"Л" значит Лили. Часть II (гет)

После работы Лили аппарировала в Хогсмид и отправила письмо Эмме — и, задержавшись на почте, едва не опоздала к Северусу. Когда она взбежала на верхний этаж Мунго, часы показывали пять минут восьмого и из аудитории в сторону буфета уже потянулись первые студенты. В боку кололо, от нехватки воздуха кружилась голова — она оперлась о стену, чтобы отдышаться, и вдруг услышала чей-то скрипучий голос:

— На пару дюймов ниже, пожалуйста.

Лили подняла голову — и взгляд наткнулся на дубовую раму. Ой, да это же портрет! Под потолком медленно поворачивались хрустальные шары, заполненные горящими свечами, и тусклые блики скользили по золоченым завитушкам на раме и изображению грузного мужчины с кустистыми бровями и похожим на картофелину носом.

Краски на картине потемнели от времени, холст казался холодным и шершавым на ощупь. Пальцы Лили накрывали живот мужчины, отчетливо проступавший под складками коричневой мантии — если сделать, как он просит, и сдвинуть ладонь на пару дюймов вниз...

Ой. Сообразив, она вспыхнула — и отдернула руку.

— Вы не так меня поняли, мисс! — оскорбился портрет. — Просто краска отслаивается — чешется, сучий потрох...

Но Лили его уже не слушала, потому что в этот момент на пороге появился Северус — на мгновение задержался и повернул голову, и весь остальной мир словно растворился в тумане. Работа, дом, бредовые выдумки Поттера — все это развеялось как дым; остался только Северус, его черная фигура в мягких свечных отблесках, его резкий, чеканный профиль, словно выбитый на фоне дверного косяка, и у Лили заколотилось сердце...

...и вдруг дрогнуло и пропустило удар — он что-то сказал широкоплечему верзиле, который шел за ним следом, и она узнала это бледное одутловатое лицо с бесстрастными, как у крокодила, глазами.

Мальсибер. О Господи, это Мальсибер.

— Да-а, вот так! Святые угодники, какое блаженство! — воскликнул портрет, и она отстраненно заметила, что опять за него схватилась — потому что Северус сделал шаг вперед, и стало видно, что он сильно хромает.

Мальсибер что-то ответил и вслед за остальными студентами свернул в сторону больничного буфета, но Северус только фыркнул и не стал его догонять, и Лили, сглотнув, заторопилась ему навстречу.

— Сев! Стой, подожди меня!

От звука ее голоса он вздрогнул — но тут же повернулся к ней и поморщился, неудачно ступив на больную ногу.

— Лили? Что ты тут делаешь?

Он стоял к ней вполоборота, и его щеку прикрывала прядь волос, черная и гладкая, как вороново крыло, но Лили и так видела, что его черты заострились, а под глазами залегли глубокие тени. Ох, кажется, кто-то слишком много работает и слишком мало отдыхает...

— Принесла тебе ингредиенты, — от широкой улыбки заныли щеки. — Шерсть оборотня, я же писала. А... что у тебя с ногой?

— Ерунда, — отмахнулся он, но черные глаза так и шарили по ее лицу, и во всей его позе чувствовалось напряжение. — Немного промахнулся с Режущим.

Вот как? А Блэк с Поттером говорили... Но нет, если спросить напрямую, он точно обидится. Как обижался всегда от несправедливых подозрений... И вообще, это же Блэк и Поттер, они врут как дышат! Разве можно им верить?

— Да уж вижу я, какая это ерунда, — она покачала головой. — Совсем себя не бережешь — удивительно, что промахнулся только с Режущим и только один раз.

Он мгновенно ощетинился, будто кто-то неосторожно тронул Дьявольские силки.

— Кто бы говорил! Ты сама когда последний раз ела? Видок хуже моего, и под мантией все ребра пересчитать можно, — буркнул он, опуская голову. И отвернулся — только ухо торчало из-под длинных черных волос.

— Тогда давай зайдем куда-нибудь и поедим, — Лили с облегчением взяла его за руку. — Или, если не хочешь в кафе, можем ко мне домой — я что-нибудь приготовлю...

— Нет, давай лучше в кафе, — поколебавшись, откликнулся он. — Будут какие-нибудь пожелания?

И бросил на нее быстрый, настороженный взгляд, а потом несильно сжал ее пальцы.

— Устрицы, — вмешался портрет, о котором она уже успела забыть. — Всего четыре пенса за дюжину — и вас ждет незабываемая ночь любви... — он сладострастно причмокнул, и Северус вспыхнул. Покосился на нее вопросительно, и худые щеки пошли алыми пятнами, а большой палец осторожно погладил тыльную сторону ее ладони.

Лили улыбнулась в ответ.

— Только не в Косой переулок, ладно? — сказала она. От одного воспоминания о разоренных, сожженных домах по спине продрал липкий озноб.

