Теневые прогулки (гет)

Моя тень единственная, кто идет рядом со мной

— Green Day, «Boulevard of Broken Dreams»

Во вселенной нет никого волшебнее и чудеснее тебя.

— Bonnie Tyler, «Total Eclipse of the Heart» («Полное затмение сердца»)

— Гарри? — в голосе Ремуса Люпина прозвучало удивление, когда он увидел стоящего в дверях совершенно измученного молодого человека. Он привык, как и большинство тех, кого Гарри считал для себя близкими людьми, в этот день вообще не видеть того.

— Привет, Ремус, — тихо сказал Гарри, наклонив голову. — Я могу с тобой поговорить? Это важно.

Ремус широко распахнул дверь квартиры.

— Как будто тебе нужно было разрешение, Гарри, — фыркнул он.

Гарри вошел в квартиру, и Ремус закрыл за собой дверь.

— Где Тонкс? — спросил Гарри, с любовью оглядывая маленькую комнату.

Она полностью отражала Ремуса и Тонкс — слегка потертый шик, с очень странными и вульгарными штрихами то тут, то там. Он знал, что в комнате для гостей висит бархатный постер «Сестер Рока», а одно из окон вместо занавески было задрапировано боа из перьев. Луне это бы понравилось. На стене висела пара черных брюк с прорехами на обоих коленях, наполовину замаскированными приклеивающим заклинанием.

— Она в Лютном переулке. Дежурство.

Гарри понимающе издал звук «а-а-а».

— Точно, — сказал он. — Я и забыл, что она будет там в эти выходные.

В глубине души он был этому рад. У Тонкс в голове будет конфликт интересов, а он совершенно не хотел делать ничего такого, что могло бы вовлечь ее в это и стоить ей работы. Ремус зарабатывал себе на жизнь публичными выступлениями для более непредубежденных правозащитных групп, а также время от времени подменял кого-то в Хогвартсе по мере необходимости; титул кормильца семьи достался именно Тонкс. Если Ремуса это и раздражало, он никогда не упоминал об этом вслух в присутствии Гарри.

— Я… Я должен спросить тебя кое о чем — а потом… а потом кое-что сделать, и я не хочу делать это один, — пробормотал Гарри; Ремус с любопытством посмотрел на Гарри, и его взгляд скользнул вниз, к маленькой коробочке, которую Гарри вытащил из кармана и вертел в руках. — Я не думаю, что ты захочешь… Но я — я просто не мог не спросить Рона, и я… Я не могу смотреть это сам, особенно сегодня — а это должно быть сделано сегодня. Я не думаю, что у нас много времени, прежде чем я буду уже не…

Он резко остановился, как будто потерял ход мыслей, и какое-то мгновение тупо смотрел на своего бывшего профессора.

— Скажи мне, что я должен для тебя сделать, — мягко сказал Ремус, положив руку на плечо Гарри. — Ты знаешь, что я сделаю это.

— Мне нужны твои воспоминания о Гермионе — о том, что случилось с Гермионой и что случилось с Беллатрикс.

Унылые зеленые глаза Гарри встретились с глазами Ремуса, и оборотень побледнел.

— У меня уже есть воспоминания Рона, — Гарри шумно прочистил горло. — И мне нужно, чтобы ты посмотрел их вместе со мной.

— Хорошо, — спокойно согласился Ремус. — Присаживайся. Я отойду на минутку.

Гарри сел на продавленный кожаный диван, а Ремус удалился на кухню. Он слышал, как тот звенит стаканами в соседней комнате, и его любопытство возросло, когда этот взрослый мужчина вышел с двумя стаканами.

— Это огденский виски, смешанный с успокоительным, — объяснил он. — Я подумал, что чуть позже он может нам понадобиться.

Гарри судорожно выдохнул и выдавил из себя дрожащую улыбку в адрес этого человека, который был ближе всех к его отцу.

— Да… — сказал он, проводя дрожащей рукой по своим темным волосам.

