Взгляд Майкрофта (гет)

Сначала он позволил себе побыть в полной тишине: ни мыслей, ни ощущений. Потом опустил руки, открыл глаза и позволил себе признаться, что ему страшно.

Пожалуй, даже в тот день, когда на него впервые было совершено покушение, он не боялся так сильно.

Ослабить самоконтроль — и у него вспотеют ладони, начнут стучать зубы, бешено забьётся пульс.

Несколько минут Майкрофт переживал страх — осознанно, контролируемо, но оттого не менее тяжело. И только позволив телу выдать все положенные реакции, он взял себя в руки и начал размышлять. Материала было немного, но его хватало на несколько выводов.

Первое: в мире действительно существует магия, ведьмы, чародеи и всё прочее, более того, у этой мистической братии, по которой плачет святая инквизиция, есть орган самоуправления (и хорошо, если один).

Второе: знания Майкрофта об этой организации не просто отрывочны и неполны, они неестественны, не имеют никакого внятного происхождения.

Третье: вероятно, поскольку знания о спасении Шерлока при прыжке с крыши госпиталя Святого Варфоломея по своему характеру напоминают знания о волшебниках, можно сделать допущение о том, что они имеют общую природу.

И четвёртое: эти знания были тем или иным способом перемещены напрямую в сознание Майкрофта. Очевидно, не без помощи магии.

Покрутив так и эдак сделанные выводы, Майкрофт дополнил список. Пятым выводом было то, что изначально Майкрофт имел большие знания о магии и о спасении Шерлока, однако позднее они были скорректированы. И, наконец, о корректировке Майкрофт знал заранее — это объясняло внезапный отпуск Элис. Конечно, это было не единственное возможное объяснение, но наиболее правдоподобное из имеющихся.

И, кстати, седьмой вывод. Шерлок знает о магии, хотя и не имеет никакого понятия о том, как его спасли. И он, к тому же, в курсе, что у магов есть возможность корректировать память обычных людей. А так же — он догадывается, что Майкрофт лишился своих воспоминаний не случайно, а потому что эти воспоминания стали опасны.

Для кого? Это ещё требовалось выяснить.

Первым порывом было, разумеется, вызвать Шерлока обратно в кабинет и расспросить. Если потребуется — допросить. Но порывы Майкрофт умел сдерживать профессионально, поэтому встал, прошёлся по кабинету, съел пару печений и понял, что самое главное в сложившейся ситуации — это самый последний вывод.

Майкрофт лишился своих воспоминаний, причём добровольно, потому что они обладали огромной опасностью. Ради чего или кого он добровольно пожертвовал своей памятью?

Пару минут Майкрофт отвёл размышлениям о добровольности и наконец признал их верными: если бы его лишали памяти насильно, то не позволили бы отправить в отпуск Элис. И вряд ли утруждали бы себя спасением Шерлока. Или нет?

Последнее утверждение ещё требовало проверки, но первое можно было считать истинным.

Итак, ради чего Майкрофт пожертвовал своей памятью? Либо ради благополучия Британии, либо… Он опёрся о письменный стол, как это недавно делал его младший брат, и тяжело сглотнул.

Майкрофт не любил сантименты и предпочитал не испытывать их, но это не значило, будто ничто не могло бы заставить его пойти на подобный шаг.

Снова сев за стол, Майкрофт открыл файлы записи камер видеонаблюдения, пролистал последние сутки и достаточно быстро нашёл нужный момент — как вместе с незнакомой ему женщиной он заходит в дом, как они поднимаются в кабинет.

В кабинете камер не было.

Майкрофт некоторое время изучал запись, рассматривал свою спутницу под разными ракурсами.

А потом несколькими кликами вырезал весь фрагмент и безвозвратно удалил его. И подумал о том, что, пожалуй, было бы неплохо удалить его также и из собственных воспоминаний.

* * *

Шерлок благополучно вылетел из Лондона. В другой ситуации наблюдение за ним Майкрофт передал бы своим людям, но в этот раз дело было чрезвычайно секретное — настолько, что, извините за тавтологию, секретной службе о нём знать не стоило.

Потом Майкрофт занялся насущными делами: терактом в Эль-Куте, правительственной рутиной. Сделал перерыв на лёгкий ланч — часа в четыре пополудни, после провёл короткое, но эффективное совещание по телефону с леди Смолвуд.

