Коуквортский рубеж (гет)

3 августа 1997 года, 8 часов утра, Хогвартс.

— Доброго утра, с вами снова "Вольный вестник" и самые свежие новости из жизни Шотландии и Ирландии!

Гарри нервно зажал наволочкой уши и зажмурился, уткнувшись носом в подушку. Одной рукой он нащупал на тумбочке палочку и ударил по звуку, надеясь сбить со стула несчастный приемник. Через секунду раздался оглушающий грохот, и Гарри еще сильнее вжал голову в плечи.

— По данным наших корреспондентов, район Эдинбурга был полностью очищен от терроризирующих жителей экстремистов, и уже сегодня в городе состоится торжественное празднование по поводу его освобождения.

Гарри громко простонал и перевернулся на другой бок, накинув на голову тяжелое одеяло. Он не знал, сколько часов ему удалось поспать, но чувствовал себя так, будто вообще не ложился. Даже хуже: будто не ложился всю прошедшую неделю, хотя минувшей ночью ему удалось проспать целых семь часов. В последнее время он все больше втягивался в полевую работу Ордена и все меньше времени мог найти на исследования с Минервой и Флер в библиотеке.

— Предводитель народного ополчения, известный аврор Аластор Грюм лично поздравит всех местных жителей со ступеней ратуши магического квартала Эдинбурга и представит общественности план дальнейших действий в регионе.

Тяжело выдохнув и осознав, что проклятый Джордан прогнал все остатки сна, Гарри подогнул ноги под себя и чуть не подпрыгнул на кровати, когда в комнате с громким хлопком появился пожилой домовик.

— Мистер Поттер велел разбудить его к восьми, — приемник домовика почему-то не перебивал. — Мистер Поттер, сейчас семь сорок пять.

Разлепив ото сна глаза, Гарри сел на кровати и недоуменно посмотрел на эльфа.

— Завтрак уже подан на главные столы, сэр.

Быстро поклонившись, эльф исчез так же стремительно, как и появился.

Мистеру Поттеру было плевать на завтрак с астрономической башни. Он уже давно привык, что только в один из семи дней недели удается поесть за факультетскими столами. Обычно это было воскресенье. Завтракал он со всеми, в штабе, попутно решая мелкие штабные задачи, создавая новые штабные вопросы и засоряя вместе со всеми штаб тысячами хлебных крошек и десятками смятых бумаг. Время трапезы таким образом растягивалось на целые сутки и могло выпасть с равной долей вероятности как на восемь утра, так и на девять вечера. Обычно, правда, завтрак наступал все же утром: с пяти до одиннадцати. В одиннадцать, как правило, Гарри завтракал на следующий день после того, как ел в пять.

Такие порядки наступили в Хогвартсе после того, как Минерва МакГонагалл первой презрела неписаные правила и явилась на общее заседание с чаем в одной руке и тостом в другой. Когда дело касалось школы, в Ордене ее остерегались не меньше, чем в былые времена Филча. Назвать это страхом было бы слишком громко, авторитетом — глупо, но немалая доля уважения к ней сдерживала весь Орден от нарушения элементарных правил приличия в те дни, когда соблюдать эти правила было не в тягость.

С кровати Гарри встал быстро и еще быстрее перешагнул широкий ковер, по другую сторону которого находился стул с радиоприемником. Неподдающаяся магическим ударам техника перестала надрывно вибрировать после нажатия обычной маггловской кнопки. Умывшись агуаменти в лицо и расчесавшись рукой, Гарри влез в свои вчерашние брюки, накинул помятую футболку с мантией и быстро почистил зубы у стоящего на тумбочке тазика с водой. Ничего приятного в том, чтобы растягивать тяжелое утро, не было, особенно когда на первом этаже школы ждал злющий и невыспанный Грюм, которому предстояло весь будущий день строить из себя доброго дядюшку, несмотря на то, что обычно он напоминал каннибала.

За минуту Гарри преодолел винтовую лестницу, а следом нижние этажи и очутился в Большом Зале ровно в тот момент, когда основной преподавательский состав, оставшийся в Хогвартсе на неудавшиеся каникулы, рассаживался за слизеринским столом к завтраку. Дверь штаба громко ударилась о противоположную стену, когда Гарри, не рассчитав силы, отворил ее и разбудил дремлющую в витраже нимфу.

Недовольный Грюм стоял спиной к двери и смотрел в потускневшее из-за туч окно, о которое слабой россыпью бился дождь. В углу комнаты на когда-то облюбованном Флитвиком сундуке сидел Рон, хмуро сверля старого аврора взглядом.

