Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me) (гет)

В Мунго было шумно и царил хаос. А еще там было куда хуже, чем в отделении неотложной помощи в больнице Святого Иосифа, где по дороге к палате Лили отделалась лишь локтем в ребра и отдавленными пальцами на ногах; Северус тогда вошел в комнату, где лежало тело мистера Снейпа, а она осталась снаружи с его матерью — безмолвной и отчужденной.

В Мунго было куда хуже потому, что на сей раз она стояла в коридоре перед палатой Северуса.

Перепачканная сажей — больной мальчик рыгнул черным дымом прямо ей в лицо — и вспотевшая, Лили чувствовала себя липкой и обваленной в какой-то посыпке. А еще у нее заледенели пальцы, а живот крутило и дергало, как бывает, когда еще пара мыслей — и тебя точно стошнит. Перед глазами все стояла та картина — этот ужасный, поросший сорняками дом, и Сев на другом конце комнаты падает на колени, и его отстраненное, бесстрастное из-за окклюменции лицо мгновенно преображается — так, словно кто-то распустил гобелен, потянув за свободную нить, — преображается, и...

Дверь в палату Северуса с силой распахнулась, и в коридоре появился молодой целитель в очках, ничуть не похожий на Джеймса. Он огляделся по сторонам — видно, искал кого-то; потом заметил Лили, и на его озабоченном лице мгновенно вспыхнуло облегчение — но и беспокойство все равно осталось. Лили кинулась к нему так поспешно, что он и шагу не успел ступить, и едва не столкнулась с какой-то женщиной — воняющей серой, в кресле-каталке и с бревнами вместо ног.

— Что? — выдохнула Лили и, споткнувшись, затормозила перед целителем. — Что случилось?

— Целительница Джетрис... — начал он, утирая лоб.

— Что ты с ним сделала? — рядом с ним словно из ниоткуда появилась женщина с закрученной на затылке косой; очевидно, старшая целительница. Она выглядела раздраженной, уставшей и, судя по взгляду, была слегка не в себе.

Лили снова вспомнился Северус — как он слепо цеплялся за нее посреди того окаянного дома, и из него еле слышным потоком лились слова — признания, она точно знала... Лицо его исказилось от раскаяния и боли — это и впрямь было мучительно, угрызения совести преображались из эмоции в физическое ощущение, и если заклинание накладывалось с достаточной силой... если жертва чувствовала себя очень виноватой...

— Ничего, — отрывисто сказала она, благодаря все звезды на свете — как небесные, так и наколдованные — что эти люди не знали ее достаточно хорошо, чтобы распознать вранье. — Я просто тут стояла и ждала...

— Я о проклятии на том мальчике, — сердито отвечала целительница.

— Целительница Джетрис хочет сказать, — торопливо встрял очкастый, — что если ты можешь что-то рассказать нам об этом проклятии — хоть что-нибудь, что угодно...

— Я рассказала все, что знала, — солгала она со всей возможной убедительностью. Судя по лицу Джетрис, цена ее усилиям была не больше двух кнатов.

— Возможно, ты... что-нибудь вспомнила, — настаивал целитель. Его большие глаза с мольбой смотрели сквозь линзы. Они, конечно, догадались, что проклятие наложила она — разумеется, они догадались. О, Лили готова была рассказать им все детали, умолять, чтобы ей разрешили все исправить, но Сев выразился недвусмысленно — это было невозможно, слишком многое зависело от...

— Нечего мне вспоминать, потому что я ничего не знаю, — сказала она — на глаза наворачивались слезы.

— Иди за мной, — скомандовала Джетрис; голос ее звенел от злости. Она схватила Лили за руку и затащила в палату — вокруг больничной койки хлопотали трое, переговаривались невнятно и на повышенных тонах; от их голосов пространство вокруг словно съеживалось, вызывая легкую клаустрофобию. Палата была на двух человек, но одна из коек пустовала, а на второй лежал Северус...

Лили замерла, словно пришпиленная к месту. Когда его забирали целители, он уже задыхался, бился в конвульсиях, бормотал вполголоса — больше не цеплялся за нее, повторяя что-то шепотом, как это было в том полуразрушенном доме. Сейчас же он извивался и метался, тело его выгибалось дугой и рвалось вверх, пытаясь приподняться с кровати, к которой он был привязан — веревки опутывали запястья и тянулись по предплечьям. На глазах у Лили целитель наколдовал широкий ремень — тот с шипением обхватил Сева поперек груди и притянул назад, к матрасу; второй ремень зафиксировал ноги.

Северус будто пытался перекричать целую шумную комнату — так громко он говорил; бесконечный поток слов, череда преступлений, люди, которые умерли из-за его слов, его зелий, его заклинаний и придуманных им планов — она знала этих людей, она расслышала знакомые имена...

Один из целителей взмахнул палочкой и размашистым движением набросил на кровать бледную светящуюся сеть. Падая, она искрила и трещала — словно взорвавшийся фейерверк, а потом побледнела и исчезла — и Северус затих. Он продолжал метаться в своих путах, но совершенно беззвучно, и его затравленный и невидящий взгляд был устремлен в потолок, а губы все так же шевелились.

— О Боже, — прошептала Лили, чувствуя, как слезы ползут по щекам холодными щиплющими дорожками.

— Теперь ты видишь? — требовательно спросила целительница Джетрис; лицо ее побагровело от гнева. — Видишь, что происходит? Понимаешь, почему ты должна напрячь память и рассказать, что это было за проклятие?

— Тебе за это ничего не будет, — поспешно заверил Лили целитель в очках. — Мы лишь хотим ему помочь, и все, только чтобы ему стало лучше... все строго конфиденциально — верно, целительница Джетрис?

Судя по выражению лица его собеседницы, больше всего ей хотелось отправить Лили на больничную койку вместо Северуса, но она лишь рявкнула:

— Да, полная конфиденциальность, если расскажешь, что ты с ним сделала. Если же нет...

Лили не могла говорить; не могла посмотреть им в лицо; не могла отвести взгляд от Сева. Она зажала рот руками — по пальцам ее потекли слезы.

— Ты что, не понимаешь? — Джетрис едва не срывалась на крик. — Это не просто наведенное безумие — заклинание заставляет работать на пределе его тело, сердце и мозг; оно может даже довести до истощения его магическое ядро, и если мы не разберемся, как...

Дверь распахнулась, бабахнув о стену, и в палату ворвалась мать Северуса.

Лили почувствовала, что все ее внутренности испарились из тела сквозь пятки.