Почти полностью погрузившись в документы, как-то лениво, почти бездумно сделал резервную копию всех видеозаписей, которые хранил на своём жёстком диске в последние полгода. Поужинал — в десять.

Лёг спать, предварительно убедившись, что Шерлок добрался до Парижа, после чего благополучно и крайне предсказуемо скрылся от наблюдения агентов.

Разумеется, Майкрофт был уверен, что его младший брат так и поступит. Сбежит от агентов, сбросит хвост и займётся именно тем, чем ему было заниматься запрещено, а именно — сетью Мориарти. К сожалению, как тридцать лет назад, так и сейчас лучшим способом заставить Шерлока что-то сделать был прямой и категорический запрет на это действие. В далёкие и прекрасные времена Майкрофт добился больших успехов в этом направлении: так, комбинируя равнодушие с запретами, он сумел приучить Шерлока чистить зубы дважды в день. И теперь метод сработал безукоризненно.

Что касается наблюдения, то за него Майкрофт не переживал. Спустя пару дней Шерлок ослабит бдительность, и можно будет снова присматривать за тем, чтобы он не свернул себе шею.

Майкрофт уснул достаточно быстро и проспал почти рекордные для себя шесть часов. После лёгкого завтрака собрался и поехал на Уайт-холл.

Будничные, обычные действия самого обыкновенного, хотя и влиятельного чиновника Британского правительства.

Ещё одно рабочее совещание.

Разбор документов о задержании киллеров Мориарти. Изучение отчёта о вскрытии тела самого Мориарти. Беседа со Скотланд-Ярдом.

Внутреннее напряжение накапливалось и начало проявлять себя ближе к обеду. Майкрофт барабанил пальцами по столу, касался нагрудного кармашка, в котором не лежало сигареты, слишком быстро перемещал курсор по экрану.

Ожидание выматывало и действовало на нервы. Впрочем, Майкрофт справлялся с ним, занимаясь тем же, чем занимался изо дня в день на протяжении нескольких лет.

Его мысли были под полным контролем: ни разу они не скользнули в сторону… В сторону от работы.

День закончился, так ничего и не принеся. Наутро Майкрофт снова был в офисе и снова занимался рутиной.

Часы пробили два, когда внезапно Майкрофт услышал странный гул. Камин, до сих пор ровно и ярко горевший, задрожал и увеличился в размерах, удивительным образом не порушив ни стены, ни пол. Более того, стоявшие на каминной полке часы не упали и даже не съехали.

Увеличившись до размеров невысокой двери, камин замер, затем его пламя вспыхнуло ядовито-зелёным цветом, и в нём, кружась, появился человек, которого Майкрофт ни разу не видел не только лично, но и на камерах или в документах. Это был мужчина лет, наверное, пятидесяти пяти или около того, ростом до пяти с половиной футов, седой, с высокими залысинами и в совершенно нелепой одежде — длинном фиолетовом балахоне.

Мужчина вышел из камина, достал из кармана короткую палочку, похожую на учительскую указку, махнул ею, и его балахон немедленно очистился от всех пятен сажи и копоти. Память Майкрофта подсказала, что это, вероятно, инструмент волшебников. Вживую его он не видел ни разу — во всяком случае, он об этом не помнил.

Только покончив с туалетом, мужчина взглянул на Майкрофта, причём выражение его лица было таким, словно он смотрел на насекомое под лупой или на животное, над которым ставят скучный лабораторный эксперимент.

— Добрый день, сэр, — проговорил Майкрофт, вставая из-за стола. Мужчина улыбнулся ему как душевнобольному и сказал:

— Не переживайте, пожалуйста, вы о моём визите даже не вспомните. Ну-ка, посмотрим… — даже если бы Майкрофт был вооружён, он сомневался, что успел бы что-то сделать до того, как указка оказалась направлена ему в лицо. В ту же минуту перед глазами замелькали воспоминания, по всей видимости, его собственные. Это был такой калейдоскоп, в котором было невозможно что-то рассмотреть, только голова взорвалась адской болью, из глаз против воли брызнули слёзы.

