Глазами Артура Уизли (джен)

Молли хлопочет у плиты. Печенье почти готово – у меня слюнки текут при одной мысли о нём. Имбирное печенье Молли, моё любимое, прямо из духовки. Рон наверняка узнал этот запах. И конечно, умнёт немало печенья, если представится такая возможность. Чайник запевает свою песню. Не нужна ли Молли моя помощь? Нет, лучше я останусь сидеть и наблюдать за своими младшими детьми и их, как сказала Гермиона на Рождество, «важными половинками». Странные у магглов выражения. Мерлинова борода!

Я смотрю перед собой. Дети рядом. Они пришли вместе и сидят вместе. В последнее время я не знаю, что это может означать. Они почти всегда приходят вместе. Когда девочки окончат школу, эта четверка станет неразлучной. Наблюдаю осторожно, исподтишка. На моём лице пустое, отсутствующее выражение. За долгие годы оно сослужило мне неплохую службу.

Не обращайте внимания на Артура, говорит это выражение – он думает о своём. Единственный, кого я не мог провести, был Альбус. Он называл это выражение «редким даром» и говорил, что у меня талант «оставаться рядом и быть незаметным». Он считал, что это лучше, чем дезиллюминационное заклинание. Думаю, комплимент был незаслуженным. Альбус пытался в каждом увидеть что-то хорошее, даже в Томе Риддле. И всё же мой талант хорошо послужил и мне, и Ордену. Удивительно, как много можно увидеть и услышать, когда люди думают, что ты не смотришь и не слушаешь.

Они сидят очень близко – ближе, чем обычно. Выстроили линию обороны: Джинни, Гарри, Гермиона, Рон. Мои младшие дети сидят по краям, готовясь при необходимости защитить Гарри и Гермиону от гнева Молли. Естественно, это означает, что Молли будет из-за чего-то сердиться. Впрочем, этим двоим не нужна защита. Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер – легендарные герои, как и наш малыш Ронни. Джинни, конечно, тоже знаменита – как и остальные члены нашей семьи. Не так, как Гарри Поттер, конечно, но всё же.

Если бы десять лет назад мне сказали, что все мои дети (кроме одного) будут награждены Орденом Мерлина Третьего класса, а один – Орденом Мерлина Первого класса, я бы не поверил. Если бы меня спросили, кто из них получит Орден Первого класса, я не назвал бы Рона ни с первой, ни со второй, ни с третьей попытки. Он перещеголял близнецов, и… он перещеголял близнецов, точка.

Дети замечают, что я улыбаюсь своим мыслям. Гермиона только что произнесла шепотом «каникулы». Они переживают, что я мог что-то услышать. И не напрасно.

Я слышал весь их разговор. Начиная со слов Джинни «помни, что я тебе сказала», обращённых к Рону – до тревожного шёпота Гарри: «Джинни…», и Гарри кивком указывает на меня, замечая мою улыбку. Если кто-то и может меня поймать, то это Гарри. Он очень внимательный. Моё лицо снова приобретает пустое выражение. Если дети решат, что я слушаю и наблюдаю, то сразу же замолчат. Они понижают голоса, и теперь я различаю лишь отдельные слова. Неужели они не понимают, что тихий разговор покажется Молли подозрительным?

Гарри и Гермиона сидят рядом, касаясь плечами. Это настораживает. Они словно объединили усилия. Наверняка что-то затевают.

Гермиона читает наставления и шепчет о каком-то плане. Что за план? Со своего места я не могу расслышать, но могу понаблюдать.

Лицо Рона, когда он смотрит на Гермиону – как лучше описать это выражение? Насторожённое восхищение. Гарри и Джинни держатся за руки. В последнее время они постоянно касаются друг друга. В присутствии родителей всё, разумеется, остаётся в рамках приличий – но их тела словно притягиваются. Ладонь к ладони, рука к руке, голова на плече – они льнут друг к другу. Они просто не могут быть врозь. Совсем как когда-то мы с Молли. Последний год Молли в школе казался таким долгим, а визитов в Хогсмид всегда не хватало.

У Джинни есть привычка, о которой она сама не подозревает – это касается Гарри, и никого другого. Она незаметно наблюдает за ним. Читает его настроение. Это хорошо, потому что настроение у Гарри часто меняется. Неудивительно – бедному парню всегда было о чём переживать.

Возможно, Альбус был прав, и мой талант действительно полезен – видеть, оставаясь в тени. Используй его хорошо, Джинни.

