Теневые прогулки (гет)

Моя тень единственная, кто идет рядом со мной

— Green Day, «Boulevard of Broken Dreams»

Помоги мне?! Жизнь меня согнула; И я так боюсь, что никогда не стану прежним.

— Matchbox 20, «Bent» («Согнут»)

Когда Луна отперла дверь в их квартиру и открыла ее, тихонько произнеся Alohamora, она была крайне удивлена, увидев Рона, сидящего на диване с самым угрюмым видом. На кофейном столике стоял наполненный чем-то стакан; лед в нем полностью растаял, и под ним образовалась лужа.

— Привет, — сказала она, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно, без нотки любопытства или удивления его присутствием.

Ее глаза заметались по комнате. В остальном квартира казалась пустой и полутемной — Рон не смог разжечь огонь своей палочкой.

Он хмыкнул, и это можно было расценить как приветствие.

— Где Гарри? — спросила она.

— Вернулся на работу, — коротко сказал он, едва шевеля губами.

Выражение ее лица изменилось, и во взгляд её васильково-голубых глаз закралось сочувствие.

— Как ты? — спросила она, делая упор на последнем слове.

Потерять работу нелегко при любых обстоятельствах, не говоря уже о тех, которые будут красоваться на первой полосе «Пророка».

— Не особо, — ответил он, не тратя лишних слов и стараясь казаться безразличным.

— Не ожидала тебя увидеть. Но… Но я рада, что ты здесь, — выдавила она, умолчав конец фразы, промелькнувший у нее в голове — «а не в баре».

Она поставила свою сумку в кресло, стоящее под окном, и прошла на кухню, на ходу включая свет небрежными взмахами палочки.

— Может, Гарри вернется вовремя, чтобы мы все втроем поужинали вместе. Это было бы…

— Почему-то мне кажется, что его не будет — по крайней мере, до позднего вечера. Ты же знаешь, как… Как он ведет себя в это… время года, — Рон тяжело вздохнул. — Он влюблен в нее, не так ли?

Луна посмотрела на него через стойку, разделявшую две комнаты, почти безмятежно, нисколько не смущенная тем, что Рон произнес свой вопрос в настоящем времени.

— Да. Я думаю, он всегда был в неё влюблён, — ответила она. — Он просто не понимал этого, пока…

Рон уныло кивнул, ни один из них не осмелился закончить фразу — «пока не стало слишком поздно». Но она и без этого повисла в воздухе, словно кто-то вывел её огромными светящимися буквами.

Наступила долгая тишина, время от времени нарушаемая грохотом и звоном кастрюль и сковородок, пока Луна левитировала их на место, чтобы приступить к приготовлению ужина.

— Я сказал ему, — резко выпалил Рон, и слова словно сами сорвались с его губ.

Луна вздрогнула, ковш неожиданно столкнулся с плитой, и раздался лязг.

— Сказал ему что? — спросила она.

— Что случилось на самом деле.

Луна оставила свои попытки приготовить ужин и вернулась в гостиную; казалось, что она с невероятной грациозностью парит над землей.

— И что же было на самом деле? — спросила она.

Она давно подозревала, что на Финальной Битве произошло нечто такое, чем Рон ни с кем не делился. Несколько раз он нёс в пьяном угаре какой-то загадочный бред, внезапно прерывал сеансы с целителем разума в больнице Святого Мунго. Это заставило ее задуматься. Она стремилась всегда сохранять безмятежный вид и причудливую манеру поведения; казалось, это успокаивала его, и она просто выжидала. Луна робко верила в то, что то, что должно произойти, непременно произойдет; вселенная стремится к равновесию, все стремятся к своей судьбе… Что когда-нибудь он ей расскажет.

Медленно, сухим, хрипящим голосом, похожим на шорох тысячи свернутых одновременно свитков, Рон рассказал ей историю, которую до этого рассказывал Гарри. Один раз во время своего повествования Рон потянулся за разбавленным ликером, стоящим на кофейном столике, но его рука остановилась на полпути и снова вернулась на колени. Когда Рон закончил, он весь дрожал, и его слова утонули в слезах.

Он медленно поднял взгляд на Луну, боясь того, что он сейчас может там увидеть, но ее глаза были нежными и блестящими, а на лице сквозь морщины сияла улыбка.

— Ты не должен был так долго жить с этим, ни с кем не делясь, — прошептала она.

— Я не заслуживаю ни поддержки, ни сострадания. Она мертва, и это моя вина. Ты бы видела лицо Гарри, когда — когда… Как будто я и его тоже убил.