— Где Делакур? — рявкнул Грюм, не отворачиваясь от окна. Гарри мог бы поклясться, что тот пристально рассматривает его своим магическим глазом сквозь спину.

— А я почем знаю? — буркнул Поттер, косо глянул в спину Аластора еще раз и сел на один из приставленных к круглому столу стульев. Паршивое самочувствие задавало общий тон, но злить Грюма Гарри и не думал. Просто знал, что здесь все были равны, а лебезить перед Грозным Глазом — самый верный способ потерять его уважение.

— Вы же вроде как дружите, — Грюм все же обернулся и откинулся спиной на холодное стекло.

«Вроде как дружите» было замечательным определением, данным им при Ордене. Просто потому, что с Флер больше никто не дружил. Еще с четвертого курса Рон покрывался при ней краской, стараясь восхвалять и любоваться ею на стороне, близнецы были заняты делами пропаганды и даже спали в студии, а Молли, хоть и сменившая милостью немилость, все равно не понимала с какой стороны подойти к неудавшейся невестке после всех их склок. Да и понять, судя по всему, не старалась, с головой уйдя в дела госпиталя и считая, что десятки пострадавших людей в ее помощи нуждаются куда как больше, чем кто-либо из семьи. В вину ей было поставить нечего. Все же остальные Флер не знали до появления Барьера, а уж после него и вовсе не замечали: несмотря на гены вейлы, она мало что могла противопоставить десятку трехуровневых аппараций и четырехчасовому сну.

Но Флер и вправду задерживалась. Грюм назначил встречу на восемь утра, а уже шла десятая минута девятого. Даже у Гарри день был расписан по часам, и он бы не удивился, узнав, что у Грозного Глаза счет идет на минуты.

Наколдовав для Флер патронуса и не дождавшись ответа, Гарри поднялся из-за стола.

— Пойду, посмотрю, где она.

Аластор хмуро кивнул и достал из широкого кармана помятый пергамент с планом предстоящей речи. Рон только без интереса пожал плечами и тупо проводил Гарри взглядом до двери.

Апартаменты, выделенные Флер, располагались под самой крышей когтевранской башни и состояли из небольшой ванной комнаты и спальни, совмещенной с гостиной. По идее, и Гарри было дано подобное помещение, но усталый и помятый после работы он просто не находил сил на его использование. Единственным, к чему Гарри привык, была мягкая кровать под балдахином, спасающая его от всех навалившихся проблем. По соседству располагалась и комната Рона, но тот проводил все незанятое оперативной работой время в госпитале миссис Уизли, и, как Гарри казалось, там же и спал. Всему старшему кругу были выделены комнаты, соответствующие их положению в организации — благо, Хогвартс располагал практически нескончаемой базой нежилых помещений, которые легко поддавались изменению. Рядовые орденовцы размещались в прежних факультетских спальнях, а всех оставшихся в школе детей перевели в дом Пуффендуя. Гарри лично интересовался: слизеринцев среди них больше не было. Флер сама выбрала себе апартаменты и позже призналась Гарри в том, что всегда мечтала жить под небесами.

— И обязательно летать каждую ночь! — в тот раз она заливисто рассмеялась и пересказала ему свой сон, воспользовавшись моментом, когда Минерва вышла из кабинета-библиотеки.

Округлая дверь в ее спальню сейчас была приоткрыта, и сквозь щель проглядывались тонкие лучи света: видимо, солнце опять вышло из-за туч. Запыхавшись от быстрого подъема, Гарри легко отворил ее рукой, и, прежде чем остановиться, дверь протяжно заскрипела на петлях.

Флер сидела на полу, закутавшись в теплое одеяло, разметав по плечам и коленям свои длинные, несобранные волосы, и судорожно вдыхала воздух. Она вздрагивала каждый раз, когда легкие наполнялись кислородом.

— Ничего не нужно, ничего мне не нужно, — как мантру бормотала она себе под нос и хрипло постанывала, обхватив грудь руками, ничего не замечая вокруг. Не заметила она и скрип дверей: видимо, списала на сквозняк. По полу сильно дуло, и даже в носках ноги Гарри начали ощутимо замерзать.

Флер не спала всю ночь. На столе были разбросаны косметические лосьоны с мазями и зелья, большинство из которых чудом не пролилось на каменный пол ее овальной комнаты. Гарри понял, каким был дураком, раз за разом покупаясь на ее радушие и веселые уверения в том, что, несмотря ни на что, она продолжает жить дальше. Перед ним осыпавшейся краской сейчас стояли все ее надежно выведенные улыбки: три помятые упаковки маггловского тонального крема, какой-то освежающий лосьон с французской надписью на бирке и с десяток поломанных магических карандашей для глаз, бровей и губ. И сама она: остывшая, изломанная, чужая.