— Ну-ну, ещё чуть-чуть, — донёсся садистски-ласковый голос мужчины, — и что у нас тут? Чистенько.

Пошатнувшись, Майкрофт был вынужден вцепиться в свой стол, чтобы не упасть. Всё закончилось, он снова видел только кабинет и незваного гостя.

— Всё в порядке, — сообщил мужчина, не опуская своей указки. — Обливиэйт, Конфундус.

Мир покачнулся.

А когда он обрёл равновесие, Майкрофт с удивлением понял, что стоит возле стола, а не сидит за ним и не работает с документами.

На часах было десять минут третьего. Не два.

Майкрофт, чувствуя странную тошноту и дезориентацию в пространстве, сел обратно на рабочее место и взглянул на стикер, прикреплённый к монитору. На арабском там было написано: «Камера, кабинет».

Осторожно коснувшись виска, Майкрофт открыл запись со скрытой видеокамеры, аккуратно закреплённой на раме портрета Её Величества.

Картинка была смазанной, по ней шли полосы помех. Но главное — она была.

* * *

Просмотрев запись с камеры дважды, Майкрофт удалил её. Проверка, которую он ждал, пройдена. Будет ли ещё одна?

Майкрофт вызвал в памяти образ волшебника, посетившего его, рассмотрел внимательно со всех сторон и пришёл к выводу, что повторной проверки можно не ждать. К нему пришёл не мелкий чиновник. Собственно, вообще не чиновник. Учёный, педагог, скорее всего не британец, хотя акцент слишком лёгкий, чтобы делать выводы. Его суждение однозначно авторитетно и не будет ставиться под сомнение, а значит…

Майкрофт встал, подошёл к сейфу, открыл его и достал предмет, который просто не мог там лежать — свою записную книжку. Майкрофт знал, что оставил её в ящике стола дома. Вот только он никогда этого не сделал бы.

Записная книжка ему, по большей части, была не нужна — он использовал её исключительно как ширму для своих наблюдательности и феноменальной памяти, обычно пугающих людей. И всё же он с ней не расставался. Она была обязательным атрибутом его облика, прилагалась к костюму как галстук. Выложить её в кабинете? Никогда.

Зато Майкрофт понимал, что, знай он о предстоящем стирании памяти, обязательно подстраховался бы. Сделал бы несколько записей для самого себя и убрал бы эту книжку, про которую точно не забыл бы, именно туда, где ей не место.

Пролистав рутинные записи с цифрами, буквами и разрозненными метками, которые ставил, чтобы сделать вид, будто фиксирует информацию, он достаточно быстро дошёл до нужной ему страницы, сел обратно за стол и вдумчиво прочёл каждую строку.

«Министерство Магии».

«ШХ — риск. Не подвержен стиранию памяти».

«Мориарти — имя Джеймс Брук. Связь с магами».

«Гарри Джеймс Поттер, наркотики, маг».

«Гермиона Грейнджер».

Захотелось выругаться.

Как минимум две строки оказались бесполезны: он помнил о существовании Министерства Магии и знал, что на него работает некая Гермиона Грейнджер.

Шерлок не подвержен стиранию памяти? Что ж, это объясняет, почему он едва не погиб. Судя по тому, что Майкрофт не предпринимал никаких действий по его спасению, Шерлока вытащили волшебники. Но учитывая последующее стирание памяти Майкрофту, было бы глупо предполагать, что это сделали власти. Чья-то частная инициатива…

Разумеется, Гермиона Грейнджер. Именно поэтому её имя попало в список. Зачем она так рисковала?

Оставив этот вопрос на потом, Майкрофт вернулся к третьей строке. Её в некотором роде тоже можно было считать бесполезной. Мориарти был мёртв. И если только его не спасли волшебники, как Шерлока, то о нём можно было уже не беспокоиться.

Гарри Джеймс Поттер.

Имя никак не отзывалось в памяти, зато крайне интересным было указание на наркотики. Дилер или зависимый? Майкрофт неплохо знал себя, чтобы считывать скрытые смыслы в своих же записях. Зависимый. И серьёзно. Наркотики — не только слабость, но и причина, которая заставляет его выходить в мир обычных людей.

