Танатос (гет)

Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие — пять стадий принятия смерти. Элизабет Кюблер-Росс

Пролог

Боли не было. Он лежал на пыльном полу и чувствовал, как вытекает жизнь, капля за каплей. Его веки закрылись сами собой. И последнее, что он хотел бы увидеть в конце, — ее глаза.

Воспоминания, отданные Поттеру, как и многие другие, стремительно проносились в голове. Он не мог управлять ими: не хватало ни сил, ни воли. И больше не чувствовал свое тело — оно наполнилось бесконечной легкостью. Он даже не знал, где находится: все еще лежит на полу или уже парит в небесах? Ему было все равно. Ее глаза — последняя нить, которая привязывала его к этому миру... И она таяла, а мир вокруг погружался в непроницаемую черноту.

Он парил вне времени и пространства. И все же видел там свет. Красноватое тепло, которое двигалось к нему.

Мягкий свет питался темнотой. Странный шум разрушил тишину.

— Он приходит в себя! — раскатистый мужской голос оскорбил его слух.

И нежный красноватый свет превратился в ослепительный ад, когда он принудил себя открыть глаза.

И увидел лицо. Голубые глаза...

— Профессор Снейп? Вы понимаете, где вы?

Северус никогда не думал и не представлял себе мир после смерти, но все же бородатый молодой человек, обратившийся к нему, совершенно не казался потусторонним.

Значит, он еще жив.

Проклятье!

Один

Гермиона не имела никакого понятия, что находится в посылке, которую она забрала из почтового отделения на Диагон-аллее. Штамп свидетельствовал о том, что доставить ее адресату должны были еще два года назад. Женщина, передавшая эту посылку Гермионе, говорила, что почтовые отправления не доходят до адресата только в том случае, если гибнет сова, а это бывает очень редко. Посылку кто-то нашел и отдал в то самое отделение, откуда Гермиона ее и забрала. На конверте значилось лаконичное: «Гермионе Грейнджер, Хогвартс». Надпись истерлась, даже оберточная бумага сильно пострадала. Где же эта посылка пролежала последние два года? И, что еще более важно, кто ее мог отправить?

Она аккуратно обходила лужи, разлившиеся на тротуаре. В них плавали в них желтые листья, и снова пахло дождем, хотя солнечные лучи пытались пробиться сквозь сырость и осветить холодные дни октября. Однако облака все плотнее затягивали небо, нависали темным свинцовым пологом, полным воды.

Гермионе было абсолютно все равно, идет дождь или нет. Сегодняшний рабочий день — последний рабочий день в Министерстве перед отпуском — она хотела выкинуть из памяти и не возвращаться в свой кабинет долгие четыре недели. Гермиона почти ликовала — она на самом деле нуждалась в отпуске. Но сильнее ликования оказалось отчаяние, возникшее в душе при мысли о том, что этот отпуск ей суждено провести в одиночестве. Рон так и не понял, что Гермионе нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах к нему. Рон многого не понимал...

Сумка с посылкой цеплялась за ноги, когда Гермиона неосознанно ускоряла шаг. Уж слишком любопытной она была, и так хотелось поскорее узнать, что же находится в загадочной посылке. Была бы дома — мигом бы распаковала.

Кто мог это прислать? Ее родители? Больше никто не мог отправить посылку ей в школу.

Хогвартс...

Она закончила учиться, кажется, давным-давно, целую вечность назад, хотя прошло всего лишь два года с той секунды, как двери старого замка окончательно закрылись за ее спиной. Воспоминания о Великой битве не давали спать. И Гермиона, не в силах уснуть, старалась доставать из глубин памяти иные образы Фреда, Ремуса, Тонкс и многих других. Видеть их бледными и безмолвными в Большом зале было так больно. А ей хотелось, чтобы они оставались живыми хотя бы в ее воспоминаниях.

Выпускной экзамен Гермиона вместе с Гарри и Роном сдавала в Министерстве, и там же продолжила образование — занялась защитой и надзором за магическими существами.

Не вспоминать об этом! Теперь все это в прошлом.

Упакованные чемоданы — первое, на что наткнулся взгляд, когда она вошла в свою квартиру. Здесь Гермиона жила уже год, но до сих пор наслаждалась простором обеих комнат. Дни, проведенные в палатке, на ее взгляд, были ужасными. Нельзя сказать, что она слишком стремилась к комфорту, без которого пришлось тогда обойтись, но тем не менее ей не чужда была любовь ко всему мягкому и девчачьему. А здесь прежде всего нашлось место для ее книг. Везде, где не висели фотографии семьи и друзей, красовались книжные полки.

Скоро она возьмет свои чемоданы и сосредоточится на маленьком коттедже в горах... Она никому не оставила адреса. И там, наконец-то, обретет долгожданный покой.

Гермиона поставила бандероль на большой круглый обеденный стол в гостиной и взяла ножницы. Очень осторожно разрезала оберточную бумагу и гнилые веревки, раздвинула их и увидела деревянную шкатулку. В ее крышку был врезан замочек. Гермиона подняла крышку: в шкатулке лежало что-то, завернутое в коричневую упаковочную бумагу. Недолго думая, она развернула обертку. И недоуменно наморщила лоб, глядя на нож, обнаруженный там. Повертела его, чтобы получше рассмотреть — серебряный кинжал, созданный великим мастером. Виртуозно выгравированные змеи, казалось, скользили по лезвию, а рукоять была инкрустирована кроваво-красными камнями.

Кто мог отправить ей этот кинжал два года назад? Гермиона тщательно обследовала оберточную бумагу, но нигде не нашла ни адреса отправителя, ни клочка бумаги с любым объяснением.

Внезапно кинжал вспыхнул и обжег ей руку. Гермиона испугалась, выронила его и торопливо осмотрела ладонь. На какие-то доли секунды ей почудилось, что это контур змеи на лезвии загорелся огнем, но все исчезло так же быстро, как и появилось. В то же время на руке не осталось ни пузырей от ожога, ни даже покраснения или боли — обычная светлая мягкая кожа.

Казалось, огромное облако закрыло солнце — так темно стало вдруг в комнате. Все краски потускнели, словно кто-то набросил на предметы черное покрывало. Шум становился все громче, отдаваясь стуком в ушах. Многоголосый шепот слышался то тут, то там, но Гермиона не обращала на него внимания. На ковре перед нею лежал, маня серебристым светом, оброненный кинжал.

Она взяла его в правую руку и, не раздумывая, вытянула левую, обнажив запястье. Не медля ни секунды, она с силой провела холодным острым кинжалом по коже, чуть выше основания большого пальца. Со вздохом облегчения Гермиона увидела, как темно-красная кровь стекает по руке.

* * *

Гермиона просыпалась, постепенно возвращаясь в реальность. Сначала включился разум, тело же оставалось тяжелым и как будто совсем чужим.

Что же произошло?

Она помнила, как вышла из Министерства, побывала в почтовом отделении на Диагон-аллее и быстро пошла домой, чтобы поскорее распаковать полученную посылку. И что дальше?

Она лежала на чем-то мягком и теплом. Негромкое потрескивание поленьев щекотало слух, также как и тихое дребезжание и постукивание.

Гермиона чувствовала себя такой разбитой, что тяжело было даже просто уследить за ходом собственных мыслей. С большим трудом она открыла глаза. Взгляд уперся в белый относительно низкий потолок, пересеченный тонкими черными рейками. Голова была словно чугунная, но все же Гермиона краем глаза смогла рассмотреть, что лежит на диване. Слева располагался камин, отблески пламени ложились на стены. Уже достаточно стемнело, и на потолке комнаты танцевали беспокойные тени.

Справа кто-то возился, оттуда же доносился этот странный шум.

Наконец Гермиона смогла хоть чуть-чуть повернуть голову, чтобы лучше осмотреть внутреннее убранство комнаты. На большой темной полке, занимавшей почти половину помещения, стояли книги и свитки, а также множество разнообразных стеклянных сосудов. Тонкие колбы вытянулись рядом с пузатыми ретортами, подписанные металлические банки разного размера разместились аккуратным строем на верхней полке. Перед этим массивным шкафом стоял широкий и длинный стол. А на нем в строгом порядке — весы, котлы и прочее, что имело отношение к зельеварению.

И теперь она рассмотрела еще и мужчину, колдовавшего над всеми этими котлами — Северуса Снейпа.

Он, казалось, даже не осознавал, что Гермиона пришла в себя и наблюдает за ним. Не обращая внимания на лежащую на диване девушку, Снейп снял с полки одну из небольших банок, зачерпнул оттуда несколько ложек коричневого порошка и высыпал на латунную чашу весов. Сосредоточившись, Снейп отмерил несколько граммов и ссыпал в один из кипящих котлов. А потом схватил перо, чтобы сделать отметку в книге.

Что он делает? И как она оказалась здесь?

Гермиона не видела профессора с тех пор, как доставила его в отделение Святого Мунго. Когда кончилась Великая битва и Гарри коротко пересказал ей и Рону воспоминания, переданные Снейпом, она сломя голову помчалась в Визжащую хижину, решив отдать дань уважения человеку, которого они считали предателем. Гермиона собиралась перенести его в Большой зал к телам тех, кого они потеряли в этом сражении. Он заслужил это. И она очень испугалась, поняв, что ее бывший преподаватель зельеварения все еще жив. Кровопотеря и яд Нагайны сделали свое черное дело: Снейп находился почти на грани смерти. Но все же его можно было спасти.

Гермионе некогда было размышлять — она почти без раздумий аппарировала в Мунго, чтобы перепоручить умирающего волшебника опытным целителям. А когда вернулась в Хогвартс, рассказала все друзьям.

Гарри очень удивился, узнав, что Снейп еще жив. Гермионе пришлось упрашивать друга посетить больницу. Она считала, что, если они поговорят, это многое прояснит. Но и с той, и с другой стороны натолкнулась на яростное сопротивление. Снейп вообще не хотел, чтобы его навещали. А она не чувствовала себя настолько обязанной, чтобы беспокоиться о нем. Короткое сообщение в «Пророке» информировало читателей о том, что Северус Снейп пережил войну, с него сняты все обвинения и он сам изъявил желание удалиться из магического мира. Это стало последней весточкой о нем, но ей вполне хватило и этого. Он выжил, и Гермиона не собиралась с ним больше встречаться.

Как же она ошибалась!

Теперь он, кажется, заметил, что она шевельнулась. Снейп на мгновение оторвался от стола и быстро взглянул на нее. Ледяной взгляд черных глаз пронзил ее насквозь и опять скользнул на листы бумаги, испещренные записями.

— Уже проснулись, — скупо произнес он, даже не взглянув на нее. — Не пытайтесь искать свою волшебную палочку — она у меня. Заклятие долго не продержится, и скоро вы снова сможете говорить. Но пока я хочу наслаждаться тишиной. Прошу меня извинить.

Он снова вернулся к работе. Гермиона безумно хотелось закричать от возмущения, но изо рта не вырвалось ни звука. Она наблюдала, как Снейп совершенно спокойно вернулся к работе, словно это не он сам, не профессор Снейп, только что похитил бывшую ученицу и наложил на нее проклятие немоты.

Он сошел с ума? Что за сила управляла им, если он наслал на нее проклятие и похитил? Значит, он всех обманул? Остался Пожирателем Смерти и хотел отомстить ей за Волдеморта?

Гермиона не могла быть полностью уверена, что он остался тем же профессором, которого она знала на протяжении школьных лет, потому что даже тогда ей приходилось слишком часто менять свое мнение о нем.

Он не выглядел безумным. Гермиона следила за каждым его движением, предельно аккуратным и точным, как и на уроках зельеварения, — она помнила это. Казалось, Снейп почти не изменился. Он казался бледнее и как будто стройнее, чем раньше. Но это, наверное, потому, что он снял мантию и остался в обычном черном сюртуке и черных брюках.

Он что-то взвешивал, передвигал, снова и снова черкал что-то в записной книжке. Очевидно, Снейп работал над каким-то проектом, но Гермиона так и не смогла понять, зачем ему лишний свидетель.

Наконец, Снейп исчез из ее поля зрения. Она больше не ощущала его присутствия, и через открытую дверь не доносилось ни звука.

Гермиона попробовала медленно шевельнуть рукой и с облегчением обнаружила, что не связана. Тело все легче и легче отзывалось на малейшие движения и в конце концов Гермиона даже смогла сесть и оглядеться.

Она с любопытством рассматривала интерьер. Это была большая гостиная. Рядом с коричневым кожаным диваном, где лежала Гермиона, стояло кресло и маленький стол. Полки, висевшие на стенах, пустовали. Массивный обеденный стол расположился в окружении стульев, дальше — старинные напольные часы. И лаборатория, в которой она увидела Снейпа, когда очнулась. Из комнаты вели три двери. В одну только что вышел Снейп, другая, наверное, открывала дорогу в сад, ну а третья, по всей видимости, была входной.

Гермиона собрала остатки сил и направилась к третьей двери. Она не знала, чего от нее хочет ее бывший профессор, но и оставаться здесь, чтобы выяснить это, не собиралась. К тому же если он намеревался что-то обсудить, то вполне можно было встретиться как цивилизованные люди, а не устраивать ребячество с похищением.

Гермиона с трудом дошла до двери и схватилась за ручку, но повернуть ее не смогла. Замок не был заперт, но рука отказывалась подчиняться — прокручивалась вокруг ручки.

— Я так и думал, что вы попытаетесь сбежать, — его голос застиг ее врасплох.

Снейп прислонился к косяку и с ничего не выражающим лицом наблюдал за ее бесплодными попытками открыть дверь.

— Вы убедитесь, что вам ничего не поможет — я заранее наложил пару заклинаний, на тот случай, если вас посетит эта гениальная мысль.

Ее широко раскрытые глаза выразили панический ужас, а на его лице мелькнула улыбка.

— Я вам все объясню, но все же прошу немного терпения. Сядьте.

Гермиона проигнорировала протянутую руку и пристально посмотрела на него.

Он пожал плечами.

— Или оставайтесь стоять, мне все равно, — проговорил он и вернулся к столу.

— Что вам от меня надо? — внезапно сорвалось с ее губ. Заклятие безмолвия, наложенное Снейпом, окончательно спало.

Снейп внезапно замер и, прежде чем взглянуть на нее, глубоко вздохнул и отложил перо. Он рассматривал ее с непонятным блеском в глазах.

Гермиона невольно задрожала под этим взглядом и почувствовала себя совершенно беззащитной. Как она могла ему противостоять, если у нее не было даже волшебной палочки?

— Я спасаю вашу жизнь, — наконец мягко произнес он.

Два

Она хотела рассмеяться ему в лицо. Это же абсурд!

Но все же серьезный взгляд и стальные нотки заставили ее слегка задрожать.

— Что, простите? — наконец пробормотала Гермиона.

— Я спасаю вашу жизнь, — повторил он. — Кинжал, который вы получили сегодня, был проклят. Вы пытались перерезать себе вены.

Гермиона невольно взглянула на запястья, но там не было ни следа от порезов.

— Конечно, вы там ничего и не увидите, — фыркнул Снейп, наблюдая за ней. — Пришлось исцелить ваши раны, иначе живой я бы вас сюда не донес. Кроме того, я не хотел рисковать ковром, который оказался бы залит вашей кровью.

Он встал из-за стола, и Гермиона инстинктивно отступила. Однако Снейп и не думал приближаться: он сел в кресло, которое стояло рядом с диваном.

Он небрежно закинул ногу на ногу и стряхнул воображаемую пылинку с черных брюк.

— Вам действительно нечего бояться, — сказал он, даже не взглянув на Гермиону. — Я отвечу на все вопросы, и после этого вы можете идти на все четыре стороны.

Гермиона нерешительно остановилась на пороге.

Он сошел с ума — это же очевидно! Но все же она не чувствовала прямой угрозы. Нужно разузнать побольше, чтобы получше во всем разобраться.

«Поговори с ним!» — мелькнуло в голове.

— Где я? — спросила Гермиона.

— Вы в моем доме, мисс Грейнджер, — объяснил Снейп. — Я купил его и поселился здесь, после того как выписался из Святого Мунго. Это мой собственный маленький коттедж в весьма уединенном местечке.

Значит, отсюда очень трудно сбежать...

— Какое проклятие было наложено на кинжал? — произнесла Гермиона вслух то, что долго мучило ее.

— Танатос. И, полагаю, вам оно неизвестно, — Снейп вопросительно поднял бровь.

«Откуда бы мне знать про проклятие, существующее только в вашей больной фантазии?», — подумала она, однако лишь покачала головой в ответ.

— Я так и думал, — произнес он. — Вполне возможно, что вы удостоены сомнительной чести стать его жертвой. Проще говоря: оно заставляет человека, мага или маггла, лишить себя жизни.

И хотя Гермиона не поверила ни одному его слову, она все равно задрожала.

Он скользнул руками по подлокотникам, медля с ответом.

— Неужели вы забыли, в какие круги я был вхож? Это проклятие упоминали как весьма полезное средство, чтобы убирать неугодных людей. И, позволю заметить, убирать так, чтобы никто и не заподозрил насильственную причину смерти.

— Но почему его прислали именно мне?— Гермиона нахмурилась. — Темные времена миновали, кому была бы выгодна моя смерть?

— Вы забываете, что этой посылке уже два года, — возразил Снейп с тем же снисхождением, с которым когда-то разъяснял учебный материал. — Тогда многие нашли бы очень забавным, если бы подружка Поттера покончила с собой. Это сломило бы ваших друзей. Уверен, это посчитали бы приятным побочным эффектом зелья.

Гермиона задумчиво кивнула. Все это выглядело весьма логичным. Однако ей все же казалось, что она смогла бы обнаружить уязвимое место в этой истории. Но стоило ли обсуждать это с сумасшедшим? И ей не пришло на ум ничего лучше, чем спросить:

— Это вы мне прислали?..

— Нет! — перебив ее, прорычал Снейп. — Просто замечательно, что именно меня вы считаете отправителем. Но увы, ни тогда, ни сейчас я ничего вам не посылал.

Лишь мгновение Гермиона боролась с искушением сказать, что он безукоризненно сыграл свою роль, отрицая причастность к той посылке. Снейп действительно был великолепен! Но все же не стоило забывать, что он умудрялся водить за нос самого Темного Лорда, а для этого надо быть просто гениальным актером.

— Знаете ли вы, как снять проклятие? — Гермиона продолжала свои расспросы в надежде отыскать слабое место в его рассказе.

Он нахмурился.

— Антидота не существует, — в конце концов признал он. — Танатос не похож на обычные приклятия. Это что-то вроде умного яда, который распространился в вашем теле и начал контролировать его, после того как вы коснулись кинжала. Сегодня был первый приступ — вы истекали кровью на полу своей гостиной, где я вас и обнаружил.

Гермиона обхватила себя руками.

Но как-то же она сюда попала! Гермиона предполагала, что получила отравленный кинжал, ведь последнее, что она помнила, — как разрезала веревки, связывающие посылку и увидела его. Наверное, потом что-то оглушило ее. И она пролежала без сознания достаточно долго, чтобы Снейп мог беспрепятственно проникнуть в квартиру и похитить ее. Одна только мысль об этом ужасала.

— Как могло так получиться, что вы оказались в моей квартире? — Гермиона очень хотела, чтобы голос звучал твердо и изгнал липкую паутину страха из души.

Снейп тихо и невесело усмехнулся.

— За то, что я оказался поблизости, можете благодарить свою счастливую звезду. Я совершенно случайно увидел вас на Диагон-аллее и почему-то решил последовать за вами. Вы не открыли, когда я постучал, а из квартиры доносились странные звуки. С помощью волшебства я взломал дверь. Это оказалось совсем несложно, — Снейп пожал плечами. — То, что сегодня с вами произошло, — продолжил он, нагнувшись вперед и посмотрев ей прямо в глаза, — обязательно повторится. Полагаю, вы будете испытывать непреодолимое желание лишить себя жизни. И опасность кроется — как бы прискорбно это ни звучало — в вас самой.

По ее спине пробежал холодок, а внутри все сжалось от страха. Но они медленно приближались к самой интересной для нее части разговора.

— Почему вы держите меня здесь? — жалобно спросила Гермиона. — Вы же знаете, что со мной происходит. Отпустите меня, придумайте противоядие, и можете рассчитывать на мою признательность и благодарность.

— Мне не нужна ваша благодарность, — прошипел Снейп. — Я совершенно в этом не заинтересован. Я помогаю вам по одной-единственной причине. Поэтому я следовал за вами и нашел в полубессознательном состоянии, в крови, на полу вашей маленькой квартирки. И причина эта — мой долг перед вами. Вы вытащили меня с того света, и теперь я обязан отплатить тем же. Ненавижу быть в долгу у кого-то. Я спасу вас, и мы расстанемся навсегда. Вы сможете удалиться хоть на край света, и мы никогда больше не увидим друг друга.

Так вот в чем дело! Снейп держит ее здесь только ради того, чтобы избавиться от чувства долга? Гермиона облизала губы. Теперь она могла уповать на свои дипломатические способности. Теперь она могла бы договориться с ним. Наверное.

— Вам не нужно этого делать. Вспомните, сколько раз вы спасали наши жизни. Так что мы квиты уже давно.

С усталой улыбкой он глубже сел в кресло, с которого чуть не вскочил мгновение назад.

— Хорошо! Допустим, этого объяснения для меня вполне достаточно, и тогда вы можете идти куда глаза глядят. Но ответьте мне на один вопрос, — продолжил он после небольшой паузы. — Где, позвольте узнать, вы найдете волшебника, обладающего познаниями в зельеварении, темной магии и желанием помочь вам? Кто еще сегодня захочет связываться с запрещенными заклинаниями? Будет чрезвычайно сложно уговорить кого-нибудь помочь вам. К тому же это проклятие через один лунный месяц станет необратимым, а это значит, что вы подпишете сами себе смертный приговор.

Гермиона судорожно сглотнула. Своими словами Снейп разрушил ее уверенность и разбил все доводы.

— Но вы могли бы отправлять мне противоядие... — попыталась она еще раз.

Он с сожалением покачал головой.

— К этому зелью нельзя применять магию. А еще противоядие может активировать до сих пор интактные составляющие зелья, что осложнит нашу задачу. Вы понимаете? Сегодня мне пришлось воспользоваться заживляющим заклинанием и двойной аппарацией. Вам нельзя подвергаться воздействию магии. И на самом противоядии может отразиться применение волшебства.

Что за дьявольская смесь! Зелье, созданное из комбинации ядов и проклятий и восприимчивое к волшебству.

Гермиона вынуждена была признать, что вся эта история очень похожа на правду, однако мотивы Снейпа все равно пока оставались неясными.

— Что вам от меня нужно? — устало спросила она.

Снейп обреченно закатил глаза и глубоко вздохнул.

— Начнем с того, что это вам нужна помощь! Но мы оставим этот разговор до лучших времен. Вы останетесь здесь, пока я не найду противоядие. У меня есть комната для гостей — там вы сможете разместиться. Правда, до сегодняшнего дня там никто не жил: у меня не бывает гостей, — объяснил он, ухмыльнувшись. — Завтра я расскажу, как собираюсь снять проклятие, так как это единственное, что мне от вас нужно, даже если вы не верите ни одному моему слову, — добавил Снейп, прежде чем встать и указать на одну из дверей. — Пойдемте, я провожу вас в комнату.

Гермиона ломала голову, отчаянно пытаясь найти выход. Но ничего толкового не придумала. Да и мыслить рационально сил уже просто не было. Заклятие, которое ему пришлось наложить на Гермиону, чтобы перенести сюда, похоже, все еще действовало. Но разговаривать со Снейпом все равно бессмысленно — на каждое возражение у него находился достойный ответ. Гермионе не удалось бы перехитрить своего бывшего учителя — зря она понадеялась.

Ей надо сбежать отсюда как можно скорее!

Без волшебной палочки снять заклинания, удерживающие ее в этом доме, не было никакой возможности, однако так быстро она не сдастся. И прежде всего, позволит Снейпу думать, что полностью доверяет его словам.

Гермиона проследовала за ним в миниатюрную прихожую, из которой вело несколько дверей.

Одна была заперта, через другую можно было попасть на кухню, через третью — в ванную, а за четвертой скрывалась небольшая комната, где не было ничего, кроме кровати, комода, стула и чемоданов, которые Гермиона упаковала, собираясь в долгожданный отпуск.

При виде чемоданов она почувствовала некое спокойствие, однако вдруг ее осенило, что теперь ее искать уж точно никто не будет. Все, конечно, подумают, что она уехала отдыхать.

— Здесь несколько бедновато, — вмешался голос Снейпа в ее невеселые раздумья, — но если все получится, то вы не пробудете у меня слишком долго. К тому же ваши чемоданы уже распакованы. Спокойной ночи!

И он оставил Гермиону в одиночестве.

Три

Он закрыл за собой дверь. Отчаяние и какое-то странное веселье вдруг навалились на Гермиону.

И все же это не могло быть правдой! Ей было совершенно непонятно, зачем Снейпу держать ее здесь и для чего он сочинил эту странную историю.

Но, с другой стороны, несмотря на всю нелепость происходящего, Гермиона не ощущала опасности. Она не смогла открыть окно, сколько бы ни пыталась. Но — о чудо! — дверь, которая выходила в коридор, оказалась незапертой. Гермиона услышала тихие звуки, доносившиеся из лаборатории, — Снейп все еще работал.

Гермиона осторожно приоткрыла дверь и села рядом с ней на стул.

Конечно, она и не собиралась спать. Дождалась бы, пока ее бывший преподаватель уснет, осмотрела бы дом. И возможно, нашла что-нибудь, что позволило бы сбежать отсюда поскорее.

* * *

Она твердо решила не спать, но, вскинувшись, вдруг с ужасом поняла, что времени прошло явно больше, чем те несколько мгновений, на которые она позволила себе закрыть глаза.

Снаружи было еще темно, хотя свеча на прикроватной тумбочке почти догорела, а из-за окна доносилось пение птиц, которые приветствовали восход солнца. Безмолвие дома нарушалось лишь монотонным тиканьем напольных часов. Снейп еще спал.

Гермиона как можно тише выбралась из комнаты и на цыпочках прокралась мимо двери, за которой, как ей казалось, находится его спальня.

Солнце еще не взошло, и Гермионе приходилось идти наощупь. Она уже почти не верила, что сможет найти свою волшебную палочку. Продвигаясь в потемках по дому, она обнаружила маленькую ванную и такую же маленькую кухню, но все зря — скорее всего, Снейп спрятал ее палочку в своей спальне.

Разочарованная, Гермиона решила попытаться выбраться из дома, но с отчаянием обнаружила, что все двери и окна запечатаны заклинаниями.

«Даже окно на кухне запер!» — с негодованием подумала она и принялась рыться в кухонных шкафчиках — вдруг найдется хоть что-то, что можно будет использовать против Снейпа.

— Что вы ищете?

Она подскочила от испуга. Обернувшись, злобно глянула на Снейпа, который стоял, прислонившись к косяку, и почти с насмешкой наблюдал за ней.

— Я ищу кофе, не более того! У меня же нет волшебной палочки, — ядовито заметила она.— Иначе я воспользовалась бы «Акцио».

Он начал молча варить кофе для них обоих, словно и не слышал ее.

— Завтра можете приготовить сами, — сказал Снейп, подойдя к ней и протянув полную чашку горячего напитка.

«Завтра меня здесь не будет», — мелькнула мысль, но Гермиона промолчала и просто взяла предложенную чашку. Дождавшись, пока Снейп попробует горячий кофе, она жадно начала пить большими глотками. Без утреннего кофе она чувствовала себя неполноценным человеком.

— Вы помните, что произошло вчера вечером?— спросил Снейп после того, как кофе был выпит.

— Хм, секундочку... — задумчиво произнесла Гермиона, подняв глаза к потолку и приложив указательный палец к губам. — Вчера вы рассказали мне одну удивительную историю, которая может быть лишь плодом больного воображения. Речь шла о том, что на меня наложено проклятие, которое должно заставить меня совершить самоубийство. Но даже если этого не случится, то яд прикончит меня через месяц. В общем, в любом случае мне грозит смерть, верно?

— Через один лунный месяц, — добавил Снейп сухо. — Просто невозможно будет что-то сделать. Ваша тяга к суициду станет маниакальной. Но в остальном все правильно. И все же это не совсем то, о чем я вас спрашивал и что хотел услышать. Я думал, вы вспомните о произошедшем в вашей квартире. Надеялся, что к вам вернутся воспоминания о вчерашнем дне...