— Тогда... в «Три метлы»? — его плечи едва заметно напряглись, брови сошлись на переносице — как будто он выбирал не кафе, а как минимум имя их первенцу. Или добавлял последние ингредиенты в опасное горючее зелье.

Кивнув, она потащила его к лестнице, но через несколько мгновений замедлила шаг: он почти не наступал на левую ногу, старался сразу же перенести вес на правую, и по его лицу то и дело пробегали короткие, быстрые судороги. Как же он будет спускаться по ступенькам? Наверное, лучше аппарировать прямо отсюда — да, но он же точно разозлится, что его совсем за инвалида держат...

Пока Лили колебалась, из-за поворота показался целитель Фоули. Он несся вперед, не обращая внимания ни на что вокруг; за ним едва поспевал похожий на шарпея маленький волшебник с лысой головой и печальным лицом. В складках обвисшей кожи виднелись темные, обеспокоенные глаза.

— Друг мой! — позвал он, переходя на трусцу. — Я беспокоюсь за вас, вот и все! Вы уволились так поспешно — буквально за день, никого не предупредив, к тому же в середине года, когда у вас не дочитан курс... Это совершенно на вас не похоже!

Фоули остановился перед лестницей и так резко развернулся на каблуках, что лиловая мантия вихрем взметнулась вокруг лодыжек.

— Нотт предложил мне работу мечты! — прошипел он. В его глазах сверкали молнии. — Своя лаборатория, исследования и никаких болванов-студентов! — и, понизив голос, добавил что-то еще, от чего похожий на шарпея волшебник побледнел и отступил на шаг.

Вдруг позади что-то скрипнуло. Лили обернулась, краем глаза уловив движение, и увидела Мальсибера.

Он стоял у того самого назойливого портрета — бледный и неподвижный на фоне резных дубовых панелей, и по его подбородку ползла капелька крови из закушенной губы. Его тяжелый, пристальный взгляд не отрывался от целителя Фоули, жадно ловил каждое его движение, словно в мире не было ничего важнее — и у Лили похолодели руки. По спине побежали мурашки, внутри волной поднималось леденящее, цепенящее ощущение — что-то темное и злое, для чего она не знала названия...

Она ткнула Северуса локтем в бок.

— Сев! Глянь туда, — и мотнула головой, показывая на портрет — но когда он оглянулся, там уже никого не было.

На лестнице заскрипели ступеньки — целитель Фоули успел спуститься на половину пролета. Казалось, каждый шаг давался ему с трудом; со своего места она отчетливо видела его темный, коротко стриженный затылок — по шее катилась капелька пота, прямо к лиловому воротнику, совсем как кровь из прокушенной губы Мальсибера...

Похожий на шарпея волшебник сглотнул и побрел обратно в коридор. Целитель Фоули дернулся, как марионетка на ниточках, но не остановился, а только прибавил шаг и через мгновение скрылся из вида.

Интуиция уже не просто нашептывала, что что-то не так, а визжала в голос, и в висках набатом грохотала тревога.

— Не вижу ничего особенного, — Северус склонил голову набок, продолжая разглядывать портрет.

— Там был Мальсибер, — прошептала Лили. От одного его имени кожу схватило холодом, и волоски на руках поднялись дыбом. — Он стоял и смотрел... Знаешь, по-моему, он следил за целителем Фоули.

И сразу же поняла, что зря это сказала — Северус вздохнул и тяжело похромал к лестнице. Остановился на верхней ступеньке, положил ладонь на дубовые перила — край черной мантии задел резные балясины — и повернулся к Лили:

— Ты идешь?

— Нет, ты не понял, — она подошла к нему и понизила голос. — Я... знаешь, по-моему, я что-то почувствовала. Целитель Фоули не хотел уходить — это Мальсибер его околдовал и заставил. Ты же сам видел, как медленно он спускался по лестнице! Неужели тебе не показалось это странным?

Отсюда ей было видно окно — за стеклом расплывалась чернильно-синяя ночь, затянутая прозрачной вуалью облаков. Серебряную луну перечеркивали ромбики свинцового переплета. На этом фоне фигура Северуса казалась сотканной из мрака — только молочной белизной наливались кисти рук и узкое лицо с похожим на клюв хищным носом.

Он покачал головой:

— Не вижу ничего странного. Ты же слышала — ему предложили свою лабораторию; если бы я выбирал между своей лабораторией и преподаванием, я бы тоже ни минуты не сомневался. Что до Мальсибера... — он заколебался, но все же продолжил: — Ты уверена, что тебе не показалось?

Щеки вспыхнули, будто обожженные щупальцами Амброзиуса.

— Что? Конечно, уверена! Он стоял вон там, у портрета — я видела это так же ясно, как тебя сейчас! Уставился на целителя Фоули... так и зыркал глазищами — крокодил, да и только!

Но Северус поджал губы, и хмурый лоб собрался морщинками. Он явно думал над ответом... но почему? Почему он ей не поверил? На работе к ней всегда прислушивались — и к вычислениям, и к Дару, а он... Просто отмахнулся от ее подозрений, как от надоедливой мухи!

