Stivi

#самопиар #порошки #стихи вчера читала на "Чтеце с Горы". Они тут Порошки на Самайн

А ещё ведущие давали поэтам задание написать стихотворение на заданную тему. Мне попалась тема "Оборотень":

А в полнолуние все люди
Собравшись вместе в октябре
Вдруг превратились в поэтов
В Горе

Стихи пишу, стихи читаю
Уже не помню сколько лет
Ведь укусил меня за пятку
Поэт

А мне сказали обращайтесь
И я на теле платье рву
Я может в полнолуние только
Живу

Под чёрным платьем у Оксаны
Скрывается опасный зверь
Он пробудится вмиг, как только
Откроешь холодоса дверь

Во мне вы зверя не будите
Он бесшабашен и угашен
А разозлите - убедитесь
Тушканчик в гневе очень страшен

------------
И вот знаете, выступить и похулиганить ещё норм. А вот потом отбиваться от толпы: "Вам надо выступать стендап!", "Вы прямо как Задорнов!", "Вам надо на большую сцену!", "Весь зал лежал!", "Мы пришли на ваши порошки!" - вот это вообще не весело. Невесело быть знаменитым. Весело быть богатым и незнаменитым. :(

#самопиар

Филоложка, продолжение
Jinger Beer, вот что было дальше
Кэй Трин, прода, 3 глава

Глава 3

Жара адски плавила воздух, заставляя даже стрекоз лениво замирать в полёте среди травы. Речка была совсем недалеко, через пару улиц, а потом спуститься по каменным ступенькам к деревянному мостику для стирки белья. Кто-то из деревенских даже поставил когда-то на мостки скамейку для удобства. Почему-то в этот раз здесь никого не было. Тишина висела непривычная. Странно… в такую-то жару? Обычно всегда здесь стоял крик и хохот, потому что плескалась-полоскалась стайка местных и приезжих детишек в надувных кругах и нарукавниках. Тут я вспомнила Юркины слова про Змеиный праздник и пожала плечами. Ну и ладно. Мне же лучше. Покупаюсь в тишине. Я сложила на скамейку полотенце. Сбросила сандалии и коснулась большим пальцем кромки воды.
Вода манила, обещая избавление от изматывающей духоты. Я сбросила сарафан. Медленно, замирая от предвкушения, села на край мостика, окунув ноги по колено. А потом резко вошла в воду.
Первые прикосновения обжигали, но уже через мгновение тело окутала блаженная прохлада. Река мягко ласкала, отпуская измученную жарой душу на волю. Лучи солнца проникали сквозь прозрачную толщу воды, играя на дне причудливыми узорами.
Оттолкнувшись от песчаного дна, я отплыла чуть дальше от берега, чувствуя себя свободной и беззаботной. Лёгкий ветерок принёс запахи полевых цветов и нагретой солнцем травы. Я застонала от удовольствия и закрыла глаза, отдавшись во власть момента, растворяясь в тишине и покое деревенского полдня. В этот миг я чувствовала вся суета отступила, оставив лишь ощущение счастья и умиротворения. Только я, река и тёплое, ласковое солнце…
Резкая боль пронзила лодыжку. Будто что-то острое впилось или разряд тока ударил. Я заорала и экстренно погребла к берегу. Боль скрутила ногу до бедра и мышцы мгновенно свело судорогой. Я гребла, но конечности отяжелели и стали тянуть ко дну. Паника накрыла меня с головой.
— Помоги... — я попыталась позвать на помощь и хлебнула воды.
Закашлялась. Попыталась оттолкнуться, чтобы всплыть, но дно было далеко. Силы уходили, а я только бессильно барахталась на месте. Умирать очень не хотелось и было очень обидно оттого, что умру вот так — глупо утонув.
В груди всё горело от нехватки воздуха. Я инстинктивно вздохнула... и лёгкие наполнила вода. Пальцы взяли в густом иле и песке, цеплялись за что-то. Всё стало мутным. Тёмным. Сознание уплывало. Стало всё равно.
Потом что-то изменилось.
Кто-то тащил меня прямо за шею и подбородок. Волок куда-то в воде. Гравитация безжалостно пригвоздила моё тело, отяжелевшее, как камень, к земле. А потом в глаза ударил ослепительно яркий свет.
— Давай, Саша, живи! — требовал чей-то знакомый голос.
Меня перегнули через колено и — ох-ох-ох — вода неудержимо хлынула у меня изо рта, из носа и даже, кажется, из глаз. Как только я перестала её извергать, меня бросили обратно спиной на землю, и только я сделала слабый вдох — как зажали нос и сдавили щёки. Чьи-то губы накрыли мой рот и вдохнули в меня воздух. Ещё. И ещё. И ещё.
Я закашлялась и забилась, отбиваясь, показывая, что живая. Открыла глаза. Когда зрение более-менее сфокусировалось, я бы от такого зрелища отползла, если бы осталось хоть сколько-нибудь сил. Но сил не было. Надо мной на коленях стоял Велеслав Ярославович весь в чёрном и внимательно вглядывался в моё лицо. Глаза у него ярко горели жёлтым.
— Саша, сколько пальцев? — он помахал пятернёй перед носом.
— Пять... или шесть, — он так быстро махал, что я бы и восемь назвала.
— Понятно...
Велеслав Ярославович подхватил меня на руки и куда-то понёс.
— Куда... Куда вы меня...
— К Маргарите, к фельдшеру.