Достав из ящика стола чистую записную книжку, точно такую же, как и уже начатая, Майкрофт взял ручку и начал писать по-арабски то, что узнал сейчас о Поттере. Отдельно отметил необходимость взять его под наблюдение.

К сожалению, этого было мало — слишком мало.

Он откинулся на спинку кресла, потёр лоб, ощупал кармашек пиджака и с раздражением понял, что так и не положил сигарету.

Нужно было вернуть Элис из отпуска — скорее всего, у неё осталась какая-то информация.

Про Элис он написал на китайском.

Конечно, дело было не в том, что кто-то мог найти книжку. Дело было всё в том же стирании памяти. Он помнил, хотя и смутно, это ощущение, мелькание образов, и подозревал, что для обнаружения их нужны какие-то триггеры.

Гарантий не было, но, возможно, мышление на другом языке, более того, на мешанине языков (думать без труда Майкрофт мог на тринадцати), способно сбить с толку волшебника, который этих языков не знает.

Господи, как же все это ему не нравилось!

Майкрофт позвонил по селектору и велел секретарше, временно заменявшей Элис, принести чаю. После двух чашек, в которые, вопреки обыкновению, он положил по четыре ложки сахара, думать стало немного легче, а страх отступил.

Да, по-прежнему Майкрофту было страшно. Даже теперь, немного разобравшись в происходящем, он был напуган и дезориентирован: он не знал точно, что забыл, не знал, чего ждать. Впервые в жизни, наверное, он попал в ситуацию, в которой не мог принимать никаких решений — просто потому что половину фактов, на которых нужно было бы основываться, стёрли из его памяти. А ещё четверть он не мог учесть, потому что они лежали где-то в плоскости волшебных сказок. Не совсем его профиль.

Он написал Элис, что ждёт её через три дня на рабочем месте.

Сделал пару важных звонков.

А потом решил начать с самого начала. Нужно было понять, какой промежуток времени затронула его амнезия. Проанализировав свои воспоминания, начиная с самого раннего, он сумеет отделить настоящие от фальшивых, потом рассмотрит все фальшивки по-отдельности. И уже основываясь на полученных сведениях сможет решить, что делать дальше.

— Меня не беспокоить, — велел он секретарше. Запер дверь на ключ изнутри. Опустил шторы. Мысленно посмеиваясь над своей паранойей, потушил камин и засунул в него стул с высокой спинкой. Налил ещё чашку чая. Сел в кресло, вытянул ноги, чтобы не затекали, и погрузился в воспоминания.

* * *

У Майкрофта ушло шесть часов (с одним небольшим перерывом) на то, чтобы разобрать, отсортировать и проанализировать все свои воспоминания. Помогло то, что он достаточно быстро сумел вычислить момент первой встречи с магией — осень две тысячи первого, и изучал особо внимательно только воспоминания после этого момента.

Нестыковок было много, хотя, надо признать, многие из них выглядели совершенно ювелирными. Но всё-таки они…

Эти поддельные воспоминания словно бы создавались человеком, не до конца понимающим его, Майкрофта Холмса. Знающим очень хорошо, даже близко (если не отважиться сказать о большем), но всё-таки не понимающим способы его мышления. Не считая воспоминания о кольце (к нему Майкрофт ещё собирался вернуться), все ложные образы были начисто лишены эмоций — и это выдавало даже самую искусную склейку, самую убедительную имитацию.

К примеру, — Майкрофт прикрыл глаза, мысленно переносясь к себе домой, в небольшой оборудованный тренажёрный зал, — эти снаряды и беговая дорожка. Боже правый, посчитать бы, сколько раз в жизни Майкрофт давал себе слово начать заниматься спортом! И сколько раз находил причины для того, чтобы не делать этого. Он неплохо умел обманывать даже сам себя и виртуозно проводил переговоры — в том числе и с самим собой. Ему неоднократно удавалось прийти на этот счёт с собой к компромиссу: чуть меньше сладкого, печенье вместо пирожного — и никакого бега. Просто, не так ли? И тем не менее, его память утверждает, что он действительно начал заниматься спортом. Надо сказать, что состояние мышц доказывает регулярность этих занятий. Как это вышло?

Мысленно Майкрофт обошёл дорожку по кругу, коснулся поручней и так же мысленно (пока) сделал несколько пометок в записной книжке. Ради разнообразия — на японском, но используя при этом русскую грамматику.