Ей хотелось что-нибудь пнуть. Или закричать — трясти его и бить по этой упрямой башке, пока не вколотит в него хоть немного мозгов. Но она только улыбнулась немеющими губами и сказала:

— Его отец — один из лидеров Упивающихся. Которые вовсе не отдельная радикальная группировка, а цепные псы Того-Кого-Нельзя-Называть, как я тебе все время и говорила, — и добавила, всплеснув руками: — Сев, ну подумай сам: зачем такому, как Мальсибер, приходить на лекции в Мунго, если не по заданию своего господина? Он же никогда не интересовался целительством!

Он заколебался — пальцы сжались на перилах, и щека дернулась, как от нервного тика. В окне у него за спиной белым фонариком светила луна... Господи, таким бы фонариком — да засветить по его дурной голове! Может, до него хоть тогда бы дошло!

— Мальсибер — мой друг, — с видимым усилием проговорил Северус. Его лицо казалось застывшим и отрешенным — и бледным, ужасно бледным... — Я всегда уважал твое мнение и никогда не указывал, с кем тебе дружить и что думать. И был бы крайне признателен, если бы и ты, в свою очередь...

— Но я тебе не указываю! — перебила она. Заставила себя разжать непонятно когда стиснутые кулаки — на ладонях отпечатались красные полукружья ногтей. — Просто... слушай, он же точно задумал что-то дурное! Он и тебя за собой утянет — я... ты же знаешь, я вижу такие вещи...

Его черты исказились. Под черными ботинками скрипнул паркет — он выпустил перила и шагнул к ней... пошатнулся, забыв про больную ногу, но выпрямился так резко, словно ему в спину вогнали гвоздь. И, вздернув подбородок, процедил сквозь зубы:

— Тебя послушать, так он просто исчадие ада какое-то! — на бледном лице живым огнем блеснули глаза. — Возможно, тебе стоит присмотреться к собственному окружению? Чем Мальсибер хуже Эдди Бьюкенена, с которым ты ходишь обедать? Или твоего распрекрасного Пьера, с которым ты так мило флиртуешь, хотя он троюродный брат Розье и племянник Нотта!

Что? Да он с ума сошел! Какой флирт, о чем это он? И при чем тут обед? Эдди ее защитил, когда ей нужна была помощь, а где в это время был он? Занимался непонятно чем со своими дружками-Упивающимися?

Грудь заныла, будто в легкие насыпали льда, и кровь застучала в ушах. Все вокруг вырисовывалось с необычайной ясностью: и плавающие под потолком шары со свечами, разбрызгивающие лужицы бликов, и окно, в котором влажно чернела лунная ночь... Лили медленно, прерывисто выдохнула — но не успела сказать ни слова, потому что внизу зазвучали голоса. По лестнице кто-то поднимался, и Северус опомнился — отшатнулся, словно став ниже ростом, и втянул голову в плечи... пальцы снова сжались на перилах, длинные волосы закрыли лицо...

— Лили, я...

— Я не стану говорить с тобой в таком тоне! — отчеканила она. Слова колотым льдом хрустели на языке. — Продолжим потом, когда ты придешь в себя и перестанешь разбрасываться всякими... возмутительными обвинениями!

И, не давая себе времени передумать, она нащупала в кармане палочку и крутанулась на месте. Мир схлопнулся, потом собрался заново, и перед глазами появилась стылая и зябкая прихожая. Входная дверь леденила спину, в поясницу впивалась латунная ручка, и в углу сгибалась под верхней одеждой трехногая вешалка.

От нее пахло старым деревом и лавандовым порошком от моли. Из-под лакированных ножек, точно кошачьи глаза, помаргивали зеленые и красные огоньки сторожевых чар. Впереди поблескивала громада зеркала — и только вглядевшись в его темные глубины, Лили задала себе так и вертящийся на языке вопрос.

Откуда Северус узнал, с кем она сегодня обедала? Причем не только имя, но и фамилию, которую она и сама-то раньше не слышала...

* * *

Фрэнк Лонгботтом постучал в дверь ближе к девяти — но Лили так разозлилась на одного слизеринского придурка, что совершенно забыла о записке Эдди и едва не прокляла незваного гостя. Возможно, именно поэтому тот с порога почуял неладное, отказался от чая и сразу приступил к делу: прошелся по комнатам, добавляя и перестраивая сторожевые чары, и надолго задержался у окон и камина, размахивая палочкой и шепча какие-то инкантации.

Немного поколебавшись, она рассказала ему про Мальсибера и внезапное увольнение целителя Фоули — Фрэнк рассеянно кивнул и пообещал все проверить. А потом объяснил, что Долохов каким-то образом прознал о готовящемся аресте и ускользнул от аврората, и пока его не поймают, ей придется быть очень осторожной: не открывать дверь кому попало и в случае чего сразу пользоваться портключом. Достаточно отломить от булавки птичью головку — и магия перенесет ее в безопасное место... какое именно, он не уточнил, но еще раз подчеркнул, что булавку нужно носить не снимая и активировать при первых признаках опасности: лучше быть живым паникером, чем мертвым храбрецом.