Он усадил меня на скамейку в лодке. Завёл мотор, который взвыл так, что я вздрогнула. С силой толкнул лодку в озеро, отгоняя от берега, и прыгнул внутрь. Сел у руля и моторка рванула вдоль густых ивовых зарослей. На повороте меня по инерции крутануло так, что я чуть не улетела за борт. И Велеслав схватил меня руку:
— Иди сюда! Ко мне!
Я кое-как шагнула и он дёрнул меня на себя. Пришлось сесть ему на колени, а свободной рукой он крепко обхватил меня за талию. Меня трясло, несмотря на жару: оба мы были мокрые, а мышцы мои дрожали от перенапряжения. Так что при всём желании я не могла бы отсесть. И спиной чувствовала, как часто бьётся его сердце — точно так же, как и моё.
— М-моей тёте... — говорить было всё ещё трудно, а тут ещё и мотор ревел, — тёть Маше надо позвонить, она волноваться будет. Я... н-ненадолго ушла.
— Что? — он наклонился ко мне.
Я постаралась повторить погромче. Вроде бы даже получилось.
— От Маргариты позвоним, — сказал он мне в ухо. — Сначала тебя осмотреть надо.
В маленькой больнице, куда Велеслав Ярославович отнёс меня на руках, меня осмотрела Маргарита. Я всё порывалась сесть, но она твёрдо уложила меня на кушетку, измерила давление, температуру, рефлексы. Перед глазами мелькали чёрные пряди её модного каре. Маргарита долго спрашивала, как состояние, сколько пальцев я вижу. Я кое-как отвечала, а на самом деле мне хотелось помыться и переодеться. И полежать. Горло ещё саднило и морозило.
Всё в этой больнице сверкало свежим ремонтом и чистотой. Но мне больше всего хотелось снять мокрый купальник и надеть, наконец, хоть что-то сухое.
— Ну, как она? — Велеслав стоял рядом с кушеткой, страшно нервируя и смущая: я всё ещё валялась перед ним полуголая и полудохлая. — Надо везти в город?
— Вроде всё обошлось, — Маргарита улыбнулась, сложив на груди полные руки. — Горло придётся пополоскать, а так всё хорошо. Вовремя вы, Велеслав Ярославович, даме на помощь пришли! А это что такое...
Она вдруг склонилась надо мной и её пальцы сжали мою лодыжку. Я ойкнула от боли: там темнели две точки.
— Как будто кто-то укусил... — Маргарита зачем-то посмотрела на Велеслава. — Похоже на укус змеи...
— Ой, блин! — меня затрясло сильнее. — Точно, меня же кто-то укусил в воде! Я поэтому и стала тонуть. Я умру?
— Да ты что, Александра, — Маргарита засмеялась, — у нас тут ужики в основном. Полозы всякие.
— Откуда вы знаете?! А вдруг гадюка укусила?
— Гадюки охотятся у берега, они не умеют нырять, — спокойно вмешался Велеслав. — Вон, смотри, у тебя укус, как царапина. А если бы гадюка, были бы две крупные точки и царапины. Это уж или полоз.
— Скорей, полоз, — чему-то усмехнулась Маргарита. — Сейчас принесу повязку и антисептик.
Она вышла в соседний кабинет и тут вдруг Велеслав упал на одно колено. Взял в руки мою лодыжку и приник губами к ранке.
Я запищала:
— Ой, а вы что делаете?!
Он не ответил, посасывая ранку, как вампир. Коснулся кожи языком и я дёрнулась, пытаясь вырвать ногу, но Велеслав держал крепко. Потом сплюнул в ведёрко и облизнул губы:
— Можешь не переживать. Это полоз. Жить точно будешь.
Пока я с круглыми глазами смотрела на него, вернулась Маргарита. Она аккуратно обработала рану и окутала лодыжку эластичным бинтом.
— Ну, вот и всё. Рану обрабатывать, повязку менять. Купаться, только как подживёт.
— Вы позвоните моей тёте? — я с надеждой посмотрела на неё. — Я помню номер. Сказать?
Велеслав вскинул руку с телефоном и сказал:
— Уже звоню. Как обещал... Да. Мария Михайловна? Саша со мной. Ничего страшного. Она тонула, а я её спас. Нет-нет, не переживайте. Всё хорошо, мы заехали в больницу. Да, я её подвезу. Конечно. Да.
— Откуда у вас тёть Машин номер? — слабо спросила я.
Велеслав Ярославович посмотрел на меня с удивлением, как на ребёнка, спросившего какую-то совершенно очевидную вещь:
— Это же деревня. У нас все телефоны соседей знают. И чат свой есть для экстренных случаев.
***
Мы плыли по речке на лодке в мягкой тишине. Даже лягушки в ивняке не квакали. Велеслав сказал, что бензин в движке закончился, но я ему не особо верила. Хотя непонятно было, с чего это он так и продолжал таскать меня на руках и предпочёл грести вёслами.
Купальник мой почти высох, нога не болела. Даже слабости почти не осталось. В кронах деревьев по берегам запели птицы. День второго рождения был довольно хорош.
Солнце огненным венцом сияло в волосах Велеслава. Рукава его чёрной рубашки были закатаны до локтя, а сама она — расстёгнута на груди. Взгляд его жёлто-карих глаз окатывал мою полуголую фигуру горячими волнами, и я не знала, куда деваться из лодки от этого взгляда.
Он грёб мощными красивыми движениями и я залюбовалась, как ходят мышцы на его руках: бицепсы, трицепсы. Перекатываются, как сытые змеи. В момент, когда смерть была так близко, в голову приходят совершенно тупые и неуместные мысли. И поэтому я спросила, чтобы хоть как-то отвлечься:
— Почему вы всегда в чёрном? Вам не жарко? Такое пекло сегодня.
Велеслав усмехнулся. Отложил вёсла и снял рубашку. Теперь весь его голый торс был выставлен мне на обозрение и любование.
— Так лучше? — поинтересовался он.
И я не нашлась с ответом. Открыла рот и тут же закрыла. Поняла только, что в горле пересохло. Там было чем полюбоваться. Нет, он качком не был, но линия широких плеч и узкая талия определённо давали повод пялиться. И он, похоже, об этом прекрасно знал, рассчитывая на такой эффект. Вон как смело разоблачился, видимо, ему такое не впервой. Да и знает, что взгляд мне особо девать некуда… Так что надо было срочно перевести разговор на другую тему.
— Вы меня спасли. Спасибо... Как мне вас… отблагодарить?
— Вообще-то есть один способ, — Велеслав прищурился, очерчивая взглядом мою фигуру в купальнике. — Вполне приятный.
— Ну нет, — я покачала головой. — Никакого интима... Я вот пока тонула, кое-что на дне нашла. В песке. Видимо, пальцем со дна зацепила, пока барахталась. А оно не свалилось. Кажется, оно золотое. Если интересуетесь антиквариатом, могу отдать. И сочтёмся. Что думаете?
Я развернула ладонь. На ней тускло блестел перстень с алым камнем. Чёрт его знает, как он так крепко зацепился, видимо, на средний палец хорошо сел. Но вот поди ж ты, всё пережил и не потерялся до сего момента. При виде перстня Велеслав бросил вёсла и поднял мою ладонь повыше, чтобы детально разглядеть находку в лучах солнца. Лицо у него стало весьма заинтересованным и предельно серьёзным. Он как-то по-новому посмотрел на меня, будто впервые увидел.
Вкрадчиво спросил:
— Разрешишь?
— Что? — не поняла я. — Забрать? Конечно!
Он взял перстень и надел мне на безымянный палец. Кольцо село как влитое.
— Твоя находка — тебе и носить, — улыбнулся он. — Кажется, перстенёк, и правда, драгоценный. И очень старый. Даже древний.
Улыбка эта мне не понравилась. Когда так улыбаются, чего-то очень не договаривают. А я тайн и секретов не люблю. Хватило мне тайн и секретов.
— Значит, мы в расчёте? — растерянно спросила я. — Или как?
— Давай так, — он снова взялся за вёсла, хитро поглядывая на меня, — ты у меня проведёшь семь ночей. И мы в расчёте.
— Ночей! — фыркнула я. — Ну вот опять! Я ведь сказала, никакого интима...
— А кто говорит об интиме? — он усмехнулся. — Поужинаем. Побеседуем. Покажу коллекцию своих находок. А про интим уж сама решишь, девочка взрослая. Что скажешь?
Я хмыкнула:
— Деревня-то маленькая, Велеслав Ярославич. Сплетничать начнут. И мне уехать придётся. А я тут планы вообще-то строила, остаться и жить.
— Первый же кто начнёт, будет иметь дело со мной, — он улыбнулся так, что мне сразу не захотелось быть на месте того, кто начнёт. — Я умею завязывать людям языки. Так что насчёт этого не переживай.
— Ничего не получится, — я покачала головой. — Я здесь, чтобы ухаживать за тётей, а не чтобы по ночам где-то тусоваться. Если что-то случится с ней, пока я где-то в гостях...
Велеслав как-то подозрительно усмехнулся.
— Посмотрим.
Я вздохнула:
— Плохая была идея идти купаться в этот дурацкий Змеиный праздник. Меня же предупреждали...
— Кто это тебя предупреждал? — сощурился он.
— Юрка, — я пожала плечами, нагретыми солнцем. — Он сказал, женщины из дома вообще на Змеиный праздник не выходят.
— Вот как. А я-то думал, это всего лишь старая легенда. Да и Маргарита Сергеевна почему-то на работе.
— Похоже на то. Змея меня укусила, но я пока жива. И никакого Змеиного царя я не встретила. Так что свататься никто ко мне не придёт.
Велеслав широко улыбнулся.
Его взгляд изучал меня, словно редкую бабочку, пойманную в сачок. В этом взгляде читалось что-то опасное, хищническое, и от этого по спине пробежал холодок, несмотря на палящее солнце.
— Насчёт царя не зарекайся, — медленно произнес он, и его голос прозвучал как-то особенно низко, бархатисто. — Легенды на то и нужны, чтобы сбываться. А змеиный укус – это не всегда про смерть. Иногда – про перемены.
Я попыталась стянуть кольцо с пальца, но оно сидело как влитое. Будто нарочно. И тут я заметила, что вода вокруг лодки как-то странно потемнела. И запахло сырой землёй и тиной. В голове запульсировала неприятная мысль: а вдруг это не просто совпадение? Вдруг все эти змеи, укусы и Змеиный праздник – это не просто деревенские суеверия, а что-то большее?
Велеслав тем временем усердно работал веслами, направляя лодку к берегу. На лице у него играла какая-то странная, непонятная мне улыбка. И я вдруг осознала, что совершенно не понимаю, что тут творится. И что Велеслав – совсем не тот, за кого себя выдаёт. Он – часть этой странной, пугающей истории. И я – тоже.