А вот Рону это никогда не удастся. Тишина не для него – в нём слишком много темперамента, унаследованного от матери. Ему не даются такие уловки. Рон не понимает, как много можно узнать, слушая, наблюдая и не говоря при этом ни слова – особенно, если остальные считают, что ты витаешь в облаках. Можно даже не смотреть на лица.

Руки Гарри и Джинни лежат на столе. Его правая ладонь поверх её левой, пальцы сплетены. Я часто замечаю, что они подают друг другу сигналы нажатием или движением пальцев. Осторожное шевеление его большого пальца по её ладони – вот и всё, что требуется этим двоим для общения. Им даже не нужно обмениваться взглядами. Они могут заставить друг друга замолчать, могут выразить одобрение, полагая, что никто этого не замечает. Мне жаль тебя разочаровывать, моя маленькая Джинни, но я замечаю. Я знаю, потому что наблюдаю. И я знаю, что Рон и Гермиона гораздо вспыльчивей, чем вы с Гарри.

Я двигаю стул.

Раздается скрип.

Дети поворачивают головы. Я не реагирую, и они возвращаются к своей тихой беседе. Теперь я могу видеть ноги Рона и Гермионы. Теперь я вижу всё, что мне нужно.

За долгие годы я наблюдал немало пинков под столом. Иногда Гермиона таким образом заставляла замолчать Рона, иногда наоборот. Гарри тоже раньше так делал – но теперь нет. Потому что в тринадцать лет они были тройкой друзей, а теперь – пара плюс один. И Гарри здесь тот самый плюс один. Хорошо, что он нашёл Джинни (или она нашла его – или, возможно, как мы с Молли, они нашли друг друга).

В последнее время пинки Рона и Гермионы стали не такими яростными. Теперь это просто осторожное касание стопами. Они общаются с помощью ног. Носок одобрительно скользит вверх по голени.

Мои дети полагают, что отец не в курсе их дел. Хотя, возможно, не все. Билл стал подозревать – с тех пор, как женился. Но он не уверен. И не будет уверен, пока у него не появятся собственные дети. Мы с Молли делимся друг с другом практически всем. Я очень скоро узнаю то, что выяснила она. Интересно, о чем мы будем болтать сегодня, когда ляжем спать?

Родители должны быть одной командой. Иногда, чтобы приструнить непослушных, достаточно угрозы «я всё скажу маме, я всё скажу папе». Но мы, так или иначе, всё друг другу рассказываем, просто дети об этом не знают. Мы решаем, кто будет «в курсе», а кто «в неведении», чтобы было кем припугнуть. На самом деле мама и папа знают всё. Ну, или почти всё.

Мы знаем, что Билл и Флер хотят завести ребенка. Молли уверена, что пару месяцев назад Флер думала, что беременна. Тревога оказалась ложной, но в течение года или двух я непременно стану дедушкой.

Мы знаем, что Чарли так увлечен своими драконами, что может забыть о семье и друзьях, если его хоть иногда не вытягивать домой.

Мы знаем, что у Перси есть девушка, Одри Миджен, но он боится привести её после неудачи с Пенелопой. А ещё он волнуется, и небезосновательно, что братья начнут отпускать шуточки в их сторону. Одри тихая и впечатлительная девушка. Нам с Молли стоит как-нибудь пригласить их вдвоём, когда дома больше никого не будет.

Мы знаем, что Джордж очень полагается на помощь Рона в делах магазина. На самом деле Рон умней и способней, чем сам о себе думает. Тот факт, что его девушка – гений, а лучший друг – Гарри Поттер, заставляет Рона считать, что он мало на что годится.

Мы знаем, что Джордж тратит время на непродолжительные отношения, потому что долгосрочные отношения у него были только со своим братом-близнецом. Бедный Джордж – он не хочет привязываться, чтобы больше не пришлось страдать. Его интрижки ранили немало девушек. Но это и его проблема тоже, потому что, несмотря на браваду, Джордж – ранимая душа. Он ненавидит себя за то, то обидел этих девушек. За Джорджем ещё нужно присматривать. Возможно, мы были не лучшими родителями. Вероятно, нам следовало больше поощрять в близнецах индивидуальность.

А вот и Молли с чаем. Дети перестали шептаться. Сейчас мы узнаем, что у них за «планы».