Воспоминания были чёткими и ясными: как Майкрофт однажды, поднявшись по лестнице, почувствовал одышку, как задумался о своём будущем, причём недалеком и нерадостном, как отдал распоряжение купить и установить этот проклятый тренажёр. Но Майкрофт знал, что ему требовалось нечто большее, чем просто одышка. Нет, что бы ни твердили ложные воспоминания, он не сомневался, что конкретно этот поступок был не столько рациональным, сколько эмоциональным.

Ещё в фальшивках совсем не было навязчивого желания закурить — тоже хороший показатель. Тяга к сладкому иногда проскальзывала, но вот горьковатого ментолового привкуса на языке не было. Как не было и головных болей.

Он нахмурился.

Головная боль — почему он вспомнил о ней? Он не так уж часто страдал от перепадов давления, максимум — мог почувствовать боль от зрительного перенапряжения. Но на физическом, телесном уровне он почему-то очень хорошо помнил выматывающую, тяжёлую, густую и даже страшную головную боль.

Майкрофт написал о ней китайскими иероглифами, оставив как одну из загадок, закрыл книжку, выдохнул и подвёл промежуточный итог.

Летом или осенью две тысячи первого года он впервые встретил волшебников. Было нетрудно предположить, что наткнулся на них Шерлок — и утянул Майкрофта в эту пучину за собой.

Далее начались частые контакты с магами. Или, скорее, с одним магом — у Майкрофта было всего две кандидатуры на эту роль, однако до поры до времени личность этого мага значения не играла.

В ходе этих контактов Майкрофт сам или под давлением пришёл к необходимости устранения Рудольфа Холмса. Вероятно, это было его решение, основанное на необходимости либо сохранить жизнь Шерлоку, либо… Майкрофт раздумывал над вариантом, при котором конфликт волшебников и дяди Руди мог привести к серьёзным последствиям для безопасности страны, но счёл его менее реалистичным.

После этого Майкрофт приступил к обязанностям, которые выполняет до сих пор, при этом регулярно сталкиваясь с волшебниками. Зачем? Неясно.

Однако в феврале-марте две тысячи третьего эти встречи резко прекращаются. Далее они происходят, но значительно реже, потом резко возобновляются в мае две тысячи девятого и длятся вплоть до недавнего времени.

Не было сомнений в том, что в истории с Мориарти волшебники сыграли существенную роль. Может быть, они были причастны не только к его смерти, но и к его становлению как криминального авторитета.

Этого Майкрофт наверняка сказать не мог.

Интересное воспоминание было датировано маем две тысячи девятого. Его, кажется, не стёрли случайно. Он сам сидит в кабинете на Уайт-холл и внимательно разглядывает распечатанные в высоком качестве фотографии.

Это была та же женщина, которая заходила к нему домой за несколько минут до стирания памяти. Майкрофт практически не сомневался в её личности — сотрудница Министерства магии Гермиона Грейнджер.

На видеозаписи он не слишком пристально изучал её, но теперь, рассматривая по памяти фотографии, отметил множество деталей. Говоря объективно, она была некрасива. Во всяком случае, лишена строгой гармоничности черт. Субъективно же Майкрофт назвал бы её крайне привлекательной, если бы не мёртвые потухшие глаза приятного шоколадного оттенка.

Ей было около тридцати, скорее — даже меньше, а на вид — едва ли двадцать пять. Короткая стрижка, резко очерченные высокие скулы, большеватый рот, длинная женственная шея. Фотографий было достаточно много, и Майкрофт из две тысячи девятого уделил им очень большое внимание. Нынешний Майкрофт последовал его примеру.

Одежда Гермионы Грейнджер отличалась от общепринятой: на всех фотографиях она была в чём-то вроде академических мантий разных цветов и фасонов. Ни на одной фотографии она не выглядела отдыхающей или весёлой. У неё была тяжёлая грубоватая походка.

По лицу и рукам Майкрофт прочёл историю её утраты — она похоронила мужа или любимого, по мельчайшим деталям одежды и выражению лица разгадал затяжной конфликт с родителями.

На одной из фотографий Гермиона Грейнджер стояла на пустыре рядом с Шерлоком — Майкрофт предположил, что они были если не друзьями, то приятелями, однако, очевидно, не состояли в романтических отношениях.

