Вкус корицы (гет)

Какое странное место: ромашковое поле. Стало быть, что тут странного, обычное поле с полевыми цветами. Но, согласитесь, на обычных полях воздух не рябит, и птицы поют. А еще ветер не такой сильный. На поляне появилась девушка двадцати трех – двадцати пяти лет, средний рост, в белых волосах красовалась цепочка с красным камнем, в ушах были серьги с сердоликом, а на шее кулон в виде капли воды. Длинное серое платье закрывало белые туфли и подходило к глазам, излучающим тепло и заботу.

Ее шаг был размерен и не тороплив, но вот она остановилась. В серо-голубых глазах мелькнул страх, а за ним – узнавание.

— Вет, ты меня напугал,— улыбнулась девушка появившемуся из-за деревьев молодому человеку.

На вид лет двадцать шесть, высокий, мускулистый, коричневые волосы, подстриженные ежиком, теребил ветер, черные брови были нахмурены, а темно-зеленые глаза выражали решимость. Белая рубашка была заправлена в черные брюки и расстегнута на последние две пуговицы, пиджак был расстегнут, и развевался на ветру, а черные мужские туфли легко, почти не слышно, ударялись о землю.

— Здравствуй, Патриссия,— поздоровался Ветальс, и ухмыльнулся.— И прощай.

В руке парня блеснула стрела, из которой вылетел столб маленьких звезд, которые при соприкосновении с живым существом дарили мгновенную смерть. Девушка не успела ничего сказать, как уже лежала мертвая на земле. В ее глазах застыли страх и непонимание – чувства, которое она испытала перед смертью и запомнила навсегда.

Вот молодой человек словно очнулся от наваждения: тряхнул головой и попытался осмотреться. Когда его взгляд, наконец, стал осмысленным, он увидел красивую девушку, лежащую мертвой среди множества ромашек.

— Патриссия? Трикс?!— парень упал перед телом на колени.— Нет, неужели это сделал я? Но я не мог! Нет! Она же моя лучшая подруга! Патриссия Чаклош, умоляю, очнись!— кричал парень. Я хотела подойти и успокоить его, но не смогла двинуться. Недоуменно опустив взгляд вниз, я не увидела ног, вернее, увидела через них. Я закричала, но из моего рта не вырвалось ни звука.

Вдруг ромашковое поле начало сменяться хвойным лесом. Среди деревьев я увидела бегущую девушку примерно того же возраста, что и убитую ранее некую Патриссию Чаклош. Чаклош…Чаклош?! Получается, это была мама Яриса?! А Ветальс – так же звали моего отца. Меня охватил шок. Но бегущая девушка все-таки снова вернула к себе мое внимание.

Черные длинные волосы, собранные в хвостик, развевались на ветру, челка закрывала глаза, и девушка периодически поправляла ее, карие глаза выражали страх, а розовые губы судорожно хватали воздух. Серое платье, лиф которого был украшен паетками, путалось в ногах и закрывало черные туфли на шпильке.

Вот девушка запнулась о корень дерева и упала. Из ее глаз, выражающих безысходность, потекли слезы. Она начала умолять своего невидимого преследователя.

— Ал, пожалуйста, не надо, Ал,— вот перед девушкой появилась фигура. Это был парень, примерно одного возраста с моим отцом, высокий, крепкий, светлые волосы легко перебирает ветер, в темно-карих глазах было отсутствующее выражение, а на лице была лишь одна эмоция, название которой – месть. Одет он был примерно так же, как и отец, только вместо рубашки и пиджака – черная футболка.

— Прости меня, Лесвет, но я не могу так. Я хочу, чтобы Ветальс испытал то же чувство, что и я,— прошептал парень.

— Ты же прекрасно знаешь, что он не виноват! Что на нем был эфер!— плакала Лесвет. Подождите, так звали мою маму…неужели…

Я пригляделась к плачуще девушке: да, мы с ней определенно похожи. Если следовать логике и услышанным ранее рассказам, молодой человек, гнавшийся за мамой – отец Яриса. Тем временем у «охотника и жертвы» продолжался разговор.

— Я не верю, не верю, что на нем был эфер!

— Тогда назови мне причину, по которой мой муж убил бы свою лучшую подругу и, по совместительству, жену своего лучшего друга?— отчаянно произнесла Лесвет.

— У меня нет такой причины, а вот у него, возможно, была,— в руке часодея появилась стрела.— Прощай, Лес, передай Трикси, что я люблю ее,— когда мама кивнула, Алвин прочертил перед ней огненный крест. Из моего рта вырвался крик боли:

— НЕЕЕТ!— на сей раз, я смогла двигаться. Подлетев к бездыханному телу, я упала на колени и начала гладить мать по голове. В ее глазах был покой и умиротворенность, из моих же глаз текли слезы.

