На следующее утро Драко дал себе зарок никогда больше не брать в рот ни капли алкоголя: так плохо ему давно не было. И он не мог даже пойти в больничное крыло или обратиться к домовику — что домовик, что мадам Помфри обязательно учуют отголоски вчерашней попойки. Так что пришлось справляться своими силами.

Он сам не понял, как отработал день, а сразу после ужина отправился гулять по школе в надежде немного развеяться — за пределы замка его почему-то не пустили авроры, как всегда дежурящие на входе. С Пэнси он виделся только во время трапез в Большом зале. Она ни словом, ни делом, ни взглядом не дала понять, что думает и думает ли вообще о вчерашнем недоразумении. Драко надеялся, что Пэнси попросту ничего не помнит.

Вдруг он остановился как вкопанный. Осмотревшись, Драко понял, что забрёл на восьмой этаж. Видимо, чисто интуитивно. Справа от него Варнава Вздрюченный пытался обучить троллей балету, а слева…

Он медленно приблизился ко входу в Выручай-комнату. Сейчас тут не было ничего, кроме гладкой стены. Драко провёл по холодному камню рукой. В голове одна за другой вспыхивали яркие картинки: вот он думает про сломанный Исчезательный шкаф; вот в его мозгу вызревает гениальный план; вот он впервые оказывается в Выручай-комнате и находит этот проклятый шкаф. Сколько вечеров, сколько бессонных ночей было проведено здесь, среди груд старого, давно никому не нужного хлама, в попытках починить эту чёртову штуковину. Как сейчас Драко вспомнил страх, льдом сковывавший внутренности при мысли о том, что у него не получится. Вспомнил свой восторг, когда шкаф всё-таки поддался. Вспомнил, как восторг сменился страхом: что же он наделал? Он только что добровольно положил свою голову между молотом и наковальней. Всё, что ему оставалось, это внушать себе, что он поступил правильно. Так было нужно. Это верная сторона. Его сторона. Другого пути не было.

Камень холодил ладонь, и Драко сжал её в кулак. Всего несколько недель назад по ту сторону стены бушевало яростное пламя, готовое пожрать всё на своём пути. Адский огонь, выпущенный Крэббом, едва не убил их всех. Никогда ещё Драко не испытывал такого панического ужаса, никогда ещё смерть не нависала над ним столь неотвратимо, когда некуда убежать и негде спрятаться. Даже после проваленного задания от Тёмного Лорда. Тогда, лёжа без сил у его ног, Драко по крайней мере понимал, что и почему происходит. Во время пожара в его голове лихорадочно билась всего одна мысль: он не должен быть здесь, он мог просто не приходить сюда.

Драко отступил от стены. Дыхание участилось, на висках выступил пот — он словно заново пережил весь тот кошмар. Воздух казался раскалённым. Ему почудилось, будто ноздри улавливают запах гари, а сквозь щели просачивается едкий дым, словно стена вот-вот исчезнет, и его вновь поглотит адское пламя. Драко отшатнулся, оглядываясь по сторонам, будто кто-то мог его видеть, и быстро пошёл по коридору.

Сегодня Выручай-комната ничем не могла ему помочь.

* * *

Гермиона осторожно открыла портрет и вошла в гостиную Гриффиндора. Полная Дама даже не стала спрашивать пароль. По выражению её лица Гермиона поняла, что история со срывом уже облетела всю школу. А если знали портреты, то наверняка знали и преподаватели. Оставалось надеяться, что МакГонагалл не вызовет её на разговор. Гермионе было стыдно за то, что произошло, и объясняться по такой щекотливой теме совершенно не хотелось. Этого её гордость точно не переживёт.

Она замерла, прислушиваясь, но гостиная оказалась пуста. Гермиона не знала, обрадовало её это или расстроило. Кругом царил полумрак: свечи погашены, лишь огонь в камине давал свет и тепло. Она уже хотела сесть в ближайшее кресло, как раздался скрип двери. На лестнице в комнаты мальчиков появился Рон.

— Гермиона? — прошептал он, словно не веря, что она и впрямь стоит перед ним.

Та чуть пожала плечами.

— Я.

Рон начал медленно спускаться. Гермиона наблюдала, как он в нерешительности приближается к ней. А так хотелось, чтобы он, подобно ветру, промчался по ступеням вниз, обнял и крепко прижал к себе! Она бы сразу рассказала ему всё-всё. О каждом кошмаре, о каждой непрошенной мысли, о каждом страхе!..