#самопиар продолжение для Филоложка

Глава 2
У тёть Маши было большое хозяйство: куры, козы, корова. Да ещё и приличный огород. И когда я приехала и увидела всё это, то расстроилась. Одно дело ухаживать за больным человеком и совсем другое — впахивать на громадном огороде в сотню соток и выгребать навоз в сарайке. На такое бы меня точно не хватило. Но тётя Маша меня сразу успокоила: у неё есть внучатый племянник Юра, который тоже живёт у неё и занимается всем хозяйством. А вот ухаживать за ней нужна женщина: помыть, подстричь, уколы поставить, ну и сготовить-покормить, если придётся.
С Юркой мы познакомились и вроде даже подружились. Хотя, больше это было похоже на нейтралитет, я не интересовала его, а он – меня, что всех вполне устраивало. Пересекались нечасто, только за обедом или ужином: он вставал в пять, чтобы убрать в коровнике, покормить кур, собрать яйца. Не знаю, платила ли ему тётя Маша за такой объём работы, но он, кажется, был вполне доволен всем. По секрету она однажды сказала мне: «Юрка-то, вишь, инвалид. На приличную-то работу не берут его. Да и с людьми он не очень любит. А с животиной-то – любо-дорого. Сама видишь. Так что тут самая лучшая работа для него. А дом и всё, что с ним, как помру – Юрке оставлю. Никто лучше него обо всём тут не позаботится…» Был Юрка почему-то лысоват в свои тридцать пять, прилично так косолапил и курил – ещё и по этой причине мы редко пересекались: табачный дым я на дух не переношу. Вообще он умственным-то инвалидом не выглядел, разве что ноги сильно колесом, вот я и решила, что у него какое-то врождённое искривление конечностей.
Сама деревня Змейково была небольшая: несколько улиц с хорошенькими домиками и коттеджами уместились на склонах зелёных холмов, которые надвое делила одноимённая речка Змейка, прозванная так за извилистость. Такая миниатюрная Швейцария с открытки: небольшой клуб с флагом на ротонде (с микромузеем и библиотекой внутри), три магазина (один с пекарней у дороги), белокаменная школа, чёрный цилиндр старой водонапорной башни, одноэтажная больница и даже почта. А вот церкви не было, но оно и неудивительно: деревня тем и отличается от села, что в селе церковь имеется, а в деревне – нет. Это мне тёть Маша объяснила, я ведь сама-то городская, в деревне сроду не жила.
Домики в Змейково, что странно, у всех стояли такие добротные, ровные, с дорогими антеннами на красных ондулиновых крышах, с ровными новенькими заборчиками, со всякими вишнями-яблонями в палисадниках. Везде скамеечки и почтовые ящики: мол, у нас почту не воруют, ни-ни. И ни одной избы-развалюхи, которая за полтора века ушла в землю по самые окна. Никаких нескошеных зарослей или свалок, как в других деревнях.
Один берег Змейки был, как и полагается пологим, на нём и разместились домики и вся инфраструктура. А вот противоположный высоко нависал над рекой обломком древней скалы, поросшей густым лесом. И на этом берегу будто сказочный замок возвышался чей-то двухэтажный дом с острой крышей башенки. Его даже из дома тёть Маши было видно. А в редкие моменты, когда я выходила погулять и шла куда-нибудь подальше от людей, меня так и тянуло туда, к этому коттеджу. Тайна такая, видите ли. Загадка. Снизу, с другого берега, его было плохо видно и мне любопытно было глянуть его поближе. Но увы, сколько я не искала путь на другой берег, Змейка везде шумела сердито и не пускала. Спросила я и у тёти Маши про мостик. А она сразу напряглась:
– А зачем тебе? Тоже домик с башенкой поглядеть?
– Ага. А что такого?
– А то, что не любит хозяин дома гостей незваных. Кого надо – сам позовёт.
– Да я просто…
– Не ходи, – строго отрезала она. – Не надо.
Ну я и отстала. Дом у тёть Маши оказался большой, старинный, на широченных венцах, которые до сих пор почему-то не сгнили. Внутри – вместительная кухня с настоящей русской печью и маленькой пристройкой типа плиты; четыре спальни, столовая с телевизором и шкафом с сервизом. На окошках – белые занавесочки с вышивкой, на широких подоконниках – классическая красная герань и капризные фиалки. В бескрайнем огороде между грядками с картохой темнела небольшая банька, в которой всегда пахло душистым земляничным мылом, а в предбаннике – крапивой и мятой.
Сама тёть Маша была женщина приятная, но измученная болячками: то остеохондроз, то давление. Старой её назвать было сложно, хотя возраст уверенно подкатывал к шестидесяти. Почти целиком седые волосы она убирала в шишку, а глаза по вечерам прятала за очками. Я её совсем не помнила молодой, мама, когда была жива, возила меня к ней совсем маленькой, а потом они из-за чего-то разругались и связь с ней была потеряна на долгие годы. Я случайно её номер нашла в мамином блокноте. Сначала подумала: что за чудо, почему он не сменился за столько-то лет? А потом поняла, что всё же созванивались они, но это всё мимо меня прошло. Я набрала тёть Машу, мы разговорились, и под мои рыдания она твёрдо сказала: «Приезжай!».
Первые три дня, как приехала, я спать не могла. Во-первых, петухи начинали орать с пяти утра, когда я только-только начинала задрёмывать после бессонной ночи. Во-вторых, не отрывалась от мобильника. Никогда. Готовила – и сразу в телефон, в туалет – в телефон, в огороде на скамейке посидеть – в телефон, в кровать вечером – опять в телефон. Всё проверяла, выложили ли в сеть ещё какие новости про меня. Про тот чёртов скандал, который мне нервы так вымотал, что я от каждого слова «школа» и «родители» вздрагивала, как от удара. Тёть Маша, хоть и охала, держась за поясницу, и морщилась, как я её растирала, но всё это, видимо, приметила. Сначала утром я не обнаружила мобильник. Бросилась искать:
