Седьмой крестраж (джен)

Последняя моя попытка сварить Феликс Фелицис продолжалась уже второй месяц, когда мой дом внезапно повалился набок.

— Уф! — выдохнул я, заставляя разлитое варево исчезнуть с моей мантии и с пола, прежде чем оно успело бы снова проесть их насквозь.

Я встал, отомкнул вход и выбрался наружу.

— Как это надо понимать? — поинтересовался я, поднимаясь на ноги.

Гермиона даже не оторвала взгляд от книжки.

— Твой сундук свалился с полки, — объяснила она.

Я торопливо огляделся. Гермиона сидела, чопорно выпрямив спину, и читала новый учебник по Чарам, в то время как Рон, Джиневра, Луна и Лонгботтом азартно играли в подрывного дурака.

— Да мы же на поезде!

— Ну разумеется, — согласилась Джиневра.

— Почему никто не сообщил мне, что мы возвращаемся в Хогвартс? — рявкнул я.

Луна отвлеклась от игры и с любопытством начала разглядывать мой сундук.

— Мы не смогли войти туда, чтобы тебе сказать, — объяснил Рон. — Ты же заперся изнутри.

— Конечно, я заперся. Ведь вы всё время пытались похитить меня! — с досадой пожаловался я.

— Чтобы защитить тебя, — перевернув страницу, заметила Гермиона.

— А я заперся, чтобы защититься от вас!

— Как мы должны были сообщить тебе? — спросил Рон. — У тебя ведь нет там камина.

— А тебе никто не рассказывал, что можно постучаться?

Луна кашлянула.

— Можно мне войти и посмотреть? — спросила она.

— Входи, конечно, — я разрешающе взмахнул рукой. Тут я почувствовал, что до тошноты устал жестикулировать, подобно маглу, и достал волшебную палочку.

— Чего? — изумился Рон. — Ей можно туда, а нам нельзя?

— Она ещё не пыталась меня похитить, — объяснил я.

Оторвавшись от карт, Джиневра просияла:

— Я тоже ещё не пыталась похитить тебя, Гарри!

— Да, но я просто не хочу тебя видеть в своём доме.

Лонгботтом открыл рот, покосился на волшебную палочку в моей руке, и закрыл рот обратно.

— Пожалуй, мне не очень понравилось бы здесь жить, — донёсся голос Луны из сундука, — тут не слишком уютно и довольно холодно.

— Жара мешает процессу варки, — объяснил я и бросил яростный взгляд на Гермиону, подозревая, что последняя катастрофа почти наверняка была вызвана её мстительностью. — Между прочим, ты уничтожила результаты трёхмесячной работы!

— Но ты же не собираешься варить Феликс Фелицис снова? — простонала та.

— Я понял секрет того, как сварить самое могучее зелье удачи на свете, — объявил я.

Гермиона поджала губы.

— Тебе очень повезёт, если ты вообще сможешь его сварить когда-нибудь, — заявила она. Это очень сложное зелье, Гарри. Даже большинство Мастеров зельеварения не могут его сделать.

— Вот именно.

— Прошу прощения?

— Успешно сварить это зелье можно лишь при невероятном везении. Я подозреваю, что на самом деле удача зельевара — один из ингредиентов, входящих в него. Это невообразимое количество удачи просто добавляется к зелью. Должно быть, оно просто крадёт у тебя удачу для последующего использования, отсюда мои постоянные провалы.

— Гарри, — ответила Гермиона, — это просто глупо и…

— И как раз так работает магия! — воскликнула Джиневра.

— Тут она тебя подловила, Миона, — заметил Рон.

— В этой идее больше смысла, чем обычно бывает в зельеделии, — пробормотал Лонгботтом.

— Ты обязательно должен рассказать об этом Снейпу, — подозрительно широко улыбаясь, сказала Джиневра. — Это может полностью перевернуть зельеварение… или, по крайней мере, занятия станут чуточку менее скучными.

— Нет, это плохая идея. Снейп меня ненавидит.

Кроме того, если другие люди, помимо меня, получат лёгкий доступ к жидкой удаче, это будет просто ужасно.

— Я могу сказать ему за тебя, если хочешь, — предложила рыжая.

Я снисходительно потрепал её кудряшки волшебной палочкой, которую пришлось быстро отдёрнуть, когда девчонка попыталась поймать меня за руку. Если я не буду осторожен, то могу получить на свою голову ещё одну Беллатрикс.