В воспоминании о фотографиях был ещё один любопытный нюанс. Тогда, в мае две тысячи девятого, отложив их в сторону, Майкрофт вышел в приёмную и объявил прошлой своей ассистентке Софи о том, что её карьера будет развиваться далее в другом месте.

Софи, в отличие от Элис, была не просто ассистенткой и доверенным лицом. Их отношения носили сексуальный характер и полностью Майкрофта устраивали. Однако, изучив фотографии Гермионы Грейнджер, Майкрофт немедленно отослал Софи в Испанию.

Это была ещё одна загадка, которая вставала в один ряд с беговой дорожкой и, разумеется, кольцом. Вынырнув из воспоминаний и осторожно сняв с пальца кольцо, Майкрофт ещё раз рассмотрел его, ещё более пристально, однако ничего нового не увидел.

Встав из-за стола, Майкрофт вытащил стул из камина, развёл огонь, сел в кресло и только после этого снова снял кольцо, положил на колени записную книжку и начал делать пометки на арабском. Пока — только отмечать основные выводы.

Кольцо он продолжал крутить в пальцах левой руки, как будто оно должно было дать подсказку.

Господи, оно давало!

Майкрофт раздражённо захлопнул книжку.

Кольцо, тренажёрный зал и эти фотографии вкупе с ещё множеством мелочей давали не одну, а тысячи подсказок, но Майкрофт был бы рад игнорировать их все. Он не любил… впутываться. Это приводило всегда только к одному — к проблемам. И ещё время от времени — к большим проблемам.

И в сложившейся ситуации Майкрофт очень хотел бы знать, что он не впутывался, — только факты, к сожалению, указывали на обратное. Среди потерянных воспоминаний были не только рабочие, но и личные.

Очень личные.

* * *

Элис вернулась сразу же по требованию Майкрофта. Он быстро оглядел свою непривычно настороженную, напряжённую и нервную ассистентку и пришёл к выводу, что её память не пострадала. Поэтому, дав два часа на вхождение в рабочие задачи, Майкрофт вызвал её в кабинет и спросил:

— Расскажите мне, Элис, как часто и на какие темы я разговаривал с мисс Гермионой Грейнджер?

Лицо Элис окаменело, глаза чуть расширились.

— Мистер Холмс?

— Мой вопрос вам не ясен?

Она заправила за ухо локон — слишком нервным движением, которое никогда обычно себе не позволяла, — и только после этого ответила:

— Сэр, вы запретили мне интересоваться вашими встречами с Гермионой Грейнджер. Она никогда не приходила к вам… обычным путём. И вы никогда не вели записей.

— Вот как, — пожал плечами Майкрофт. — Хорошо. Что вы скажете о мистере Гарри Поттере?

— Вы встречались с ним один раз, в Лутоне, встреча длилась около десяти минут, записи также не велись. Сэр… — Элис снова коснулась волос, — мисс Гермиона Грейнджер участвовала в допросах Джима Мориарти. Вы наблюдали за её работой через камеры видеонаблюдения.

Подсказка Элис, которая явно не знала ничего о волшебниках, но догадывалась, что Гермиона Грейнджер в некотором роде — личность особенная, пришлась кстати.

Майкрофт изучил файлы по делу Джима Мориарти особенно тщательно и поднял засекреченные записи — на них Гермионы Грейнджер не было.

Что, впрочем, не удивительно. Если она проделывала нечто сродни появлению из камина и размахиванию… волшебной палочкой, то все файлы с её участием должны быть не просто засекречены, а находиться под грифом максимальной секретности. Или же и вовсе их уничтожали сразу.

Майкрофт закончил работу резко: просто закрыл крышку ноутбука и велел Элис вызвать машину.

Он устал.

Напряжённая международная обстановка, затяжные конфликты в Восточной Европе, Шерлок, пытающийся всеми силами сбросить хвост и остаться один на один с сетью Мориарти, состоящей отнюдь не из интеллектуалов и любителей заковыристых игр. И вдобавок ко всему — эта потеря памяти. И навязчивые, тяжёлые, выматывающие мысли о том, что всё может повториться.

