План изменился (джен)

Поняв друг друга без слов, Минерва и Северус быстро закончили обедать и вышли из Большого зала, направляясь в кабинет Снейпа.

— Его глаз — это прежде всего артефакт, и, как любой артефакт, он имеет свои недостатки. Его настройки статичны и их нельзя изменить, не разрушив магическую структуру, — сказал Северус.

— Значит все, что было изобретено после создания артефакта…

— Может обмануть его глаз, — закончил Снейп. — И для этого нам подойдет зелье невидимости. Рецепт был разработан сравнительно недавно, значит, должно сработать.

Шагая по подземельям, МакГонагалл про себя заметила, что не очень-то хорошо знает эту часть замка. Даже будучи в анимагическом образе, она довольно редко появлялась здесь, считая подземелья холодным и, откровенно говоря, недружелюбным местом. Наконец они дошли до одной из комнат, где Северус хранил свои запасы ингредиентов и зелий. Снейп довольно быстро нашел нужный пузырек и протянул его МакГонагалл:

— Этот флакон — три часа невидимости. Но Грюм видит магические потоки, и их тоже нужно как-нибудь замаскировать.

— На анимаге их не видно, если он в форме животного, — произнесла Минерва.

— Разве? — удивился Северус.

— Это нужно тренировать, искусственно подавлять магическую ауру. Похоже на окклюменцию, но немного в другом направлении, — пояснила МакГонагалл. — Пошли к тебе, я превращусь и пойду искать его.

— Мероприятие в стиле Дамблдора и Поттера, — фыркнул Северус, направляясь с Минервой в свои апартаменты.

— Ну я ведь гриффиндорка, — с легкой улыбкой ответила МакГонагалл.

— А Флитвик когтевранец…

Лишь профессора знали истории распределения МакГонагалл и Флитвика. Шляпа им обоим предлагала два факультета: Когтевран и Гриффиндор, и это порой заставляло их задумываться, что лишь одно решение могло поменять их местами.

МакГонагалл и Северус вошли в апартаменты, плотно закрыв за собой дверь: пара взмахов палочкой — и звуконепроницаемый купол наложен. В отличие от комнат МакГонагалл, здесь практически не было цветов факультета. Снейп, как всегда, уступил практичности, обставив апартаменты в черном цвете.

— Так… по-твоему, — прокомментировала Минерва, обводя взглядом комнаты.

— Поддерживаю стиль, — ответил Северус. — Ты точно уверена, что это необходимо? Может, мы просто ошибаемся?

— Уверена, — твердо произнесла МакГонагалл. — Некоторые вещи просто невозможно забыть, и этот Грюм их не знает. Вопрос лишь в том, что надо обнаружить.

— Запах того пойла, что он пьет, и как часто он это делает. Если он двуликий, то наверняка пользуется Оборотным: амулеты в Хогвартсе не очень хорошо функционируют.

МакГонагалл кивнула, открыла флакон и, глянув на часы, выпила зелье. Секунду ничего не происходило, как вдруг Минерва буквально на глазах начала приобретать прозрачность — видимой осталась лишь одежда.

— Все, я превращаюсь, открой дверь.

С этими словами одежда начала трансформироваться в шерсть и тоже стала невидимой. Северус открыл дверь и тихо произнес:

— Удачи.

Слежка началась.

* * *

Как и всегда после долгого перерыва в практике анимагии, после превращения требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к тем запахам и звукам, что не слышит человеческий организм. Тело кошки требовало разминки, и Минерва потянулась, поборов желание громко мяукнуть при этом. Все-таки она очень давно не перевоплощалась. Пошевелив ушами, МакГонагалл стала подниматься наверх, постепенно выходя из подземелий, и вскоре добралась до коридора, где находилась комната Аластора. Наудачу Минерве где-то неподалеку раздавался стук протеза — значит Грюм идет в комнату и ей не придется блуждать по замку в его поисках.

