Танатос (гет)

Вот, значит, каково это — быть мертвым. Гермиона ничего не чувствовала. Слишком ужасной оказалась правда, и ее сознание отрешилось от всего. Гермионе очень хотелось, чтобы это состояние продолжалось вечно и она так бы и пребывала в своеобразной спячке, пока Танатос не закончил бы свое черное дело и подарил ей покой.

Но с наступлением утра прошла и апатия. Гермионе, к сожалению, не удалось ее сохранить, потому что внутри бушевало столько разных чувств, что они смешивались в ровный гул, похожий на многоголосый шепот толпы. И вот из этого сплетения эмоций выкристаллизовалась одна: яркая, пылающая. Гермионе чуть не стало плохо от захлестнувшей ее волны ярости, поглотившей все прочие чувства.

Как же хотелось вырваться отсюда! Сбежать из этого дома, где она заперта вместе с виновником ее бед. Долго не раздумывая, она поддалась импульсу, гнавшему ее из этого места. Куда угодно, лишь бы не здесь, где сам воздух отравлен присутствием Снейпа.

Схватив из одежды первое, что попалось под руку, Гермиона прокралась через темный безмолвный дом к выходу. Не раздумывая взялась за ручку, но дверь не открывалась. Но ведь Северус уже несколько недель назад снял заклинание, почему же не получается выйти?

— Я обновил заклинание, — раздался голос из темноты. Гермиона обернулась и разглядела смутный силуэт на диване. В ней вновь вскипела ярость.

— Выпусти меня!

— Еще рано. Я отпущу тебя, когда проклятие снимется, но до тех пор ты останешься здесь, — Северус говорил усталым, но твердым голосом.

— Не хочу! Не хочу оставаться с тобой, не хочу тебя видеть! — закричала она.

— Гермиона, ты умная женщина, а ведешь себя, как испуганный ребенок. Если ты уйдешь, то не останется никакой надежды. Ты понимаешь теперь, почему только я могу тебе помочь. Я — монстр, который придумал это проклятие. Прошу: не сдавайся! Тебе не обязательно смотреть на меня или разговаривать со мной. Останься и позволь мне продолжить работу. Затем можешь делать все, что хочешь.

— Например, сдать тебя в Аврорат? — вызывающе спросила она.

— Например, — устало кивнул Северус.

Гермиона задумалась. Уйти действительно было бы безумием. Она хотела жить, и ей нужна помощь Северуса. Значит, придется остаться...

— Когда я уйду, то заберу с собой твой флакон, — наконец сказала она. Раньше она намеревалась забрать его, чтобы спасти Северуса. Гермиона ни секунды не собиралась исчезнуть после снятия проклятия и оставить его одного. Но теперь она изменила свое решение. — Ты не должен иметь возможности так легко избежать наказания.

Северус вздохнул.

— Хорошо.

Не произнеся больше ни слова, Гермиона вернулась в свою комнату.

* * *

В этот день Гермионы только по необходимости выходила из комнаты и при этом старательно избегала Снейпа.

Она продолжала писать. Она должна попрощаться с дорогими ей людьми перед тем, как выпьет яд. Гермиона уже закончила письмо родителям и собиралась положить его в конверт, когда раздался стук в дверь.

Когда Северус вошел, так и не дождавшись разрешения, Гермиона по-прежнему не смотрела на него. Она и так знала: начинается время Танатоса. И с радостью ощутила знакомое опустошение и чувство безнадежности, нашептываемое голосами. Зачем бороться?

— Хочешь видеть, как исполнится то, что ты задумывал?

В первый раз за день она посмотрела ему в лицо. Как она могла найти его привлекательным? Снейп был бледным и погасшим, со сжатыми в тонкую линию губами.

— Дай мне нож, и все закончится. Ты же об этом мечтал? — выплюнула она.

По бледному лицу скользнула боль, но Гермионе было все равно.

— Я никогда не хотел убить тебя, — беспомощно отозвался Снейп.

— Меня или Джеймса, какая разница? Нас можно легко поставить на одну доску. Джеймс мешал тебе, потому что ты хотел Лили, а я стою на твоем пути, потому что ты хочешь смерти. Видишь письмо? Это родителям. И там написано, что меня больше нет. Я ничего не рассказала им, даже не упомянула твое имя. Никто не узнает, что ты виноват. Просто закрой глаза, и тебе самому не придется потом стыдиться. Ты всю ночь не спал, чтобы не дать мне сбежать. Это нормально, если усталость возьмет свое...

Гермиона начала потихоньку приподниматься со стула. Снейп не пошевелился. Может, он наконец-то позволит ей?..

Но она тут же почувствовала его руки на своих плечах, и Снейп усадил ее обратно.

