Не успели они отойти и на десять шагов от флаера, как полил дождь, да такой сильный, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. В мгновение ока Г'Кар промок до последней нитки. Улица вокруг них превратилась в бурлящий поток.
Г'Кар чувствовал себя странно. Мир вокруг изменился, и все органы чувств сошли с ума. Он ничего не видел и не слышал. Только чувствовал потоки холодной воды, бьющие ему в лицо, да крепкие пальцы На'Тот на своем запястье. Она тянула его куда-то за собой, заставляя ускорить шаг, а потом и вовсе перейти на бег. И Г'Кар полностью отдался на ее волю, надеясь, что она знает дорогу.

Ему показалось, что они бежали целую вечность.

Потом На'Тот остановилась, и Г'Кар, не ожидая, налетел на нее с разбегу. Возможно, если бы земля под ногами не была настолько размокшей, они бы устояли. Но не сейчас. Вскрикнув, На'Тот поскользнулась и упала. И Г'Кар рухнул прямо на нее, не успев сгруппироваться.

— Щрок! — воскликнула она, лежа на спине. Дождь стихать не собирался, и вокруг них образовалась глубокая лужа. — Вот так приплыли!

Г'Кар перекатился в сторону и затрясся от смеха.

— Действительно… приплыли, так приплыли! — еле смог выговорить он.

На'Тот, посмеиваясь, поднялась на ноги и помогла ему встать. Дождь по-прежнему лил стеной, и Г'Кар видел только ее смутный силуэт.

— Сюда! — сказала она, почти прижавшись к его уху губами, а потом втолкнула его в ворота, которые открылись, когда она коснулась рукой панели. Они оказались в просторном внутреннем дворе, который сейчас выглядел как пруд.

— Идем же, — На'Тот тянула его за собой, шагая по колено в воде к дому. — Быстрее!

Еще через несколько мгновений они очутились в доме, оставив грозу бушевать снаружи...

Они выкололи ему глаз.

Г'Кар понял, что гвардейцы не знают, что им делать, после того, как приковали его к креслу, просунули нож сквозь рефлекторно зажмуренное веко, а потом ткнули сильнее и глубже. Он чувствовал, как острие коснулось дна его глазницы. И вцепился в пустоту, единственное движение, которое позволяли совершить цепи, судорожно задышав, когда один из гвардейцев повернул нож внутри него.

— И как же нам его извлечь?

— Надо оставить его внутри, пусть гниет, — сказал другой. Г'Кар с шумом втянул в себя воздух; он не закричит, он не закричит, он не был нарном, но у него все еще осталась какая-то гордость... Но он представил гниющую плоть в своей глазнице, и то, как ему придется выцарапывать ее оттуда…

— Нет. Он нужен нам живым, а не подыхающим от воспаления мозга, — сказал первый гвардеец. Он вытащил нож, а потом воткнул его снова, но сбоку. Г'Кар задохнулся в безмолвном крике. Гвардеец вытащил нож снова, и с ним — что-то липкое бело-красное. Г’Кар почувствовал, как что-то горячее и мокрое потекло по его щеке, по груди, на колени.

Он посмотрел вниз и увидел собственный алый глаз, и зрачок, размозженный и проколотый ножом, уставился на него.

Г'Кар засмеялся. Гвардеец ударил его по лицу, и он увидел звезды, но продолжал истерически хихикать. Рука схватила его за подбородок и приподняла, он посмотрел в глаза гвардейцу и увидел…

Пустоту.

— Отлично, отлично, господа! — произнес Картажье, а потом хлопнул в ладони снова. — Приведите заключенных!
Узорные двери распахнулись, и На'Тот увидела трех нарнов, закованных в массивные цепи, которые, спотыкаясь, вошли в зал, подталкиваемые стражей. В воздухе повисло тяжелое зловоние, исходящее от гниющих ран, покрывавших их тела.

— Сегодня здесь свершится правосудие над этими отъявленными преступниками, — сказал Картажье. — Суровое и справедливое возмездие.
Он махнул рукой гвардейцам, и те сноровисто освободили пленников от колодок и привязали к деревянным щитам, поставленным вертикально.

На'Тот вглядывалась в перемазанные кровью, отекшие от постоянных избиений лица, пытаясь понять, нет ли среди них кого-то из знакомых.