— Извините, — целительница обернулась к вошедшей, — посторонним сюда нельзя... — и только тогда по-настоящему разглядела посетительницу — длинные черные волосы и лицо, так похожее на лицо ее сына. Миссис Снейп молча уставилась на Джетрис, и в этом ледяном взгляде без труда читались тысячи невысказанных оскорблений.

— Если посторонним сюда нельзя, — поинтересовалась мать Сева тоном столь же холодным и жестким, как лондонские улицы за окном, — то что здесь делает эта девочка?

Волшебная палочка указала на Лили — правда, та все равно не могла двинуться с места, а внутренности ее уже испарились, так что она не ощутила ничего нового; вообще ничего не ощутила.

Джетрис неприязненно уставилась на Лили.

— Мы пытаемся выведать у нее, что она с ним сотворила, — прорычала целительница.

Миссис Снейп прищурилась.

— Это твоя работа? — и она ткнула волшебной палочкой в Северуса — тот извивался в удерживавших его путах, и в глазах его было безумие, а на лице — невозможное, мучительное раскаяние.

Лили ничего не сказала. Она не могла...

Миссис Снейп развернулась к Джетрис.

— И вы не в состоянии снять такое простое заклятие? Наложенное студенткой? — она требовала ответа с недоверчивым отвращением. — И я должна поверить, что в больницах может работать настолько некомпетентный персонал?

— Это не простое заклятие, — возразила целительница; ее пальцы стиснулись на рукояти волшебной палочки.

— В самом деле? Значит, я должна поверить, что какая-то жалкая шестикурсница способна наложить проклятие, которое не может ни идентифицировать, ни снять целая команда профессиональных целителей?

Сквозь охвативший ее ужас Лили не могла не признать, что прозвучало это на редкость здраво.

— Я... она... — Джетрис путалась в словах, и Лили невольно прониклась сочувствием — в конце концов, та лишь пыталась выполнить свою работу. И, кроме того, это действительно сделала Лили; она знала, как все это прекратить (по крайней мере, в теории — Боже, только бы Северус не ошибся...), и на самом деле ей было отнюдь не шестнадцать.

— Но она же явно лжет! — воскликнула наконец Джетрис — в ее голосе отчетливо слышалось раздражение собственной беспомощностью.

— Я узнаю у нее правду, — произнесла миссис Снейп таким тоном, что Лили подумала — лучше бы там стоял Волдеморт. Джетрис уже собиралась что-то возразить, но ее собеседница ткнула в сторону двери волшебной палочкой: — Уходите. И заберите своих помощников. Мне нужно сосредоточиться.

"Должно быть, она училась на Гриффиндоре", — подумала Лили, потому что целительница не отступилась — хотя, вероятно, упорствовать лучше не стоило.

— Я не могу вам позволить...

— Я мать этого мальчика, и я хочу, чтобы целители оставили его в покое. Прямо сейчас, — сказала миссис Снейп, не опуская волшебной палочки. — Это мое право.

Судя по бессильному гневу на лице Джетрис, так оно и было. Один из помощников прошептал ей что-то на ухо — казалось, она вот-вот разрыдается от ярости.

— Мы еще вернемся, — еле выдавила целительница и уже почти убралась из палаты вместе с помощниками, но на пороге все-таки задержалась, обернулась и одарила миссис Снейп взглядом, полным такой жгучей неприязни, какую эта ведьма, должно быть, постоянно вызывала у окружающих. Но та ничего не заметила, потому что смотрела на Лили.

Вроде бы Северус как-то рассказывал, что его мать тоже умеет проникать в чужое сознание? Вот черт.

Дверь закрылась, и они остались в палате одни — только сходящий с ума Сев, его мать, наставившая на Лили волшебную палочку, и Лили, не сводящая глаз с наставленной на нее волшебной палочки.

— Ты мне все расскажешь, — сказала миссис Снейп негромко и зловеще — и взгляд ее казался таким же непоколебимым, как черная металлическая стена в километр высотой и полкилометра толщиной. — И немедленно.

Лили чуть не посмотрела ей в глаза, но в последний момент все-таки успела перевести взгляд на волшебную палочку. Я не могу позволить ей заглянуть мне в голову. Она знала, что соврать матери Северуса не получится, так что выбора у нее по сути не оставалось.

— Я пытаюсь спасти ему жизнь.

Миссис Снейп заговорила не сразу.

— Таким способом? — спросила наконец она, явно не веря своим ушам — что Лили действительно способна на такой идиотизм; что кто угодно способен на такой идиотизм; что такой идиотизм вообще способен существовать. Лили ее прекрасно понимала.

— Это был его план, — созналась Лили, ненавидя все человечество, кроме Сева, который всего лишь не хотел снова стать Пожирателем. Потупившись, она смотрела на него; Северус метался по кровати, пытался вырваться, но веревки держали крепко... от них же, наверное, синяки останутся... Его глаза, незрячие и безумные, были широко распахнуты, а губы все еще шевелились, хотя наложенное целителем заклинание и заглушало льющийся поток признаний, эту бесконечную литанию...

— Его план, — повторила миссис Снейп все с той же недоверчивой интонацией. — Он планировал собственную госпитализацию?

— Он планировал, чтобы я помогла ему загреметь в больницу, — сказала Лили; похоже, что замужество за одним из Мародеров основательно размягчало мозги, поскольку уже через какую-то секунду она ощутила у горла волшебную палочку миссис Снейп — кто бы мог подумать, что в ее возрасте можно так быстро двигаться... Это лицо — оно словно приковало к себе взгляд Лили, и ее затянуло в эти черные глаза, такие же, как у Северуса, только пустые — у Сева никогда не было таких пустых глаз, даже когда он пользовался окклюменцией — и она падала в темный тоннель, летела сквозь него, а рядом вспыхивали воспоминания — Джеймс зеленый свет смех Северус Гарри...

"Нет", — подумала Лили — и вдруг раздался приглушенный хлопок, и тоннель пропал, и она крепко зажмурилась, прижимая руку к груди; тепло оттуда постепенно уходило — так, словно она держала Гарри еще секунду назад, а теперь он исчез, и...

В палате было тихо — только металлически поскрипывала старая больничная кровать, на которой метался привязанный Северус.

— Где он? — очень странным тоном спросила миссис Снейп; возможно, что странного там было только одно — то, кто именно эти слова произнес; в них звучало что-то, похожее на панику.

Лили открыла глаза. Как оказалось, она заставила мать Сева отшатнуться — та стояла от нее в нескольких шагах и прижимала к груди левую руку, словно копируя увиденное воспоминание; в другой руке ведьма по-прежнему сжимала палочку и смотрела на Лили — без прежней отстраненной ненависти, но так, что не хватало слов, чтобы это описать.