Напоследок он добавил, что особых причин волноваться пока нет: полную версию ее показаний видел только он, а источник утечки они скоро найдут и ликвидируют — но Лили только сильнее встревожилась и половину ночи подскакивала от каждого шороха. Если у Того-Кого-Нельзя-Называть есть свои люди даже в аврорате... ой нет, об этом и подумать-то страшно.

Впрочем, никакие Упивающиеся за ней так и не явились, и к середине недели она немного расслабилась, почти простила Северуса и даже выбралась на пару распродаж за рождественскими подарками. Эксперты из аврората обещали подготовить отчет к пятнице, но Лили не удержалась и сама заглянула в библиотеку — уж очень ей было интересно, что за проклятие Амброзиус наслал на своих врагов.

Однако в общем справочнике нашлось только название — Маледиктус — и указание на то, что более подробная информация есть в книге под названием «Тайны наитемнейшего искусства». Влезать в эти тайны ужасно не хотелось... с другой стороны, она же не собирается никого проклинать, верно? Только посмотреть, что это за проклятие — и если там написано, то как его снять.

Успокоив себя таким образом, она подошла к самой дальней секции, посвященной Темным искусствам, и призвала с верхней полки тяжелую книгу, переплетенную в поблекшую черную кожу. И от верхней крышки, и от пожелтевших страниц веяло чем-то неизъяснимо гадким, от чего сразу же захотелось помыть руки, но Лили заставила себя открыть нужную статью и, едва сдерживая дрожь отвращения, пробежала глазами несколько коротких абзацев.

Маледиктус заставлял человека превращаться в животное (какое именно, зависело от проклятия) и передавался по наследству. Как правило, от матери к дочери, хотя упомянутый в книге Фаддеус Феркл так разозлился на своих сыновей, что превратил их в ежей, и с тех пор проклятие переходило на всех его потомков-мальчиков. Сначала они становились ежами на время и по собственной воле, а потом возвращались в человеческий облик, но через несколько лет животная сущность вытесняла людскую, и они окончательно забывали свою человеческую ипостась.

До формулы проклятия она так и не добралась — омерзение пересилило, и Лили убрала «Тайны наитемнейшего искусства» обратно в шкаф. А потом отправилась мыть руки — дважды, с мылом, тщательно оттирая ладони и пальцы. И никак не могла избавиться от ощущения, что где-то уже слышала это имя — Фаддеус Феркл... Но от кого и в каком контексте, она так и не вспомнила. Скорее всего, это было как-то связано с Амброзиусом — вот только Майлан сразу сказал, что тот сильно изменил формулу, убрал привязку к полу и добавил отлагательное условие, и потомки проклятых не превращались в животных, а умирали от чего-то другого.

Что ж, оставалось ждать пятницы и отчета из аврората. И запуска Прорицателя — в банке с питательным раствором подрастал слепок Квинтии, и Эдди уже протоптал от него дорожку к аквариуму, пока Лили моделировала будущую диаду с Амброзиусом.

К четвергу привычная работа настолько ее успокоила, что она уже подумывала сходить на почту и отправить Северусу злополучную шерсть оборотня — ссора ссорой, но ингредиенты ему были по-прежнему нужны... Вот только он каким-то образом почуял перемену в ее настроении и написал первым. Сонная сипуха принесла склянку с очередным воспоминанием о занятиях в Мунго, на этот раз у целителя Хопкирка.

Преподаватель расхаживал вдоль доски взад-вперед — его пышные седые волосы в свете свечей отливали серебряным, и от этого казалось, что по аудитории перекатывается живая капелька ртути — и рассказывал о физиологии магов и магглов. Хоть Лили и не все поняла из его лекции, но довольно быстро ухватила суть: волшебники и впрямь куда крепче и выносливее своих маггловских собратьев, и это, увы, не выдумки апологетов чистокровности, а самая что ни на есть колдомедицинская реальность.

Магия позволяла волшебникам быстро залечивать ушибы и мелкие царапины, и многие инфекции, в том числе и смертельные для магглов, их организм даже не замечал — но и магглы, в свою очередь, не могли заразиться опасными для магов болезнями вроде обсыпного лишая или той же драконьей оспы. И только пневмотропные вирусы не делали различий между теми и другими, но и тут волшебники ухитрялись быстрее выздоравливать за счет ускоренного иммунного ответа. Особенно это касалось сильных и талантливых магов — и вот тут, добавил целитель Хопкирк, с явным намеком уставившись на кого-то за задней партой, происхождение никакой роли не играло, значение имели только природные способности, и кто на экзамене будет утверждать обратное, на хорошую оценку может не рассчитывать.

