Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Я быстро повзрослела на войне,

Из девочки вдруг обратилась в волка,

С циничной смелостью под ноги красоте

Сложила непорочность в имя долга.

И добровольно оборотнем став,

Презрев свою судьбу и добродетель,

Ушла в кромешный и жестокий ад,

Откуда не вернуться без ответа.

Мне жизнь свою и честь свою не жаль —

Без наших жертв кругом наступит сумрак.

Но только память мне мою отдай,

Уж лучше вспомнить всё, и стать безумной...

Гермиона, особенно с наступлением лета и окончанием занятий в гимназии, часто проведывала плененную Габриэль Делакур в ее подвалах.

Если долго спускаться всё время вниз, начинает казаться, что под Блэквуд-мэнор вырыт путь в преисподнюю. Зачем были созданы эти грандиозные катакомбы — много большие, чем сама усадьба, чем даже вся прилегающая к ней огромная территория? Действительно, есть ли у них конец, или какая-то магия всё еще пожирает землю где-то там, внизу, создавая бескрайние коридоры и лазы, которые никуда не ведут?..

Беллатриса рассказывала, что в детстве отец пугал ее и сестер, что за непослушание сошлет их в эти бесконечные коридоры и они будут блуждать там вечно.

Где-то в этих глубинах некогда расстались с жизнью Виолетта и Ирма Блэк, свекровь и невестка, предки Гермионы по материнской линии. В семье ходило предание, что призраки их всё еще блуждают где-то там, но не могут отыскать пути на поверхность...

Новое пристанище Габриэль, разумеется, было не столь далеко. Вполне оборудованное, комфортабельное и удобное, овитое магией, заменяющей свежий воздух и солнечный свет. С огромной библиотекой и домовиком Формозом, готовым по первому требованию доставить матери будущего наследника всё, что угодно, кроме свободы.

Воспоминания и мысли, которые могли бы превратить это заточение для Габриэль в бесконечный ад, остались в каменных шкатулках Ли Джордана. Но всё равно она напоминала Гермионе красавицу, золотыми цепями прикованную к колыбели еще не рожденного младенца.

Без шанса обрести свободу.

Гермиона неожиданно сблизилась с этой девушкой, о которой знала больше, чем та сама помнила о себе. Здесь, в усадьбе, она подсознательно предпочитала подземное общество Габриэль компании своей матери в комнатах дома. Беллатриса была чрезмерно убежденной приверженкой Волдеморта, увлеченной только им — и не утруждала себя излишним театром для выросшей дочери.

А еще леди Малфой было Габриэль жаль. Волдеморт не говорил, что собирается делать с ней после того, как родится ребенок. Уверял, что и сам еще не решил этого. Мол, если ему вздумается побыть жестоким, он ее отпустит. А на недоумение дочери пояснил:

— Сама подумай, что будет, если после этого вернуть ей всю ее память.

В конце июня Габриэль внезапно стала жаловаться на беспокоящие ее шумы, идущие будто бы из глубины катакомб. Отрывочные и нечастые, они прекращались, едва она кликала эльфа-домовика, и потому все были убеждены, что это — игра ее воображения.

— Впрочем, там могут быть призраки, — беспечно замечала Беллатриса. — Издавна считалось, что они есть там, но их никто никогда не видел. Ma grand-mère(1) и ее belle-mère(2) лишили себя жизни вместе, когда grand-père Поллукс бросил жену и переехал жить к дяде Альфарду. Но то, что от этих женщин остались призраки, мне кажется лишь легендой. В семье Блэк не принято шататься после смерти без упокоения. Это моветон. У девочки гормональный взрыв, к тому же она не привыкла к уединению — вот и мерещится невесть что...

Усадьбу Блэквуд-мэнор отстроил в 1911 году для своего младшего сына Кигнуса и его молодой супруги Виолетты, урожденной Булстроуд, Финеас Найджелус Блэк. Переходя по наследству старшему из сыновей каждой новой семьи, владения перекочевали сначала к Поллуксу Блэку, а затем — к Кигнусу-младшему, отцу трех сестер Блэк и Лили Эванс.

К своему глубочайшему удивлению узнала Гермиона, что Альфард и Кигнус были братьями-близнецами, но последний родился на полчаса раньше, и это определило будущего владельца Блэквуд-мэнор на магическом уровне.

Кто из хозяев усадьбы создал под ней бесконечные подземные катакомбы и с какой целью, Белла, нынешняя собственница Блэквуд-мэнор по праву старшинства, не ведала. Помнила только пару преданий да страшилок, связанных с бездонными подвалами дома, утративших всякий смысл, едва она подросла.

