"Л" значит Лили. Часть II (гет)

Он стоял посреди улицы, всклокоченный и бледный, в одних домашних брюках и мятой серой рубашке. Злющий как черт — воздух вокруг него только что не трещал от напряжения, а мостовая под ногами схватилась серебристым инеем.

Лили шагнула ему навстречу.

— Северус?

Она еще никогда не видела, чтобы чье-то настроение так стремительно менялось. Его лицо тут же расслабилось — и снова сложилось в сердитую гримасу, верхняя губа вздернулась, в темных глазах сверкнула злость... Он сжал руки в кулаки, прикрыл веки, потом заставил себя вдохнуть и медленно-медленно выдохнуть.

— Как вижу, ты в добром здравии, — его голос напоминал металлический скрежет. — И вчерашняя маленькая авантюра обошлась без последствий. Скажи, твоя жажда приключений наконец удовлетворена? Или тебе понравилось ажитировать окружающих, и в ближайшее время мне следует ждать новых... эскапад?

Лили хлопнула глазами. Эскапады? Авантюры? О чем это он?

Но Северус еще не закончил.

— Так к чему мне готовиться? — он подступил ближе — на седой от инея мостовой остались черные следы ботинок. — Что ты натворишь в следующий раз? Захочешь сразиться с обскуром? Или найдешь логово мантикоры и отправишься дергать ее за усы?

Под ложечкой засосало — опять это мерзкое леденящее чувство, как будто все внутренности завязались узлом и превратились в камень. Как он... как он может такое говорить? Как будто она в чем-то провинилась...

— Логово мантикоры? — она сглотнула, но холод внутри не унимался — поднимался к горлу едким, тошнотворным комом. — Северус, я была в театре! На премьере спектакля!

— С Поттером! — его голос дрогнул, он отвел взгляд и плотно сжал губы, как будто нечаянно проговорился и боялся не выдержать и сказать что-то еще. К его лоснящемуся лбу прилипла прядь волос, на правом виске билась жилка...

Нахмурившись, Лили подошла к нему почти вплотную — сырой промозглый воздух обступал со всех сторон, и туман размазывался по домам, точно жидкая манная каша. Заглянула в черные глаза — внутри медленно зрело нехорошее предчувствие.

— Северус, при чем тут Поттер? И откуда... — пересохший язык едва ворочался во рту, — и откуда ты узнал, что я там была?

Его черты исказились. От крыльев носа побежали складки — словно трещины в каменной маске; он недобро усмехнулся, оскалив желтоватые зубы, и почти что выплюнул ей в лицо:

— Да об этом каждая собака знает!

И, взмахнув палочкой, раздраженным жестом выхватил из воздуха газету и сунул ее Лили под нос.

В первое мгновение она не поняла, что именно видит. Крупный, радужный заголовок — «Новое нападение Упивающихся смертью»... под ним колдография: Джеймс Поттер в новенькой аврорской форме картинно выбрасывает руку вперед, посылая Ступефай в очередного противника — другой пытается достать его слева, но в этот момент на снимок врывается рыжая фурия в развевающейся мантии и закрывает Поттера сверкающим щитом... Рыжая фурия? Стоп, да это же она сама! Ее лицо, ее одежда — так вот что это была за вспышка! В толпу затесался фотограф! Надо же, а ей и в голову не приходило, что со стороны это смотрится так... однозначно.

А вот Северусу, очевидно, пришло. Он стоял, сунув руки в карманы брюк, и старался казаться равнодушным и невозмутимым — но его плечи поникли, и губы сжались в тонкую линию, и взгляд не отрывался от носков ботинок.

Лили тронула его за предплечье — Боже, да он весь заледенел... ну да, выскочил из дома без плаща, и даже рубашку не на ту пуговицу застегнул...

— Сев, — тихо сказала она, — да, я вчера была в театре, но с Мэри, а не с ним. И хотела оттуда аппарировать, когда... когда все началось, но Мэри увидела Поттера — они еще с лета встречаются. И я не смогла ее бросить. Она тоже есть на снимке — видишь, ее заслонили те двое? — добавила она и постучала по газете палочкой. Авроры на колдографии послушно расступились, и сияющая, раскрасневшаяся Мэри обернулась к зрителям и помахала им рукой.

Северус долго молчал — только щурился, недоверчиво разглядывая снимок в газете. Туман клубился у него за спиной, словно клочья сахарной ваты. Из белесого марева выступал силуэт старого каштана: толстый перекрученный ствол, размашистая метелка облетевших веток...