На этом месте Лили нашла взглядом знакомую черную макушку — ура, один, без Мальсибера! Но сразу же застонала, уронив лицо в ладони: Северус замер на краешке стула, как пес в охотничьей стойке — и, подавшись вперед, сцепил в замок пальцы, будто из последних сил удерживал себя на месте. Из-под завесы волос птичьим клювом торчал нос, и глаза горели мрачным, почти фанатичным восторгом.

Все с ним ясно — гибрис, одна штука, особо тяжкая форма. Вспомнил, как быстро у него заживают ожоги и ссадины, и уже успел прикинуть, что в таком случае круче него только ящерицы. И ладно бы просто прикинул, он же сейчас от теории к практике перейдет! Пока всем нормальным людям выдавали тормоза, этот второй раз стоял за дурным характером. Ногу бы сначала залечил — он-то не ящерица, у него новая не отрастет! Нет, когда-нибудь она с ним точно поседеет...

Содрогнувшись, Лили опрометью выскочила из думосбора и кинулась упаковывать слюну и шерсть оборотня. И писать коротенькую записку — что пусть только попробует прийти к ней на Рождество больным и покалеченным! Она ему голову открутит, а потом назад приставит и больно проклянет. И не посмотрит, кто тут могущественный маг!

Кажется, получилось довольно внушительно. Ладно, от Мальсибера он по ее просьбе пересел, авось и тут сработает. Запечатав конверт, она отдала его задремавшей сипухе — так, остаток недели уйдет на последние расчеты и отладку будущего октета, в пятницу состоятся первые испытания... в выходные нужно заскочить к родителям — и все, дальше Рождество и Северус. И накопившаяся куча вопросов, которая не давала ей покоя.

Кто рассказал ему про обед с Эдди? Откуда Мародеры узнали, что он поранил ногу, причем именно левую? И о каких его зельях Люциус Малфой тогда сказал, что они имели успех?

* * *

Пятница наступила неожиданно быстро. Пока бледная и поминутно сглатывающая Руби подсоединяла к вокализатору последнюю диаду, Лили заварила всем чай и принялась наблюдать за аквариумом. Квинтия металась за стеклом и тыкалась по углам, как ошалелый грецкий орех; ее мозговые извилины, пока еще нежные и не отвердевшие, отливали перламутровой белизной жемчужины. Амброзиус волком рыскал за ней по пятам, распугивая всех, кто осмеливался подплыть к его сокровищу слишком близко — хихикнув, Лили покачала головой и покрутила ручку радиоприемника, ловя нужную волну. Вот-вот должна была начаться та самая передача, и пропускать ее не хотелось: «Пророк» в последнее время стал хуже «Ведьмополитена» — в том хоть новые рецепты публиковались, а в этом и вовсе ничего, даже отдаленно смахивающего на новости...

Наконец на шкале всколыхнулись и опали зеленые огоньки — потом послышался треск помех, и хрипловатый женский голос произнес:

— ...причастны к атаке на маггловскую железную дорогу, которая состоялась в ночь со вторника на среду. Из-за наложенных ими чар машинист поезда, следующего из Лондона в Литтлхэмптон, не увидел красный сигнал и неподалеку от туннеля Патчем врезался в стоящий на рельсах поезд. Эта авария стоила жизни троим магглам, и более пятидесяти получили ранения... ⁽¹⁾

О Боже... Получается, Упивающиеся совершили новый теракт? И им опять ничего за это не будет? Лили оглянулась на Эдди, но он стоял у аквариума и так сосредоточился на своем колдовстве, что не слышал и не замечал ничего вокруг. Он напоминал могучий ясень, вросший в каменный пол — стоял, чуть расставив ноги, и закатанные рукава обнажали предплечья, похожие на крепкие узловатые ветки.

Его глаза были прикрыты, палочка так и порхала в пальцах. Последний взмах — и из ее кончика вырвались голубые искры. Затрепетали в воздухе, развернулись десятком электрических дуг — раздался сухой треск, и в лаборатории запахло озоном. Чары привязки к линиям вероятностей... Их она уже знала — видела во время экспериментов профессора Крокера.

Руби сглотнула и поморщилась. Какая-то она совсем бледная — из-за теракта, что ли? Или переживает, что вокализатор может не заработать?

— Аврорат не успел предотвратить эту трагедию, — продолжала тем временем женщина — ее измененный голос выровнялся, и из него ушли хрипловатые нотки. — Однако отдел по борьбе с незаконным использованием маггловских изобретений вовремя разослал предупреждения, и преступники были застигнуты на месте преступления. В развязавшейся схватке пострадал один из нападавших — нашему корреспонденту удалось выяснить, что это была Беллатрикс Лестрейндж, возглавлявшая эту группу. Кроме того, утром в четверг другой наш корреспондент стал свидетелем еще одного возмутительного преступления. Из своего кабинета в больнице имени Святого Мунго был похищен старший целитель Хопкирк, много лет возглавлявший отдел лечения травм от рукотворных предметов...