– Спасибо, дорогая, – говорю я. У моей жены милая, открытая улыбка, которая заставляет моё сердце биться быстрее даже спустя много лет. Я хватаю печенье, зная, что оно горячее, обжигаю пальцы и роняю его в тарелку. Дети смеются. Безобидный папа – даже печенье не может взять без проблем. Я пью чай и наблюдаю.

Этот взгляд Рона, когда он смотрит на Гермиону – когда он появился? Или он был таким всегда – когда им было двенадцать, тринадцать? Если так, как я мог этого не заметить? Как я мог предполагать, что это были Гарри плюс Гермиона? Молли поняла раньше меня.

Из-за бесконечных перепалок Рона и Гермионы я думал, что она дружит с мальчишками, потому что ей нравится Гарри. Я ошибался.

Просто Рон и Гермиона не могут оставить друг друга в покое. Я должен был догадаться. Они поддевают друг друга, подтрунивают, ругаются – и всё для того, чтобы увидеть ответную реакцию. Они словно одержимы друг другом, и иногда сверх меры – но именно так складываются их отношения. Вот опять на лице Рона появляется выражение человека, который не верит своему счастью. Такое же было и у меня – да и осталось до сих пор. Что я сделал, чтобы заслужить красавицу Молли?

У Гарри тоже иногда появляется такое выражение. Приятно видеть его на лице мужчины, который собирается «отнять» у меня мою дочь. У Перкинса трое дочерей. Я помню, как он сказал мне в день рождения Джинни, что ни один мужчина не будет по-настоящему достоин её – так думают все отцы. Впрочем, Джинни бы его переубедила. Её парень не идеал, но он вежливый, приятный, внимательный, весьма состоятельный… и он – Гарри Поттер. Если Гарри не достоин моей маленькой девочки – то кто тогда? Наблюдая за ними, я замечаю, что они с Джинни стали свободней и раскованней наедине друг с другом.

Они уже… у них уже… были близкие отношения? Я даже думать об этом не могу!

Я пытаюсь вспомнить старика Питера Пруэтта, отца Молли. Если бы он или её братья знали, чем мы с Молли занимались на крыше Когтевранской башни, я бы был мертв, покалечен или кастрирован. А у Молли было всего два брата. Бедному Гарри нужно опасаться шестерых… чёрт, пятерых. Я был на седьмом курсе, а Молли на шестом. Бедные дети – у этих четверых шестой и седьмой курсы были совсем другими.

И они уже не дети – даже моя Джинни. Рону и Гермионе по девятнадцать – Рон совсем недавно отметил свой день рождения. Гарри восемнадцать, а Джинни семнадцать. Да, девочки ещё ходят в школу, но формально они совершеннолетние. А Джинни навсегда останется моей малышкой.

Спаситель магического мира и его друзья нервно ёрзают, сидя за нашим кухонным столом. Возможно, за этим самым столом они размышляли, как свергнуть Волдеморта. Сейчас, судя по тому, что я слышал, они замышляют что-то более личное. Если я прав, Молли будет возражать. Она постарается «защитить» наших детей. От чего? От того, чем мы занимались, ничуть не раскаиваясь, когда сами были в их возрасте?

Билл был зачат, вероятней всего, когда мне исполнилось двадцать лет. Это был сумасшедший день; мы были женаты всего два месяца. У нас не было денег.

– Что тебе подарить? – спросила Молли.

– Ничего, – ответил я. – Мы ничего не можем себе позволить, но мне ничего и не нужно. Всё, что я хотел, я уже получил.

– И что же это? – спросила она, прекрасно зная ответ.

– Ты, Молли, только ты, – ответил я. Улыбнулся, она улыбнулась в ответ – это и был мой подарок от нее на день рождения: Молли, красавица Молли.

Ей было девятнадцать лет и три месяца, когда мне исполнилось двадцать. Гермиона уже сейчас старше, чем Молли, когда мы зачали Билла. Джинни старше, чем Молли, когда мы в первый раз… Стоп, Артур. Не думай о том, что твои дети занимаются сексом.

Чай налит, печенье подано. Рон, чёрт возьми, оставь мне немного печенья! Беседа о том, о сём постепенно затухает.

– Ну, что у вас на уме? – настойчиво спрашивает Молли у четвёрки за столом.

Рон волнуется. Он в этой цепочке слабое звено. Молли может надавить на него, заставить занервничать, вспылить и всё рассказать. Дети об этом знают. Джинни может врать матери, глазом не моргнув, и ей всё сходит с рук. Молли мне не верит, когда я ей об этом говорю. Она полагает, что Джинни не станет ей лгать.

