Человек с Драконьего Камня (гет)

В те дни, когда Мелисандра жила при дворе Станниса, она порой чувствовала себя уязвленной тем, что сухой и праведный Станнис не обращает внимание на то, что она женщина, и притом очень красивая. В странствиях в компании Деймона и Эйгора у Мелисандры поначалу была ровно противоположная проблема: Деймон и Эйгор постоянно пытались ее склеить, говорили пошлости, вгоняя ее в краску, делали ей сомнительные комплименты, на попытки серьезного разговора отвечали «молчи, женщина!», потом снова пытались Мелисандру закадрить — и в итоге достали ее как собаки.

Но чуть только в руки Мелисандры попало Черное Пламя, внимание Деймона и Эйгора полностью переключилось на семейную реликвию. То и дело то один, то другой заваливались в каюту Мелисандры, как в палатку старого боевого товарища, и даже если им случалось застать Мелисандру неглиже, ни Деймон, ни Эйгор не обращали на это никакого внимания.

— Слушай, покажи, а? — просил Деймон, и, хотя это был все тот же Порочный Принц, услышать в его словах что-то пошлое было почти невозможно.

— Что показать? — уже немного раздраженно спрашивала Мелисандра.

— Ну не сиськи же, — с обидным пренебрежением отвечал Деймон. — Этого-то я богато в жизни повидал. Черное Пламя покажи.

— У тебя же такой же меч на поясе, — возражала Мелисандра, и Деймон смотрел на нее с какой-то жалостью, как на калеку.

— Это Темная Сестра, Мел, — фамильярно говорил Деймон. — И то, все ж таки вроде как копия, а не оригинал. А это, — Деймон с уважением указывал на лежащий перед ним клинок, — Черное Пламя.

Мелисандра для безопасности реликвии Таргариенов, да и для своей безопасности, не оставляла Черное Пламя на виду и всякий раз после ухода Деймона прятала меч получше, но и пары часов не проходило, как в ее каюту сквозь стену приходил Эйгор. В Валгалле Эйгор первое время ходил с пустыми ножнами, как потерявший фамильный клинок, а потом получил обычный меч и ходил как приблудный Блэкфайр среди настоящих Таргариенов. Но теперь-то Эйгор, вернув клинок в семью, надеялся на пересмотр своего дела, и его все тянуло посмотреть на свой главный аргумент.

— Дай глянуть-то, — чуть сердито говорил Эйгор. — Зачем ты его все время под замок запираешь — ты просто ставишь меня в неловкое положение!

— А тебе охота его снова искать, когда его похитят? — раздраженно отвечала Мелисандра.

— Боец, который боится, что у него отнимут меч, недостоин меча, — наставительно говорил Эйгор, любовно разглядывая Черное Пламя.

— Я не боец, я женщина! — напоминала Мелисандра чуть более обиженно, чем хотела.

— Это, боец, никуда не годится, — задумчиво говорил Эйгор, поглощенный созерцанием меча и своими воспоминаниями о битвах, в которых меч ему служил, о молодости и о Деймоне Блэкфайре. — За это, боец, из Золотых Мечей гнать полагается.

Так Мелисандра и доплыла до Драконьего Камня, и даже на Драконью Гору она лезла под бодрое Эйгорово «ать-два, ать-два, начальство ждет!»

Рядом с одной из краснеющих в утреннем полумраке пещер, уходящих в глубь горы, к жерлу вулкана, Мелисандру действительно ждал Эйгон Завоеватель, скрестив на груди руки, и его тоже больше интересовали драконьи яйца и Черное Пламя, а не Мелисандра — чему Мелисандре впору было бы радоваться, потому что как только Эйгон о ней вспомнил, так ей сразу захотелось, чтобы он о ней забыл.

— Ну что ж... Мелисандра! — скомандовал Эйгон, поговорив с младшими. — Я смотрю, компания у вас сложилась душевная, — и Эйгон глянул на Эйгора, который, получив заверение, что Эйгон походатайствует за него в Валгалле, смотрел теперь орлом и поглядывал на Мелисандру, защипывая ус.

— Реликвий мои разгильдяи-потомки потеряли немало, этот вот, — Эйгон кивнул на Деймона, — меч свой утопил в озере, еле нашли — а потом опять потеряли как-то. Так что ступайте теперь за Темной Сестрой.