Рон остановился в шаге от неё.

— Ты в порядке?

Гермиона кивнула. Хотелось рассказать, поделиться. Если бы только он сделал этот шаг… Как всё глупо.

— Извини, что так вышло, — негромко проговорила Гермиона. — Мне нужно было побыть наедине с собой.

— Понятно.

Гермиона улыбнулась одними губами. Какая ирония. Он отдаляется от неё именно теперь, когда она больше всего на свете хотела бы услышать: «Я не оставлю тебя справляться в одиночку». Ей вовсе не нужна его дурацкая опека! Ей нужно, чтобы он просто был рядом, был готов подхватить, помочь, выслушать, обнять, в конце концов.

Но, может, она слишком многого хочет от него сейчас? От них обоих. Что случилось, то случилось. Назад не вернёшь ни брошенных слов, ни сделанных шагов. Остаётся принять и жить дальше.

Гермиона шагнула навстречу и уткнулась лбом в его грудь. Рон осторожно приобнял её за плечи. Такое знакомое тепло, такой знакомый запах… Теперь всё будет хорошо. Просто обязано быть! Кому под силу сделать её счастливой, кроме неё самой?

— Пойдём наверх? — предложила Гермиона.

— Тебя проводить?

Гермиона прыснула.

— Да нет же. Наверх вдвоём.

Она взяла его за руку и повела в крыло с пустыми спальнями.

Гермиона устроилась на его плече; Рон перебирал её непослушные спутанные кудри.

— Мы с Гарри так волновались. Сначала ждали, что ты вернёшься, а к ужину всерьёз забеспокоились. Искали тебя на Карте, но не нашли. Теперь я понимаю, почему.

— Как вы узнали, где я?

— МакГонагалл сказала.

Гермиона смотрела в открытое окно, но видела перед собой уже не бархатную синеву ночного неба, а тёмные стены Выручай-комнаты.

После того как выскочила из класса защиты от Тёмных искусств, Гермиона ещё долго бежала неизвестно куда, пока силы не оставили её. Она брела, чувствуя себя чужой всюду, куда бы ни пришла, и когда уже отчаялась найти такое место, где смогла бы ощутить себя в безопасности, перед ней совершенно неожиданно возникла дверь. Гермиона даже не поняла, как оказалась на восьмом этаже.

Комната выгорела дотла. Без горы вещей она вернула свою изначальную форму: небольшой комнатки едва ли в десять шагов по диагонали. В ней не было ровным счётом ничего, кроме голых почерневших стен, и Гермионе показалось, что она вошла в саму себя. Словно сделала шаг в собственную выгоревшую после срыва душу. Гермиона некоторое время смотрела в небольшое закопчённое оконце, а затем опустилась на пол и сидела недвижно, прижав колени к груди. Она ни о чём не думала и ничего не чувствовала. Просто сидела до тех пор, пока не поняла, что оставаться в одиночестве и дальше не может.

Когда она уже собиралась выходить, снаружи послышались шаги. Гермиона отчётливо различила, как некто остановился прямо напротив входа, которого, по всей видимости, перед ним не было. Тогда в голове мелькнула мысль: может, это Рон или Гарри? Каким-то образом узнали, что она здесь, и пришли за ней? Но она так и не вышла.

— Так это ты был по ту сторону стены?

— Где?

— На восьмом этаже. У Выручай-комнаты.

— Нет. А что?

— Да ничего, — беззаботно откликнулась Гермиона. — Просто спрашиваю.

Внутри сжалась тугая спираль, но Гермиона отмахнулась от глупых мыслей. Когда она успела стать такой мнительной? Вот же он, рядом с ней. Что ещё нужно?

— Больше не пропадай так, — попросил Рон. — Мы себе места не находили.

— Постараюсь. Но я бы хотела, чтобы ты перестал так яростно опекать меня.

— Не надо было трогать тот стеллаж, — проворчал Рон. — Ты иногда такая упрямая…

— Я не упрямая, — с раздражением возразила Гермиона. — Не нужно было мне мешать.

— Мешать? — переспросил Рон.

Он сделал резкое движение, и она тут же отстранилась. Рон встал с кровати.

— Значит, я мешаю.

Гермиона сморщилась от пронзившей висок колкой боли.

— Не придирайся к словам. Я всего лишь прошу не быть для меня нянькой.

— Нянькой?!

— О боже… — Она уткнулась носом в колени.

Рон зашагал по комнате.