Неподалеку закаркала ворона. В доме мистера Паркинсона зажегся свет — в окне на втором этаже тусклым золотом налились кружевные занавески.

— Так это Мэри втянула тебя в свою затею? — наконец спросил Северус. В его голосе не было тепла, но не было и этих ужасных лязгающих интонаций.

Покачав головой, Лили забрала у него газету, сунула ее в карман пальто и направила палочку на входную дверь. Неужели это все из-за ревности? И он до сих пор подозревает, что она тайком общается с Поттером?

— Да, идея была ее. Но я и сама хотела немного развеяться — кто же знал, что все... так обернется, — передернувшись, она скороговоркой пробормотала последнее заклинание. Дом затянула серебристая сверкающая решетка, но уже через мгновение чары впитались в нижние слои защиты, и яростное свечение погасло.

— Не стоит дергать за хвост голодную и злую мантикору — рано или поздно она не выдержит и поддастся на провокацию. Ты же сама видела этот пасквиль, Лили — сплошь мерзость и обтректация. Что еще им оставалось делать? Просто стоять и покорно смотреть, как вы гогочете и улюлюкаете над их святынями?

Он раздраженно взмахнул палочкой — из ее кончика вырвалась тонкая зеленая веревка, коснулась мостовой и поползла к крыльцу, то распрямляясь, то снова свиваясь в кольца.

— Ты что, их оправдываешь? — Лили сглотнула. В груди снова разлилось то болезненное, леденящее чувство, железной рукой стиснуло сердце. — Тот человек напал на актера — сказал, что он жалкая пародия на предка их Повелителя... Они не за свою святыню оскорбились, их послал Тот-Кого-Нельзя-Называть! Ты говорил, что он сам по себе, что они отдельная радикальная группировка, но это же не так! Они не люди, Сев, они чудовища — бешеные твари, которых спустили с поводка! Они... они...

Горло перехватило — она шмыгнула носом, но слез по-прежнему не было. В груди словно проворачивалась раскаленная спица, не давая ни вздохнуть, ни заплакать. Она уставилась на мостовую — заклинание Сева доползло до крыльца и начало удлиняться, зеленой нитью оплетая фундамент. Защита на доме шипела и трещала, неохотно подстраиваясь под новые чары.

— Ты кому-нибудь об этом говорила? — внезапно у нее перед глазами оказалось бледное, застывшее лицо Северуса. Он схватил ее за плечи и повторил: — Ты говорила кому-нибудь, что они упоминали Повелителя?

Холод его пальцев чувствовался даже сквозь ткань пальто. И такой же холод был в его глазах — затянутых окклюментными щитами, словно выстывших изнутри.

Она покачала головой:

— Это все слышали, Сев. Они сказали это на весь зал, прямо со сцены. А потом... потом убили одного из актеров, — нахмурившись, он отступил на шаг, и она сглотнула — вчерашний вечер словно ожил перед глазами... тот бедняга — как он пятился по сцене, а потом вскрикнул и схватился за живот... — Его убили только за то, что он сыграл Слизерина. За смех, за глупые шутки... Не пощадили никого — женщину, которая сидела передо мной, аврора, который пытался их остановить... Берта сказала, что он скоро погибнет, и ему дали выходной... а он... он в театр пошел...

По лицу Северуса пробежала судорога. Что-то шевельнулось в глубине этих выстывших глаз, и он отступил еще на шаг и резко отвернулся. Сгорбился, словно придавленный невидимой тяжестью, и сказал — очень тихо, через силу выталкивая из себя каждое слово:

— Я... не знал. Клянусь, Лили, я не знал. Только что чистокровных спровоцировали и началась драка, не... не об остальном, — он склонил голову еще ниже — загрязнившиеся волосы закрыли шею, сосульками свисая на воротник серой рубашки. — И про Повелителя — в «Пророке» этого нет, там другое написано, и если ты начнешь всем рассказывать... Да еще и этот снимок на первой странице. Ты будто нарочно бросаешь ему вызов, понимаешь? Уже во второй раз, если считать то зелье для Блэков — даже не знаю, смогу ли я теперь...

Он осекся и замолчал. Лили моргнула — так он, выходит, ничего не знал? В «Пророке» написали, что в театре была драка, но умолчали обо всем остальном? И... стоп, он всерьез считает, что кто-то из Упивающихся захочет ей отомстить? Кто-то вроде того человека в черном или женщины, наколдовавшей череп?

— И что ты собираешься делать? — спросила она — и сама поразилась тому, как спокойно прозвучал ее голос, хотя руки похолодели, а кровь набатом застучала в ушах.