Если снова в мире магии что-то изменится, кто-то снова придёт и сотрёт ему память, и помешать этому нельзя никак — ни вооружённой охраной, ни камерами, ни электронными замками на дверях.

Сев в машину, Майкрофт ослабил галстук. Его душили собственные мысли и ощущение беспомощности.

За окном мелькали огни ночного города. Машина ехала по прямой, через Чаринг-Кросс-роуд, мимо закрывшихся магазинчиков и только открывающихся ночных заведений. Образовалась пробка, и Майкрофт, расслабленно положив руку на подлокотник двери, принялся разглядывать вывески. Большой музыкальный магазин с инструментами и компакт-дисками и соседствующий с ним огромный книжный привлёк его внимание. Не ассортиментом.

Оба магазина были закрыты, однако возле них, не у дверей, а возле стыка зданий, стояло сразу пятеро человек.

— Притормозите, — велел Майкрофт водителю, поднял тонировку и приник к стеклу. Он не мог сказать точно, что именно так заинтересовало его — несмотря на позднее время, на улице было ещё достаточно людей. Однако эти люди отличались от прочих.

Они стояли плотной группой. Все были немолоды — совершенно не похожи на любителей ночных развлечений. Скорее уж завсегдатаи пабов, которые между тем вот-вот должны были закрыться.

Все пятеро были одеты почти одинаково — в старомодные пиджаки. У них не было с собой плащей, хотя становилось прохладно, но главное — они смотрели по сторонам редко и с совершенно неестественной настороженностью.

«Это бред, — подумал Майкрофт. — Бред и игра воображения. Переутомление. Потребность в отпуске, в конце концов. Возможно — нарушения в работе нейронных связей».

Несмотря на эти мысли, Майкрофт не скомандовал водителю ехать дальше. Он ждал, сам не зная чего. Что эти люди разойдутся. Исчезнут в воздухе. Отправятся к автобусной остановке.

Он открыл дверцу и вышел из машины. Достал сигарету, закурил, глядя чуть в сторону.

Он не слышал разговоров этих людей — слишком далеко они стояли, да и шум проезжающих машин глушил голоса.

Внезапно один из пятерых взглянул на стену, а точнее, на стык между домами, улыбнулся и…

У Майкрофта заболела голова, да так сильно, что выступили слёзы. Его глаза утверждали, что после этого пятеро мужчин разошлись в разные стороны. Его разум твердил, что это совершенно естественно и не представляет интереса.

Но Майкрофт осознавал, что это знание, равно как и зрительный образ, — ложь. Такая же фальшивка, как и подсунутые ему воспоминания. Потому что на самом деле пятеро мужчин прошли строго между домами, в щель меньше миллиметра, как в раскрытую дверь.

Бросив окурок в урну, Майкрофт достал платок, стёр слёзы, сел в машину и сказал поезжать. Записал на иврите, что за стыком между домами необходимо установить видеонаблюдение — и не зря, потому что его память, такая совершенная, словно не желала удерживать это знание. Образы мужчин (точно ли там были только мужчины?) растворялись. Номера домов стирались. Изнутри поднималось осознание, что это пустяк, не стоящий внимания.

Но главное Майкрофт успел зафиксировать.

Дома он, против своего обыкновения, не пошёл в кабинет, только убрал ноутбук в сейф, поднялся в спальню — и вдруг наклонился к кровати, проверяя одно предположение. Заглянул под неё. Провёл пальцами по полу. Выпрямился, приблизился к книжным полкам, изучил знакомые корешки.

Ничего.

Он не приводил в эту комнату женщину. Их отношения с Гермионой Грейнджер представлялись всё более и более интересными.

Отряхнув руки, Майкрофт переоделся в домашнее, лёг на кровать, надеясь, что голову немного отпустит, и принялся выстраивать новую схему.

Он пока не знал очень многого, но готов был наметить опорные точки. В первую очередь ему требовались хорошие фотографии, информатор и… например, этот неприятный датчанин, которого Майкрофт планировал вышвырнуть из Британии, но всё откладывал, не находил времени.

Если все сложится, то датчанину повезёт получить большое влияние на британский медиарынок. Если нет — придётся поискать кого-то, обладающего теми же полезными качествами, что и мистер Чарльз Огастес Магнуссен.