Теневые прогулки (гет)

Моя тень единственная, кто идет рядом со мной

— Green Day, «Boulevard of Broken Dreams» («Бульвар разбитых грёз»)

Иногда мне хочется, чтобы кто-нибудь извне меня нашел. А пока я гуляю один.

— Green Day, «Boulevard of Broken Dreams» («Бульвар разбитых грёз»)

Гарри был слегка удивлен, когда оказался именно там, где и был раньше. Рона и Луны уже не было, за его спиной по-прежнему возвышался лес, а Хогвартс по-прежнему стоял перед ним. Он взглянул на траву, возвышающуюся вокруг его ботинок, и его руки затряслись так сильно, что он чуть не выронил палочку.

Она была здесь. Пять лет назад она была здесь, живая, и стояла на этом самом месте.

Он сунул волшебную палочку в карман и в качестве эксперимента провел рукой по стволу ближайшего дерева. Его рука абсолютно спокойно прошла через него. Значит, где-то здесь я существую… Он немного расслабился, зная, что он невидим, не в фазе, а значит, ему нельзя причинить вред.

У него в голове не было четкого плана, но он пошел параллельно лесу, в направлении главной тропы. Он полагал, что у него была смутная идея отправиться в Хогвартс и, так сказать, осмотреть местность, но он быстро отказался от этой мысли, когда приблизился к хижине Хагрида.

Она исчезла. Не осталось ничего, кроме погибших воспоминаний о том, что она вообще когда-то существовала. Сад разросся до такой степени, что даже неопытный взгляд Гарри мог заметить, что прошли годы. Также казалось, что коварные щупальца леса поползли наружу, теребя края того, что когда-то было расчищенной землей.

Гарри машинально посмотрел на замок и ахнул от изумления и ужаса, когда новый ракурс открыл ему то, что было сокрыто раньше. В сердце Хогвартса была зияющая дыра, а весь фасад был разрушен. Астрономическая башня тоже была полностью разрушена, а гриффиндорская башня была открыта для ночного воздуха. Огромные неровные дыры испещряли крышу, а пейзаж усеивали обломки мусора — взорванная мебель, гниющая ткань, битое стекло. Остались лишь корявые глыбы неровного камня, да кое-где между трещинами торчала высокая трава.

«Но я все еще жив… Я жив… как это могло произойти?»

Он лихорадочно размышлял, была ли Гермиона в фазе, когда прибыла сюда, и пытался представить ее ужас от того, что он сейчас увидел перед собой. Была ли она здесь во время самой битвы? Это все произошло пять лет назад или больше? Как он жил и все же не предотвратил это? Так битва закончилась ничьей или поражением? Существовало ли сейчас какое-нибудь подпольное движение?

Покачав головой, он повернулся спиной к развалинам этого любимого дома и направился к Хогсмиду. Ему показалось, что он увидел могилу Дамблдора, поблескивающую в скудном лунном свете. Величественные ворота наполовину свисали с петель, погнулись, покоробились и начали ржаветь. Стены были частично обрушены, дорога к замку изрыта колеями, она была неухоженной и граничила с зарослями.

Хогсмид казался более привычным — с льющимся из окон светом и хриплыми звуками речи из «Кабаньей Головы», достигающими его ушей. Гарри ловил себя на том, что не раз бросался в тень, прежде чем вспомнил, что его ведь фактически не существует. В приступе внезапной паники он сунул руку за пазуху, чтобы ощутить успокаивающий холод металла цепочки ожерелья — его связь, его основу, его выход отсюда.

Проходя по главной улице, он заметил изменения. Магазин сладостей исчез, как и лавка «Зонко». Их место заняли другие, менее привлекательные магазинчики, и в них царила отчетливая и непреодолимая атмосфера захудалости. Гарри мимолетно подумал, что таким заведениям, как кондитерская Ханидьюков, будет сложнее держаться на плаву, если поблизости нет школы.