Что? Она же только вчера видела его в воспоминаниях Северуса! Он шутил, жестикулировал, расхаживал по аудитории, сверкая улыбкой и серебристой сединой... Что от него понадобилось этим чудовищам?

Но передача прервалась — деревянный приемник зашипел, зашелся треском помех, а потом по ушам ударил грохот барабанов, и хриплый голос затянул что-то до заунывности бравурное.

Очередной концерт «Гоп-гоблинов»? А как же передача? Лили зажала рот рукой — Руби зеркалом повторила этот жест, а потом сглотнула, медленно дыша через нос, и смуглые щеки залила зеленоватая бледность. Майлан нахмурился, уже собираясь что-то сказать, но Эдди отступил от аквариума и опустил палочку.

— Готово, — произнес он. А потом выключил радио и добавил, обращаясь к Руби: — Соберись. Сейчас ты ему ничем не поможешь, но вот если Прорицатель заработает... Поняла?

Та слабо кивнула — и вдруг ее глаза расширились, и она со всех ног кинулась к двери, ведущей в уборную. Только мелькнули кудрявые волосы, небрежно связанные в пышный хвост, и высокие каблуки дробно процокали по каменному полу.

Лили уже подхватилась за ней следом, но тут под широкой ладонью Эдди загудел и завибрировал аквариум. Низкий звук напоминал урчание мотора, слабо дребезжало стекло — слепки за ним выстроились октаэдром, и между ними пробегали голубые искры, тусклые и бледные в мутной толще раствора. Холодок озона пощипывал ноздри, и во всех четырех люстрах ярко вспыхнули свечи, а потом ожила мембрана вокализатора.

— Эдвард Бьюкенен, — произнес металлический голос. — Доступ разрешен.

Лили остановилась в паре шагов от двери. Эдди сжал руки в кулаки, набрал воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и медленно, почти по слогам отчеканил:

— Вопрос. Где сейчас целитель Хопкирк и что с ним происходит?

Пауза. Искры между слепками забегали быстрее, от аквариума повеяло холодом, и казалось, что вмороженные в зеленый лед мозги лупят друг друга короткими молниями.

Сбоку шевельнулся Майлан — на его лице застыла какая-то странная гримаса, как будто он разрывался между двумя одинаково сильными чувствами. Его взгляд то и дело возвращался к двери, за которой скрылась Руби.

— Ответ. Гектор Хопкирк находится по адресу: Аппер-Фледжли, Верхняя улица, дом два, — наконец произнес металлический голос. — Этот дом принадлежит ему и его второй жене, Летиции Хопкирк. Гектор Хопкирк доволен проведенной операцией и тем, что жизнь его пациентки вне опасности. Он собирается лечь спать.

Фух. От сердца немного отлегло — значит, они его отпустили! Наверное, после того как он вылечил эту, как ее... Беллатрикс Лестрейндж, да? Какой же он все-таки добрый — не жаловаться на похитителей побежал, а вернулся домой и радуется, что сумел помочь пациентке...

Справа щелкнула дверь, по полу снова рассыпался стук каблуков, и Эдди обернулся к вошедшей Руби.

— Ты слышала? Он не только ответил на прямой вопрос, но дал развернутый ответ, отличив важную информацию от неважной!

Его глаза сияли ярче любых свечей, и Руби неуверенно улыбнулась. Лили заметила, что она все еще очень бледна. Едва ли не бледнее собственной лабораторной мантии, и это с ее-то смуглой кожей... Она что, заболела? Или чем-то отравилась?

— Все в порядке? — тихо спросил Майлан. Руби взглянула на него из-под ресниц, но дальше Лили уже ничего не слышала, потому что Эдди подтолкнул ее вперед к аквариуму.

— Теперь ты — посмотрим, что он ответит человеку с Даром. Сначала приложи ладонь вон туда, видишь? — он махнул рукой, показывая нужное место. — Потом скажи слово «вопрос», а дальше медленно и четко задай сам вопрос. О будущем не спрашивай, только о том, что актуально сейчас, прогностическую функцию мы будем тестировать отдельно.

Он стоял к ней почти вплотную, прямо за спиной, и Лили поежилась, как-то слишком остро почувствовав, что достает ему макушкой только до плеча. От чужой неуютной близости волоски на шее стали дыбом, и она шагнула вперед и прикоснулась к передней стенке аквариума.

Стекло оказалось очень холодным, почти таким же ледяным, как окно в Гриффиндорской башне, когда наступала зима. Только без ледяных узоров, которые заплетали его где-то до середины — она любила продышать в них дырочку и смотреть через нее в ночь, как в черный колодец со звездами.

Но сейчас за растопыренными пальцами клубилась и лениво мерцала зеленая муть, и в ней голубыми жучками бегали искры. Металлический голос Прорицателя объявил:

— Лилит Саммерс. Доступ разрешен.

