Человек с Драконьего Камня (гет)

Братья без Знамен утром почли за лучшее уехать поскорее, чтобы голодные драконы не превратили их в Братьев без Лошадей, а Орис отбил у них Джендри и погнал его в Королевскую Гавань, как молодого бычка на скотобойню — по выражению лица Джендри было похоже, что именно так он себя и чувствовал.

Отбить Джендри у Ориса получилось не сразу — Джендри, ложась спать, сболтнул соседу по нарам, кто к нему приходил, и сразу после пробуждения почувствовал, что его окружают добрые хорошие люди — и их кольцо быстро сжимается.

— Если крестьянину случится подстрелить обыкновенную белку, он сдирает с нее шкурку и кладет в свой горшок, но если ему попадется золотая белочка, он везет ее своему лорду — а если он не сделает этого, то пожалеет, — иносказательно объяснил командир отряда Зеленая Борода новое положение Джендри. — Я-то и не думал, что к моему отряду прибился принц крови. За тебя можно получить из Королевской Гавани хороший выкуп.

Поэтому к появлению перед его отрядом призрака Ориса Баратеона Зеленая Борода был почти готов и даже озвучил ему свою начальную цену.

— Ты хоть знаешь, кто я такой? — возмущенно сказал Орис Баратеон.

— Так точно, милорд, — с энтузиазмом отозвался Зеленая Борода. — Имя, простите меня, я запамятовал, но фамилия ваша Баратеон, и потомки ваши идут на вес золота.

— Ты взял в плен принца Баратеона и думаешь, что это хорошая идея? — с холодной яростью сказал Орис, который и сам посидел в плену, и возвращали его тоже по весу золотом.

В главном чертоге Желудей Орис застал только Арью, но больше одного драконьего всадника ему было и не нужно.

— Арья, выйди-ка со мной за ворота на минуточку, — пригласил Орис.

— Ты Лионель Смеющийся Вихрь? — спросила Арья, Лионеля Баратеона она давно хотела повидать.

— Я Орис Баратеон, — представился Орис, он наследников Эйгона хорошо знал по его рассказам и уже почитал себя с ними знакомым. — Если хочешь, Лионель подойдет сегодня вечером, познакомитесь. А сейчас пойдем, там с людьми поговорить надо.

Пока Арья шла через двор, Орис немного успокоился и решил для начала всех друг другу представить.

— Это Арья Таргариен, невеста наследника престола, — изложил Орис свое видение ситуации. — Это Джендри Баратеон, бастард короля Роберта. Это какая-то шантрапа, которая считает его своим пленником и собирается драть за него деньги с собственного короля.

Джендри, конечно, не узнал в воинственной невесте принца оборванного мальчишку, который прибился к отряду Йорена перед выходом из Королевской Гавани, а потом избил палкой двух других мальчишек и куда-то исчез вместе с одним из преступников, перевозимых в клетке. Арье Джендри показался смутно знакомым, хотя она этому не удивилась — и короля Роберта, и очень похожего на Джендри принца Ренли она много раз видела. А вот при упоминании о пленении и выкупе Арью зарубило сильнее Ориса.

— Вхагар! — окликнула Арья, закрыв глаза, и всего через полминуты над всеми, кого представил друг другу Орис, простерлись драконьи крыла. — Харвин, отойди в сторону. Лучше всего — ляг на землю.

— Пощадите, госпожа, — взмолился Харвин, который своих боевых товарищей не оставил, хотя и понимал, что они все сейчас превратятся в шкварки, и своей верностью их спас.

— Он пришел с вами, — указав на Джендри, сказала Арья спутникам Харвина. — Он делил с вами дорогу и хлеб. Харвин не оставил вас сейчас, не испугавшись смерти. А вы предали своего спутника ради денег. Что вы за люди? Дрянь!

Эйгон Невероятный весьма не любил карлицу-пророчицу, которую называли Призраком Высокого Сердца. Да и за что ему было ее любить, если она приворожила Дункана Малого к Дженни, из-за чего чуть не случилась гражданская война, а потом заморочила голову Джейхейрису и Шейре «обещанным принцем», и они сбежали и поженились в том числе для того, чтобы его произвести, и снова расстроили две выгодные Эйгону Невероятному свадьбы. И она же наверняка сглазила алхимический ритуал в Летнем Замке, в результате которого погиб и Эйгон Невероятный, и его добрый друг Дункан Высокий, и ослушник-сын Дункан Малый, которому с одной стороны так и надо, а с другой таких дурней, как его наследники, Эйрис с Рейгаром, еще поискать.