Рон вновь остановился, сжал пальцы в кулак, выругался и схватил стакан. Кончики его пальцев выглядели неестественно белыми на фоне капелек конденсата на гладкой поверхности стакана. Он посмотрел на Луну почти вызывающе и выпил содержимое стакана, поморщившись и откашлявшись, пока напиток разливался вниз теплой приятной волной.

— Ты любишь меня? — внезапно спросил он, вставая и направляясь по короткому коридору в свою комнату. Вдалеке Луна услышала шорох, за которым последовал музыкальный звон стекла.

— Ты же знаешь, что да, Рональд, — ответила она, слегка повысив голос, чтобы он мог это услышать. Спустя несколько секунд он появился с графином, наполненным лучшим огденским виски янтарного цвета. Ее взгляд переместился с бутылки на его лицо, а затем вновь на бутылку, но она ничего не сказала. — Я полюбила тебя с того момента, как ты впервые со мной заговорил. Может быть, даже раньше. Джинни все время говорила о тебе. И в то утро, когда я надела шляпу со львом на ваш квиддичный матч, я увидела за окном моей спальни вихрь, вращающийся против часовой стрелки… Это всегда означает, что любовь всей твоей жизни вот-вот совершит нечто грандиозное.

— Я недостоин тебя, Луна. И, наверное, никогда не буду достоин.

В глазах Рона читалось извинение за себя, но это не помешало ему открыть бутылку и поднести ее к губам, проигнорировав стакан.

— Не делай этого, — сорвалось с губ Луны прежде, чем она успела подумать.

Она крепко сцепила руки на коленях, как будто этот жест мог каким-то образом сдержать ее рот. Рон косо взглянул на нее и сделал второй глоток.

— Это все, что у меня осталось, — заметил он, вытирая подбородок.

В комнате царила тишина, если не считать плескания виски в бутылке, когда он снова ее поднял.

— Неправда, — тихо возразила она, и ее голос слегка дрожал.

— Я бросил свою лучшую подругу на поле боя, и она мертва. И это разрушило мою жизнь, жизнь Гарри, все самое важное. Разве ты не понимаешь? Все не так! Ты думаешь, Гарри всегда хотел преследовать плохих парней? Нет! Он хотел преподавать! Ты можешь в это поверить? Хогвартс был для него первым настоящим домом, который он помнил, — и он всегда хотел туда вернуться, — Рон сделал большой глоток из бутылки. — Тебя здесь не должно быть, ты… Ты напоминаешь, что ее здесь нет.

Луна знала, что он не хотел, чтобы эти слова прозвучали так жестоко, но все равно ей показалось, словно он ударил ее по лицу.

— Значит, вихрь ошибся? — недоверчиво пробормотала она себе под нос.

Рон уже был готов опьянеть, но посмотрел на нее в замешательстве.

— Что?

— Значит, ты тоже в нее влюблен? Так же, как и Гарри?

В ее голос незаметно прокралась какая-то горечь, которую она обычно прятала. «Подумай о папе… и сноркаках», — настойчиво говорила она самой себе, желая вернуться в то время и в то место, где она чувствовала себя цельной, настоящей собой. Это было так давно, что она почти уже забыла.

— Нет, — сказал Рон с безрадостной, почти незаметной улыбкой. — Я не любил Гермиону. Долгое время думал, что люблю, но я… Я не думаю, что я был способен любить ее так, как она была этого достойна. — Он моргнул, глядя на нее, и его голос слегка дрогнул, но не дал Луне возможности ответить. — Она должна была жить с нами — мы должны были жить втроем, все вместе. Наши жизни были так долго связаны, что я не думаю, что мы знали, как жить вдали друг от друга. И мы знали, что приближается Битва… — На его лице появилось мрачное выражение, и он словно отмахнулся от самых неприятных воспоминаний. — Каждый раз, когда я прохожу мимо этой двери, — он неопределенно махнул рукой в сторону коридора, но она знала, что он имел в виду комнату для гостей, — я думаю о том, что ее здесь нет — что её здесь никогда не будет, и все это из-за меня. И я смотрю на Гарри, он стал словно половиной человека, и это тоже моя вина.

Он уныло уставился в никуда, и Луна словно окаменела. Его слова обрушивались на нее, как удары молота, но она была полна решимости дать ему высказаться. Может быть, это поможет ему подсушить его кровоточащие гнойные раны.

— Это последнее, что я вижу перед сном, и первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь, — тихо сказал Рон. — Всякий раз, когда я… Когда мы… — он печально взглянул на нее. — Всякий раз, когда мы… Вместе, это… это просто так. — Он поднес бутылку к лицу Луны, и янтарная жидкость заблестела в тусклом свете комнаты, как украшение из топаза. — Это помогает мне забыться — ненадолго. Когда я с тобой, я недолго счастлив, но это — это не по-настоящему.