Это кто еще такая? Неужели что-то сломалось? Нахмурившись, Лили оглянулась на Эдди — но тут же захлопнула рот, потому что он смотрел в другую сторону. Его руки были скрещены на груди, а лицо... она только раз видела у него такое выражение — напряженное, застывшее, как будто он судорожно что-то просчитывал. От улыбчивых губ разбежались жесткие складки, под тканью лабораторной мантии закаменели бицепсы — он сощурился и кивнул:

— А, Руквуд... Как вижу, вы принесли потенциометр?

Она проследила за его взглядом — несуразная фигура в лабораторной мантии словно прилипла к серой каменной стене. Седеющие волосы падали на лоб, бледные щеки испещряли оспенные рытвины, а в руках он держал серебряный прибор со множеством трубочек — тот самый, который когда-то сломался у профессора Крокера.

На всякий случай Лили отступила на шаг, но Эдди просто подошел к Руквуду, обменялся парой слов и выпроводил его за дверь, забрав принесенный потенциометр. Постоял там, словно прислушиваясь к чему-то, а потом повернулся к остальным и тряхнул золотистыми кудрями.

— Ладно, будем считать, что ничего важного он не услышал — не считая имени Лили, которое на самом деле не ее, — его улыбка казалась немного натянутой. — Видимо, опять проблемы с альфа-линией. Ну-ка, посторонитесь...

Она послушно отошла к стене. Близость камня холодила плечо, чувствовалась даже сквозь ткань лабораторной мантии, но блестящий прибор в руках Эдди так и притягивал взгляд. Особенно когда из серебряных трубочек повалил дым, и потенциометр нагрелся, зашипел и забулькал. Лили уже успела испугаться, что он тоже бракованный — как и тот, что был у профессора Крокера, но зеленые клубы коконом обволокли аквариум, а потом потянулись наверх и сгустились под потолком в текучую цифру пять. Сквозь дымные струйки просвечивал краешек люстры и тяжелые железные цепи, на которых она висела.

Лили невольно сглотнула — уж слишком эта штука напоминала то заклинание Упивающихся, которое она видела в театре... Но ни Руби, ни Майлан даже глазом не моргнули, а Эдди выписал палочкой плавный зигзаг и пробормотал инкантацию.

— Все, я перестроил связи на другую альфа-линию, — наконец сказал он. — Пока не ослабеет возмущение вероятностного поля, будем считать, что правильная именно она, а не вторая... Ладно, попробуй сейчас.

Она подошла к Прорицателю и снова прижала руку к холодному стеклу.

— Лили Эванс, — после короткой паузы объявил металлический голос. — Доступ разрешен.

Лили шумно выдохнула — она и не заметила, что так надолго затаила дыхание. Оглянулась на коллег — Руби сверкнула белозубой улыбкой, Майлан показал большой палец, а Эдди с облегчением убрал в карман палочку.

— Вот и все, Прорицатель активирован. Давай, задавай свой вопрос.

Лили облизнула внезапно пересохшие губы. Обвела взглядом столы коллег и шкаф с думосборами, но в голову не приходило ничего путного... задержалась на люстре, пока зажженные свечи не слились перед глазами в длинное огненное кольцо — эх, надо было послушаться маму и купить Петунье новую люстру, а не тратиться на дорогущий чемодан... Она хлопнула ресницами, смаргивая горячие цветные круги, и покосилась на Руби с Майланом — он как раз ее о чем-то спрашивал...

Эдди смотрел на нее, нетерпеливо подняв брови. Лили открыла рот, еще сама не зная, что именно скажет, — и вдруг выпалила:

— Вопрос. Где лучше жить моей сестре?

В аквариуме забегали искры, по белым извилинам волнами перекатывалось голубое свечение. Мутная жидкость всколыхнулась и свилась в зеленый водоворот, и слепки завибрировали от натуги — их дрожь стекала в каменный пол и чувствовалась даже сквозь подошву туфель.

На столе Эдди затрепетало страусиное перо, а чернильница-непроливайка вытянула ножки и засеменила в сторону, спеша убраться подальше от важных документов.

— Ответ. В Новой Зеландии, — наконец раздался голос Прорицателя.

И только-то? Она думала, он подскажет какой-нибудь замечательный дом — Петунья с Верноном как раз задумались о покупке... А тут другая страна. И никаких уточнений, даже таких, как с целителем Хопкирком...

— На развернутый ответ не хватает мощности, — после короткой проверки объяснил Эдди. Над аквариумом переливалась радуга шкал и показателей, бросая отблески на его широкое добродушное лицо.

— Я же говорил, что нужна еще одна квадра, — хмыкнул Майлан. — Попробую вырастить, но это уже не раньше следующего года.

— Угу. Кто у нас дальше — ты, Руби? — Эдди погасил диагностические чары и отступил в сторону, широким жестом приглашая ее к Прорицателю.

Она сделала несколько шагов, помедлила — черные волосы завивались в колечки, блестящим водопадом струились по ее плечам и воротнику лабораторной мантии — и приложила ладонь к толстой стенке.