— Мне некуда идти, я все выдержу, — тихим шепотом продолжала бормотать Флер, глядя высохшими глазами в пустоту. Ее преследовала нервная икота, руки тряслись, но она не замечала собственного состояния, уйдя настолько глубоко в себя, что едва ли могла одна с этим справиться.

Что делать в таких ситуациях, Гарри не знал, и от представшего перед ним вида ему хотелось опуститься рядом и завыть в голос, одновременно вытрясая из Флер все, что сейчас составляло картину ее жизни. Но едва ему стоило сделать шаг навстречу к ней, как она подняла голову.

— Ах, прости, я поставила блок, чтобы никто не беспокоил, — как ни в чем не бывало скороговоркой проговорила она и подскочила с места, как заведенная, безумно ему улыбаясь. Ее глаза были красные — от слез или бессонницы Гарри не знал.

— Грюм, да? — она попыталась придать себе виноватый вид и даже натянуть на лицо расстроенное выражение, только ничего у нее не получилось. Мышцы на лице отказывались слушаться, формируя безобразное карикатурное подобие ее самой. — Сейчас, сейчас…

Всеми правдами и неправдами Флер избегала его взгляда — суетилась с минуту до тех пор, пока Гарри сам не подошел к ней и, повинуясь чему-то инстинктивному внутри себя, не одернул за руку, вынуждая смотреть в глаза.

А в глазах было на что посмотреть. Страх и обреченность делили там место напополам с неверием и стойким желанием жить вопреки всему и всем, на пепелище собственного мира и костях мертвых надежд.

— Нет, нет, нет, — Флер вырвалась и стала размахивать руками, будто стараясь задеть Гарри своими длинными ногтями и огородиться тонкими запястьями от всей своей поруганной жизни, которая могла бы расцвести, не влюбись она в рыжего пышущего жизнью парня из забытой Мерлином британской глубинки. Гарри услышал, как она плачет навзрыд и задыхается, хрипло пытаясь втянуть воздух в растерзанные нервным приступом легкие. Не осознавая, что делает, он разодрал ее сцепленные руки и, сломив сопротивление, крепко прижал к себе, не давая пошевелиться. В голову пришла безумная мысль, что еще минута — и он может потерять ее. От него вело много путей, и самый быстрый был через окно.

— Его же там уже убили, понимаешь? — она начала раскачиваться из стороны в сторону вместе с ним. — Убили!

Гарри еще крепче прижал к плечу ее голову и ощутил, как искажается ее лицо, как оголяются ее зубы под судорожно поджатыми губами, как слабо вибрирует от неслышного стона спина, зажатая его рукой. Он держал ее неподвижно, кривой статуей вжав в себя, пока Флер не выплакала все, что накопилось на ее душе за тяжелый месяц непрерывного поиска ответов на вопросы, заданные судьбой. Раз ему показалось, что еще немного — и на месте ровных лопаток возникнут рваные крылья, а пальцы, так крепко сжимающие его плечи, вопьются в плоть острыми птичьими когтями — так сильно они заострились. Но в тот момент, когда ладони Флер разжались, он понял: напряжение ушло само.

Измученными куклами они рухнули на холодный пол. Гарри так и не выпустил ее из крепко сомкнутых рук, боясь потерять то малое обретенное равновесие. Флер под ним, казалось, не дышала: так она была истощена.

— Грюм нас убьет, — тихо прошептал он. Мысли в голове остановились от бессилия, и воли хватало только на то, чтобы ровно смотреть перед собой. — А потом воскресит и заставит танцевать фокстрот перед ратушей.

Флер попыталась слабо фыркнуть, усмехаясь, и опустила голову ему на плечо, прикрыв глаза.

— Опять у тебя все волосы перепутаны, — тяжело выдохнула она и вслепую нащупала на тумбочке расческу, а затем принялась лениво перебирать его пряди. Гарри в очередной раз удивился ее выдержке, позволившей так быстро восстановиться после срыва. Ее темперамент был невозможен, и, видимо, поэтому природа одарила ее такой большой выносливостью. Дыхание Флер медленно приходило в норму, и она уже начинала вбирать воздух полной грудью.

— Зачем тебе вообще все это в сущности? — медленно протянул Гарри, закидывая голову назад к стене, и чуть пощурился от щекотавших его шею белых волос. — Тяжелый блок на мысли, постоянные мигрени…

Флер глубоко вздохнула и опустила руку с расческой ему на колени.

— Каждый из нас под ударом, — ответила она. — Аластор так считает.