Двух пленников она видела впервые, но третий…
На'Тот стиснула зубы. Третьего она знала — это был советник То’Рон из Второго Круга, довольно известный на Нарне политик и религиозный служитель.
Она быстро посмотрела на других женщин, зная, что рискует навлечь на себя гнев императора. Он запрещал любое общение между пленниками, кроме тех случаев, когда сам отдавал приказ. И увидела, что они тоже узнали советника.
— Я избавлю вас, господа, от унылого перечисления всех преступлений против Республики Центавр, в которых повинны эти мерзавцы, иначе мы будем сидеть голодными до утра. Но будьте уверены, каждое из этих злодеяний достаточно тяжкое, чтобы казнить их через расчленение.
На'Тот моргнула. Так вот как император намерен развлекаться сегодня. Еще одна кровавая казнь, долгая и мучительная. Ей уже довелось побывать на нескольких таких процедурах в качестве зрителя. Возможно, в этот раз ей удастся отрешиться, уйти в себя так глубоко, чтобы смотреть, но не видеть, слышать, но не прислушиваться. Ибо больше она ничего не могла сделать. Ничего. Бессилие удручало ее все сильнее, но это было первое, что ей пришлось усвоить здесь, в плену…

— Не закрывай глаза, милочка! — услышала она резкий голос Картажье.
И вздрогнула, ощутив его ладонь на своем плече. Проклятый император умел двигаться очень быстро. Вот и сейчас застал ее врасплох. Снова.

— Ведь я не приказывал тебе это делать, — прошептал он, обдав ее шею горячим дыханием.

На'Тот выпрямилась, уставившись перед собой. В первые дни ее реакция на действия императора была более яростной. Но это не приносило ничего, кроме новых наказаний и боли… которые чаще всего доставались не ей, а другим пленникам. Поэтому вскоре она научилась сдерживать свое бешенство, прятать его под маской холодного равнодушия. Но, похоже, что ее смирение раздражало императора не меньше, чем ее агрессия.

Картажье махнул рукой в белой перчатке, подзывая слугу, державшего металлический поднос, на котором лежали блестящие изогнутые ножи.

— Сегодня честь исполнения приговора будет предоставлена вам, мои дорогие, — сладким голосом объявил император, повернувшись к нарнийкам. — Мои болевые техники немного… притомились за последние дни. Думаю, они с радостью уступят это право другим. Хотя бы на один вечер.

На'Тот похолодела, созерцая ножи.
— Уверен, все вы в состоянии справиться с этим. Ведь нарны — мастера в таких делах. Я слышал, у вас младенцы учатся пользоваться ножом раньше, чем начинают ходить. Так продемонстрируйте всем нам свои таланты!

Пленницы замерли, и во взгляде каждой промелькнули ужас и отвращение.

— Возьмите ножи, дорогуши! — негромко произнес император. — И будьте готовы исполнить мои дальнейшие распоряжения.
Никто из женщин не шевельнулся.
— Похоже, я поторопился, решив, что нарны способны к обучению, — процедил Картажье сквозь зубы. — Даже у беспозвоночных моллюсков память длиннее!

Он сделал знак гвардейцу, стоявшему возле одного из пленников.
— Что ж, придется повторить урок.

Прежде, чем нарнийки успели что-либо ответить, центаврианский солдат быстрым движением выколол пленнику глаз.

— Нет! — вырвалось у одной из женщин.

На'Тот мысленно застонала. Кричать или возражать императору было еще хуже.
Слуга, повинуясь безмолвному приказу Картажье, подставил тарелку для кровавого ошметка, в который превратился глаз, и отнес ее на стол, поставив перед слегка ошарашенными придворными.
Нарнский пленник мелко дрожал, учащенно дыша и корчась от невыносимой боли. По его лицу побежала струйка крови. Но так и не закричал.
— Возьмите ножи! — жестко повторил Картажье.
На'Тот быстро схватила клинок с подноса, не желая, чтобы кто-то еще пострадал. Пленники были обречены на смерть, но Картажье мог сделать ее еще более мучительной.

— Знаю, что смерть нарнов не страшит, — сказал император. — Но будьте уверены, есть вещи гораздо ужаснее. И, если вы не будете послушными, эти пленники испытают мой гнев на собственной шкуре. Вам это ясно?
— Да… ваше величество, — хором отозвались женщины, сжимая ножи в руках.