— Кто именно? — вопрос прозвучал хрипло, словно она упала и пролетела сотню метров, и от этого задыхалась, а сердце колотилось в груди.

— Ребенок, — сказала миссис Снейп.

Лили моргнула. Увидела краешком глаза, как бьется в конвульсиях Северус.

— Его больше нет, — ответила она наконец.

Миссис Снейп не шелохнулась — только взгляд ее все скользил и скользил по лицу Лили; возможно, она тоже подумала — как и мама когда-то — что ребенка может больше не быть по самым разным причинам.

— Я потеряла его, — сказала Лили. — Но Северуса я не потеряю.

Если она и ждала какой-то явной реакции на свои слова, то ошиблась. Было очень тихо, и в этой тишине у нее колотилось сердце, а миссис Снейп смотрела на нее.

— Тогда, возможно, тебе больше не стоит накладывать на него проклятия, — сказала наконец мать Сева. В ее голосе не было ни намека на дружелюбие — как, впрочем, и убийственной злобы; одна лишь отстраненная неприязнь.

Лили кивнула — совсем чуть-чуть.

— Это здешние целители настолько некомпетентны, или проклятие куда серьезней, чем можно от тебя ожидать?

— Второе, — ее голос был похож на карканье вороны.

— Ты можешь его снять? — впилась в нее взглядом миссис Снейп.

— Я знаю контрзаклинание.

— Я спрашивала не об этом.

— Знаю, — сказала Лили.

Миссис Снейп даже переменилась в лице — и его выражение отнюдь не потеплело.

— Тогда вперед, — скомандовала она с металлическими нотками в голосе.

Заставив себя отлепиться от стены, Лили вытащила палочку; затем набрала в грудь воздуха и задержала дыхание, погружаясь глубоко в себя — ей нравилось думать, что именно там, в этом внутреннем источнике, начиналась ее магия. Она позволила волшебному потоку устремиться вниз, по руке, чувствуя, как он втекает в кончик палочки, и прошептала:

— Игноско.

Но ничего не произошло. Она уставилась на Сева — тот лежал парализованный, и это долбаное прощение все никак его не отпускало — и мечтала заорать, но внутри не осталось ни голоса, ни мыслей. Только беспомощность, отчаяние и вина, чудовищная, всепоглощающая вина, такая же страшная, как угрызения совести, что душили Северуса...

— Жаль, — сказала миссис Снейп абсолютно ледяным тоном, — что твоя попытка наложить это проклятие не увенчалась аналогичным фиаско. И жаль, что этот воистину ошеломляющий успех не повторился снова.

Она поймала Лили за запястье, но не сделала никакой попытки развернуть к себе, только цепко сжимала руку, и тонкие ее пальцы напоминали когти. Голос миссис Снейп понизился до жгучего шепота:

— Пока мой сын жив, ты в безопасности. Но если он умрет — ты пожалеешь о том, что родилась.

А затем она отпустила Лили и распахнула дверь палаты настежь. Было слышно, как она отрывисто рявкнула на кого-то в коридоре:

— Ладно, можете вернуться и заняться реализацией возникших у вас идей — не то чтобы я ожидала, что их будет много.

Ответ Джетрис приглушила раскачивающаяся на петлях дверь.

— Что она рассказала? — требовательно спросила целительница.

— Если бы я хотела, чтобы вам стало известно содержание нашего разговора, вы бы остались в комнате. Достаточно сказать, что я была права: ничего путного она вам не сообщит.

Вероятно, миссис Снейп была бы раздосадована, если б узнала, что ее слова вовсе не расстроили Лили — потому что расстраиваться дальше ей было просто некуда. Она стояла рядом с койкой Северуса, и не могла думать ни о чем, кроме страдальческой гримасы на его лице, и не могла чувствовать ничего, кроме горечи поражения.

* * *

Лили прислонила голову к стене — она сидела в приемном покое, напротив того коридора, что вел в палату Северуса. Такого гама она в жизни не слыхивала, даже в тот вечер на четвертом курсе, когда Гриффиндор выиграл Кубок по квиддичу, и Сириус запустил фейерверки, превращавшие в лам всех, на кого попадали конфетти. (Кстати о ламах: ей показалось, что она расслышала характерное блеяние.) Помнится, отец никогда не хотел дежурить в канун Нового года — слишком много в этот день поступало пациентов с травмами... маги, похоже, их превзошли, изобретая такие способы себе навредить, какие магглам и не снились...

Все вокруг стало бесконечно далеким — словно она прошла сквозь заглушающее заклятье, и оно прилипло к ней, как паутина.

Она приоткрыла глаза, что оказалось ошибкой — в частности, потому, что стены в Мунго были окрашены в мятно-зеленый. Сам по себе он, конечно, успокаивал, но на таком фоне снующие туда и сюда целители в лаймово-зеленых халатах вызывали тошноту. (И кто только додумался до такой цветовой гаммы? Тут же пять этажей больных!) На рукав Лили, трепыхаясь, спланировало что-то рыжее... перья — по соседству с ней сидела жертва неудачной трансфигурации: женщина, на плечах которой красовалась голова оранжевого фламинго... весьма ошалевшая голова, от которой пахло зоопарком. На другом конце приемного покоя какого-то мужчину тошнило радужной жидкостью; между колен у него стояло ведро, а рядом — целитель, который между приступами задавал ему вопросы.

А под боком у этого мужчины сидела мама Северуса и пристально смотрела на Лили.

Терпеть это было, мягко выражаясь, неприятно. Особенно с учетом того, что их окружали жертвы разных гадких заклятий — еще вдохновится чем-нибудь увиденным... но нет: один взгляд в глаза миссис Снейп — и становилось ясно, что той подвластна такая магия, рядом с которой все эти чары покажутся балаганными фокусами, и если отделаешься головой фламинго и радужной рвотой — можешь считать себя редкостным везунчиком. Миссис Снейп не убрала свою волшебную палочку — так и прижимала ее рассеянно кончиками пальцев, не сводя глаз с Лили.

Это было страшно. До жути. В тот день на похоронах внешность вдовы, конечно, нервировала — по плечам ниспадает вуаль из тончайшего кружева, лицо безмятежно, как сама смерть — но она выглядела ряженой... сумасшедшей, но безвредной.

Что ж, безвредной мать Сева больше не казалась. А эти темные и недобрые глаза... она словно чего-то ждала — в них легко читалось: "Пока что с тобой все в порядке, потому что я решила, что с тобой будет все в порядке... пока что".