Как же она сразу не вспомнила о подозрениях Северуса, что за Аластором может скрываться двуликий. Это сразу объясняет, почему он не защитился, когда она вошла, и почему не помнит… некоторые вещи. Где же тогда настоящий Грюм? Держат взаперти или… не дай Мерлин, убили. При этих мыслях Минерва поежилась и чуть распушила шерсть.

Стук приближался, и вот уже показался деревянный протез Грюма из-за угла. Проделав какие-то манипуляции с дверью, Аластор зашел в кабинет и заперся, даже не подозревая, что впустил с собой еще и гостя. Он сел за стол и посмотрел на странного вида прибор, в котором маячил подозрительный силуэт, напоминающий… кошку.

— Скоро миссис Норрис сожрет меня? — в пустоту спросил Аластор.

Мгновение спустя на столе Грюма закрутился волчок, издавая неприятный свистящий звук.

МакГонагалл совершенно не подумала, что кабинет Аластора может быть буквально напичкан такими артефактами, как Проявитель врагов. Впрочем, пока он думает, что его приборы просто сломаны, то ничего страшного произойти не может. Минерва точно помнила, что последний раз Грюм пил из своей фляжки во время обеда, и, если он принимает Оборотное зелье, следующий прием должен быть примерно через полчаса.

* * *

Гарри, Рон и Гермиона вошли в гостиную Гриффиндора, и последняя сразу засела за выполнение домашнего задания.

— Вам, кстати, тоже не помешает его сделать, — сказала Гермиона, раскладывая на столе свитки и книги.

Рон закатил глаза и, пробормотав что-то вроде: «Здоровый дневной сон», отправился в спальню. А Гарри, ссылаясь на неотложное дело, выложил из сумки книги и ушел в библиотеку. Он все думал, как уговорить Дамблдора обучать Рона и Гермиону: предложив друзьям такой вариант, он вовсе не думал, что тот согласится на это. Пожалуй, лучший способ попросить Дамблдора — написать письмо, ведь высказать свою просьбу вживую у Гарри вряд ли получится. Кажется, он, как и большая часть магического населения Британии, впадает в ступор, когда ему необходимо что-то потребовать у Альбуса Дамблдора. Образ директора ясно подразумевал, что он всегда готов помочь, однако прежде, чем попросить, стоит хорошо подумать.

* * *

Многим студентам Хогвартса… да и вообще магам, было бы любопытно узнать, как живет Альбус Дамблдор. Столь известная личность наверняка имеет множество неотложных дел каждый день, а значит, его жизнь должна быть интересной и насыщенной. День Альбуса начинался с разбора почты. Адресованы письма были одному человеку, но его разным должностям, которые подразумевали всяческие обязанности. В последние три дня было слишком много суматохи, и ящик для писем, которые доставлялись домовиками из совятни, был переполнен.

Рассортировав бумаги в зависимости от занимаемой должности, Дамблдор открыл первое письмо, которое содержало чисто информативный характер. Альбуса, как председателя Визенгамота, уведомляли о легализации Министерством первого общества религиозного характера — Церкви Маккоя.

— Представляете, Финеас, в Министерстве легализовали первую волшебную церковь.

Портрет Блэка скривился и прокомментировал:

— Церкви… Напомнить, что ли, министерским, как магов эти самые церкви сжигали? Мне кажется, там другой мотив, нежели вера. Наверняка в письме есть что-нибудь про привилегии.

— Да, Финеас, вы правы. Общество получает право перевозить крайне редкие ингредиенты, тут и утвержденный список есть. И я подозреваю, что лицензии на изготовление некоторых зелий у них тоже получены не через бюрократический аппарат. Впрочем, интересно другое: приверженцы этой церкви, — усмехнулся Дамблдор, — являются магами, но не колдуют.

— Мерлин! И они узаконили это общество! Куда катится Британия! — возмутился портрет.

— Я не виноват, — раздалось откуда-то сверху.