— А что мне за это будет? — спросила Мелисандра. — Храм Владыки Света в Королевской Гавани?

— А что мы с тобой захотим, рыжая, то тебе и будет, — начал повесничать повеселевший Эйгор. — Я тебя в Валгалле как дорогую гостью приму, спать рядом с собой положу...

— Куда тебе храм в столице строить, Мелони, — строго сказал Эйгон. — Не умеешь ты с людьми работать. Если бы не твой призрачный конвой, — и Эйгон снова кивнул на Деймона и Эйгора, — ты бы и досюда не дошла, порешил бы тебя местный народ, возмущенный твоим святотатством и разорением септы — моей фамильной септы, между прочим. Ну так попробовать никогда не поздно: я скажу, и Деймон с Эйгором объявят на обратном пути, что Таргариены больше тебя не защищают, даже наоборот.

Мелисандра оглянулась на своих спутников, но те прятали глаза, надеясь, что Эйгон не исполнит своей угрозы — не хотелось им ни выдавать Мелисандру на расправу, ни противоречить суровому Эйгону Завоевателю.

— Лорды, которые из-за тебя сидят в темницах Драконьего Камня, тоже не прочь тебя убить за нанесенное им оскорбление, и их подданные не преминут порадовать сеньоров, — добавил Эйгон.

— Ты их выпустил? — с опаской спросила Мелисандра и даже оглянулась.

— Зачем? — пожал плечами Эйгон. — Так и сидят, злятся же они при этом на тебя, а не на меня. А вот наследник мой приедет сегодня и выпустит, он добрый и справедливый человек — пусть его и запомнят таким.

— Я попрошу его суда и защиты, — сказала Мелисандра, понурив голову, но мысли лелеяла другие: очаровать нового Таргариена, если тот молод и мягкосердечен, и вернуть себе свое старое положение теневой госпожи Драконьего Камня — а если наследник еще и холост...

— Просишь суда и защиты? — усмехнулся Эйгон. — Я подумаю: может, наследник мой и примет твою вассальную клятву.

— Что же касается других твоих мыслей, — добавил проницательный Эйгон, который Мелисандру и при жизни знал, и за гробом о ней слышал, — то наследник мой, Мелони, уже помолвлен, даже дважды. И ему ты, обворожительная такая, вряд ли придешься по сердцу: парень он правильный, добропорядочный, погонит тебя как лишнее искушение. Так что право быть королевским вассалом тебе придется хочешь не хочешь, а заслужить.

Эйгору уже приходилось при жизни путешествовать в Восточный Дозор, но в качестве ссыльного — тогда ему удалось бежать с дороги, и все же воспоминания о ней у Эйгора остались невеселые. Теперь же Эйгор нашел в своем путешествии хорошую сторону.

— Слышь, Деймон, я тебе говорю, что Брин, Блэквуд проклятый, с собой меч на Стену упер, — в очередной раз начинал Эйгор. — И за Стену его потом утащил, да там и сдох. Искать нелегко будет, конечно, но представь — откопает его Мел, он лежит там, череп лыбой щербатой щерится, загляденье просто, какой он дохлый. А тут я еще попрошу — и Мел как треснет его Темной Сестрой по лбу! Черепушка вдребезги!

— Ой, дурак! — наконец схватился за голову Деймон. — Эй-Егор, ты подумай головой: если он Блэквуд, то ты тогда кто? Бракен, что ли?

— Я — сын Эйгона Таргариена, четвертого своего имени!

— Ну а Бринден твой тогда кто?

— Сволочь он! — убежденно отвечал Эйгор, Деймон снова закрывал рукой глаза, а Эйгор уходил, так и не дав Деймону развить мысль о том, что Бринден Риверс после смерти должен был попасть в тот же Дворец Пламени и Крови в Валгалле, в который пустили и Эйгора, бастарда Эйгона Недостойного и единокровного брата Риверса.

Отчаявшись пробудить мыслительные способности в Эйгоре, который с упоением предавался своим некрофильским мечтам, как он найдет дохлого Риверса и воткнет ему его меч куда не полагается, Деймон взялся за Мелисандру.