Он вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, и неохотно сказал:

— Наложу на твой дом защитные чары. Сигналку я поставил, ты почувствуешь, если кто-то подойдет слишком близко. А вот с барьером вечером придется еще поработать.

В соседнем доме скрипнула дверь. В утренней тишине этот звук прогремел как пистолетный выстрел, и Лили обернулась, но Северус успел первым. Оттер ее плечом — по щеке словно прошлась наждачка, он застыл с палочкой в руке, и его спина закаменела; Лили почувствовала это сквозь жесткую ткань рубашки, ощутила напряжение в каждой его клеточке...

А потом он выдохнул и почти ощутимо расслабился. Через мгновение послышался лай, и мимо пронеслась коротколапая пегая молния — уши, как у домового эльфа, отчаянно виляющий хвост... Ступефай, пес миссис Моуди. А вот и она сама... гримаса — точь-в-точь как у Петуньи, обнаружившей на кухне дохлую мышь. Седые букли были тщательно уложены, впалые губы поджаты, узловатые пальцы цепко держали самоудлиняющийся собачий поводок; Лили невольно поежилась от скользнувшего по ней осуждающего взгляда, но пожилая дама уже пронеслась мимо, и даже ее спина, казалось, излучала неодобрение.

Северус обернулся — на его лице застыло хмурое, озабоченное выражение.

— Давай договоримся так: вечером я заскочу к тебе и поставлю остальную защиту — после того, как кое-что проверю. И заодно доделаю сигналку, чтобы не включалась на любое намерение, — он кивнул вслед миссис Моуди — та уже умчалась далеко вперед, и ее прямая, статная фигура скрылась в тумане. — В том числе и на такое. Ты сейчас на работу?

Сначала она заколебалась, приглашать его или нет — он же, наверное, опять скажет, что занят? — но в конце концов ответила:

— Не сейчас — только через пару часов. Если хочешь, ты мог бы... ну, зайти ко мне. И мы бы вместе позавтракали...

Северус смотрел на нее, не моргая. В застегнутой не на ту пуговицу рубашке он напоминал ворону со встопорщенной серой грудкой. Черная палочка в опущенной руке почти сливалась с мятой штаниной.

Наконец он покачал головой — в его глазах не отражалось ничего, только туман и холод, и ни намека на проблеск тепла.

— Ты хочешь накормить меня завтраком, но ночью даже не подумала о том, чтобы прислать хоть пару строк. Следует ли мне презюмировать, что я реабилитирован в твоих глазах и твое доверие хотя бы отчасти восстановлено?

У Лили отвисла челюсть. К щекам прилила кровь — Господи, он прав, она действительно о нем забыла! То есть даже не забыла, а просто... не пришло в голову.

Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Северус предупреждающе вскинул руку:

— Не надо, Лили. Не сейчас... и не здесь. Поговорим вечером.

— Но Северус...

В конце улицы загавкал пес. Каркнула ворона, потом захлопали крылья, и голос миссис Моуди скомандовал:

— Фу, Ступефай! Назад!

Лили сощурилась, всматриваясь вдаль — бесполезно, уже в десятке шагов от домов оставались только темные силуэты, — а потом перевела взгляд на Северуса, но он вскинул палочку и приготовился аппарировать.

— До семи у меня лекции в Мунго. Я постараюсь не задерживаться.

Она кивнула, и он крутанулся на месте; миг — и только ветер взметнулся над опустевшей мостовой.

Под пальто пробрался колючий холод. Лили подняла воротник и огляделась по сторонам... ни души, одна сплошная муть и хмарь, и коньки крыш размытыми углами выдавались в дымчато-серое небо — и, вздохнув, побрела в дом.

* * *

В семь двадцать она аппарировала в Министерство — в полной уверенности, что придет сегодня первой, но стоило черным стенам перестать вращаться, как из-за приоткрывшейся двери послышался голос.

— ...не пори горячку со своей разведкой, — сказал Эдди. — Это все-таки проклятие, а не анимагия. Подожди, пока я выясню, что с Лили...

Лили застыла на пороге. О черт, а ведь она и ему ничего не написала — забыла, совсем забыла... Ну что за дырявая башка, а...

Эдди замолчал и поднялся из-за стола — большой и мрачный, точно не вовремя разбуженный медведь, — однако стоило ему разглядеть, кто пришел, как его лицо тут же смягчилось.

— Лили! — он в несколько шагов пересек лабораторию. — Ты цела? Фух, мы тебя уже искать собирались!

— Прости, что напугала, — слабо откликнулась она. — Знаю, я должна была написать... просто как-то не сообразила.