Эта мысль заставила его вспомнить о Хогвартсе и его развалинах. Если он был поврежден в бою, почему его не восстановили? Конечно же, пяти лет более чем достаточно, чтобы восстановить школу, особенно когда в распоряжении у строителей есть магия. Или времена настолько плохи, что знаменитая школа вынуждена стоять в руинах?

Гарри дважды безрезультатно подергал ручку двери «Кабаньей головы» и снова вспомнил о своем статусе; в итоге он просто прошел сквозь деревянные доски двери. Таверна всегда была чуть полутёмной, но теперь в ней определенно царил мрак. Волшебники в угольно-черных капюшонах прятались в тени, а ведьмы у барной стойки цокали беззубыми деснами. В одном темном углу вспыхнула драка, и хотя Гарри молниеносно отпрыгнул от зеленой вспышки света, никто вокруг не казался слишком обеспокоенным Непростительным заклинанием, которое только что использовали.

— Эй! — крикнул бармен. — Прибери здесь, или с тобой будет то же самое!

Волшебник, только что совершивший убийство, буркнул что-то себе под нос и волшебством растворил тело. Шум разговоров, утихший вместе с окликом бармена, снова возобновился. Гарри поймал себя на том, что пятится; он с недоверием широко распахнул глаза, глядя на то место, где только что было тело. Где авроры? Министерство? А что насчёт семьи этого человека?

«Это не может быть правдой. Это не может быть правдой».

В этот момент дверь с силой распахнулась, ударившись о стену позади нее с громким стуком. Трое Пожирателей Смерти, с ног до головы закутанные в капюшоны и плащи, шагнули вперед, отбрасывая в сторону всех и каждого, кто хоть как-то стоял у них на пути. Тот, что шел впереди, хрипло и неразборчиво рыча, заказал напитки.

— И побыстрее, — добавил он.

— Сегодня на задании? — спросил бармен с каким-то отстраненным любопытством.

Казалось, что он отчаянно пытается сдержать свой страх и старается не съеживаться и не начать пресмыкаться, как делало большинство посетителей.

— Секретное дело от Темного Лорда, — угрюмо ответил первый Пожиратель Смерти, не допуская дальнейших расспросов.

— Я рад помочь, если смогу, — ответил бармен, предлагая им напитки.

Гарри пытался осознать все происходящее: Хогвартса больше нет, Темный Лорд у власти, но он все еще жив, Святой Мерлин, что же он делал? Ему казалось, что его мозг вот-вот взорвется или голова покатится с плеч.

Как раз в этот момент в задней части таверны произошла еще одна потасовка — один особенно сомнительного вида волшебник вздумал приласкать служанку, которая, как видел Гарри, была совсем юной и очень грязной. Пустой поднос, который она несла, с металлическим лязгом упал на пол. Гарри почувствовал, что его сердце подпрыгнуло от внезапной, отчаянной надежды, но тут он увидел у нее на спине длинную черную косу.

Девушка казалась потрясенной и смущенной всеобщим вниманием, которое теперь было приковано к ней, и попятилась в тень, нервно одергивая порванный рукав.

— Эй! — окликнул её другой Пожиратель Смерти — как раз перед тем, как она полностью исчезла из виду. — Ты! Иди сюда.

Фигура служанки осторожно двинулась к нему, и ее глаза расширились от страха. Она двигалась медленно, с осторожностью человека, который идет потому, что надо идти, а не потому, что он хочет.

Когда она подошла к нему на расстояние вытянутой руки, Пожиратель Смерти молниеносным движением схватил ее за запястье и выкрутил руку, пока с ее губ не сорвался невольный крик боли. Он пристально посмотрел на ее предплечье и повернулся к бармену.

— Ты нанял грязнокровку? — спросил он, и его голос был низким и опасным.

Теперь человек за барной стойкой излучал страх, он побледнел и попятился, нервно вытирая руки о фартук. Враждебный ропот опоясал бар, как коварная змея. Девушка стала очень бледной и тихой, но она не собиралась бежать или оправдываться.