— Вот и славно, — коротко ответил Картажье, а потом жестами указал каждой нарнийке на ее место...

— Не понимаю, что на тебя нашло, Г'Кар! — сказала На'Тот, помогая ему встать на ноги. — Ты цел? Всякий раз, когда ты появляешься в моем доме, начинается драка. Мне кажется, это плохая традиция. Своих кузенов можешь колотить, сколько душе угодно, но моих родственников я никому трогать не позволю!

Она принялась отряхивать его одежду от пыли и песка, но Г'Кар остановил ее.

— Родственников? — переспросил он.

— На'Ир — мой троюродный брат, — пояснила На'Тот. — Мне казалось, что ты видел его на «Вавилоне 5», когда он однажды приезжал навестить меня, еще до войны с Центавром.

Г'Кар начал припоминать, что действительно видел кого-то из родственников своего атташе во время работы на станции.

Плечо, по которому прошелся кулак кузена На'Тот, сначала онемело, а теперь стало пульсировать от боли. Г'Кар потер его, поморщившись.

С болью пришло и осознание собственной промашки. Надо же так по-идиотски оконфузиться! Видимо, он действительно так давно не заводил отношений с нарнскими женщинами, что успел позабыть, что эмоции, возникающие в этот период, более яркие и взрывные, чем чувства, которые можно испытать при общении с инопланетянками. И что во время кар'мал дора, нарнам труднее сдерживать как проявления симпатии и любви друг к другу, так и ревности.
— Я… мне показалось… — произнес Г'Кар, а потом замялся, осознав, что не может при ее кузене сказать об истинной причине своей ярости. — Мне показалось, что он… напал на тебя.

На'Ир слушал их, также отряхивая одежду от песка.

— А что, кто-то так делал раньше? — поинтересовался он настороженно.

На'Тот поспешила вмешаться, бросив на Г'Кара выразительный взгляд.

— Нет-нет, точнее, однажды, но это долгая история. Я все поняла, Г'Кар. Ты просто… обознался, да?

Она положила руку на его плечо и чуть сжала пальцы.

— Да, обознался, — кивнул он, принимая ее помощь в придумывании оправдания. — Полагаю, мне нужно принести извинения? Я вел себя отвратительно…
— Как и я, гражданин Г'Кар, — На'Ир почтительно поклонился ему. — Давно мечтал лично поблагодарить вас за спасение моей кузины из плена, но не думал, что это выразится вот так! Надеюсь, что не очень вас зашиб?

Г'Кар мотнул головой.

— Все в порядке, хотя, признаюсь откровенно, удар у вас железный…

На'Ир ухмыльнулся, а потом поднял правую руку и стащил толстую кожаную перчатку.

— Не совсем железный. Скорее, титановый, — сказал он.

Г'Кар в изумлении уставился на блестящий металл: под перчаткой вместо обычной руки был протез.
— После того, как меня изрядно потрепало в бою, пришлось обзавестись искусственной рукой вместо потерянной, — сказал На'Ир, не сводя с него внимательного и чуточку вызывающего взгляда. — Многие наши воины стыдятся таких увечий, но я не вижу в этом ничего позорного, — добавил он, заметив, что Г'Кар продолжает смотреть на него. — Я потерял руку в честном бою с врагами моего народа и не чувствую себя виноватым.

— Мы упражнялись в токти, чтобы мой брат привыкал к протезу, — сказала На'Тот. — И тут появился ты… преисполненный праведного гнева…

— Эти тренировки и тебе необходимы, чтобы вернуть былую форму, сестрица! — ответил На'Ир, надевая перчатку обратно. Потом сжал и разжал пальцы, медленно и осторожно.

Г'Кар услышал тихое жужжание шарниров протеза.

Он посмотрел на На'Тот более пристально и увидел на ней черную свободную рубашку и широкие штаны-шаровары — традиционную одежду для тренировок по токти. И на него нахлынула новая волна стыда за свое безобразное поведение. Ну, конечно, это была обычная тренировка. А он-то подумал… старый идиот…

Однажды, когда она наверное в сотый раз пыталась без опоры дойти до другого конца двора, к ней присоединился На'Ир. Сначала она терпела его присутствие молча, стараясь сосредоточиться на своем задании. Кузен же принялся делать несложные упражнения, используя округлый камень в качестве гири.