Очень удивившись, Гермиона пристально посмотрела Снейпа.

— Почему вы делаете это?— спросила она тихо, вместо того чтобы попытаться ответить на его вопрос. — Почему рассказываете мне все эти ужасы? Мы же оба знаем, что это неправда. Я не хочу лишать себя...

— Мисс Грейнджер, нам обоим было бы намного проще, если бы вы мне поверили, — резко перебил Снейп. — Я уже не тот отвратительный Пожиратель Смерти, каким вы считали меня раньше. Привыкните к этой мысли хотя бы на время, пока вы здесь. Давайте надеяться, что продлится это недолго.

Гермиона же надеялась, что время, проведенное в его доме, будет максимально коротким. Она собиралась улизнуть при первой же возможности.

Любопытно, но ее присутствие, казалось, мешало Снейпу. И зачем он ее похитил становилось все непонятнее. Каждый раз, когда его взгляд натыкался на Гермиону, Снейп казался удивленным, словно успевал забыть о ее присутствии.

Он не разговаривал с ней и даже старался избегать, но в замкнутом пространстве небольшого дома получалось это плохо. Скорее всего, он работал над чем-то очень сложным, проводил опыты и записывал полученные результаты. И хотя Гермиона до сих пор не поняла, что же он делает, она ни о чем не спрашивала. И для начала ограничилась наблюдением. Чтобы перехитрить Снейпа и выбраться из заточения, нужно отыскать хоть какую-то зацепку, какую-то его слабость. Конечно, этот план был не самым лучшим, но в ту минуту казался ей вполне реальным.

— Возьмите книгу и прекратите сверлить меня взглядом. Я не музейный экспонат, — фыркнул Снейп, когда она снова посмотрела на него.

— И откуда же, позвольте узнать, я должна взять книгу?— прошипела Гермиона и указала на многочисленные пустые полки в комнате. — У меня, между прочим, совсем не было времени собраться: вы меня оглушили и похитили!

Снейп удержался от ядовитых замечаний, но стиснул зубы, а вены на его шее набухли.

— Мои книги можете найти там, — зло ответил он и указал в угол комнаты, где были составлены большие коробки.— Выберете одну и оставьте меня, наконец, в покое. И даже не вздумайте загибать уголки страниц!

Гермиона пренебрежительно взглянула на него, однако пошла к коробкам и вытащила из верхней несколько книг.

— Я сказал: возьмите ОДНУ!— грозно сказал Снейп, после того как она положила на пол несколько фолиантов.

— Я не стану читать «1000 видов волшебных грибов», поэтому ищу что-то более занимательное, что отвлекло бы меня от моей трагической судьбы, — упрямо произнесла она.

Гермиона отметила про себя, что Снейп опять пропустил мимо ушей ее замечание, видимо, чтобы не спорить.

— Естественно, — ответил он с плохо скрытым отвращением в голосе. — Идите и разворошите мои личные книги.

— Спасибо, что разрешили. С превеликим удовольствием, — равнодушно ответила Гермиона и вернулась к поиску интересных книг.

Если бы обстоятельства складывались иначе, она чувствовала бы себя маленькой девочкой, которую на Рождество просто осыпали подарками. Среди книг из личной библиотеки Снейпа Гермиона отыскала те, что безуспешно пыталась найти уже давно. В первой коробке лежали тома по зельеварению, но их она перебрала очень быстро. Зелья никогда не были ее любимым предметом. Но, с другой стороны, в этих коробках лежали настоящие сокровища. Книги о Темной магии, часть из которых она видела в запретной секции библиотеки Хогвартса, по травологии, защите от Темных искусств — почти по всем предметам, которые они проходили в школе. Снейп обладал просто бесценной коллекцией. Она перелистывала страницы, пытаясь отыскать хоть какое-то упоминание о Танатосе, но ни на дюйм не приблизилась к разгадке.

И только в последней коробке она почти нашла то, что искала. Не о яде — о боге. В «Мифах Древней Греции» было написано о Танатосе. Боге смерти, брате Морфея.

На соседней странице была иллюстрация. Прекрасный юноша с темными глазами и большими черными крыльями за спиной смотрел вдаль, а в руках держал угасший факел. Сын ночи и мрака.

Гермиона заметила, что пока читала толстый фолиант, Снейп наблюдал за ней, но решила не обращать внимания. И он снова вернулся к своей работе.

Краем глаза Гермиона увидела, как он надел перчатки, достал кинжал, который она нашла в посылке, из какой-то емкости, наполненной прозрачной жидкостью.

— Вы взяли его с собой?— вырвалось у нее. Она задрожала, едва взглянув на этот кинжал.

Снейп поместил кинжал в другую чашу, также наполненную прозрачной жидкостью, и обернулся к Гермионе.

— Ну разумеется, я взял его с собой, — спокойно сказал он, слегка подняв бровь. — Как же я, по-вашему, должен выделять составные части яда, чтобы разработать противоядие?

Не в состоянии отвести взгляд от лезвия, Гермиона наблюдала, как Снейп поставил чашу на подставку и развел огонь.

— Я думала, что вы знаете это проклятие...

Он тихо засмеялся, но от его смеха зашевелились волосы на затылке.

— То, что я о нем слышал, не означает, что мне известны его составляющие. Я должен определить компоненты и лишь после этого смогу создать противоядие, — ответил он.

Гермиона прикусила губу и заставила себя отвести взгляд от кипящего котла.

— Как долго это будет продолжаться? — Она старалась, чтобы голос звучал равнодушно, желая скрыть страх, сковавший сердце.

— Не знаю, — просто сказал Снейп. — Но не больше одного лунного цикла. Либо я смогу к тому времени расшифровать этот яд, либо...

Снейп не договорил, но Гермиона и так знала, что он имел в виду. В ушах до сих пор эхом звучало страшное предсказание: когда закончится лунный цикл, она погибнет.

Гермиона раздраженно закатила глаза.

— Прекратите пугать меня, Снейп, — сердито проворчала она и снова вернулась к книге. Но с удовлетворением отметила, что он вздрогнул от такого непочтительного обращения.

Так ему и надо.

Четыре

Когда она открыла глаза, то почти сразу же вспомнила, где находится. Снаружи было темно, в доме — тишина. Значит, еще ночь. Гермиона медленно села и осмотрелась. Она не знала, как добралась до своей комнаты, и последнее, что помнила, — как углубилась в чтение книг Снейпа. Просто не смогла устоять. А теперь она лежала на кровати, полностью одетая — осознав это, она почувствовала облегчение. Наверное, он принес ее сюда.

Черт возьми! Она ведь хотела дождаться, пока Снейп уйдет спать, чтобы спокойно осмотреть дом. Но, как и вчера, внезапная сонливость опять перепутала все планы. Это просто смешно! Какое он имеет право держать ее здесь?!

Гермиона со вздохом пригладила волосы, как вдруг что-то заставило ее насторожиться. Она резко поднесла к глазам запястья, стараясь рассмотреть их в слабом свете луны.

Ее руки были перевязаны. Дрожащими пальцами Гермиона нетерпеливо отодвинула бинт и с ужасом обнаружила запекшуюся кровь.

Это уже слишком!

До сих пор она считала, что все это — лишь безобидное помешательство. Снейп, скорее всего, сошел с ума от своего затворнического образа жизни или укуса Нагайны, или еще по какой-то причине. И именно поэтому решил избавиться от своего одиночества, похитив ее. Она не ощущала, что ей грозит опасность, поэтому пропускала мимо ушей его тирады, не особенно вслушиваясь в смысл. Рано или поздно он сделал бы ошибку, и это позволило бы Гермионе убежать.

Хватит! Она не позволит причинять себе боль!

С этими мыслями она забралась с ногами на кровать и попыталась открыть окно, как и вчера. И снова не удалось — она смогла лишь обхватить оконную ручку, но рука словно онемела.

Разозлившись, она спрыгнула с кровати, схватила стул и со всей силы швырнула в окно.

Стул с грохотом рухнул на пол, а на стекле не осталось ни царапинки. Гермиона чуть не взвыла от разочарования.

— Что, черт возьми, это значит?

Снейп стоял в дверях, его глаза полыхали гневом. Голос же, напротив, был холоден как лед.

Она решилась в одну секунду: оттолкнув Снейпа, бросилась в прихожую. Его спальня! Там заклинание наверняка не действует.

Вломившись в спальню, Гермиона, даже не пытаясь открыть окно, швырнула в него стакан, стоявший на тумбочке, и с ужасом увидела, как тот отскочил от стекла.

Через мгновение она почувствовала, как ее грубо хватают за плечо.

— Прекратите рушить мой дом! — прошипел Снейп ей в ухо.

Гермиона на секунду закрыла глаза.

Он ведь всего лишь человек.

Она сжала кулаки и, размахнувшись, вмазала туда, где, как ей казалось, ему будет больнее всего.

Снейп со стоном осел, а Гермиона, не теряя времени, вырвалась из его рук и выскочила из комнаты.

В гостиной она испуганно огляделась.

Что делать? Как убежать отсюда? Он заколдовал и двери, и окна. Гермиона слышала, что Снейп, охая, тихо приближается, и в отчаянии попыталась укрыться за его лабораторным столом.

Его лицо побелело от гнева, а глаза метали молнии.

— Выпустите меня отсюда, или я разобью все реторты! — громко закричала она.

Гермиона видела, как Снейп сжимал и разжимал кулаки.

— Послушайте... — начал он удивительно спокойным голосом, в котором отчетливо слышались нотки с трудом сдерживаемого гнева.

— Не буду! — заорала она, схватив маленькую колбу, которая стояла на столе, и швырнула в стену.

Колба разлетелась вдребезги.

Он резко развернулся к стене и долго смотрел то на влажное пятно, то на осколки колбы на полу, прежде чем попробовал снова:

— Я лишь хочу помочь вам.

— Вы порезали мои руки... — ее голос дрожал от возмущения. — Вы сумасшедший! Откройте немедленно дверь, я ухожу!

Движением руки она смахнула со стола все, до чего дотянулась. Снейп попытался спасти хоть что-то, но было уже слишком поздно: все разбилось.

Жилка на его шее запульсировала, он вновь яростно сжал и разжал кулаки.

— Проклятие, прекратите это безобразие! — рявкнул он. — Вы сами нанесли себе раны, и я могу доказать это!

Она колебалась всего секунду, и он почти сразу же продолжил уже спокойнее:

— Попытайтесь вспомнить, что произошло вчера вечером. Не получается, не так ли? Я могу показать вам свое воспоминание в Омуте памяти.

Во взгляде Снейпа мелькнулочто-то повелительное, и Гермиона моргнула, чтобы не поддаться его влиянию.

Снейп шагнул ближе, но Гермиона, рванувшись, схватила новый фиал с полки за своей спиной.

— Стоять! — крикнула она. — Сначала снимите заклинание с двери, а потом поговорим!

С глубоким вздохом он указал волшебной палочкой на дверь и что-то пробормотал.

— Может, это докажет, что не я проклял вас, глупая девчонка! — проворчал он. — Я не причиню вам вреда. Будьте благоразумны и пропустите меня к полкам. То, что мне нужно, наверху.

Он указал на самую верхнюю полку, где стояла маленькая белая чаша. Гермиона медленно отступила. От входной двери ее теперь отделяло два шага, но Снейп не сводил с Гермионы глаз. Она лихорадочно пыталась вспомнить, что же произошло вчера вечером, но Снейп оказался прав: как будто из жизни выпали несколько часов. Осталось лишь смутное предчувствие чего-то и шепот... Медленно, шаг за шагом, она приближалась к выходу. Схватившись за ручку, рванула дверь на себя и с упоением вдохнула прохладный ночной воздух.

— Мою волшебную палочку! — потребовала она.

Снейп снова засмеялся тихим недобрым смехом.

— Вы явно считаете меня непредусмотрительным, — презрительно хмыкнул он. — Получите, если все-таки взглянете сюда.

С этими словами он поднес волшебную палочку к виску, аккуратно вытянул серебристую нить мыслей и опустил в чашу, стоящую на лабораторном столе. Он неохотно отступил, взглядом приглашая Гермиону приблизиться, и она шагнула к чаше, подозрительно глядя на Снейпа.

Он не обманывал. Ведь, имея волшебную палочку, давно мог сделать с Гермионой что угодно, а она без своей палочки даже выбраться отсюда не могла. И теперь она даже посмотрела бы в Омут памяти, если бы это помогло убежать.

Гермиона осторожно взяла чашу и сделала шаг в сторону еще открытой двери. Последний раз взглянув на Снейпа, который совершенно спокойно прислонился к противоположной стене, она склонилась над Омутом, стараясь не провалиться в воспоминания, а только всматриваясь в поверхность. Сначала она видела только неясные вихри, и лишь потом перед ее взором они начали складываться в более-менее узнаваемые образы. Она увидела эту гостиную и какую-то девушку... Это же она сама! Гермиона из воспоминаний сидела на полу рядом с коробками, заполненными книгами. Это она еще помнила. Девушка из воспоминаний просматривала фолианты, в поисках чего-то, что прояснило бы происходящее.

Так странно было смотреть на саму себя в чьих-то мыслях. Отражение в зеркале, даже видеозапись, когда отец снимал ее на камеру, нельзя с этим сравнить. Гермиона видела, как она сама, погруженная в чтение, автоматически время от времени поправляет непослушную прядь, падающую на лицо.

Скоро Гермиона перевела взгляд с себя самой на Снейпа, решив понаблюдать за ним: он сосредоточенно работал за лабораторным столом, его движения были быстрыми и точными.

Гермиона узнала кинжал, который ей прислали. Снейп окунул его в чашу с прозрачной жидкостью, наверное, водой, потом бережно вынул оттуда большим пинцетом, переложил в деревянную шкатулочку и тщательно запер. После этого перелил жидкость в колбу, закупорил, подписал ее и, поставив на стол, пошел к раковине, чтобы вымыть котел. Гермиона узнала эту колбочку. Сейчас она, разбитая на тысячу осколков, валялась на полу рядом с его лабораторным столом.

И снова Гермиона увидела саму себя.

Гермиона из прошлого неподвижно застыла и внимательно прислушивалась к чему-то.

— Мисс Грейнджер? — услышала реальная Гермиона приглушенный, как это обычно бывает в Омуте памяти, голос Снейпа, доносившийся от умывальника.

Однако Гермиона из воспоминаний, кажется, не слышала своего бывшего преподавателя, потому что даже не обернулась. Она встала и неуверенно пошла к входной двери. Открыть не получилось, и Гермиона из воспоминаний, развернувшись, побрела по комнате с ничего не выражающим взглядом. Снейп приблизился, внимательно наблюдая за ее движениями. Но времени, чтобы остановить ее, у него все равно не было. Гермиона из воспоминаний в мгновение ока схватила с полки первую попавшуюся реторту и, разбив ее, полоснула по запястьям.

Гермиона, дрожа, наблюдала за этим. Она видела, как Снейп подскочил, проклиная все на свете, отнял у Гермионы в прошлом осколок. Но это далось нелегко, потому что девушка в его руках, в которой Гермиона с трудом узнала себя, извивалась, кричала и отбивалась. По его искаженному болью лицу Гермиона поняла, что сегодня ударила его локтем не впервые.

Через несколько минут бушующая девушка потеряла сознание. Снейп перенес ее на диван и, нахмурившись, осмотрел кровоточащие раны. Он принес мазь, обработал порезы, перевязал их и лишь после этого пошел к своему столу, чтобы сделать заметки.

Усилием воли Гермиона вынырнула из Омута памяти. Она больше ничего не хотела видеть.

Пять

Вынырнув из Омута памяти, Гермиона притихла. Ну что ж, это что-то новенькое для последних двух дней.

Она долго сидела неподвижно и, казалось, ничего вокруг себя не замечала. Снейп знал, именно сейчас Гермиона пытается понять и принять то, что все его слова — правда. Почти все...

Ее руки начали медленно опускаться. И Снейп, испугавшись, что она выронит Омут памяти, подскочил к ней и подхватил чашу.

Гермиона удивленно моргнула, словно увидела его впервые. То, что она полностью все осознала, могло помочь ему. Но для нее это стало потрясением. Может, не следовало показывать ей воспоминания? И стоило оставить в счастливом неведении? Тогда она продолжала бы ненавидеть его, считая, что это именно он изрезал ее руки. Да и какая разница, что подумает о нем Гермиона! На мнение других людей Снейпу уже давно было наплевать. Он не нравился людям, поэтому уже давно перестал пытаться расположить их к себе. Когда его хвалили за его работу, это было приятно, но он понимал, что рассчитывать на что-то большее глупо. Ему просто не суждено было иметь друзей.

Он взялся за ручку двери.

— Я закрою, на улице довольно холодно. Вы остаетесь? — спокойно произнес он.

Она медленно кивнула и, казалось, хотела спросить о чем-то еще, но он пресек попытку безжалостным:

— Идите спать, мы поговорим об этом завтра.

Девушка казалась на удивление мирной, хотя до этого пыталась разнести его лабораторию. Она отправилась в комнату, в которую ее поселил Снейп, и даже не взглянула на своего бывшего преподавателя, оставив его наедине с тем хаосом, что учинила.

Вздохнув, он направил волшебную палочку на комнату и прошептал пару заклинаний, которые вернули гостиной первоначальный вид.

Только ингредиенты, которые она так безжалостно уничтожила, восстановить было нельзя. Целый день работы насмарку. Проклятье! Он так злился, что сам готов был со всей силы швырнуть и разбить что-нибудь. Но Гермиона и без него хорошо постаралась, придется повозиться.

Он не хотел всего этого, определенно нет... Но, с другой стороны, выбора просто не было.

Он увидел ее на Косой аллее, где появлялся очень редко. Гермиона вышла из почтового отделения, и он, непонятно почему, просто последовал за ней. Скорее всего, в душе возникло предчувствие, что должно случиться что-то нехорошее, хотя он мог и ошибаться. Неизвестно, решился бы он постучать в ее дверь, если бы в следующую секунду не услышал по ту сторону глухой звук падения.

Проклятая связь привела его туда — та, что возникала, когда один волшебник спасал жизнь другому. Эта связь не оставляла его в покое, а осознание того, что девчонка спасла ему жизнь, приводило в ярость. Спокойствие — вот о чем он мечтал. Ему нужен был покой, чтобы закончить проект на звание Магистра зельеварения.

А теперь придется все отложить до тех пор, пока он не спасет жизнь Гермионе Грейнджер. И почему-то он начал подозревать, что все пойдет не так гладко, как предполагалось.

Если бы он хотя бы примерно предвидел, насколько утомительным для него станет ее присутствие здесь, то, скорее всего, просто исчез бы тогда, забыв о своем долге.

Теперь же приходилось заботиться и о ней, и о разработке зелья против яда, состав которого ему неизвестен. Конечно, не стоило забывать еще и про чары, но эта головоломка казалась пока неразрешимой.

Он пережил нападение Нагайны и с тех пор не раз задавал себе один и тот же вопрос: «Почему?». Почему нельзя было просто умереть, после того как выполнил задание? Он никому не был бы должен, да и многих других неприятностей избежал бы.

От целителей он узнал, что своей жизнью обязан небезызвестной мисс Грейнджер, которая аппарировала с ним из Визжащей Хижины и доставила прямо в госпиталь. А целителям удалось спасти его с помощью противоядия, которое в свое время помогло Артуру Уизли.

Так что благодаря этой Грейнджер он вернулся в свое ослабленное тело, для восстановления которого потребовались долгие месяцы.

За это он ненавидел девушку. И ненависть кипела в нем, пока не сменилась странным безразличием. А в это время весь магический мир радовался окончательному свержению Волдеморта.

Снейп не разделял всеобщей радости. Он молча и терпеливо сносил все: посещения Минервы МакГонагалл, которая была уверена, что ей необходимо принести ему свои извинения; визиты Кингсли Шеклболта, который на правах министра заверил, что с профессора сняты все обвинения.

Альбус оставил документы, где написал черным по белому, что свою смерть спланировал сам. Эти бумаги в Министерстве получили сразу после гибели Волдеморта.

И только когда целители решились, наконец, лечить его предполагаемую немоту, Снейп заговорил:

— Я ухожу, — сказал он тогда и исчез.

Прочь из Святого Мунго. Прочь из Лондона.

Маленький коттедж на побережье стал надежным убежищем. Никто не знал, где его можно найти, и Снейпа это устраивало.

То, что произошло с мисс Грейнджер, ничего не изменило бы в его планах. Это всего лишь отсрочка, не более. Он освободится от мучительного чувства долга перед ней, и она уйдет. Их жизненные пути никогда больше не пересекутся.

С тихим сожалением он собирал осколки разбитой колбы. Завтра утром придется все начинать заново...

* * *

Она не знала, что должна чувствовать. Сначала была только пустота. Спотыкаясь, она вернулась в свою комнату и легла на кровать, с которой как ужаленная вскочила всего лишь полчаса назад. Полчаса! За эти полчаса мир перевернулся с ног на голову. Все изменилось.

То, что Снейп говорил правду, оказалось неожиданным открытием, но легче не стало. Бессонная ночь вытянула из нее последние силы. Гермиона никогда не чувствовала себя такой беспомощной: при всем своем желании она не могла совладать с собственным телом, которое стремилось к смерти, и помочь своей душе, которая отчаянно цеплялась за жизнь.

Утром она встала с ощущением, что все кончено. Осознание того, что она должна отдать свою жизнь в руки человека, которому едва ли можно доверять, мучило ее и заставляло сомневаться в собственном здравомыслии. Снейп не разговаривал с ней — лишь пристально наблюдал и отводил глаза, когда их взгляды встречались.

У нее не было возможности выбросить из головы навязчивые мысли или просто хоть как-то отвлечься. Но она неизбежно возвращалась к этому снова и снова. Ну почему она? За что, за какие грехи ее постигла эта кара? Что за изощренное издевательство?!

И теперь она ненавидела этого незримого Некто. Ненавидела неизвестного человека с такой яростью, что сама себе удивлялась. Долгие часы она проводила в раздумьях, как бы отомстить тому, кто так поиздевался над ней, попадись он в ее руки. Никакое наказание она не могла счесть достаточно жестоким, чтобы заставить его прочувствовать все то, что ей довелось испытать. Но обиднее всего было понимать, что она просто не успеет найти обидчика — проклятье убьет ее раньше.

Кто мог додуматься до такого? В чьем воспаленном мозгу могла родиться эта адская смесь?

Время от времени она даже верила Снейпу. Его версия выглядела логичной, и другого объяснения, почему он держит ее здесь, кроме того, что обязан отплатить долг жизни, она не видела. Она знала, насколько силен мог быть подобный долг — Хвост убедительно это доказал.

Гермионе никогда не пришло бы в голову потребовать что-то за спасение Снейпа, но теперь, как оказалось, оно того стоило.

Временами она опять начинала сомневаться в истинности рассказа Снейпа. Может, проклятие просто ослабеет? И приступы прекратятся сами собой, просто следует немного подождать? И ее неизбежная смерть — выдумки? Но каждый раз, когда она задавала ему эти вопросы, Снейп лишь отрицательно качал головой.

Гермиона тосковала по семье и друзьям. Конечно, лучше, если бы они так ничего и не узнали. Они не находили бы себе места, но ничего не могли бы поделать. И все же ей очень хотелось, чтобы они были здесь. Так она не чувствовала бы себя такой одинокой. Если не сейчас, когда ее жизнь в опасности, быть эгоистичной, то когда же еще?

А в другие дни Гермиона радовалась, что никого из близких нет рядом. Она знала, что возненавидела бы их за то, что они продолжают беззаботно жить, в то время как она должна быть благодарна за каждый день. А так с ней был только Снейп, которого она могла ненавидеть, при этом не чувствуя себя виноватой.

Дни тянулись за днями. Гермиона то страшно боялась, то пребывала в состоянии полной апатии, когда полностью погружалась в себя, пристально и долго смотрела в окно и проклинала мир, который жил дальше, в то время как она заперта в четырех стенах и должна с ужасом ждать следующего приступа.

Ее поймали и заперли и в этом доме, и в ее собственном теле. Иногда ее взгляд беспокойно скользил по сторонам, чувство, что еще несколько секунд — и решение чудесным образом снизойдет на нее, не оставляло. Была только темнота, от которой веяло могильным холодом. Гермионе казалось, что этот мрак стал физически осязаемым и медленно, но верно приближался к ней, камнем ложась на грудь и выдавливая весь воздух. Такие мысли отпускали Гермиону лишь на тот короткий период времени, когда она злилась. Злость помогала, Гермионе становилось легче, когда она кричала, бушевала и швыряла вещи. Словно бессильный протест ребенка, который не хочет мириться с реальностью, но без этой ярости она уже не справлялась. Уж лучше чувствовать гнев, чем ничего. И пока злилась, она ощущала себя по-настоящему живой.

Снейп сначала был совершенно невозмутим, но в последние дни казался уже раздраженным. Гермиона хотела, чтобы он прикрикнул на нее, как-то привел в чувство, как делают все взрослые в таких случаях, чтобы напомнить, что она все еще жива. Но он молчал, лишь изредка сердито поглядывая на нее. Для него она была лишь тенью, слонявшейся по его дому, до тех пор пока совсем не превратится в воспоминание.

Ее ярость сменялась отчаянием. И иногда ей казалось, что смерть была бы наилучшим выходом. Тогда не приходилось бы терпеть боль, которая бушует внутри. В эти мгновения она почти тосковала по вечерним приступам ярости. Теперь она чувствовала, как черное покрывало Танатоса погружает ее во мрак. Гермиона прекращала бороться, приветствуя бога смерти как старого друга, который мог бы забрать ее из мучительной реальности и подарить забвение.

Работа над противоядием продвигалась медленно. Снейп объяснял Гермионе, что он делал, но она не могла спокойно слушать.

Пытаться понять, что он делает, — означало бы признать, что ее жизнь в опасности. И без того было тяжело осознавать, что она может умереть. А к этому она еще готова не была.

Со временем он перестал рассказывать, но все равно упорно работал, едва прерываясь на еду и сон. Почти не отходил от лабораторного стола и проводил опыты. Она слышала, как он работает, даже когда просыпалась ночью и лихорадочно вспоминала, как оказалась в кровати. Но что если этого недостаточно? Если его усилия окажутся напрасными?

Шесть

Он понимал, что вынужденное бездействие медленно убивает ее. Гермиона словно таяла на глазах, сильно побледнела, а ее настроение менялось от полной апатии до сильнейшей тревоги.

Почти все свое время она проводила сидя на диване с книгой на коленях. Но не читала, а лишь лихорадочно перелистывала страницы, откладывая фолианты один за другим. И Северусу показалось, что это скорее механическое занятие, а не вдумчивое чтение. Но чаще всего она просто сидела и попеременно смотрела то в камин, который он разжег для нее, то в окно.

А иногда ее лицо вдруг искажалось от злости, она сжимала кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони. И, если подавить гнев не получалось, кричала на Снейпа. Швыряла книги в стену, подбегала к столу, видимо,собираясь расколотить хоть что-то, и Северус понимал, что так она пытается избавиться от бушующей в душе ярости.

Она уже сомневалась, что Снейп действительно сможет ей помочь. И хотела отнять у него даже короткие минуты отдыха. А однажды разбудила посреди ночи и потребовала, чтобы он продолжил работу. Бдительно следила за каждым движением, желая удостовериться, что он все делает правильно и ничего не испортит.

Он старался не обращать внимания на все эти упреки. Просто ждал, пока она успокоится, а затем снова брался за работу, молча восстанавливая все то, что она успела разрушить. Сдерживаться было нелегко. Мысль, что стоит только свернуть ей шею, и наступит долгожданное спокойствие, казалась весьма заманчивой. Но он не поддавался. Пока еще нет.

Чаще всего его показное равнодушие отрезвляло ее. Гермиона начинала просить прощения за то, что ее тело недостаточно сопротивляется Танатосу, или же ругала себя за то, что открыла ту растреклятую посылку. Она проклинала сову, которая не смогла доставить посылку еще два года назад, — в Хогвартс ее бы точно не пропустили.

Снейп чувствовал себя невероятно уставшим. А слушать ее причитания было просто невыносимо.