— Я… Я бы не… Я не знал…

— Вот, у неё на руке, — сказал Пожиратель, поднимая руку девушки так, чтобы все видели. На ее бледной коже был вытатуирован какой-то серийный номер, а за ним — какой-то символ. — Ты знаешь, что это значит…

Он так резко отпустил девушку, что она упала, а третий Пожиратель Смерти нанес ей несколько яростных ударов ногой в живот. Она лежала на полу, свернувшись калачиком, ее слабо вырвало, а по грязи на ее лице текли слезы. Гарри показалось, что он увидел кровь. Никто не бросился ей на помощь, все взгляды были прикованы к разыгравшейся перед ними сцене.

— П-пожалуйста… — бармен поднял обе руки, защищаясь. — Уверяю вас, я не знал. Она… Она, должно быть, с помощью магии скрыла свой номер…

— Он был совершенно ясно виден, даже издалека, — сказал Пожиратель Смерти, вычисливший ее. По таверне пронесся низкий гул одобрения.

— Приказ Темного Лорда совершенно четкий, — Первый Пожиратель Смерти вновь заговорил, допив свой напиток, и поднял палочку. — Никто не должен маскировать, укрывать, нанимать или каким-либо образом помогать грязнокровке. Она взамен согревала твою постель? Ты знаешь, какое за это наказание…

Бармен издал бессвязный крик и сильно пошатнулся.

— Нет! Нет! Пожалуйста, я… Простите. Я не знал. Я больше не буду этого делать. Пожалуйста… Конечно, лорд Поттер проявит ко мне милосердие — я всегда был верным слугой, всегда…

— Как ты смеешь произносить его имя? — голос второго Пожирателя Смерти стал резким.

Мольбы бармена о пощаде стали пронзительными и бессвязными, но Гарри больше их не слышал: его голова резко вскинулась, а удары сердца гулко грохотали в ушах.

«Это не может быть правдой. Это не может быть правдой».

Остальные Пожиратели Смерти подняли свои палочки, и при этом свободные рукава их черных мантий соскользнули к локтям, обнажив Темные Метки. Гарри заметил их на предплечьях у некоторых посетителей, но не присматривался к ним. Он сделал это сейчас.

Они казались идентичными тем, что он видел в своей вселенной — змея так же вылезала из разинутой пасти черепа — за исключением одной маленькой детали.

Широкий блестящий лоб черепа украшала молния.

Гарри насмотрелся достаточно.

Он не стал задерживаться, чтобы узнать судьбу незадачливого трактирщика.

Даже не обратив внимания на свой полет через всю таверну, он бесшумно прошел через целую группу людей, их столик и закопченное окно. Он бежал по городу вслепую, не обращая внимания на то, что его окружало, слыша в ушах лишь собственные прерывистые, не верящие рыдания, и не останавливался, пока не достиг середины леса. Он рухнул на землю, сел на колени и думал, что его сейчас вырвет, пока не понял, что не может этого сделать.

«Я не могу быть Темным Лордом… Я не могу им быть… Я бы не стал…»

Гарри никогда еще не чувствовал предательства так остро. Сознание того, что у любой версии его самого есть способность, желание превратиться во что-то гораздо более отвратительное, чем даже мечтал Волдеморт, вызывало у него отвращение, это потрясало и испугало его.

«Я не такой. Я не такой. Я не такой».

Он не знал, сколько раз подумал об этом, прежде чем понял, что повторяет эту фразу как мантру. Гарри задумался, а достаточно ли этого, чтобы поверить, что это правда. Свежий ночной ветерок шелестел листьями над его головой, но не шевелил на ней ни единого волоска. Гарри не знал, как долго он оставался там, в самом сердце леса, пытаясь восстановить в памяти разрушенный замок. Понял ли он вообще, что имела в виду Луна, что говорил ему Малфой об альтернативной реальности? Неужели он действительно думал, что это всего лишь место, где он решил играть в квиддич вместо того, чтобы стать мракоборцем, или выбрал на завтрак ветчину вместо бекона?