— Мы с Гарри голову ломали, куда ты делась! Зачем доводить себя до такого состояния?!

— Со мной уже всё в порядке. — Гермиона отбросила одеяло и встала с кровати. — Не надо меня постоянно контролировать.

— Да я уже понял, что только мешаю!

— Ну что ты заладил, — резко сказала Гермиона, но спохватилась и мягче добавила: — Ты не мешаешь. Мне нужно, чтобы ты был рядом. — Она посмотрела ему в глаза, но если ожидала, что сейчас он обнимет её и скажет, что всё хорошо, то сильно ошибалась.

Рон жёстко усмехнулся.

— Ага, я нужен тебе, как запасное перо. Есть под рукой, и ладно.

— Я не… Какое ещё запасное перо? Рон, ты как будто меня не слышишь!

— А зачем я тебе? Ты же сама прекрасно со всем справляешься! Тебе не кажется, что ты берёшь на себя слишком много?

— Вот как. — Она скрестила на груди руки. — Значит, мне надо распустить нюни, стать глупой безвольной куклой, и тогда ты будешь счастлив?

— Да ведь ты не подпускаешь меня к себе! Я для тебя как пустое место!

— Не говори глупостей. Ты для меня не пустое место.

Он натянул майку, взъерошив волосы ещё больше, и пинком распахнул дверь.

— Рон!

Обмотав бёдра простынёй, Гермиона босиком выскочила на лестницу вслед за ним. Сбежав по неровным ступеням, распахнула дверь в гостиную, и имя Рона замерло у неё на губах.

— Гермиона? — удивился Гарри. — Мы так волновались!

— Да, она в курсе, — бросил Рон. — Я иду спать. Если, конечно, кому-то в этой комнате есть до меня дело.

Гермиона вздрогнула от хлопка двери.

Повисла неловкая пауза. Гарри и Джинни посмотрели на Гермиону, и она вдруг осознала, что стоит перед ними в футболке, босая, в простыне и с недвусмысленно взлохмаченными волосами. Краска бросилась ей в лицо. Гермиона развернулась на пятках и кинулась вверх по лестнице.

Захлопнув дверь, она прижалась к ней спиной. Дыхание болезненно спёрло в груди. Гермиона сползла на пол. Слёз не было, только тупое онемение в душе: она совсем одна. Гермиона обняла себя руками. Впервые ей в голову пришла неожиданная и пугающая мысль: их отношения с самого начала были ошибкой. Им нельзя было перешагивать грань дружбы. Гермиона закрыла глаза руками. Неужели вот так всё и закончится?

Бесславный финал для героев Второй магической войны.

* * *

Едва захлопнулась дверь за Гермионой, Джинни устремилась в комнату Рона. Похоже, она успела понять, что произошло, в отличие от Гарри. Он в конце концов решил вначале поговорить с Роном, чтобы дать Гермионе возможность хотя бы привести себя в порядок.

Добравшись до спальни, он собрался войти, но голоса за дверью заставили его замереть.

— Когда, говоришь, она вернулась?

— Часа два назад. Мы поднялись наверх… А потом как-то так получилось…

— Короче, вы поссорились. Опять. И что произошло?

— Ничего, — буркнул Рон. — Просто я для неё не существую. Так, жилетка на случай, если понадобится.

— Это она так сказала?

— Она всё время говорит, мол, я хочу, чтоб ты был рядом. Но что бы я ни сделал — всё не то и не так!

— Ты пытаешься её контролировать, я правильно понимаю?

— Вот только не надо сейчас, ладно? Я знаю, что ты на меня злишься. Здорово, правда? — с горечью добавил он. — Все меня терпеть не могут. Как раз о такой жизни я и мечтал.

— Это не так, — тихо возразила Джинни. — Знаешь, я даже в чём-то тебя понимаю. Будь у меня младшая сестра, я вела бы себя похоже. Просто ты так злил меня, что захотелось разозлить тебя в ответ, вот я и ляпнула тогда про нас с Гарри. Нарочно, чтобы тебя взбесить, — виновато добавила она.

Снова наступила тишина.

— Спасибо, — прорезал её негромкий голос Рона.

Послышался скрип кровати, и снова заговорила Джинни:

— Я удивилась, когда узнала, что она тебе нравится.

— Почему?

— Ну… Она такая правильная, себе на уме, я бы сказала. Мне казалось, тебе нужен кто-то более… Не знаю. Кто-то, с кем вы будете как команда. А с Гермионой возможно договориться только на её условиях.