Финеас неопределенно хмыкнул и прикрыл глаза.

Дамблдор продолжил разбирать письма, на некоторые отвечая сразу, а некоторые оставлял в стороне, чтобы подробней рассмотреть сложившуюся ситуацию. Закончив с разбором почты, Альбус отправился в Министерство, поскольку дела Визенгамота требовали присутствия своего председателя хотя бы час в день, чтобы подписать некоторые бумаги. Однако это лишь формальная сторона вопроса посещения суда волшебников — в действительности Дамблдор выслушивал многочисленные жалобы административной части магического суда и вообще оказывал моральную поддержку работникам Визенгамота. Множество отделов жаловались в основном друг на друга, оставляя за собой право попросить Дамблдора замолвить за их сектор словечко. Альбусу же было очень интересно, насколько эта неформальная обязанность соответствовала маггловской профессии «психолог» и, если соответствовала, то почему за нее все еще не доплачивают. Выполнив необходимое в Визенгамоте, Дамблдор вновь вернулся в Хогвартс, чтобы перейти к наиболее интересному, по мнению Альбуса, занятию — исследованиям.

Великими волшебниками просто так не становятся: ты можешь владеть относительно большим магическим потенциалом, но быть полным профаном в магии. Лишь изучая множество аспектов волшебства, ты становишься действительно хорошим чародеем.

Альбус взмахнул рукой, отчего светящийся ящичек поднялся в воздух и, медленно крутясь, повис прямо перед Дамблдором. Кабинет директора Хогвартса не только сдерживал магию ящика — тот пытался испепелить поверхность, на которой он лежал, — но и позволял накладывать чары на него. Чтобы начать открывать ящик, нужно позволить артефакту работать как надо, но если это сделать, то он упадет и таки что-нибудь испепелит.

— М-да, — протянул Дамблдор. — Ну, Филиус, где ты там?

* * *

Филиус Флитвик, профессор Хогвартса, иногда задумывался над тем, почему его дисциплина называется «Чары». Тот материал, который он преподносит на уроках студентам, имеет более обширную специфику, и это слово «Чары», которое за долгие годы профессорства осточертело Филиусу, лишь ограничивало спектр преподаваемого им материала. Без ложной скромности Флитвик назвал бы свой предмет «Магия» и тогда, возможно, Филиус был бы удовлетворен.

Сетуя на такую вопиющую несправедливость, Флитвик вспомнил, что ему необходимо зайти к Дамблдору, видимо, чтобы разобраться с ящиком. Захватив и уменьшив пару книг из своей личной библиотеки, Филиус просто закрыл дверь и ушел. Многие профессора Хогвартса, в особенности те, которые отлично видят магические нити, часто спрашивали, почему Флитвик не запирает дверь магией, на что Филиус всегда отвечал: «А вы попробуйте открыть». Но открыть дверь в комнату профессора чар никто так и не рискнул, и с течением времени в Хогвартсе сформировалось мнение, что заходить в кабинет Флитвика без его ведома — откровенно безрассудное дело.

Назвав новый пароль горгулье, Филиус осторожно поднялся по лестнице: мало ли что может сделать коварный артефакт его взломщику. Флитвик открыл дверь и вошел, кажется, как раз вовремя: Дамблдор сидел за своим столом, и перед его глазами леветировал загадочный ящик.

— Что в нем? — сразу перешел к делу Филиус.

— Да если б я знал — инки могли запрятать туда все, что угодно, — не поднимая взгляд, ответил Дамблдор. — Итак. Внешние контуры блокируют физическое и магическое воздействие. Кабинет накладывает поверх них свой щит, тем самым позволяя воздействовать на ящик внешне.

— Идей, насколько я понял, нет? — усаживаясь в кресло, спросил Флитвик.

Дамблдор угрюмо кивнул:

— Проблема в том, что я не знаю, какой именно контур наложен на ящик. Даже современные ритуалы не содержат что-то подобное. И единственное, что приходит в голову — это развязывать вручную по потокам.