— О… Боже… о боже, — простонал он; его голос был низким и болезненным, как будто его вырывали из самых глубин его души.

Здесь люди боялись и ненавидели его. Здесь он ненавидел тех, кто имел маггловское происхождение, и ненавидел все, за что они ратовали. Здесь он убивал — кто знает, сколько раз, и сколько было тех, кого он считал друзьями?

Друзья… Во вспышке внезапного ужаса он подумал о Гермионе. Если бы она прибыла в эту вселенную, если бы она была в фазе, если бы она попыталась выяснить, что произошло…

«Если бы она пошла меня искать…»

Он представил это себе, почувствовал, как у него скрутило желудок от страха, и начал подниматься. Если зрелище, которое он увидел в «Кабаньей голове», было типичным, то это не сулило ей ничего хорошего, особенно если она искала его. Он осторожно встал, с тоской глядя на ворох грязи и сухих листьев у своих ног, желая, чтобы его вырвало. «Неужели я зашел так далеко только для того, чтобы обнаружить, что она умерла от моей собственной руки?»

Это было слишком ужасно, слишком душераздирающе, чтобы даже думать об этом.

Он потянулся к своему воротнику и снова сжал кулон одной рукой. Он еще мог деактивировать кристалл.

Но он не мог перейти в следующую вселенную, не узнав судьбу своей Гермионы в этой.

* * *

Гарри стоял в крошечном пространстве телефонной будки, целеустремленно шагнув внутрь, и смотрел на телефон и прилагающийся справочник со злобным разочарованием.

«Как я могу найти Гермиону, если я не могу ни к чему прикоснуться?» — закричал он и еще больше разозлился, когда одинокий бродяга, шаркающий мимо, совсем не услышал его; так как Гарри вновь осознал, что его никто не слышит, никто. Сжав кулаки, он закрыл глаза и прокрутил в голове слова Луны.

Тебя никто не сможет увидеть или услышать. Ты не будешь голодать, уставать или стареть. Ты не сможешь ни с чем физически взаимодействовать.

Он тихо выругался, направил палочку на телефонный справочник и приказал ей открыть его.

Как он и ожидал, ничего не произошло. Он снова выругался, жалея, что не обращал особого внимания на то, что говорила Гермиона, ведь он, возможно, мог бы получить какой-нибудь ключ к разгадке, где именно она живет.

Но тут ему в голову пришла мысль, и взгляд его просветлел. Нора… Он знал, где она находится. Он закрыл глаза, представил себе ветхий домик и исчез в каком-то подобии аппарации, хотя и не издал ни звука.

Он узнал топографию окружающего его ландшафта, но больше не увидел ничего знакомого. Привычного перевернутого дома нигде не было видно, но Гарри пошел по слегка пологой тропе туда, где он должен был быть.

Здесь были признаки жизни — несколько обрывков пергамента развевались на ветру, висели в высокой траве, на дорожке были накатаны две параллельные колеи, но дома просто не было. В отличие от хижины Хагрида, от него не осталось никаких следов.

Разум Гарри завопил, протестуя против своего бессилия и неудовлетворенного желания получить ответы в мире, который, казалось, перевернулся с ног на голову. Но прежде, чем он смог поругать Судьбу, которая, казалось, стремилась поиздеваться над ним — даже во вселенной, которую он не мог контролировать, не мог ни к чему прикоснуться — его внимание привлекло тихое бормотание голосов.

— Рон? — крикнул он, совсем забыв, что его никто не слышит. — Рон? Мистер Уизли? Миссис Уизли? Вы здесь? — ответа, конечно же, не последовало, и он чувствовал себя совершенно глупо.

Ярко-рыжие волосы показались в тусклом предрассветном пейзаже, когда из леса вышли две худощавые фигуры. Близнецы! Гарри почувствовал, как его сердце запело от радости.