Папа Яриса подошел к моей матери, сел перед ней на корточки, погладил по лбу и закрыл глаза.

— Прости меня, Лесвет, но я очень люблю свою жену.

— НЕЕЕЕТ!— с громким криком я проснулась. Моя подушка была вся мокрая от слез. Вскочив, я понеслась на кухню. Мне необходимо было успокоительное. Пробегая в гостиной, я краем глаза увидела сидящего на диване Яриса.

— Диана, ты чего так рано встала?..

Я даже не дослушала парня, а прошла на кухню. Сзади были слышны шаги парня, а я судорожно наливала воду в стакан и пыталась подавить слезы.

Я пошел за девушкой на кухню и увидел там такую картину: фея трясущимися руками пытается налить воду в стакан, и у нее это мало получается, а по ее лицу текут слезы.

— Диана, что случилось,— я подбежал к девушке. Вместо слов она просто прижалась ко мне и зарыдала еще больше. Я, не зная, что делать, просто обнял ее в ответ и начал успокаивать.

Постепенно поток слез стал меньше, и Диана мало-помалу начала успокаиваться. Посадив ее за стол, я налил воды и передал девушке. Выждав, пока она мелкими глотками выпьет хотя бы полчашки, я спросил:

— Что случилось?

— Я видела их, во сне… видела, как они умирали… Ярис, я видела как они умирали!— и слезы с новой силой потекли по лицу феи. Сев рядом с ней, я прижал ее к себе и начал успокаивать.

— Тише, девочка моя, тише, успокойся. Это всего лишь сон, плохой сон…

— Нет. Да. Черт,— Диана вздохнула.— Я видела смерть наших мам. Это…это было так…неожиданно, и так больно,— девушка опять начала плакать. Я нахмурился, взял девушку за плечи встряхнул.

— Диана Фрезер! Немедленно успокойся! Посмотри на меня,— попросил я уже мягче.— Давай сделаем так: ты сейчас выпьешь успокоительное, и еще поспишь. Сейчас только шесть часов, я дам тебе еще час.

— НЕТ! Я не лягу! Не хочу, нет, не одна…— прервав бессвязные бормотания девушки, я взял ее на руки и понес в комнату.

— Я лягу с тобой, спи,— и поцеловав Диану в лоб, обнял покрепче и понял, что она уснула.

Я оказалась в какой-то комнате, сидящая на белом пушистом ковре. За моей спиной стоял синий диван, передо мной – два кресла на один тон темнее цвета дивана. Красивый женский голос произнес:

— И мы тебя, произнесли они в один голос и исчезли.

Проснувшись, я обнаружила, что лежу в своей кровати в объятьях Яриса.

— Ярис, ты спишь?

— Нет, не сплю,— парень открыл глаза и посмотрел на меня.— Все хорошо?

— Да, все хорошо. Я видела наших родителей,— увидев, что он хочет что-то сказать, я быстро сказала:— Нет, сначала я все расскажу, потом ты будешь говорить,— и вздохнула.— В общем, сначала я видела во сне смерти наших мам. А когда сейчас спала, я была в какой-то комнате. Там были наши родители. Они специально показали мне их смерти, что бы я знала, какими эферами они были убиты, и сказали, что помирились и простили друг друга. Твои родители просили передать тебе привет, и что они любят тебя, следят за твоими поступками, хоть и не все одобряют. Но ты навсегда останешься их сыном, что бы ни случилось. А еще я узнала, что в смерти наших семей виноваты не только Огнев и Мортинова, но и Великий Дух Осталы.

— Астрагор? А он тут каким боком?— удивленно произнес Ярис.

— Ему нужны были дети для поиска Замка, и, скорее всего, для каких-то своих целей,— после этих слов настала тишина. Я очень долго обдумывала то, о чем хочу его попросить, и все-таки решилась:

— Ярис, а можешь принести мне альбом? Который ты мне показывал?

— Минутку,— взяв принесенный парнем альбом, я минут пять его листала, а потом достала оттуда фотографию и спросила:

— Можно я оставлю ее себе, на память?

— Конечно,— кивнул парень.

Я наэферила рамку, вставила туда фотографию и поставила ее на стол.

— Я пойду, начну собираться.

— Хорошо, я тоже скоро пойду одеваться.

Когда девушка пошла в ванную комнату, парень взял в руки рамку. С фотографии ему улыбались две счастливые семьи, и дети, сидевшие на руках родителей, держались за руки. Поставив рамку обратно на комод, парень пошел в свою комнату.