— Если бы я не был принцем, стал бы я благородным пиратом, — мечтательно говорил Деймон, развалившись на кровати Мелисандры. — Назвался бы капитан Кровь, потому что пламенный я и так…

— Кровь — это как тот каторжник-убийца, которого ты к собственному малолетнему племяннику подослал, да? — язвительно отвечала Мелисандра.

— Ну лады, назвался бы капитан Блад, так лучше? — Деймон ничуть не смущался своим негодяйским поступком, даже считал его удачной спецоперацией, оставшейся в истории. — Брал бы корабли на абордаж, вместо «бронзовой суки» захватил бы себе с боя красивую девчонку, вот такую, как ты, например…

— А как надоела бы, продал бы за мешочек золотых, — опять поддела Деймона сердитая Мелисандра, которая, в отличие от призраков, страдала от качки и от плохой морской еды, и этой репликой ей удалось Деймона задеть.

— Ты следи за языком, — холодно и строго сказал Деймон. — Я, принц Таргариен, никогда работорговцем не был. Работорговцев я жег без всякой жалости, а длинные языки заставлял умолкнуть мечом.

— Ладно, не обижайся, — примирительно сказала Мелисандра. — Был бы ты благородным пиратом, как был при жизни благородным принцем.

Но Деймон для того и вел себя с Мелисандрой нахально и вызывающе, ввалившись в ее каюту и не обратив внимание на ее сердитый и бледный вид, чтобы вызвать ее на грубость и после обидеться.

— Я тебе устрою ночь темную и полную ужасов, — зло пообещал Деймон, и вид его был действительно страшен, так что Мелисандра даже немного испугалась. — Лучше сразу проси пощады и начинай заглаживать вину. Можешь, например, подарить мне этот корабль — захватим его с тобой вместе, тогда я подобрею.

— И куда же мы поплывем, мой капитан? — чуть игриво сказала Мелисандра, которую ее красота часто выручала.

— В Суровый Дом.

— В Суровый Дом?!

— Ну да, в Суровый Дом. Это там, где зима, развалины, Одичалые, плохая еда, погода еще хуже… В Суровый Дом!

Ни Деймону, ни Эйгору не хотелось плыть прямо к Стене и в Ночной Дозор: в оттепель Стена подтаивала, по ней начинали течь струйки воды, и старые дозорные говорили тогда, что Стена плачет — а если кто из новобранцев спрашивал, по кому же это плачет Стена, то имена Эйгора и Деймона дозорные называли в первую очередь. Поэтому Деймон рассчитывал обойти Стену морем и высадиться у пустынных развалин Сурового Дома — ему-то, как призраку, ни провизия на дорогу, ни лошадь нужны не были, в отличие от Мелисандры.

Но Суровый Дом оказался ничуть не пустынным: когда запуганный призраками и Мелисандрой капитан привел свой корабль к северной оконечности мыса Сторролда, Деймон и Эйгор с удивлением увидели среди развалин огромные толпы Одичалых, а на рейде — два лиссенийских корабля, чьи названия Деймон сразу припомнил.

— Об этом мерзавце я только что в Мире слыхал, — заметил Деймон, и на его щеках заходили желваки. — Капитан Себастьян Перейра, торговец черным деревом. Эйгор, айда на берег — матросы небось струсят, а Мелисандра у нас все же одна, побережем.

Невидимые никому Деймон и Эйгор поспели на берег как раз вовремя: капитан Перейра притворялся перед туземцами благородным человеком и обещал перевезти их семьи в Эссос, чтобы за свой счет спасти сотни незнакомых людей от надвигающихся полчищ оживших мертвецов.

— Чем эти дикари обкурились, что от этого такой приход? — немного озадаченно спросил Эйгор, который в оживших мертвецов поверил не больше, чем капитан Перейра. — Хотя, с другой стороны, прикинь, Деймон: Бринден, сука, шатается там сейчас по тундре живым скелетом, а тут Мелисандра его нагонит и давай лупить, пока он дергаться не перестанет!

— Эйгор, займись пока капитаном, — распорядился Деймон как старший в роду. Он уже перестал удивляться одержимостью Эйгора Бринденом Риверсом, и даже подшучивать над ней почти перестал, потому что Эйгор все пропускал мимо ушей. — Поговори с ним как с врагом государства, ну или как с Риверсом. Слышь, чего говорю!