Гарри вдруг понял, что Джинни права. Гермиона всегда именно так и делала: если она считала что-то верным, то поступала в соответствии с собственным решением, даже не задумываясь о том, что кто-то может быть с ней не согласен. Так она поступила с метлой Гарри на третьем курсе, отдав её МакГонагалл и не посоветовавшись с ним; решала судьбу домовиков, которые до неё веками жили по своему устоявшемуся обычаю; держала в банке Риту Скитер, не позволяя ей обратиться из жука в человека и запугивая шантажом; организовала запрещённую тайную организацию прямо под носом у сумасшедшей Амбридж; жестоко наказала предателя Отряда — у Мариэтты Эджком остались невыводимые следы в пол-лица; в конце концов, она решила всё за своих родителей, изменив им память и отправив на другой континент.

В этом вся Гермиона. В этом её главный недостаток — и её же главное достоинство. И ведь она стала единственной из них, на кого не подействовал медальон Слизерина.

Оставив брата и сестру наедине, Гарри бесшумно спустился в гостиную и вошёл в другое крыло. Поднявшись на один пролёт, он позвал:

— Гермиона?

С самого верха лестницы донёсся щелчок двери и голос:

— Я здесь.

Гарри поднялся по винтовой лестнице под самую крышу и толкнул приоткрытую дверь. Гермиона сидела на кровати, прижав колени к груди и положив на них подбородок. Она уже успела переодеться и привести волосы в порядок.

— Как дела?

Гермиона безучастно глядела в окно и только чуть пожала плечами в ответ. У Гарри до сих пор в голове не укладывалось: выходит, она вернулась в гостиную пару часов назад, они с Роном провели вместе время и успели снова поругаться? Невероятно.

— Знаешь, Гарри, — безжизненным тоном сказала Гермиона, — мне кажется, что я и Рон — это ошибка. Мы просто не подходим друг другу.

Гарри не знал, что ответить. В ушах всё ещё звучали слова Джинни, сказанные Рону пять минут назад в другой комнате этой башни.

— Я так устала. Не понимаю, что происходит. Ведь так давно дружим, знаем друг друга сто лет. Вот вы с Джинни… Вы не были друзьями, но у вас всё хорошо. Вы не ругаетесь по поводу и без, понимаете друг друга.

У Гарри ёкнуло под ложечкой. Если бы только она знала, как ошибается.

— У всех есть проблемы, — проговорил он. — Это нормально.

— Но не такие же! — воскликнула Гермиона. — Гарри, мы ссоримся буквально постоянно. Слова друг другу сказать не можем, чтобы тут же не поругаться.

Гарри снова вспомнил подслушанный разговор. Ему ужасно не хотелось вмешиваться в их отношения или, чего доброго, раздавать советы. У самого всё далеко не так гладко.

— Гарри, я просто не понимаю его. Вначале он недоволен тем, что я не интересуюсь его делами, но, когда я пытаюсь поговорить об этом, он отмалчивается. А теперь вовсе заявил, что я слишком самостоятельная! — Она покачала головой. — Но при этом только и делает, что нянчится со мной, будто мне пять лет. Сначала Джинни, теперь я.

— Тогда мы все были виноваты, — возразил Гарри. — Джинни — потому что специально спровоцировала Рона на ссору, Рон — потому что поддался на провокацию. А мы — потому что не смогли его правильно понять.

Гермиона опешила.

— Не смогли правильно понять?

— Сама посуди: Рон настолько дорожит сестрой, что даже мне был готов врезать. Я бы так не смог.

— Не смог бы довериться лучшему другу? — скептично поинтересовалась Гермиона.

— Хоть кому. Верить можно только самому себе. Да и то не всегда.

Гермиона не нашлась с ответом.

— Ты ведь сам терпеть не можешь, когда тебе указывают, что делать, — заметила она.

— Только не надо меня в это впутывать, — сухо ответил Гарри. — Я не говорю, что проблема в тебе. Но у вас и правда что ни разговор, то ругань. В ссоре обычно виноваты двое.

Гермиона поджала губы и отвернулась.

— Спокойной ночи, Гарри, — отрезала она.

Гарри про себя выругался. Похоже, ему действительно лучше не вмешиваться. Он вышел из комнаты, стараясь не думать, что их дружба снова висит на волоске. Так бывало и прежде, но сейчас надежды на удачный исход почти не было.