— Нет, по-настоящему, — настаивала Луна. — Твоя аура…

— Временный покой. Фальшивая жизнь, — голос Рона звучал почти нараспев. — Это будет длиться до тех пор, пока я не смогу выкинуть ее из головы… то, что я с ней сделал. Теперь к этому добавилось еще и чувство вины перед Гарри, — он сделал еще один глоток и как-то странно добавил: — Повезло мне.

— Рон… — выдохнула Луна, но знала, что у нее ничего не получится.

Её челюсть сильно дрожала, хотя она и пыталась спрятаться за свою невозмутимость, за то спокойствие, которое помогало ей в школе, в то время, когда люди шептались о ней, странно на нее смотрели, откровенно насмехались над ней или крали ее вещи. Ничто так не ранило, как это — когда Рон сказал ей, что всё что у них было, было лишь бледной заменой настоящей любви, костылем, который помогал ему пережить тот день, чем-то, что было для него не дороже, чем эта бутылка ликера.

Он взглянул на нее, и его глаза были помутившимися, но все еще полными боли.

— Ну вот, — сказал он, — теперь я расстроил еще и тебя. Это хет-трик⁽¹⁾ в пользу Уизли! — Он поднял руки над головой словно в победном приветствии и язвительно улыбнулся. Из горла Луны вырвался всхлип, но она зажала рот руками. — Думаю, я просто пойду, — сказал Рон глухим голосом, поднимаясь с дивана, все еще сжимая бутылку виски с тонким горлышком.

— Тебе не обязательно… — начала она, но ее горло сжалось от этих слов, и она знала, что на самом деле она так не думает. Разве так не будет лучше? Лучше ему уйти и напиться до одури, чем оставаться здесь, раскисшим и озлобленным, сдирая с нее живьем кожу своими необдуманными словами? Он пристально посмотрел на нее и словно прочитал ее мысли.

— Да, я пойду, — прошептал он и неуверенно двинулся к двери.

Он даже не взглянул на нее, уходя.

И Луна осталась одна, в темной пустой квартире — нежеланный член несуществующего, грустного, фальшивого трио; а в это время два мальчика, которых она любила больше всего на свете, медленно уничтожали самих себя по собственной воле. Гарри работал. Рона накрыло. Она была здесь, бесполезная, ненужная, беспомощная, и слова Рона звенели у нее в голове.

Всё не так.

* * *

Гарри расхаживал взад и вперед по темному, сырому коридору несколькими уровнями ниже главного входа в Украинское Министерство Магии. Его руки были сцеплены за спиной, и он двигался взад и вперед перед безликой дверью, в которой было расположено крошечное квадратное окно. Это окно было затемнено с помощью магии, и Гарри бросал на дверь свои мрачные взгляды. Его приятель — аврор Невилл Лонгботтом — с нарочитой небрежностью прислонился к одной из серых бетонных стен, настороженно глядя на него.

— Что они там делают? — наконец выпалил он, причем так громко, на них обернулась пара других агентов, стоящих дальше по коридору.

— Ты занимался этим уже не один раз, и ты должен точно знать, что они делают, — лаконично заметил Невилл, и Гарри сердито посмотрел на него.

— Я не понимаю, почему мне не разрешают с ним поговорить.

— Может быть, потому, что они не хотят, чтобы ты наслал не него смертельное проклятье еще до того, как узнают, что именно ему известно, — предположил Невилл. Гарри посмотрел на него как на предателя. — Да ладно, Гарри, — добавил Невилл, успокаивающе подняв руки. — Ты всем известен именно тем, что не любишь соблюдать правила. Никогда не любил.

Гарри слегка ссутулился и засунул руки в карманы.

— Думаю, ты прав, — мрачно сказал он. — Полагаю, я должен быть просто рад, что мы его заполучили. — Невилл кивнул ему в ответ.

— Он последний высокопоставленный Пожиратель Смерти, который оставался на свободе.

— Я рад, что ты его заполучил, — сказал Гарри, остановившись на полпути, чтобы по-дружески похлопать Невилла по спине.

— Гарри, это было твое дело. Информация, собранная тобой и твоей командой, как раз и привела нас к Долохову.

Гарри смутился и открыл рот, намереваясь преуменьшить значение того, что сказал ему Невилл, но тут дверь распахнулась, и двум молодым аврорам пришлось забыть про разговор.

Перед ними появился Кингсли Шеклболт в сопровождении своего украинского коллеги Олексия Любова. Смуглая кожа британского аврора блестела от пота, оба выглядели измученными и мрачными.