Он поставил переносной Омут памяти на низкий столик перед собой, рядом со стаканами с виски, и щелкнул крышкой. Память Рона безмятежно кружилась внутри серебристой рябью. Приложив палочку к виску и медленно вытащив свое воспоминание, Ремус бросил его в волшебную шкатулку. Какое-то время они оба с опаской смотрели на Омут, словно он мог затянуть их в их собственные кошмары.

— Так… Зачем это всё? — спросил Ремус после мгновения тяжелой тишины.

Гарри оперся локтями на колени, а под подбородком упёр сложенные кулаки, и, глядя в никуда, начал рассказывать Люпину ту же историю, что и Рону всего полчаса назад. Ремус внимательно слушал, редко что-то вставлял и время от времени яростно ругался себе под нос.

— Знаешь, когда я увидел, что случилось с Гермионой — я не был слишком близко, чтобы услышать проклятие, которое использовала Беллатрикс. Ветер унёс слова — меня тошнило — тошнило и злило то, что отняли Гермиону, еще от того, что это будет значить для тебя… — увидев вопросительный взгляд Гарри, он улыбнулся. — Да, я знал, как ты к ней относился — и как ты до сих пор к ней относишься — и что ты предпочел бы умереть, чем лишиться своей дружбы с ней.

— Она мне была так нужна, — хрипло сказал Гарри. — Она мне все еще нужна… Я… о боже, Ремус… Когда ты сказал мне, что ее… ее нет… это было так, будто половину моей души вырвали, и это было… так больно, и… это никогда не уходит, Ремус… это никогда не пройдет.

— Беллатрикс просто стояла и смотрела на меня после того, как это случилось, — продолжил Ремус, когда тишина стала гнетущей. — Всего мгновение, но мне казалось, что это длилось вечность. Она была прекрасна и ужасна, стоя там, и ветер растрепал ее волосы позади нее. У нее были все шансы уничтожить меня, но она этого не сделала. Это было так, словно она ждала, когда я что-нибудь предприму, подстрекая меня попытаться сразиться с ней, как будто она знала, что у меня нет шансов. — Его губы сжались в мрачную линию. — Я применил к ней Ликвидатор.

Настала очередь Гарри посмотреть на него с полнейшим изумлением.

— Ремус, это…

— Экспериментальное и незаконное в данный момент заклинание, я знаю, — сказал Ремус. — Тонкс, Грюм и я работали над ним тайно, тренировались в его использовании, пытаясь его усовершенствовать, надеясь, что мы сможем получить рабочее заклинание до того, как начнется Битва. Мы не особо далеко продвинулись: Ликвидатор мог полностью стереть что-то с лица земли, но он мог так же легко что-то поджечь, взорвать или вообще не сработать.

— Она могла убить тебя, — сказал Гарри не своим голосом.

— Я рискнул. Я понадеялся, что это сработает и она не будет готова к чему-то подобному. Но если то, что ты говоришь, правда…

— Я думаю, что она использовала портключ за мгновение до того, как твое заклинание сработало, — сказал Гарри. — Возможно, поэтому она ждала, когда ты сделаешь первый шаг. Она знала, что ты не воспользуешься Непростительным заклинанием.

— Если она… Если она жива, то где, по-твоему, она была все это время? — недоуменно произнес Люпин.

— Я не знаю, — устало сказал Гарри, снова опуская подбородок на руки. — Но если мы ее найдем, я думаю, мы найдем и Гермиону.

— Гермиону? — воскликнул Ремус.

— Вот почему мне нужна была память Рона. Он слышал, как Беллатрикс что-то кричала на латыни — проклятие, которое… которое унесло ее… Но он не смог его разобрать. Я надеюсь, что оно все еще хранится в его памяти, и что мы сможем узнать, что это было.

— Может быть, нам следует отнести это к аналитикам Омута памяти в Министерстве, — предложил Ремус. — Если мы собираемся попытаться замедлить события для прояснения, тогда обученный этому…

Он остановился. Гарри уже тряс головой.