– Мать всегда заметит ложь, – любит повторять Молли.

– Прямо как твоя мать когда-то? – спрашиваю я.

– Это совсем другое, – объясняет она.

Нет, не другое, Молли. Ты не раз лгала матери о том, куда идёшь и что делаешь, когда была в том же возрасте, что и Джинни. Но ты отказываешься верить, что дочь, столь похожая на тебя, может делать то же самое.

Гермиона поднимает голову. Она заговорит первой. Остальные тоже смотрят на Молли. Никто не обращает на меня внимания – что ж, мне это только на руку. Внимательно наблюдаю.

– Мои родители арендовали виллу на Родосе, – начинает Гермиона, – на июль. На четыре недели.

– В прошлом году, – напоминает Джинни, глядя Молли прямо в глаза, – мы ездили во Францию на две недели и останавливались в домике, который они снимали. В этом году мы тоже хотим поехать.

Рон смотрит на стол, а не на Молли. Подними глаза, Рон, или посыплются вопросы.

– Рон? – спрашивает Молли.

Слишком поздно! Сынок, учись… Мой младший сын поднимает растерянный взгляд.

– Что? – следует его неопределённый ответ. Гермиона осторожно проводит носком стопы по его голени. Это помогает. Рон не станет краснеть, не в этот раз. Он смотрит Молли в лицо. Отлично, Рон, не смотри на отца, я должен оставаться в тени. Гарри и Джинни крепко сжимают сплетённые пальцы. Они понимают, что наступил момент истины.

– Что скажешь, Рон?

– Это так, мама. Я говорил с мистером и миссис Грейнджер. Они арендовали дом на месяц и сказали, что мы можем приехать на последние две недели.

Молодец, Рон. Ты сумел соврать, глядя матери в глаза. Хотя может ли это считаться ложью? Нет, если мои догадки верны. Молли обеспокоена, и её не проведёшь. Что она скажет?

– Это будет дорого стоить.

Молли хмурится. Она волнуется из-за денег. Старые привычки не исчезают. Интересно, она когда-нибудь привыкнет к тому, что мы уже не бедны? Мы не богаты, но у нас гораздо больше денег, чем раньше. Дети с нами не живут. Не нужно копить на учебники, школьные товары и форму. А после повышения я уже не знаю, на что потратить свою зарплату. Что мне купить для Молли?

– Мы с Гарри можем всё оплатить. Мы работали почти целый год. Я отложил немного денег, – говорит Рон.

– А я заплачу за Джинни, – добавляет Гарри. – Правда, она настояла на том, что всё мне вернёт с первой зарплаты. – Гарри водит большим пальцем по ладони Джинни, она отвечает тем же. Они обо всём договорились, но Гарри явно не доволен. Он хочет потратить деньги на мою девочку (и это ему только в плюс), но она против. Гарри, она такая же упрямая, как и её мать. По крайней мере, тебе хватает ума соглашаться, когда спорить бесполезно. Мне долго пришлось усваивать этот урок.

– Артур? – спрашивает Молли.

Она хочет услышать моё мнение. Ради детей притворяюсь смущённым, словно я и не следил за беседой. Интересно, заметят ли они, если я ей подмигну? Лучше не рисковать.

– Да, дорогая, – говорю я, изображая замешательство.

– Что ты об этом думаешь? – спрашивает она.

Я смотрю ей в глаза.

– Что я думаю? – делаю вид, что пытаюсь уловить суть вопроса.

Я думаю, что глаза у Джинни такие же глубокие и карие, как у тебя – не знаю, как Гарри с этим справляется. Думаю, если ты посмотришь на него этими глазами, он будет никудышным вруном, как Рон. Но ты редко его беспокоишь. Ты пытаешься давить только на своих детей. Несмотря на это, наши дети защищают других от «материнского гнева».

Я думаю, ты пришла к тому же мнению, что и я. Я смотрю внимательно, и всё вижу в твоих глазах. Да, ты поняла.

Дети ведь не сказали, что Грейнджеры будут на Родосе вместе с ними. «Мои родители сняли виллу на Родосе». Верно. «Мы можем приехать на две последние недели». Верно. «В прошлом году мы останавливались в домике, который они снимали». Тоже верно.

Но в прошлом году мистер и миссис Грейнджер приглядывали за вами, и вы сообщили нам об этом заранее. Сейчас о родителях ни слова. Я уверен, что это не случайность. Дети ждут моего ответа. Они считают, что я слушал невнимательно. Заставить их солгать? Пытаюсь избежать прямого вопроса.