Из-за аквариума выглянул Майлан. Его черные как смоль волосы стояли торчком, а рукав лабораторной мантии был закатан до локтя, и через все предплечье тянулась рыжая полоса противоожоговой мази.

— Напугала, ага, — кивнул он. — Тот еще вышел сюрпризец. Чего тебя позировать-то понесло? Для снимка о победе авроров?

Лили закусила губу.

— Я не знала... ну, что меня снимают, — она перевела взгляд на Эдди. — Там такая неразбериха была... В смысле, не сразу, а когда авроры сломали тот барьер, который Упивающиеся поставили на зрительный зал... Я просто побежала за подругой. И вовсе не собиралась... позировать и ввязываться в драку.

Эдди качнулся с пятки на носок. Запустил пятерню в волосы — на его широком, добродушном лице явственно читалось изумление.

— Постой... Ты говоришь, авроры сломали барьер, который был на зрительном зале? То есть это не авроры подстроили ловушку Упивающимся, а как раз наоборот?

Его светлые, почти бесцветные брови нахмурились, на скулах дернулись желваки. В аквариуме плеснуло — Амброзиус поднялся со дна и завис у передней стенки, то разворачивая, то сворачивая ленту воспоминаний, как будто ему передалось чужое волнение.

— На самом деле я мало что видела, — созналась Лили. — Когда все заорали и побежали, мы с Мэри спрятались за креслами. А потом я выглянула... там было двое мужчин — по-моему, братья, они отбивались от пятерых или шестерых Упивающихся, и я наколдовала щит...

С каждым ее словом Эдди хмурился все сильнее и сильнее, и даже Майлан побледнел и спал с лица — слепки у него за спиной выстроились в цепочку, медленно колыхаясь в питательном растворе. Свечи над головой затрещали и моргнули, тени на полу посерели, и Лили будто снова провалилась в тот зрительный зал. Перед глазами вертелась золотая люстра — плевалась огнем, точно бешеный фейерверк, обезумевшее колесо Катерины... а потом от этих искр занялась программка, и запахло дымом, точь-в-точь как сейчас...

Кажется, Лили произнесла это вслух — говорила и говорила, всхлипывая и давясь словами... внутри словно открылась запертая дверь, и она заново проживала вчерашний вечер — ту свалку у входа, холод и тишину пустого фойе, смех Упивающегося в черном и смерть аврора Эшли... Затем на плечо легла чья-то тяжелая рука, и голос Эдди пробормотал что-то успокаивающее — она качнулась вперед, уткнулась в его широкую грудь и впервые за все это время позволила себе разрыдаться.

Потом, когда она начала успокаиваться и приходить в себя, над ухом снова загудел его голос:

— Майлан, не стой столбом, дай ей воды.

Его грудь медленно вздымалась и опадала у нее под щекой. Ноздри щекотал запах кофе и мятных леденцов; Эдди неловко потрепал ее по волосам — но не оттолкнул, хотя слезы текли ручьем и, наверное, уже залили ему всю мантию...

Лили шмыгнула носом и чуть-чуть отстранилась. Моргнула, пытаясь разлепить ресницы — веки щипало, пересохшие губы схватились корочкой, и перед глазами все расплывалось. На светлой лабораторной мантии темнело влажное пятно — промок даже нагрудный карман, в который Эдди обычно убирал свою палочку.

Она уже хотела извиниться, но тут в руку ткнулось что-то стеклянное и холодное. Стакан с водой... Лили покосилась на того, кто его наколдовал — лицо Майлана было напряженным и сосредоточенным, и на выскобленном до синевы подбородке красной ниточкой тянулся порез.

— На, выпей, — повторил Майлан, и она взяла стакан и благодарно кивнула. Из носа текло, от озноба зуб не попадал на зуб, но холодная вода прокатилась по языку, смочив пересохшее горло, и ком в груди немного отпустил, а дыхание начало выравниваться.

— И слезы вытри.

В его руке появился батистовый платок с монограммой — такого аристократичного вида, что она не сразу решилась его взять. Сначала допила воду, отвернулась, и только потом высморкала нос. Перед глазами маячил угол стола — аккуратная стопка пергаментов, закупоренный пузырек с чернилами, отставленный в сторону стакан... И на самом краю — «Методы нарезки ингредиентов». Надо будет вернуть их в архив...

— Аврорат наверняка подняли по тревоге, — раздался за спиной голос Эдди. — Позовешь Фрэнка, или я сам? — и пояснил, уже для Лили: — Он аврор. И наш хороший знакомый — мы вместе учились, только на разных факультетах. Не бойся, ему все можно рассказать.