Получалось у него не очень, он то и дело ронял камень, долго возился с попытками снова его поднять.

На'Тот загляделась на него и потеряла равновесие. Запнулась и упала плашмя на землю, не сумев сгруппироваться.

— Щрок! — не выдержала она и стукнула кулаком по песку.

— Да, нелегко, — отозвался На'Ир, тяжело дыша. Камень опять выскользнул из его пальцев и упал.

— Перестань издеваться! — не выдержала На'Тот, сердито посмотрев на него. — Зачем ты вообще пришел сюда? Чтобы посмеяться надо мной?

На'Ир прекратил возню с камнем и посмотрел на нее слегка удивленно.

— Вовсе нет, кузина, я просто решил, что всеми этими бессмысленными упражнениями лучше заниматься в компании. Так будет веселее.
— Да, очень забавно наблюдать, как я падаю, — проворчала На'Тот. И добавила чуть слышно: — Это когда-нибудь закончится? Я уже почти месяц тренируюсь, а результата нет…

— Я тренируюсь год, но мне тоже особо нечем похвастаться, — ответил На'Ир, помрачнев. — Но Ли'Тар просит меня набраться терпения и продолжать.


На'Тот попыталась подняться, и На'Ир подошел к ней, чтобы помочь.

— Не надо, я сама! — огрызнулась она, тяжело дыша. А потом посмотрела на кузена более внимательно. — А ты почему тренируешься?

Вместо ответа На'Ир стянул перчатку с правой руки и вытянул ее вперед.

На'Тот ахнула, увидев серебристый металлический протез, идущий от локтя.
— Ли'Тар сконструировала его для меня, — сказал он тихо. — Пришлось пройти через несколько операций, чтобы установить его и заставить работать. Без неполадок на первых порах не обошлось. Я все еще не могу действовать этой рукой так же свободно, как раньше. Вот, пытаюсь к нему привыкнуть и приспособиться.

Он наклонился и подхватил небольшой камень с земли. Металлические пальцы с клацаньем сомкнулись вокруг него, а потом раздался хруст, и камень треснул.

На'Ир выругался и разжал пальцы, отдернув руку.

— Хуже всего с мелкими предметами, — сказал он, поморщившись. — Никак не могу рассчитать необходимое усилие. Ли'Тар обещала еще настроить протез, возможно, какой-то блок в нем работает не так, как нужно.

— Святые мученики! — пробормотала На'Тот ошеломленно.

— На «Г'Токе» мы были ограничены в средствах и аппаратуре, но здесь, на Нарне, возможностей больше. Я надеюсь, что она найдет нужные материалы. Возможно проблема кроется в том, что после операции прошло слишком мало времени, и протез еще не до конца прижился, — продолжал На'Ир, надев перчатку обратно. — Связки, мышцы и нервы восстанавливаются с разной скоростью. Так говорит Ли'Тар.

Он упрямо поджал губы и снова поднял камень побольше.
— Но времени у меня особо нет. Если я не подчиню себе эту проклятую руку, мне грозит уход в отставку. А я этого не хочу. Без «Г'Тока», без военной службы, я сойду с ума.

На'Тот стиснула зубы и поднялась на ноги. Подошла к кузену и тронула за плечо.

— Думаю, ты справишься. А я тебе помогу. Что скажешь?

На'Ир посмотрел на ее худое лицо и криво улыбнулся.

— Скажу, что эта идея мне нравится. Тогда до встречи завтра утром?

Она кивнула, похлопав его по плечу...

... Им пришлось выдержать еще один короткий бой с охранниками барака. Те успели забаррикадироваться и устроили яростную отчаянную перестрелку, но ГʼКар и воины из отряда его дяди быстро оборвали это, бросив в укрытие центавриан несколько самодельных гранат. Они славились на весь ГʼКамазад умением делать такое оружие.

Тех центавриан, кто еще остался на ногах после прогремевших взрывов, добили в рукопашном бою, страшном и стремительном.

ГʼКар пригнулся, поднырнув под одного из солдат, а потом сломал ему шею одним движением руки. Он и раньше умел это проделывать, а за время нападения на КаʼДорʼШан отработал этот прием до полного автоматизма.

Последнего центаврианина прикончил ЛиʼДак, шедший следом.