Глубоко туда никто никогда не сходил.

Стараясь поддержать Габриэль, да и любопытства ради, а может быть, и в погоне за новыми ощущениями, Гермиона как-то явилась к матери своего будущего брата, как говорят, с вещами — планируя ночевать в ее подземных покоях столько, сколько потребуется, чтобы вычислить источник непонятных звуков или удостовериться в его мифичности. Тем более следовало приучать Генриетту снова спать саму — после смерти Люциуса леди Малфой взяла за правило по ночам быть подле дочери и теперь девочка не могла отвыкнуть от этого.

Укладываясь впервые на своей новой кровати, Гермиона в глубине души была уверена в том, что еще долго не услышит таинственных шумов Габриэль, даже если они существуют — как и в том, что они окажутся чем-то более чем обыкновенным.

Но зато она чувствовала признательность девушки. К тому же той не следовало постоянно волноваться.

Гермиона никак не могла уснуть. Лежала, глядя в потолок, в этой подземной комнате и молчала, удивляясь про себя: должна бы давно привыкнуть спать в подземельях, а тут и правда как будто что-то давит. Подумала и поняла, что это — ожидание. Скорее всего, бессмысленное.

И тут откуда-то снизу, сквозь каменную отдушину и вековые толщи гранитных плит, поднялось в комнату далекое-далекое не то шуршание, не то сопение, а может и шаги елозящего по стенам человека.

— Вы слышали, мадам Малфой? — дрогнул в темноте взволнованный, но ликующий голос Габриэль.

— Да, — произнесла Гермиона, взмахом палочки зажигая свечи и садясь на постели. — Ну-ка пошли!

— Куда? — вскинулась, загораживая проход, огромная змея Нагайна, которой Волдеморт велел находиться при Габриэль с тех пор, как та поведала ему о своих страхах.

— Нужно разобраться с этими звуками, — твердо прошипела Королевской Кобре Гермиона. — Отправишься с нами. Оденься, — добавила она Габриэль, — в глубине должно быть очень холодно.

Первое время спускались молча: впереди шуршала камешками Нагайна, Габриэль семенила следом позади, сжимая руку Гермионы холодными пальцами.

— Мадам Малфой, — неуверенно начала она через какое-то время, — может быть, нам лучше вернуться? Мы ведь даже не знаем, куда идти и что искать.

— Тебе нельзя постоянно переживать по поводу этих звуков, — возразила Гермиона. — К тому же они действительно есть. Успокойся. Как бы глубоко мы ни зашли, всегда можно трансгрессировать наверх — и будь готова к этому в случае чего. Maman говорит, тут могут быть только призраки моих прабабки и прапрабабки.

— Но если это призраки, почему они не поднимутся в усадьбу?

— Призраки бывают разные, — пожала плечами Гермиона и громко позвала: — Миссис Блэк! Миссис Блэк, отзовитесь! Покажитесь нам!

Впереди, откуда-то слева и снизу, послышался странный гул.

— Здесь пахнет человеком, — вдруг прошипела Нагайна.

Гермиона резко остановилась, и Габриэль уперлась ей в спину.

— Живым? Ты... ты знаешь запах Гарри Поттера? — дрогнувшим голосом прошипела наследница Темного Лорда, с опаской впиваясь глазами во мрак впереди коридора и крепче сжимая палочку с пылающим огоньком на конце. Идея отважного спуска в эту бездну разом перестала казаться хорошей.

— Что она говорит? — испугано спросила Габриэль за спиной.

— Этот человек стар, очень стар, — прошипела змея в ответ, — и он много лет бродит здесь.

— Живой человек? — еще раз уточнила Гермиона.

— Да. Но сейчас его нет поблизости.

— Пойдем, — уверенно сказала тогда ведьма по-английски, потянув за руку свою спутницу. — Она говорит, что где-то здесь живой старик. Или старуха.

— Что?!

— Вечер перестает быть томным, — хмыкнула леди Малфой, сжимая палочку.

В ней проснулось давно позабытое детское ощущение — вспомнились безрассудные и волнительные приключения школьных времен, делавшие жизнь более полной и красочной.

— Миссис Блэк! — громко крикнула ведьма в темноту очередного коридора.

— Она может быть еще жива? — спросила Габриэль. — Одна из них?