А если бы не учились, то было бы нельзя? В последний раз шмыгнув носом, она обернулась — как раз вовремя, чтобы увидеть, как палочка Майлана выписала в воздухе круг, и из ее кончика выпрыгнул серебристый ежик. Завис в воздухе, кувыркнулся, взмахнув передними лапками...

Патронус? Зачем ему патронус? Он что, темных тварей отгонять собирается? Но Майлан что-то сказал своему ежику, и тот поплыл к дальней стене лаборатории, смешно вздернув остренькую мордочку и встопорщив ртутно-блестящие иголки. Миновал стол Руби, затем аквариум — Кассандра беспокойно встрепенулась, но не двинулась с места, — и наконец исчез за одной из дверей.

И этот ежик сейчас к ним кого-то приведет? Очередная разработка Отдела тайн, не иначе...

— Если ты отдашь мне воспоминания о вчерашнем вечере, я подчищу их так, чтобы тебя нельзя было узнать, — Эдди стоял у дальнего шкафчика, доставая из него думосбор. — Не то чтобы я не доверял нашему доблестному аврорату, но некоторые вещи лучше делать самому — если, конечно, хочешь, чтобы они были сделаны хорошо.

Неслышно, как кот, он подошел к столу и без видимых усилий опустил на него тяжеленную каменную чашу. Большой думосбор, ничего себе! Раньше он никогда его не доставал, даже для учебы — всегда обходился тем, что поменьше...

Лили поднесла палочку к виску и сосредоточилась на нужном воспоминании. Потом расслабилась, резко отводя руку в сторону — за палочкой потянулась блестящая тонкая нить... она стряхнула ее в пустой стакан, и серебристая субстанция закружилась в нем — густая и в то же время невесомая, похожая на жидкость и газ одновременно.

— Держи, — она отдала воспоминание Эдди. Над светящейся поверхностью всплыла бархатная спинка кресла... потом мраморная кисть Мельпомены, катящаяся по полу — от одного ее вида Лили передернуло.

Отвернувшись, она прошла к пустующему столу Руби и взяла с него заварной чайник. Наполнила его водой и направила палочку на фарфоровый бок, а сама подняла глаза на прикрепленную к стене полочку — кажется, где-то здесь у Руби был чай...

Смотреть на то, как Эдди будет копаться в ее воспоминаниях, совершенно не хотелось. Пустая и легкая, голова словно зудела изнутри, и события прошлого вечера казались бесконечно далекими — как будто случились давным-давно, да и вообще не с ней...

— Возьми лучше черный с бергамотом. В самом нижнем ящике.

Майлан бедром прислонился к краю стола и скрестил на груди руки. В этот миг он больше походил на разбойника, чем на ученого — на смуглом предплечье влажно блестела оранжевая мазь от ожогов, из-за уха залихватски торчала прядь волос, в глазах светился какой-то незнакомый шальной огонек...

— А Руби не будет против?

Вода в заварном чайнике нагрелась — зашипела, вспучилась рябью пузырьков... Из изогнутого фарфорового носика потянулась тонкая струйка пара, и Лили убрала палочку.

— Не будет. Она в больнице... у своего Стерджиса. Так что ей сейчас не до нас, — Майлан криво усмехнулся, и на его скуластое смуглое лицо словно набежала тень.

Лили недоуменно сощурилась — но ничего не успела сказать, потому что в этот миг дверь лаборатории распахнулась и с такой силой шарахнула об стену, что содрогнулся весь косяк.

— Майлан! Ты опять за ними следил? Идиот тыквоголовый, сколько раз повторять, что это опа... — и взволнованный голос осекся на полуслове.

То есть? В каком это смысле — следил? За кем, за кем-то опасным? Она перевела глаза на вошедшего — на пороге стоял молодой белобрысый аврор с острым носом и модными усами «под Крауча». Под убийственным взором Майлана он смешался и замолчал, но тут на плечо Лили легла тяжелая ладонь.

Эдди подошел сзади — как всегда, бесшумно.

— У нас свидетельница, Фрэнк. Она видела убийцу Вирджила Эшли. Все до мельчайших подробностей — и само убийство, и как Долохов поставил барьер на зрительный зал...

— Долохов! Так это был он?

Теперь на Лили уставились уже двое: Майлан — изумленно и в то же время настороженно, белобрысый аврор — так, словно увидел перед собой привидение.

Пальцы на ее плече ободряюще сжались.

— Да. И она пережила эту встречу. Лили, это Фрэнк — Фрэнк Лонгботтом. Фрэнк, это Лили Эванс. Твой анонимный свидетель.