– Если они будут с Грейнджерами, то я не вижу никаких проблем.

Моя фраза вызывает предсказуемую реакцию.

Стопа Гермионы больше не трется о голень Рона. Гарри и Джинни крепче сжимают пальцы. Я прав, Грейнджеров там не будет. Но нужно убедиться. Мне необходимо подтверждение.

– Гермиона, наверное, мне следует поговорить с твоими родителями? – спрашиваю я. – Я с удовольствием свяжусь с ними по фелитону.

Рон кладет руку на бедро Гермионе и теперь уже его стопа движется по её голени. Гарри и Джинни затаили дыхание. Гарри придвигается к Гермионе, своим плечом подбадривая её. Молли не может этого не заметить.

– Не беспокойтесь, мистер Уизли, – отвечает Гермиона. Её голос звучит выше обычного. Так бывает каждый раз, когда она волнуется или говорит неправду. – Они просили узнать, согласны ли вы. Если да, я им так и передам.

Я улыбаюсь и киваю. Вежливый, нейтральный ответ. Но вы так просто не отделаетесь. Пора и мне немного повеселиться.

– Джинни, может, и нам с мамой поехать – мы никогда не были на Родосе, – предлагаю я.

Теперь очередь Гермионы спасать Рона от приступа паники. Я не зря обращаюсь к Джинни. Рон наверняка бы выдал себя.

– Вряд ли нам всем хватит места, папа, – Джинни поднимает на меня невинный взгляд – точь-в-точь как у Молли. – Там всего три спальни: одна с двуспальной кроватью, две с отдельными. Всё верно, Гермиона?

Молодец, Джинни – ты смотришь мне прямо в глаза. Но, прежде чем начать говорить, ты облизала губы. Ты так поступаешь с тех пор, как впервые схитрила, обвинив близнецов в том, что они разбили кружку. Ты этого не замечаешь, а я не собираюсь выдавать секреты.

Сколько там на самом деле спален? И сколько в них двуспальных кроватей?

– Да, всё верно, – отвечает Гермиона, поворачиваясь к Джинни, чтобы избежать моего взгляда. Но вам, мисс Грейнджер, нужно научиться контролировать свой голос.

– Хорошо, – говорю я, – тогда поезжайте. В любом случае, все вы совершеннолетние – мы не можем вам ничего запретить.

Я бросаю серьёзный взгляд на свою жену. Последняя фраза предназначалась тебе, Молли. Ты знаешь, что я прав. Мы можем начать возражать. Но к чему это приведёт? К ссоре. В ответ на наше возмущение, дети убедительно скажут, что они уже взрослые. Хороший аргумент – ты помнишь, Молли, мы использовали его против твоих родителей. Кажется, родители Гермионы в курсе ситуации и смирились с ней.

– Хорошо, Артур, если ты уверен.

Моя жена сомневается, и я ей улыбаюсь. Её ответная улыбка подтверждает: мы оба осознаём, что только что произошло. В конце концов, мы женаты уже тридцать лет.

– Уверен, – твёрдо отвечаю я, пытаясь избежать лишних слов. Зачем начинать спор, в котором мы проиграем, Молли: ссора всех только расстроит. Иногда и мнимое невежество бывает блаженным.

– Спасибо, папа.

– Спасибо, папа.

– Спасибо, мистер Уизли.

– Спасибо, мистер Уизли.

В этот раз благодарность достается мне, а не Молли. Она всё ещё сомневается в правильности моего решения, но решает сменить тему.

– В четверг Джоржу исполнится двадцать один год, – напоминает она. – Это будет его первый день рождения без Фреда. Вы все придёте?

– Да, мама.

– Конечно, миссис Уизли.

– Конечно, мама.

– Непременно, миссис Уизли, – раздаётся дружный хор голосов и вздохи облегчения.

Рон усмехается и подмигивает Гермионе. Неверный шаг, Рон – никогда не нужно злорадствовать. Молли не любит проигрывать. Сейчас она скажет вам пару слов, несмотря на моё предупреждение. А нам не нужны семейные раздоры – особенно накануне дня рождения Джорджа. Это испортит атмосферу дня, который и так обещает быть тяжелым. Молли открывает рот. Самое время её остановить.

– Помнишь, как мы отмечали мои двадцать лет, Молли? – тихо спрашиваю я. Это её сразу осаживает. Ты такая красивая, когда теряешься и смущаешься, милая моя Молли.