— Позволь уточнить: он всех нас ненавидит.

— Гарри? — донёсся голос Луны из глубины сундука.

— Кроме, может быть, Луны, — поправился я. — Я не знаю, как он относится к рейвенкловцам.

— Лишь чуточку лучше, чем к хафлпафцам, — сообщила Джиневра.

— Гарри? — голос Луны на этот раз был ещё тише. — Я заблудилась…

* * *

— Гарри, — прошептала Гермиона, нервно поправляя причёску, — зачем ты поставил щитовые чары?

Я окинул взглядом Большой зал. В данный момент нас никто не подслушивал, кроме Джиневры.

— Поставь и ты тоже. Рон, встань за Гермионой. Джиневра, спрячься за Роном.

Строптивые, как всегда, каждый из них наколдовал себе отдельный щит. Я даже зарычал от раздражения. Гермиона, нахмурившись, спросила:

— Нет, в самом деле, зачем это?

— Они следят.

— Кто «они»? — спросила Джиневра, понизив голос вслед за мной.

— Другие ученики. Я думаю, они готовятся напасть.

Гермиона сбросила щит и заявила:

— Они просто любопытствуют.

— Я чувствую злобу, и я очень редко в этом ошибаюсь.

Пристально поглядев на отбившегося хафлпафца, я поразился, что у того хватило наглости зыркнуть на меня в ответ. Они все взбунтовались, вот в чём дело. Я всегда знал, что однажды этим закончится.

— Наверное, многие из них на взводе из-за газет, — сказал Рон. — После того, как Дамблдор объявил, что Сам-Знаешь-Кто вернулся, они о тебе очень плохо писали.

— И меня об этом не проинформировали, поскольку… — тут я приподнял бровь в немом вопросе.

— Сундук, — отрезала Гермиона. — Между прочим, Рита Скитер…

— Как, разве мы не убили её?! — воскликнул я.

Гермиона вздрогнула.

— Нет, Гарри. Мы её не убивали.

— Да нет же, я прекрасно помню. Ты пыталась заморить её голодом, но я сказал тогда, что это слишком жестоко. Мы, тем не менее, должны были устранить её каким-нибудь другим способом. Чем же ты занималась всё лето, хотел бы я знать?

— Ещё и убийца! — воскликнул у меня за плечом какой-то отвратительно наглый гриффиндорец. — Обязательно напишу об этом мамочке. Что ты — патологический лжец, свихнувшийся от желания привлечь к себе внимание, всем давно уже известно, но этого она ещё не знала.

Гермиона задумчиво поджала губы.

— В какой-то степени эти черты Гарри свойственны, — проронила она, — но вряд ли все одновременно.

— А кроме того, он мой лучший друг, — выступил Рон. — Неважно, насколько правдивы твои оскорбления, я прокляну тебя только за то, что на него раскрыл свою пасть.

— А я помогу ему, — пискнула Джиневра.

Я поднял ладонь и скомандовал:

— Куш, Уизли! Я справлюсь сам.

Они неохотно повиновались, я же уставился на мерзкого гриффиндорца сквозь мерцание защитного щита.

— Скажи-ка, разве я когда-нибудь говорил, что лорд Вольдеморт возродился? Ты это когда-нибудь от меня слышал?

— Значит, ты говоришь, что он не возрождался? — переспросил он, смутившись.

Я усмехнулся:

— Ну, этого я тоже не знаю. Я точно видел, как какой-то змеевидный мужик выскочил из котла, но разве я могу наверняка сказать, что это был Вольдеморт? Я ведь даже никогда не видел его фотографий.

— Их не так много осталось, — заметила Гермиона, — особенно в книжках по истории.

— Неудивительно, — фыркнул Рон. — Он так жутко улыбается, что аж мурашки по коже. Ещё и машет вам рукой при этом.

Я всегда любил фотографироваться.

Гриффиндорец моргнул и прочистил горло:

— Но Дамблдор сказал, что ты сказал, что Сам-Знаешь-Кто вернулся! — выпалил он.

— Дамблдор явно пытается вами манипулировать. Я же совершенно нейтрален в вопросе возрождения Вольдеморта. Скажи об этом всем своим друзьям.

Ошеломлённый гриффиндорец отошёл подальше от нас.

Рон удовлетворённо кивнул, изо всех сил распрямляя спину, с таким видом, как будто это он, одной левой, только что прогнал противного мальчишку.

— Это должно будет утихомирить наиболее скандальных гриффиндорцев, — сказала Гермиона.