Лили подняла взгляд на циферблат — до полуночи оставалось всего тридцать минут. С того момента, как она доставила Северуса в больницу, прошло уже несколько часов.

Миссис Снейп еще долго оставалась в палате Сева; Лили же оттуда выставили, она шагала по коридору, как сомнамбула, и с нее не спускали глаз двое в оранжевых униформах со значками охраны. Целительница Джетрис рассказала им что-то вполголоса, сердито размахивая руками, и одарила Лили таким взором, который заставлял усомниться в том, что Северус был прав, и без доказательств ей ничего не сделают.

Но он заверял, что она справится. Был уверен, что она сумеет ему помочь...

И надо же было настолько ошибиться. Горло перехватило от горького осознания, что она так чудовищно его подвела — все испортила, и теперь ему плохо. Из-за нее. Нельзя было с ним соглашаться — и неважно, что он излучал такую авторитетность, что и возразить казалось почти немыслимым. Сейчас, когда на нее больше не действовали ни его проницательный взгляд, ни властный голос, Лили не могла не думать — отчего Северус сам не научил ее какому-нибудь заклинанию? Чтобы отправить его в больницу и обеспечить то самое твердое алиби, на котором он настаивал? Да, в арсенале Ордена были в основном защитные чары и контрзаклинания — и да, от Ступефая спасал банальный Эннервейт, — но Сев же наверняка знал другие заклятия... опасные, но не смертельные...

Впервые ей пришел в голову вопрос: так какого же черта Дамблдор придумал это заклинание, и более того — всячески его пропагандировал? Светлая магия не должна такого делать — она должна защищать, исцелять и оберегать, а не доводить людей до того, что они умирают от раскаяния.

Рядом с локтем деликатно кашлянули — словно подала голос овца с вершины далекой горы. Целитель — тот самый, в очках.

— Ты еще не проголодалась? — спросил он вежливо.

Лили не знала, отчего он с ней так доброжелателен. Она заслуживала того, чтобы ее заперли на замок, а не кормили бутербродами. Так и не ответив на его вопрос, она спросила:

— Как Северус?

Очкастый целитель замешкался.

— Пока что держится, — сказал он наконец. — Но трудно сказать, как долго еще... ты точно ничего не хочешь?

Хочу вернуться на пятьдесят лет назад и прибить Волдеморта нахрен, чтобы все это было не нужно.

— Точно.

Он ушел. Лили осталась — ненавидеть себя и ежиться от ползущих по спине мурашек... казалось, ее кожа сама была готова уползти куда угодно, лишь бы оказаться подальше от пристального внимания миссис Снейп. Ведьма не сводила с нее глаз — точно палач, которому не терпится поскорее приняться за преступника номер один из своего списка...

Она почти ожидала, что в отделение недугов от заклятий вот-вот ворвется Люциус Малфой... или, возможно, сам Волдеморт — точно так же, как там появилась мама Сева — но ничего не происходило; контрзаклинание не удалось, Лили просто сидела в приемном покое, и будущее казалось беспросветным.

Она поерзала на сиденье — в кармане звякнули обманки Северуса. Надо было предпринять еще одну, последнюю попытку; Лили прождала весь вечер, и дальше тянуть не стоило.

В его палате постоянно находились уже не пять целителей, а всего двое — Джетрис и тот ее помощник в очках. Остальные трое появлялись только тогда, когда их вызывали... сейчас, например, оттуда выскочила юная блондинка, промчалась через коридор и исчезла за дверями отделения. Лили следила за палатой Северуса уже давно и знала, что остальные временные ассистенты тоже были где-то заняты. Значит, в комнате оставались всего двое — Джетрис и тот очкастый. Нужно было дождаться, пока и они оттуда выйдут — в крайнем случае, наверное, придется обойтись вариантом, когда там останется кто-то один... а когда палата опустеет — надо будет еще и улучить удобную минуту, чтобы взорвать обманку в приемном покое. И шансы на то, что эти два условия так удачно совпадут, были ничтожно малы.

Ах, если бы только миссис Снейп не взирала на нее, словно Сфинкс.

Лили один за другим перебирала в голове планы, как лучше активировать обманку, и отметала их один за другим. Северус говорил, что ее надо бросить на пол, и она сама отбежит в сторону и взорвется, выпуская клубы дыма и отвлекая на себя общее внимание. Всего обманок было три, и Лили рассовала их по карманам — но для активации ей требовалось, чтобы в эту секунду на нее никто не смотрел. После стольких часов впустую охранники следили за ней уже не так зорко — один ушел выпить чаю, второй отвлекся, успокаивая женщину, которая билась в истерике и все вопила про "ушки Дэви"... но была еще миссис Снейп, эта ужасная, злобная женщина. Она что, даже не моргала?

Напряженная и прямая, из палаты Северуса вышла целительница Джетрис и, словно оловянный солдатик, промаршировала к стулу миссис Снейп. Мама Северуса повернулась к ней буквально на секундочку, и...

Лили извлекла из кармана первую обманку, активировала ее и опустила на пол, притворившись, что хочет почесать ногу. Миссис Снейп заговорила с Джетрис и поднялась со стула, но тут ее внимание снова обратилось на Лили, а глаза сощурились — она что, заметила даже такое движение? Кажется, да, старая... ведьма. Не прекращая слежки, она беседовала с целительницей и мешала запустить вторую обманку — но Лили все равно включила ее, не доставая из кармана... Северус говорил, что обжечься можно, только если она взорвется прямо в руках...

Слева что-то грохнуло, но это был еще не детонатор; та истеричка атаковала охранника и целителя — их лица поросли зеленым луком от какого-то заклятия; еще двое целителей поспешили туда с палочками наперевес, и Лили активировала в левом кармане третью обманку...

БАБАХ. От взрыва тряхануло весь этаж — первая обманка наконец-то сдетонировала в противоположном конце комнаты. Туда кинулась добрая половина приемного покоя — включая Джетрис и миссис Снейп — и облако угольно-серого дыма, словно волна, покатилось по коридору, затмевая свет ламп — а затем грохнуло во второй раз, и облако затрещало и выросло, накрывая все помещение, зашипело, испуская красные молнии, которые били в разные стороны, закручиваясь заостренными спиралями. Послышались крики, кое-кто пригибался и прятался за мебелью...

Лили швырнула к противоположной стене вторую обманку — та угодила прямо в ведро, куда рвало того человека, и сдетонировала секундой позже, окатив полкомнаты радужными полупереваренными ошметками, а потом поднялось еще одно облако чада. Кинувшись к палате Сева, Лили бросила на пол третью обманку — прямо посреди приемного покоя — и побежала сквозь дымные клубы, оставляя за спиной грохот взрывов и треск молний; затем нырнула в сторону, уворачиваясь от целителя в очках — тот как раз выскочил из палаты, угрожающе тыкая во все стороны волшебной палочкой; очки его перекосились, словно он споткнулся и не успел их поправить.