— И кто только поставил его главным? — усмехнулся Поттер, вспоминая памятный вечер месячной давности, с которого и начался отсчет нового времени.

— Жалеешь? — тихо спросила она, подняв к Гарри глаза.

Поттер только слабо покачал головой.

— А кого было ставить-то?

Флер подняла уголки губ в улыбке. Гарри постарался ее запомнить: эта, чуть печальная и задумчивая, точно была настоящей.

— И то правда, — пробормотала она, поднимаясь с пола.

Если бы нужно было выбрать самого нелепого члена их организации, то Поттер, без сомнения, выбрал бы ее. Француженка, волей случая оказавшаяся в Англии, не имеющая ничего общего с ни с одним из тех людей, кто сейчас твердой рукой формировал страну. Девушка, судьбы которой никогда не касался и не коснулся бы, останься она в Париже, бич магической Британии. Ее даже не должно было быть в Хогвартсе в ту роковую ночь! Гарри прикрыл глаза и задумался о том, что стало бы с ней, останься она в Лондоне.

Вдруг все они ошибались, и сейчас там не шла война? Билл и Флер могли бы все также работать, содержать магазин близнецов и ходить по выходным на чай к старым школьным друзьям. Гермиона могла остаться в Австралии, наблюдать за жизнью своих родителей и вернуть им память тогда, когда пыль вокруг войны уляжется. А Джинни... Гарри поймал себя на мысли о том, что впервые думает о Джинни с тех пор, как они всем Орденом оплакали потерянных друзей и родных. Джинни всегда была умницей, и он был уверен, что она найдет выход, если не будет лезть на рожон. Сердце за нее не болело.

Потер резко встряхнул головой и поднялся с холодного пола, криво усмехнувшись своим глупым мыслям. Во что только не готов поверить утомленный мозг, когда от окружающей действительности можно сойти с ума?! Их жизнь не была записана в книге, и это не могло быть сказкой. В Лондоне царил террор чистокровных, и Гарри был готов молить Бога, лишь бы Гермиона сейчас проводила опыты где-нибудь в Антарктиде. И, да, Билл, скорее всего, был мертв, хотя Гарри в таких мыслях никогда не признался бы Флер.

Через минуту, собранная и опрятная, она вышла из ванной. Синяки под глазами пропали, исчезла неживая белизна с щек, а глаза приобрели здоровый блеск взамен исчезнувшей красноты. Легко взмахнув палочкой в его сторону, она расправила на нем помятую мантию и уложила волосы, которые каким-то чудом стали слушаться ее чар.

— Идем, нас еще ждет фокстрот, — ровным голосом произнесла она и своей обычной походкой поплыла к двери, распространяя по комнате нежный аромат гибискуса и ландышей.

* * *

Как и ожидалось, Грюм был в ярости, но ему удавалось успешно ее сдерживать. План его речей был смят и разбросан по комнате вместе с отчетностью охранявших город орденовцев, картами прилегающих окрестностей и планом эдинбургской ратуши. Когда Гарри и Флер вошли в штаб, испуганный домовик как раз хотел навести в помещении порядок, за что был наказан ощутимым уколом в спину и отлеветирован вон из комнаты через раскрытое окно.

Запланированное возведение блока от легилименции в сознании Гарри, Рона и Флер было завершено только к десяти часам утра, когда Грюм вместе с Поттером уже должен был проверять расстановку сил в городе и отдавать приказы о действиях в случаях непредвиденных ситуаций группам быстрого реагирования. Ожидаемая мигрень не была выдумкой и показала себя Поттеру во всей красе через десять минут после того, как блок на сознание был установлен. Рон, потирая пальцами виски по пути из Большого Зала, имел такой вид, будто считал, что лучше бы ему прямо сейчас снесли голову, чем заставили с ней ходить. Одна Флер в силу своей природы более устойчивая к проявлениям магии держалась молодцом и, прежде чем пожелать всем успешной операции, посоветовала поглубже дышать и поменьше думать. Со слов Грюма, первая мигрень должна была пройти довольно быстро, а блок, если его не снять, обещал остаться на всю жизнь. Опыт Аластора в таких вещах не вызывал сомнений, и любому, кто захотел бы пробраться сквозь защиту разума к сознанию жертвы, пришлось бы его вскрывать, что непременно привело бы ту к потере рассудка вместе со всей его информацией. Минерва была категорически против, но вопросами безопасности в Ордене ведала не она. Защита разума была обязательной для всех старших членов Ордена, если они умело не владели окклюменцией. Зная свои способности к ней, Гарри считал, что с него Грюм свой блок не снимет никогда.