— У нас готов еще один заказ, — сказал один из них.

— Ты назначил время доставки?

— Не будь идиотом, Фред! Сначала нам нужно получить подтверждение. Помнишь, что случилось в прошлый раз? — голос Джорджа явно был горьким и мрачным.

— Билл тысячу раз говорил тебе, что это не твоя вина. Рон…

— Я не хочу говорить о Роне, — это прозвучало так, будто Джордж хотел закричать, но пытался вести себя сдержанно.

— Мы не можем изменить то, что произошло. Он сделал свой выбор, — сказал Фред как ни в чем не бывало. Джордж что-то неразборчиво пробормотал себе под нос.

— Чтобы перейти к… к нему… Когда мы все видели, каким он был в школе. Ради Мерлина, да он был чертовым слизеринцем!

— Джордж, ты можешь заткнуться? Что, если тебя кто-нибудь услышит?

— Какое это имеет значение? — от каждого его слога исходила боль.

— Подумай о Джинни… Ты знаешь… Джордж, ты знаешь, что она не может о себе позаботиться. Мы должны оставаться свободными… По крайней мере, ради нее, — казалось, Джордж немного успокоился.

— Да, — сказал он практически самому себе. — Да, за Джинни нужно присмотреть. После того, что Поттер сделал с ней в Тайной комнате… — Фред снова замолчал, украдкой оглядываясь по сторонам, пока они поднимались к нему по склону, очевидно, пробираясь мимо своих антиаппарационных защит.

Гарри запустил обе руки себе в волосы, не в силах думать о чём-либо еще, его разум закружился, горло сжалось от страха и отчаяния. Семья Уизли разрознена, они скрываются. Джинни, похоже, каким-то образом ранена его собственной рукой. И Рон, о котором говорили с источаемой сверхпрезрением ненавистью, которой прежде не было даже у Перси. А то, что они упомянули про слизеринца? Он мог лишь предположить, что они имели в виду его самого и союз Рона с ним. Гарри так сильно захотел уйти, он хотел этого отчаяннее, чем когда-либо прежде чего-то хотел; но он не мог уйти, не узнав, что случилось с Гермионой.

Он без устали ходил взад и вперед по склону холма, стараясь не смотреть туда, где должна была быть Нора. Сейчас Фред и Джордж проходили мимо него, слева от него, и Фред поправил лямку своего рюкзака, широко расправляя ее, пока они поднимались мимо. Рваный рюкзак летел прямо к нему, и он инстинктивно вздрогнул, даже когда тот прошел сквозь него, не причинив ему вреда. Он увидел мантию-невидимку, матерчатый мешок, полный галеонов, шляпу-щит и три бутылки с зельем, защищенные амортизирующими чарами.

Пока он записывал эту информацию где-то в своем взволнованном сознании, он услышал двойной щелчок — Уизли аппарировали прочь. Он обдумывал идею отправиться в небольшую рощицу, чтобы найти их убежище, но внезапно остановился — его осенило.

Он видел, что было внутри сумки Фреда, когда она прошла сквозь него. Не может ли он таким же образом заглянуть и в телефонный справочник?

«У меня нет вариантов получше», — лаконично подумал он и аппарировал обратно к телефонной будке, которую оставил чуть раньше.

* * *

Не прошло и пяти минут, как он уже прогуливался по ухоженной улочке с чистыми зелеными квадратами лужаек и аккуратными домиками. Он подумал, что это, похоже, более приятная глазу версия Тисовой улицы.

Когда Гарри дошел до ее дома, его сердце сжалось в груди, и он пошел по дорожке, пройдя прямо через выкрашенную в белый цвет парадную дверь. Внутри был довольно милый вестибюль с полированными деревянными полами, а справа шла лестница. Конец коридора выходил в нечто похожее на большую комнату, слева располагалась дверь. Он услышал из-за этой двери голоса и снова прошел сквозь нее.