Все ее приступы начинались одинаково и всегда по вечерам. Благодаря этому Снейп мог предотвращать попытки суицида. Кинжал по-прежнему притягивал Гермиону, и каждый раз, когда начинался приступ, она направлялась в лабораторию. Снейп закрыл лабораторию заклинаниями, чтобы защитить от разрушения, но все равно приходилось быть внимательным. Однажды Гермиона кинулась на напольные часы, видимо, собираясь перерезать вены осколками стеклянной дверцы. При следующей попытке свести счеты с жизнью она начала биться головой об стену, и на лбу образовалась громадная шишка, прежде чем он смог остановить это. Снейпу было уже интересно, хватит ли мази, припасенной для таких случаев, чтобы вылечить все раны, которые она нанесет себе, пока противоядие не будет готово. К сожалению, магию он применять не мог, поэтому приходилось надеяться на мазь с растительными экстрактами. Что и говорить, заживлять раны магией гораздо эффективнее, но он надеялся, что и этого будет достаточно. Только бы успевать останавливать Гермиону...

Иногда ее гнев передавался и ему. Стоило недюжинного самообладания, чтобы не схватить ее и не заставить прекратить. Только ничего не изменилось бы — Гермиона делала это по не своей воле, но все же...

Он считал удачей, что после своих приступов Гермиона теряла сознание. И для нее это было похоже на сон, наутро она просыпалась и не помнила ничего из того, что произошло вечером. А у него появлялось достаточно времени, чтобы отдохнуть от ее утомительного присутствия. Но каждое утро он снова видел ее фигурку, застывшую в дверном проеме, и Гермиона оценивающим взглядом окидывала все, что он успел сделать. Вот только уверенности, что она хоть чуть-чуть приблизилась к пониманию его действий, у Снейпа не было, хотя он все ей объяснял.

Конечно, он старался. После того как Гермиона разрушила его лабораторию со всеми образцами, пришлось снова погружать кинжал в специальный раствор, чтобы проанализировать составные части зелья. Для этого Северус оставил волнограф на целый день. И неудивительно — образец зелья оказался очень сложным. Скорее всего, этот процесс занял бы много времени, но Северус точно знал, что справится. Должен справиться!

В первую очередь он определил с помощью волнографа первоначальные компоненты зелья и сразу начал создавать подходящую основу для будущего противоядия.

Но прибору требовалось несколько часов, чтобы выдать хоть какой-то результат, так что Северусу оставалось только ждать.

Он взглянул на Гермиону, которая сидела на диване с книгой, но не читала. Он подошел к ней и кашлянул. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

— Надо подождать несколько часов. Лишь тогда я смогу продолжить. Основа зелья должна настояться.

Он подыскивал слова, чтобы как-то скрыть свою беспомощность, ведь уже давно разучился нормально разговаривать.

— Я прогуляюсь к морю, — просто сказал он.

Гермиона опустила глаза на книгу.

— О, море недалеко. Как интересно, — пробормотала она с досадой. — Я уже было подумала, что так мелодично шумит автомагистраль. Это можно расслышать даже сквозь закрытые окна.

Он мысленно застонал, с трудом сдерживаясь, чтобы не придушить ее.

— Если хотите, можете составить мне компанию, — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Вы ведь еще не покидали дом...

Гермиона пораженно взглянула на него, а Северус даже рассердился на себя, когда увидел, как загорелись ее глаза. Приди эта идея в его голову пораньше, Гермиона стала бы более открытой и спокойной. Свежий воздух, возможно, пошел бы ей на пользу.

С тех пор как Гермиона поселилась в его доме, ему все же приходилось отлучаться. Северус оставлял ее одну, ведь выбора все равно не было — приходилось пополнять запасы продуктов.

Она же всю неделю не покидала дом — заклинания, которые наложил Снейп, не оставляли ни малейшей возможности выйти.

Северус чувствовал, что не может полностью доверять ей, хотя без волшебной палочки шансы ускользнуть отсюда почти равнялись нулю.

— Мы идем? — спросил он.

Гермиона быстро встала.

— Да, — ответила она, и на ее лице впервые за последнее время промелькнуло что-то похожее на улыбку.

* * *

Наконец-то она снаружи увидела коттедж, где провела взаперти последние шесть дней. Типичный неприметный домик, каких множество в Великобритании. В уединенном месте, недалеко от берега моря.

Через десять минут Северус и Гермиона стояли у подножия скал, возвышающихся над небольшим песчаным пляжем. Пляж был пустынным, как и местность, по которой они шли.

Ветер дул в лицо, и Гермиона поплотнее запахнула куртку. Снейпу пришлось одолжить ей свою, ведь в чемоданах Гермионы не оказалось ни одной теплой вещи. Черная, колючая, из плотной твидовой ткани, она защищала от ветра и удерживала тепло.

Небо было пасмурным, серое море — беспокойным. Гермиона жадно вдыхала соленый морской воздух. Ветер развевал волосы и выгонял все страшные мысли из головы, избавлял от гнева, и теперь Гермиона не чувствовала себя такой беспомощной.

Гермиона понимала, что зря обвиняет его во всех грехах, но в минуты гнева позволяла себе орать на него. Она намного хуже справлялась с яростю и ненавистью, направленными на саму себя, на свое слабое тело.

Воспоминания о приступах складывались в туманные образы об ужасе и безнадежности. Гермиона была рада, что он молчал, не рассказывал о мгновениях, когда она не была самой собой. И, судя по всему, ему все лучше удавалось удерживать ее от попыток самоубийства. Ведь ее раны затянулись, а новые не появились. Даже шишка на лбу быстро прошла.

Снейп шагал рядом с ней, опустив голову, заложив руки за спину. Его непоколебимое спокойствие распаляло ее гнев во время приступов, но сейчас Гермиона была ему за это даже благодарна. Это придавало уверенности, что он, невзирая на ее выходки, думал о том, как ее спасти.

— Мне очень жаль, что... — начала Гермиона нерешительно.

Он покачал головой, даже не взглянув на нее.

Гермиона поняла. Ему не нужны извинения.

— Анализ волнографа готов. Основа для будущего противоядия уже создана. Дело продвигается, — сказал он наконец, после того как они некоторое время молча шли рядом.

Гермиона ничего не ответила. Он бегло взглянул на нее и нетерпеливо прищелкнул языком.

— Вы ведь не слышали ни слова из того, что я рассказывал о своей работе, так?

Она прикусила губу и покачала головой.

Он вздохнул.

— Именно поэтому я ненавидел быть учителем...

Она, конечно, могла бы сказать, что многие ученики избавились бы от преисполненных страха часов на его парах, если бы он не преподавал. Но еще она знала, что выбора у него не было.

Тишина заполнила пространство между ними, и Гермиона с трудом смогла продолжить разговор.

Но она должна была это узнать.

— Вы знали создателя проклятия лично? — тихо спросила она.

Северус нахмурился и твердо сжал губы.

— Да,— сказал он после долгой паузы. — Да, знал. Он давно уже мертв.

Его тон, казалось, запрещает продолжать, но она пропустила это мимо ушей.

— Что он был за человек? Как он только смог создать столь страшное проклятие?

Снейп вдруг быстро зашагал по влажной дорожке из плотного песка, и Гермионе пришлось поторопиться, чтобы не отстать.

Она уже подумала, что Снейп просто оставит ее вопрос без внимания, но он все-таки ответил.

Его голос звучал тихо, Северус сдерживался, словно не хотел показать эмоции.

— Он был очень молод и переполнен злобы. И хотел убить ненавистного человека. Но только в последнюю секунду понял, что делает. Поэтому я знаю, что он никогда не использовал проклятие против людей. Он умер вскоре после того, как понял, что создал.

Северус вдруг остановился и взглянул на небо.

— Мы должны немедленно вернуться. Уже поздно, и у вас скоро...

Он не договорил, но Гермиона поняла, почему он так резко сменил тему. Темнело, и скоро Танатос снова завладеет ее телом. Сейчас она могла думать только об этом.

Семь

Когда Гермиона думала о следующем приступе, в ее глазах Северус видел ужас.

Она не могла убежать, Танатос неотвратимо настиг бы ее, где бы она ни находилась. Должно быть, это просто невыносимо.

Слишком знакомо для Северуса. Возможно, именно поэтому становилось все труднее наблюдать, как она меняется во время приступа. Танатос забирал ее, и скоро уже мало что останется от прежней Гермионы Грейнджер. Она будет лишь пешкой в игре проклятия.

Как и сегодня. Пока они шли к дому, она не проронила ни слова. Гермиона села на диван, на лице застыла мрачная решимость. Она ждала. И скоро Северус по едва заметной дрожи понял, что яд завладел ее телом. Пустота во взгляде, сменившая глубокую тоску, означала, что Снейпу надо быть настороже, чтобы предотвратить самое худшее.

* * *

Северус осмотрел изможденную девушку, которую по обыкновению после приступа уложил в кровать. Гермиона до крови расцарапала его руки, когда отбивалась, пытаясь защититься. Он стер красные потеки с ее и своих рук, ведь она может испугаться, когда очнется.

Под глазами Гермионы залегли глубокие темные тени, дыхание было поверхностным и рваным.

Яд ослаблял ее. Северус должен позаботиться, чтобы она ела как следует и чаще бывала на свежем воздухе, чтобы набраться сил перед очередным приступом. Какой же смысл в поиске противоядия, если раньше она умрет от истощения?

Северус вернулся в гостиную и подошел к лабораторному столу.

Основа зелья была почти готова, и он вгляделся в список минералов, которые посчитал подходящими. Свойства некоторых совсем не годились, но, даже вычеркнув их, он понял, что список все еще слишком длинный.

Северус обеими руками оперся на столешницу, его взгляд устало блуждал по рядам лабораторных емкостей.

Он словно искал пресловутую иголку в стоге сена, но выбора-то все равно не было.

Приступы по-прежнему мучили ее и станут лишь сильнее, пока он не снимет проклятие, или же пока она не закончит начатое.

* * *

Гермиона внезапно возникла перед ним следующим утром, когда он как раз готовился добавить очередной образец минерала к основе зелья.

— Я хочу помочь! — решительно заявила она и подошла ближе. — Я хочу помочь найти противоядие!

Снейп насмешливо скривился.

— Не хочу показаться невежливым, но вы не думали, что вам не помешало бы умыться?

Покраснев, Гермиона осмотрела себя. Взгляд наткнулся на мятую пижаму, рукой она провела по растрепанным волосам. А потом безмолвно развернулась и исчезла в своей комнате.

Вздохнув, Снейп снова погрузился в работу.

Вероятно, то, что она справилась с апатией, добрый знак. Но все же помочь ему она не сумеет.

Гермиона вернулась быстро. Благоухая свежестью, с полным решимости взглядом подошла к Снейпу. Мокрые волосы она завязала в узел на затылке: быстро высушить их без магии не получится.

Северус замер и задумчиво взглянул на нее.

— Я понимаю, что вы хотите помочь, мисс Грейнджер, — начал он осторожно. — Но это невозможно. Вы не можете так рисковать. Если вы хотя бы прикоснетесь к одной из составляющих яда, это может ускорить процесс. Я сообщу вам о результатах, ведь знаю, что вы все еще мне не доверяете.

Судя по виноватому выражению лица Гермионы, он попал в точку.

А вот на его лице ничего не отразилось.

— Я привык, что мне не доверяют. Я еще раз объясню, что такое волнограф, но лишь в том случае, если в этот раз вы будете слушать, — произнес он с издевкой, словно опять вел занятие.

Снейп строго взглянул на свою бывшую ученицу, которая закивала в ответ, и лишь после этого подошел к полке и достал сложный прибор, напоминающий лежащего на спине паука: восемь тонких ножек торчали вверх. На них Северус установил круглый стеклянный диск.

— Я предполагаю, что вы еще не имели дела с подобным прибором? — Гермиона отрицательно качнула головой, а Северус продолжал: — Это, как я уже упоминал, и есть волнограф*. Если упрощенно, основной принцип его действия — превращение жидкостей в картины.

Он наполнил бокал водой из водопроводного крана, пипеткой перенес несколько капель на диск и взмахнул волшебной палочкой.

Ножки волнографа задрожали, поднимаясь и опускаясь, чтобы капли жидкости равномерно распределились по поверхности диска. С тихим хлопком Северус откупорил следующую колбу и пипеткой добавил ее содержимое к воде. Затем положил сверху второй диск и отошел, вместе со своей гостьей наблюдая, как растекается жидкость по поверхности стекла.

Вдруг на диске проявились тонкие голубоватые штрихи и сами по себе распространились по всему стеклу, образуя удивительной красоты узоры. Как только линии достигли края диска, Северус отключил прибор.

— Каждая жидкость образует индивидуальный рисунок. Иногда различия огромны, а иногда — минимальны, это зависит от структуры жидкости.

Он взял диски с креплений и посмотрел сквозь них на свет. Нежнейшие линии полностью опутали стекло, создав рисунок, напоминающий снежинку.

— Как красиво, — невольно вырвалось у Гермионы.

— Да неужели? — притворно удивился Северус, нахмурился и осмотрел диск.— Возможно, — пробормотал он. — Оптически это привлекает. Однако меня больше интересует, что я с помощью этого прибора могу определить состав зелья.

— Вы можете узнать, какие компоненты использовались? — озадаченно спросила Гермиона.

Он невесело рассмеялся.

— Если бы это было так, то я уже давно освободил бы вас. Нет, к сожалению, все не так просто. Но по образцам можно вычислить вид использованных ингредиентов: животные, минеральные или растительные составляющие, а также добавленные чары. Но их названия придется определять только экспериментально. Я могу сравнить рисунок зелья с моими попытками воссоздать состав. Если они совпадут, то мы победим проклятие. Но, боюсь, для этого потребуется время.

Рассказывая, Северус отступил со стеклянными дисками к раковине и начал тщательно их мыть.

— Разумеется, зелье, на котором базируется проклятие, состоит из нескольких компонентов. Чтобы распознать их все, потребуется время.

Гермиона прикусила губу. Она уже поняла, что ее время истекало.

— Вы сами создали этот прибор? — спросила она с почтением, которое он не без удовлетворения ощутил. И это отчасти примирило с ее невежеством.

— Да. И я рад, что волнограф поможет решить это. Вы же... — Он прервался, пронизывающе взглянув на Гермиону. — Вы больше поможете, если оставите меня спокойно работать, не прерывая постоянно. Это, — он снова подошел к шкафу и достал еще один стеклянный диск с уже готовым рисунком, — образец зелья. Оно более сложное, чем капли воды. Основная структура дала мне подсказку, что применили для базы зелья. Вот здесь можно увидеть, что были использованы все три группы веществ. Так что мне предстоит огромная работа, и я хочу продолжить немедленно! Поэтому попрошу!

Северус жестом попытался отогнать ее от стола.

Гермиона беспомощно всплеснула руками.

— Но что же мне делать?

Снейп закатил глаза.

— Откуда я знаю? Читайте! Вяжите! Делайте, что хотите, но не мешайте мне! — прорычал он.

— Я бы с удовольствием прогулялась по берегу, — тихо проговорила она.

Он поднял бровь и удивленно посмотрел на Гермиону.

— А я хотел бы как можно скорее начать работать! У меня нет времени на прогулку.

— Нет необходимости выгуливать меня словно собачку, — спокойно ответила Гермиона. — Я пойду одна. Вы ждете, что я буду доверять вам, а я жду такого же доверия от вас.

Она старалась, чтобы голос звучал твердо.

— Речь не о доверии! — рявкнул Снейп. — Я делаю...

Он прервался и пристально посмотрел на Гермиону, словно она что-то натворила. Затем отвел взгляд и вздохнул.

— Хорошо, идите, — произнес он устало. — Но только ненадолго. Это для вашего же блага.

Гермиона кивнула и схватила куртку, что висела рядом с дверью.

— Я постараюсь не забывать о времени. Это, как вы справедливо заметили, в моих собственных интересах, — иронично добавила она.

* * *

Небо все еще было темным, и, вероятно, днем погода не изменится, но Гермиону это не раздражало.

"Бывало и похуже", — подумала она с кривой усмешкой.

Куртка хорошо сохраняла тепло, и Гермиона спокойно стояла на пронизывающем ветру. Казалось, ветер, как и вчера, выдувал грустные мысли из ее головы, помогая размышлять.

Она была поражена проклятием и ничего не могла с этим поделать, только лишь попытаться сделать хоть какие-то выводы. Никакого выбора, кроме как доверять Снейпу и верить, что он сможет вовремя создать противоядие. Прибор, что он показал ей сегодня, внушал некоторую уверенность. Если бы Снейп выбрал другой метод анализа для каждого компонента, то быстро выяснить все составляющие было бы практически невозможно, но с волнографом должно получиться.

"Не вешай нос, Гермиона! — приказала она сама себе. — У тебя нет другого выбора, кроме как свыкнуться и попытаться найти во всем этом положительные стороны."

Она задумчиво смотрела, как ее ноги оставляют четкие следы на влажном прибрежном песке.

Снейп должен сам найти решение, и она не может помочь ему в лаборатории, но по крайней мере не будет мешать. Это лучше для нее же самой.

Разумеется, она и не думала заняться вязанием, как посоветовал Снейп. Читать намного лучше. Гермиона обнаружила множество увлекательных книг в ящиках Снейпа, которые с удовольствием прочитала бы, но вряд ли это помогло бы.

Она не умела развлекаться. В ее жизни на это просто никогда не хватало времени.

Сначала была школа и заботы о Гарри. Потом поиск крестражей вытянул все силы. И еще очень долго Гермиона не могла прийти в себя и ощущала бесконечную усталость. Немало времени понадобилось, чтобы переосмыслить все.

И в довершение всего пришлось сдавать экзамены, которые они пропустили, и она помогала Гарри и Рону с подготовкой. А потом еще учеба в Министерстве, которая совершенно вымотала Гермиону.

А если и выдавались свободные минутки, то она точно знала, что Рон заполнит их своей лихорадочной активностью. Но отказать ему не могла.

Рон не мог выдержать в тишине ни секунды. Он любил громко разговаривать, так же, как и вся его семья. Гермиона чувствовала, что не соответствует этому шумному семейству, и предпочитала укрыться в одиночестве с книгой, вместо того чтобы погружаться в ту суету, что господствует в Норе. А то, что семья постоянно увеличивалась, лишь раздражало ее.

Теперь же у нее вдруг появилось время — возможно, первое и последнее в ее жизни. И теперь каждая минута бесценна, чтобы просто тратить впустую.

Живот свело, когда она вспомнила об этом.

Если бы она умерла сейчас, когда ее время практически подошло к концу, могла бы она сказать, что довольна своей жизнью?

Гермиона долго раздумывала, не решаясь ответить сама себе, и пристально вглядывалась в горизонт, который сливался с серым морем, так что невозможно было понять, где заканчивалось небо и начиналась вода.

Её жизнь...

До сих пор Гермиона стремилась избегать подобных мыслей. В такие мгновения она чувствовала странный привкус. Словно пьешь подпортившееся молоко — казалось бы, все в порядке, но горечь уже указывает на то, что продукт почти непригоден.

Нет, она не была счастлива.

Если и существовало время, когда стоило быть честной хотя бы по отношению к самой себе, то сейчас оно наступило

Окружающие, скорее всего, посчитали бы жизнь Гермионы Грейнджер удачной. Гермиону уважали и даже любили, но только она сама знала, как мало это соответствует реальности: она не была счастлива!

Гермиона была очень скрытной — никто и никогда не сумел бы заметить, что что-то не так. А она еще гордилась, что справляется со всем сама. Ей не нравилась ее профессия, не было счастья с Роном, а теперь уже и не было никакого смысла не признавать этого. И профессию, и мужчину ей навязали. Ведь это так подходило к образу Гермионы Грейнджер, которую все знали.

Она заботилась о бесправных существах, была верной подругой Гарри Поттера, и в любви между добрым сердцем и блестящим умом выбрала первое. Как благородно! И все же... она не могла отделаться от ощущения, что просто притворялась.

Будь у нее еще один шанс, если бы это проклятие удалось снять и она смогла бы вернуться в свою жизнь...

Море шумело, одинокая чайка пронзительно кричала над головой.

И хотя это казалось Гермионе немного глупым, но она поклялась самой себе. Если выживет, если сохранит здоровье и разум, то начнет ценить жизнь! Она начнет уважать ее, как это и должно быть, и отныне будет сама принимать решения, невзирая на последствия!

Теперь у Гермионы было время, чтобы поразмыслить над тем, что же не так, и хотя тело охватила легкая дрожь от собственной смелости, стало как-то легче после этой маленькой клятвы. Гермиона повернулась, чтобы пойти к дому.

От автора: Волнография* была выдумана для того, чтобы дать возможность Северусу обладать наглядным вспомогательным прибором. Иллюстрации водных звучаний подтолкнули меня к этой идее. Слово состоит из двух греческих „kyma“ — волна и „graph“ — писать.

Прим. переводчика: В оригинале "Kymotogtaphie"

Восемь

Мисс Грейнджер вернулась прежде, чем Северусу отправился на поиски.

Вероятно, она была права, убедив его доверять ей хотя бы настолько, чтобы позволить погулять одной. В конце концов глупой она не была и, казалось, все-таки поняла, что происходит. А если бы она перестала крутиться у него под ногами, это многое упростило бы.

Сразу после того как вернулась в дом, Гермиона заглянула в свою комнату и отправилась в гостиную со стопкой книг в руках.

— Вы же говорили, что не захватили с собой книги, — проворчал Северус, когда она устроилась за обеденным столом.

Гермиона повернулась к нему с лукавой улыбкой:

— Тогда я думала, что вы меня похитили, и к тому же мне так хотелось порыться в ваших книгах. И до сих пор хочется. Можно?

Несколько мгновений Северус озадаченно смотрел на нее. Если бы он знал, как благотворно на нее повлияют прогулки, то уже давно выгнал бы на побережье.

— Воля ваша. Только оставьте меня в покое, — хмыкнул он и опять принялся за работу.

Наконец мисс Грейнджер отыскала произведение, которое ее заинтересовало, и с книгой в руках как кошка свернулась клубочком на диване у камина. Однако время от времени она поглядывала в окно. Казалось, мысли ее где-то далеко. Заметила ли она, что луна идет на убыль? Проклятие завладело Гермионой в полнолуние, и значит, чтобы исцелить ее, времени у Северуса осталось лишь до следующего полнолуния. Одна неделя уже прошла.

Он начал быстро добавлять в подготовленные основы минеральные пробы. Скоро должно быть известно, какие из них присутствовали в яде, и тогда оставалось лишь выяснить точную дозировку.

Пока ждал, Северус с сожалением убирал приборы, которые нужны были для работы над предыдущим проектом. Наконец-то зелье закончено. Уже хоть что-то. Но оно подождет.

Вечер наступил, а волнография проб еще не завершилась.

Мисс Грейнджер сидела за его столом и уже несколько часов внимательно изучала одну из книг.

Вероятно, нужно было предложить ей поесть. Они оба ничего не ели, кроме кофе, и Северус уже собрался было спросить, когда заметил нечто необычное.

— Прекратите! — закричал он.

Она медленно подняла глаза и уставилась на него странным пустым взглядом.

Гермиона не произнесла ни слова, она продолжала резать запястья острыми краями страниц. Это было бы смешно, если бы он не понял, что таким бесполезным способом Гермиона пытается лишить себя жизни. Но, очевидно, попытка удалась, поскольку края страниц уже окрасились красным.

Со вздохом Северус подошел и отнял книгу. Неужели эта женщина не может найти другого способа покончить с собой, не испортив его вещи?

— Вы изуродовали мои книги! — прошипел Снейп, не позволяя выдернуть том из своих рук.

Когда мисс Грейнджер вознамерилась было схватить другой фолиант, Снейп поймал ее запястья обеими руками.

Она отбивалась. Вероятно, ей было больно оттого, что он держал ее, но в тот миг его это не интересовало. Он берег ее от чего-то пострашнее, только она, казалось, не могла понять этого.

— Мисс Грейнджер! Гермиона! Вы меня слышите? — крикнул Северус. Прижать ее ближе к себе не получалось, она не обращала на него внимания, пытаясь выскользнуть из его рук.

Поскольку она сидела, ему было проще удерживать ее. Но все равно приходилось прилагать силы, чтобы не дать ей нанести себе новые увечья.

— Пожалуйста! Я не могу это терпеть, я больше не хочу... — шептала она, и от ее умоляющего голоса его кожа покрылась мурашками. Все усложняется! Танатос изменялся, и Северус с тихим ужасом ждал, что же еще предстоит. Смутные догадки были, но никакой уверенности...

Некоторое время спустя Гермиона провалилась в беспамятство, и он медленно отпустил ее руки. Отпечатки его пальцев отчетливо выделялись на светлой коже, так же, как и тонкие порезы от книжных страниц.

* * *

На следующий день мисс Грейнджер снова отправилась гулять, и Северус спокойно отпустил ее. На самом деле он просто не обновил заклинания после ее вчерашней прогулки.

Она вернулась с покрасневшим от ветра лицом и снова без колебаний устроилась за столом, чтобы полностью посвятить себя книгам. Северус понятия не имел, чем она занималась, и знать не желал. Пожав плечами, он направился к своим пробам.

* * *

Гермиона была настолько поглощена чтением, что удивленно взглянула на Снейпа, когда он поставил перед ней тарелку супа, а сам сел рядом со второй.

— Уже полдень, вы должны поесть, — лаконично сказал он.

Гермиона послушно убрала в сторону свои записи и взяла ложку.

Похоже, Снейп питался только хлебом, яблоками и консервированным супом. Совершенно безвкусное сочетание, которое едва ли могло подстегнуть ее и без того плохой аппетит.

Некоторое время они ели молча. Когда она подняла взгляд, то увидела, что он смотрит на нее.

— Я никогда не тратил много на еду, — внезапно объяснил он, перемешав суп. — И вижу лишь необходимость в приеме пищи, понимаете?

Гермиона осторожно кивнула, озадаченная его словами.

— Я вижу, что вы похудели. Вам нужно хорошо питаться, чтобы иметь силы, — продолжал Снейп. — Завтра я отправлюсь за покупками. Есть пожелания?

— Вы никогда не готовите? — спросила она осторожно.

Снейп покачал головой и ухмыльнулся.

— В Хогвартсе не было необходимости, так же, как и в Святом Мунго. А с тех пор как я живу здесь... Что ж, гости навещают меня нечасто. И особой причины готовить нет. А вы умеете?

— Нет, — призналась Гермиона. — Я хотела научиться. В тот год, когда мы с Гарри и Роном жили в палатке, стало ясно, что кулинария, увы, не мой конек. Это раздражало меня. Потом пару раз я видела, как готовит миссис Уизли, но она слишком суетлива. И у меня не было ни шанса попробовать сделать что-то самой.

Снейп кивнул и довольно долго молчал, прежде чем неуверенно продолжить:

— Что ж, думаю, это не слишком отличается от приготовления зелья, а у вас это сносно получалось. Хотите попробовать? У меня нет времени на кухню.

Сначала Гермиона подумала, что это шутка. Ей придется готовить? Для себя и Снейпа? Но потом это предложение показалось ей не таким уж и плохим. Почему бы и нет? Обоим нужно как следует питаться, а она уже по горло сыта консервами. Вряд ли здесь есть какие-то рестораны, чтобы снабжать их готовой едой.

— Только если вы обещаете, что не будете так же язвить по поводу моих кулинарных способностей, как когда-то из-за зелий.

— Пока вы не попытаетесь меня отравить.

— Это будет не очень умно, не так ли? — она усмехнулась. — Хорошо, попробую. Выберите продукты, и я пытаюсь приготовить что-то съедобное. Но только не грибы! Я поклялась что никогда не буду их есть, после года, проведенного в палатке.

Снейп пожал плечами.

— Я не особо привередлив. Удивите меня.

* * *

Следующим утром Северус оставил мисс Грейнджер в одиночестве, чтобы достать необходимые ингредиенты для зелий и продукты.

Сначала он хотел взять ее с собой, но, рассудив, что она никуда не убежит, аппарировал один.

Да, он отправился за покупками, но это было еще и маленьким бегством от нее. Северус никогда не проводил столько времени под одной крышей с человеком. И теперь хотел хоть ненадолго почувствовать себя свободным.