К месту сбора прибыли в начале одиннадцатого и сразу же разошлись по разным отрядам. Рон направился к братьям, ответственным за правильное информирование жителей города и оставшихся на севере репортеров, быстро объединившихся в вольные картели. Грюм и Гарри — к костяку бывших авроров, обеспечивающих безопасность. Через полчаса они должны были ровной парадной колонной направиться к ступеням ратуши, где и состоится представление власти народу и всеобщее освидетельствование нового порядка.

Светочем новой жизни, глашатаем эпохи был признан не кто иной, как Гарри Поттер, постоянно находящийся по правую руку от Грюма. Неполный месяц джордановское радио превозносило его как облаченную в плоть надежду мира, явленную чуть ли не самим Мерлином в годину испытаний. Мнение, сформированное об Ордене в первые дни изоляции, тщательно выбивалось из умов людей непрекращающимися потоками информации о заступничестве и порядке, приходящими вместе с его ополчением в магические поселения. Предводителю же этого ополчения была уготовлена судьба слуги народа — его законного правителя и защитника. Известность и авторитет Аластора делали его лицом власти, ее голосом и волей с твердыми намерениями и жесткой рукой. Кингсли отступил на второй план в деле показательного выступления, предоставив место более известному коллеге и занявшись тем, чем давно уже нужно было заняться всем остальным — полезными делами. После того, как Шеклболт оказал помощь в составлении плана выступления, он непрестанно старался найти людей, способных наладить постоянный контакт с магглами для доставки пищи, подобрать из разномастного народа достойных обливейтеров, составить полные списки сквибов и сделать опись всех богатых фамильных поместий в доступном регионе. Что-то из этого он перепоручал своим помощникам, но что-то, как, к примеру, формирование государственной казны на базе частного капитала оставшихся по другую сторону барьера семей, мог делать только сам. Сейчас Кингсли вместо задержавшегося Аластора раздавал указания его группе сопровождения, попутно указывая им что-то в плане продвижения по местному аналогу Косого переулка, отмечая палочкой особые точки и крестом — ратушу.

— Здесь главное — никаких темных пятен, — объяснял Кингсли выстроившимся вокруг него бойцам. — Наше оцепление постоянно работает над охраной периметра, и мы выбили из региона всех оставшихся Пожирателей, но недовольные всегда найдутся. Поттер сейчас популярен настолько же сильно, насколько и презираем. Больше внимания — не на центральную улицу, а в боковые проулки, где легко слиться с тенью.

Авроры вразнобой закивали, забирая из рук Кингсли размноженные планы города. Подошедший Аластор недовольно оглядел их осунувшиеся плечи и пострадавшую выправку.

— Учишь моих студентов? — он поприветствовал Кингсли, стукнув по его плечу ладонью, и обвел волшебным глазом всех ожидающих его магов.

— Ввожу в курс дела, — Кингсли улыбнулся краем губ и, завидев за спиной Грозного Глаза помятого Поттера, построил смутные догадки о причине задержки главного участника парада. Все, как всегда, делалось в последний момент.

— Правильно вводишь… — Грюм шумно втянул разрубленным носом воздух и недовольно его сморщил, будто учуяв удаленный запах гнили. — Если бы я хотел саботировать Орден, то точно сделал бы это сегодня. Кто у нас остается в Хогвартсе?

— Третья и пятая группа дружинников Уэллеса, — перечислил Кингсли, махнув головой в сторону стоящих полукольцом расслабленных ребят в маггловских джинсах и футболках. — На подстраховке со стороны леса — вторая. Первую и четвертую выделили на оцепление Эдинбурга в помощь Сэвиджу и Люпину.

— Помню-помню, — согласно кивнул Грюм, осматривая собравшихся на поляне ребят.

Вторая, третья и пятая группы состояли из тридцати магов, в числе которых было, по крайней мере, пятеро специально обученных в Аврорате бойцов. Вторая группа была специально отозвана от дежурства на барьере для подстраховки Хогвартса и сейчас довольно отъедалась и отмывалась в чистом гостеприимном замке.

— Строй отряд, — тихо сказал Грюм Кингсли и направился отдавать последние распоряжения Уэллесу. Ему не верилось, что день пройдет гладко, но для полной подготовки не хватало людей.

Порталы были заранее подготовлены на одиннадцать часов утра, что было четырьмя часами раньше заявленного Джорданом времени. Грюм рассчитывал на эффект неожиданности, заставляющий в горячке совершать необдуманные поступки. Карта была слабой, но лучше карт не было. Орден Феникса никогда нельзя было считать армией, и от частичного объединения с аврорами больше армейских черт в нем не появилось. Не было должной слаженности в действиях, не было выправки, не было скорости. Осмотрев своих людей еще раз, Грюм хмуро подумал, что, возможно, именно из-за этого Пожиратели оттеснили их на север. Создание слаженной военной структуры — вот первая задача, которой он решил заняться после того, как камни нового государства будут заложены в фундамент, и последние бунты подавлены. Барьер дал им отсрочку, но в будущем постыдная слабина была недопустима.