Я вопросительно приподнял бровь.

— Ты не знаешь, потому что сидел в сундуке, — объяснила Джиневра.

— Да уж, — вздохнул я, — в деле разрушения репутации на Дамблдора можно положиться.

Рыжая задумчиво потёрла подбородок и сказала:

— Вообще-то, он не так уж преуспел. Гриффиндорцы в основном на твоей стороне. Хафлпафцы, правда, думают, что ты врёшь, но ведь ты же их постоянно оскорбляешь, так что тут у тебя всё равно не было шансов. Те из рейвенкловцев, кто достаточно вменяем, чтобы обращать внимание на происходящее, пока воздерживаются от суждений. А слизеринцы верят тебе, потому что Вольдеморт поубивал их родителей.

— Да, в этом они на меня теперь похожи, — глубокомысленно заметил я.

* * *

Я упорно глядел себе под ноги, пока феникс Дамблдора подбирался всё ближе, грозя обжечь мне лицо.

— Сэр, по-моему, ваша птица на меня шипит, — пожаловался я.

— Это оттого, что ты ему нравишься, мой мальчик.

Феникс медленно отступил, но бросив взгляд исподлобья, я убедился, что мерзкая тварь по-прежнему пристально следит своими глазками-бусинками за каждым моим движением.

— Вы то же самое говорили про Снейпа.

— Да, они оба выражают свою привязанность довольно необычно, — объяснил старец.

Неужели он снова пытается подстроить мою гибель посредством небрежности, как будто прошлые неудачи ничему его не научили?

Дамблдор подался вперёд и заговорщицки шепнул:

— Ты знаешь, зачем я позвал тебя сегодня, Гарри?

— Это оттого, что я опроверг ваши слова перед всей школой? — быстро предположил я.

Старик как будто удивился — явное притворство — прежде чем невозмутимо продолжить:

— Об этом мы, возможно, поговорим позже, но нет, я позвал тебя по другой причине. Ты слышал про разгром в министерстве магии этим летом?

— Нет, — ответил я, вспоминая хрустальный шарик, который я приспособил вместо лампы в моём сундуке. — Откуда мне знать, что случилось в министерстве? Я ведь не слежу за политикой. Расскажите мне об этом, пожалуйста?

— Подробности несущественны, — ответил Дамблдор. — Главное, что тебе нужно знать — Вольдеморт проник в Министерство, чтобы похитить нечто чрезвычайно важное. Нечто, что касается вас обоих. Пророчество.

Я попытался включить внутреннего Рона:

— А, мы проходили это, кажется, на Прорицаниях. Это, типа, предсказание будущего, или вроде того?

— Именно так. Это пророчество касается Вольдеморта и тебя, я узнал его много лет назад, а теперь и Вольдеморт, скорее всего, его знает. Думаю, что пришло время узнать его и тебе.

Я нахмурился:

— Что-то я не пойму. Отчего так получается, что я узнаю обо всём последним?

— Мальчик мой, я пытался защитить твою невинность.

Как должен нормальный подросток на такое отреагировать? Гермиона написала бы многостраничный отчёт. Рон покраснел бы до корней волос и стал бы орать и плеваться. Малфой бы пошёл причёсываться — или что они там делают? Я отбросил эти рассуждения и просто пожал плечами, потому что саркастические замечания были бы неуместны и навлекли бы на меня лишние подозрения.

Улыбающийся директор подготовил думосбор и показал мне пророчество Трелони. Вернувшись в нормальный мир, я спросил:

— А отчего вы так уверены в подлинности всего этого? Ведь это же Трелони. Согласно её пророчествам, я уже должен был умереть не меньше шести раз. Это наверняка, потому что я всегда записывал даты.

— Я вполне уверен в истинности пророчества, — невозмутимо отвечал Дамблдор.

Я содрогнулся, вообразив себе жуткие ритуалы, которые он был вынужден проделать, чтобы наверняка удостовериться в подлинности пророчества. Потом, сделав над собой усилие, я вернулся к более радостным вопросам:

— Значит, теперь я должен убить Вольдеморта?

— Может быть и так, — отвечал Дамблдор, столь же невозмутимый, как и всегда. — Или, возможно, ты сможешь победить его с помощью любви.

— Не всё можно сжечь огнём, директор, — фыркнул я. — Постойте-ка, у меня есть блестящая мысль!

— Да, что именно? — спросил он.