— Мы не можем. Стоит мне только упомянуть Гермиону, как все смотрят на меня так, будто я иду по ложному пути, а ты знаешь, что Скримджер меня дико ненавидит. Вчера у меня была стычка с Малфоем, и он меня сдал. Моя встреча с Долоховым была тоже… Как бы сказать… вопреки приказу, и я думаю, что Глава украинских авроров также сообщил обо мне Министру. Короче говоря, я думаю, что моя работа закончится в понедельник.

— Гарри, прости, — в голосе Люпина было искренне сочувствие.

— Не надо, — коротко сказал Гарри. — Я не… по крайней мере, не сильно. И если мы сможем узнать правду, то это все точно того стоит.

— А если правда в том, что Гермиона мертва? — тихо сказал Люпин голосом, который Гарри по себя называл «воспитательским».

— Тогда я… Тогда, я полагаю, мне придется с этим смириться, не так ли? — хрипло ответил Гарри, словно слишком глубокий вдох причинял ему боль.

— Да, придется, — почти прошептал Ремус. — Ты знаешь, она не хотела бы видеть тебя таким, снедаемым горем, виной и печалью.

— Я знаю, — согласился Гарри.

Но это не значило, что он сможет остановиться. Ремус по-дружески похлопал его по спине и снова обратил внимание на миниатюрный Омут памяти.

— Ты готов это сделать? — спросил он.

— Нет, — ответил Гарри хрипло и честно. — Но у меня нет выбора.

Вместе они наклонились вперед, почти соприкасаясь головами над маленькой черной шкатулкой, пока серебристый туман не разверзся, чтобы поглотить их.

* * *

Они стояли в Запретном лесу, по колено в траве, но всего в нескольких метрах от них были ясно видны зеленые просторы Хогвартса. Запутанное бездорожье самого сердца леса осталась далеко позади.

Было ясно, что сначала они попали в воспоминания Рона. Грудь Гарри сжалась в агонии так сильно, что он на мгновение задумался, а может ли горе вызвать у него сердечный приступ.

Послышался слабый шелест листьев и треск тонких веточек и стеблей. К ним кто-то приближался. Он увидел ярко-рыжую вспышку, почти столь же мимолетную, как солнечный луч, пробивающийся сквозь деревья.

— Мне просто интересно, вот и все. Я не спрашиваю чего-то такого, что касается твоих трусиков, — послышался голос Рона, сначала слабо, а потом все отчетливее; он звучал угрюмо, словно тот защищался.

— Состояние моих трусиков тебя абсолютно не касается, — раздался другой голос, чопорный и резкий… И явно сердитый.

У Гарри подкосились ноги, слезы нахлынули с такой скоростью, что он даже сам удивился. Это была она, о Мерлин, это была она.

— Полегче, Гарри, — сказал Ремус тихим голосом, хотя их обоих нельзя было ни увидеть, ни услышать.

Когда они показались из-за деревьев в поле зрения, Гарри понял, что он по собственной воле движется к ней. Внезапно он понял, что бормочет:

— О боже, Гермиона. О боже, Гермиона…

Он повторял это снова и снова, как мантру.

— Гарри, ты сможешь это сделать? — настойчиво спросил Ремус, хватая его за локоть.

Гарри закрыл глаза и глубоко и резко вдохнул через нос, пытаясь собраться.

— Я в порядке, — прохрипел он, солгав сквозь стиснутые зубы.

Гермиона продолжала говорить.

— …Не понимаешь, что если бы между мной и Гарри что-то было — а между нами ничего нет, — мы бы обязательно первым делом подошли к тебе и поговорили с тобой об этом? Разве ты не знаешь, насколько мы уважаем нашу дружбу? И вообще ничего не происходит… И я не могу поверить, что ты затеваешь со мной ссору из-за этого посреди битвы. Гарри был бы в ярости, если бы узнал.

«Ну да», — подумал Гарри.

— Конечно, ты побежишь к Гарри, — сказал Рон почти с усмешкой.

— Ну, это ты начал прыгать на меня при первой же возможности! Вот что имею в виду, я говорю тебе абсолютно честно! Я всего лишь поцеловала его в щеку. Он… он может умереть, понимаешь… а я… я…

Наступила тишина, нарушаемая только шумом шагов в кустах.