Конечно, Эйгон Невероятный не особо-то верил в то, что карлица сглазила да приворожила, и старшие Таргариены, просвещенные валирийцы, над подобными вещами смеялись, но, когда Эйгон узнал, что чертова бабка еще и выжила в пожаре в Летнем Замке, он разозлился не на шутку. С тех пор вместо интересных пророческих снов о плывущей по реке покойнице и о девушке со змеями в волосах карлице снился один Эйгон, чьи манеры с детства все считали крестьянскими. Эйгон Невероятный во сне скручивал из пальцев дулю и совал ее бабке под нос, намекая, что за козла в чертоге королей можно и ответить.

— Вот тебе, бабушка, кукиш, — приговаривал Эйгон Невероятный, невольно формулируя при этом общую позицию Таргариенов по поводу всякой там бури мечей и пира стервятников в их фамильных владениях. — На него что хочешь, то и купишь.

Жить без пророческих снов карлице было скучно, и она жаловалась ветру и чардревным пням на то, какая у нее началась горестная жизнь, и совершенно напрасно: настоящая горестная жизнь начиналась у тех, кто попал под руку не Эйгону Невероятному, а Эйгону Завоевателю.

В первый свой визит Эйгон Завоеватель старушку-карлицу и не заметил: он действительно нашел на Высоком Сердце призраков, но то были призраки Детей Леса, которые были Эйгону Завоевателю едва ли по пояс. Хотя Эйгон специально пожаловал на Высокое Сердце подраться, призрачную мелюзгу он бить не стал и просто разогнал ее подзатыльниками, чтобы больше не смущала и не пугала его подданных, среди которых о холме Высокое Сердце ходила дурная слава.

И только вернувшись раздосадованным за богатый стол во Дворце Пламени и Крови, Эйгон услышал от своих потомков, что на холме есть еще и ведьма, пророчествующая об Обещанном Принце. Эйгон выслушал пророчество, фыркнул и вскоре прибыл на Высокое Сердце снова.

Без призраков Детей Леса холм Высокое Сердце опустел, и живущая на нем карлица впервые почувствовала, что место это глухое и неуютное. Воющий вокруг ветер теперь мешал ей спать, и чардревные пни, блестящие в лучах вышедшей луны, стояли вокруг тоскливо и мертво. А под утро перед карлицей встал строгий призрак в черных доспехах, чья тронутая сединой голова была увенчана драгоценным обручем.

— Значит, Мелисандры с ее бреднями Вестеросу не хватало, — посетовал Эйгон, критически глядя на карлицу. — Теперь ты добавилась со своими сказками про Азор Ахая. Молодежь на тебя жалуется.

— В день после долгого лета, когда воссияет кровавая звезда, Обещанный Принц родится среди соли и дыма, — убежденно ответила карлица, хотя она и робела перед таким гостем.

— Ладно, я родился, — кивнул Эйгон. — Дальше что?

— Ты не Азор Ахай.

— Посреди соленого моря стоит остров, на которым дымит вулкан, — пояснил Эйгон. — Некоторые Таргариены рождаются на исходе лета, как и я. Некоторые, как и я, рождаются утром, когда на горизонте горит красная звезда. Как же нам определить, сколько у нас Ахаев в роду — играть в «каравай-каравай, кого хочешь выбирай»?

Но маленькая старушка действительно обладала даром ясновидения, как бы расплывчаты ни были ее предсказания.

— Ты Эйгон Завоеватель, а не Азор Ахай, — уверенно сказала она. — Ты привел в этот мир кровавых детей.

— Человек рождается в крови и в крови умирает, — возразил Эйгон. — Всех нас можно назвать кровавыми детьми. Скажи что-нибудь, что нельзя применить к каждому встречному.

Почти минуту маленькая ведьма и царственный призрак смотрели друг другу в глаза, и Эйгон выиграл поединок взглядов, а ведьма затряслась словно от холода.

— Жестоко было приходить на мой холм, жестоко! — выкрикнула ведьма. — Я сыта горем Летнего Замка, мне нового горя не надо. Уходи отсюда, темное сердце! Девушкам с такими же темными сердцами ты уже дал власть огня…

— Молчать! — вдруг рявкнул Эйгон. — Мне плевать, что ты городишь про меня, но за своих наследниц я вступлюсь! В чем твоя праведность — в том, что ты струсишь противостоять злому? У тебя хватит духа вцепиться в лицо подлецу, безоружной против одетых в броню? Ты пойдешь на выручку сестре, в одиночку против целого замка? Я дал им власть над огнем драконов, потому что в их сердцах горели справедливость и любовь, ради которых они презирали боль и смерть. Загляни в свои зеленые сны и скажи: сколько еще раз они пойдут навстречу смертельной опасности вслед за своим мужем и королем?