— Вроде их похоронили, — неуверенно сказала Гермиона. — Им обеим уже перевалило бы за сотню лет. Да и что бы они ели здесь? И зачем?

Нагайна вдруг резко вскинулась и раздула свой капюшон, останавливая движение — впереди, куда дальше, чем выхватывали из мрака огоньки волшебных палочек, блеснуло что-то жемчужно-серое.

— Миссис Блэк? — неуверенно спросила Гермиона.

Габриэль с интересом выглянула у нее из-за плеча, всматриваясь в темноту.

— Когда-то меня прокляли этим именем, — откликнулся после паузы издалека тонкий женский голос, и призрак довольно молодой женщины отделился от каменной стены. — Кто вы?

— Я ваша родственница, ми... миссис Блэк? — осмелев, полуспросила Гермиона. — Простите, вы... Я точно не знаю...

— Ирма, в счастливые годы Ирма Крэбб, — отозвалась женщина.

— Мы слышали странные звуки здесь, внизу, — продолжала Гермиона. — Наверное, их издавали вы. Почему бы вам не подняться наверх? К людям?

— Зачем? — меланхолично спросил призрак, приближаясь к ним. Нагайна опустилась на камни и наблюдала происходящее молча. — Мне хорошо и тут, здесь я не сама, — продолжала жемчужно-серая Ирма. — А там живые вечно пекутся о чести и творят преступления. Меня станут упрекать.

— В чем? — спросила за спиной у Гермионы ее спутница. — О, простите, меня зовут Габриэль, это меня пугали звуки из подземелий, — спохватившись, пояснила она.

— Вы хотите услышать мою историю, юные леди? — спросила Ирма Крэбб, изучающе глядя на них большими призрачными глазами. — Что ж, я охотно расскажу вам ее, хоть это и очень печально. Но в ней много поучительного. Если бы я жила там, — она подняла большие глаза к земляному потолку, — меня вынудили бы забыть мою историю. А тут я лелею ее много лет и пересказываю только ему.

— Кому?

— Пойдемте, тут вам будет неудобно, — поманило их привидение, — я проведу вас в свою комнату. Туда можно попасть и с самого верха очень быстро, я покажу, когда будете уходить. Она в самой глубине: не зная, где, отыскать ее невозможно. Никто никогда не находил ее, юные леди. Пойдемте за мной. Это ваша змея? Что ж, Блэки всегда были эксцентричными волшебниками...

Вслед за болтающим привидением две несколько обескураженные ведьмы и Нагайна вскоре очутились в большой комнате, тускло освещенной слабыми огоньками непонятного происхождения. Они напоминали болотные гнилушки и, судя по всему, мерцали тут уже добрую сотню лет.

Комната была обставлена на манер кельи: деревянная кровать с истлевшим от времени бельем, на котором с трудом, но еще различались вензеля Дома Блэков, небольшой стол и несколько стульев. Над ними на стене висело, напоминая крест или икону, единственное украшение комнаты — изогнутый волной серебряный кинжал с инкрустированной крупными карбункулами рукояткой. И ничего больше.

— Мариус показал мне эту комнату, когда я была еще жива, — сказала Ирма. — Садитесь, это крепкая мебель, из дома. Она и через пару веков еще будет как новая. Всё, что касается внешнего, семья Блэк всегда делала на славу.

— Вы, кажется, предубеждены против этой фамилии, миссис Блэк? — вскинула брови Габриэль, кутаясь в теплый плащ.

— О да, — протянула призрачная женщина. — Родители, сами того не желая, прокляли меня, когда заключили такой бесконечно удачный на их взгляд союз. Меня обручили с Поллуксом еще до того, как он поступил в Хогвартс, я была старше его почти на три года. Но что это был за ребенок! Ребенок... Это слово не вязалось к нему уже тогда.

Ирма устремила свои прозрачные глаза в бесконечность, и было видно, что она готовится рассказывать долго и подробно то, что у нее так не часто вопрошали.

— Когда Поллукс оказался в школе, — повествовательно проговорил призрак, — он уже казался необычайно взрослым для своих лет. Я как сейчас помню его в тот период: среднего роста, коренастый, совершенно сформировавшийся; в свои одиннадцать лет уже волосатый, как преждевременно развившееся животное. Дерзкие, наглые глаза, чувственный рот были и тогда как у взрослого мужчины. В таком юном существе с еще чистым цветом лица, местами нежным, как у девочки, преждевременная возмужалость должна была смущать и пугать, как нечто чудовищное, но он вместо того стал сразу же мечтой всех девчонок Слизерина, даже многих старшекурсниц. И эта мечта принадлежала мне, — с горечью вздохнула Ирма. — Во времена моего детства не считалось странным заключать помолвки над колыбелями будущих супругов. И не одна я на своем курсе была обручена. Но я была глупой и доверчивой, слишком правильной, как говорили мои сокурсницы. Что ж, самая правильная из них и пролила зельеце...