Присутствие мисс Грейнджер все явственнее ощущалось в его доме. То тут, то там взгляд натыкался на вещи, принадлежащие ей. Северус пытался не замечать их, но и игнорировать уже не мог.

Например, плед, что лежал теперь на диване. Она заворачивалась в него, когда сидела перед камином. Северус никогда не оставлял тут плед. Зачем? Это казалось абсурдным — вне спальни натягивать на себя одеяло. Но Гермионе так не казалось, и теперь плед лежал на диване, ожидая, когда сможет обогреть Гермиону Грейнджер.

При этом в камине постоянно горел огонь, потому что она мерзла. Северусу, относительно невосприимчивому к холоду, была неприятна эта вдруг появившаяся жара, что заставила его снять сюртук и работать в рубашке.

Почти половину всех ящиков, где находились его книги, мисс Грейнджер освободила, а сами книги расставила по пустым полкам. Ее книги перемешались с его собственными и теперь лежали на столе, на полу перед диваном...

Уже несколько раз Северус едва не сорвался, но все же сдерживался. Опасался ссоры, которую мог спровоцировать. Приступы ее гнева утомляли, и Снейп был просто счастлив, что теперь, казалось, стало спокойнее.

Он с подозрительностью наблюдал за изменениями в ее поведении. Они не были неприятными, просто странными ...

Теперь она жила у Северуса, и только от него зависело, сколько еще она пробудет в его доме.

Сначала он купил все необходимое в Косом переулке, где ему всегда удавалось остаться незамеченными, а затем направился в лондонский супермаркет. Он старался делать покупки каждый раз в новом магазине.

Его дом находился на краю поселка, где можно было запастись всем необходимым, но Северус старался там не показываться.Он не хотел, чтобы к нему относились как к соседу.

Он жил один, совершенно один. Это его выбор, и менять он ничего не собирался.

Люди в округе, скорее всего, и не знали, что коттедж обитаем. Северус купил его через посредника еще в Святом Мунго. Продавец подписал договор с Тобиасом Принцем и заполнил свои карманы галлеонами, поэтому не особенно стремился проверять личность покупателя. Вероятно, он был счастлив избавиться от богом забытого здания.

Для Северуса оно стало убежищем. Он защитил его заклинаниями. Но теперь не придется возвращаться в пустующий дом.

Когда Северус, наконец, добрался до коттеджа, то сначала почувствовал аромат.

Его дом, как и любое место, в котором жил человек, обладал уникальным запахом, который ощущался лишь тогда, когда возвращаешься после долгого отсутствия.

Его дом всегда пах пылью, чуть смешанной с резким запахом огня под котлом и ингредиентов для зелий.

Но теперь появились новые ноты. Пахло теплом, жизнью... Он узнал запах шампуня и свежего кофе.

Он огляделся в поисках Гермионы, когда вошел в дом. Где она? Он ожидал увидеть ее за столом, где она чаще всего сидела, склонившись над своими неразборчивыми записями, или же закутанной в плед на диване с книгой в руках. Но Гермионы не было.

Вдруг он все понял, дыхание на мгновение перехватило.

Черт возьми, он не должен был оставлять ее. Что если коварное проклятие именно сейчас нанесло удар? Как долго он отсутствовал? Час?

Взгляд невольно заскользил по полу, Снейп ожидал увидеть ее лежащую где-нибудь, в крови...

Сумка выпала из его рук.

— Эй! — крикнул он и сам испугался своего неуверенного хриплого голоса.

— О, вы уже вернулись, — раздалось из кухни, и мгновение спустя Гермиона с чашкой кофе вошла в гостиную. — Я как раз сварила кофе. Будете?

Она замолчала, когда увидела на полу пакет, из которого выкатились несколько помидоров и пакет с лапшой. Гермиона нагнулась и подняла красный плод, остановившийся прямо у ее ног.

— Вам помочь? — тихо спросила она.

— В этом нет необходимости! Я не старая развалина! — раздраженно рявкнул Северус, схватил пакет и отнес на кухню, совершенно не заботясь о выпавших продуктах.

Он чувствовал себя идиотом: поддался панике, а она всего лишь готовила кофе!

— Помидоры выглядят аппетитно. — Мисс Грейнджер подняла разбросанные овощи, чтобы положить на кухонную доску, и подошла к нему. — Я только надеюсь, что они останутся вкусными и после того, как я что-нибудь из них приготовлю.

— Сомневаюсь, — прорычал Северус и сбежал из кухни в единственную комнату, где ничто не напоминало о гостье — в свою спальню.

Он снял пальто и стянул ботинки, пока вполголоса проклинал пекло, царившее в этом доме.

По шуму, что доносился из кухни, Северус понял, что Гермиона раскладывает покупки, и сел на кровать, качая головой.

Он устало помассировал переносицу большим и указательным пальцами. Гермиона не сделала ни одной ошибки, а он ненавидел чувствовать себя неправым. Так чертовски тяжело находится с ней рядом, хотя она старалась сгладить это как могла. И, естественно, для нее было бы лучше, если бы он пребывал в хорошем настроении.

Несколько минут спустя, когда он вернулся в гостиную и подошел к лабораторному столу, Гермиона появилась в дверном проеме и прислонилась к косяку.

— Мне жаль, что я доставляю вам неудобства, — тихо произнесла она, опустив глаза и нервно покручивая в руках поварешку.

— Забудьте, — махнул рукой Северус и направился к своим минеральным пробам. — Лучше приготовьте что-нибудь съедобное. Я не стал покупать консервы.

— Я надеюсь, это не окажется ошибкой. Обещаю постараться оправдать ваше доверие.

Северус почти услышал, как она ухмыльнулась. А потом по стуку горшка понял, что она ушла на кухню, собираясь выполнить обещание.

Час спустя они сидели за столом друг напротив друга, перед каждым стояла дымящаяся тарелка.

Северус почти рассмеялся, увидев полное надежды лицо, с которым мисс Грейнджер смотрела на него, пока он ел лапшу с томатным соусом.

Лапша была слишком мягкой, томатный соус водянистым. Но все же Северус не стал говорить об этом.

— Съедобно, — пробормотал он наконец, так как она, видимо, ожидала приговора.

На лице Гермионы мелькнуло облегчение.

— Звучит как похвала.

Северус опустил голову к тарелке и заставил себя съесть еще немного густой массы, состоящей из лапши и помидоров.

Взгляд наткнулся на ее записи, которые она лишь сдвинула к краю стола, чтобы заняться ими сразу же после еды.

— Что вы делаете? — спросил он, кивнув на бумагу.

Казалось, она даже смутилась, напряженно гоняя по тарелке кусочек помидора, а ее щеки окрасились нежно-розовым.

— Вы не будете смеяться? — наконец пробормотала она.

Северус промолчал, красноречиво глядя на нее. Гермиону это ободрило, но все же она глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

— В ваших книгах по алхимии я нашла незавершенный перевод. Его давно забросили, последней записи, наверное, уже лет двадцать. Это текст Джона Хелмонда...*

Она помедлила, испытующе глядя на него. А Северус, наморщив лоб, судорожно вспоминал, о каком переводе речь.

— Ах да, правильно, я совсем забыл о нем, — наконец ответил он. — Столько лет прошло...

Радуясь возможности отставить еду, он отложил вилку и откинулся назад.

— Действительно, я в молодости немного занимался алхимией, пока не бросил, когда... — Он кашлянул. — В кругу приближенных Темного Лорда считалось неприличным заниматься подобным. Он рассматривал алхимию как связующее звено между волшебниками и магглами. И значит, существовать такой науки не должно.

Мисс Грейнджер задумчиво кивнула.

— Понимаете, меня привлекает не столько содержание, сколько сам шифр текста. И я хочу найти к нему ключ.

Она пожала плечами, словно извиняясь, и с надеждой взглянула на него.

Северус думал, чего же она ждет. Неужели разрешения?

— Тогда желаю успеха, — сказал он, а ее улыбка убедила в правильности выбранного ответа.

— Меня устроит все, что не даст вам побеспокоить меня во время работы, — добавил он, вставая из-за стола и очищая свою полупустую тарелку.

После еды Гермиона снова освободила стол и углубилась в текст, о котором поведала за обедом. А Северус по-прежнему искал подходящие минералы.

Время пролетело в тишине, а темнота медленно опускалась.

Северус как раз зажег последнюю лампу, когда какой-то слабый шум пронесся по дому. Мисс Грейнджер позвала его, и что-то в ее интонации заставило волосы на затылке встать дыбом.

Ее голос звучал умоляюще и отчаянно, как если бы она увидела перед собой монстра.

Северус бросился к ней. Гермиона неподвижно сидела в кресле, сжимая в руке перо.

В первый раз она сумела предупредить его о подступающем приступе и уже через секунду проткнула пером свое запястье.

*От автора: Прообразом Джона Хелмонда послужил врач Иоганн Баптиста ван Хелмонт (1580-1644) фламандский ученый, врач, натуралист и химик.

Девять

Новый день был таким же серым, как и предыдущие, вдобавок ко всему пошел дождь, и Гермиона не могла выйти из дома.

Правда, она не особо расстроилась, потому что увлеклась переводом. Алхимик, чьи записи она пыталась расшифровать, жил почти пятьсот лет назад. Его работа вызвала неудовольствие католической церкви, и испанская инквизиция провозгласила его еретиком. Смертной казни он избежал, но остаток жизни провел под арестом. Должно быть, именно тогда и появился лежащий перед Гермионой манускрипт, потому что он был настолько зашифрован, что поначалу казался полнейшей чепухой.

Однако некоторые символы бросались в глаза. Без сомнения, это нарочитое нагромождение картинок, букв и цифр складывалось в систему. И Гермиона собиралась решить эту головоломку. Она пока лишь догадывалась, что речь идет о каком-то ингредиенте, которому Хельмонд приписывал чудесные свойства. Остальные составляющие зелья придется выяснить из книг, которые она захватила с собой.

Лишь далеко за полдень небо прояснилось, и Гермиона сразу же отправилась на пляж, разумеется, пообещав Снейпу, что скоро вернется. Уже было достаточно поздно, и она даже не хотела себе представлять, что может случиться, если начнется приступ, а она окажется одна.

Осознание, что Снейп защищает ее, пусть и небескорыстно, успокаивало. Они связаны магически, и Снейп получит свободу, только когда вылечит ее. Неудивительно, что он изо всех сил пытался выяснить все о проклятии.

Гермионе же только это и нужно было, поэтому она старалась лишний раз не раздражать его. И ей легко это удавалось — они просто не замечали друг друга.

Гермиона подумала о Роне, который уже год уговаривал ее съехаться. Вот только она так не согласилась...

Она не страдала в одиночестве. И до сих пор с ужасом вспоминала те дни в палатке. К тому же она чувствовала, что просто сойдет с ума, если будет видеть Рона двадцать четыре часа в сутки. Она любит его, но...

Море было таким же серым, как и небо, только белая пена волн контрастировала с черными тучами. Под ногами скрипел песок. Гермиона поглубже засунула руки в карманы куртки. Раны на запястьях еще болели.

Она действительно любит Рона. Но хватит ли этой любви, чтобы прожить с ним всю жизнь? Когда-нибудь ей придется ответить ему. Вполне естественно, что пары рано или поздно начинали жить вместе. Гарри и Джинни уже подыскивали себе жилье.

При мысли о них сердце кольнуло, но боли она уже не почувствовала. Времена, когда она была влюблена в Гарри, давно прошли. Как будто Танатос наконец-то излечил сердечную боль. Все казалось таким далеким. Гермиона редко думала о друзьях последние дни.

Гермионе чудилось, что снова может свободно дышать. Она глубоко вдохнула холодный воздух, но вдруг кто-то схватили ее за руку и грубо дернул.

— К Мордреду, что вы собирались делать?

Снейп с перекошенным от ярости лицом стоял перед ней. Таким, внушающим страх, она помнила его со школы.

— Я... я гуляю, вы же сами сказали...

— Я просил вас вернуться вовремя! — рявкнул он. — Скоро начнется приступ, а вы все еще не дома. Я уже... — Он неожиданно замолчал, отпустил ее и потер лицо. — Я не хочу вылавливать вас из ледяной воды, — тихо закончил он.

— Я не заметила, что уже так поздно, простите, — удрученно произнесла Гермиона, но Снейп уже отвернулся.

— Идемте, — только и произнес он.

* * *

Гермиона сидела на диване и глядела на огонь, даже не замечая, куда смотрит. Она ждала приближения уже знакомых симптомов.

Это ужасно — не доверять собственному телу, ощущать его как нечто инородное, что может предать в любую минуту. Теперь Гермиона понимала, что приходилось терпеть Ремусу Люпину.

Гермиона знала, что Снейп наблюдает за ней. Он не произнес ни слова с тех пор, как они вернулись домой. Ничего необычного. Но тот взрыв эмоций... Гермионе было стыдно. Она ведь не хотела злить его, просто забыла о времени.

— Может, лучше прикуете меня? — вырвалось у нее.

Снейп фыркнул:

— Не соблазняйте. Полагаю, я справлюсь и так. Или, может, вы хотите?

Гермиона отчаянно затрясла головой:

— Нет! Я и без того чувствую себя пленницей.

Словно подтверждая эти слова, знакомая чернота накатила на Гермиону, звуки исчезли, остался только ужасный шепот...

— Помогите! — застонала она, но Снейп уже догадался, что приступ начался, и рванул к ней.

Он что-то говорил, но Гермиона не могла ответить. Когда он обнял ее, она попыталась вырваться и закричала.

* * *

Гермиона проснулась в своей кровати под успокаивающее позвякивание пробирок — Снейп даже и не ложился.

Она машинально поднесла руку к глазам, чтобы проверить, нет ли там новых ран. Но увидела только старые шрамы. Попыталась вспомнить хоть что-то о вчерашнем вечере, но лишь обрывки образов всплывали в сознании и сразу же таяли, стоило ей сосредоточиться.

До сих пор мгновения Танатоса были словно дыра в памяти, которую Гермиона не могла заполнить, пропавшее время. Но теперь из-за коротких вспышек воспоминаний она не знала, радоваться или проклинать Танатос.

Все такое размытое... Серая мгла, что грозила поглотить ее, накатывающий обморок...

Гермиона вздохнула и покачала головой. Бессмысленно — она все равно ничего не вспомнит.

Она встала, чтобы переодеться в ночную рубашку. В джинсах нормально выспаться не получится, это Гермиона уже поняла за прошедшие ночи.

Подчинившись внезапно возникшему желанию, она отбросила сорочку и прошла в гостиную. Снейп стоял у раковины, помахивая палочкой, а пробирки мылись сами. Он вопрошающе поднял бровь.

— Не могу спать, — тихо призналась Гермиона и села на диван.

Снейп пожал плечами и вернулся к своему занятию, но вдруг вспомнил, что Гермиона ничего не ела с обеда. Она гуляла и пропустила вечерний чай, когда Снейп обычно заставлял ее хоть что-то съесть, зная, что до утра она не сможет проглотить ни крошки.

Он нашел только засохшее печенье, но хватит и этого. И был рад, что Гермионе еще не пришла в голову идея испечь пирог. Вряд ли ему достанет сил придумать какую-нибудь вежливую ложь. Сегодняшний обед до сих пор давил на желудок, хотя Снейп постарался съесть как можно меньше.

Он отправился на кухню и принес Гермионе тарелку с сыром и печеньем.

— Держите, — произнес он и, после того как она взяла тарелку, сел рядом, открыл бутылку вина и налил себе в бокал.

— Если все съедите, можете тоже выпить. — Он отсалютовал ей, и Гермиона послушно принялась за еду.

Когда Гермиона поставила на пол пустую тарелку, Снейп налил вина в другой бокал.

— Спасибо, — прошептала она и отпила глоток.

Снейп тоже пригубил вина, наслаждаясь распространяющимся по телу теплом.

Его взгляд скользнул к окну. Надо закрывать ставни. Убывающая луна злила — она лишь назойливое напоминание об уходящем времени. И никаких результатов. Следующее полнолуние — последнее.

Непонятный прерывистый звук вернул его к реальности. Снейп недоуменно смотрел на Гермиону, по ее лицу непрерывно текли слезы.

— Мисс Грейнджер, что?.. Как я могу?.. — растерянно произнес он. Неужели начинается приступ? Еще же рано.

— Я не хочу, — всхлипнула она, и Северус на миг прикрыл глаза.

Конечно нет! Кто бы захотел?

Отрицание и гнев были всего лишь способом выразить страх. А теперь отчаяние прорвалось слезами.

Снейп не раздумывал. Она сидела, слегка покачиваясь, худые плечи тряслись от подавляемых слез, и тогда он притянул ее к себе. Гермиона положила голову ему на грудь и разрыдалась.

Снейп растерялся. Он ошибся? Не нужно было ее обнимать? Твою мать, как же себя вести? Но Гермиона чуть прижалась к нему, положила руку на его грудь и постепенно успокоилась. Снейп чувствовал себя очень неловко, но не решался пошевелиться из страха, что она снова расплачется.

Что сказать? Должен он вообще что-то говорить?

— До сих пор вы неплохо справлялись, мисс Грейнджер, — наконец смог пробормотать он успокаивающим, как он понадеялся, тоном.

— Гермиона, — тихо произнесла она.

— Простите?

— Не могли бы вы называть меня Гермионой? Это так... непривычно, когда ко мне обращаются по фамилии. Пожалуйста...

Снейп понял.

— Вам известно мое имя?

— Северус, — вырвалось у нее.

— Именно.

Постепенно она затихла, но не отстранилась, по-прежнему прижимаясь к Северусу.

Он тоже не шевелился, глядя на огонь в камине. И внезапно почувствовал себя таким усталым, словно пробежал много километров. И его мозг тоже устал. Немного отдыха не помешает, чтобы набраться сил. Всего на секунду закрыть глаза...

Огонь успокаивающе потрескивал, дыхание Снейпа выровнялось под ритмичное тиканье часов и вдохи Гермионы. Они оба дышали все спокойнее, тепло и покой разлились по его телу.

— Северус!

Тихий шепот резко вырвал Снейпа из сна, словно дали оплеуху. Огонь погас, и стало совсем темно. Он заснул на диване с Гермионой!

— Надо идти в кровать, — произнес он резче, чем хотелось, чтобы скрыть неловкость. И поморщился — эти слова прозвучали двусмысленно.

Он ощутил, как Гермиона поднимается.

— Да, — произнес ее странно бесплотный голос — Северус по-прежнему не мог ничего рассмотреть. — Надо. Но было так... Спасибо тебе.

Она прикоснулась ладонью к его руке, а затем послышались тихие шаги и звук закрывающейся двери.

Северус еще некоторое время просто сидел, пытаясь понять, что же произошло. Потом поднялся, сделал шаг и раздавил тарелку, которая стояла на полу. Проклятье!

* * *

На следующий день Гермиона ушла гулять перед обедом. Северус это только одобрил, потому что мог спокойно поработать. Невозможно сосредоточиться, когда приходится беспокоиться, чтобы она успела вернуться.

И она пришла вовремя, и Снейп улыбнулся ей. Он вспомнил, как Альбус однажды рассказывал ему, как полезно улыбаться, чтобы показать одобрение. Теперь Северус уже не был профессором и в первый раз использовал один из его бесчисленных советов.

Он никогда не стремился завоевать любовь учеников. Ему пришлось стать профессором, это казалось лучшим предложением, которое он мог принять тогда. К счастью, все позади. Ему было слишком тяжело находиться там, где разрушилась его жизнь.

Он недовольно покачал головой. Не время вспоминать. У него есть дела поважнее. Если повезет, уже сегодня удастся выяснить последний минерал.

Северус отказался от обеда, чтобы не прерывать работу и не придумывать вежливую ложь по поводу ее кулинарных способностей. На кой черт он предложил ей это? Что ж, по крайней мере, если он не справится, мир хотя бы избавится от одной плохой поварихи. Но эта мысль нисколько его не развеселила.

Северус старался не обращать на Гермиону внимания, пока не начинался приступ.

Теперь он всегда следил за временем, чтобы кинуться на помощь, когда Гермиона попытается навредить себе. А то, что теперь она могла предупредить о надвигающемся приступе, значительно облегчило ему жизнь. Но, к сожалению, и усложнило.

До сих пор она лишь сопротивлялась ему, а теперь начала говорить. Но Северус знал: ее устами говорит проклятье.

— Пожалуйста, оставь меня, — стонала Гермиона. — Я больше не могу выносить это, не хочу. Отпусти меня, чтобы все могло закончиться!

Столько страдания в ее голосе. Северусу понадобилась вся его выдержка, чтобы не слушать, ведь он представлял себе, как Гермиона чувствует себя в такие минуты.

— Северус, пожалуйста!

Он сжал зубы и проклял тот миг, когда разрешил называть себя по имени. Как будто имя позволило ей приблизиться к нему на маленький шажок. Так близко, что теперь он не мог игнорировать ее.

Десять

Северус уложил Гермиону на кровать и вернулся в лабораторию.

Волнограф уже проанализировал минеральный состав, и Северус облегченно вздохнул: завтра он сможет разобраться с растительными составляющими.

Северус довольно оглядел рабочий стол: хорошо, сегодня он сделал все, что мог. Теперь спать, чтобы завтра со свежими силами приняться за работу. Только сначала надо все убрать, но из-за усталости каждое движение давалось с трудом. Он закончил как раз в ту секунду, когда Гермиона открыла дверь и зашла в лабораторию.

Так уж получилось, что они одновременно молча сели на диван. И, словно так и должно быть, Гермиона снова прижалась к нему и, казалось, ждала, что Северус опять ее обнимет.

Северус не льстил себе, она ведь нуждалась в утешении. При других обстоятельствах он, скорее всего, был бы последним человеком, к которому она обратилась за поддержкой, но тут у нее не было выбора. И все же, несмотря на такое простое логическое объяснение, у Северуса потеплело на душе, оттого что Гермиона пришла к нему. Он осознавал, что они разделяют тревогу, которая странным образом уменьшается, и это согревало не хуже, чем тепло ее тела. Они долго сидели рядом и молчали. Северус подыскивал слова, чтобы без тени хвастовства рассказать о своем успехе.

Но Гермиона его опередила.

— Я помню теперь кое-что о приступах, — неожиданно тихо произнесла она. — Знаю, что борюсь с тобой и умоляю позволить мне...

Северус похолодел. Этого он и опасался. Теперь придется все объяснить.

— Проклятье изменяется, — сказал он и был рад, что она не видит его лица. — Ты все больше будешь помнить о приступах. И твое поведение, скорее всего, изменится. До сих пор ты просто пыталась себя убить... — Северус прервался, когда почувствовал, что Гермиона вздрогнула, но промолчала. Он продолжил: — Это всего лишь предположения, но вполне возможно, что когда-нибудь ты начнешь планировать и хитрить. Ты все чаще будешь вспоминать самое плохое в твоей жизни, как именно — я не знаю. Воспоминания будут все четче, чтобы ты верила, что дальше так жить нельзя. Танатос — это тяга к смерти. Яд магическим способом усиливает ее. Если я не смогу победить проклятье, то после завершения лунного цикла он станет частью твоей личности. Именно поэтому он смертелен. Ты поверишь, что не заслужила жизнь, и будешь пытаться покончить с собой.

* * *

Пламя в камине весело потрескивало, часы монотонно отсчитывали секунды, — жизнь продолжалась, словно миру нет никакого дела до Гермионы, которая только что узнала, какой страшной смертью умрет.

Она оцепенела, осмыслив слова Северуса.

Ошибки, которые она совершила в жизни, будут медленно, но неотвратимо подталкивать ее к смерти.

До сих пор она думала — и надеялась, — что воспоминания о приступах — хороший знак и она справляется с проклятием. На самом же деле все наоборот. Она будет переживать приступы в полном сознании, но это лишь усилит чувство вины и быстрее подтолкнет к самоубийству.

Гермиона содрогнулась и почувствовала, как Северус на секунду сжал ее плечо, и вдруг ощутила странное чувство защищенности. Она не одинока! Гермиона крепче прижалась лицом к прохладной ткани его рубашки.

— Я знаю, какие воспоминания будут меня преследовать, — пробормотала она. Многое теперь стало ясным Гермионе. — Когда начинался приступ, я всегда слышала непонятный шепот, но теперь отчетливо разбираю голоса родителей. Я думала, меня должно это утешать, но они говорят такое...

Гермиона прервалась, а Северус молча ждал. Он не станет ее торопить.

— Они обвиняют меня в том, что я бросила их и предпочла магический мир, — через некоторое время заговорила она. — Мир, куда они не могут попасть. Они так много ожидали от меня, а я их разочаровала.

Она замолчала и сглотнула.

— Когда пришло письмо из Хогвартса, я так радовалась! Я боялась, что схожу с ума, когда во мне проснулась магия. Письмо объясняло все странности, и родители разрешили мне поехать в школу. Конечно, они гордились мной, но, скорее всего, так и не смирились, что я отдалилась от них. И всегда верили, что я вернусь к ним после школы. А когда я отправила их в Австралию, чтобы защитить...

Она снова замолчала, подыскивая слова:

— Я медлила и не решалась возвращать их, когда все закончилось.

Гермиона покачала головой:

— Я знала, что придется их разочаровать. Мир магглов никогда не смог бы снова стать моим миром, и я... не хотела видеть разочарование на лицах родителей. Я струсила...

Стыд жег сердце, и Гермиона зажмурилась, пытаясь с ним справиться.

— В конце концов я все же сделала это. Я вернула им память. И было сказано много ужасных слов. Мы надолго отдалились друг от друга. И только недавно начали переписываться и даже пару раз встречались, но я знаю, что они до сих пор надеются переубедить меня. И я спрашиваю себя: разве не имеют они на это право? Они всегда поддерживали меня, а теперь, когда сами нуждаются в поддержке, я от них отдаляюсь...

* * *

Северус откашлялся и слегка заерзал. Он должен что-то сказать, чтобы утешить ее, помочь унять муки совести. Гермионе и так тяжело, она не должна считать себя плохой дочерью.

— Рано или поздно родители должны понять, что больше не имеют права решать за детей, — наконец сказал он. — Они должны принять выбор детей, как бы больно это ни было.

Он скривился, подумав о своей матери, и Гермиона, похоже, почувствовала это, потому что подняла голову и удивленно посмотрела на него.

— А твои родители? — тихо спросила она.

Северус заколебался. Он уже давно не вспоминал своих родителей.

— Оба мертвы.

Разумеется, Гермиона не отстала. Нет, она не спросила — попросила:

— Пожалуйста, расскажи о них.

Может, именно поэтому он и решился. Гермиона снова положила голову ему на грудь и терпеливо ждала.

— Она была ведьмой, а он магглом, — начал Северус. — Их брак не казался удачным, и я не знаю, были ли они хоть когда-нибудь счастливы. Отец никогда не скрывал, что жена-ведьма ему не нужна. И мне тоже доставалось. Мое детство не назовешь безоблачным, и я радовался, когда получил письмо из Хогвартса, ведь это означало, что я могу уехать из дома...

Старая боль была лишь воспоминанием. Гермиона не смотрела на него, пока он рассказывал, и от этого казалось, будто он просто говорит сам с собой, и Северус продолжил:

— Пока я учился, дома стало только хуже. Отец не хотел иметь с нами ничего общего, и матери удавалось удерживать его только с помощью колдовства. Не думаю, что она так сильно любила его, просто не хотела остаться одна.

Когда я закончил школу, она попросила меня вернуться, но я не мог и не хотел. Как раз тогда Волдеморт обратил на меня внимание, и я упустил бы все возможности, если бы жил под одной крышей с магглом. Рядом с Волдемортом я впервые чувствовал себя на своем месте. Он знал, как играть на слабостях других, и без проблем нашел мое слабое место.

Северус на миг закрыл глаза. Ему было нелегко, но в то же время казалось правильным рассказывать это, и ему стало легче.

— Я жил у Малфоев. Именно там меня нашла весть, что отец умер. Допился до смерти. Я не испытывал боли. Вообще ничего. Я навестил мать, и она снова попросила меня остаться с ней, но я отказался.

Я попытался убедить ее, как здорово, что теперь она сама себе хозяйка после стольких лет унижений. Но, похоже, не сильно-то ей этого хотелось. А потом она покончила жизнь самоубийством.