— Анонимный? — приподняв брови, он переступил порог и наконец-то закрыл за собой дверь.

— Да, — Эдди махнул широкой лапищей в сторону думосбора. — Там сейчас полная версия. А в склянке рядом — копия. Сокращенная и обезличенная. Проверь, не забыл ли я чего, — и он легонько подтолкнул Фрэнка к своему столу, на котором мягко светилось содержимое большой каменной чаши.

По лаборатории поплыл густой, влажно-терпкий аромат свежезаваренного чая. Лили повернула голову — Майлан колдовал над пузатым фарфоровым чайником. Потом аккуратно закрыл жестяную коробку с яркой этикетной и небрежным мановением руки отправил ее в нижний ящик.

Кажется, у нее еще оставались сдобные котелки... Да, так и есть — целая упаковка, даже не початая. Лили превратила запасную склянку с песком в широкую плоскую тарелку и выложила на нее шоколадные кексики. Отнесла к столу Руби — Майлан благодарно кивнул, разливая дымящийся чай по чашкам.

Подошедший к ним Эдди взял котелок с мятной глазурью. Повертел его в руках, задумчиво уставившись на аквариум — его обитатели давно уплыли по своим делам, и только Кассандра продолжала дрейфовать туда-сюда вдоль передней стенки. Потом отправил котелок в рот и отряхнул ладонь от крошек. За его столом сидел Фрэнк — склонился над думосбором, опустив голову в каменную чашу; его шея напряглась и покраснела, на спине отчетливо вырисовывались мускулы, а скрюченные пальцы впились в подлокотники массивного дубового кресла.

— Не бойся, — сказал Эдди, скользнув взглядом по Лили. — Фрэнк — надежный человек, он умеет держать язык за зубами. И уже давно мечтает посадить Долохова. А остальные увидят только обезличенную копию того, что случилось в фойе. По этому обрывку тебя никто не узнает. Разве что на суде придется выступить, да и то — назовешь свое кодовое имя и должность, а внешность изменишь. Одна из привилегий работы в Отделе...

— Думаешь, дело дойдет до суда? — Майлан протянул ему чашку с нарисованным на боку фениксом. Проснувшаяся птица потянулась, захлопала огненно-алыми крыльями.

— Думаю, да. Она такие чары на себя навела — этот скот даже не заметил, что в фойе кто-то есть. А щит! Представляешь, она поставила щит от Гнилой порчи. Братьев Прюэттов, между прочим, спасла, — расчувствовавшийся Эдди легонько хлопнул ее по плечу, и Лили пошатнулась. От похвалы заполыхали уши и зачесался кончик носа — Северус бы точно начал ругаться, что она в самое пекло полезла...

— А почему то, что я видела... ну, настолько важно? — смущенно спросила она, принимая из рук Майлана вторую чашку. — Этот Долохов — он же сначала убил актера, который играл Слизерина. Прямо на сцене, на глазах у публики...

Мужчины переглянулись. Потом Эдди шумно выдохнул — на его широкой груди всколыхнулись складки мантии.

— За убийство аврора его ждет куда более серьезное наказание, — он мельком взглянул на свою чашку, как будто надеялся прочитать будущее в узоре чаинок. — Чем за убийство актера. Сыгравшего в постановке, которую половина судей считает аморальной и возмутительной.

Лили замерла. Чай во рту словно превратился в летейскую воду — растекся по небу, тухлым вкусом обдавая язык... Так вот в чем дело! Господи, ну почему? Он же просто актер! Да, сыгравший дурацкую роль в дурацком спектакле — но разве за это можно убивать?

— Ну вы даете. С такими показаниями Скримджер и пискнуть не посмеет — подпишет ордер как миленький, — к Майлану подошел Фрэнк — усталый и раскрасневшийся, но довольный, как сожравший канарейку книззл. Его лоб блестел от испарины, парадная аврорская мантия смялась на груди и пошла некрасивыми складками, а в глазу лопнул сосудик.

Лили отступила на шаг — у стола становилось тесно.

— Мы? — Эдди покачал головой. — Это ее заслуга, Фрэнк. Целиком и полностью. От братьев Прюэттов до первой помощи Брауну.

Протиснувшись мимо Майлана, Фрэнк цапнул с блюда котелок с малиновой глазурью.

— Ну, положим, Прюэттов вытащила моя мать, — он перевел взгляд на Лили, и его лицо стало серьезным. — Она тоже была в зале — спряталась за креслами, как и вы, и превратила свои туфли в портключи. Один кинула Прюэттам, а потом активировала второй. Запомните эту тактику на будущее. И больше не пытайтесь колдовать в сторону авроров при исполнении, если не хотите схлопотать проклятие.