Целитель стоял прямо у нее на пути... она двинула его в спину, толкнула в ту сторону, где бушевал хаос, метнулась в пустую комнату, захлопнула за собой дверь, и, торопясь, обрушила на нее шквал заклинаний. Вспыхнул магический щит, щели вокруг дверной коробки заполнились свинцом, а в центре проема появились две скрещенных металлических перекладины — Лили давно усвоила, что лучше не полагаться только на магию, а трансфигурировать во что-то более прочное то, что легко ломается; но на всякий случай все равно наложила Коллопортус.

Забаррикадировавшись таким образом, она приступила к звуку: сначала заклятие недосягаемости, потом навесить на вход дополнительный полог из охранных и заглушающих чар — дерево вспыхнуло паутиной разноцветных заклинаний, и на сетчатке глаз словно отпечатались яркие точки.

Все это заняло у Лили не больше пяти секунд. Волдеморта эти препятствия не остановили бы; оставалось только надеяться, что для миссис Снейп их хватит.

Затем она повернулась к Северусу и развеяла заглушающие чары над его постелью.

— ...она висела над столом и умоляла меня ее спасти, но я не мог, о Господи, я не мог...

— Сев? — прошептала она; слова лились из него бесконечным мучительным потоком, так громко, что у нее заныли уши; голос его скрипел, как несмазанное колесо. Она опустилась на колени рядом с больничной койкой и потянулась взять его за руку.

Одно прикосновение — и Северус сдавленно вскрикнул, а глаза его закатились. Лили услышала шипение — ноздрей коснулся запах паленого — отдернула руку и увидела на его ладони пять ожогов, точь-в-точь повторявших ее пальцы размером и формой.

Глубоко в горле ощущался вкус подступающей рвоты; она зажала рот ладонью.

— Лили?

Сквозь слезы она видела, что он пытается сфокусировать на ней взгляд — его лицо было таким отчаявшимся, открытым и беззащитным, таким безнадежно-опустошенным, что у нее перехватило дыхание, и что-то внутри словно откликнулось эхом — такой силы была эта эмоция...

— Я здесь, Сев, — она держалась за холодную перекладину больничной кровати, не смея к нему прикоснуться. — Я здесь.

Привязанные руки дернулись — словно Северус хотел до нее дотронуться; тело его напряглось — он все тянулся и тянулся к ней, не замечая, что не может даже пошевелиться, а взгляд был прикован к ее лицу.

— Я ненавидел его, — прошептал он. — Мальчика, твоего сына — я его ненавидел...

Лили моргнула. Онемев, она сидела и слушала эту хлынувшую из него череду признаний — все, что копилось год за годом, все, что крутилось вокруг Гарри... как он унижал мальчика и изводил придирками, добивался, чтобы его исключили вместе с друзьями — из школы, из команды по квиддичу — и третировал их на занятиях; бесконечная вереница мелких издевок... А в сердцевине всего этого — отвращение, столь сильное, что оно вгрызалось в кости и снедало Северуса по ночам... такое же неутолимое, как все, что он испытывал к Мародерам; как все, что он когда-либо испытывал к самому себе.

— ...и это был я, он поэтому пришел за тобой, Темный Лорд, из-за пророчества; его источник — это я, я рассказал ему, я не знал, что это о тебе, и я его умолял — просил за тебя, не за него и не за мальчика — только за тебя, спасти тебя, пощадить тебя, и он пообещал, но я ему не поверил — побоялся, что он лжет, и я пошел к Дамблдору, и он сказал, что спрячет тебя, если я дам ему что-то взамен...

Отойди, глупая девчонка...

Лили снова зажала рот рукой — ее била крупная дрожь.

Волдеморт вернулся, и Северус снова стал Пожирателем Смерти, и люди снова гибли у него на глазах. Он передавал врагу информацию — и члены Ордена платили за это жизнью. Он убил Дамблдора, а потом стал директором и смотрел, как Пожиратели Смерти пытают учеников, наказывая их за непослушание.

И наконец он поведал ей то, что Дамблдор скрывал от него все эти семнадцать лет — насчет Гарри. Что Гарри всегда ожидала смерть.

Он рассказал ей, что он, Северус, так и не дожил до конца второй войны. Не знал, чем все закончилось и спасся ли Гарри. Не смог уберечь мальчика, как ни пытался.

Откуда-то сзади доносились глухие удары. Показалось?.. Или так стучит ее сердце?

Слезы капали с подбородка — текли по шее и, похоже, впитывались в воротник, но Лили уже было все равно. Упавшая слезинка приземлилась на ладонь Северуса — просияла золотым, скатилась по большому пальцу и исчезла из вида.

— ...все, что я делал, я делал только ради тебя, но этого всегда было мало, слишком мало, чтобы исправить то зло, что я на тебя навлек...

Лили закрыла глаза — слезы все еще текли. Эхом отдаваясь в голове, из прошлой жизни до нее донесся голос Дамблдора:

"Контрапассо — очень интересное заклинание. Полагаю, ты знаешь, что такое Круциатус и что лучше всех он получается у тех, кто хочет причинить боль? Контрапассо получается лучше всех у тех, кто хочет простить. Но помни, Лили: невозможно простить другого, пока не научишься прощать себя..."

Сколько лет уже они так существуют — она и Сев... все они — разделенные враждой, страхами и подозрениями... Северус... Джеймс, Сириус и Ремус... те, кто умер, те, кто остался жить... те, кто остался в живых, хотя должен был умереть — и те, кто умер, хотя должен был жить...

Чем все закончится на этот раз? Придется ли ей снова прижимать ребенка к груди, зная, что она вот-вот умрет, и всей душой сожалеть о том, что не сказала и не сделала? Снова отчаянно желать, чтобы настоящее каким-то чудом стерлось и отыгралось назад? Мечтать вернуться, чтобы исправить свои ошибки?

Лили почувствовала, как в ней поднимается нежная и легкая сила... из самых глубин — ей нравилось фантазировать, что именно там начиналась ее магия, хоть это и была неправда... сила светлая и чистая, как утро после жесточайшей грозы, когда деревья стоят мокрые и потрепанные, непросохшая земля измолочена дождем, и светит прекраснейшее солнце.

Контрзаклинание к Контрапассо было вовсе не Игноско. Ей следовало догадаться.