В гостиной обнаружилась Джинни. Она сидела на корточках возле камина и помешивала в нём кочергой. Из-за отсутствия освещения Гарри едва различал её силуэт, только бледный профиль вырисовывался на фоне тлеющих поленьев. Джинни убрала за ухо прядь рыжих волос и заметила его.

— Был у Гермионы? — спросила она, снова поворачиваясь к камину и принимаясь ворошить полуразвалившиеся поленья. — Что говорит?

Гарри присел рядом.

— Она устала и не понимает, что происходит.

— Короче, примирение в ближайшие дни не светит, — безрадостно заключила Джинни. — Гарри, не обижайся, но мне кажется, Гермиона Рону не пара.

Какой-то частью себя Гарри знал, что она права, но почему-то в тот момент, когда Джинни произнесла эту роковую фразу, он вдруг ощутил неумолимое раздражение от того, что она вмешивается в их личные дела. Рон и Гермиона — это его друзья. Гарри уже собрался ответить резко, но тут же себя одёрнул: да, Рон его лучший друг с одиннадцати лет, но для Джинни он — родной брат.

Гарри снова оказался меж двух огней. Как же надоело выбирать между друзьями, а теперь ещё и отношениями с собственной девушкой! Лучше бы Джинни не была сестрой Рона.

— Они разберутся сами, — сказал он.

— Ты правда веришь, что Гермиона изменится?

Гарри снял очки и сжал переносицу.

— Джинни, пожалуйста. Я не хочу обсуждать Гермиону с тобой.

— Потому что ты на её стороне?

— Потому что она тоже мой друг.

Он надел очки и посмотрел ей в глаза.

— Ты его сестра, но для меня Рон и Гермиона одинаково важны, и я не буду перемывать им кости у них за спиной. Давай закроем тему.

Джинни молча устроилась рядом с ним.

— Я хочу навестить дом родителей в Годриковой Впадине. Не был там с Рождества.

Джинни по-прежнему молчала.

— Мне бы хотелось однажды поселиться в той деревушке, — продолжал Гарри задумчиво. — Пусть там погибли мои родители, почему-то нигде больше я не чувствовал себя на своём месте. Только в Хогвартсе, но Хогвартс школа. Я не могу здесь жить.

— Если б стал преподавателем, тебе бы выделили комнату, — заметила Джинни.

Гарри прыснул.

— Я — преподаватель? Не смеши. Да и что бы я мог преподавать?

— Ну, например, защиту от Тёмных искусств, — без тени иронии отозвалась Джинни. — Думаю, популярность Хогвартса возросла бы до небес, появись в «Пророке» объявление, что сам Гарри Поттер преподаёт в школе защиту. МакГонагалл вряд ли будет против. Ей всё равно нужно искать нового преподавателя.

— Но я ведь не профессор. Да и мне только-только стукнет восемнадцать. МакГонагалл ни за что не возьмёт преподавателем вчерашнего подростка.

— Тебя бы взяла.

Гарри на миг представил себя в роли профессора, но тут же отмахнулся. Что за чушь, какой из него, к чертям, преподаватель? Даже думать смешно.

Он посмотрел на покоящуюся на его животе руку Джинни и накрыл её своей ладонью.

— Ты поедешь со мной?

— Куда?

— В Годрикову Впадину.

— Посмотрим.

Она поднялась. Её ладонь выскользнула из пальцев Гарри.

— Уже поздно, я устала. Увидимся завтра?

Она чмокнула его в уголок губ и, не дожидаясь ответа, покинула гостиную, вновь оставляя Гарри на растерзание собственным невесёлым мыслям.

* * *

Анжелина вот уже битых полчаса караулила Джорджа в коридоре третьего этажа. Он снова принялся избегать её и снова — крайне успешно. Но она не собиралась сдаваться.

За углом послышались шаги, и Анжелина вжалась в стену, боясь вздохнуть. Джордж вывернул из-за поворота и стал как вкопанный. Анжелина преградила ему путь, глядя в глаза. Сердце сжалось от того, что она в них увидела. Он сделал шаг в сторону в попытке обойти. Она шагнула за ним. Джордж раздражённо вздохнул.

— Что тебе от меня нужно?

Анжелина пропустила его тон мимо ушей.

— Что случилось?

— Ты с метлы упала? — Джордж покрутил пальцем у виска. — У меня погиб брат, вот что случилось!

Она стиснула зубы. Ну уж нет. Ему не удастся отвертеться так легко.

— Ты прекрасно понял, о чём я. Всё шло на лад, а потом ты как с цепи сорвался.