Маленькая ведьма, вдвое меньше Эйгона ростом, съежилась у его ног, но гневный Эйгон был неумолим.

— Используй свой дар, — настойчиво повторил Эйгон. — Загляни в будущее. Верно ли, что из-за Стены на мое королевство идет армия мертвецов? Что ждет нас в битве с ними?

— Я вижу лед и пламя, схлестнувшиеся в воздухе, — пробормотала ведьма Высокого Сердца. — Я вижу юного дракона, лежащего на груде льда.

— Мертвого или живого? — потребовал Эйгон. — Говори!

— Голубые… голубые ледяные глаза, — испуганно выдохнула ведьма и вдруг распрямилась и похорошела, а ее дряхлое тело осталось на земле, словно старое платье.

— Он потратил очень много сил, но он не испугался ледяных глаз, — ясным и звонким голосом ответила она Эйгону, и не было больше в ее голосе ни страха, ни грусти.

Эйгон Невероятный, все еще державший сердце на провидицу, которая не предупредила его о том, сколько дорогих ему людей погибнет в Летнем Замке, вполне мог поджидать ведьму Высокого Сердца где-нибудь у небесных врат, дабы и на том свете задать ей перца, но теперь это было бы уже несправедливо, потому что ее дар и ее жизнь все-таки послужили Вестеросу и роду Таргариенов.

— Пойдем, бабушка, — пригласил Эйгон Завоеватель, а молодая и веселая пророчица скорчила ему рожу. — Провожу тебя по лунной дорожке.

Эйгон не планировал задерживаться в Желудях, но направить наследников в Риверран ему не удавалось — Эйгон только разводил руками, Арья и Санса от него бегали, а Джон так и не мог дать удовлетворительного объяснения своему и их поведению, когда Эйгон приступил к нему уже третьим вечером подряд — и тут Джон увидел, что глаза всегда непроницаемого и ироничного Эйгона стали округляться, и понял, что Эйгона тоже можно удивить.

— Джон, не оборачивайся, — предупредил Эйгон. — Девушки, черт возьми, что вы сделали? Кто вас этому научил? Кыш отсюда, сейчас приду и отмою.

С этими словами Эйгон исчез, а Джон решился обернуться только через минуту.

Эйгон вернулся нескоро, потому что всегда предпочитал объяснить, а не надавить, и его разговор с Арьей и Сансой о том, что понять и полюбить можно только того человека, который есть, а не выдуманный образ, которым он хочет казаться, и как отличить в себе настоящее и верное от наносного, предсказуемо затянулся.

— Они решили замаскироваться под Таргариенов, — пояснил Эйгон Джону поведение его невест. — И покрасили волосы, скажем великодушно, в серебристый — конечно, забыв про брови. Серо-серебристый Таргариен с ярко-рыжими бровями — я-то думал, что, после того как Эйтан Веларион чуть не сгорел со своим кораблем и выплыл с чернющей мордой и по-прежнему белыми волосами, я видел на свете все. Но женщины всегда умеют удивить.

— Хорошо хоть они не осветлялись ромашкой, отмыть их удалось, — добавил Эйгон, еще раз тряхнув головой, словно гнал от себя воспоминания. — Признайся честно: что на Севере делают с непослушными детьми — едят их с кашей? Почему вы так боитесь показаться вашим родственникам на глаза — вы, драконьи владыки и победители армий?

— Эйгон, во всем Вестеросе осуждают близкородственные браки, — в который раз пояснил Джон. — Особенно сейчас, когда из-за Серсеи и Джейме случилось столько бед.

— Как говорили в Валирии, «в Браавосе бузина, а в Старом Гисе дядька», — отмахнулся Эйгон. — Если бы ваши близнецы Ланнистеры были женаты и сидели бы себе в Бобровом Утесе, это было бы просто счастье — это еще никому-никому не пришло в голову? Как говорит наш порочный Деймон, если безобразие нельзя прекратить, его надо возглавить. И скажи: что бы изменилось, если бы Серсея наплодила Роберту бастардов от другого гвардейца?