Когда это случилось, Поллуксу было тринадцать лет, и он учился на втором курсе, а я, его признанная невеста, — на пятом. Мы оба были слизеринцами — одна гостиная и миллион закоулков по дороге к ней. Он заморочил мне голову своими речами. О будущем супружеском долге, о том, что я уже его жена, еще о каких-то глупостях... Он совратил меня, еще сам будучи ребенком — а через семь месяцев я родила дочь.

Нас досрочно поженили еще до того, едва произошедшее выплыло на свет. И пятый курс я заканчивала замужней дамой и молодой матерью, а на каникулы вернулась уже не домой с маленьким братом Шарлем, а сюда, — призрачная женщина склонила голову и тяжело вздохнула, несмотря на то, что воздух был ей не нужен. — Такое даже и в наши времена было диковинкой, но эти дурочки завидовали мне. «Миссис Блэк», — передразнила она, — в свои неполные семнадцать.

Поллукс был старшим из четверых детей в семье Виолетты и Кигнуса Блэков, — после непродолжительной паузы продолжила Ирма. — Ему вот-вот должно было стукнуть четырнадцать, а его младшей сестренке Дорэа едва исполнилось пять лет.

Так мы и стали жить — разумеется, хозяйкой дома оставалась миссис Блэк, а я стала лишь еще одним ее ребенком. Мое появление было связано со скандалом, который едва удалось замять, и потому она невзлюбила меня. Виолетта Блэк была очень озабочена вопросами чести. Такой она воспитала и мою дочь Вальбургу — разумеется, ее воспитывала она, а не я.

Семьянина из Поллукса не получилось с самого начала. Он волочился за половиной школы, и я с радостью уехала оттуда, окончив седьмой курс. Перешептывания за спиной расстраивали меня.

Через четыре года после нашей свадьбы я родила еще двойню, мальчиков-близнецов Кигнуса и Альфарда.

То был очень тяжелый год. Дело в том, что в сентябре, еще до рождения малышей, брат моего мужа Мариус должен был поступить в школу.

С ним давно не всё было благополучно, странный это был ребенок. Но до последнего дня окружающие отказывались верить, что Мариус сквиб. Это было слишком страшным позором.

Но ему исполнилось одиннадцать, и ни одного приглашения даже в самую крошечную школу магии он не получил. И не мог получить, ибо действительно был сквибом.

Именно в тот год под усадьбой раскинулись эти бескрайние подземелья, — сказала Ирма, разводя руками вокруг. — Их создали для Мариуса и навеки сослали его под землю, прочь от людских глаз. Потом Блэки предпочитали делать вид, будто у них никогда и не было второго сына.

Я жалела Мариуса и часто втайне общалась с ним здесь, в глубине. Таскала ему всякие вкусности и развлекала, как могла. Ведь вы сами понимаете, что и близнецов, как и Бурги, воспитывала миссис Блэк, а я опять осталась не у дел.

Шли годы. Поллукс, пресытившийся мною в детстве, так никогда и не пытался полюбить свою жену. Он жил, как хотел, а я ревела и молчала, потому что самое важное — чтобы со стороны всё выглядело пристойно. Все мы, обитатели Блэквуд-мэнор, твердо усвоили это главное правило.

Дорэа выдали замуж за Чарлуса Поттера. Умер Кигнус-старший, отец моего мужа. После его смерти Кассиопея, вторая дочь миссис Блэк, переехала жить к сестре, чтобы помогать с маленьким Вальдемаром, и так уж и не вернулась в усадьбу.

Через год после смерти мистера Блэка мы выдали Бурги замуж за ее троюродного брата Ориона Блэка — Виолетта восторгалась этим союзом, как «одной из лучших своих затей».

Моя свекровь была крайне возмущена и обеспокоена распутством старшего сына. Я уже говорила, что приличия были для нее на первом месте, а уж после страшной катастрофы с Мариусом она и вовсе помешалась на них.

Тут как раз устроился брак младшего из близнецов, Альфарда, с Ансильведой Флинт — и вдруг мой муж заявил, что уезжает из усадьбы и будет жить в новом имении сына и его молодой жены — Блэквуд-мэнор должна была отойти Кигнусу.

