая Драко через монокль.

— Есть, мистер Брадшо, — ответил Шеклболт. — Воспоминания мистера Малфоя, извлечённые на допросе мистером Хоггартом и помещённые в Омут памяти. Мистер Малфой, вы сказали, что Риддл обещал найти вам, как вы выразились, другое применение. Объясните суду, что вы имели в виду.

Драко постарался затолкать леденящие кровь воспоминания о собственных пытках в самый дальний угол сознания.

— Он заставлял меня делать грязную работу, пытать… маглорождённых или их сторонников, которых ловили Пожиратели и егеря, или тех, кто разочаровывал Лорда. А если у меня не получалось желать им… желать им боли… — По спине побежали струйки холодного пота. Он в который раз сглотнул. — То я испытывал её на себе.

По залу вновь пронёсся ропот. А Драко перестал воспринимать происходящее в зале суда; его мысли были там, в продутых сквозняками подземельях родного дома.

— Мистер Малфой. — Звуки пробивались как сквозь вату. — Мистер Малфой. — Драко посмотрел на Шеклболта, лицо которого по-прежнему оставалось непроницаемым. — У меня больше нет к вам вопросов. Вам есть что сказать суду?

Драко медленно покачал головой. Он чувствовал себя измотанным.

— В таком случае, первую часть слушания объявляю оконченной. — Шеклболт стукнул молоточком. — Уважаемые коллеги, теперь я обращаюсь к вам. Только что мы выслушали подсудимого. Искренность его слов подтверждается данными, полученными от нашего специалиста по легилименции Джозефа Хоггарта. В процессе подготовки к слушанию мною были тщательно изучены все материалы, собранные во время допросов. В воспоминаниях подсудимого присутствуют сцены насильственного принуждения и прямых угроз. Я осведомлён о жёсткой судебной системе Визенгамота и всё же призываю вас принять во внимание эти факты при голосовании.

Наступила пауза.

— Прежде чем мы начнём голосование, у меня есть один вопрос.

— Конечно, мистер Брадшо.

Старик показался из тени. Меж его седых бровей пролегла напряжённая морщина.

— Мистер Малфой, вы раскаиваетесь в том, что совершили?

Вопрос застал Драко врасплох. Он был почти уверен, что они не поверят, но всё же решился сказать правду.

— Я не знаю.

— Не знаете?

— Вы думаете, я хотел этого? Хотел убивать и пытать?

— Мистер Малфой, — заговорил заместитель министра, глядя в бумаги. — В ваших показаниях, взятых при помощи легилименции, сказано, что Альбус Дамблдор предлагал вам содействие и помощь, если вы отступитесь от идеологи Пожирателей смерти. Это так?

— Да, — растерянно подтвердил Драко.

— Почему же вы отказались?

— У меня не было выбора. Я понимал, что уже слишком поздно…

— То есть вы отказались только потому, что предложение поступило с запозданием?

— Я… я не знаю…

Драко совершенно не понимал, что происходит. К чему были все эти вопросы? Чего они хотят от него? Он ощущал слабость и опустошённость. Сколько уже длится слушание? Когда же всё закончится…

— Правильно ли я понимаю, — продолжал заместитель, — что вы жалеете о том, что не приняли предложение?

Драко ощутил горечь на языке.

— Принять предложение Дамблдора означало пойти против Тёмного Лорда. Может, вернись время вспять, я бы решился. Но тогда я боялся подставить под удар себя и семью. Никто не мог гарантировать, что моя попытка изменить всё в последний момент не лишит жизни кого-то из нас.

— Значит, в глубине души вы готовы были отступиться от выбора, который сделали? — спросил заместитель.

Драко помедлил всего секунду.

— Да.

— Ещё один вопрос. Если бы у вас был шанс вернуть всё назад, в лето девяносто шестого, вы бы поступили иначе?

Бенджамин Вистон выжидающе смотрел на него. Мистер Брадшо задумчиво кусал губы изнутри, протирая монокль платочком. Ходжез с кислым видом изучал свои ногти.

— Я… нет, вряд ли. Я был тем, кто мог сделать только такой выбор.

Мистер Брадшо ещё какое-то время пристально разглядывал Драко, а затем водрузил монокль на место.

— У меня больше нет вопросов.

— У меня нет вопросов, — повторил за ним Вистон.

— У кого-нибудь ещё есть вопросы к подсудимому? — обратился к Визенгамоту Шеклболт. Ответом ему была тишина. — Полагаю, теперь мы можем приступить к голосованию. Кто за то, чтобы признать подсудимого виновным?