— Мерлин, Гермиона, ты плачешь? — спросил Рон. — Вот так вот иметь дело с девчонкой, которая раз — и становится чертовски эмоциональной, заведенной ни с того ни с сего…

— Ни с того ни с сего? Ты называешь это ничем? — голос Гермионы был так близок к крику, насколько это возможно для человека, старающегося замолчать. — Ты чуть ли не обвиняешь меня и Гарри в том, что мы предаем тебя у тебя за спиной. Как будто мы когда-нибудь сможем это сделать! Кроме того… — ее голос стал низким, неразборчивым, она начала мямлить.

— Что это сейчас было? — высокомерно спросил Рон, так как он, похоже, тоже ничего не расслышал.

— Я сказала: «Кроме того, ты не должен иметь ко мне никаких претензий, учитывая то, что именно ты бросил меня в начале учебного года!» 

Лицо Гермионы слегка порозовело.

— Ты мечтаешь о нем, не так ли? — резко спросил Рон.

Гермиона замерла, но помедлила лишь мгновение, прежде чем резко выкрикнуть:

— Не будь смешным. У тебя нет причин заботиться о том, о ком мне нужно мечтать. И тебе нужно избавиться от этой навязчивой одержимости Гарри…

— Это я-то одержим Гарри? — неуверенно сказал Рон, но Гермиона резко оборвала его слова, грозно приподняв брови.

— …Как тогда, на четвертом курсе, ты уже должен повзрослеть! Можно подумать, что ты встречался со мной только для того, чтобы иметь то, чего не было у Гарри!

Лес, казалось, замолчал в какой-то неестественной тишине.

Гермиона, похоже, была сама шокирована тем, что она это сказала вслух, а Рон покраснел до кончиков ушей. Долгое время никто из них вообще ничего не говорил.

— Это лучше, чем соглашаться на меня, только потому, что я попался под руку? — наконец сказал Рон, и его лицо побагровело, а глаза вспыхнули от гнева и боли; Гермиона вздрогнула, как будто ее ударили. — Он встречался с Чоу, встречался с Джинни. С чего бы ему хотеть встречаться с тобой?

Гарри издал какой-то невнятный рык и бросился вперед, совершенно забыв, что это воспоминание, пока Ремус его не схватил. У Гермионы перехватило дыхание, отчего сердце Гарри сжалось.

— Я.… я… Совершенно очевидно, что тот, кто зрел, вдумчив и умён, может разглядеть и внешность, и поверхностные проявления. Я бы предпочла именно такого человека, — Гермиона изо всех сил пыталась вернуть утраченное самообладание, но ее тон явно подразумевал, что она считала, что у Рона нет этих качеств. — В отличие от тебя, все зациклены на том, как должно быть, как люди должны выглядеть и как думать. Ты… ты… ты совсем как Перси, — торжествующе закончила она, остановившись на самом низком оскорблении, которое только смогла придумать.

Лицо Рона вспыхнуло.

— Я совершенно на него не похож! — возмутился Рон. — Хочешь так — ну тогда — просто — прекрасно!

Он обогнал ее, и его длинные ноги быстро понесли его через лес, как решил Гарри. Гермиона какое-то время колебалась, но затем последовала за ним, продолжая двигаться в том же направлении, где должна была находиться могила Дамблдора, хотя она и не надеялась угнаться за ним.

Ремус и Гарри держались рядом с Гермионой, пока она пробиралась через окраину леса, время от времени расчищая себе путь заклинанием и бормоча что-то вроде:

— Чертов тупой придурок! Кем он себя возомнил? Ну в самом деле! — задыхалась Гермиона.

По мере того, как она отставала, Гарри чувствовал, как воспоминания оттягивают его. Ремус шагал впереди, пытаясь не отставать от Рона, но Гарри позволил памяти сделать свое дело. Он смотрел назад, смотрел на Гермиону так же жадно, как голодный человек смотрит на бифштекс, позволяя своим каблукам оставлять несуществующие следы на несуществующей земле.

Рон стал двигаться быстрее; даже Гарри почти потерял Гермиону из виду, когда услышал треск одинокой ветки дерева, ломающейся пополам под тяжестью чьей-то ноги.