– Тёть Маша, ты мой телефон не видела?! Не могу найти! Где я его оставить могла?
А она ехидно так:
– А в нужник я в старый его бросила. Можешь не искать. Там глубина метра три, с головой уйдёшь. А я доставать тебя оттудова не буду.
– Тётя Маша!
– А ну охолони! – гаркнула она и я присела. Она такая маленькая, а окрик – как пощёчина. – Ты сюда жить приехала. А сама над своим гаджетом чахнешь! Смотреть тошно. Всё глядишь и глядишь, будто смерти там своей ищешь. Отдохни пока от него. Погуляй. Подыши.
Она поморщилась, прижав руку к груди, и я побежала за таблетками. С тех пор я о телефоне и забыла. Звонить мне было некому: все подружки остались не на моей стороне после страшного скандала, ни одна не посочувствовала. Впрочем, я сама виновата: нельзя было им доверять. И зажили мы с тёть Машей да Юркой дальше. В деревенской тишине, лишённой гудков машин и перезвонов мобильников, наполненной мычанием коров, криками петухов, песнями и заунывным гулом косилок. Поначалу меня ломало, конечно. Рука сама искала телефон, стискивая подушку. Сердце безумно колотилось в груди. Мозг просил, даже требовал новостную ленту, соцсети, слухи, сплетни. Я ревела белугой… А на четвёртый день стало всё равно. И я впервые нормально выспалась. Пришла в себя. Поняла, что изгрызла все ногти и пора помыться. Привела себя в порядок. И наконец-то увидела в зеркале. И даже немного узнала. До этого видела всё мельком – не до того было. Вместо мертвенно-серого лица с бегающими глазами появилась женщина. Уставшая, но молодая, с когда-то зелёными, а теперь потухшими глазами, под которыми залегли чёрные круги. Каштановые пряди потемнели, потеряли свой золотистый блеск. А когда-то такие роскошные локоны были…
Я нацепила солнечные очки, чтоб никто не узнал, и поехала в город вместе с фельдшерицей Маргаритой. Совершила там в ближайшем супермаркете мощный набег на косметический магазин. Накупила себе кремов, масок для волос, бальзамов для ногтей и всяких эликсиров. И ожесточённо втирала в себя все эти ароматические лечебные средства. Отражение пугало. Очень уж хотелось вернуть себя прежнюю. Со временем появился аппетит, ушли чёрные круги под глазами, я стала узнавать сама себя в зеркале. Кудри мои зазолотились и легли снова красивыми волнами. Глаза зазеленели.
Но ещё по первости я страшно боялась выходить из дома. Разово-то съездить в город – ладно, а вот гулять по улицам – нет, увольте. А ну как кто узнает лицо из новостей? Поэтому первое время пряталась в своей комнате, когда к тёть Маше гости приходили. Но она меня вытаскивала, знакомила с почтальоншей Верой, которая приносила рыбные пироги, с усатым Григорием Петровичем, который приносил солёное сало с прожилками, с продавщицей Тамарой, которая несла шоколад и крупы. И я постепенно оттаяла. Не то, чтобы стала прямо доверять всем подряд, нет. Но к людям выходила. Они не говорили обо мне, о скандале, который мне пришлось пережить. Просто сплетничали о своём, деревенском, про рассаду, пасынки у помидоров и про ежевечернюю серию «Брошенной любви».
Я стала постепенно выходить на прогулки. Сначала днём, когда все деревенские уже справили все дела и отправили коров с пастухом в Сухой лог. Потом и вечером смогла. Со мной здоровались при встрече. Мне улыбались. Никто не оборачивался, не показал пальцем, не плевал в лицо. Я успокоилась окончательно. И стала ходить купаться на речку.
Вот и после вчерашнего представления с танцами и Велеславом на улице парило такое пекло, что куры в загородке в тенёк попрятались. Воздух плавился и дрожал. В полдень повисла такая духота, что дышать стало нечем. Все окна были открыты настежь, но стоял такой штиль – ни ветерка. Тёть Маша от такой погодки слегла с давлением, и я сидела рядом с её кроватью, прицепив к её руке тонометр и зорко следя за показаниями. Таблетку я ей уже дала, осталось проследить, чтобы давление упало плавно. Накрыв тётушку влажной простынёй, я притащила напольный вентилятор и врубила его. Особо он не охлаждал, но создавал ощущение ветерка и лёгкой прохлады. А на лучшее при такой погоде рассчитывать и не приходилось.
Когда давление у тёть Маши сбилось до приличных показателей, она наконец расслабилась и задремала. Я выдохнула, достала купальник, шорты и собралась на речку. Плевать уже, кто меня там увидит в купальнике – это ж грех в такую жару не искупаться. Все мозги же плавятся.
Как я и говорила, мы с Юркой особо не пересекались. А в полдень он обычно где-то отдыхал или в сарайке возился. Поэтому я и удивилась, когда встретила его у ворот палисадника.
— Ты куда собралась? — он кивнул на полотенце у меня на плечах. — Сегодня же Змеиный праздник. В лес нельзя.
— Не, в лес я не пойду. Так, до речки. Жарища — капец.
— На Змеиный праздник женщины вообще весь день дома сидят, — хмуро сказал Юрка, надвигая кепку пониже. — Особенно здесь. Тебе что, тётя Маша не сказала?
— Нет, она как раз спать легла. Я ей наконец давление сбила, она хоть подремлет. Вот я и пошла искупнуться. На полчасика.
— Слушай, я серьёзно. Не ходи сегодня никуда. Сиди дома.
— Ты чё, с ума сошёл? В такую жарищу?
— Да хоть в какую. Это опасно, блин. На змею нарвёшься — не откачают.
— Да я только искупаюсь. И обратно. Я туда уже раз десять ходила. Да и речка от леса же вообще далеко. Под ноги буду смотреть. Обещаю.
Он покачал головой.
— Попадёшься Змеиному царю...
— И что будет?
— Как что? — Юрка сплюнул. — Посватается.
— Ты перегрелся, что ли? — я потрогала его лоб. — Змея такая приползает и говорит: «у вас товар, у нас купец...»?
Юрка нахмурился. Сплюнул ещё раз и ушёл в сторону кабинки с летним душем. А я подумала: «Может, он, и правда, с расстройством каким? Вот что за фантазии?»

