Танатос (гет)

Приближался вечер, и с ним — время очередного приступа. Северус бдительно следил за Гермионой. Он не даст обмануть себя еще раз, словно какого-то мальчишку. Цепочка с флаконом была надежно спрятана у него в комнате.

Неожиданно Гермиона бросила перо на стол и поискала Северуса взглядом. Медленно поднялась и подошла с опасным блеском в глазах.

— Северус, тебе не помешает перерыв, — проворковала она, скользнув ладонью вверх по его руке.

Проклятье! Снейпу нужна была всего минута, пока завершится работа волнографа, потом он мог позаботиться о Гермионе.

Она встала позади него и принялась разминать его плечи, пока сам Северус стоял, слегка склонившись над столом, и вглядывался в медленно проступающий рисунок волнографа.

Он раздраженно попытался уклониться, но Гермиона только тихо рассмеялась и начала гладить его по груди.

— Успокойся! Я всего лишь хочу помочь — тебе не повредит расслабиться.

Она ловко скользнула руками под рубашку и прикоснулась к коже. Северус так крепко стиснул зубы, что у него заболела челюсть, но это хоть немного помогло ему отвлечься. Ему нравились ее прикосновения. Слабак! Ведь он знал, что Гермиона искала флакончик, и все же не мог противиться чувству, которое порождали в нем ее ласкающие руки.

Еще немного! Он полностью сосредоточился на вибрирующем стеклянном диске. Рисунок вот-вот проявится...

В этот раз все должно получиться. Когда образец будет готов, это будет большой шаг вперед в поиске противоядия.

Уже появились первые нечеткие линии, но Северус больше не мог смотреть на них. Близость Гермионы слишком отвлекала.

Он резко повернулся и схватил ее за запястья.

— Не прикасайся ко мне! — прошипел он.

Гермиона даже не вздрогнула.

— Только не говори, что тебе не нравится, — вкрадчиво произнесла она.

Северус язвительно ухмыльнулся.

— Зря ищешь. Я больше не ношу его с собой.

Разочарование только на секунду промелькнуло у нее на лице. Затем Гермиона снова улыбнулась, выдернула свои руки из его захвата и прижалась к нему всем телом, положив ладони на грудь.

Северус невольно отшатнулся. Она не отставала от него. И когда он наткнулся на край стола, Гермиона молниеносно что-то схватила позади него. Снейп услышал звон и с ужасом увидел у нее в руке большой сверкающий осколок. Она разбила диск волнографа!

Северус вновь схватил ее запястья, из последних сил сдерживаясь, чтобы не ударить Гермиону. Она закричала от боли и выпустила осколок, который упал на пол.

— Идиотка! — прорычал Северус, стараясь подавить ярость.

— Рад бы меня придушить, да? — задыхаясь, проговорила она и снова прижалась к нему. — Давай! — выдохнула Гермиона ему в губы. — Я заслужила! И не буду сопротивляться.

Северус чувствовал, как кипит адреналин в крови, как пульсирует жилка на лбу. Это не Гермиона. Не она только что разрушила работу целого дня. Надо просто ее крепко держать, приступ пройдет, и она снова станет прежней. Но он так и не смотрел ей в глаза, опасаясь, что все-таки сорвется.

Он резко развернул ее и, крепко сжимая ее скрещенные руки, повел к выходу из комнаты. Гермиона сопротивлялась, но, когда они дошли до ее спальни, обмякла.

Северус опасался ослабить захват. Она вчера обманула его притворным обмороком. Он неожиданно отпустил ее, и Гермиона тяжело рухнула на пол.

Это точно не притворство.

Он торопливо опустился на колени и, осторожно подняв ее, переложил на кровать.

У нее на лбу медленно наливалась шишка. Северус содрогнулся, заметив красные отпечатки, оставленные его хваткой на нежных запястьях. На их фоне были видны не до конца зажившие порезы, которые Гермиона нанесла себе прежде.