ГʼКар, хоть и видевший за время пребывания в Сопротивлении не одну смерть, содрогнулся, наблюдая за тем, как именно это проделал их союзник.

ЛиʼДак вонзил нож в живот центаврианского солдата, провернул и дернул, отчего внутренности вывалились наружу, извиваясь, как змеи. Центаврианин заорал, содрогаясь от боли, а потом в корчах рухнул на пол. ЛиʼДак наклонился к нему, и ГʼКар подумал, что сейчас последует добивающий удар — то, что обычно все они делали в бою. Но вместо этого огромный нарн ударил свою жертву по спине, с хрустом сломав позвоночник. А потом выпрямился и перешагнул через бьющееся тело, посмотрев на ГʼКара.

— Отрадное зрелище, не так ли, мальчик? — с ухмылкой сказал он, вытирая нож о рукав.

Центаврианин снова заорал, всхлипывая.

— Эти твари не заслуживают быстрой смерти, — сказал ЛиʼДак, а потом двинулся вперед, к камерам. — Учись, как надо с ними обращаться!

ГʼКар попятился, все еще глядя на солдата, бьющегося в луже собственной крови.

— Они никогда не подарят тебе быструю смерть, если вдруг к ним попадешься, — сказал ЛиʼДак, перестав улыбаться. — Всегда помни об этом!

Тут в помещение, грохоча оружием, ворвался ШаʼТот, за ним следовала его сестра по сумке, ЛаʼЭт, высокая женщина, очень похожая на него внешне. Только выражение глаз у нее было особое: застывший мертвый взгляд, присущий большинству киʼдат, охотниц. Так называли женщин — лучших стрелков в отрядах, они обычно держались особняком от остальных воинов. ГʼРил, жена дяди, тоже была охотницей.

Они едва не наступили на центаврианина.

— Щрок! — выругался ШаʼТот, отшатнувшись.

Солдат уже не орал, только хрипел, пуская кровавые пузыри изо рта.

ШаʼТот наклонился и быстро сломал ему шею, оборвав агонию.

— А зря! — засмеялся ЛиʼДак, покачав головой. — Он бы протянул еще часок…

— Чокнутый ублюдок! — в сердцах выругался ШаʼТот и ринулся к пульту, отвечавшему за открытие дверей в камерах барака.

ЛиʼДак только махнул рукой, а потом побежал следом...

...в тот раз все пошло наперекосяк с самого начала. Испанский корабль, на который они напали, оказал активное сопротивление, несмотря на то, что «Арабелла» превосходила его по огневой мощи.

После того, как они сделали пару залпов по его палубе, испанца удалось взять на абордаж.

Но даже тогда команда, подгоняемая неистовым командиром, не спешила бросать оружие.

Это был один из самых яростных и кровопролитных абордажных боев на памяти лейтенанта Дайка. Впрочем, сам бой он помнил смутно, ибо закончился он для него весьма быстро.

Испанцы успели натянуть специальную сетку, препятствующую абордажной команде попасть на борт. Пираты немного замешкались, пытаясь прорезать в ней дыры. За это время мушкетеры противника успели дать по ним залп.

Дайк тогда, по сложившейся традиции, руководил авангардной группой абордажников. Несколько пиратов упали, сраженные пулями, и он понял, что, если они прямо сейчас не окажутся на испанском корабле, боевой запал у парней совсем пропадет.

К мушкетерам тем временем подтянулись алебардщики и выставили заслон, ощетинившись сверкающими остриями.

Обе стороны обменивались пистолетными и мушкетными выстрелами, потрясая оружием, пираты издавали яростные вопли, испанцы отвечали им крепкой руганью. Но броситься на штурм никто не решался. А те, кто безрассудно попались сделать это в одиночку, падали, заколотые или застреленные.

Дайк заметил яркий плюмаж на шлеме испанского офицера, который проталкивался вперед.

«Как бы они нас первыми на абордаж не взяли», — подумал лейтенант и, рассердившись, ринулся вперед.

— Да чтоб вам всем лопнуть, чего ждем?! — гаркнул он, запрыгивая на планшир «Арабеллы». — За мной, ребята, покрошим испанских свиней!

И разрядил пистолет прямо в лицо одному из алебардщиков, который пытался его поддеть.

Тут же выхватил второй, благо пистолетов у него на перевязи болталось аж пять штук.