Она смотрела в его потускневшие голубые глаза, и в груди у неё становилось тем тяжелее, чем больше боли в них отражалось. Анжелина ждала ответа, но, когда Джордж начал говорить, поняла, что всё равно не была до конца готова услышать правду.

— Я позволил себе слишком много. Я позволил себе поверить, что всё будет хорошо. Что однажды моя жизнь наладится, и я смогу выбраться из этого бесконечного кошмара. Я поверил, будто в самом деле этого заслуживаю! Как будто имею на это хоть какое-то право.

— Что такое ты говоришь? Конечно, ты имеешь право…

— Лучше бы я погиб вместо него. Фред достоин жить в тысячу раз больше, чем эти поганые ублюдки, которым удалось сбежать. Будь у меня силы, я бы нашёл их всех и убил!

Анжелина в ужасе смотрела в его перекошенное ненавистью и горем лицо. Не зная, что ещё сказать, она выдавила:

— Всё будет хорошо, поверь мне…

— Да как же ты не понимаешь? Я не могу думать о будущем, потому что в нём нет и никогда не будет Фреда! Как я могу жить дальше? Значит, жизнь моего брата ничего не стоила! Не имела никакого значения, раз после его смерти я могу жить как прежде!

— Джордж…

— Молчи! Ненавижу! Ненавижу!

Она протянула руку, но Джордж развернулся и быстро ушёл. Анжелина прижала пустую руку к груди, потом к губам и спрятала лицо в ладонях.

Она не знала, сколько времени прошло, и вздрогнула, услышав чьи-то шаги. Она с надеждой обернулась.

— Анжелина, я тебя всюду… — Алисия осеклась. — Что случилось?

Анжелина пожала плечами, подошла к окну и взобралась на подоконник.

— Энж…

— Он ненавидит меня. Ненавидит.

— Ну что ты, это не так, — принялась успокаивать Алисия.

— Он сам сказал. Мне в лицо.

Алисия не нашлась с ответом. Прошло ещё чёрт знает сколько времени, прежде чем молчание было нарушено.

— Послушай, Энж. Мне нужно… кое-что тебе рассказать. Знаю, сейчас не время, но это действительно очень важно.

Анжелина машинально кивнула. Ей было всё равно. Что может быть ещё хуже?

— Не знаю, как сказать. Это касается Фреда и Джорджа. Понимаешь, я… Мерлин. — Алисия прижала ладонь ко лбу. Взволнованный тон заставил Анжелину вернуться в реальность. — Я отговаривала тебя от отношений с Джорджем не потому, что считала это неправильным. То есть… Ну, наверное, это было бы немного неправильно, но я… — Она зажала пальцами переносицу и забормотала: — Это всё из-за него. Я не знала, что мне делать. Я очень завидовала. У тебя всё так легко получалось, а я просто не могла… не знала… Я люблю его. Я думала, ты догадаешься, когда я вернулась в Хогвартс. Это всё из-за него…

Анжелина непонимающе смотрела на Алисию, тщетно пытаясь разобраться в её бессвязном лепете.

— Из-за кого?

— Из-за Оливера.

— Какого Оливера? — тупо спросила Анжелина.

— Вуда! Оливера Вуда! — Алисия закрыла лицо руками.

Анжелина пыталась уловить связь, нащупать хоть какую-то логику в том, что услышала. Оливер? При чём тут вообще он?

— Если бы ты знала, как мне стыдно! — всхлипнула Алисия. — Я разрушила чужие жизни только потому, что сама была несчастна. Но осознала всё слишком поздно, я не знала, что мне делать, как всё исправить, особенно после гибели Фреда, поэтому молчала. Я боялась рассказать правду, ведь у меня ничего не осталось. Оливер даже не задержался в Хогвартсе. И если я потеряю ещё и тебя… Энж, пожалуйста, прости меня!

Анжелина сидела, словно изваяние. В голове у неё было совершенно пусто, и в этой пустоте метались обрывки фраз — признания некогда лучшей подруги. Наверное, она должна была попытаться понять и простить. Но она хотела только одного: встать и уйти отсюда подальше, пока просто не ударила её по лицу.

Анжелина спрыгнула с подоконника.

— Энжи, подожди!

Но она шла и шла, не оборачиваясь, и стенания Алисии будто разбивались о глухую стену. Она обязательно подумает обо всём, что услышала, и примет решение. Но это будет потом. А сейчас она уходила всё дальше, пока невыносимая боль и собственное бессилие не заставили её броситься вниз с астрономической башни.