Фрэнк откусил половину шоколадного котелка и взял со стола чашку с зеленым драконом на боку. Майлану досталась последняя, с расправляющим щупальца Гигантским кальмаром.

Лили оторопело кивнула. Так значит... получается, авроры могли принять ее за врага? За кого-то из Упивающихся?

— Ну, если бы она так сделала, ты никогда бы не получил свои показания, — примирительно сказал Эдди. — И кстати о них: оригинал я не отдам. Только копию. Обезличенную, и точка. И никакого «поставим у ее дома пару надежных ребят» — только чары и сигналка. Которой займешься ты лично. Плюс одноразовый портключ — на крайний случай.

Какой еще... крайний случай? Он боится, что на нее нападут? Но почему тогда отказался от аврорской охраны?

Неужели... неужели он им не доверяет?

Похоже, его собеседник подумал то же самое — он перестал жевать, и его щеки окрасил румянец. Зеленый дракон на чашке затопал лапами и забил хвостом.

— Ах вот значит как, — сощурившись, протянул Фрэнк.

Их взгляды встретились — на мгновение Лили показалось, что сейчас она услышит звон, как от скрестившихся шпаг. Но Эдди и не подумал отступать — только пожал широкими плечами и дернул уголком рта в подобии улыбки.

— Да, именно так. И там, — выдержав паузу, он ткнул большим пальцем вверх, — со мной согласятся.

Феникс на его чашке выпятил алую грудь и беззвучно закурлыкал. Фрэнк сверкнул глазами, сердито раздувая ноздри, и уже хотел что-то сказать, но Майлан успел первым.

— Брейк, — он ужом ввинтился между спорщиками. — Ну прям как в школе — вылитые петухи, ага... Что, пора звать преподавателя?

Но Фрэнк только сильнее разозлился — побагровел, сузив глаза, и его усы встопорщились, а широкий лоб пошел складочками. Эдди возвышался над ним, невозмутимый и неподвижный, как меловая скала из воспоминаний Амброзиуса. В аквариуме тревожно плеснуло — Кассандра выбросила ленту воспоминаний, разноцветное щупальце толкнулось в стеклянную крышку, и Лили потянулась за палочкой. Надо угомонить хотя бы ее, пока Майлан разнимает этих двоих... они уставились друг на друга исподлобья — того и гляди, и впрямь в драку кинутся.

И вдруг Фрэнк фыркнул и покачал головой.

— Ладно. Потом обсудим — «там», как ты изволил выразиться, — он ткнул пальцем в потолок, повторяя жест Эдди. Потом повернулся к Лили: — Будете смотреть, какие воспоминания он для меня отобрал? Или вы настолько ему доверяете?

Лили пожала плечами. Рукоять палочки неприятно скользила во влажной ладони — и когда только успела вспотеть... Да, с одной стороны, она ему доверяла. С другой... он же мог о чем-то забыть, верно? Северус бы точно перепроверил все сам — если тот человек в черном догадается, что это она его видела и рассказала властям... Он очень опасен; без воспоминаний это знание казалось далеким и абстрактным, но каким-то... абсолютным. Без сомнений, без колебаний, просто непреложная истина — как будто она сто раз доказала эту теорему, но забыла доказательство.

— Да, буду, — кивнула Лили.

И, поворачиваясь к думосбору, еще успела поймать на себе одобрительный взгляд Эдди.

* * *

Она вернула себе воспоминания и в первое мгновение пожалела об этом. Прошлый вечер снова встал перед глазами — во всей своей остроте и болезненной яркости, и под ложечкой моментально засосало, а колени превратились в желе. А ведь оставалась еще та копия, которую сделал Эдди. Она заставила себя просмотреть ее от начала до конца — потом долго отпаивалась в уголке чаем, и чашка с мантикорой дрожала в трясущихся руках, грозя расплескать содержимое, а горячая жидкость на языке казалась ледяной.

О нормальной работе сегодня не могло быть и речи. Фрэнк ушел, блаженно улыбаясь и сжимая в кармане склянку с воспоминаниями; дражайшие коллеги о чем-то шушукались у стола Майлана, время от времени бросая на нее короткие озабоченные взгляды. Потом Эдди мимоходом потрепал ее по плечу, и судорога перестала стискивать ребра — будто что-то внутри разрубило тугое кольцо.