Флитвик внимательно посмотрел на ящик. С магической точки зрения он был окутан тонкими нитями со всех сторон, и настолько плотно, что не было видно даже самого корпуса ящика. И это свечение — побочный эффект от щитов — в очередной раз доказывает, что артефакт действительно хорошо защищен.

— Тогда меня ждет кропотливая работа, а тебя монотонное бдение? — недовольно спросил Флитвик.

Дамблдор вновь кивнул:

— Я сниму защиту. Ящик упадет на поверхность, что я создам, её я буду возобновлять, а ты в это время распутывай.

— Стандартная схема… Знать бы еще, что будет, если я обрежу внешнюю нить, чтобы начать работу, — задумался Филиус. — Пожалуй, наложу подавляющее на концы, как обрежу. И с тебя, кстати, то же, только на весь ящик: ты же видишь, как он светится.

— Вижу, — согласился Дамблдор. — Ладно, тогда начинаем.

Первым взмахом палочки Альбус наколдовал глянцевую металлическую поверхность и максимально приблизил её к днищу ящика, второй вычурный и крайне витиеватый взмах — и на ящик наложено подавляющее магию заклинание, однако оно даже наполовину не уменьшило мощность магического поля артефакта. И третьей командой Дамблдор, как директор Хогвартса, снял защитные барьеры с ящика, накладываемые его кабинетом.

Вместилище артефакта опустилось на поверхность, и та тут же начала плавится, вызывая много дыма и неприятный запах.

— Освежающее поддерживай периодически, — сказал Флитвик и взял в одну руку волшебную палочку, а в другую странное приспособление, лежавшее на одном из столов с различными инструментами. Внешне оно напоминало пинцет, но было сделано из специального сплава гоблинской работы, который был абсолютно невосприимчив к магии. Металл этот был столь ценен, что только один такой пинцет мог быть обменен на Малфой-мэнор.

Если бы в кабинете Дамблдора присутствовал магглорожденный волшебник, то у него немедленно бы возникла ассоциация с какой-нибудь операцией. Флитвик — хирург, который с пинцетом и волшебной палочкой разбирал паутину щитов, а Дамблдор вновь и вновь наколдовывал металлическую поверхность и периодически развеивал дым от плавки. Так началась работа по вызволению артефакта.

* * *

Снейп и МакГонагалл мчались по коридорам Хогвартса, распугивая тех немногих студентов, которые всё ещё бродили по школе, несмотря на то, что близилось время отбоя. Северус еще десять минут назад спокойно проверял работы (отвратительные, кстати говоря) третьекурсников, когда в кабинет без стука ворвалась Минерва и кратко рассказала о своей слежке. В конечном результате получалось, что Грюм принимал, по-видимому, свое зелье раз в час, что практически указывало на Оборотное. Помимо этого, МакГонагалл была стопроцентно уверена, что Лже-Аластор кого-то держит в своем сундуке, и поскольку вариантов, кто там мог быть, не так уж и много, все мысли сводились к одному: настоящий Аластор Грюм схвачен и находится в своем собственном сундуке.

Поднявшись по лестнице и отворив дверь в кабинет директора Хогвартса, МакГонагалл и Северус увидели интересную картину и, будучи взволнованными, они, перебивая друг друга, воскликнули:

— Альбус!

— Директор!

— Дамблдор, наконец открыли! — добавил Флитвик.

Феникс, сидящий на жерди и явно разбуженный таким количеством звуков, недовольно курлыкнул, добавляя в общий кавардак свою лепту. Одновременно с этим портреты, висящие на стенах, сочли своих долгом высказать свое мнение о профессорах, врывающихся без стука в кабинет директора. Сам Дамблдор под общую суматоху спрятал ящик и, собравшись с силами, не совсем тихо рявкнул:

— ТИШИНА!