Что могла я поделать? Как будто от меня когда-либо что-то зависело! Разумеется, он уехал, хотя миссис Блэк устроила страшный скандал. А когда не смогла удержать его — выставила меня виноватой во всем.

В ту ночь, когда Поллукс перенес свои вещи к сыну, была страшная гроза. Молния ударила в раскидистый зеленый дуб за окнами нашей спальни — начался пожар. В его отблесках из высоких окон Виолетта кричала на сына, а он орал на нее. Мне казалось, что они готовы вынуть палочки и убить друг друга.

Кигнуса не было, я испугалась до умопомешательства — и убежала в катакомбы, где не бывала уже много лет, с тех самых пор, как о моей дружбе с Мариусом узнали и строжайше запретили мне с ним видаться.

К моему огромнейшему удивлению, он всё еще был жив, и после того, что творилось наверху, даже этот полудикий сквиб здесь во мраке вечной ночи был мне милее и отраднее оставшихся там родственников.

Когда на следующий день я возвратилась наверх, в усадьбу, старый дуб превратился в большую черную головню, а Поллукс уехал навсегда.

Для меня, по большому счету, это не играло никакой роли. Но Виолетта думала иначе.

С того дня она превратила мою жизнь в истинный ад.

Когда Кигнуса не бывало дома, а он часто пропадал где-то, она изводила меня обвинениями в том, что я опозорила ее семью, ее сына, что я не должна жить после того, как меня оставил муж — что каждый день такой жизни утраивает позор, который и так лег на ее несчастное семейство.

Виолетта считала, что искупить подобное бесславие я могу только самоубийством от отчаяния.

И вот настал день, когда она принесла мне этот кинжал, — Ирма кивнула на стену, где в слабоосвещенной подземной комнате висел изогнутый клинок с серебряной рукояткой. — Идеальный, как сказала она, — горько усмехнулась мертвая ведьма, — будто созданный специально для меня. Выкованный гоблинами и заколдованный мудрецами прошлого. Легко, будто в мягкое масло, войдет он в любое тело — и не причинит ни капли боли или мучений. За несколько секунд втянет в себя всю жизненную силу, и ты будто просто уснешь — но уснешь навсегда, — казалось, Ирма цитировала разученные наизусть слова свекрови. — Такая простая смерть, такая легкая, безболезненная и надежная. Я должна быть ей благодарна...

С этой песни начинался каждый мой день — и она была моей колыбельной. И вскоре уже сама я считала, что этот клинок — лучшее из возможных для меня решений. Но я не желала уходить сама с покорностью домового эльфа, — зловеще произнесла Ирма.

Мариус помог мне. Наша дружба возобновилась тогда, в ночь, когда горел большой дуб. Мариус ненавидел свою мать, заключившую его под землей.

Это он показал мне сию комнату, он помог в ночь, когда Кигнуса не было дома, затащить миссис Блэк сюда. И я убила этим кинжалом сначала ее, а уже потом себя, — блеснула глазами призрачная женщина. — Действительно не больно, и даже приятно, — усмехнулась она. — Но только дальше я не отправилась. Виолетта следовала приличиям и в смерти — она не могла оставаться неупокоенной. А мне плевать на приличия, которые — только видимость и не более того.

Мариус оттащил наши тела наверх. И вроде как считается, что мы обе добровольно покончили с собой от отчаяния. Сбылась мечта моей свекрови.

Кигнус, кажется, вскоре женился. Я не знаю — не поднималась туда. Мои дети всегда были для меня чужими, а я была чужой для них. Что делать мне там, где меня осудят, среди тех, кому я не нужна? Позорные предки, — скривилась Ирма с иронией. — Еще отнимут у меня мое прошлое, с них станется. Они всегда у меня всё отнимали — детство, детей, свободу и жизнь. Осталось только прошлое — не стоит его показывать. А тут у меня, по крайней мере, есть Мариус.

— В каком смысле? — вздрогнула Габриэль, слушавшая призрачную Ирму с напряженным вниманием.

— Разве от сквибов остаются призраки? — удивилась в свою очередь Гермиона.

— А он не призрак, — сверкнула глазами миссис Блэк. — Он просто сумасшедший полуслепой старик, который ест землю и общается с привидением. Хорошо, что сквибы видят нас, правда?..

___________________

1) Моя бабушка (франц.).

2) свекровь (франц.).