— Северус, — произнесла она отчетливо. Грохот стал еще громче. Северус взглянул на нее — он все время на нее смотрел, и от его окклюменции уже давно не осталось и следа. Удерживавшие его ремни как-то незаметно растворились, а наложенные чары — пропали.

Лили позволила ощущению легкости заполнить себя — потянулась вперед, прикоснулась к его лицу, и кожа ее была прохладной и больше не обжигала. Он накрыл ее руку своей — пальцы кольцом обхватили запястье; она прижала к его щеке свободную ладонь — по пальцам скользнули мягкие, чуть влажные волосы. Их взгляды встретились; его глаза казались черными и древними.

— Я тебя прощаю, — сказала она, вкладывая в эти слова все свое существо.

Северус не шевелился. Потом он выдохнул; от ветра у нее колыхнулись волосы — это спало проклятие... точнее, взлетело — взмыло в воздух, на мгновение сплелось в сияющую звездчатую сеть... взорвалось, и в глазах у Лили заплясали серебристые точки.

А затем дверь палаты развалилась, осыпав щепками комнату, и внутрь ворвалась команда целителей с палочками наголо.

— Черт возьми, в чем дело? — гневно вопросил Северус, пытаясь сесть на постели — Лили ухватила его за плечо, не давая повалиться лицом вниз на боковую перекладину кровати. — Ну? Или у вас принято так врываться к больным?

— Что?.. — разинув рот, вытаращилась на него целительница Джетрис. — Что?..

Северус ухитрился презрительно фыркнуть. Разумеется, до своих обычных стандартов он не дотягивал — так, лишь бледная тень — но Джетрис понятия не имела, как он фыркал в свои лучшие дни.

— Безнадежны, — констатировал Северус — и добавил, заметив, как встревоженные целители с подозрением косятся на Лили: — Если кто-то из вас, безмозглые ничтожества, или ваших кретинов из отдела магического правопорядка вздумает тронуть Лили хоть пальцем — я возьму датчик честности и устрою этому болвану такое, что он даже жертвам вашего лечения позавидует.

А затем он потерял сознание. Лили пошатнулась под его тяжестью — двое мужчин-целителей тут же поспешили к ним на выручку.

— Что ты сделала? — вопросила Джетрис, уставившись на бессознательного Сева; целители осторожно укладывали его назад на постель. — Что ты с ним сделала?

— А на что это похоже? — спросила Лили. Она совершенно вымоталась — у нее болела голова, пульсировала, как если бы она слишком долго работала над созданием новых чар или пыталась обойти какое-нибудь особо трудное заклятье. Но на этот раз ничего такого не было; как только она поняла, что делать, все стало очень легко...

— Похоже, что ты сняла проклятие, которое сама же и наложила, — сказала целительница упрямо.

— И теперь вы можете начать лечение, — Лили это уже надоело.

— Что же, — Джетрис сердито зыркнула на нее из-под нахмуренных бровей — ей явно хотелось превратиться в сотрудника отдела магического правопорядка, чтобы бросить Лили в Азкабан, а потом взять датчик честности и сотворить с ней нечто невообразимое. Затем целительница перевела взгляд на Северуса — тот лежал без движения на своей невысокой подушке. — Значит, ты можешь идти, чтобы мы наконец занялись делом.

— Да уж, конечно — учить вас вашему делу она точно не нанималась, — сказала миссис Снейп откуда-то сзади — да не просто откуда-то, оказывается, она стояла прямо у Лили за спиной. По позвоночнику побежали мурашки — кожу чуть не свело, когда миссис Снейп легко коснулась палочкой ее плеча.

— Пошли, — сказала она. — Позволим здешним целителям продемонстрировать хоть какие-то умения.

Лили с надеждой взглянула на Северуса в последний раз, но тот все еще был без сознания. Лицо его казалось изможденным — ей почудилось, что на нем проступают черты тридцативосьмилетнего Сева... возможно, что только почудилось.

Чувствуя себя так, словно ее ждет виселица, но почти слишком уставшая, чтобы об этом думать, Лили вышла из палаты Сева вслед за его мамой. В коридоре парили остатки развеянных черных облаков; все вокруг казалось потрепанным и было покрыто копотью, однако всерьез никто не пострадал. Стулья в приемном покое, скрепленные между собой в ряд, повалились и лежали вверх ножками; настенные часы, должно быть, упали, и их перевернули, когда вешали обратно. Стрелки показывали без десяти полночь — неужели она пробыла у Северуса всего двадцать минут? Они показались ей двадцатью годами.

Миссис Снейп развернулась так резко, что Лили едва с ней не столкнулась — пришлось отскочить назад, чтобы не наступить на подол ее одеяния; на пути оказалась тележка с пустыми флаконами для зелий.

— Значит, тебе удалось его снять, — сказала миссис Снейп таким тоном, будто собиралась поприветствовать грабителя, который залез к ней в дом через кухонное окно.

— Я не из-за вас это сделала, — пробурчала Лили.

К ее удивлению, несколько притупленному усталостью, миссис Снейп улыбнулась — или что-то вроде этого, поскольку от ее скупой мимики становилось не по себе, а не хотелось улыбнуться в ответ. Но она лишь сказала:

— А теперь ты можешь идти домой. Северусу нужен отдых.

Лили моргнула — под веки словно насыпали песку.

— Я не пойду домой.

— Неужели? Как странно; не знала, что от тебя здесь что-то зависит. Разве родители позволили тебе тут находиться? Я так и знала, — она даже не нуждалась в ответе, чтобы утвердиться в своей догадке.

— Я еще несовершеннолетняя, мне нельзя аппарировать, — солгала Лили — и, еще не договорив, осознала, что зря сотрясает воздух.

— Это не моя проблема. Добирайся до дома так же, как попала сюда.

— Поезда уже не ходят.

— Тогда ночуй в мусорном баке или под мостом, — сказала миссис Снейп и обошла Лили по кругу, собираясь вернуться в палату сына.

Рассердившись, Лили уже хотела что-то возразить — о чем мать Сева наверняка тут же заставила бы ее пожалеть — но уловила краем глаза движение в покрытом сажей коридоре, и от того, что она там увидела, от ее лица отхлынула кровь.

— Сириус, ты олух. Это правильный этаж — веди его назад.

— Разуй глаза — какое нахрен "правильный"...