Уэллесу было еще раз сказано смотреть в оба, держать своих людей у метел и поддерживать постоянную связь с МакГонагалл. Как преемница прежнего директора и единственный кандидат на его место, она должна была знать обо всем, что творится на территории замка, хотя и не была признана его полноправной владелицей. Львиную долю запланированных разговоров Грюм так и не успел провести, потеряв много времени утром. Нужно было заглянуть к Аберфорту в Кабанью голову и к Молли в госпиталь, но в Хогсмиде на дежурстве был Артур, и Грюм надеялся, что он будет осмотрителен. На оцепляющую барьер систему кордонов было оставлено всего пять дежурных магов, но и они свою работу знали хорошо и вполне могли обойтись без наставлений, хотя особыми силой и умом не отличались.

Наконец, группа была собрана. Гарри, успевший за время сбора набраться чуть больше сил и прийти в себя, поборов навязчивую мигрень, стоял во главе колонны и уверенно глядел перед собой. Свою роль он знал и принимал как необходимое зло на пользу общего дела. Грюм встал по левую руку от него, посмотрел на сжатые в руке часы-портал и громким, четким голосом произнес:

— Время.

Появились они на небольшой площади, громко именованной Когтевран в честь великой волшебницы, по легенде проживающей здесь в далекие времена. В ее центре находился фонтан со статуей Кандиды, а по трем сторонам от нее расходились вымощенные булыжником мостовые, одна из которых вела к торговому кварталу, другая к ратуши, а третья к выходу в маггловский Эдинбург. Казалось, что каждая дорога была едва ли длиннее двухсот метров, однако при ходьбе по ним улица быстро расширялась и уходила вдаль так, что глаз даже не замечал изменений.

— Говорят, сама Кандида в древности зачаровала это место, — послышался Гарри за спиной тихий голос кого-то из авроров.

Большинство членов их группы настороженно осматривалось, но Гарри не стал: он уже выучил эту площадь наизусть из-под мантии-невидимки. За прошедший месяц в стенах ратуши приходилось бывать часто, но известные лица старшего круга старались лишний раз не показываться перед неоднозначно настроенными местными. По крайней мере, в те самые тяжелые две недели изоляции, когда хаос достиг критической точки, а власть Ордена только успела заявить о себе, и доверять ей было не за что. К тому моменту Джордан и близнецы начинали активную пропаганду, которая лишь сейчас стала давать первые результаты.

Люди на улицах встретили появившийся Орден настороженным молчанием. Стоявший неподалеку Сэвидж кивнул Грюму в знак того, что никаких угроз не наблюдалось. Его отряды, расставленные вдоль дорог, были ощутимо напряжены и прожигали глазами каждое подозрительное движение теней в окнах, дверных проемах и узких переулках. Слившиеся с толпой люди Люпина же напротив выглядели естественно и вовсе не привлекали к себе внимания.

Без каких-то предварительных выступлений вся процессия из пятнадцати магов, в которую ради эффекта были отобраны лучшие из имеющихся авроров, уверенно двинулась к восточной улице под заинтересованными взглядами собравшихся. Площадь стала наполняться людьми, они занимали открытые переулки и тротуары. В толпе можно было увидеть всех: седых стариков и их внуков, разодетых в атлас богатых чистокровок и скромных служащих Министерства, оборотней в перешитых мантиях и даже несколько выбравшихся к людям вампиров, сверкающих глазами из затененных окон. Гарри не заметил, как к их группе присоединился Ринальдо, оттеснив ближе к центру процессии какого-то аврора. Он держался левой руки Грюма и шел, отставая от них на шаг.

Как и было запланировано, у ратуши их уже встречали расставленные среди толпы фотографы и корреспонденты, которым за правильно представленную информацию были обещаны места в редакции газеты "Вольного вестника". Несколько фотовспышек на мгновение ослепили Гарри, но Грюм, не обращая на прессу никакого внимания, шел дальше, ровно смотря перед собой волшебным глазом. Его плечи были широко расправлены, в пример обычной сутулости, а шаг чеканил ритм одного ему известного марша, несмотря на хромоту задавая темп всей группе. Когда белые пятна перед глазами ушли, а Гарри встал на полшага позади Аластора и оглядел внимательным взглядом площадь, то сразу понял, какое впечатление произвело их появление на публику. На них смотрели с уважением, с презрением, с интересом и без него, их оценивали и запоминали. Но в первую очередь их боялись.