Северус замолчал. Ему вдруг захотелось вскочить и закончить этот нелепый разговор. Он не хотел слышать, что скажет Гермиона, ведь она могла осудить его. Но какое она имеет на это право? Никто не имеет! Он сам постоянно проклинал себя за то, что не помог матери. И не нуждался в нравоучениях человека, который только родился, когда все это случилось.

Но Гермиона молчала. Так долго, что Северус подумал было, не уснула ли она.

Но она слегка качнула головой.

— Ты прав. Рано или поздно родители должны понять, что больше не имеют права решать за детей.

И злость ушла, оставив после себя странное облегчение, которое Северус почувствовал даже в кончиках пальцев.

* * *

На другое утро Гермиона пришла в гостиную с чашкой кофе и, как обычно, дружелюбно поприветствовала Северуса.

И все же казалось, будто что-то изменилось.

Разумеется, она выглядела так же, но Северус смотрел на нее иначе. Вчерашний вечер и откровения заставили его по-новому увидеть ее, словно она стала другой женщиной, не той, которую он уже десять дней прятал в доме.

Северус подумал, что возникшая близость должна была изменить ее. Не то чтобы у него было много опыта... Но теперь он видел ту самую Гермиону Грейнджер, которую знал раньше.

Похоже, она заметила, что он внимательно рассматривает ее, потому что взглянула в ответ и улыбнулась. Это и стало доказательством его мыслей. Улыбка совсем другая — открытая, доверчивая, теплая... Вечер изменил Гермиону. Теперь нужно понять — хорошо это или плохо.

* * *

Гермиона с чашкой в руке оперлась о косяк двери на террасу, глядя на сад, раскинувшийся за домом. Вообще-то, это нельзя было назвать ни садом, ни террасой. Скорее, видавший виды деревянный настил, за которым сразу начинались заросли. И совершенно пустая терраса, если не считать насеста для сов и поилки, которые Гермиона не заметила раньше. Она удивленно обернулась к Северусу.

— У тебя есть сова?

Он как раз устанавливал диск на волнограф и не сразу ответил.

— Конечно. У меня много друзей по переписке.

Должно быть, Гермиона выглядела ошарашенной, потому что Северус коротко и сухо рассмеялся.

— Шутка. Но у меня есть сова. Она улетела, я послал сообщения двум людям, в чьих знаниях по части зелий не сомневаюсь. Я осторожно объяснил им свою проблему и надеюсь на ответы. Я исследую растительные компоненты яда и собираюсь вычислить их в ближайшие дни.

* * *

Северус оказался прав, уже вечером следующего дня он выяснил растительные составляющие. Теперь оставалось определить ингредиенты животного происхождения.

С приподнятым настроением Гермиона отправилась на прогулку. Больше половины составляющих разгаданы. Хорошая новость, однако, Северус не казался обрадованным.

Она вздрогнула, вспомнив о приступах. С каждым днем картинки становились все четче, она все лучше запоминала произошедшее, и боялась того, что ее еще ждет. Если Северус не найдет противоядие, то проклятие полностью овладеет ею. Оно уже подчиняет ее.

* * *

Это случилось вчера.

— Замолчите! — закричала она голосам, что звучали в голове.

Они были правы, и Гермиона признавала это, но что-то мешало. Северус стоял перед ней и внимательно наблюдал. Это он враг! И вовсе не голоса, которые говорят правду.

Надо обмануть его!

Гермиона заставила себя успокоиться.

— Все хорошо. Можешь отпустить меня, — услышала она свой голос.

Северус изогнул губы:

— Прости, но я не могу тебе верить. Скажи мне, что ты видишь и слышишь.

— Я вижу старого, озлобленного мужчину, который мешает мне сделать то, что я должна!

Северус остался спокойным.

— И что же это?

— Закончить все! — закричала она. — Мне нельзя находиться здесь! Я не заслужила! Я совершила ужасные вещи!

Силы покинули ее, и Гермиона упала бы на пол, если бы он не удержал. Слезы принесли облегчение. Гермиона больше не сопротивлялась, когда он понес ее в комнату.

Он молча стоял возле кровати и внимательно разглядывал Гермиону.

— Не смотри на меня как на подопытного кролика! — снова закричала она и с радостью заметила промелькнувшую в его глазах боль. Она хотел ударить его, разозлить. Может, тогда он наконец отстанет.

Но потом тело охватила приятная усталость. Гермиона закрыла глаза и почувствовала, как Северус осторожно убирает волосы с ее лица.

— Я не смотрю. Все прошло. Спи.

И Гермиона наконец-то провалилась в сон.

* * *

Гермиона содрогнулась, вспомнив вчерашнее.

Здесь и сейчас, в скупом свете солнечных лучей, сумевших пробиться сквозь тяжелые облака, это казалось почти смешным, но она знала, что уже через несколько часов будет вновь пытаться покончить с собой.

И все же Гермиона гордилась собой: несмотря ни на что она сумела сохранить рассудок.

Сделка, которую она заключила с проклятием, странным образом подстегнула Гермиону. Она хотела доказать, что не опустила руки и впереди ее ждет насыщенная жизнь, что у нее столько идей и она еще не увязла в рутине. И никогда больше не увязнет. Гермиона засунула руки поглубже в карманы куртки, которая теперь принадлежала ей. Однажды Северус, собираясь за покупками, по привычке снял ее с вешалки, глянул на Гермиону, вздохнул и взял другую.

Гермиона ни за что на свете не вернула бы куртку. Куртка болталась, а рукава доставали почти до колен, но Гермионе это нравилось.

Чужой запах, пропитавший куртку, теперь казался таким родным. Гермиона навсегда запомнит его, ведь именно в такие мгновения на побережье она приняла решение. Она управляет своей жизнью, а не какое-то проклятье!

Гермиона успешно переводила и уже радовалась, что сможет разгадать секрет. Похоже, Хельмонд очень боялся, что манускрипты навредят ему, но в то же время исследователь в нем требовал записать свои наблюдения. И именно поэтому очень хотелось понять, что за всем кроется. Это можно было расшифровать, иначе зачем бы он вообще утруждался, как не для того чтобы оставить для потомков? Гермиона углубилась в пергаменты, пытаясь понять человека, который, казалось, разговаривал с ней из глубины времени. И была уверена, что найдет разгадку.

Что же касается приготовления еды, то Гермиона перестала заботиться об этом. Она не должна все уметь. Эта мысль принесла ей спокойствие. Никакого чувства вины! Она не должна все всегда уметь! Раньше Гермиона Грейнджер никогда не произнесла бы эти слова.

Раньше...

Если уж начистоту, то «раньше» было всего две недели назад.

Понадобилось проклятие, и Гермионе стало ясно — жизнь слишком коротка, чтобы быть совершенством во всем.

Отныне она будет тратить время лишь на то, что важно для нее, а не для других.

Прежняя Гермиона тоже решила бы, что искать поддержки у Снейпа глупо. Однако теперь это казалось ей самым естественным в мире. Кроме него рядом никого не было. Хотя не только поэтому. То, как он утешал, как-то невообразимо успокаивало. Он не пытался убедить, что ее страхи преувеличены или нелогичны. Он просто позволял ей выговориться. Гермиона могла бы заподозрить, что, когда они сидят рядом, Северус думает о температуре кипящего зелья или чем-то подобном. Но когда он начинал говорить, она знала: он очень хорошо ее слушал. И более того — понимал!

Гермионе нравились низкое звучание его голоса, вибрация груди и стук сердца. Она знала, что поначалу Северусу было неловко оттого, как она к нему прижималась, но потом он успокоился и даже приобнял ее.

Гермиона не шевелилась, а вела себя тихо, чтобы лишний раз не напоминать о себе. Никогда не переспрашивала, а просто впитывала все, что Северус рассказывал. Казалось, он хотел открыться ей, словно в благодарность за то, что она делится с ним своими переживаниями. И Гермиона радовалась. Он помогал ей отвлечься, не думать все время только о себе самой. Ее интерес, может, был и не бескорыстный, но искренний.

Северус был для нее загадкой и постоянно удивлял.

Сначала — жестокий, злопамятный учителем. Затем — спаситель поневоле, шпион Ордена, постоянно под угрозой. Позже — убийца Дамблдора, а под конец — трагичный герой, скрывшийся ото всех и вся.

И только теперь, как казалось Гермионе, из-за всех масок наконец показался настоящий человек. Северус рассказал ей о детстве, о прошлом Пожирателя, о временах учебы. Ему далось это нелегко — он часто прерывался. Словно в первый раз облекал все в слова. От мысли, что Северус только сейчас кому-то доверился, сжималось сердце.

Северус несколько раз ополоснул лицо холодной водой и вытерся полотенцем. Надо сохранять спокойствие. Появилась надежда. Прогресс назревал медленно и мучительно, но то, что предстояло сделать сегодня, должно стать огромным шагом к решению проблемы.

Он медленно опустил полотенце и уставился в зеркало на свое бледное узкое лицо. Он никогда не придавал значения своей внешности. Зачем? Ученики ненавидели его, а коллеги избегали. Он всегда держал остальных на расстоянии. Он не знал их, и поэтому было легче их игнорировать. А еще они не могли причинить ему боль. Так было проще.

Но теперь появилась Гермиона...

Северус чувствовал, как она проникала в него. Медленно и неотвратимо поселялась в его мыслях, даже когда ее не было рядом. Неважно, гуляла ли она по побережью, или же он делал необходимые покупки в Косой аллее, что-нибудь непременно напоминало о Гермионе. И часто от этих мыслей становилось тепло на сердце.

Северусу нравилось думать о ней. Ему было хорошо с ней рядом. Он радовался их необычным вечерам, хотя для этого не существовало ни малейшей причины. Может, благодаря им Северусу удавалось проще переносить мучительные приступы, которые всегда им предшествовали.

Северус давно понял, что в его жизни мало места для радости. И все же почувствовал нечто вроде легкой грусти оттого, что про мирные вечера придется забыть. Сегодня новолуние.

Ему не оставалось ничего другого. Время, казалось, утекало сквозь пальцы. Он получил долгожданные ответы на вопросы, которые в письме отослал с совой.

На мой взгляд, невозможно снять действие подобного проклятия в настолько короткие сроки, так как не представляется возможным проверить промежуточные этапы. Если в конечном антидоте будет не хватать хоть одного ингредиента, то проклятие не снимется, а ускорится. Пациентке тогда останется жить еще меньше.

Северус раздраженно скомкал письмо, а затем и сжег.

Пациентка! Речь шла о человеке, который балансировал на грани смерти, которому оставалось надеяться только на успех Северуса! Речь шла о Гермионе!

Северус не собирался сдаваться. Этот так называемый эксперт не знал ни о существовании волнографа, ни о крошечном шансе, на который надеялся Северус.

* * *

С Хельмондом сегодня не ладилось. Ни один из использованных ключей не сработал, и Гермиона, разочаровавшись, отложила перо. Уже поздно. Хватит на сегодня, лучше почитать книгу, начатую прошлым вечером.

Гермиона направилась в свою комнату за книгой, когда почувствовала, как темное покрывало Танатоса настигает ее. Гермиона хотела закричать, но не смогла выдавить ни звука. Как яд, проклятие проникало в нее, подавляя любое сопротивление.

Какой смысл бороться за свою жалкую жизнь?

Голоса зазвучали снова, и Гермиона не могла их не слушать.

Голоса родителей звучали все тише. Но зато другие — до боли знакомые — стали громче и гремели в ее голове. Рон. Он обвинял, что она не любит его так, как он того заслуживает. Это было невыносимо слышать, потому что Гермиона знала: он прав.

К его словам примешался голос Гарри, и теперь они уже в унисон обвиняли Гермиону в том, что она выдала их тогда, под пыткой Беллатрикс. И не помогало осознание, что Гермиона промолчала и ничего не сказала — мысль, в тот мучительный миг промелькнувшая в ее затуманенном болью мозгу, уже являлась в глазах друзей предательством.

Добби. Маленький храбрый эльф, который пробудил в ней идею об освобождении эльфов. Он вздыхал, что Гермионе не хватило мужества довести дело до конца и освободить остальных его товарищей из рабства.

«Добби, ничего не получится. Они не не хотят! Это была всего лишь мечта восторженного подростка, я же не могу потратить всю свою жизнь на то, о чем мечтала в тринадцать лет!» — всхлипывала Гермиона, но ни эльф, ни другие не оставляли ее в покое.

«Ты не заслужила жизнь! — повторяли они снова и снова. — Покончи с этим! Просто решись и заслужишь покой».

Гермиона не знала, что она делает. Какая-то часть ее словно со стороны наблюдала, как Гермиона вцепилась в свои волосы и дернула, чтобы почувствовать боль. Из груди вырвался вопль гнева и ужаса. Она не выдержит больше.

Дверь в ее комнату распахнулась, и появился Снейп. Он увидел, как Гермиона, дрожа, сидит на полу и раскачивается.

— Пожалуйста, позволь мне сделать это! — закричала она. — Проклятье, я не могу больше, не хочу!

Он опустился перед ней на колени и крепко схватил за плечи. Он сжал так сильно, что Гермиона охнула.

— Убей меня, — прошептала она. Снейп поднял ее и отнес на кровать. Она не хочет спать, она хочет умереть! Надо уговорить Снейпа помочь ей! — Тебе ничего не придется делать, — выдохнула она заговорщицки. — Просто выйди из комнаты и дай мне сделать то, что я должна.

Гермиона видела, как он сжал зубы.

Он колебался? Неужели решится?..

Но нет, Снейп крепко держал ее, когда она попыталась вырваться. Взять над ним верх не получится. Ей придется действовать хитростью... В следующий раз.

* * *

Северус видел, что Гермиона напряженно думает, как его обмануть. Ужасно наблюдать, как сильно она меняется под действием проклятия. Но именно это помогло ему решиться и больше не откладывать неизбежное, а начать уже сегодня.

Он подождал, пока Гермиона снова потеряет сознание, как случалось всегда после приступов. И вернулся в свою комнату.

Гермиона очнется через пару часов и снова придет в зал, к нему, как делала последние дни. Но теперь его там не будет.

Как бы хотел он объяснить ей, почему избегает ее, почему вынужден прекратить эти вечера, хотя и ей, и ему они шли на пользу...

Но он смолчал. И ничего не скажет. Она не должна была подпускать его так близко. Намного лучше будет, если они станут держаться, как прежде — вежливо, но на определенном расстоянии.

Но даже если Северус повторял это, как мантру, сам он не особенно верил в это.

* * *

Когда Гермиона пришла в себя, то сразу прислушалась, не доносятся ли из зала привычные звуки: тихое потрескивание огня под котлом, позвякивание стекла, механическое постукивание волнографа — это все давало ей чувство уверенности после приступов, означало, что Северус не спит, а работает.

Но теперь все было по-иному. Она слышала лишь тихое тиканье часов. Гермиона поднялась с кровати и открыла дверь. Во всем доме царила темнота, и диван, на котором Гермиона так надеялась увидеть Северуса, пустовал.

В первую секунду у нее от разочарования перехватило дыхание.

Взгляд на часы подсказал ей, что она пришла не позднее, чем обычно. Значит, Северус раньше отправился спать.

Злиться на него за это было бессмысленно. Он устал, и удивляться тут нечему. Вот уже две недели он усердно работал каждый день по много часов подряд, анализируя ингредиенты яда. И даже преуспел. Северус заслужил отдых.

Просто... Сегодня вечером поговорить с ним не получится, и это опечалило Гермиону. Их беседы помогали ей, и она чувствовала себя не так одиноко. Мысль, что Северус по-дружески относится к ней, поддерживала Гермиону. Знание, что он не принимал близко к сердцу то, что она говорила во время припадка, успокаивало.

Гермиона покачала головой. Какой же она стала эгоисткой. Северус первый раз захотел лечь пораньше, а ей, видите ли, жалко.

Она тихо вернулась к большому столу, на котором лежали ее пергаменты. Она хотела еще почитать, пока не устанет настолько, что сможет уснуть.

Возвращаясь в свою комнату, Гермиона помедлила у двери Северуса. Ей показалось, что до нее донесся приглушенный стон, и она прислушалась. Но стояла тишина, и Гермиона пошла дальше.

На следующее утро Северус плохо выглядел. Когда она вошла в комнату, Северус в ответ на ее приветствие только что-то буркнул. На секунду Гермионе показалось, будто он хочет что-то сказать, но он уже вернулся к работе. Гермиона села за манускрипт.

Если она заговорит с ним о вчерашнем, то это придаст слишком много значения произошедшему, решила Гермиона и промолчала. Но ничего не могла поделать с собой и весь день задавалась вопросом, будет ли избегать ее Северус сегодня.

Жалкое состояние: она слишком нуждалась в этих минутах утешения. И Гермиона решила вечером вообще не выходить из своей комнаты. Если она что-то услышит — может быть, но если все опять будет тихо, то она просто почитает книгу.

Очнувшись после очередного приступа, Гермиона услышала, как он тихо возится с чем-то в лаборатории, но спустя мгновение он уже закрыл за собой дверь спальни. Гермиона со вздохом откинулась на подушки и ощутила горький вкус разочарования.

И снова ей предстоит одинокий вечер. Ну и что же? Она точно не будет умолять Северуса ее обнять, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой и покинутой.

Гермиона переоделась и вновь забралась на кровать. Она никак не могла сосредоточится на книге, и ей удалось прочитать всего пару страниц, когда она услышала какой-то звук из комнаты Снейпа. Тот же тихий стон, что и вчера.

Она встала и сделала было шаг, как вдруг ее заставил подскочить раздавшийся грохот. Как будто на пол упало что-то тяжелое.

Вдруг с ним что-то случилось?

Уже не колеблясь, Гермиона поспешила к его двери и постучала.

— Северус! — крикнула она. — Все в порядке?

Ответа долго не было, и Гермиона уже собиралась вломиться в его комнату, как услышала его слова:

— Убирайся! Проклятье, оставь меня в покое!

От страха у нее забилось сердце. Его слова ранили. Гермиона резко развернулась и ушла к себе, громко хлопнув дверью.

Она не собиралась навязываться, она просто беспокоилась. Но, очевидно, у Снейпа все было нормально, и она помешала. Больше она не заговорит с ним.

Но на следующее утро он сам прервал молчание:

— Ничего не случилось, — он почти что выплюнул слова, словно радуясь, что наконец-то может это сказать. Гермиона точно не ждала от Северуса извинений, однако это было слишком на них похоже.

— Хорошо, — она пожала плечами и вернулась к работе.

Но перевод не мог отвлечь ее от беспорядка, творящегося в голове. Она снова и снова посматривала на Снейпа. Если с ним что-то случится, ей совсем не на что будет надеяться!

— Ты... записываешь результаты своих исследований? — как можно небрежнее спросила она.

Он нахмурился и невесело улыбнулся.

— Ты имеешь в виду, чтобы кто-то смог продолжить, если я внезапно умру? — Но прежде чем Гермиона могла ответить, он отмахнулся: — Ладно, ты права. Да, я веду записи, можешь их прочитать. И не беспокойся — у меня всего лишь болела голова, от этого не умирают.

Гермиона не нашлась, что ответить, поэтому промолчала и с плохим предчувствием вернулась к тексту.

Этим вечером она твердо решила не обращать внимания на странное поведение Северуса, что бы ни случилось. Но крик, который донесся до ее ушей, сразу же уничтожил все ее намерения. От него кровь стыла в жилах, он был наполнен такой мукой, что Гермиона не могла его игнорировать. От простой головной боли так не кричат!

Дрожа, Гермиона помедлила у его двери и, когда раздался следующий стон, просто вошла.

Северус стоял на коленях, спрятав лицо в ладонях и со стоном качаясь взад-вперед.

Гермиона осторожно опустилась рядом и положила руку ему на плечо. Он испуганно дернулся, уставился на нее, словно не узнавая, и прохрипел:

— Убирайся! Тебе нельзя... Я не могу!

Внезапно он упал лицом в пол, и из его руки выкатился небольшой пузырек.

От страха у Гермионы перехватило горло. Она наклонилась к Северусу, чтобы удостовериться, что он жив. Его слабое поверхностное дыхание немного ее успокоило, и она отыскала маленький фиал, который закатился в угол. Он был пустым и неподписанным. Гермиона осторожно понюхала его и уловила едва заметный горький запах. Она аккуратно убрала пузырек в карман и снова вернулась к Снейпу — тот глухо застонал и пошевелился.

— Северус, — испуганно прошептала она и попыталась помочь ему подняться.

— Уходи, — пробормотал он, но она не послушалась и помогла ему добраться до кровати.

Снейп был мертвенно-бледен, на лбу у него выступила испарина. Под закрытыми глазами залегли тени. Гермиона метнулась в ванную комнату и, принеся влажное полотенце, положила ему на пылающий лоб. Северус со стоном поднял руку, чтобы прогнать Гермиону, но тут же обессиленно уронил.

Гермиона села на край кровати и ждала. Когда его дыхание выровнялось, проверила пульс на запястье. Сердце билось быстрее обычного, но не настолько, чтобы вызвать сильное беспокойство.

Похоже, Северус погрузился в беспокойный сон, и Гермиона снова сходила в ванную и намочила полотенце. Когда холодная ткань вновь коснулась лба Северуса, он нахмурился, но не проснулся. Гермиона придвинула к кровати стул и села, сложив руки на коленях.

В тишине темной комнаты было слышно только его дыхание да стук ее сердца.

Гермионе было страшно. И потребовалось некоторое время, чтобы осознать: боится она за Северуса. Беспокойство о нем перекрывало осознание, что она лишится жизни, если с ним что-то произойдет.

Что он сделал? Что было в фиале? Гермиона снова достала его и осмотрела, но так ничего и не смогла понять. Но она не сомневалась: именно из-за этого он прятался от нее последние несколько вечеров. Он хотел без помех принимать зелье.

В темноте она могла различить лишь очертания его тела. Северус лежал, не двигаясь, и в порыве страха Гермиона вскочила и приникла ухом к его груди, ловя дыхание. Ровный стук сердца успокоил и напомнил вечера на диване, когда Гермиона искала умиротворения в его объятиях.

Сквозь ткань рубашки она щекой почувствовала твердый предмет и вспомнила, как удивилась в тот вечер, когда узнала, что Северус носит цепочку. По ее мнению, Северус и украшения не сочетались друг с другом, но она посчитала это просто очередным маленьким сюрпризом, которыми он неосознанно не переставал удивлять ее. Кулон все время был спрятан под рубашкой. Гермиона осторожно ощупала маленький предмет и поняла, что это небольшой флакончик. Что в нем?

И что за зелье он принял? Был ли это наркотик, дарящий обманное облегчение, которое ему больше неоткуда было получить?

Без человека, который лежал перед ней, они никогда не смогли бы победить Волдеморта. Он посвятил этому всю свою жизнь, многое перенес, но ничего не получил взамен.

Гермиона подумала о Гарри — он всегда был Мальчиком-который-выжил, а теперь стал еще и победителем Волдеморта. Гарри тоже пришлось немало пережить, но рядом с ним всегда были люди, который заботились о нем, иногда даже больше, чем ему самому хотелось бы.

Но совершенно никого не волновало, жив Северус Снейп или нет.

Гермиона сглотнула. Как только он это вынес? Для него не получилось никакого счастливого конца. Он был одинок и озлоблен. Неужели эти флакончики были для него единственной отрадой? У Гермионы сжалось сердце.

Она осторожно потрогала его пылающий лоб. Убрала компресс и снова села рядом на стул. Должно быть, она задремала, поскольку испуганно вскинулась, когда Северус позвал ее.

Он по-прежнему лежал, но теперь повернул к ней голову и смотрел на Гермиону с нечитаемым выражением.

— Гермиона, иди спать. Все хорошо, — сказал Северус.

Она потрясла головой, прогоняя остатки сна, и потрогала его лоб. Северус вздрогнул от ее прикосновения. Гермиона виновато пробормотала:

— У тебя жар.

Он на миг прикрыл глаза.

— Все хорошо, — еще раз сказал он.

Гермиона прикусила губу, но все же не выдержала и выпалила:

— Что ты принял?

Послышался его тихий хриплый смех.

— Думаешь, это наркотик?

Она не ответила, но, похоже, Северус понял, что угадал. Он долго молчал, затем произнес:

— Просто попробовал кое-что. Не сработало. Прости, что побочные эффекты так тебя напугали. Это было в последний раз и больше не повторится.

— Чего ты добивался? — тихо спросила Гермиона.

Он снова долго думал, прежде чем ответить.

— Хотел помочь тебе. Мне нужно было кое-что вспомнить, но у меня не вышло, а больше это зелье принимать нельзя. У меня было всего три попытки! — почти со злостью бросил он и тут же скривился. Скорее всего, его мучила сильная боль.

— И какая мне польза оттого, что ты стонешь, скрючившись на полу? — качая головой, сердито спросила Гермиона.

Но Северус только поджал губы и закрыл глаза. Гермиона начала что-то понимать.

— Если только... — медленно начала она. — Ты говорил, что знал создателя этого проклятия. Ты знал мелкие детали, но забыл и теперь попытался вспомнить?

Северус осторожно кивнул.

— Я должен был попытаться, — прошептал он, не открывая глаз. — Зелье помогает вспомнить забытое. И, к сожалению, оно сработало. Я вспомнил все возможное, но только не то, что хотел. А то, что не нужно... — он невесело рассмеялся. — Лучше бы не вспоминал.

Он посмотрел на нее.

— Мне очень жаль, что у меня не получилось.

— Ш-ш-ш, — сказала Гермиона, как говорят ребенку, пытаясь его успокоить, и положила ладонь на его руку. — Я благодарна тебе и полностью доверяю. Знаю, ты попытался сделать все возможное и не остановишься и дальше.

Северус долго смотрел на ее руку.

— Ты ничего не знаешь, — вздохнул он наконец и закрыл глаза. — Но все равно — спасибо.

Этим утром Северус проснулся позже обычного. Стул, на котором ночью сидела Гермиона, пустовал. Северус со вздохом вновь опустился на подушки.

Принимать заботу Гермионы было... непривычно.

Он редко позволял себе дать слабину, а уж если это и случалось, то только в одиночестве. Ему была ненавистна мысль, что кто-то увидит его уязвимым. Раньше это могло стоить ему жизни. Но вчера он позволил себе на мгновение расслабиться.

Холодный компресс слегка уменьшил головную боль. Боль, которая ощущалась еще мучительнее оттого, что оказалась бесполезна.

Но Гермиона помогла ему не только этим. Намного больше его утешила тревога в ее глазах.

Северус никогда еще не позволял другим видеть его слабым. И он отнюдь не думал, будто лишен чего-то важного. И понадобилось это ужасное проклятие, чтобы Северус понял, каково это — когда о тебе заботятся.

Конечно, тревога Гермионы была не вполне бескорыстной. Она знала — она пропадет без него. И все же... Что-то в ее взгляде и жестах позволило ему поверить: она действительно переживает за него. Когда Северус сказал, что все в порядке, она могла бы уйти. Но она осталась.

* * *

Гермиона несколько настороженно поприветствовала его, но ни словом не обмолвилась о вчерашнем. И, разумеется, Северус совершенно не горел желанием об этом разговаривать.

Он опасался, что слова разрушат то хрупкое чувство тепла, которое поселилось в сердце. И немного стыдился этого чувства, поскольку вчера потерпел неудачу, и теперь ему придется снова вслепую распознавать компоненты яда.

Он снова и снова гипнотизировал взглядом волнограф, словно ждал, будто тот как по волшебству подскажет все составляющие. Смешно. Северус лихорадочно проверял пробу за пробой. Ничто не казалось ему невозможным или лишенным смысла, и, когда по комнате уже расползались тени, ему повезло — удалось распознать последний животный компонент. Но чувство глубокого удовлетворения улетучилось, как только Северус увидел в окне тоненький серп нового месяца.

Северус почти со злостью захлопнул ставни. Он уже ненавидел луну. Раньше она была всего лишь небесным телом, а теперь же, словно светящийся циферблат, напоминала о времени, которое утекало сквозь пальцы. И он ничего не мог с этим поделать.

* * *

Гермиона успокоилась, увидев, что недавние события не навредили здоровью Северуса. Он работал как одержимый, не прерываясь ни на минуту, словно хотел наверстать упущенное.

Она заставила себя не думать о том, что, если бы у него вчера получилось, сегодня все было бы уже закончено. Мысль причиняла боль. Жаль, что Северус получил только плохие воспоминания.