Пробил небольшую брешь в рядах защитников и спрыгнул на палубу испанского корабля, размахивая абордажной саблей.

Он слышал, как орали его парни, следуя за ним...

Заминка в атаке была преодолена.

А вот что было дальше, он помнил отрывками.

Он добрался до одного из испанских офицеров, и тот набросился на него с саблей в руках. Дайк отразил выпад, но не до конца, пришлось уклоняться, пятясь назад. Далеко отскочить не получилось, потому что он налетел спиной на кого-то из тех, кто двигался вперед, толкаясь и вопя, и лейтенант почувствовал жгучую боль в животе, по которому чиркнул острый клинок.

Следующим выпадом он пронзил испанца и двинулся дальше, но уже через пару шагов осознал, что с ним что-то не так.

А потом ноги сами подкосились, и он осел на палубу, пока остальные его пираты с воплями пробегали мимо, тесня испанских моряков...

— Вам бы повязку поменять, капитан, — заметил Бенджамин, притащив парик и камзол. — Позвольте вам помочь!

Блад чувствовал себя слишком опустошенным и усталым, чтобы возражать. Бенджамину самому требовалась помощь, но капитан знал, что негр чертовски упрям и все равно сделает по-своему.

Он смотрел в зеркало, не узнавая собственное отражение. Мрачный незнакомец с осунувшимся, исцарапанным лицом, всклокоченные черные волосы, наполовину выбритые из-за раны, и совершенно безжизненный взгляд.

Бенджамин неуклюже перевязал ему голову, а потом протянул парик.

— Лицо, наверное, лучше припудрить, сэр, — смущенно пробормотал он.

Блад кивнул. Бен был прав: негоже появляться перед генерал-губернатором и адмиралом в растрепанном виде, словно какой-то пират. Тут он горько улыбнулся. С пиратством отныне покончено. Мосты сожжены и корабли потоплены…

Блад заставил себя встряхнуться. Расправил парик, убедившись, что повязка не видна. Позволил Бенджамину припудрить наиболее заметные синяки на лице. Неуклюже облачился в нарядный камзол, стараясь не обращать внимания на боль в мышцах.

Потом взял из рук Бена кружку с питьем, избавляющим от хрипоты. Вряд ли лорд Уиллогби и адмирал ван дер Кейлен найдут его сип приятным. Чудесное снадобье должно помочь.

Они подошли к изолятору, возле которого стоял доктор Франклин, беседуя с медсестрой.

Ребенок находился внутри, похожий на маленькую мумию, — специальные гелевые повязки покрывали все его тело и даже лицо. Только алые глаза пытливо блестели сквозь бинты. Он действительно был в сознании, наблюдая за передвижениями врачей снаружи.

— Вот ваш кровный братик, мисс На'Тот, — сказал доктор Франклин, заметив ее появление. — Он чувствует себя неплохо… по сравнению со вчерашним днем. Вы можете поговорить, но недолго, потому что он очень быстро устает. Переговорное устройство работает, когда нажимаете вот эту кнопку. К сожалению, пока общение возможно только так: у него слишком много ожогов, и мы вынуждены держать его в стерильной обстановке.

— А вы неплохо осведомлены о наших обычаях, доктор, — заметила На'Тот, улыбнувшись. — Теперь, когда в его жилах течет и моя кровь, мы действительно в какой-то мере родственники.

— О, за последнюю неделю я многое узнал о нарнских обычаях, мисс На'Тот! — невесело ответил Франклин.
Г'Кар тем временем подошел вплотную к прозрачной перегородке и внимательно смотрел на ребенка внутри. Ему было лет пять, не больше.

— Почему он плачет? — вдруг резко спросил посол, повернувшись к Франклину.

На'Тот пригляделась и поняла, что Г'Кар прав: из глаз мальчика действительно текли слезы.

— От боли, — коротко ответил Франклин, переглянувшись с медсестрой. — Мы сделали ему обезболивающую инъекцию, но он все равно ощущает некоторый… дискомфорт. Ожоги очень серьезные.
— Так сделайте еще укол! — сердито воскликнул Г'Кар. — Разве можно спокойно смотреть, как такой малыш страдает!

Доктор Франклин вздохнул и покрутил головой, разминая затекшую шею.