— Даже мертвые воскреснут, чтобы посмотреть на таких простофиль, — обратился Деймон к вождям Одичалых, неожиданно перед ними появляясь. — Этот капитан для того и берет сперва женщин и детей, что взять их можно побольше, а сладить с ними полегче. Как только он выйдет в море, он запрет их всех в трюме, а в Лиссе женщин продаст в бордели, а детей — либо туда же, либо на каменоломни.

Призрак Деймона Таргариена был гневен и грозен, так что ему не осмелились не поверить, но и благодарить за вмешательство не стали.

— У живых еще есть надежда, — после долгих тяжких раздумий ответил Деймону один из старых вождей. — Раб может убежать от хозяина. От того, что идет за нами, не убежишь, — и теперь уже Деймон не мог не поверить отчаянию человека, который делает такой выбор.

При жизни Деймона называли Принцем-Негодяем, но прежде всего он все-таки был принцем, хозяином своей земли и своего народа, и это он создал в Королевской Гавани отряды Золотых Плащей, городскую стражу. Подвигов, воспеваемых певцами, его отряды не совершили, потому что они приносили справедливость тем, о ком забыли и короли, и певцы. Деймона, всегда бывшего рядом со своими бойцами, при дворе прозвали Принцем Блошиного Конца, и Деймон не обижался на это прозвище, хотя его и выдумали в насмешку: Блошиный Конец действительно любил своего принца и заступника, которому единственному было дело до бедняков, и Деймон принимал эту любовь: пил в грязных харчевнях, где его все пытались угостить, захаживал в бордели, куда проститутки тащили его сами, не требуя платы, не отмахивался от тянущихся к нему рук и пытавшихся облобызать полы его плаща губ.

Одичалые, собравшиеся у Сурового Дома, выглядели не лучше, но и не хуже обитателей Блошиного Конца, и Деймон глядел через головы вождей теннов на их народ, молча смотрящий на него со страхом и с надеждой.

— Можете считать, что небо услышало вас, — громовым голосом ответил Одичалым Деймон, и его призрачная фигура словно увеличилась и стала ярче. — Возьмите в руки оружие! Возьмите оружие и захватите эти два корабля — свой я отдам вам сам.

— Мы не умеем управлять кораблями, добрый человек, — ответил Деймону один из старейшин.

— Это меня ты назвал добрым человеком? — усмехнулся Деймон. — Я принц Деймон Таргариен, враги считали меня большим чудовищем, чем Мейгор Жестокий. Я убил своего племянника Эймонда в бою, вонзив меч ему в глаз, а своего внучатого племянника шести лет от роду приказал убить на глазах его матери. Поэтому не называй меня добрым человеком — а обращайся ко мне «ваша светлость», так ты проживешь дольше.

— Я умею править кораблем и читать карты, — продолжал Деймон. — После того как вы захватите корабли лиссейницев, я проведу ваши корабли на границу Нового Дара и земель Амберов. Если — а скорее когда — вас там заметят, говорите, что вы люди Джона Таргариена, принца Драконьего Камня, что вы ловите рыбу, охотитесь и не желаете никому ничего дурного, а говорить о вас нужно с принцем Джоном.

— Мы не люди принца, мы принадлежим сами себе, — заносчиво ответил Деймону молодой вождь Одичалых.

— Так топай дотуда пешком! — взорвался Деймон. — Дому Таргариенов не нужны такие друзья, как ты. Я не стану обрекать твоих людей на смерть за то, что ты такой дурак — те из них, кто будет сражаться и поможет захватить корабли, смогут отправиться за Стену вместе со всеми. Но когда принц Джон сметет огнем ваших врагов, он вышвырнет всех твоих людей туда, откуда я их взял!

Было странно обращаться к Одичалым с такой угрозой, но Деймон уже чувствовал, что сейчас люди пойдут за ним, а не за теми вождями, которые будут ему противоречить, потому что люди испугаются потерять его поддержку и защиту.

— Если же вы попросите принца Джона о дружбе и сделаете это с уважением, — продолжал Деймон, обращаясь к вождям Одичалых, — то ваши враги станут его врагами. И тогда, живые или ожившие, они будут бояться вас.