Он столько взвалил на себя, чтобы помочь ей. И все это только потому, что чувствовал себя обязанным за оказанную в прошлом помощь. А ведь она сделала не так уж и много.

* * *

Гермиона с головой погрузилась в мир Джона Хельмонда и, благодаря своей усидчивости, сумела расшифровать небольшой кусок зашифрованного текста. Любопытно, что этот человек, который по приговору церкви провел годы в заключении, наряду с египетскими и вавилонскими символами использовал для создания своего кода и ссылки на библейские тексты.

Та небольшая часть, которую удалось расшифровать, подтвердила предположение Гермионы: речь шла о лечебном зелье. В тексте чаще всего встречались слова «тело» и «сердце». Хельмонд был врачом, так что слишком удивляться не приходилось, но все же... Перевод постепенно продвигался, да еще и Северус успел сообщить ей радостную новость, прежде чем Танатос снова завладел ею.

* * *

Когда много позже Гермиона пришла в себя, то с содроганием вспомнила, что делала и говорила. Пока Северус держал ее, не давая нанести себе вред, она кричала: «Я сумасшедшая, что ухаживала за тобой! Надо было просто придушить тебя подушкой, и все бы уже закончилось! Почему ты еще здесь? Никто не знает, что ты еще жив, и всем наплевать на это!»

На лице Северуса не дрогнул ни один мускул, и хватка не ослабла ни на секунду.

Гермиона знала, что ее устами говорило проклятие, но все равно до глубины души стыдилась своих слов.

Она встала с кровати, на которую ее уложил Северус, и прислушалась. Стояла тишина, и невозможно было понять, спит он или нет.

Гостиная была погружена в темноту, и только слабое мерцание камина освещало диван. Северус был здесь!

Не задумавшись ни на миг, Гермиона подошла и села рядом. Он помедлил, но потом поднял руку и прижал Гермиону к себе. Глубокое умиротворение затопило ее. И уверенность, которой ей так не хватало. Она выживет. Северус не даст ей умереть. Откуда появилось такое убеждение, Гермиона не знала и не хотела знать.

Словно это было естественным, она положила руку ему на грудь и кончиками пальцев прикоснулась к чему-то под рубашкой — маленькому флакону, который Северус носил на цепочке. Гермиона невольно насторожилась и почувствовала, как Северус напрягся и накрыл ее руку.

— Ты сказал, что больше не будешь пытаться... — нерешительно начала Гермиона, приподнявшись, чтобы заглянуть ему в глаза.

Северус кивнул.

— Так и есть. Еще одна попытка, скорее всего, вызовет непоправимые повреждения в мозге, и тогда я не смогу тебе помочь, — криво улыбнувшись, ответил он.

— Но что тогда?..

Он стиснул зубы, и в его взгляде появилось затравленное выражение.

— Это другое, — отрезал он. — Зелье, которое я изобрел незадолго до твоего появления. Мое спасение..

В Гермионе медленно забрезжило понимание, и ее глаза расширились от ужаса.

— Ты хочешь покончить с собой!

Выражение его лица подтвердило ее догадку. В голове у Гермионы все смешалось. Какая ирония! Пока она боролась за жизнь, он носил свою смерть на шее.

Северус сильнее сжал ее руку, которую он так и не отпустил, и тихо сказал:

— Я ведь все еще здесь, верно?

Он с мольбой посмотрел на нее, и Гермиона крепче сжала зубы, чтобы подавить рвущиеся наружу слова. Если Северус захочет это сделать, то никакие доводы его не удержат.

Да и какое право имела она выбирать, жить ему или умереть? Гермиона сама ненавидела, что создатель проклятия решил за нее. Никто другой, кроме нее, не имел на это права. Разве могла она отказать в этом Северусу? Об этом стоило подумать.

А пока он еще здесь...

Тепло его руки, казалось, заполнило ее целиком. Он еще жил и делал все возможное, чтобы помочь ей...

И хотя у нее холодело сердце при мысли, что когда-нибудь Северуса не станет, Гермиона без слов снова прислонилась к нему. Выпустив флакончик, она разжала пальцы и переплела их с пальцами Северуса. Он со вздохом расслабился и стиснул ее руку.

* * *

Насколько близки они были по вечерам, настолько далекой казалась ему Гермиона днем. Это были принципиально разные вещи — обнимать и утешать человека вечером и смотреть ему в глаза при свете дня. Даже мысль о том, чтобы к ней прикоснуться, казалась в эти часы нелепой. Северус разделял с ней день и даже не думал о большем. Может, из-за того, что она, склоняясь над своими записями, снова напоминала ему ученицу. А теперь, когда она узнала о его яде, словно отдалилась от него еще сильнее.

С одной стороны, Северус испытывал благодарность, что Гермиона не стала расспрашивать дальше и поверила на слово, что он будет помогать ей, сколько потребуется.

Но, с другой стороны, он был несколько разочарован. Гермиона не должна была так явно показывать, что ее волнует только это. Он думал... надеялся... Она же переживала, когда он пострадал от побочных эффектов зелья...

Неужели его жизнь так мало для нее значила? Северус опасался, что Гермиона заметит в его глазах разочарование, и поэтому избегал смотреть на нее.

Вчерашняя эйфория из-за найденного животного компонента уже испарилась. Северусу предстояло новое испытание. Он не мог однозначно расшифровать узор волнографа и не понимал, к какой группе относятся прочие составляющие яда.

Все, что ему оставалось, — проверять вслепую, и это злило.

Диск волнографа слегка завибрировал. Северус сделал новый образец зелья в надежде получить более четкий рисунок. Он уныло смотрел на медленно проявляющиеся линии и вздрогнул, когда Гермиона неожиданно оказалась рядом.

— Северус, — прошептала она. На глазах у нее блестели слезы. Через миг она со всхлипом бросилась ему на шею и крепко прижалась.

Сперва Северус растерялся, но затем осторожно обнял ее.

Что с ней случилось?

Он привык к теплу ее тела, пока они сидели рядом по вечерам. Но сейчас было по-другому. Казалось, что Гермиона нуждается совсем не в утешении, да и всхлипы быстро прекратились. Северус чувствовал распространяющееся по телу тепло. Ему так захотелось ощутить ее всю, что он немного крепче обнял ее.

Внезапно ему показалось это неправильным. Северус сделал шаг назад, но она не отпускала его.

— Держи меня крепче, — выдохнула Гермиона ему в шею, и от этого, а также от звука ее голоса по телу Северуса прошли мурашки.

Осознание словно окатило его ледяной водой. Какой же он идиот! Это проклятие! Он резко высвободился и отстранил ее, внимательно заглядывая в глаза.

Гермиона улыбнулась.

— Что такое? Не нравится, когда я тебя обнимаю?

Все только что пережитые чувства Северус тут же спрятал за непроницаемой маской.

— Не знаю, чего ты добиваешься, но у тебя ничего не выйдет, — холодно ответил он. Он знал, что говорит не с Гермионой, а с проклятьем.

Она же только шире улыбнулась. Затем закрыла глаза и покачнулась. Северус еще успел подхватить ее, перед тем как она потеряла сознание.

* * *

Уложив Гермиону на кровать, Северус вернулся к работе, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Он чуть не пропустил очередной приступ! Он так старательно избегал смотреть на нее, что совсем не заметил изменения. Если бы она не пришла к нему... Страшно подумать, что могло бы случиться. Но она пришла...

И вдруг Северус четко и ясно понял, что произошло. Проклиная все на свете, он ринулся в ее комнату и увидел подтверждение своих опасений.

Гермиона только притворялась, будто потеряла сознание. Теперь же она сидела на кровати и пыталась открыть небольшой пузырек на цепочке, который украла у него.

— У тебя не получится, — ухмыльнулся он. — Он открывается только паролем.

Ужасающе торжествующая улыбка появилась на ее лице, Гермиона подняла флакон к губам и едва слышно прошептала:

— Лили.

С тихим шипением он открылся, но Северус уже успел выхватить из ее рук хрупкий сосуд.

— Это не для тебя, — выдохнул он. Одной рукой он прижал к кровати ее запястья, а другой закрыл флакон и спрятал его в карман.

Гермиона злобно смотрела на него, но Танатос уже отступал, и с тихим вздохом она потеряла сознание. Спустя несколько мгновений Северус ослабил хватку и встал с кровати, все еще охваченный бурлящей яростью. Дрожащими руками он нащупал пузырек и, резко развернувшись, покинул комнату, не оглядываясь.

Северус знал: он только что боролся не с Гермионой, а с проклятием. Собственная беспомощность разозлила его. Ужасно, как Танатос использовал ее знания о нем. Следовало догадаться, что подпускать Гермиону так близко к себе — во всех отношениях большая ошибка. Ни к чему хорошему это не приведет.

Приближался вечер, и с ним — время очередного приступа. Северус бдительно следил за Гермионой. Он не даст обмануть себя еще раз, словно какого-то мальчишку. Цепочка с флаконом была надежно спрятана у него в комнате.

Неожиданно Гермиона бросила перо на стол и поискала Северуса взглядом. Медленно поднялась и подошла с опасным блеском в глазах.

— Северус, тебе не помешает перерыв, — проворковала она, скользнув ладонью вверх по его руке.

Проклятье! Снейпу нужна была всего минута, пока завершится работа волнографа, потом он мог позаботиться о Гермионе.

Она встала позади него и принялась разминать его плечи, пока сам Северус стоял, слегка склонившись над столом, и вглядывался в медленно проступающий рисунок волнографа.

Он раздраженно попытался уклониться, но Гермиона только тихо рассмеялась и начала гладить его по груди.

— Успокойся! Я всего лишь хочу помочь — тебе не повредит расслабиться.

Она ловко скользнула руками под рубашку и прикоснулась к коже. Северус так крепко стиснул зубы, что у него заболела челюсть, но это хоть немного помогло ему отвлечься. Ему нравились ее прикосновения. Слабак! Ведь он знал, что Гермиона искала флакончик, и все же не мог противиться чувству, которое порождали в нем ее ласкающие руки.

Еще немного! Он полностью сосредоточился на вибрирующем стеклянном диске. Рисунок вот-вот проявится...

В этот раз все должно получиться. Когда образец будет готов, это будет большой шаг вперед в поиске противоядия.

Уже появились первые нечеткие линии, но Северус больше не мог смотреть на них. Близость Гермионы слишком отвлекала.

Он резко повернулся и схватил ее за запястья.

— Не прикасайся ко мне! — прошипел он.

Гермиона даже не вздрогнула.

— Только не говори, что тебе не нравится, — вкрадчиво произнесла она.

Северус язвительно ухмыльнулся.

— Зря ищешь. Я больше не ношу его с собой.

Разочарование только на секунду промелькнуло у нее на лице. Затем Гермиона снова улыбнулась, выдернула свои руки из его захвата и прижалась к нему всем телом, положив ладони на грудь.

Северус невольно отшатнулся. Она не отставала от него. И когда он наткнулся на край стола, Гермиона молниеносно что-то схватила позади него. Снейп услышал звон и с ужасом увидел у нее в руке большой сверкающий осколок. Она разбила диск волнографа!

Северус вновь схватил ее запястья, из последних сил сдерживаясь, чтобы не ударить Гермиону. Она закричала от боли и выпустила осколок, который упал на пол.

— Идиотка! — прорычал Северус, стараясь подавить ярость.

— Рад бы меня придушить, да? — задыхаясь, проговорила она и снова прижалась к нему. — Давай! — выдохнула Гермиона ему в губы. — Я заслужила! И не буду сопротивляться.

Северус чувствовал, как кипит адреналин в крови, как пульсирует жилка на лбу. Это не Гермиона. Не она только что разрушила работу целого дня. Надо просто ее крепко держать, приступ пройдет, и она снова станет прежней. Но он так и не смотрел ей в глаза, опасаясь, что все-таки сорвется.

Он резко развернул ее и, крепко сжимая ее скрещенные руки, повел к выходу из комнаты. Гермиона сопротивлялась, но, когда они дошли до ее спальни, обмякла.

Северус опасался ослабить захват. Она вчера обманула его притворным обмороком. Он неожиданно отпустил ее, и Гермиона тяжело рухнула на пол.

Это точно не притворство.

Он торопливо опустился на колени и, осторожно подняв ее, переложил на кровать.

У нее на лбу медленно наливалась шишка. Северус содрогнулся, заметив красные отпечатки, оставленные его хваткой на нежных запястьях. На их фоне были видны не до конца зажившие порезы, которые Гермиона нанесла себе прежде.

Что он натворил? Да, он уберег ее от более страшной участи, но все же следы его жестокости на ее коже пугали. Гермиона, изможденная, лежала, забывшись тяжелым сном, как всегда после того, как ее выпускало из своих когтей проклятие.

Северус устал. Его угнетала мысль о том, что всю сегодняшнюю работу придется переделывать, и он невольно кинул взгляд в окно. Бледный месяц в темном небе, казалось, издевался над ним, кричал: «Сдавайся! У тебя не получится!».

С мрачной решимостью Северус вернулся в лабораторию и начал приготовления. Все еще клокочущую в нем ярость он заглушил стаканом вина. Так, по крайней мере, его движения станут чуть медленнее. Как раз настолько, чтобы не раздавить пальцами хрупкое стекло.

* * *

— Все… совсем плохо?

Северус оглянулся и увидел стоящую в дверях Гермиону. Она была бледна, и на ее лице явственно читалась вина. Гермиона понимала, что натворила.

Голубоватый кровоподтек у нее на лбу напоминал о том, что натворил он.

Северус запустил волнограф и со вздохом обернулся к ней.

— У меня уйдут сутки на то, чтобы повторить образец, — просто ответил он.

Гермиона побледнела еще больше и подошла к столу, на котором лежали осколки. Она взяла несколько осколков в руки.

— Их можно как-то починить? Репаро? — тихо спросила она.

Северус горько рассмеялся.

— Невозможно. Ты весьма постаралась.

Она вздрогнула и уронила осколки.

Северус заметил, что Гермиона, очевидно, порезалась, так как внимательно рассматривала палец, на котором выступила капля крови.

— Покажи, — рыкнул он и схватил ее за руку.

Гермиона испуганно отшатнулась, и он сообразил, что она вспомнила, как он с ней обошелся.

— Гермиона, прости... — начал он.

Но она лишь покачала головой.

— Не извиняйся. Я веду себя ужасно в эти минуты, и у тебя не остается выбора.

Она протянула ему руку. Северус понял: она хотела показать, что не боится его.

Он осторожно взял ее руку и осмотрел крошечный порез.

— Ничего страшного. Завтра не останется и следа, — пробормотал он и взглянул на ее лоб. — Правда, шишка никуда не денется. Жаль, что я не могу свести ее магией.

Северус подавил желание провести по шишке пальцем. Сумасшествие. Это лишь причинит Гермионе боль и ничем не поможет. Внезапно он осознал, как близко она стоит — так же, как всего несколько часов назад. И все же это было совсем по-другому. Если бы она прикоснулась к нему, как тогда...

Северус поспешно отпустил руку Гермионы и отвернулся к столу. Гермиона села на диван.

Северус охотнее всего пошел бы спать, но ведь она ждала. Ждала утешения и заверения, что он не сердится из-за происшествия во время приступа.

Чтобы потянуть время, Северус налил в два бокала вино и лишь потом сел рядом с ней.

Он колебался, прежде чем откинуться на спинку дивана. Гермиона снова прижмется к нему, как обычно. Но в его памяти слишком свежо было воспоминание о ее поведении сегодня вечером. Он еще помнил ощущение ее руки на своей коже...

Если он сегодня обнимет ее, то будет думать совсем не об утешении, а о том, другом прикосновении. Не о жертве проклятия, а о Гермионе, которая теперь ждала и так тепло смотрела на него...

* * *

Ясное небо, столь страстно проклинаемое Северусом накануне за то, что на нем виднее был растущий месяц, Гермиону радовало: можно было продолжить прогулки по пляжу.

Море шумело. Было что-то странно успокоительное в том, что этот шум будет продолжаться вечно, что бы ни случилось с Гермионой. Она уже перестала давать себе обещания. Всего через десять дней проклятие станет необратимым. И, возможно, она сама вчера приложила руку к тому, что Северус не успеет спасти ее.

Сегодня она начала писать близким письма, которые следовало отправить, когда ее не станет. Мысль о боли, которую причинит им известие о ее смерти, очень удручала Гермиону, и она старалась вложить побольше утешения в слова. Они не должны горевать — это еще больше усложнит все. На секунду закралась идея еще раз увидеть их, но Гермиона быстро откинула ее. Ей понадобятся все силы для себя. К тому же она не одна...

Ее взгляд метнулся к темному силуэту рядом. Она уговорила Северуса сопровождать ее, так как ему все равно нечем было заняться, пока волнограф не закончил работу, и она видела, как его убивает вынужденное безделье.

Вчера он далеко не сразу успокоился настолько, чтобы она смогла прижаться к нему, как раньше. Может быть, это казалось смешным, но ей необходимо было убедиться, что Северус не злится на ее. Вспоминать о приступах по-прежнему было страшно, но она уже начала привыкать к голосам и больше не боролась с ними.

Ей так нужны были эти минуты близости, чтобы снова увериться: голоса лгут. Никто не желал ей смерти и не думал, будто она это заслужила.

И все же смерть придет. Раньше, чем Гермиона полагала...

— Что ты сделаешь с моим телом? — спросила она и заметила, как Северус вздрогнул.

Он остановился и посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

— Ты не умрешь, — отрезал Северус, поглубже засунув руки в карманы куртки.

— Незачем притворяться! Я хочу... я должна знать...

Северус пошел дальше, и Гермионе пришлось поторопиться, чтобы нагнать его.

— Северус, пожалуйста!

Он остановился и резко обернулся.

— И что ты хочешь услышать? — раздосадованно рявкнул он. — Что я закопаю тебя в саду?

Гермиона прикусила губу и задумалась. Что она хочет услышать?

— Просто... Это ужасно, что после меня что-то останется. Я уйду, а тело останется. Почему? Почему оно просто не исчезнет, когда станет мне не нужно? Я не хочу, чтобы оно осталось!

Она ничего не могла с этим поделать. Это звучало глупо, но мучило ее.

— Я знаю, это всего лишь оболочка, и потом мне будет совершенно все равно, что с ней случится. Но сейчас-то мне не все равно, — попыталась она объяснить. — И почему в смерти столько неопределенности? Когда начинается приступ, мне все равно, больно или нет, я просто хочу, чтобы эта мука закончилась. Но когда я в сознании, мне страшно. Я не хочу умирать! И не хочу боли. Я не желаю медленно умирать, вскрыв себе вены. Это, наверное, ужасно — наблюдать, как постепенно утекает жизнь... И когда уже ничего будет не изменить... я уйду, а тело останется...

Гермиона обхватила себя руками, чтобы подавить дрожь, прошедшую по телу после высказанных слов, которые она так долго носила в себе.

Северус нахмурился и посмотрел на Гермиону, словно увидел ее впервые.

— Безумие, да? — тихо сказала она. — Но я...

— Я понимаю, — прервал он ее. — Я думал так же. Ты знаешь о зелье, которое я изобрел. Оно дарит легкую смерть и полностью растворяет тело. Обо мне некому позаботиться после смерти, а мысль, что мое тело неделями или месяцами будет разлагаться, пока его не найдет какой-нибудь забредший в мой дом пастух, не особенно мне нравилась. Я хотел окончательно исчезнуть из этого мира, и поэтому придумал свое зелье...

Северус замолчал и, казалось, боролся с собой.

— И хотя это бессмысленно, поскольку никогда не произойдет, обещаю, что, если понадобится, я дам тебе его выпить.

Странным образом это ее тронуло, и Гермиона сглотнула комок, внезапно вставший в горле. Северус предлагал ей выход!

— А ты? — прошептала она.

Он безрадостно улыбнулся.

— Могу сварить его заново, когда потребуется. Это просто отсрочка.

К сожалению, у приступов не было четкого расписания. Как правило, они начинались ранним вечером, но всегда в разное время.

Чаще всего Гермиона сидела за столом и работала над переводом. Вокруг она раскладывала открытые книги, периодически туда заглядывая. Но сегодня они лежали аккуратной стопкой на краю. Гермиона строчила пером, но это походило, скорее, на письма.

Снейпа озадачивало, что она не продолжала переводить Хельмонда. Сам он не видел в переводе особого смысла, но Гермиона хотя бы была занята и не думала все время о черной тени, нависшей над ней.

Днем Северус похвалил ее стряпню, а Гермиона, криво улыбнувшись, призналась, что использовала консервы. Она уже не старалась приготовить что-либо съедобное. И их разговор сегодня на пляже...

Казалось, она теряет последнюю надежду, и Северус не знал, что предпринять, чтобы Гермиона не сдалась окончательно. Обещание отдать ей флакон с ядом было попыткой успокоить. Гермиона не должна бояться болезненной смерти, не должна даже думать об этом.

Когда она отложила перо, Северус тут же направился прямо к ней, чтобы не пустить в свою лабораторию.

Гермиона с загадочной улыбкой откинулась на спинку стула и подняла взгляд.

Северус с подозрением смотрел на нее. Она же не собирается делать ему одолжение и спокойно сидеть, пока длится приступ? Так просто не бывает.

И на самом деле Гермиона встала и подошла к нему вплотную.

— Ты не собираешься мне все упрощать, да? — выдохнула Гермиона, ее голосом управляло ужасное проклятие. — Но однажды я одержу верх, и знаешь почему?

Гермиона положила руки ему на грудь и прильнула. Северус сглотнул, но не отшатнулся. Она не сможет снова загнать его в угол. Северус ничего не ответил и лишь смотрел на нее сверху вниз.

— Я выиграю, потому что ты меня хочешь, — прошептала она и на долю секунды прикоснулась своими губами к его. — Я заметила, как ты порой смотришь на меня, как тебе нравится, когда я тебя трогаю. Ты хочешь мной обладать — каждый день и, разумеется, каждую ночь. — В ее глазах появился дьявольский блеск, но Северус не мог отвести взгляд. Гермиона продолжала: — Ты представляешь себе, каково это — чувствовать меня всем телом, видеть, как я извиваюсь под тобой и умоляю: “Еще!”. Вот что делает тебя слабым!

Северус скрипнул зубами. Он не собирался признаваться даже самому себе, хотел навсегда спрятать это нелепое желание глубоко внутри. Но она была права: он хотел ее. Только женщина, стоящая сейчас перед ним, не Гермиона.

— Это может стать явью, — соблазнительно прошептала она и снова слегка коснулась его губ своими. — Представь, как я отдаю тебе все, Северус: свое тело и душу. Прими их, а потом отпусти меня.

Надо выиграть время. Гермиона пойдет на все, чтобы добиться своего. Придется просто отвлекать ее, пока приступ не закончится.

Северусу пришлось закрыть глаза — слишком соблазнительная картина мешала сосредоточиться.

— Ты дашь мне все? — прошептал он, и почувствовал ее улыбку у своих губ.

— Да, — отозвалась Гермиона, скользя руками по его телу и притрагиваясь легкими поцелуями ко рту. И принялась медленно расстегивать пуговицы его рубашки.

Северус сдержал вздох. Вот, значит, каково это — ощущать Гермиону... Но это была не она. Не на самом деле. Проклятие направляло ее разум и тело с определенной целью. Не более.

— Скажи, чего ты хочешь? — шептала Гермиона, покрывая жаркими поцелуями его обнаженную грудь.

Северус молниеносно схватил Гермиону за плечи, не давая ей расстегнуть ремень. Чтобы не вызвать подозрений, он наклонился и приник губами к ее шее.

— Хочу тебя в кровати, — произнес он и испугался своего хриплого голоса.

По-прежнему не глядя ей в глаза, Северус взял Гермиону за руку и повел в ее комнату, где она с соблазнительной улыбкой легла на кровать.

Он постарался подавить нарастающую панику. Когда же, наконец, приступ закончится? Северус не знал наверняка, как долго еще сможет поддерживать это представление и осознавать, что это обман. Если он поддастся, то как потом посмотрит Гермионе в глаза?

Чтобы выиграть время, Северус начал медленно расстегивать оставшиеся пуговицы и почувствовал смесь ужаса и восхищения, увидев, как она делает то же самое.

Гермиона уже почти распахнула свою блузку, когда ее руки внезапно бессильно упали. Она наконец-то потеряла сознание.

Со вздохом облегчения Северус на секунду спрятал лицо в ладонях, стараясь прийти в себя. Приступ закончился.

Северус торопливо заправил рубашку в брюки и, слегка поколебавшись, наклонился над Гермионой и застегнул ее блузку.

Этого не должно было случиться...

* * *

Еще долго после пробуждения Гермиона не открывала глаза. Картинки произошедшего стояли перед внутренним взором. Как она прижималась к Северусу. Как целовала его и обещала сделать все, что угодно. И, казалось, он сдался и повел ее в комнату.

Гермиона испуганно ощупала себя. Блузка была застегнута. Должно быть, Северус сделал это со снисходительной усмешкой. Наверняка он думал при этом: «Глупая девчонка. Как будто ты можешь меня соблазнить».

Воображать, будто он может испытывать к ней влечение — выдавать желаемое за действительное.

Северус сказал: во время приступов она себе не принадлежит. Но все же эта сущность была какой-то ее частью. Гермиона оставалась собой, хотя ею и управляло проклятие. Сейчас она ясно это поняла и страстно пожалела, что уже не забывает все, как в самом начале.

Ужасно, как она предложила себя Северусу. И еще унизительнее это казалось оттого, что ее действительно тянуло к нему.

Неожиданная чуткость, которую он проявил к ней тем вечером, заставила Гермиону по-новому взглянуть на него и заметить детали. Его глубокий голос, изящные пальцы, едкий, но забавный сарказм... По отдельности, возможно, незначительные мелочи, но все вместе они заставили ее почувствовать, что она хочет узнать этого человека, быть ближе к нему, прикасаться...

Она списала это на нормальную реакцию — они были мужчиной и женщиной, запертыми вместе. Между ними неизбежно возникло бы напряжение.

Гермиона ни на секунду не задумывалась о том, чтобы поддаться влечению. Слишком важно было сохранить Северуса как друга. Она уже однажды поддалась чувствам и тем самым разрушила дружбу. Она не могла позволить себе потерять Северуса.

Но теперь проклятие заставило ее принять решение, и Гермиона была вынуждена пожинать плоды. Она еще помнила, как возликовала во время приступа, решив, что сможет добиться своего: соблазнить Северуса и получить свободу.

Судя по шуму из гостиной, Северус работал. Идти ли к нему? Он знал, что она просыпается всегда в это время и присоединяется к нему. Если она останется сейчас в комнате, завтра все станет еще хуже.

В конце концов, Северус понимал: она не виновата в том, что происходит во время приступов. Она пойдет к нему, и он наверняка скажет, чтобы она не вспоминала о случившемся. И они снова проведут вечер на диване. И она, прижавшись к нему, будет старательно подавлять желание провести пальцами по его груди...

Северус поднял голову, когда Гермиона вошла в комнату, и рассеянно улыбнулся. Она отправилась на кухню и принесла бутылку вина, после чего устроилась на диване. Надо было помочь ему расслабиться.

— Я знаю, ты говорил, что мне не нужно извиняться, — тихо начала она, — но я все же прошу прощения. Мне жаль, что так произошло.

Он не ответил и, взглянув на него, Гермиона увидела, что Северус оторвался от работы и с потемневшим лицом сжимает в руках какой-то бумажный пакет.

— Поверь, я знаю, что тебе жаль, — произнес наконец Северус горько.

— Я имею в виду... мне не следовало... это не должно было... — попыталась она поспешно объяснить, поняв, что он неправильно истолковал ее слова.

— Все в порядке, Гермиона. Сделаем вид, будто ничего не было, — прервал ее Северус и швырнул смятый пакет на стол.

Она встала и неуверенно направилась к нему. Гермиона шла медленно, словно обдумывая каждый шаг, но все же приблизилась к нему.

* * *

Казалось, он предпочитает не замечать, что они стоят точно так же, как несколько часов назад.

— Это правда? Ты на самом деле хочешь меня? — с удивлением прошептала Гермиона.

И, прежде чем Северус смог бы оттолкнуть ее, она притянула его к себе и нежно прижалась своими губами к его.