— Еще одна инъекция может ему навредить. Мы уже ввели ему максимальную дозу, превышать ее опасно. К сожалению, идеального обезболивающего не существует. Мы можем многое, посол, но мы — не боги. Мне очень жаль.

Франклин говорил монотонно и очень терпеливо. На'Тот знала, что за эти дни он не раз повторил эту фразу, как пациентам, так и тем, кто их навещал...

...Охотницы что-то крикнули, и Ла'Эт повернулась к ним.

Женщины указывали куда-то чуть выше по склону. Г'Кар посмотрел туда и увидел палку-дротик, торчащую из снега. Это была часть экипировки местных воинов, когда они шли в горы. У дротика обычно был заточенный крюк, которым было удобно цепляться за скалы во время ходьбы по опасным склонам. А острое лезвие на конце служило неплохим оружием на случай, если наткнешься на дикого зверя.

— Ша'Тот брал такой с собой! — воскликнула Ла'Эт и побежала туда.

Скоро все участники поисковой группы уже подошли к дротику. И принялись копать ржавый снег вокруг него.

Здесь, где место было более открытое, ветром нанесло довольно большой сугроб.

— Ша'Тот! — воскликнула Ла'Эт, увидев обледенелую одежду нарна, лежавшего к ним спиной.

Она упала около него на колени, откапывая дальше.

Он чуть пошевелился.

— Живой, слава Г'Лану! — выдохнула она. — Брат! Брат! Ты меня слышишь?

Ла'Эт начала его тормошить, поднимая.

Остальные охотницы тоже сели рядом, растирая ему спину и плечи.

Г'Кар подошел ближе и увидел, что Ша'Тот был без куртки, только в теплых штанах и рубашке. Он был жив, но явно изрядно замерз, пока сидел в снегу в буран. Рубашка его хрустела при движении, с нее сыпался алый лед. Ла'Эт что-то ему говорила, но он выглядел очень сонным и вряд ли понимал ее слова.

На'Шар сунула ему флягу с креулом.

Ша'Тот взял ее, но пить не стал. Он наклонился и принялся шарить в сугробе, откуда его вытащили.

Г'Кар увидел, что там лежит кто-то еще.

— Ну-ка, пей, — произнес Ша'Тот, стуча зубами. — Давай, открой глаза, ну!

Г'Кар увидел Ке'Сад, закутанную в куртку. На руках ее были перчатки, явно слишком большие для нее.

Ша'Тот начал трясти девушку.

— Эй, очнись! Эй-эй, буря уже стихла. Ну же, посмотри на меня! Эй!

Он влил ей немного креула в рот, но Ке'Сад явно была слишком слаба, чтобы его проглотить.

— Оставь ее, брат, — Ла'Эт схватила его за плечо, намереваясь отвести в сторону. — Лучше о себе позаботься. Ты же совершенно ледяной!

— Я в порядке! — рявкнул Ша'Тот сердито, оттолкнув ее руку. — А вот ее надо срочно согреть!

— Это тебя надо согреть! — возразила Ла'Эт, пытаясь накинуть на него свою куртку.

Ша'Тот сорвал куртку и завернул в нее Ке'Сад.

— Возвращаемся к лагерю, быстро! — скомандовал он остальным охотницам.

Он поднял девушку на руки и пошел вперед, немного нетвердо, но решительно...

СКВОЗЬ СТРОЙ
Это витало в воздухе.
Это чувствовалось во взглядах и усмешках её солдат. Зена должна была ожидать этого, но, опьяненная высокомерием, надменно усмехалась, глядя на Дарфуса, своего помощника и заместителя, на его жажду власти, его жадность и хвастливую жестокость.
Она видела, что он переманивает её солдат на свою сторону, поощряя их неповиновение.
Зена верила, что её армия не купится на такие дешёвые трюки. Ведь она всегда требовала верности от своих воинов.
Но что-то было не так. Что-то шло не по плану.
И она упустила этот момент...
Зена была слишком увлечена охотой на Геракла и не заметила, как этот подлый змей Дарфус вонзил свои ядовитые зубы ей в спину...