В наступившей под заклятием Сэвиджа тишине голос Грюма прозвучал стремительным громовым раскатом.

* * *

— Месяц назад Темный Лорд Волдеморт захватил власть в Министерстве Магии и оккупировал свободные земли Великобритании. Волшебники Лондона первыми ощутили на себе его железный обруч насилия и произвола.

От резко наложенного силенцио уши вампира внезапно заложило так, что пришлось продувать их через нос. Удивленно хмыкнув, он спрятался за зачарованной от света занавеской и с уважением подумал о том человеке, который отвечал в Ордене за безопасность мероприятия. Редкий маг мог пронять организм неживого вампира. В последний раз перепонки так щекотало от ярости взбешенного Риджа, когда выяснилось, что кто-то из ударной группы ходил в деревню за девками, настолько перепив эля, что забыл о маскировке. Вампиру думалось, что после круцио командира, тот несчастный вполне мог поменять ориентацию.

— Аврорат вопреки присяге отрекся от народа и склонил голову перед Злом, покорный его преступной воле!

Молча покачав головой, вампир прошел в дальнюю от площади комнату и рассудил, что его подельнички все-таки проспорили ему пять галеонов. Верно он думал: купил все-таки Лорд Аврорат, купил!

— За нами стоял выбор: сдаться на милость врага или с честью выполнить долг перед Родиной, железной стеной встав на пути убийц.

Вжавшись спиной в стену, вампир недовольно выглянул в окно. За ним, как ни в чем не бывало, ездили машины, спешили по делам прохожие, и голуби, собравшись стайкой у ног старушки, объедали воробьев. Окно выходило в маггловский Эдинбург. Солнце то показывалось из-за туч, то скрывалось обратно, но идти в город все равно не хотелось. Не то, чтобы вампир чего-то боялся, просто было лень подстраиваться под магглов в их собственном мире и искать для колдовства темные переулки. Ради интереса он попробовал вслух выругаться, но с губ сорвался только тихий хрип. Кейн его предупреждал об этом, но он все равно надеялся, что обойдется. На подоконнике стояла кружка с недопитой кровью, которую литрами еще в Уэльсе сцедили с магглов, заготавливая запасы для финального наступления. Одним большим глотком он выпил ее всю и почувствовал, как стал незначительно сильнее. Этого хватало для шепота.

— Отреклись ли мы от старых клятв? — все еще слышались громкие слова Грюма с другой стороны дома. — Нет. Позволим ли мы злу распространяться по всей земле, отравляя ярд за ярдом нашей Родины? Никогда.

Вампир тихо попытался посмеяться, но вышло у него скверно. Однако голоса на заклинание хватало. Все то, что вампиры не могут управляться с белой магией, — глупости, иначе, как бы они пили кровь светлых волшебников? То-то и оно. А ведь она, зараза, вкусная. Он сделал мысленную заметку попросить ее у Кейна, когда вернется. Так сказать, за вредность. Ридж ведь обещал им полноценное снабжение до осени, так вот и пусть снабжает!

— В той стремительной борьбе погибали наши братья, но дух каждого из них делал нас сильнее. К нашим силам примыкали новые волшебники, не желавшие жить под властью диктатора...

Следующие слова Грюма вампир уже не слышал, полностью сосредоточившись на самом счастливом из своих воспоминаний: моменте пробуждения. Тогда он проснулся в лесу и понял, что не умер после того, как его грудь разодрал медведь. Смерть была разбита, и он пережил ее.

На вызов патронуса незамедлительно явилась тусклая серая мышь. Если бы кто решил поставить ее рядом с настоящей, то без опыта бы и не определил, какая из них была призраком. Может быть, именно из-за этого считалось, что вампиры не способны к делам света? Во всяком случае, к ярким эффектам они точно приучены не были. Он всегда верил, что его полевка прекрасно способна прогнать дементора, хотя проверять не приходилось: рыбак рыбака видит издалека, как говорится. Свои на своих не нападают. Как-то однажды один из "светлых" ему сказал, будто это из-за того, что у него нет души. Тогда вампир громко рассмеялся в ответ и выпил его до дна просто назло.

— Грюм на месте, — сорванным шепотом передал он послание. — Судя по тому, как разошелся — еще на полчаса затянет. Скажи нашим, чтобы начинали.

Он слабо кивнул мыши, и ему показалось, что и она кивнула в ответ. Проскользнув в щель между стенами, словно в нору, она махнула хвостом и быстро испарилась, будто ее и не было.