Это легкое прикосновение было таким сладким, близость — столь упоительной, что тело Северуса возобладало над разумом. Он с хриплым рыком прижал ее к себе, страшась потерять хоть секунду ее присутствия.

Гермиона открывалась к нему, льнула. Он даже не подозревал, насколько сильной была его потребность в ней.

Он гладил ее тело, и удовлетворенный вздох сорвался с ее губ, когда Северус принялся ласкать нежную кожу шеи.

Гермиона была такой мягкой, теплой, отзывчивой. И такой... доверчивой.

Северус выпрямился и встретил взгляд блестящих глаз.

— Северус, — прошептала Гермиона, и это был ее голос, не проклятия.

Если он снова поцелует ее, то пути назад не будет, понял Северус. Он соблазнит ее, позволит увлечь себя, насладится ее нежностью... Как он хотел этого!.. И Гермиона отдастся ему, доверится полностью.

И внезапно понимание, что он не заслужил ее доверия, словно большой ком встало в груди Северуса.

Ему потребовалось недюжинное усилие, но Северус смог выпустить ее из кольца рук и выпрямился. Гермиона, по-прежнему обнимающая его за шею, с недоумением взглянула на него.

— Я не могу, — тяжело дыша, выдавил Северус. — А ты не захочешь сама, когда узнаешь правду.

Она шагнула назад и скрестила руки на груди.

— Ты о чем? — с нарастающей паникой в голосе спросила Гермиона.

Северус принялся мерить комнату шагами.

Он не мог оставаться рядом с ней, смотреть в лицо, когда все расскажет. Он не хотел видеть, как теплый свет ее глаз превращается в ярость и ненависть.

Северус остановился у камина и оперся рукой о стену. Не отрывая взгляда от пламени, он заставил себя произнести:

— Проклятие Танатос создано мной.

Наступила звенящая, давящая тишина. Северусу хотелось нарушить ее, хотелось, чтобы Гермиона сказала хоть что-нибудь, накричала или даже ударила его. Но ничего не происходило, и Северус принял это, как первый шаг в наказании. Когда он посмотрел на Гермиону, то увидел, что она прикрыла дрожащей рукой губы, словно мечтая стереть с них его след.

— Поэтому ты его сразу узнал, — прерывающимся голосом сказала она. — Ты хотел убить меня? — В ее голосе ясно слышался ужас.

— Нет! — воскликнул Северус. — Никогда! Это был Хвост.

— Ты же сказал, что ты изобрел проклятие! — ее голос прервался.

— Позволь объяснить, — выдохнул Северус и снова уставился в пламя. — Да, я придумал его много лет назад. Я нанес зелье на нож и превратил тем самым в ужасное оружие. Мне нет прощения, и я не жду его. Но я никогда не применил Танатос, потому что...

Он прервался и невесело рассмеялся.

— Веришь или нет: я испугался. Да, я ненавидел и продолжаю это делать, но даже ненависть не могла заставить меня совершить нечто столь ужасное. Я стер все свои воспоминания о его создании.

Северус снова зашагал по комнате, не в силах стоять спокойно и чувствовать на себе презрительный взгляд Гермионы.

— Как ты думаешь, почему я не смог вспомнить состав? Я постарался, я не хотел больше когда-либо испытать соблазн и применить проклятие.

— Кому предназначалось проклятие? — от ледяного тона ее голоса Северуса обдало холодом, хотя он стоял прямо рядом с камином.

— А как ты думаешь? — тихо спросил Северус. — Только одного человека я настолько сильно ненавидел, что желал ему смерти — Джеймса Поттера.

Он до сих пор с трудом выговаривал это имя. Годы унижений так глубоко укоренились в сознании, что даже прошедшее время ни на йоту не уменьшило ненависти.

— Что ты сделал с клинком, после того как стер воспоминания? — услышал он отстраненный голос Гермионы, из которого исчезли все эмоции.

— Надежно спрятал в доме моих родителей. Я не хотел оставлять его в Хогвартсе — это показалось мне слишком рискованным. Но захотел сохранить нож как напоминание о том миге моей жизни, когда что-то умерло в мне. Я чуть было не превратился в трусливого убийцу из-за угла. И этот клинок стоял у меня перед глазами, когда я решил рассказать Дамблдору о готовящемся покушении на Лили и ее семью.

Северус провел руками по лицу, чтобы стереть мучительные воспоминания.

— На шестом году вашей учебы у меня жил Хвост. Ужасное создание. Он все разнюхивал, и я предостерег его перед ножом: если ему дорога жизнь, пусть держится подальше. Конечно же, он рассказал Темному Лорду. Не знаю, был ли это план Хвоста, или же сам Лорд приказал ему... Однажды я заметил, что клинок исчез, а мерзко хихикающий Хвост заверил меня, что проклятие еще сыграет большую роль. Я сразу догадался, что он хочет отправить нож в Хогвартс. Я наказал Филчу усилить контроль и сам часто проверял сов, приносящих подозрительный груз. Но нож не появился. Чем это все закончилось, ты знаешь.

Северус чувствовал себя опустошенным. Он не решался поднять голову и встретить полный презрения взгляд Гермионы.

— Я бы жизнь отдал, лишь бы это предотвратить, — прошептал он.

— Невелика цена! — выплюнула Гермиона. — Она тебе самому не дорога!

Еще долго после того, как дверь ее спальни громко захлопнулась, Северус неподвижно стоял на месте. Все закончилось, не успев начаться, и он оказался не готов к боли, которую вдруг почувствовал.

Вот, значит, каково это — быть мертвым. Гермиона ничего не чувствовала. Слишком ужасной оказалась правда, и ее сознание отрешилось от всего. Гермионе очень хотелось, чтобы это состояние продолжалось вечно и она так бы и пребывала в своеобразной спячке, пока Танатос не закончил бы свое черное дело и подарил ей покой.

Но с наступлением утра прошла и апатия. Гермионе, к сожалению, не удалось ее сохранить, потому что внутри бушевало столько разных чувств, что они смешивались в ровный гул, похожий на многоголосый шепот толпы. И вот из этого сплетения эмоций выкристаллизовалась одна: яркая, пылающая. Гермионе чуть не стало плохо от захлестнувшей ее волны ярости, поглотившей все прочие чувства.

Как же хотелось вырваться отсюда! Сбежать из этого дома, где она заперта вместе с виновником ее бед. Долго не раздумывая, она поддалась импульсу, гнавшему ее из этого места. Куда угодно, лишь бы не здесь, где сам воздух отравлен присутствием Снейпа.

Схватив из одежды первое, что попалось под руку, Гермиона прокралась через темный безмолвный дом к выходу. Не раздумывая взялась за ручку, но дверь не открывалась. Но ведь Северус уже несколько недель назад снял заклинание, почему же не получается выйти?

— Я обновил заклинание, — раздался голос из темноты. Гермиона обернулась и разглядела смутный силуэт на диване. В ней вновь вскипела ярость.

— Выпусти меня!

— Еще рано. Я отпущу тебя, когда проклятие снимется, но до тех пор ты останешься здесь, — Северус говорил усталым, но твердым голосом.

— Не хочу! Не хочу оставаться с тобой, не хочу тебя видеть! — закричала она.

— Гермиона, ты умная женщина, а ведешь себя, как испуганный ребенок. Если ты уйдешь, то не останется никакой надежды. Ты понимаешь теперь, почему только я могу тебе помочь. Я — монстр, который придумал это проклятие. Прошу: не сдавайся! Тебе не обязательно смотреть на меня или разговаривать со мной. Останься и позволь мне продолжить работу. Затем можешь делать все, что хочешь.

— Например, сдать тебя в Аврорат? — вызывающе спросила она.

— Например, — устало кивнул Северус.

Гермиона задумалась. Уйти действительно было бы безумием. Она хотела жить, и ей нужна помощь Северуса. Значит, придется остаться...

— Когда я уйду, то заберу с собой твой флакон, — наконец сказала она. Раньше она намеревалась забрать его, чтобы спасти Северуса. Гермиона ни секунды не собиралась исчезнуть после снятия проклятия и оставить его одного. Но теперь она изменила свое решение. — Ты не должен иметь возможности так легко избежать наказания.

Северус вздохнул.

— Хорошо.

Не произнеся больше ни слова, Гермиона вернулась в свою комнату.

* * *

В этот день Гермионы только по необходимости выходила из комнаты и при этом старательно избегала Снейпа.

Она продолжала писать. Она должна попрощаться с дорогими ей людьми перед тем, как выпьет яд. Гермиона уже закончила письмо родителям и собиралась положить его в конверт, когда раздался стук в дверь.

Когда Северус вошел, так и не дождавшись разрешения, Гермиона по-прежнему не смотрела на него. Она и так знала: начинается время Танатоса. И с радостью ощутила знакомое опустошение и чувство безнадежности, нашептываемое голосами. Зачем бороться?

— Хочешь видеть, как исполнится то, что ты задумывал?

В первый раз за день она посмотрела ему в лицо. Как она могла найти его привлекательным? Снейп был бледным и погасшим, со сжатыми в тонкую линию губами.

— Дай мне нож, и все закончится. Ты же об этом мечтал? — выплюнула она.

По бледному лицу скользнула боль, но Гермионе было все равно.

— Я никогда не хотел убить тебя, — беспомощно отозвался Снейп.

— Меня или Джеймса, какая разница? Нас можно легко поставить на одну доску. Джеймс мешал тебе, потому что ты хотел Лили, а я стою на твоем пути, потому что ты хочешь смерти. Видишь письмо? Это родителям. И там написано, что меня больше нет. Я ничего не рассказала им, даже не упомянула твое имя. Никто не узнает, что ты виноват. Просто закрой глаза, и тебе самому не придется потом стыдиться. Ты всю ночь не спал, чтобы не дать мне сбежать. Это нормально, если усталость возьмет свое...

Гермиона начала потихоньку приподниматься со стула. Снейп не пошевелился. Может, он наконец-то позволит ей?..

Но она тут же почувствовала его руки на своих плечах, и Снейп усадил ее обратно.

— Не прикасайся ко мне! — закричала она, стараясь вырваться. — Я никогда больше не позволю прикоснуться ко мне, слышишь? Ты отвратителен!

Она хотела еще многое сказать. Насладиться выражением страдания на его лице. Причинить столько боли, сколько он причинил ей. Но к ней уже подкралась спасительная темнота, окутывая сознание.

* * *

Чертыхнувшись, Северус вытер лужицу, натекшую со стеблей кармелина. Он стал слишком рассеянным. Еще никогда не было столь необходимо сосредоточиться, но Северус не мог выкинуть из головы отвращение, написанное на лице Гермионы. И полные презрения слова, брошенные ею, когда он прикоснулся к ней. Конечно, она права. Он сам знал это лучше кого бы то ни было. И все же желал, чтобы для него не было столь мучительным слышать такое от нее.

Гермиона избегала его. Так и должно быть, пока он не найдет противоядие и она сможет уйти, чтобы жить так, как хотела.

Это даже успокаивало. Все станет как прежде. Не лучше, но, по крайней мере, к той боли он привык. И не хотел испытывать новую.

Северус почти не видел Гермиону весь последующий день. Только вечером она вышла из комнаты и села на диван, не глядя на Снейпа. Проклятие заставило ее перестать делать вид, будто Северуса не существует.

— А вообще, почему ты еще здесь? — задумчиво спросила Гермиона, повернувшись к нему. Это снова был Танатос, но Северус странным образом даже обрадовался, что она хотя бы разговаривает с ним. Молчание тяжело давило на него весь день.

— Я здесь живу, — ответил он и начал давить ягоды тиса.

Она сухо рассмеялась.

— О нет. Это нельзя назвать жизнью. Ты, может, и существуешь, но это лишь короткая остановка на пути к Лили. Что стало с твоим намерением наконец-то присоединиться к ней? С намерением, которому я, увы, мешаю? У тебя есть яд... Чего ты ждешь?

Северус оторвался от работы и увидел опасное мерцание в глазах Гермионы.

— Об этом предоставь думать мне, — холодно отозвался он.

Она немного помолчала, а затем продолжила говорить мягким, сострадательным голосом, от которого мурашки шли по коже.

— Знаешь, я понимаю тебя. Что тебе еще осталось? Ты дал обещание, ты его выполнил — по-моему, пора уходить. Ты же не хочешь и дальше оставаться в мире без нее. Страшная боль, с которой ты жил столько лет, которая сделала твое сердце пустым и холодным, искупила твои ошибки. Сын Лили жив, и это лучшее, что ты для нее мог сделать. Уверена, она оценит...

Северус старался не поддаваться на убаюкивающее звучание голоса. Не замечая, что делает, он давил ягоды до состояния пюре. И продолжал орудовать пестиком, потому что знал: как только он остановится, у него задрожат пальцы.

Гермиона тихо рассмеялась.

— Ты ведь знаешь, что я права. Тебя ничто здесь больше не держит. Ты расплатился сполна, и мне ты ничего не должен. Ничего! Наконец-то, после того как ты столь долго был марионеткой, пришло время решать самому. Северус, ты это заслужил! Давай же!

Северус знал, что проклятие говорит ее устами, но не мог не прислушиваться. Ведь она была права! Он сам спрашивал себя, почему он еще здесь. Если бы не Гермиона, он давно бы обрел покой. Какая заманчивая мысль. Что его удерживает?

Он посмотрел на нее и заметил довольную ухмылку, скользнувшую по лицу Гермионы.

Нет! Он не даст ей победить так легко. Проклятье, он хотел, чтобы она жила, а если это означает для него отсрочку, что ж, он привык поступаться своими желаниями.

— Мне кажется, я слышу, как она зовет тебя, — прошептала Гермиона, пристально глядя на него. — Она жаждет сказать тебе, как благодарна, что ты спас ее сына. Неужели ты не слышишь? Иди к ней, Северус, это так легко. Один глоточек... — она уже встала с дивана и приблизилась к нему.

— Прекрати! — зашипел Северус, выронив пестик из дрожащих пальцев.

— Ты можешь совершить то, к чему так давно стремишься, — выдохнула она Снейпу на ухо. — Я не стану удерживать тебя.

Северус медленно повернулся к ней и встретил ее взгляд. Гермиона смотрела на него горящими глазами, слегка приоткрыв рот в напряжении.

— Я имею полное право распоряжаться своей жизнью, — тихо произнес Северус.

Глаза Гермионы сверкнули, и она едва заметно кивнула.

— Да, Северус. Наконец-то, столько времени себя...

— Полагаешь, я позволю решать тебе? — с этими словами он выпрямился и язвительно усмехнулся. — Не пытайся манипулировать мной, Гермиона! Уверяю, я намного опытнее тебя!

Она посмотрела на него застывшим взглядом, а потом развернулась и ушла в свою комнату, с грохотом захлопнув дверь.

Северус оперся обеими руками на стол и потряс головой, пытаясь отдышаться.

Он никому не позволит решать, когда ему уходить!

Затем выпрямился и поспешил в ее комнату. Возможно, приступ еще не прошел, нельзя оставлять Гермиону одну. Увидев, что происходит, Северус понял, насколько был прав.

Каким-то образом Гермионе удалось схватить одну из пустых пробирок, которую она разбила и теперь пыталась порезать кожу на запястье так, чтобы добраться до артерии. Она не торопилась и с каким-то отталкивающим, болезненным восхищением наблюдала, как кровь стекает тонкими струйками с ее руки.

Северус тотчас же оказался рядом с ней и отобрал осколок.

— Думаешь, я так быстро сдамся? — бросил он, крепко удерживая ее.

Гермиона попыталась вырваться.

— Не мешай мне! — закричала она. — Мы оба освободимся! Проклятье, я больше не могу это выносить! Не могу! Не хочу!

Ему пришлось ждать, пока она не потеряет сознание, прежде чем он смог обработать раны. Кровь текла сильнее, чем обычно, и Северус наложил тугую повязку. Через пару часов придется снова ее проверить.

* * *

Когда Северус позже зашел в комнату, Гермиона уже проснулась и лежала в постели.

— Надо сменить повязку, — тихо сказал он и показал бинты, словно в доказательство.

Она равнодушно протянула руку. Когда Северус начал разматывать ткань, Гермиона не вздрогнула, даже не посмотрела на него. Просто безучастно лежала на кровати и позволяла делать ему свое дело.

Было ужасно видеть ее такой. Он легче переносил ярость Гермионы, чем эту апатию.

Словно желая противостоять безучастности, Северус не лег спать, а направился в лабораторию, чтобы смешать остальные пробы. Он проверил уже практически все возможные составы и комбинации. Но без последней неопознанной субстанции он не добьется успеха. Проклятия, вложенные в зелья, легко снять, но сначала нужна основа! Это сводило с ума. Северус был так близок к разгадке и все же ничего не мог сделать.

Северус знал, как он действует, когда изобретает зелья, и постарался думать так, словно еще раз собирается создать это проклятие. Он хотел вспомнить ту ненависть к Джеймсу, которая пронизывала его, когда он сотворил Танатос, но у него не получалось. И тогда Северус осознал, что ненависть, которую он лелеял долгие годы, ушла. От нее осталась лишь пустая скорлупа, бледное напоминание, не вызывающее особых чувств. Он взрастил эту ненависть, чтобы отвлечься от любви к Лили, так казалось проще. Однако теперь его заполнило новое чувство, и оно было настолько всепоглощающим, что у Северуса перехватило дыхание.

Отчаяние.

Неужели он обречен нести смерть дорогим ему людям? Северус никогда не желал смерти Лили и никогда не хотел убить Альбуса, но это произошло. И теперь растущая луна напоминала ему, что Гермиона тоже умрет, если он не успеет найти противоядие. Эта мысль сводила с ума.

В его жизни подобное уже было. И теперь Северусу казалось очень символичным, что сегодня тридцать первое октября — день смерти Лили. Самый черный день его жизни. Последние двадцать лет Северус проводил его за просмотром колдографий Лили и чтением ее писем. Порой сливал в думосброс редкие счастливые воспоминания, чтобы окунуться в них.

Но сегодня придется нарушить традицию. Северус говорил себе, что время на исходе, но знал сам, что лжет. Он приготовил столько проб, что ничего не мог делать в следующие двенадцать часов, кроме как ждать результатов волнографий. К тому же он был настолько измотан, что наделал бы ошибок, продолжив работать с компонентами. Этого он не мог себе позволить.

Северус достал последнюю бутылку вина. Это напомнило, что скоро придется выйти из дома — их припасы подходили к концу.

Их припасы... Когда из «его» они стали «их»? Незачем об этом задумываться — Гермиона никогда не станет частью его жизни, даже если ему удастся победить проклятие.

Теперь он понял, почему не хотел посвящать это вечер памяти Лили. Он не мог думать о ней. Другая картинка вставала перед его глазами.

— Ты плачешь о ней или обо мне?

Северус резко провел рукой по лицу, стирая слезы, которых он даже не почувствовал.

— Чего ты хочешь? — хриплым голосом спросил он, не оборачиваясь. Одним глотком опустошил бокал, чтобы смягчить горло. — Проверить, не валяюсь ли я мертвым в углу? Ведь мне же безразлично, выживешь ли ты!

Горечь в его словах заставила Гермиону замереть.

Да, он не выбирал этот путь. Но он остался с ней и боролся за ее жизнь, хотя она платила ему только презрением.

Все злые слова, которые она хотела бросить ему в лицо, вдруг осели у нее на языке привкусом пепла. Хватит причинять Северус боль, он и так уже двадцать лет искупает свою вину. Он не хотел, чтобы так случилось, не хотел, чтобы проклятие поразило кого-нибудь. И он не был обязан идти за ней до самой квартиры. Он мог бросить ее там истекать кровью. Совесть мучила бы его меньше, если бы он не видел каждый день жертву своего проклятия, напоминание о совершенном преступлении.

А еще он мог промолчать и не рассказывать, что именно он создал Танатос. Мог воспользоваться ее желанием — Гермиона сама поцеловала его и зашла бы еще дальше, если бы он не помешал.

— Почему ты рассказал мне? — тихо спросила она.

Северус фыркнул, не глядя на нее.

— Не знал, как еще тебя остановить. Обморок, который спас бы нас обоих от этой неловкой ситуации, к сожалению, не приходил.

Гермиона вздрогнула от жестокости его слов и уже хотела резко ответить, как заметила его взгляд, брошенный в ее сторону.

Воспоминания двухдневной давности, которые она так старательно гнала, вновь вспыхнули перед глазами. Она, жаждущая, лежала в его объятиях, но Северус отстранился... Медленно, неохотно. Тогда она заметила внутреннюю борьбу в его взгляде.

И теперь она видела то же самое.

— Лжец, — спокойно сказала она, скрестив руки на груди.

Северус не ответил, только наклонился за бутылкой вина.

— Разве это имеет значение? — пробормотал он, вытаскивая пробку.

— Проклятье, да! — воскликнула Гермиона. — Еще три недели назад у меня была жизнь! Может, и скучная, но… простая. А теперь… — она замолчала, ища слова, и провела рукой по волосам. — Я уже не знаю, кто я вообще, и, скорее всего, уже не успею это выяснить. Танатос внушает мне: нет ничего стоящего. Знаешь, что мне до сих пор придавало сил? Осознание, что ты, как проклятый, пытаешься меня спасти. Я думала, голоса в голове не могут быть правы, раз ты так борешься за меня. Не могу же я быть настолько... никчемной, как они твердят, ведь ты терпишь меня и прощаешь все мерзости, которые я творю во время приступов.

Казалось, что Северус ее не слушал, но он так и держал бутылку в руке, не пытаясь наполнить стакан.

— Я думала, не могу же я быть плохой, раз нравлюсь тебе, — тихо добавила Гермиона. — И вдруг оказывается, что дело вовсе не во мне, а в проклятии, которое ты изобрел, и угрызениях совести!

Северус медленно повернул голову и почти враждебно посмотрел на нее.

— Думаешь, мне нравится нести смерть дорогим мне людям? Снова и снова? Моя мать, Лили, Альбус...

Он схватил стакан, и на миг Гермионе показалось, что он швырнет его в стену, но Северус поставил стакан на стол и наполнил до краев.

— Да, ты попала сюда только из-за моего чувства вины, и, разумеется, только потому, что я хотел от него избавиться! Только поэтому! — резко сказал он и залпом осушил бокал.

— Но? — спросила Гермиона с тихой надеждой. Ей не хотелось верить, что не было “но”.

Северус со вздохом закрыл глаза.

— Но... Потом у меня появились другие причины тебя спасать. Перед тобой... столько возможностей. Ты должна иметь выбор… — Северус замолчал и уронил лицо в ладони.

Сама не заметив, Гермиона подошла ближе, пока не оказалась прямо перед ним.

Она устала, бесконечно устала, и ей хотелось вновь испытать чувство защищенности, которое дарили его объятия. Гермиона осторожно села рядом с ним на диван и коснулась его плеча. Северус вздрогнул, словно ждал удара, но она мягко толкнула его, заставляя откинуться. И когда Гермиона прижалась к нему, он обнял ее.

Ей больше не нужно было знать, зачем он захотел ее спасти и кого оплакивал. От зародившегося предположения у нее потеплело в груди.

Пока с нее было довольно. Будь у нее больше времени, она бы выяснила, на какие возможности намекнул Северус. Нужно всего лишь время...

* * *

Гермиона прижималась к нему, как раньше, до того, как он своим признанием все разрушил. Северус знал, что надеяться на прощение нельзя, но она сама пришла к нему. И это его очень тронуло. Она не была обязана это делать: он бы и дальше пытался спасти ее, даже если бы она его ненавидела. Но Гермиона пришла, и Северус был ей бесконечно благодарен.

Они молча так сидели, согретые огнем камина и теплом друг друга. Северусу стало спокойно, как никогда в жизни. Он крепче прижал к себе Гермиону, закрыл глаза и долго слушал ее ровное дыхание, пока не уверился, что она заснула. Палочкой призвал одеяло и укрыл Гермиону. Стоило бы ее разбудить или отнести в кровать, но Северус не мог отказаться от ее близости, особенно после того, как долго был этого лишен.

Она что-то пробормотала во сне и сползла ниже, пока не легла головой ему на колени.

И хотя Северус сидел не двигаясь, в его голове мысли стремительно сменяли одна другую. Он не мог выразить словами, как для него важно, что Гермиона снова с ним. Ее присутствие подарило новую надежду. Он справится, он просто обязан справиться!

Наверное, он все-таки уснул — когда он открыл глаза, за окнами серел рассвет. Гермионы не было.

Северус вскочил.

— Гермиона! — эхо его голоса прокатилось по дому. Сердце болезненно сжалось, внутри нарастал ужас.

— Я здесь.

Эти простые слова, сказанные вполголоса, оказали волшебное действие. Северуса окатила волна облегчения, напряженные мускулы расслабились. Страшные картины, в которых он метался по всему побережью в поисках Гермионы, мгновенно рассеялись.

Гермиона вышла из своей комнаты, и Северус увидел, что она всего-навсего переодевалась. Он слегка улыбнулся, но, похоже, в его глазах еще читался пережитый страх, потому что Гермиона испуганно посмотрела на него и подошла ближе.

— Все в порядке? — спросила она, наклонив голову набок.

Северус только кивнул. Она еще мгновение озабоченно рассматривала его. Она поняла, что он подумал. Потом Гермиона направилась на кухню.

— Ты тоже будешь кофе?

* * *

Дни потекли, как раньше, и Гермионе приятно было вернуться к привычной рутине. Она продолжила работать над переводом. Она должна его закончить. Загадка увлекла Гермиону. Она разгадает, какому компоненту Хельмонд приписывал такое большое значение, даже если это будет последним делом в ее жизни.

По ее лицу скользнула тень улыбки. Это и будет последнее, что она сделает в жизни...

Северус тоже продолжил работать, и по его нервным движениям Гермиона поняла, что он недоволен результатами. Наконец он подошел к ее столу и смотрел на нее, пока она не подняла голову.

— Ничего не поделать, я должен съездить кое-зачем в город, — сказал он и сжал губы. Поначалу Гермиона не поняла, почему он выглядит таким озабоченным, но тут же догадалась. Его крик сегодня утром, страх оставить ее одну... Северус не знал, может ли доверять вновь восстановленным мирным отношениям.

Гермиона отложила перо и встала.

— Я буду ждать здесь, — твердо произнесла она и посмотрела ему прямо в глаза.

Северус хотел что-то сказать, но она нежно накрыла ему рот рукой и повторила:

— Я буду ждать здесь, — и заметила по его взгляду: он наконец-то поверил, что она не сбежит при первой возможности.

Северус робко накрыл ее руку своей и поцеловал ее пальцы. Гермиону пронизала дрожь. Он убрал ее руку с губ, но не отпустил. Она шагнула еще ближе к нему и почувствовала возникшее напряжение.

Она ощущала то же самое, что и в прошлый раз, когда стояла так близко к нему. Это было чувство… правильности. Северус, наверное, тоже это почувствовал, потому что он наклонился к ней, глядя на нее вопросительно и с неуверенностью. Их губы встретились, и Гермиона закрыла глаза. Для нее никаких сомнений не было.

* * *

Еще долго после того как Северус ушел, Гермиона стояла и смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Этот мужчина держал ее жизнь в своих руках, и она не могла представить руки надежней. Проклятие не давало ей загадывать дальше следующего полнолуния, но Гермионе нравилось думать о том, что могло бы быть. Она, конечно, ни на что не рассчитывала, но у нее появилась надежда, что однажды можно будет оставить старую жизнь и начать новую, которую она построит сама, не оглядываясь на остальных. А если такой возможности не будет, она проживет последние дни так, словно уже живет заново.

* * *

Все его знания ничем не могли помочь, и Северус чувствовал нарастающую панику. Он знал, что с таким настроем нельзя добиться хороших результатов, но ничего не мог поделать. Осталось всего четыре дня!

Ни один из компонентов не подходил. Даже специфические ингредиенты, которые он купил в Лютном переулке. Ничто не давало тот же рисунок, что и яд, а луна все увеличивалась.

Надо было попытаться взломать наложенные на яд проклятия, прежде чем удастся выяснить все составляющие. Может быть, последний ингредиент, если он будет найден, даст минимальную погрешность, и контрзаклинание получится без лишних проблем. Ничего другого не оставалось.

А пока его тревога росла, Гермиона становилась все спокойней.