Что он натворил? Да, он уберег ее от более страшной участи, но все же следы его жестокости на ее коже пугали. Гермиона, изможденная, лежала, забывшись тяжелым сном, как всегда после того, как ее выпускало из своих когтей проклятие.

Северус устал. Его угнетала мысль о том, что всю сегодняшнюю работу придется переделывать, и он невольно кинул взгляд в окно. Бледный месяц в темном небе, казалось, издевался над ним, кричал: «Сдавайся! У тебя не получится!».

С мрачной решимостью Северус вернулся в лабораторию и начал приготовления. Все еще клокочущую в нем ярость он заглушил стаканом вина. Так, по крайней мере, его движения станут чуть медленнее. Как раз настолько, чтобы не раздавить пальцами хрупкое стекло.

* * *

— Все… совсем плохо?

Северус оглянулся и увидел стоящую в дверях Гермиону. Она была бледна, и на ее лице явственно читалась вина. Гермиона понимала, что натворила.

Голубоватый кровоподтек у нее на лбу напоминал о том, что натворил он.

Северус запустил волнограф и со вздохом обернулся к ней.

— У меня уйдут сутки на то, чтобы повторить образец, — просто ответил он.

Гермиона побледнела еще больше и подошла к столу, на котором лежали осколки. Она взяла несколько осколков в руки.

— Их можно как-то починить? Репаро? — тихо спросила она.

Северус горько рассмеялся.

— Невозможно. Ты весьма постаралась.

Она вздрогнула и уронила осколки.

Северус заметил, что Гермиона, очевидно, порезалась, так как внимательно рассматривала палец, на котором выступила капля крови.

— Покажи, — рыкнул он и схватил ее за руку.

Гермиона испуганно отшатнулась, и он сообразил, что она вспомнила, как он с ней обошелся.

— Гермиона, прости... — начал он.

Но она лишь покачала головой.

— Не извиняйся. Я веду себя ужасно в эти минуты, и у тебя не остается выбора.

Она протянула ему руку. Северус понял: она хотела показать, что не боится его.

Он осторожно взял ее руку и осмотрел крошечный порез.

— Ничего страшного. Завтра не останется и следа, — пробормотал он и взглянул на ее лоб. — Правда, шишка никуда не денется. Жаль, что я не могу свести ее магией.

Северус подавил желание провести по шишке пальцем. Сумасшествие. Это лишь причинит Гермионе боль и ничем не поможет. Внезапно он осознал, как близко она стоит — так же, как всего несколько часов назад. И все же это было совсем по-другому. Если бы она прикоснулась к нему, как тогда...

Северус поспешно отпустил руку Гермионы и отвернулся к столу. Гермиона села на диван.

Северус охотнее всего пошел бы спать, но ведь она ждала. Ждала утешения и заверения, что он не сердится из-за происшествия во время приступа.

Чтобы потянуть время, Северус налил в два бокала вино и лишь потом сел рядом с ней.

Он колебался, прежде чем откинуться на спинку дивана. Гермиона снова прижмется к нему, как обычно. Но в его памяти слишком свежо было воспоминание о ее поведении сегодня вечером. Он еще помнил ощущение ее руки на своей коже...

Если он сегодня обнимет ее, то будет думать совсем не об утешении, а о том, другом прикосновении. Не о жертве проклятия, а о Гермионе, которая теперь ждала и так тепло смотрела на него...

* * *

Ясное небо, столь страстно проклинаемое Северусом накануне за то, что на нем виднее был растущий месяц, Гермиону радовало: можно было продолжить прогулки по пляжу.

Море шумело. Было что-то странно успокоительное в том, что этот шум будет продолжаться вечно, что бы ни случилось с Гермионой. Она уже перестала давать себе обещания. Всего через десять дней проклятие станет необратимым. И, возможно, она сама вчера приложила руку к тому, что Северус не успеет спасти ее.