* * *

Гарри ощутил какую-ту суету за спиной и повернул голову вполоборота. Люпин о чем-то тихо, но быстро говорил Сэвиджу, еле разжимая губы и стреляя глазами по толпе, будто надеясь отыскать в ней диверсантов. Ринальдо явно был недоволен, но держал себя в руках и сейчас что-то просчитывал в уме, вероятно, думая, имеет ли смысл прерывать речь Грюма или стоит подождать ее окончания. Одними губами он шепнул пару слов на ухо Ремусу, и тот незаметно растворился за их спинами. Все же оборотни — существа ночи, и как любимых детей тьма богато их одарила. Лучшие воры Лютного переулка были вампирами, но убийцы всегда набирались из рядов оборотней.

Грюм еще что-то говорил на протяжении десяти минут, голосом отделяя зерна от плевел и указывая, где народу искать истину и что является заблуждением. Но Гарри перестал его слушать в тот момент, когда увидел, как люди Ремуса один за другим покидают улицу и спешно аппарируют, едва пересекая порог антиаппарационного щита над ратушей. Что-то было не так, и по ускорившейся речи Грюма Гарри понял, что тот уже все знает, но не решается прервать выступление. Все люди из его личного отряда стояли за спиной неподвижно, ничем не выдавая беспокойства. Фотографы все также делали снимки, репортеры строчили по склеенным пергаментам, а приведенная близнецами массовка скучала. Наконец, на торжественной ноте окончив выступление и провозгласив рождение нового порядка, Грюм развернулся на железной ноге и уверенно захромал к дверям ратуши вместе со всей своей свитой.

— Докладывай, — рявкнул он на Сэвиджа, едва двери ратуши за спинами захлопнулись и группа авроров изнутри стала блокировать их заклинаниями, а другая по приказу Ринальдо спешно снимала установленный над ратушей щит.

— Бунт в Хогсмиде, — Сэвидж оттеснил Гарри к стене и сейчас невербально наколдовывал себе удобную одежду взамен поношенной аврорской мантии. — Кровавый.

— Щит?

Авроры из группы защиты подтянулись и быстрее прежнего стали махать палочками. Ринальдо оглядел их оценивающим взглядом:

— Будет снят через минуту.

— Да не этот! — зло гаркнул Грюм. — Над Хогсмидом щит?

— Не наблюдалось.

Грюм сухо кивнул и прошелся по комнате из угла в угол.

— Аппарация по готовности до Хогсмида, бунтовщиков по возможности брать живьем, приоритет — Хогвартс. В опасной близости от школы — убивать.

Ринальдо сухо кивнул и послал патронусов с приказами командирам страхующих отрядов.

— Вряд ли в этом есть необходимость, — усмехнулся Грюм, растянув губы в предвкушающей улыбке. — Там уже и без нас повеселились.

Сэвиджу в это верилось слабо: он точно знал, что Артур так веселиться не умел. Максимум он мог поверить в то, что Уизли вытащил оттуда жену. Защитным отрядам из Хогвартса требовалось время, чтобы добраться до деревни. Так что сейчас бой там должен был вести Люпин с его людьми, первыми покинувшими Эдинбург. Впрочем, зная Ремуса, Сэвидж бы поставил на то, что он не орудует ничем опасней Ступефая.

— Трус, хоть и оборотень, — тихо пробормотал Ринальдо себе под нос.

Наконец, щит был снят с яркими искрами, и первым, что произошло после этого, был громкий хлопок аппарации Грюма, подхваченный еще десятком его авроров. Ратуша была пуста, так что изменения в планах Ордена должны были остаться максимально засекреченными. За минуту до этого Аластор лично отдал приказ паре своих людей восстановить щит сразу же после того, как основной отряд аппарирует к Хогсмиду.

Ринальдо с интересом посмотрел на Гарри и задался вопросом о том, что на самом деле представлял собой этот юноша, по привычке разыгрываемый Орденом в политике. За свои семнадцать лет он стал дважды помятой картой и, похоже, на нем думали сыграть в третий раз. Его лицо выражало волнение, но вызывал ли его страх или неясное предвкушение, Сэвидж не знал. Парень был не сформирован, юн, и что-то самое главное, значительное, роковое только начинало в нем зарождаться. Ринальдо очень хотелось нащупать это «что-то» до тех пор, когда оно проявится в полную силу.

Наконец, из зала исчез и Поттер. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что в ратуше больше не осталось никого, кроме дежурных, Ринальдо аппарировал замыкающим. В животе и груди разгоралось с новой силой сладкое, тянущее предвкушение, не дававшее ему стоять спокойно с того самого момента, как Грозный Глаз поднялся по ступеням.