#публикация бумажная #самопиар хвастаюсь, вчера с почты забрала, это не личный, это сборник победителей-лауреатов

#самопиар для самоподдержки

– Он мне не нравится, – тихо сказала я тёть Маше, склонившись к её уху. – Кто это?
Мы сидели в первых рядах на широких скамейках со спинками, которые окружали полукругом небольшую поляну. Солнце над деревней давно село и огни факелов, расставленных в чёрных чугунных жаровнях по периметру поляны, разгоняли синие сумерки. Они потрескивали, чадили и пахли чем-то душистым. Их отблески выхватывали из темноты лица наших соседей на скамейках: довольные, радостные и предвкушающие. Вон дядь Гриша с седыми усами о чём-то оживлённо беседует с тёть Тамарой и продавщицей Маргаритой, вон старухи Деянченко, многодетная семья Плотниковых со всем выводком и Ложкины, братья Мурадовы с фермы, ещё кто-то… Все местные, деревенские.
За две недели более-менее примелькались, хотя всех я и не запомнила. Я всего две недели назад приехала. И из всей этой толпы на скамейках выделялся высокий мужчина в чёрном. Обычная рубашка и брюки, но в деревне ведь так никто не ходит, да ещё и в такую жару. А в начале июня жара в Змейково стояла будь здоров и вовсю била годовые температурные рекорды. Только сейчас, к вечеру, она спáла, и то мне в лёгком сарафане было даже не холодно, а я ещё та мерзлячка. Мало того, незнакомец сжимал в руке трость, видимо, декоративную, и на хромого он вовсе похож не был. Да и сам по себе держался как-то очень не по-деревенски, слишком аристократично, заметно выделяясь среди окружающих, как мухомор среди боровиков. В свете факелов его волосы и аккуратная бородка казались огненными, но когда он направился в нашу сторону, стало ясно: просто блондин с рыжим отливом.
– Кто это, тёть Маша? – повторила я и поняла, что она тоже неотрывно смотрит на него. Даже как-то… благоговейно, что ли.
– Что это за хлыщ? – снова спросила я. – Не местный?
– Тихо! – она змеёй зашипела на меня. Такую реакцию от неё я видела впервые и отпрянула, а она быстро-быстро заговорила. – Это наш почётный житель. Велеслав Ярославович. Он на лето сюда приезжает. И на его деньги тут больница построена. И библиотека. И школа с садиком. Так что будь-ка повежливее с ним! И улыбайся, будь добра.
Я поморщилась. Главный деревенский спонсор, значит. Нет, школы и больницы – это, конечно, хорошо, но пресмыкаться-то перед ним зачем? Вообще-то я не для этого сюда приехала. Тёть Маша сама меня в Змейково позвала – ухаживать за ней, потому что ходить уже тяжело и ноги отказывают. Сама ведь вызвонила, а я и была рада вырваться из города, потому что…
– Добрый вечер, дамы, – Велеслав Ярославович замер перед нами в лёгком поклоне. – Мария Михайловна, а это ваша гостья?
– Моя племянница, – тёть Маша лыбилась так, будто щёки сейчас треснут. – Александра.