Сегодня она начала писать близким письма, которые следовало отправить, когда ее не станет. Мысль о боли, которую причинит им известие о ее смерти, очень удручала Гермиону, и она старалась вложить побольше утешения в слова. Они не должны горевать — это еще больше усложнит все. На секунду закралась идея еще раз увидеть их, но Гермиона быстро откинула ее. Ей понадобятся все силы для себя. К тому же она не одна...

Ее взгляд метнулся к темному силуэту рядом. Она уговорила Северуса сопровождать ее, так как ему все равно нечем было заняться, пока волнограф не закончил работу, и она видела, как его убивает вынужденное безделье.

Вчера он далеко не сразу успокоился настолько, чтобы она смогла прижаться к нему, как раньше. Может быть, это казалось смешным, но ей необходимо было убедиться, что Северус не злится на ее. Вспоминать о приступах по-прежнему было страшно, но она уже начала привыкать к голосам и больше не боролась с ними.

Ей так нужны были эти минуты близости, чтобы снова увериться: голоса лгут. Никто не желал ей смерти и не думал, будто она это заслужила.

И все же смерть придет. Раньше, чем Гермиона полагала...

— Что ты сделаешь с моим телом? — спросила она и заметила, как Северус вздрогнул.

Он остановился и посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

— Ты не умрешь, — отрезал Северус, поглубже засунув руки в карманы куртки.

— Незачем притворяться! Я хочу... я должна знать...

Северус пошел дальше, и Гермионе пришлось поторопиться, чтобы нагнать его.

— Северус, пожалуйста!

Он остановился и резко обернулся.

— И что ты хочешь услышать? — раздосадованно рявкнул он. — Что я закопаю тебя в саду?

Гермиона прикусила губу и задумалась. Что она хочет услышать?

— Просто... Это ужасно, что после меня что-то останется. Я уйду, а тело останется. Почему? Почему оно просто не исчезнет, когда станет мне не нужно? Я не хочу, чтобы оно осталось!

Она ничего не могла с этим поделать. Это звучало глупо, но мучило ее.

— Я знаю, это всего лишь оболочка, и потом мне будет совершенно все равно, что с ней случится. Но сейчас-то мне не все равно, — попыталась она объяснить. — И почему в смерти столько неопределенности? Когда начинается приступ, мне все равно, больно или нет, я просто хочу, чтобы эта мука закончилась. Но когда я в сознании, мне страшно. Я не хочу умирать! И не хочу боли. Я не желаю медленно умирать, вскрыв себе вены. Это, наверное, ужасно — наблюдать, как постепенно утекает жизнь... И когда уже ничего будет не изменить... я уйду, а тело останется...

Гермиона обхватила себя руками, чтобы подавить дрожь, прошедшую по телу после высказанных слов, которые она так долго носила в себе.

Северус нахмурился и посмотрел на Гермиону, словно увидел ее впервые.

— Безумие, да? — тихо сказала она. — Но я...

— Я понимаю, — прервал он ее. — Я думал так же. Ты знаешь о зелье, которое я изобрел. Оно дарит легкую смерть и полностью растворяет тело. Обо мне некому позаботиться после смерти, а мысль, что мое тело неделями или месяцами будет разлагаться, пока его не найдет какой-нибудь забредший в мой дом пастух, не особенно мне нравилась. Я хотел окончательно исчезнуть из этого мира, и поэтому придумал свое зелье...

Северус замолчал и, казалось, боролся с собой.

— И хотя это бессмысленно, поскольку никогда не произойдет, обещаю, что, если понадобится, я дам тебе его выпить.

Странным образом это ее тронуло, и Гермиона сглотнула комок, внезапно вставший в горле. Северус предлагал ей выход!

— А ты? — прошептала она.

Он безрадостно улыбнулся.

— Могу сварить его заново, когда потребуется. Это просто отсрочка.