— Не прикасайся ко мне! — закричала она, стараясь вырваться. — Я никогда больше не позволю прикоснуться ко мне, слышишь? Ты отвратителен!

Она хотела еще многое сказать. Насладиться выражением страдания на его лице. Причинить столько боли, сколько он причинил ей. Но к ней уже подкралась спасительная темнота, окутывая сознание.

* * *

Чертыхнувшись, Северус вытер лужицу, натекшую со стеблей кармелина. Он стал слишком рассеянным. Еще никогда не было столь необходимо сосредоточиться, но Северус не мог выкинуть из головы отвращение, написанное на лице Гермионы. И полные презрения слова, брошенные ею, когда он прикоснулся к ней. Конечно, она права. Он сам знал это лучше кого бы то ни было. И все же желал, чтобы для него не было столь мучительным слышать такое от нее.

Гермиона избегала его. Так и должно быть, пока он не найдет противоядие и она сможет уйти, чтобы жить так, как хотела.

Это даже успокаивало. Все станет как прежде. Не лучше, но, по крайней мере, к той боли он привык. И не хотел испытывать новую.

Северус почти не видел Гермиону весь последующий день. Только вечером она вышла из комнаты и села на диван, не глядя на Снейпа. Проклятие заставило ее перестать делать вид, будто Северуса не существует.

— А вообще, почему ты еще здесь? — задумчиво спросила Гермиона, повернувшись к нему. Это снова был Танатос, но Северус странным образом даже обрадовался, что она хотя бы разговаривает с ним. Молчание тяжело давило на него весь день.

— Я здесь живу, — ответил он и начал давить ягоды тиса.

Она сухо рассмеялась.

— О нет. Это нельзя назвать жизнью. Ты, может, и существуешь, но это лишь короткая остановка на пути к Лили. Что стало с твоим намерением наконец-то присоединиться к ней? С намерением, которому я, увы, мешаю? У тебя есть яд... Чего ты ждешь?

Северус оторвался от работы и увидел опасное мерцание в глазах Гермионы.

— Об этом предоставь думать мне, — холодно отозвался он.

Она немного помолчала, а затем продолжила говорить мягким, сострадательным голосом, от которого мурашки шли по коже.

— Знаешь, я понимаю тебя. Что тебе еще осталось? Ты дал обещание, ты его выполнил — по-моему, пора уходить. Ты же не хочешь и дальше оставаться в мире без нее. Страшная боль, с которой ты жил столько лет, которая сделала твое сердце пустым и холодным, искупила твои ошибки. Сын Лили жив, и это лучшее, что ты для нее мог сделать. Уверена, она оценит...

Северус старался не поддаваться на убаюкивающее звучание голоса. Не замечая, что делает, он давил ягоды до состояния пюре. И продолжал орудовать пестиком, потому что знал: как только он остановится, у него задрожат пальцы.

Гермиона тихо рассмеялась.

— Ты ведь знаешь, что я права. Тебя ничто здесь больше не держит. Ты расплатился сполна, и мне ты ничего не должен. Ничего! Наконец-то, после того как ты столь долго был марионеткой, пришло время решать самому. Северус, ты это заслужил! Давай же!

Северус знал, что проклятие говорит ее устами, но не мог не прислушиваться. Ведь она была права! Он сам спрашивал себя, почему он еще здесь. Если бы не Гермиона, он давно бы обрел покой. Какая заманчивая мысль. Что его удерживает?

Он посмотрел на нее и заметил довольную ухмылку, скользнувшую по лицу Гермионы.

Нет! Он не даст ей победить так легко. Проклятье, он хотел, чтобы она жила, а если это означает для него отсрочку, что ж, он привык поступаться своими желаниями.

— Мне кажется, я слышу, как она зовет тебя, — прошептала Гермиона, пристально глядя на него. — Она жаждет сказать тебе, как благодарна, что ты спас ее сына. Неужели ты не слышишь? Иди к ней, Северус, это так легко. Один глоточек... — она уже встала с дивана и приблизилась к нему.

— Прекрати! — зашипел Северус, выронив пестик из дрожащих пальцев.

— Ты можешь совершить то, к чему так давно стремишься, — выдохнула она Снейпу на ухо. — Я не стану удерживать тебя.

Северус медленно повернулся к ней и встретил ее взгляд. Гермиона смотрела на него горящими глазами, слегка приоткрыв рот в напряжении.

— Я имею полное право распоряжаться своей жизнью, — тихо произнес Северус.

Глаза Гермионы сверкнули, и она едва заметно кивнула.

— Да, Северус. Наконец-то, столько времени себя...

— Полагаешь, я позволю решать тебе? — с этими словами он выпрямился и язвительно усмехнулся. — Не пытайся манипулировать мной, Гермиона! Уверяю, я намного опытнее тебя!