Хотя она продолжила перевод, не было в ней того огня, как раньше. Книги, которые дал Северус в помощь, Гермиона взяла с воодушевлением, но теперь они лежали аккуратной стопкой на краю стола. Казалось, она просто хочет закончить работу, не испытывая от этого особой радости. Она привыкла все начатое доводить до конца.

Письма для ее родных и друзей лежали на тумбочке у кровати. Гермиона попросила отослать их, когда... Северус не захотел дослушать. Он знал, что она имела в виду.

Она отринула все, что раньше составляло ее жизнь, и Северус был рад, что не относится к прошлому. Гермиона все чаще искала его близости, и ему это нравилось. Это было совсем ново для него — смотреть в глаза человеку и знать, что тот не возненавидит его, если узнает о нем все. Гермиона знала. И все равно смотрела на него с нежностью. Северус чувствовал себя особенным — этот взгляд принадлежал только ему. И гнал от себя мысли, что когда-нибудь она посмотрит на него холодными остекленевшими глазами.

Он привык мало спать и не хотел терять время, но чувствовал, что вечера на диване были очень важны для нее.

Поведение Гермионы во время приступов слегка изменилось. Танатос набирал силу и стал частью ее личности. Гермиона больше не буйствовала и не пыталась обхитрить его. Она стала тихой и только просила пощадить ее, дать ей свободу, которую она так жаждет. Становилось все тяжелее отличать настоящую Гермиону от той, которой управляло проклятие: переход стал очень прозрачным, и это пугало Северуса сильнее, чем приступы.

Они тихо сидели на диване в этот вечер, ее голова покоилась, как обычно, на его груди. Гермиона засыпала, но как только Северус пытался встать, чтобы отнести ее в кровать, она просыпалась и просила его посидеть еще немного. Он боролся с собой. Ему нужно отдохнуть и выспаться, а ночь на диване этому не способствовала. Но он не хотел оставлять Гермиону одну, раз она так нуждается в нем.

Тихий, робкий вопрос положил конец его колебаниям.

— Можно поспать с тобой?

Северус часто представлял себе мгновение, когда Гермиона окажется в его постели. Воспоминания о ее прикосновениях еще были слишком свежи, а поцелуй был необыкновенным. Но это было нечто иное. Она не хотела секса, она хотела просто быть рядом с ним, и ему стало немного стыдно за свои мысли.

Не сказав ни слова, Северус встал и протянул руку.

— Пойдем, — только и сказал он, и она пошла за ним.

Чувствовать ее мягкое тело, прижавшееся к нему, было прекрасно и странно, и у него каждый раз перехватывало дыхание, когда он просыпался и ощущал рядом Гермиону. Редкие и короткие встречи прошлого всегда оставляли в нем чувство неудовлетворенности. Он не мог расслабиться, когда рядом находился кто-то чужой. Но теперь все было совсем иначе. Гермиона лежала в его объятиях, словно это было единственным правильным для нее местом в мире.

Конечно, Северус хотел ее. Он ловил себя на мысли, что хочет прикасаться и чувствовать ее по-другому. Но такая близость удовлетворяла намного глубже. Она наполнила его покоем, который было куда прекраснее телесного удовольствия, испытанного им раньше. Казалось, Гермиона через кожу прикасается прямо к его душе, в существовании которой он сомневался.

С этой мыслью он наконец-то заснул.

Странно, но мысль о скорой смерти перестала пугать Гермиону. После бесконечных взлетов и падений от надежды к отчаянию осознание того, что всему придет конец, скорее, успокаивало.

День полнолуния станет последним в ее жизни. После этого ей не придется ни дня прожить под проклятием. Флакон с ядом, который даст Северус, поможет ей легко закончить свое существование.

Она уже мечтала об этом.

Но пока этого не произошло, дел почти не было. Казалось, что даже Хельмонд решил больше не мучить ее загадками и потихоньку, шаг за шагом, открывал свои секреты. Книги о закодированных письменах, которые ей дал Северус, очень помогали в работе. Осталось немного, и Гермиона была уверена, что успеет закончить расшифровку.

Она уже распрощалась со своей старой жизнью, ей осталось только попрощаться с новой — и это оказалось очень болезненно.

Какая горькая ирония: только сейчас, перед лицом смерти, она поняла, что это значит — быть настолько близкой кому-то. Но Гермиона была благодарна судьбе за то, что ей было позволено это испытать. Она была счастлива рядом с Северусом, в его объятиях. Счастлива знать, что он неравнодушен к ней, к Гермионе Грейнджер, а не к какому-то образу, который сам себе придумал. Северус видел ее в самые темные часы, но это ни разу не поколебало его решимости спасти ее. Может, поначалу он действовал только из-за угрызений совести, но потом все изменилось.

Гермиона не разговаривала с ним об этом, но им и не требовалось.

С каждым пройденным часом Северус становился все беспокойнее, и это мучило ее. Он еще не потерял надежду, но Гермиона уже не разделяла его устремления.

Во время работы он сжимал губы в тонкую линию, а движения рук были резкими и порывистыми. Гермиона знала, что Северус не станет останавливаться на отдых, поэтому мягко заставила его поесть под предлогом, что после ему будет проще сосредоточиться. Но даже во время еды по лицу Северуса легко было заметить, что он продолжает перебирать в уме оставшиеся возможности.

Для нее самой время потеряло уже всякое значение. Порой ей казалось, что она часами сидит на диване и наблюдает, как осенний ветер клонит к земле верхушки деревьев. Но, возможно, проходило всего несколько минут. Все, что ей оставалось, — это ждать полнолуния, когда Танатос станет необратимым.

Теперь приступы не так сильно ее выматывали, и уже казалось правильным поддаться проклятию и положить конец мучениям. Словно она поняла, что нет смысла сопротивляться — все когда-нибудь заканчивается. Может быть, она умрет раньше, чем остальные, но кто знает, от какой боли ее это спасет.

Пока Танатос неохотно отступал, Северус обнимал ее. Когда проклятие отпустило, Гермиона не потеряла сознание, а объятие Северуса из фальшивого стало искренним.

Она со вздохом крепче прижалась к нему.

— Я теперь понимаю, хотя и не одобряю твое решение создать яд, — тихо сказала она. — Когда знаешь, что скоро все пройдет, чувствуешь себя спокойнее. Я бы никогда не выбрала для себя такой путь, но когда конец так близок, уже не боишься.

Гермиона почувствовала, как Северус напрягся и его рука крепко сжала ее плечо.

— Не говори так! — выдохнул он. — Не сдавайся так просто! Борись!

Она медленно и печально покачала головой.

— У меня не осталось ни сил, ни желания. Просто... — она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ведь ты должен меня понять! Ты же первый мечтал со всем покончить. Ты знаешь, каково это — когда все потеряло смысл.

Северус крепко сжал губы.

— Все изменилось, — наконец сказал он. — Я не буду еще раз варить для себя яд, не смогу. После того, как я увидел, как упорно ты борешься за свою жизнь, я буду казаться себе жалким, если так легко оборву свою. И ты должна бороться.

И впервые он сам поцеловал ее — напористо, почти грубо, словно пытался передать искру жизнелюбия, вспыхнувшую в нем.

* * *

Казалось, время летит, и Северуса сводило с ума, что он не может затормозить этот бег. Северус ожесточенно работал, не давая себе ни малейшей поблажки. Но часы были неумолимы. Северус даже проверил их, чтобы убедиться, что они исправны. Ведь не могло же быть, что время проходит так быстро.

Он начал заключать сделки со временем. Глупые сделки, вроде тех, что делают дети: «Если я смогу задержать дыхание до тех пор, пока все ингредиенты не станут однородной массой, то получу дополнительные пять минут».

Разумеется, это не действовало, но, возможно, только эти маленькие игры помогали ему не сойти с ума. Ему удалось взломать проклятия, но без последнего компонента успеха не добиться. Северус принялся пробовать все подряд. Во имя Мерлина, что он мог применить тогда? Может, в зелье упал его волос? Северус проверил и это, но не добился ожидаемого результата. Рисунки волнографа различались лишь минимально, но Северус знал, что пока образцы не совпадают полностью, ничего не получится.

Он снова и снова подходил к окну, чтобы посмотреть, где Гермиона. Он нервничал из-за того, что она пошла прогуляться — Северус предпочел бы, чтобы она оставалась поблизости. Но, конечно, не мог отказать ей в просьбе. Может быть, это возродит в Гермионе желание бороться. А может, лучше было бы ему все-таки пойти с ней?

Северус смог снова сосредоточиться на работе, только когда Гермиона вернулась — с растрепанными от ветра волосами и ободряющей улыбкой. Для него. Как будто он нуждается в ободрении больше, чем она!

Он предложил позвать ее друзей, если она скучает по ним. Гермиона долго смотрела на него, а потом покачала головой и сказала:

— Нет, так будет лучше.

Этой ночью Гермиона лежала рядом с ним, и ее близость успокаивала взбудораженные нервы. Северус рассматривал ее при бледном свете луны. Гермиона лежала спиной к нему, и ее длинные волосы рассыпались по подушке. Под покрывалом угадывались мягкие очертания бедра.

Северус осторожно придвинулся ближе и обнял ее. Он долго лежал так, вдыхая аромат ее волос и кожи, а потом почувствовал, как Гермиона накрыла его руку своей и погладила. Она тоже не спала.

— Почему все должно закончиться в полнолуние? — прошептал он. Эта мысль мучила его все последнее время. — Ты можешь жить дальше, я буду присматривать за тобой. Ведь есть так много мгновений, когда Танатос не властвует над тобой, почему бы не жить ради них?

Гермиона перестала поглаживать его руку и, казалось, задумалась. У Северуса пересохло во рту от волнения.

Она повернулась к нему и тихо отозвалась:

— Это не жизнь, Северус. Танатос становится сильнее и все больше поглощает меня. А я не могу сопротивляться бесконечно. И ты это знаешь. Лучше положить всему конец.

— Для меня не лучше! — вырвалось у него. Она не могла просто так разрушить его надежду!

Гермиона провела пальцем по его лицу, задумчиво разглядывая Северуса.

— И все же, Северус. Конец придет, и чем больше его откладывать, тем мучительнее он будет, — настойчиво сказала она. — Я не могу прожить остаток жизни под твоим присмотром. И не хочу. Как бы мне ни хотелось остаться с тобой, это невозможно. Когда наступит полнолуние, ты дашь мне яд, как обещал. А сам будешь жить дальше, и я останусь в твоих воспоминаниях. Это больше, чем я могла надеяться. Это так здорово — знать, что ты будешь жить, когда меня не станет. Знать, что я оставила след...

Она подняла голову и принялась покрывать его лицо поцелуями. Северус отстранился, он не хотел соглашаться с ее словами.

— Гермиона, еще не все кончено! Я успею, осталось целых два дня. Я справлюсь!

Северус повторял эти два слова, как молитву. Гермиона не должна прощаться, только не теперь, когда он обрел ее. Она должна поверить ему!

Но Гермиона не слушала, а снова принялась целовать его. Желание вспыхнуло в Северусе, и он перестал владеть собой. Ее руки проникли ему под майку, и он закрыл глаза, чувствуя, как Гермиона крепче прижалась к нему и почти прикоснулась губами к его губам.

— Люби меня, — прошептала она, и в первую секунду Северус не был уверен, что это не эхо его желания, которое он принял за действительность. — Люби меня, я хочу в последний раз почувствовать себя живой!

В возгласе, который вырвался у Северуса, смешались протест и страсть. Северус так сильно хотел Гермиону, что уже не мог остановиться. Он принялся жадно целовать ее, пытаясь каждым поцелуем передать, насколько он не готов ее отпускать. Его лихорадочное желание словно окутало их, укрыло от действительности и сделало все остальное ничтожным, пока сознание Северуса не погрузилось в беспамятство.

Когда наслаждение схлынуло, Северус с ужасом осознал, что он наделал. Чудовище. Молодая красивая девушка перед лицом смерти попросила любить ее, а он ее просто взял — быстро и неудержимо, потому что полностью потерял контроль над своим желанием.

Северус, еще тяжело дыша, оперся на руки и посмотрел на Гермиону. Она лежала с закрытыми глазами, ресницы бросали тень на ее бледную кожу. Гермиона выглядела такой хрупкой! Северус почти возненавидел себя за то, что случилось.

Он смятенно пробормотал:

— Я... прости меня... я был...

Она открыла глаза, и от ее сияющего взгляда у него перехватило дыхание. С его души тут же упал камень.

Она обняла его за шею и притянула к себе, их губы встретились. Гермиона целовала его, и Северусу хотелось раствориться в этой ласке и нежности, в которой не было ни капли злости или горечи.

— Все в порядке, — выдохнула Гермиона.

Все его опасения, что он мог причинить ей боль, отступили под напором ее поцелуев, и Северус целиком отдался ласке.

Это не было похоже ни на что пережитое ранее, и это было восхитительно. Северус думал, что нельзя одновременно испытывать нежность и страсть. Но сейчас он жаждал дарить нежность, как никогда в жизни. И только теперь ему стало понятно, как много он упустил. Это было намного больше, нежели простое удовлетворение телесных потребностей. Это он уже испытал, и теперь пришло время большего — время тишины и наслаждения.

Они доверились друг другу, и это было волшебно — открывать свое и ее тело. Никакого стыда, ведь Гермиона знала его — и все равно хотела.

Никогда еще Северус не испытывал такую радость, отдавая всего себя другому человеку. И он получил в ответ намного больше, чем мог надеяться.

* * *

Когда Гермиона уверилась, что Северус спит, она осторожно высвободилась из его объятий и покинула постель, даже не обернувшись. Слишком больно было бы видеть его таким — расслабленным и счастливым.

Зря она это сделала. Было эгоистичным использовать его. Она знала, что у них нет будущего — ее время скоро закончится, и Северус никак этого не изменит. Не стоило еще крепче привязывать его к себе, даже если ее желание было настолько всепоглощающим.

Теперь она должна была подвести черту. Последнее, что она может сделать для него, на большее ее не хватало. Гермиона должна попрощаться с этой жизнью, которой у нее никогда не будет. Северус обязан отпустить ее, и она не имеет права все усложнять.

Невероятно, что только теперь она поняла: Северус мог так много дать, и все это годами было спрятано за мрачной маской. После того как Гарри рассказал ей о любви Снейпа к Лили, Гермиона осознала, что Северус всегда скрывал чувства, потому что считал себя виноватым.

Она от всего сердца желала ему встретить женщину, которую он впустил бы в свою жизнь и обрел счастье, которое отражалось теперь в мягких чертах его лица.

Счастье, которое Гермиона должна разрушить.

Когда Северус проснулся, Гермионы не было рядом. Он выпрыгнул из постели, в спешке кое-как оделся. Увидев ее сидящей перед камином, с книгой и чашкой кофе в руках, он с облегчением выдохнул:

— Доброе утро.

Гермиона медленно повернула голову и посмотрела на него странно.

— Доброе, — наконец отозвалась она. Что-то в ее голосе заставило улыбку Северуса застыть. Под ее безразличным взглядом ему стало очень неуютно.

Конечно, у него было мало опыта в подобных ситуациях. Как ведут себя утром люди, которые провели вместе ночь? Северусу были знакомы лишь торопливые расставания да короткая неловкость, если случалось встретиться снова, и тогда кому-нибудь приходилось смущенно здороваться, избегая встречаться взглядом. Но ведь у тех, кто действительно друг друга любят, все должно быть иначе?

Северус поспешно ретировался в комнату и вернулся к Гермионе лишь полностью одетым. Она не смотрела на него, и он усилием воли выкинул ее странное поведение из головы и сосредоточился на работе.

— Я сожалею о том, что произошло вчера, — неожиданно сказала Гермиона. Северус взглянул на нее. Ее голос прерывался, но лицо было решительным. Гермиона продолжила: — Не стоило мне этого делать. В тот миг это показалось мне хорошей мыслью, но теперь я понимаю, что была неправа. Дело не в тебе. Прости.

Северус с шипением втянул воздух. Вот оно, значит, как! Гермиона использовала его в качестве утешения! Она делала так последние недели, но в этот раз осмелилась переступить границу. А теперь жалеет. Больше и добавить ничего нельзя. Северус почувствовал себя последним глупцом, что на самом деле верил, надеялся, будто Гермиона сможет стать... остаться его женщиной.

Если он ее вылечит, между ними все будет кончено.

Северус кивнул и мысленно достал маску равнодушия, которая когда-то так хорошо ему подходила. Было так легко надеть ее снова...

После приступа этим вечером Гермиона какое-то время еще сидела на диване, собираясь с силами. Северус, сжав зубы, с огромным трудом держался, чтобы не подойти к ней. Таким правильным казалось снова обнять ее, но ведь еще четыре недели назад такой мысли не возникло бы в его голове. Тогда она была здесь, потому что он хотел заплатить свой долг. Так все началось, так все и закончится.

Через некоторое время она встала и молча направилась в свою комнату. С тем же успехом Гермиона могла бы крикнуть ему в лицо, что он ей не нужен. Замок тихо щелкнул, но Северус вздрогнул, как будто она с грохотом хлопнула дверью.

В эту ночь Северус не мог уснуть, да и не собирался. Ему осталось меньше двадцати четырех часов. Он успеет отоспаться, когда найдет противоядие.

Абсолютное, истинное математическое время само по себе и по самой своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает равномерно.

Смешно, что именно теперь у него в мыслях внезапно всплыла эта формулировка Исаака Ньютона. Никогда еще Северус настолько сильно не ощущал течение времени. Северус проклинал его бег. Все в нем противилось тому, что время замедлить нельзя. Оно уходило — секунда за секундой, минута за минутой, час за часом. И ничего нельзя было поделать.

Северус не сдавался, но с каждым неудачным экспериментом сокращался срок, отведенный ему на надежду.

Гермиона же оставалась спокойной, и иногда его чуть не оскорбляло ее внешнее безразличие. Как могла она так равнодушно смотреть в лицо смерти? Ему почти хотелось, чтобы Гермионе было страшно, чтобы она искала у него утешения, вместо того, чтобы просто ждать.

Северус практически сходил с ума оттого, что так далеко продвинулся, но до сих пор не мог найти единственный неизвестный компонент.

Он не заметил, как Гермиона подошла к нему, и вздрогнул, когда она положила руку ему на плечо и тихо произнесла:

— Все кончено.

Он резко развернулся и посмотрел в окно. Нет, луна еще не заняла свое место, у него еще есть пара минут. Может, еще получится.

Жидкость, которую он наливал в пробирку, пролилась мимо. Северус стиснул зубы и постарался сохранить спокойствие. Гермиона притронулась к его руке.

— Все кончено, — повторила она. — Ты сделал все, что мог.

— Но этого мало! — вырвалось у него, и он швырнул пробирку в стену.

Он знал, что проиграл. Лунный цикл закончился, проклятье стало необратимым. Гермиона умрет. Снова из-за него умирает человек, а он не в силах этого изменить...

Внезапно его охватила боль. Он упал на колени и спрятал лицо в ладонях, содрогаясь от сухих рыданий. Он опять не справился! Что-то словно рвалось у него изнутри. Он выскочил на улицу и закричал.

Он кричал на луну, чей полный бледный диск ненавидел теперь всей душой. Как луна могла? Висит себе на небе, как будто ей все равно, что ее восход решил судьбу Гермионы. Она умрет! Он, Северус, сделал все возможное, чтобы исправить свою ошибку! Почему ему не удалось спасти Гермиону? За что он вынужден дать ей яд и смотреть, как она умирает? Она оборвет свою жизнь, а он не может помешать ей!

Гермиона вышла за ним и теперь стояла и смотрела — бледная и тихая, как сама луна. Она наблюдала, как он беснуется. И Северус ненавидел ее за молчание.

— Проклятье, как ты можешь просто стоять, словно это тебя не касается! — закричал он. — Твоя жизнь заканчивается! А мне придется на это смотреть, а потом жить дальше! Я не вынесу больше! Проклинаю тот день, когда решил отблагодарить тебя за спасение моей ненавистной жизни! Проклинаю себя, что просто не ушел, когда ты не открыла дверь! Проклинаю тебя, сову, свою жалкую судьбу, которая раз за разом заставляет меня нести вину за смерть тех, кого я люблю!

Задыхаясь, Северус резко замолчал. Он сам не осознавал этого, пока не произнес вслух. И по удивленному взгляду Гермионы понял, что она тоже не догадывалась.

Северус порывисто отвернулся. Ну почему он не мог уберечься от этого последнего унижения?

— Северус...

Ее дрожащий голос раздался у него за спиной, и его звук отозвался у него внутри. Он осознал, что не он один допустил то, чего им делать не следовало.

Он обернулся и неистово прижал Гермиону к себе.

— Я не хотел этого, пытался удержаться... — выдавил он, пряча лицо в ее волосах, а она гладила его по голове.

— Знаю, — пробормотала она.

Он приник к ее губам — сладким, теплым губам, чьего вкус он скоро лишится. Ее мягкое тело прижималось к нему. Скоро оно станет холодным и твердым. Надо было еще раз почувствовать его, запомнить каждую клеточку. Все, что ему останется, — воспоминания, и он будет хранить их, как величайшую драгоценность...

Луна равнодушна светила в окно, когда Северус страстно любил Гермиону, чувствуя каждую клеточку, запоминая каждый миг. Гермиона не исчезнет полностью, она останется в нем, навсегда.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он.

Он еще никому такого не говорил. Лили ушла, и ей сказать он не успел. И теперь не хотел упускать возможность.

— Я люблю тебя, — повторил он, удивляясь словам, слетающим с его губ.

Гермиона улыбнулась, взяла его лицо в ладони и поцеловала. Северус почувствовал, что она выжгла ответ прямо на его сердце, и в этом невероятном признании хотелось утонуть.

Но Гермиона уже отстранилась. Она встала и начала одеваться.

— Легче не станет, Северус, если мы будем оттягивать неизбежное. Если ты не захочешь на это смотреть... я пойму.

Он помотал головой и тоже заторопился.

Гермиона благодарно кивнула.

— Я хочу к морю.

* * *

Они молча в последний раз шли к пляжу. Было темно и холодно, но куртка Северуса согревала Гермиону, как и в первый раз.

Каким далеким это казалось! Тогда она была совсем другой. Она вспомнила, что обещала себе тогда. Ей так хотелось измениться, но не хватило времени.

Гермиона с любовью посмотрела на Северуса. По крайней мере, она успела узнать, каково это — любить по-настоящему, и была благодарна за это. Было бы легче, если бы ей не пришлось видеть его боль, если бы она не знала, как он будет страдать. Но она была уверена, что лучше быстрая смерть. Гермиона хотела уйти сама, пока разум ее не покинул.

Они остановилась у большого валуна, и Гермиона прислонилась к нему, глядя на черное море под серебряным светом полнолуния. Северус встал рядом и обнял ее.

Наконец Гермиона протянула руку, и он, поколебавшись, отдал флакончик с ядом.

— Спасибо, — прошептала она.

В последний раз Гермиона провела пальцами по его лицу, искаженного болью, и поднесла пузырек к губам.

Через секунду все закончится, и все для нее станет неважно... Даже боль Северуса.

Гермиона чувствовала, как приближаются черные крылья Танатоса. Они почти касались ее лица.

— Прощай, — прошептала она, зная, что когда покрывало проклятия накроет ее, она перестанет быть собой.

Последний осознанный вдох, холод гладкого стекло коснулся ее губ. Она ждала.

Танатос приближался, кружил...

И внезапно краски вернулись, тьма отступила. Гермиона почувствовала, как Северус дрожит, и, повинуясь неожиданному порыву, опустошила флакон.

Северус Снейп вышел из своего дома и помедлил на пороге.

За последние недели мир изменился. Дыхание облачком клубилось на холодном воздухе, луга засыпала снежная крупа — предвестник скорой зимы.

Как обычно, Северус пошел на пляж. Серые ленивые волны вздымались на поверхности моря, которое на горизонте сливалось со свинцовым небом. Близился снегопад.

Каждый день Северус останавливался у того камня, где месяц назад он, полный боли, обнимал Гермиону, прижавшую к губам флакон с ядом. Никогда он не сможет равнодушно пройти мимо, так и будет вспоминать все отчетливо, словно это было вчера.

* * *

Он держал Гермиону в объятиях, понимая, что она умирает в его руках. Северус ждал, что она обмякнет, и закрыл глаза — он не хотел этого видеть. Но ничего не происходило. Через миг он посмотрел на нее, и его глаза расширились от невероятного удивления.

Гермиона вылила яд!

Северус повторял про себя эти слова и стоял неподвижно, боясь спугнуть хрупкое чудо, которое не дало Гермионе покончить с жизнью. Только когда Гермиона мягко оттолкнула его, Северус осмелился взглянуть на нее.

В ее глазах он прочитал изумление, а потом радость. Гермиона притянула к себе его лицо и принялась осыпать поцелуями.

— Он ушел, ушел! — шепотом твердила она, не переставая целовать Северуса, пока он не понял, что она говорит о Танатосе.

По дороге назад Северус так крепко обнимал Гермиону, что она пожаловалась, что ей трудно дышать. Но Северус слишком боялся ее отпустить, и они так и дошли до дома, пьяные от счастья.

Северус не мог связно думать. Он слишком устал и был не способен понять, что же явилось причиной такого невероятного конца. Все, что сейчас имело для него значение, — Гермиона осталась жива.

Глаза саднило, но Северус не хотел их закрывать. Слишком невероятное чудо ему довелось сегодня увидеть. Даже когда они легли, он не хотел засыпать. Но прошедшие тяжелые дни взяли свое, и он погрузился в крепкий сон без сновидений. В какой-то миг он резко проснулся, и его самые худшие подозрения оправдались — Гермионы не было рядом. Разумеется. Танатос больше не властвовал над ней, и у нее не было причины оставаться.

Он совершенно не был готов ко всепоглощающей пустоте, которую вдруг ощутил. Он словно стал пустой оболочкой, ничего не чувствовал и не хотел чувствовать, лишь бы избежать боли, таящейся под этим онемением.

Гермиона ушла.

Занимался бледный рассвет, и Северус наконец встал. Когда он зашел в гостиную, то по привычке посмотрел на стол, за которым Гермиона последние недели работала над переводом, и у него перехватило дыхание. Она была там. Это мог быть только обман зрения. Она сидела там в той же одежде, что и вчера, уронив голову на открытый перевод. Гермиона спала.

Северус застыл на пороге и хотел бы остаться так навечно, не сводя с нее глаз.

Но внезапно Гермиона подняла голову и потерла глаза.

— Я расшифровала! — радостно обратилась она к Северусу, и только в этот миг он понял, что она не плод воображения. Секундой спустя он уже обнимал ее — теплую и настоящую.

— Хельмонд писал об этом! — возбужденно говорила она. — Поразительно, все это время решение было у нас под носом! Ты стер воспоминания об этом переводе, иначе ты бы знал, что это за последний компонент — ведь это знал Хельмонд!

Северус не понимал, о чем она говорит, он до сих пор пребывал в изумлении, что она не ушла. Лишь нескоро до ее слова достигли его сознания.

Гермиона схватила бумаги и с сияющими глазами прочитала ему перевод, который закончила ночью. Она наконец-то раскрыла загадку и поняла, что это за ингредиент, которому Хельмонд приписывал такое большое значение.

«Но никакое лечебное растение, ни частичка животного мира, ни дар царства минералов не способны сравняться с могучей силой того, что даруется добровольно. Одна капля глубокого чувства защитит любимого от всякого зла».

Гермиона замолчала и выжидательно посмотрела на Северуса.

— Понимаешь? Ты перевел Хельмонда и добавил в яд каплю глубоко чувства, чтобы предотвратить смерть любимого человека — Лили, если она случайно станет жертвой проклятия. Этот ингредиент был призван защитить женщину, которую ты любишь...

* * *

Северус ухмыльнулся, вспоминая эту сцену. Гермиона приплясывала на месте, пока он не понял: он предотвратил ее смерть только в тот миг, когда понял, как много на самом деле она для него значит.

Ветер с моря взъерошил его волосы, и Северус плотнее закутался в куртку, которую Гермиона неохотно отдала ему. Она подчеркнула, что возвращает ее лишь на время. Куртка пахла ею...

Северус еще раз взглянул на море и направился домой. Там было очень одиноко — Гермиона ушла вчера, и Северус ее не задерживал. Им обоим еще многое надо было сделать, но он не сомневался, что Гермиона вернется.

У них было достаточно времени...

КОНЕЦ