— Что? — взорвался Гарри, не в силах больше сдерживаться. — Что он сказал?

Любов подозрительно покосился на Гарри, и тот почувствовал, что краснеет. Он никогда лично не участвовал в делах на Украине, но, очевидно, его репутация его опередила.

— Немного, — сказал Кингсли. — Наглый ублюдок. Он знает, что по возвращению в Британию будет «поцелован», и до сих пор молчит. Он решил не доставлять нам удовольствия.

— Сыворотка правды? — быстро спросил Гарри; его мысли заметались, и у него тут же включился режим аврора.

— Она не имеет на него должного влияния. Мы не смогли получить от него ничего достоверного. Скорее всего, он практически сумасшедший. Команда Любова обнаружила в его мозгу значительные нарушения от проклятия Cruciatus — на вид им около пяти-шести лет, вероятно, наследие его дорогого Господина.

Невилл и Гарри обменялись взглядами.

— Как он смог так долго ускользать от нас, — недоверчиво спросил Гарри, — если он сумасшедший?

— Это вопрос на тысячу галлеонов, не так ли, мистер Поттер? — спросил Любов на английском с явным акцентом; в его словах чувствовались едва завуалированная вежливость и грубый намёк. Гарри ощетинился, стряхивая руку, которую Невилл предупредительно положил ему на локоть.

— Дайте мне с ним поговорить, — взмолился он, не обращая внимания на Любова и глядя только на своего начальника.

Кингсли чуть не рассмеялся.

— Гарри, я не могу этого сделать. Ты не специализируешься на допросах и знаешь, что произошло, когда ты в последний раз остался в камере с Пожирателем Смерти.

Гарри угрюмо посмотрел на него.

— Это был Петтигрю, и все было совсем по-другому, — коротко пробормотал он. — Я не думаю, что Долохов сумасшедший. Я думаю, он скрывает такие вещи, которые могут нам помочь!

— Наши целители разума заверили меня, что… — сухо начал Любов.

— Что, если я пойду туда вместе с ним? — быстро проговорил Невилл, и Гарри бросил на него благодарный взгляд.

Украинский старший аврор явно не выглядел довольным от того, что его так бесцеремонно прервали.

— Лонгботтом, я считаю, что отправлять Гарри в такую потенциально «взрывоопасную» ситуацию — большая ошибка. Нет ничего более…

Пока Шеклболт говорил, Гарри исподтишка указал пальцем на дверной проем и пробормотал себе под нос заклинание, не требующее палочки. Невилл был единственным, кто заметил это движение, и его глаза расширились, но он ничего не сказал.

Через мгновение сработала сигнализация. Раздались крики авроров, дежуривших на посту чуть дальше по коридору, и Любов торопливо зашагал к ним, бормоча себе под нос какие-то иностранные ругательства.

— Что происходит? — риторически спросил Кингсли.

Невилл прислушивался к отчаянным крикам украинских авроров.

— Сигнализация сломалась, — сказал он, и двое авроров посмотрели на него с нескрываемым удивлением. Он небрежно пожал плечами. — Я находился здесь какое-то время, — добавил он, чтобы объяснить свое знание языка.

Шеклболт наблюдал, как Любов выкрикивал гневные приказы незадачливым дежурным аврорам, оскорблял их и гневно жестикулировал.

Как только всеобщее внимание переместилось с Гарри на этот инцидент, он быстрым движением распахнул дверь и нырнул внутрь. Он прервал заглушающим заклинанием смешанные крики Невилла и Кингсли. Затем он тихо пробормотал еще одно заклинание, и дверь за ним накрепко заперлась. Глаза Гарри привыкли к полумраку камеры, и он увидел Антонина Долохова, сидящего на простом деревянном стуле с прямой спинкой; у него на запястьях и лодыжках блестели магические кандалы. Он был одет в рваную маггловскую одежду, и, похоже, совсем забыл, что такое гигиена.

— Я знал, что ты появишься здесь, — усмехнулся Долохов. — Скрываясь, как жалкий стервятник, каким ты и являешься.

— Я тоже рад снова тебя видеть, Антонин, — небрежно сказал Гарри, но блеск в его глазах был далеко не дружелюбным. — Ты должен рассказать им все, что знаешь. Это может стать плюсиком в твою пользу перед твоим концом.

— Я им ничего не скажу. Меня не помилуют, поэтому я лучше умру, чем предам братьев, — голос Долохова был резким и скрипучим; похоже, у него было какое-то респираторное заболевание.