#самопиар
Кто хочет сборник моих стихов? 81-82 страницы, формат А5. Если человек 20 наберётся, то будет за 300-350р. Отпишитесь в комментариях, кому нужно. Просто люди иногда пишут, есть ли где вас почитать в бумаге, вот пытаюсь создать ответ на этот вопрос. 😁

#самопиар #творчество #текст

Очень давно не шла проза. Никак. И вот наконец миниатюрка - прорыв... Это отрывок.

Ведьма сидела на краю каменного балкона, свесив ноги в чёрных ботинках, и курила трубку. Дым со вкусом горького шоколада уносился к пасмурному небу, висевшему над чёрным замком, окружённым частоколом леса.
Сегодня Ведьма вернулась из Наружи и глаза её всё ещё горели огнём, но уже гасли, как притухшие уголья. Ей даже не нужно было подносить спичку к табаку в трубке: скрученные листья вспыхнули сразу. Курила она, чтобы остыть от боя. Вид на тёмно-зелёную чащобу успокаивал и так.
Она любила это место. Здесь днём у реки рычали медведи, а ночами на луну волки пели свои песни. В старых подсвечниках оплывали свечи, а вино в кубках оставалось всегда холодным. Ведьма жалела, что не нельзя привести сюда Карину, чтобы показать всю дикость и красоту. Демон больше не представлял опасности: он, исхудавший без крови Карины, висел в железной клетке под скалой и едва слышно подвывал. Но Карина всё равно не могла сюда заглянуть…
Ведьма любила своё платье: чёрный корсет, отделанный красным кружевом, юбка рваная по краю. Юбку рвала Карина, когда висла на ней и ныла: «Ну, не надо, ну, хватит…» Ведьма сначала злилась, а потом решила всё оставить как есть.
Ведьма затягивалась трубкой. В деревянной чаше вспыхивали алые огоньки. Дым забирался в нос, и в уши, в которых висели чёрные агатовые серьги. Змеи на голове морщились и шипели.
В голове Ведьмы всё ещё вспыхивали заклинания, которые всегда вызывали её из Омута...

#самопиар #рукопись

Антон не сразу понял, что по щекам бегут слёзы, когда Василий тряхнул его за плечо:
– Всё. Пошли!
– Почему они так пели? – спросил он, поднимаясь. – Так... печально?
– А как по-твоему они должны были петь? – огрызнулся Василий. – Это были ангелы смерти.
– И что это значит? Они предупреждают?
– Да. Кто-то сегодня встретит смерть.
Антон зачем-то вспомнил, что Люба дала ему белое перо ангела, а себе взяла чёрное. Встроившись в колонну, он машинально вынул из кармана камею с её портретом.
– Это Ирина тебе отдала? Вампирша? – хрипло спросил Василий, глянув мельком. Дождавшись кивка, продолжил. – Знаешь, чьё лицо было раньше на портрете?
Антон помотал головой.
– Её дочери. Её убили какие-то отморозки, а стража ничего не сделала, чтобы их найти. Ваша стража. Ира тогда чуть с ума не сошла, а Город её принял. Тут она нашла вампира, он помог ей вычислить подонков. Но попросил взамен смерти. Жить вечно – это пытка.
Антон хмыкнул:
– Это ты так намекаешь, что нас сейчас всех перебьют? Чтоб я не сильно расстраивался?

#самопиар? #фидбэк #творчество
Всё ещё переживаю, что я хреново пишу и отклика нет... Вот, сегодня первый комментарий получила...

#самопиар извинити, мне просто нравится этот момент в романе

Роменор взял меня за руку и повёл в чащу, крепко сжимая пальцы, будто боялся, что я сбегу. Из-за этого невольно возникло подозрение что «сад» – это нечто садистское, и я как-то особо не торопилась узнать, что это.
– Посмотри, богиня, – негромко говорил он, – деревья почти облетели. Сейчас месяц нагот. Время обнажения. Природа сбрасывает одежду. Ольши оставляют за спиной всё лишнее. Сохраняют в сердце только то, что важно...
Так я и узнала, что ноябрь на языке ольши – это нагот. И правда, голые ветви царапали белое небо. Только ели топорщили тёмные лапы, расступаясь перед нами, над головой скрипели вековые сосны, сыпля за шиворот мягкие иглы. Наконец впереди показалась широченная поляна. Окружённая тёмным лесом, как частоколом, она словно светилась, как раскрошенная поталь: здесь и сконцентрировалась золотая туманная пыль.

#самопиар ещё немного хвастаюсь... Антология русской литература XXI века. Здоровая книжка, ей убить можно. Меня там опубликовали. Не, а когда ещё хвастаться? Вдруг больше не случится.

#самопиар Хвастаюсь. Вчера пришли 5 альманахов и наклейки. Полистала, рассказы очень хорошие, серьёзные, не знаю даже, как я стала победителем со своими сусликами. Очень серьёзный конкурс, очень серьёзное жюри и очень серьёзный литературный альманах.