Гермиона застыла, замерла на месте и крепко сжала палочку в руках. Гарри начал метаться и сопротивляться неумолимой силе памяти Рона.

«Остановись, Рон! Ради всего святого, остановись!»

Ему хотелось кричать, даже осознавая, что это бесполезно. Он был слишком далеко; она почти исчезла из поля его зрения. Последнее, что он увидел перед тем, как листва завесила сцену перед ним — это странный вихрь воздуха. Раздался короткий крик, прерванный прежде, чем стих.

«Мантии-невидимки! У них есть мантии-невидимки! Гермиона!»

Он удвоил свои усилия, словно была надежда изменить исход того, что заново переживалось в чьем-то сознании. Внезапно он рухнул лицом вниз от удивления, его вытянутые руки впились в глину, и вдруг память освободила его. Рон вернулся.

Он услышал шорох и шелест зелени, когда Рон со всех ног бросился к своей подруге.

— Гермиона! — услышал Гарри вопль Рона.

Гарри стал бежать рядом с ним, а затем опередил. Он увидел Гермиону, окруженную пятью Пожирателями Смерти в черных плащах, и вновь остановился — так резко, словно его связали веревками.

Позади него раздался явно слышимый треск ломающейся кости и крик боли сквозь стиснутые зубы. Рон упал.

— Ремус? — спросил Гарри, оглядываясь через плечо.

— Я здесь, — сказал оборотень, нырнув под низко свисающую ветку, и остановился, бросив печальный взгляд на Рона. У Уизли-младшего побелели губы, на лбу выступила испарина, а Ремус схватился за ногу пальцами, превращающимися в когти.

— Гермиона, я иду. О, Мерлин! — выдохнул он, ругаясь себе под нос, пытаясь встать.

Один раз он все же поднялся на ноги, но его больная нога подогнулась под ним, и он снова упал, приземлившись в грязь и засохшие листья, заляпанные брызгами рвоты. Гарри слышал разочарование в голосе Рона, слезы и мольбы, когда тот храбро пытался встать; он чувствовал неистовую настойчивость Рона в учащении собственного пульса, даже несмотря на то, что конец был предрешен.

Гарри подошел настолько близко, насколько ему позволяла память Рона, и почти не мог разобрать, что происходит — даже несмотря на то, что он стоял. Гермиона убила двух Пожирателей Смерти и что-то вызывающе кричала Беллатрикс, уже будучи обезоруженной. В груди Гарри разлилось тепло, а на его глазах выступили слезы. Она олицетворяла собой Гриффиндор, а он не успел ей сказать, как он сильно ценит ее, зависит от нее, нуждается в ней, любит ее.

Затем Беллатрикс сделала движение вперед, пронесся молниеносный вихрь из черной ткани и разлетающихся в стороны волос, и она прижала Гермиону к себе, вытянув свою палочку крест-накрест под её подбородком и держа за оба конца так крепко, что он увидел, как Гермиона содрогнулась в рефлекторном движении, пытаясь что-то произнести. Беллатрикс что-то шептала на ухо Гермионе, что-то, что заставляло ту отчаянно сопротивляться, и ее лицо покраснело от гнева и усилий.

Рон вновь попытался встать, наложив какое-то лечебное заклинание, которое явно не сработало, и с большим усилием стал пробираться сквозь подлесок. Гарри задавался вопросом, понимает ли Рон, какой легкой добычей он был бы, если бы Пожиратели Смерти не были так заняты, и начали его преследовать.

Еще два Пожирателя Смерти двигались вслед за своим лидером, удерживающим Гермиону перед собой. Прекрасные губы Беллатрикс изогнулись в торжествующей улыбке, и она провела рукой по голове Гермионы, что-то при этом бормоча. На мгновение Гарри подумал, что она что-то вылила на нее, но потом он увидел на шее Гермионы сияние золотой цепочки, на которую упал солнечный луч.