Дальше Лили пыталась читать биографию Дамьена Кроткого, но сухой и казенный язык с трудом доходил до сознания, и слова не задерживались в голове. Так что в конце концов она плюнула и сбежала в Мунго навестить Мэри.

Приемный покой встретил ее шумом и гамом. Целителей нигде не было видно — только пестрое море больных и увечных, пострадавших кто от чего. Пожилой мужчина смеялся и подпрыгивал к потолку, тетка в переднике тащила за ухо упирающегося мальчишку с вишневым деревцем на голове, а девушка неподалеку от стола чихала бабочками. Лили протолкалась мимо них к замученной привет-ведьме (круги под ее глазами сделали бы честь панде, а хриплый голос напоминал карканье авгурея) и узнала, что Мэри лежит в отделении травм от рукотворных предметов и до завтра ее точно не выпишут.

Под потолком плавали шары с горящими свечами, выстраиваясь в цепочку, ведущую к палатам больных. Лили свернула в коридор и невольно подумала, что в ее детстве в приемном покое было куда меньше пациентов и куда больше целителей. Впрочем, что она тогда вообще понимала? Ей даже одиннадцати еще не исполнилось, да и голова после первого пророческого сна болела просто адски — раскалывалась, будто в нее бухали молоты... ну или дело было не в Даре, а в какой-то инфекции — Северус и его мама, помнится, незадолго до этого тоже переболели...

Она миновала двойные двери и внезапно очутилась в самом центре кипучей суеты. Было похоже, что в отделении травм собралась вся больница. Вооружившись отрывными блокнотами, целители сновали туда-сюда, и за каждым тянулся шлейф из лекарств и каких-то непонятных приборов.

— ...восстановленную кожу смазывайте трижды в день составом номер семь, — мимо пронесся старший целитель Поук, отдавая на ходу распоряжения своему помощнику — тому самому стриженному под ноль пареньку, который год назад помогал лечить Северуса... как его?.. Дик, кажется... Лили даже не успела поздороваться, как они уже скрылись за одной из дверей.

Ну да, все верно — вчера же многие пострадали... Содрогнувшись, она вошла в палату Мэри.

Ее подруга занимала койку у самого окна — полусидела, полулежала на подушках, и ее лицо на фоне больничных наволочек казалось измученным и бледным. От длинных светлых волос остался только неровный ежик, и всю ее левую руку от плеча до кончиков пальцев покрывали бинты. И запах в палате... свежий, мятный — и другой, кисловатый с металлическим привкусом; Лили узнала кроветворное и мазь от ожогов.

Две девушки на соседних койках спали, накачанные сонным зельем, так что им с Мэри пришлось разговаривать шепотом. Как оказалось, все случилось из-за пожара — когда вспыхнули кресла и Упивающиеся запечатали единственный выход магическим барьером, в зале началась паника. Но потом они с Джеймсом сообразили и разнесли одну из стен Конфринго, пока Сириус сдерживал обезумевшую толпу. Так что они отделались парой царапин и подпаленными волосами, а вот он схлопотал проклятие — ничего серьезного, целители к завтрашнему утру его уже подлатают. Зато спасли всех, кто был в зале, да еще и поймали пять Упивающихся, спеленав их антиаппарационными чарами... В кои-то веки она не отсиживалась в кустах, пока другие решают ее судьбу, а сама смогла сделать что-то полезное!

Мэри подалась вперед, размахивая здоровой рукой, чтобы показать движения палочки, и ее глаза сверкали, как драгоценные камни, а шепот то и дело прерывался от возбуждения. Лили не перебивала — охала, ахала, кивала в нужных местах... слушала — и никак не могла понять: вроде бы тот же самый вечер и те же самые события, но там, где она запомнила только боль и смерть, ее подруга увидела победу и почувствовала себя хозяйкой своей судьбы.

В половину седьмого они распрощались, и она поднялась на шестой этаж, чтобы пообедать в больничном буфете. Но в итоге ограничилась сладким чаем: после разговора с Мэри аппетит окончательно пропал, и кусок не лез в горло. Без пяти семь Лили подошла к закрытой аудитории, где занимались будущие целители, и, нетерпеливо постукивая ногой, несколько минут слушала голос лектора, дожидаясь, пока занятие закончится и все начнут расходиться.

Потом стрелки на часах показали семь, и из аудитории повалила толпа. Лили сощурилась, но не увидела ни знакомого лица, ни знакомых черных волос. Может, он задержался, чтобы задать вопрос преподавателю? Открытая дверь так и манила заглянуть в комнату; несколько шагов — и она застыла на пороге.

Там оставалось всего три человека, и Северуса среди них не было.