Драко словно во сне наблюдал, как поднимается одна рука за другой, одна за другой…

— Кто за то, чтобы признать подсудимого невиновным?

В молчании взметнулись руки. Драко пытался сосчитать, но каждый раз сбивался. Сколько их было? Кажется, поровну.

Шеклболт внимательно оглядел состав судей, задержав своё внимание на одном из них.

— Мистер Ходжез, в числе нескольких своих коллег вы проголосовали в пользу виновности подсудимого. Что вы можете сказать по этому поводу?

Ходжез засуетился, оправляя мантию и сбившийся колпак.

— Подсудимый признал свою вину, — наконец вымолвил он.

— Надеюсь, вы приняли во внимание факты принуждения и угроз, исходившие со стороны Томаса Риддла? — хладнокровно осведомился Шеклболт.

— Конечно, я принял их во внимание, — сварливо ответил Ходжез. — Однако, если вы помните, некоторых членов первого состава Ордена Феникса так долго пытали, что они в итоге лишись рассудка или вовсе своей жизни. Но ни один из них не изменил своим убеждениям.

— Безусловно, это пример, достойный уважения, — согласился Шеклболт, — но вы забываете, что у подсудимого была причина бояться не только за собственную жизнь, но и за жизни своих близких. Мистер Ходжез, вы бы решились пойти против монстра, который прямо угрожает смертью вашей семье?

Все взгляды устремились на Ходжеза. Тот огляделся по сторонам и вновь уставился на Шеклболта.

— Скажите мне — я обращаюсь ко всем членам Визенгамота! — скажите мне, можете ли вы с уверенностью утверждать, что, подвергшись заклятию Круциатус, смогли бы сохранить свою волю и свой рассудок в целостности? Знаете ли вы эту боль? Смогли бы подвергнуть опасности не только себя, но и рискнуть безопасностью вашей семьи? Подсудимого неоднократно пытали, как и тех, кто попадал в руки Тома Риддла и его приспешников. Что побудило Риддла применять к мальчику одно из страшнейших тёмных заклятий современности? — Шеклболт выжидающе осмотрел колдунов, но все молчали в оцепенении. — Отсутствие жестокости. Подсудимый оказался не приспособлен к тому, чтобы исполнять приказы не просто не моргнув глазом, а с удовольствием.

Шеклболт взял лист пергамента и провозгласил:

— Отныне учитываются особые обстоятельства, а именно: «опасение немедленной смерти или серьёзного насилия над личностью так велико, что преодолевает обычную силу человеческой сопротивляемости и может быть принято в качестве оправдания». Таким образом, мера пресечения смягчается. Мной разработан и издан приказ о пробации, согласно которому подсудимый обязуется проживать в определённом судом районе и выполнять указанные в приказе работы. Приказом Визенгамота о пробации от двадцать пятого мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года подсудимый направляется на территорию Школы чародейства и волшебства «Хогвартс» для прохождения трудовых работ сроком на двенадцать месяцев. Надзор будет осуществляться представителем Министерства магии. Также мистеру Малфою запрещается использовать любую магию для каких бы то ни было целей в течение двенадцати месяцев, начиная с сегодняшнего дня. Волшебная палочка мистера Малфоя конфискуется Министерством и остаётся на хранении до тех пор, пока не истечёт срок запрета на использование магии. За приобретение и использование запрещённых артефактов Визенгамот также обязует мистера Малфоя выплатить штраф в размере трёх тысяч галлеонов. К прохождению исправительных работ приказываю приступить с завтрашнего дня. На этом заседание объявляется закрытым. — Он взял молоточек и со стуком опустил на подставку.

Драко ошеломлённо смотрел на усевшегося на место Шеклболта. Что он сказал? Что учитывается? Мера пресечения смягчается? Приказ о… о чём? И что такое он говорил про Хогвартс?

В тишине раздались лязг замка и скрежет петель. Цепи упали на пол, и кто-то поднял Драко на ноги. В дверях он оглянулся на Шеклболта, который с невозмутимым видом складывал бумаги и переговаривался о чём-то с судьями. Ходжез вскочил с места и вылетел из зала через дверь позади скамей. Только Брадшо провожал Драко долгим нечитаемым взором.

Оказавшись в камере, Драко опустился на лежанку. В висках стучал приговор, и это не были обещанные три года в Азкабане. Значит, он не попадёт в тюрьму? Что, что, Мордред подери, сейчас произошло?

Приказ… Исправительные работы… Хогвартс…

Он вернётся в Хогвартс. Уже завтра.