Гарри двигался вместе с ними, так близко, как только мог, стараясь оставаться между Гермионой и Роном, который почти ничего не видел, находясь почти на земле. Гарри не мог подойти слишком близко из-за медленного продвижения Рона, но он инстинктивно замер, когда Беллатрикс повернулась к сердцу леса и, казалось, посмотрела прямо на него. Его сердце бешено забилось, даже когда он понял, что она его не видит. В воздухе материализовался небольшой предмет, и Беллатрикс ловко поймала его одной рукой.

Она сказала: «Одна минута», — Гарри лихорадочно огляделся, когда к нему подошел Ремус.

— Здесь есть кто-то еще, Ремус. Еще кто-то в плаще, — прошептал Гарри без всякой необходимости.

Он слышал, как Беллатрикс что-то бормотала о свидетелях, когда они дошли до края леса и встали на краю поля Хогвартса. Вдалеке, сквозь тонкую сетку деревьев, Гарри увидел воспоминание о поединке Ремуса с Макнейром. Пожиратель Смерти полоснул его режущим заклинанием по голове, и Ремус сражался, почти ослепленный стекающей кровью. Пока они кружили друг возле друга, Ремус заметил Беллатрикс, удерживающую Гермиону, и отчаянно пытался маневрировать, чтобы хоть что-то предпринять. Когда он убил Макнейра, рука Беллатрикс — та, что не держала палочку — ухватила камень на конце цепочки, которая была на шее у Гермионы. Ремус выпустил заклятие и промахнулся, отбросив Пожирательницу Смерти влево.

— Adj… sum, — прорычала Беллатрикс, яростно опуская руку. Концы цепочки блеснули на солнце, свисая с кулака Пожирательницы, и Гермиона просто исчезла из поля зрения, как плохая кинопроекция, с открытым в беззвучной мольбе ртом.

Гарри упал на колени и какое-то время не мог дышать. Он знал, что появился новый кошмар, который будет преследовать его по ночам.

Казалось, он стоял на коленях уже целый час, хотя прошло всего мгновение. Ноги Гарри налились свинцом, когда он поднялся, рука Ремуса крепко сжала его бицепс, а в горле возникло сухое, горячее, сдавливающее ощущение. Когда увидел, что Рон ползком выбрался на опушку леса, он смог хотя бы немного начать двигаться. Чуть ниже он увидел себя, ковыляющего от могилы Дамблдора; Гарри заметил, каким бледным и измученным он был.

Гарри видел, как он бросился к Рону, и вспомнил, какое облегчение испытал, увидев его, готовясь ему рассказать, что наконец-то все кончено, и Рон задал вопрос, который разрушил его мечты. Раненый рыжий в воспоминании вцепился в рукав Гарри, и в его голосе послышался звук тысячи трагедий, соединенных вместе.

— Где Гермиона?

Гарри повернулся к Ремусу из воспоминания как раз вовремя, чтобы увидеть, как Беллатрикс исчезла во вспышке света, но он не заметил фактического срабатывания заклинания. Последняя Пожирательница Смерти была убита, хотя Гарри и не знал, кем. Он изо всех сил пытался восстановить контроль и посмотреть на исчезновение Беллатрикс с некоторой долей объективности. Если Беллатрикс исчезла как раз перед тем, как сработало заклинание, она сделала это с поразительной точностью.

— Давай посмотрим твою память, а потом мы сможем вернуться к обеим, замедлим их, если нужно, попробуем услышать это заклинание, — машинально сказал Гарри, глядя на себя и Рона в воспоминании.

— Хорошо, — согласился Люпин, произнося заклинание, которое перенесет их во второе воспоминание, содержащееся в Омуте памяти.

Но он не собирался спешить, и Гарри знал это — он знал это и не мог отвести взгляд; это было все равно, что наблюдать за приближающимся бладжером.

Он сам и Рон из воспоминания смотрели через лужайку на Ремуса, который стоял уставший, истекающий кровью, безвольно держа палочку в одной руке; их бывший профессор смотрел на них с выражением лица, которое ни с чем нельзя было перепутать.

До этого момента у Гарри был необычный и печальный опыт наблюдения за исчезновением Гермионы, но сегодня он превзошёл сам себя, наблюдая, как из-за этого он просто теряет себя.