Я сделал большие глаза, наполнив их, надеюсь, приличествующим воодушевлением:

— Научите меня, пожалуйста, своей тёмной магии?

И тут феникс обрушился на меня, целясь в глаза.

* * *

Это был самый обычный вечер в гриффиндорской гостиной: Гермиона старательно отделывала десятую страницу пятистраничного сочинения по Чарам, Рон громил Лонгботтома в шахматы (зрелище скорее жалкое, нежели впечатляющее), а Джиневра тусовалась у камина, притворяясь, что у неё есть друзья.

— Дамблдор со мной не разговаривает, — пожаловался я. Вообще-то, это было хорошей новостью, но теперь я не имел ни малейшего понятия о том, что он задумывает.

— Наверное, тебе не стоило спрашивать о его тёмной магии? — иронически предположила Гермиона.

— Соглашусь, это могло прозвучать невежливо, — признался я, — но прямо перед этим он сказал мне, что я должен убить лорда Вольдеморта. И вообще, чего ради он её зажимает? Какой ему смысл копить тёмную магию лишь для себя, ведь у него даже нет наследника.

Рон оторвался от шахматной доски, на которой его всадник как раз отрубал голову ферзю Лонгботтома, и сказал:

— Дружище, но Дамблдор вовсе не злой колдун.

— А я никогда и не говорил, будто он злой.

Подразумевал — да. Но сказать это в открытую? Ни за что, ведь всем известно, что портреты шпионят для директора.

— И, между прочим, какое отношение это имеет к нашему разговору? — добавил я.

У Гермионы сделалось очень странное выражение лица.

— Гарри, а что такое, по-твоему, тёмная магия? — спросила она.

— Секретная магия, сохраняемая в кругу семьи, очевидно же, — фыркнул я. — Поэтому она и называется тёмной: её хранят как бы во тьме, и очень немногие люди имеют шанс её увидеть.

— Но… я думал, тёмная просто значит злая, жестокая магия, — возразил Рон. — Вроде тех заклинаний, которые заставляют глазные яблоки взрываться, и типа того.

— Ну разумеется, чаще всего так оно и есть, — подтвердил я. — Например, если бы я изобрёл заклинание, взрывающее глаза, я точно не стал бы никому об этом рассказывать. Иначе люди сразу начнут спрашивать: «Отчего тебе такое пришло в голову?» и «Что с тобой не так?» и «Случайно не ты ли это взрываешь всем глаза?». Потом они обратят это заклинание против тебя самого, или вообще изобретут противозаклятие, лишая твоё изобретение всякого смысла. Вообще-то, большинство заклинаний, которые мы учим на уроках, именно таким образом и возникли. Например, Петрификус Тоталус.

— Быть такого не может, — возмущённо заявила Гермиона. — Петрификус совершенно безобидное заклятие.

— Ну разумеется, — согласился я, — теперь, когда все знают контрчары, это просто невинная шуточка. Но когда Паркинсоны использовали его, чтобы хоронить своих врагов живьём, никто почему-то не смеялся.

Гермиона ахнула, прижав ладони к губам; забытое задание по Чарам осталось лежать у неё на коленях.

— Это ужасно, — прошептала она.

— Такова уж магия, — вздохнул я. — Но тёмная магия не более ужасна, чем всё остальное. Она просто более эксклюзивна.

Проблеск понимания зажёгся в глазах Рона Уизли.

— Так значит, когда ты говорил, что у моей семьи есть тёмная магия…

— Я предположил, что за девять столетий по меньшей мере один из ваших предков придумал какое-нибудь заклинание и не стал о нём рассказывать всем, — пояснил я.

— Так значит, Джинни не на стороне зла?

Я помолчал, задумавшись.

— Я не уверен, — наконец признался я. — Пожалуй, есть только один способ выяснить.

— Шт…

Я обернулся к камину и крикнул:

— Джиневра! Гермиона объявила набор в свою Тёмную армию. Ты как, присоединяешься?

— А ты сам присоединишься? — задумчиво спросила она.

— Я ещё не решил, — честно признался я.

— Когда надумаешь, дай мне знать, — она твёрдо кивнула и отвернулась, возвращаясь к прерванной беседе.

— Вот видишь, — сказал я, — она менее злая, чем Гермиона.

— Я не злая, — возразила Гермиона.

— Тогда тебе не о чем волноваться, — хихикнул я.

Рон нахмурился.

— Кто-то должен, наверное, сказать Дамблдору, что Гарри тоже не злой? — предположил он.

* * *