В мгновение ока Лили пригнулась, надеясь, что за миссис Снейп ее не разглядят, и хотела укрыться за тележкой для зелий — но какой-то позор рода человеческого уже успел укатить ее прочь. Она бросила перепуганный взгляд на двери отделения — там стоял Ремус, это точно был его затылок, и он спорил с Сириусом, от которого сквозь дверной проем ей были видны только плечо и темные волосы... Она нырнула под тот ряд перевернутых стульев, молясь про себя, чтобы ни Сириус, ни Ремус ее не заметили... и Джеймс тоже, потому что на плечо Сириуса опирался именно он, она точно знала...

— Это пятый этаж, — произнес Ремус, — отделение недугов от заклятий. Поглядите на эту охренительно большую и яркую табличку, если не верите мне на слово, ваше премногоуважаемое высочество.

— Да ну нафиг — е-мое, да ты прав... — протянул Сириус. — Извини, Лунатик. Пошли, Сохатый, давай приведем тебя в порядок.

Через несколько мгновений Лили наконец увидела, зачем они пришли: голова Джеймса была трансфигурирована в расписанный цветами чайник. На месте рта у него торчал носик, на месте ушей — две ручки; он что-то жалобно просвистел, и из носика вырвалась струя пара. Лили зажала рот руками, не зная, смеяться ей или плакать — никак не верилось, что она вот так с ними встретилась, именно так, именно тут и именно сейчас...

Она заметила, что миссис Снейп оглядывается по сторонам — очевидно, гадая, куда могла подеваться эта девчонка; между бровями у нее залегла складка, как будто она не ожидала такой легкой победы. Лили прикинула, можно ли будет остаться спать прямо под стульями — она настолько устала, что могла бы попробовать. Глаза ее опухли, раздувшись чуть ли не вдвое, а под веки словно насыпали песку.

— Какой погром, — одобрительно заметил Сириус; через мгновение в поле зрения появились его ноги — он шел мимо ее убежища, так близко, что можно было дотронуться. Они с Ремусом, похоже, помогали идти Джеймсу; судя по его заплетающейся походке, самостоятельно тот передвигаться не мог.

Выглянув из укрытия, Лили увидела, как Сириус и Ремус буксируют за собой Джеймса, пробираясь через тот бардак, который устроили в приемном покое обманки Сева. За стойкой регистратуры выясняли отношения помощники целителей — разговаривали на повышенных тонах, размахивая планшетами для бумаг; зачарованные документы перелетали от одного к другому. Сириус помог Джеймсу прислониться к стойке — Ремус поддержал его с другой стороны, чтобы помочь устоять на ногах: тяжелый чайник на месте головы все время перевешивал.

— Привет, народ, — Сириус прервал свару, перегнувшись через столешницу и поймав за рукав одну из девушек, — мой приятель попал под заклятье и наполовину превратился в чайник — можете привести его в порядок?

Остальное Лили не расслышала, поскольку в этот момент из палаты Сева выскочила Джетрис и встревоженно спросила:

— Та девчонка — куда она пропала? Этот безмозглый мальчишка буйствует и хочет знать, где она...

— Как вы назвали моего сына? — перебила ее миссис Снейп таким тоном, что целительница вполне могла бы превратиться в камень.

— Я... где она? — Джетрис вспыхнула; по ней было видно, что еще пара секунд в обществе Северуса и его матери — и она забудет про клятву Гиппократа. — Мы никак не можем его угомонить, он всю палату сейчас разнесет...

"В жопу все", — подумала Лили. Она выползла из-под стульев и пронеслась мимо миссис Снейп и Джетрис, отчаянно надеясь, что Сириус, спросивший у Ремуса: "Лунатик, там что — Эванс?" — лишь плод ее воспаленного воображения.

— Я тут! — ловя ртом воздух, выдохнула Лили и затормозила рядом с койкой Северуса. Она понятия не имела, чем он там без нее занимался, но на полу валялись двое оглушенных целителей, на окне красовалась трещина, а картины на стенах перекосились — их обитатели из последних сил пытались не вывалиться за рамы. Пол вокруг кровати усеивали осколки стекла, загубленные зелья стекались в одну лужу. Сам Северус был бледен, как смерть; глаза его ввалились, а волосы слиплись от испарины. Его трясло.

— Что ты тут устроил? — обалдело спросила Лили.

Он произнес, вполне сносно имитируя нормальную интонацию:

— Все, что от них требовалось — найти тебя, когда я об этом просил.

— Как ты сняла проклятие? — потребовала ответа Джетрис. Подбоченившись, она обогнула кровать — ее волшебная палочка задиралась вверх при каждом шаге.

— Контрзаклинанием, — Лили моргнула.

— Контрзаклинанием! — повторила целительница — можно было бы сказать, что даже с издевкой, однако ни с Северусом, ни с его мамой конкуренции она явно не выдерживала. — Какое презабавное проклятие — лекарство от него едва ли не хуже, чем сама болезнь!

— Почему? — удивилась Лили; в сердце ее начал снова закрадываться страх. Она мучительно всматривалась в Северуса — но он лишь не сводил с нее ответного взгляда; глаза его блестели ярче, чем когда бы то ни было. — Тебе нехорошо? Что ты чувствуешь? Насколько все плохо?

— Я бы не стала верить им на слово, — с холодной язвительностью ввернула миссис Снейп. — Даже магия двух подростков ставит их в полнейший тупик.

— Миссис Снейп, — Джетрис так отчаянно пыталась не сорваться, что голос ее дрожал от усилий, — я целительница, и если говорить о лечении проклятий, то у меня достаточно опыта...

— Если и так, то сегодня он остался дома, — проронила миссис Снейп, явно не впечатлившись.

— Он комнату разгромил! Только оттого, что ее здесь не было! — Джетрис ткнула волшебной палочкой в Лили. — Он сходит с ума, и я хочу знать, что она сделала!

— Она меня вылечила, курица ты тупая, — вмешался Северус. От ярости у целительницы глаза полезли на лоб; Лили не знала, как загладить эти слова — возможно, потому, что загладить их было невозможно.

— Сев, пожалуйста, — прошептала она, заламывая руки — впору было опасаться, что Джетрис сейчас взорвется и всех их поубивает. Северус немедленно замолчал — даже, кажется, перестал дышать — и снова перевел взгляд на Лили.

— Давайте думать не о проблеме, — предложила миссис Снейп, — а о ее решении. Если Северус успокаивается, когда девочка здесь, давайте оставим ее здесь. Это явно помогает лучше, чем то, что вы делали в ее отсутствие.

— Все, с меня довольно! — вскричала Джетрис. — Хватит!.. Молкин, этот пациент теперь твой! Я ухожу!