— Считается, что близкородственные браки навлекают на весь род проклятье богов…

— У вас с Арьей и Сансой не близкородственный брак, — снова возразил Эйгон. — Они твои кузины. Этот септон Барре постоянно оставляет на Расписном столе разные генеалогические древа — скажи ему, кстати, чтобы убирал, как ты знаешь, я иногда смотрю на карту и думаю о более важных вещах, чем какие-то старые свадьбы — так что я теперь могу тебе назвать несколько имен Старков, которые были женаты на кузинах. Запоминай: Криган Старец, Джоннел Одноглазый...

— На кузине, — подчеркнул Джон единственное число.

— Криган был женат трижды, — напомнил Эйгон. — Одна жена умирала, ради продолжения рода он брал следующую. Или что, у вас и во взрослом возрасте принято разыгрывать обиды старших детей: «Папа не любил маму, а любил бы, не женился вторично»?

— Но ведь жены Кригана умирали… — немного нерешительно возразил Джон, потому что он догадывался, какой ответ последует.

— Я тоже умер, но это не мешает нам с тобой разговаривать, — пожал плечами Эйгон. — Кстати, я специально заглянул к Старкам в Чертоги Зимы и посмотрел: Криган любил боевых и дерзких, и теперь в Валгалле он даже не с двумя, а с тремя женами. Про то, как они все там встретились, я расспрашивать не стал — меня у Старков не любят, я же отнял у Торрхена Корону Севера, а после того, что набедокурили на этом свете Эйрис и Рейгар, отношения между нашими чертогами по-прежнему натянутые, одна надежда вот на вас. Но я представляю себе, как это было: особенно удивилась, я думаю, Черная Али — когда она умерла, Криган был уже совсем не молод. А потом раз — и в Валгаллу прибывает еще одна его жена. А Криган разумно не торопится на встречу в семейном кругу…

— Эйгон, семья помнит нас троих как брата и сестер, росших вместе, — снова попытался объяснить Джон.

— Заходим на очередной круг, — констатировал Эйгон, опытный драконий владыка. — Садиться будем или так и будем крылышками бяк-бяк-бяк-бяк? Арья и Санса — твои кузины. Ты — сын Рейгара Таргариена и Лианны Старк, а не бастард лорда Эддарда. Все давно изменилось, сколько можно жить детскими воспоминаниями? Если бы ты в детстве был пухлым ребенком, думаешь, родные так тебя и представляли бы себе таким?

— Это, кстати, очень возможно, — с улыбкой заметил Джон.

— И ты стеснялся бы показаться им на глаза, став статным рыцарем?

— Эйгон, ну давай ты все это объяснишь не мне, а им, в Риверране.

— Нет, Джон, — твердо сказал Эйгон. — Ты будущий король, и потому обязан решать все сам. Я могу помочь советом и подсказать, но в бой ты идешь один, и твои победы — только твои. И переговоры, на которых твои победы приносят плоды, ты тоже ведешь только сам.

Члены Братства без Знамен были к этому времени уже так далеко от Желудей, как их могли унести лошади. Первую половину пути они думали только о том, чтобы убраться подальше и спрятаться под деревья на случай, если королевская семья все же передумает миловать и вышлет вдогонку дракона. Вторую половину пути — жалели о том, что не смотались с пленником по-тихому еще до рассвета, и горевали об упущенном выкупе.

Наконец, остановившись на ночлег, члены Братства без Знамен вернулись к насущным заботам и стали планировать очередную вылазку против Ланнистеров и как бы при этом не попасться Горе Клигейну.

— О нем можно больше не беспокоиться, — подал голос Харвин. — Та юная леди, которая сегодня с утра чуть не сожгла нас, накрыла вчера Гору и его отряд около Харренхолла — и вот их-то она сожгла в пепел. Я с ней разговаривал вчера, я все-таки служил ее отцу, она мне и рассказала.

— Гхм, — кашлянул Зеленая Борода, которому не хотелось вспоминать об Арье на ночь глядя, да и вообще о Таргариенах. — Ну, пока в Речных Землях война и пока на Железном Троне сидит отродье Серсеи Ланнистер, нам работа найдется.

— Уже не сидит, — снова поделился новостями Харвин. — Его зарезала ее старшая сестра, которая вчера была в платье, а не в доспехах. А Серсею тогда же зарезала младшая.

— То есть мы чудом утром ушли? — сообразил Лим Желтый Плащ.

— Чудом ушли, — согласился Том Семерка. — Чудом.