Она посмотрела на него застывшим взглядом, а потом развернулась и ушла в свою комнату, с грохотом захлопнув дверь.

Северус оперся обеими руками на стол и потряс головой, пытаясь отдышаться.

Он никому не позволит решать, когда ему уходить!

Затем выпрямился и поспешил в ее комнату. Возможно, приступ еще не прошел, нельзя оставлять Гермиону одну. Увидев, что происходит, Северус понял, насколько был прав.

Каким-то образом Гермионе удалось схватить одну из пустых пробирок, которую она разбила и теперь пыталась порезать кожу на запястье так, чтобы добраться до артерии. Она не торопилась и с каким-то отталкивающим, болезненным восхищением наблюдала, как кровь стекает тонкими струйками с ее руки.

Северус тотчас же оказался рядом с ней и отобрал осколок.

— Думаешь, я так быстро сдамся? — бросил он, крепко удерживая ее.

Гермиона попыталась вырваться.

— Не мешай мне! — закричала она. — Мы оба освободимся! Проклятье, я больше не могу это выносить! Не могу! Не хочу!

Ему пришлось ждать, пока она не потеряет сознание, прежде чем он смог обработать раны. Кровь текла сильнее, чем обычно, и Северус наложил тугую повязку. Через пару часов придется снова ее проверить.

* * *

Когда Северус позже зашел в комнату, Гермиона уже проснулась и лежала в постели.

— Надо сменить повязку, — тихо сказал он и показал бинты, словно в доказательство.

Она равнодушно протянула руку. Когда Северус начал разматывать ткань, Гермиона не вздрогнула, даже не посмотрела на него. Просто безучастно лежала на кровати и позволяла делать ему свое дело.

Было ужасно видеть ее такой. Он легче переносил ярость Гермионы, чем эту апатию.

Словно желая противостоять безучастности, Северус не лег спать, а направился в лабораторию, чтобы смешать остальные пробы. Он проверил уже практически все возможные составы и комбинации. Но без последней неопознанной субстанции он не добьется успеха. Проклятия, вложенные в зелья, легко снять, но сначала нужна основа! Это сводило с ума. Северус был так близок к разгадке и все же ничего не мог сделать.

Северус знал, как он действует, когда изобретает зелья, и постарался думать так, словно еще раз собирается создать это проклятие. Он хотел вспомнить ту ненависть к Джеймсу, которая пронизывала его, когда он сотворил Танатос, но у него не получалось. И тогда Северус осознал, что ненависть, которую он лелеял долгие годы, ушла. От нее осталась лишь пустая скорлупа, бледное напоминание, не вызывающее особых чувств. Он взрастил эту ненависть, чтобы отвлечься от любви к Лили, так казалось проще. Однако теперь его заполнило новое чувство, и оно было настолько всепоглощающим, что у Северуса перехватило дыхание.

Отчаяние.

Неужели он обречен нести смерть дорогим ему людям? Северус никогда не желал смерти Лили и никогда не хотел убить Альбуса, но это произошло. И теперь растущая луна напоминала ему, что Гермиона тоже умрет, если он не успеет найти противоядие. Эта мысль сводила с ума.

В его жизни подобное уже было. И теперь Северусу казалось очень символичным, что сегодня тридцать первое октября — день смерти Лили. Самый черный день его жизни. Последние двадцать лет Северус проводил его за просмотром колдографий Лили и чтением ее писем. Порой сливал в думосброс редкие счастливые воспоминания, чтобы окунуться в них.

Но сегодня придется нарушить традицию. Северус говорил себе, что время на исходе, но знал сам, что лжет. Он приготовил столько проб, что ничего не мог делать в следующие двенадцать часов, кроме как ждать результатов волнографий. К тому же он был настолько измотан, что наделал бы ошибок, продолжив работать с компонентами. Этого он не мог себе позволить.

Северус достал последнюю бутылку вина. Это напомнило, что скоро придется выйти из дома — их припасы подходили к концу.

Их припасы... Когда из «его» они стали «их»? Незачем об этом задумываться — Гермиона никогда не станет частью его жизни, даже если ему удастся победить проклятие.

Теперь он понял, почему не хотел посвящать это вечер памяти Лили. Он не мог думать о ней. Другая картинка вставала перед его глазами.

— Ты плачешь о ней или обо мне?

Северус резко провел рукой по лицу, стирая слезы, которых он даже не почувствовал.

— Чего ты хочешь? — хриплым голосом спросил он, не оборачиваясь. Одним глотком опустошил бокал, чтобы смягчить горло. — Проверить, не валяюсь ли я мертвым в углу? Ведь мне же безразлично, выживешь ли ты!