И с этими словами она устремилась из палаты прочь, снеся заклинанием все, что стояло у нее на пути. Лили и целителям оставалось только таращиться на бедную дверь, лишь недавно починенную, а теперь снова перекосившуюся и слетевшую с петель. В коридоре что-то с грохотом разбилось.

Палочка миссис Снейп выписала восьмерку, и дверь выпрямилась. Петли сами встали на место, отлетевшие щепки — тоже, и прорехи в дереве затянулись. Снова целая, дверь закрылась с глухим щелчком — целители при этом выглядели так, словно их заперли в одной комнате с коброй. Мать Сева слегка приподняла брови.

— Надеюсь, среди вас есть те, кто способен лучше выполнять свою работу в условиях стресса, — в ее голосе слышалась вкрадчивая издевка. Еще один широкий взмах волшебной палочкой — на этот раз по кругу — и змеившаяся по стеклу трещина съежилась и исчезла, картины на стенах выровнялись так резко, что их нарисованные обитатели не устояли на ногах, разлитые по полу зелья испарились, а осколки, тихонько позвякивая, начали срастаться — целые флаконы по одному поднимались в воздух и выстраивались на столике.

— Ну вот и все, — произнесла миссис Снейп таким тоном, что Лили искренне посочувствовала целителям; сказать что-то вслух она, однако, не осмелилась. — А теперь можете приступать к тому, чему вас учили.

Коснувшись руки Лили волшебной палочкой, мать Сева затем указала ей на стулья для посетителей, которые стояли рядом с кроватью. Поворачиваться спиной к этой женщине и ее палочке ужасно не хотелось, но выбора особого не было; оставалось только надеяться, что она не станет убивать ту, от кого зависит здоровье ее сына — хотя бы пока все так думают.

Лили взгромоздилась на шаткий плетеный стул — из сиденья торчала распрямившаяся лоза; Северус не сводил с нее взгляда — следил за каждым движением, и от этого ее разбирала нервозность; она чувствовала себя актрисой, от которой все ждали фурора. Лили попробовала улыбнуться, сама не зная, не слишком ли натянуто это выглядело.

Миссис Снейп опустилась на второй стул — более мягкий и обитый выцветшей бордовой тканью; это вышло у нее пожалуй что даже грациозно. Она не обращала внимания ни на Лили, ни на оставшихся троих целителей, которые шмыгали по палате, стараясь казаться как можно незаметнее; только уставилась на какую-то точку на плинтусе и сложила руки на коленях — левая ладонь поверх правого запястья. И так и не убрала свою палочку.

Северус продолжал наблюдать за Лили. Ей хотелось с ним заговорить, но в обществе его матери и троих целителей это было невозможно; хотелось спросить, действительно ли проклятие все еще на него действовало... Дамблдор ни о чем таком не предупреждал — лишь произнес своим обычным безмятежным голосом, что снималось оно контрзаклинанием "Я прощаю". Ей следовало догадаться, что на самом деле все далеко не так просто... но почему Дамблдор ее не предупредил? Сев мог погибнуть — да кто угодно мог, наложи она проклятие в полную силу. Каковы шансы, что тот, кто им воспользуется, сначала выслушает все ужасы, что человек сотворил, а затем искренне и от всей души его простит?

Не сообрази она вовремя... останься у нее в сердце хоть малюсенькая капелька обиды...

Лили почувствовала, как по коже заплясали иголочки — взглянула вверх и встретилась с черными непроницаемыми глазами миссис Снейп, но тут же отвела взгляд в сторону: снова проваливаться в тоннель с воспоминаниями как-то не хотелось.

— Что это? — спросил Северус таким тоном, словно ему протягивали не ярко-синее зелье, а окровавленную человеческую печень.

— Успокоительное, — пропищала вспотевшая целительница — похоже, учебу она закончила совсем недавно.

Северус, судя по всему, собирался сказать что-то такое, что должно было опустить ее самооценку ниже плинтуса, но сдержал свой порыв.

— Мне это не нужно.

— Но... но сэр... — она умоляюще взглянула на старшего целителя.

— От него никакой пользы, — пояснил Северус. — Валериана, похоже, была пересушена. Оно меня не успокоит, а лишь приведет к слабости и дезориентации.

Юная целительница посмотрела на начальство, жалобно округлив глаза.

— Ты не можешь этого знать, сынок, — целитель старался говорить дружелюбно и рассудительно.

— Нет, может, — резко возразила Лили. Она была раздражена, хоть и сознавала, что иного от Мунго ждать не приходилось. — Он может и лекарство не пить, если не хочет.

— Мы оставим его здесь на случай, если ты передумаешь, — целитель кивнул своей подчиненной — та торопливо поставила зелье на столик и поспешила вернуться на прежнее место, стремясь оказаться как можно дальше от Северуса и его ужасных посетителей.

— Можешь идти, Дорис, — сказал ей начальник, записывая что-то на листе пергамента коротким обрезанным пером. — Займись очередным обходом.

Дорис умчалась прочь с таким выражением лица, как будто ее уведомили, что вместо нее сейчас расстреляют кого-то другого.

— Он поправится? — спросила Лили. Старший целитель взмахнул над пациентом волшебной палочкой; его планшет с зажимом без поддержки парил в воздухе, а перо продолжало на нем что-то выводить.

— Надеемся, что да, — произнес он, не отрываясь от сплетенной над Северусом сети заклинаний. Она вспыхивала то красным, то синим, то золотым, и напоминала диаграмму со спиралью ДНК. — А сейчас, юная леди, мне надо работать. Ты не мог бы прилечь, сынок? — спросил он, собираясь уже положить руку на плечо пациента, но Северус одарил целителя таким убийственным взором, что тот остановился.

— Ты не мог бы прилечь? — повторил он, сохраняя спокойствие. Северус послушался; его внимание снова переключилось на Лили.

С несвойственной ей проницательностью она подумала, что он, должно быть, гадает, что именно ей рассказал... сколько она услышала и какие сделала выводы. Лили улыбнулась, но выражение его лица не изменилось.

Как же ей хотелось, чтобы эти дурацкие целители поторопились и скорее его вылечили.

— Все хорошо, Сев, — сказала она, отчаянно мечтая придвинуть к нему поближе этот ужасный плетеный стул... но при его маме не осмелилась. К тому же ее могли выставить из палаты. — Теперь все будет хорошо.

Кажется, у него замерло дыхание. Он молчал и лишь смотрел на нее, и Лили позабыла обо всем на свете... о целителях, о его матери, о полоске линолеума, отделявшей ее от больничной койки, — даже о Джеймсе, Сириусе и Ремусе там, за дверью, где-то в отделении, и просто сидела рядом с ним в этот первый час наступившего нового года.