За столом для завтрака сидела хорошо одетая, смутно знакомая пара и потягивала чай. На столе стояли тосты и фрукты, а также баночки с медом и вареньем. Мужчина просматривал первую полосу «Таймс», а женщина изучала журнал, время от времени делая на полях заметки шариковой ручкой. Гарри попытался разобрать название, и ему показалось, что он увидел «Журнал стоматолога»

Это были родители Гермионы. Он поднял глаза к потолку над головой и задумался, а живет ли она здесь до сих пор. Он словно транслировал свои мысли — миссис Грейнджер вздохнула и сказала, отложив свою ручку:

— Этот дом кажется таким пустым без нее.

Мистер Грейнджер оторвал свой взгляд от газеты и ласково похлопал ее по руке.

— Ну, ты же знала, что это когда-нибудь случится.

Огорченный вид миссис Грейнджер сказал ее мужу, что она понимает, как он прав.

— Ей не нужно было уезжать так рано — вспомни тот летний семестр.

— Мы говорим о Гермионе, дорогая. Она была так взволнована, когда поступила в докторантуру Оксфорда, что я удивлен, что она не помчалась туда сразу же.

— Я знаю, — смех миссис Грейнджер закончился вздохом. — Я надеюсь… А как ты думаешь, она будет там счастлива?

— Это Оксфорд. У нее будет миллион старых пыльных книг, в которые можно будет погрузиться, и десятки блестящих молодых людей, с которыми можно будет побеседовать — хотя, конечно же, не столь блестящих, как она сама. Она будет в своей стихии. Нам повезет, если она вообще о нас вспомнит.

Блеск в глазах мистера Грейнджера выдавал, что он сам не верит в свою последнюю фразу.

Гарри не мог сдержать задумчивой улыбки в ответ на слова мистера Грейнджера, пока тот молча поднимался по лестнице, просовывая голову в двери, пока не нашел нужную, ту, которая вела в спальню Гермионы. Ему пришлось призвать все своё самообладание, ведь он столкнулся с сущностью — если не его Гермионы, то, по крайней мере, жизни Гермионы.

Стены украшали многочисленные почётные грамоты и академические награды. Декор был простым, классическим, но без излишеств. Покрывала были темно-зелеными, с несколькими декоративными подушками в тон. Вдоль одной стены стоял письменный стол — теперь, когда Гермиона уехала, он стал почти пустым — и рядом потертое кожаное кресло на колесиках. Вдоль стола аккуратно стояли несколько фотографий в рамках: Гермиона и ее родители, Гермиона с подругой на набережной, пожилая женщина, которую он не знал. Никто из них не двигался.

Чувствуя себя каким-то извращенцем, он осмотрел ее полки, шкаф и несколько ящиков, сдерживая нахлынувшие на него эмоции и пытаясь сохранять своё аврорское самообладание в поисках ответов. Он не нашел ни памятных вещей из Хогвартса, ни вымпелов Гриффиндора, ни красно-золотого шарфа, ни старой школьной формы, ни каких-либо магических книг.

Он вздохнул с наполовину разочарованием, наполовину с облегчением. Он одновременно жаждал и боялся ее увидеть, зная, что это будет не его Гермиона. И все же он был доволен тем, что узнал — похоже, Гермиона в этой вселенной вообще никогда не обладала магическими способностями и, по крайней мере, на данный момент она достаточно защищена от махинаций его собственного двойника.

Он почувствовал дрожь от тошноты, сопровождавшуюся неиссякаемым желанием покинуть это ужасное место. С запозданием, но все же сообразив, что ему не помешают никакие антиаппарационные защиты — если они вообще остались в Хогвартсе нетронутыми, — он вернулся к тому месту, где очутился впервые, и осторожно потрогал кристалл, закрыв глаза, лишь бы не видеть эту искалеченную и заброшенную версию своей старой школы.

«Держись, Гермиона. Я иду».