Гарри метнулся к нему так быстро, что они оба вздрогнули; он был всего в нескольких дюймах от лица Долохова, нос к носу, и его руки вцепились в грязную рубашку Пожирателя Смерти.

— Смерть слишком хороша для тебя, — прошипел он.

Губы Долохова скривились в жуткой имитации улыбки.

— Ты мне ничего не сделаешь. Тебя уволят — и ты отправишься в Азкабан.

Глаза Долохова были жесткими, настороженными и злобными, и Гарри еще больше убедился, что этот человек так же безумен, как и он сам, хотя, пожалуй, это было не самое лучшее сравнение.

— Я — Мальчик-Который-Выжил, — жестко ответил Гарри, медленно выговаривая слова, и излучая уверенность в себе, хотя на самом деле он ее и не чувствовал. — Я мог бы съесть твои внутренности на обед, и никому бы не было до этого дела.

— Лжец, — сплюнул Долохов. — Думаешь, мы за тобой не следим? Думаешь, мы не знаем подробностей о твоей тоскливой, жалкой жизни, о твоих выговорах в Министерстве… О том, кого ты называешь своим лучшим другом? Мы знаем о тебе все, Гарри Поттер.

Гарри наклонился ближе и ударил Долохова головой о стену, находящуюся за его спиной.

— Кто это мы?

Долохов скривился, глядя на Гарри.

— Разве ты не хочешь узнать?

Гарри глубоко вздохнул, изо всех сил пытаясь унять нарастающий гнев. Он ничего сейчас не хотел больше, чем превратить это ухмыляющееся лицо в кровавое месиво.

— Если ты знаешь обо мне все, если ты наблюдаешь за мной так пристально, как говоришь, то почему ты не пытался меня убить? — спросил Гарри, вопросительно приподняв бровь.

— А так гораздо веселее, — усмехнулся Долохов. — Беллатрикс была права. Я ей не поверил, но она была права.

Рука Гарри сильно дрожала, когда он пытался сомкнуть пальцы на своей палочке.

— О чем ты? — спросил он, надеясь, что за эти годы научился «держать лицо», и оно не выдает смятения, которое он сейчас чувствовал.

— Никогда бы не подумал, что грязнокровка может иметь такое большое значение.

Долохов покачал головой с притворным сочувствием. Горячая ярость захлестнула Гарри, ослепляя его и оглушая, и он уже не воспринимал ничего, кроме грязной, насмешливой улыбки Долохова и его расчетливых слов. Гарри издал яростный рев и прыгнул на своего противника, хотя услышал, что дверь камеры распахнулась. Позади него послышался шум, но он почти не уловил его из-за собственного хриплого крика.

— Что с Гермионой? Что ты знаешь о Гермионе?

Стул глухо стукнул о каменный пол, но Гарри его опрокинул, и яростно встряхнул Долохова, наслаждаясь звуком, который издавала его голова, раз за разом ударяясь об пол.

Глаза Долохова остекленели, но он по-прежнему ухмылялся Гарри с каким-то жутковатым весельем. Прижатый к полу Пожиратель Смерти пошевелил языком во рту, как будто обдумывая, что же еще сказать. Гарри почувствовал, как кто-то — наверное, Невилл — тянет его прочь, но он сопротивлялся, отпихивая его от себя. Что-то — возможно, Ошеломляющее заклинание — пронеслось прямо над головой Гарри, едва не задев его.

— Беллатрикс была права: есть вещи похуже смерти, — наконец сказал Долохов и с громким лязгом щелкнул зубами.

Глаза Гарри тревожно расширились, когда он понял, что сделал Долохов.

— Он принял капсулу с зельем! — вскрикнул Гарри. — Он принял капсулу с зельем!

Гарри изо всех сил пытался поднять стул, а другой рукой старался разжать челюсть Пожирателя Смерти, но мышцы Долохова уже ослабли.

— Где она? Где она? — отчаянно закричал Гарри, яростно дубася авроров, пытавшихся сдвинуть его с места.

Где-то вдалеке он услышал, как Шеклболт приказал им не оглушать его. Он потерял равновесие и упал, ударившись щекой о твердый камень совсем рядом с умирающим Пожирателем Смерти.

— Она не… — едва слышно прохрипел Долохов.

Что бы он ни сказал дальше, у него в горле просто замер хрип.

— Нет! — закричал Гарри, но на этот раз крепкие руки сомкнулись вокруг его рук и грубо вытащили из камеры.

1) Хет-трик — позитивное достижение в ряде видов спорта и игр, связанное с числом три. Появление термина связано с игрой в крикет, но в настоящее время он наиболее часто употребляется применительно к футболу и хоккею с шайбой.

Вернуться к тексту