#самопиар #победа #проза #конкурс

Вот помните, я жаловалась на Вдохновение, которое меня заставляло написать рассказ про сусликов? Вот здесь: https://fanfics.me/message612945

Так вот я с этими сусликами победила в "Уральском книгоходе"

#самопиар

Сделала вчера новую обложку к роману. Комментарии отключаю потому, что менять в ней ничего не буду. Ну и не готова принимать критику сейчас. Просто хочу повесить красивую картинку. Ничего больше.
Изначально нейросеть, да. Убрала у мужчины лишние пальцы, добавила женщине грудь (её не было совсем), серьгу навесила, волосы перекрасила. Да, листики дурацкие. Но короны у них были уродские, на их месте должны быть листики.

#самопиар #люк_я_твой_отец :)

Внутри лавка ювелира была полутёмной. Светильники роняли свои лучи только над круглыми стеклянными витринами – видимо, чтобы товар лучше демонстрировать. И я, признаться, оценила такой ход. Там на прозрачных полочках на сафьяновых подушечках лежали такие серьги! Такие кольца! Да я б даже браслет с горным хрусталём взяла: видно было, что этот подземник умеет с металлом и камнем обращаться.
– Всех благ тебе, богиня!
Я обернулась и поздоровалась с ювелиром. Прищурилась, разглядывая его глубокие морщины в уголках глаз, седину на висках и в чёрной бороде. Что-то в нём мне не давало покоя, как тогда, на ярмарке в Ольхограде. Будто я его уже видела. Но вспомнить где – не могла. И всё же спросила, неизвестно на что надеясь:
– Как зовут тебя?
– Гагáт, прекрасная, – он низко поклонился. – Хочешь выбрать что-то из того что на витрине? Или заказ сделаешь?
– Заказ, – кивнула я. – Хочу подарить царю часы наручные. Чтобы ремешок был кожаный, инкрустированный камнем… ну, к примеру… какой посоветуешь?
– Его камень – дымковит. Дымчатый кварц. Тёмный, но при огранке видно, как чиста его душа. Показать, как выглядит?
– Конечно, – я задумчиво кивнула. – А ещё… есть ли у тебя какие-нибудь волшебные вещицы? Для меня. Такие, чтобы, допустим, надела – и тебя не видно. Или надела и идёшь туда, куда нужно и тебя никто остановить не может.
Гагат молчал, склонив голову, как будто что-то обдумывая. Тихо сказал:
– Богиня, у стен есть уши.
– В каком смысле?
– Он знает, богиня. Знает.
– О чём?.. – у меня захолодела душа.
– О том, что ты бежать хочешь. О яблоках.
– А ты-то откуда знаешь? Что он знает…
– А я – его отец…

#самопиар

Озвучен мой рассказ "Жёлтый зонтик"! И озвучен очень круто. Заходите послушать!

https://author.today/audiobook/390700

Новости идут сплошным потоком. Не успеваю...

#самопиар?

Ну вышла про меня статья. Символично, что сегодня, 31 октября. На фотке я отстойно вышла, хотя фоткал проффотограф. Стих опять вырезали, потому что ещё одну статью снизу на страницу присобачили. Зато бОльшую часть страницы мне отдали. Час я рассказывала на интервью. Дай бог, если слова 2 из этого попало в статью.

#самопиар

Можно ли написать повесть за месяц? Я не верила, потому что годами их пишу, чтобы сюжет адекватный был. Можно всё, что угодно сделать, когда в тебя кто-то верит. Ровно месяц с 13 августа по 13 сентября ушёл на повесть Сны Николая Закусина. Понимаю, что мало кому такое интересно, но не прорекламировать не могу. Мне так хотелось узнать, как бы Закусин прожил жизнь, не случись война. Так хотелось подарить ему другую жизнь – мирную и спокойную. Поэтому я написала эту повесть такой, какая она есть, по обе стороны зеркала.

#писательское #самопиар

В Город вышли не через лифт, а проползли через старую ветку шахты, чтобы лишний раз не светиться перед охраной Башни. Сбросили штаны и куртки, вымазанные в грязи и ржавчине тоннеля, надели чистое. И долго стояли рука об руку под чёрным пологом ночи, вдыхая запахи Города. Смотрели на вечный диск луны, плывущий по небу.
Кривая площадь осталась позади за Башней Призраков. Впереди расходились два проулка между рядами двухэтажных бревенчатых домов. Чугунные фонари, с которых капало, дышали бледным скупым светом, позволяя воображению дорисовать во тьме монстров. Пахло подгнившей картошкой и горевшим маслом.
– Идём, – Люба выбрала проулок пошире и почище.

#объявление #комукнигу #самопиар?

Итак, если вам вдруг нужна книга "Непобеждённые" о советских офицерах в печатном виде, пишите мне, пожалуйста, в личку.
Формат будет А5, твёрдая обложка, цветные иллюстрации, автограф. Цена исключительно за печать от 900 до 1500р. (без пересылки).

О чём книга: о группе советских офицеров, пропавших без вести. Описывается, кем они были до Великой Отечественной войны, как выглядели, как и где попали в плен, что с ними стало дальше и по какой причине. Описана жизнь реальных людей, описание построено на изученных документах (советских, немецких, чешских) и книгах. Среди них: русские, белорусы, украинцы, казахи, армяне, молдаване, евреи, татары. Возможно, чей-то родственник отыщется.