***
Зена шла среди горящих руин, в которые превратилась некогда мирная деревня. Повсюду лежали обгорелые тела крестьян.
Везде трупы.
Она старалась не смотреть на них.
Дети. Женщины. Старики.
Они убили их всех. Безоружных, беспомощных, молящих о пощаде.
Зену подташнивало от запаха горелой человеческой плоти.
Она шла, держа руку на шакраме, чувствуя, как в её жилах закипает неистовая ярость.
Дарфус стоял среди своих солдат. Запятнанный кровью, хохочущий...
Проклятье, ведь ещё вчера они были её воинами!
Зена подошла к нему и зарычала, с трудом сдерживая себя:
- Дарфус! Что ты наделал?!
Он рассмеялся, насмехаясь над ней:
- Это послание всем, кто осмелится бросить нам вызов!
- Ты убил женщин и детей! — злобно зашипела она.
- Это уж точно вселит страх в северные деревни.
Зена попыталась сохранить хладнокровие.
- Мясник! Твоё неповиновение не останется безнаказанным!
- Я так и знал, — снова рассмеялся он.
Зене захотелось ударить его, чтобы стереть эту ухмылку с его лица, но она остановилась, заметив взгляды солдат. Они были готовы подчиниться его приказам...
Вот ведь мрази...
Из-под обломков разрушенного дома послышался какой-то звук.
Дарфус разгреб их, отбросив в сторону, и ухмыльнулся, заметив плачущего младенца, который каким-то чудом выжил в этом аду.
Она увидела, как он замахнулся мечом, готовый убить ребёнка, как уже убил других жителей этой деревни.
- Дарфус! Стой!
Зена шагнула вперёд, встав между ним и малышом.
Ребёнок был совсем крошечным... И сердце Зены сжалось на мгновение, когда она вспомнила о другом малыше, которого оставила много лет назад...
Она взяла его на руки и рявкнула, выхватив меч:
- Стой! Если тронешь этого ребёнка, умрёшь следующим! Что бы там некоторые ни думали, я всё ещё возглавляю эту армию!
***

..Затем состоялся короткий, но суровый разговор.
Она всё ещё не понимала.
Мятежный дух витал в воздухе. Но Зена отказывалась признать это... Это была её армия, которую она собирала много лет. Они не могли пойти против неё. Они не посмеют нарушить её приказ.
Зена повернулась к Дарфусу, и её последние слова прозвенели в воздухе.
— Я не хочу, чтобы моё имя упоминалось при описании твоих злодеяний!
— Тогда наши пути должны разойтись, Зена.
Дарфус ухмыльнулся.
— И ты уйдёшь единственным путём, который возможен для воина!
- Сквозь строй?
Зена мрачно ухмыльнулась.
- Ни один из моих воинов не посмеет поднять на меня руку!
Она все еще им доверяла.
Но когда Зена пошла между двумя рядами солдат, эта иллюзия рассеялась, как дым.
Каждый из них нанес удар.
Никто не отказался.
Боль была невыносимой.
Но боль от предательства была еще сильнее.
Сначала Зена пыталась блокировать их удары и пинки, но вскоре потеряла чувство реальности.
Кто-то сбил её с ног, но она продолжала ползти вперёд, стиснув зубы и задыхаясь от собственной крови. Зена ползла, сосредоточившись на линии на песке в дальнем конце строя. Она выживет и отомстит ему. Потому что Зена никогда не сдаётся без боя.
Она уже не видела линии на песке...
Только кровь.
И боль.
И тьма...
* * *

- Убейте её!
- Но она прошла сквозь строй до конца!
Зена попыталась открыть глаза, но её веки распухли от удара.
Она лежала, перепачканная кровью, стараясь не стонать, и слышала голоса солдат словно из-под воды.
- И что с того? А теперь добейте её!
Это был Дарфус.
- Она сражалась по правилам. Эту черту я не переступлю!
Долгая пауза, а затем она услышала хриплый голос Дарфуса:
- Что ж... Наслаждайся изгнанием, Зена!
Его голос булькал в ее голове.
Зена лежала, пытаясь преодолеть ужасную боль и жжение в сломанных ребрах, слышала, как ее солдаты ушли вслед за Дарфусом.
Где-то в темноте ей привиделось бледное лицо Салмонея. На этот раз он не улыбался, проклятый шут.
Если бы она прислушалась к его предупреждениям раньше... если бы только она...
Зена застонала и поднялась, запретив себе обращать внимание на боль.
Проклятый ублюдок.
Она не позволит ему забрать её армию...
Она прошла через многое, так что справится и с этим.
И Зена шагнула во тьму...
.