— Руби Подмор, — немедленно откликнулся вокализатор. — Доступ разрешен.

— Опять не та альфа-линия? — Эдди поскреб в затылке, досадливо сведя брови. — Что ж такое, когда они уже угомонятся!

Руби обернулась — закусила нижнюю губу, и смуглые щеки вспыхнули вишневым румянцем.

— Э-э... не совсем, — потупившись, она пожала плечами. — В общем... мы со Стерджисом вчера поженились. Я собиралась сказать, но потом, когда мы устроим нормальную свадьбу...

— Фух — я уж испугался, нам придется все переделывать, — Эдди утер со лба несуществующий холодный пот, и вдруг залихватски ей подмигнул, вытаскивая из кармана волшебную палочку. Одновременно с этим Майлан растерянно спросил:

— Ты... вышла замуж?

Он оперся о край стола — тот хрустнул, и по светлому дереву побежала трещина. Лицо Майлана заливала зеленоватая бледность, губы сжались в тонкую линию... он что, тоже отравился? Лили на всякий случай понюхала остатки чая в чашке — нет, заварка точно ни при чем...

Но Эдди уже вскинул палочку, и воздух взорвался лепестками цветов. Синий, лиловый, алый, бледно-розовый и солнечно-желтый — сверху дождем пролилось шуршащее многоцветье, благоухающее прохладной сладостью весеннего сада. Лили покосилась вниз, но у самого пола лепестки исчезали, и над серым полом медленно таяли белые искры.

Руби прыснула. Ее глубокий, низкий смех словно шел из самой груди, и Лили, опомнившись, кинулась ее поздравлять, и даже Майлан в конце концов выдавил слабую улыбку. Свой вопрос она в итоге задала — правда, шепотом, чтобы проверить настройки приватности, и получила такой же тихий ответ. Дальше вперед выпихнули Майлана, но он заговорил по-валлийски, так что этот обмен репликами Лили тоже не поняла. А потом как-то внезапно выяснилось, что уже четыре и пора идти за отчетом по Амброзиусу — Руби в честь свадьбы и грядущего Рождества отпросилась домой пораньше, так что из лаборатории они вышли вместе.

Закрывая за собой черную дверь, Лили еще успела заметить, как посреди комнаты появился серебристый медведь, и Эдди что-то сказал своему патронусу.

Пока они шли по коридору, Руби молчала — и заговорила, только когда Лили вызвала лифт.

— Не обижайся, что я не предупредила о свадьбе, — в ее голосе слышались виноватые нотки. — Просто это и в самом деле было спонтанное решение. Мы случайно оказались у нужного кабинета, и Стерджис сказал — какого черта, сама же знаешь, что у меня за работа! И сгонял к ювелиру за кольцами...

— Что ты, я ужасно за вас рада! — искренне откликнулась Лили. — По-моему, такие порывы самые правильные. Вы же для себя женитесь, а не для кого-то другого.

Подъехавшая кабина распахнула перед ними двери, и она шагнула внутрь. Руби последовала за ней — тяжелый уличный плащ складками сбегал с ее плеч, и густой черный мех, которым он был оторочен, в ярком свете ламп серебрился на кончиках.

— Ну, это с какой стороны посмотреть, — полные вишневые губы растянулись в улыбке, в черных глазах мелькнули озорные искорки. — Но ты, наверное, и так уже догадалась? — и, склонившись к самому уху Лили, она прошептала с заговорщицким видом: — Я спросила, кто у меня, и Прорицатель сказал, что девочка! Девочка, представляешь? А у тебя кто будет?

Лили хлопнула глазами. То есть как это — «будет»? В том смысле, что когда-нибудь потом? А у Руби, выходит, уже сейчас — так вот почему ее стошнило от чая...

— Ну, если верить мадам Мелифлуа, то свой шанс на сына я уже упустила, так что, наверное, тоже девочка, — осторожно начала она, но ее собеседница уже не слушала — приподнялась на цыпочках, смешно вытянув шею, и замахала кому-то рукой.

Остановившийся лифт открыл двери, и она черной бабочкой выпорхнула наружу. Остановилась, сверкнула виноватой улыбкой — пока-пока! — и поспешила к светловолосому мужчине с квадратным подбородком. Он стоял у золотой решетки, отделяющей лифтовую часть от атриума — шагнул навстречу жене, подхватил, закружил...

Лили его узнала — Стерджис Подмор, бывший капитан их команды по квиддичу. На третьем курсе Лу на него только что не молилась... Но механизм кабины уже пришел в действие — залязгал, заскрежетал, и пол под ногами зашелся мелкой противной дрожью.

Этих двоих ждал тихий семейный вечер. А ее — аврорат и отчет о проклятии Амброзиуса.

1) Как всегда, подробности катастрофы для англочитающих:

http://www.railwaysarchive.co.uk/docsummary.php?docID=774

Вернуться к тексту