Коуквортский рубеж (гет)

18 августа 1997 года, 8 часов утра, Косой переулок, дом 32, Лондон.

Прозерпина поглядела на себя в зеркало, и ей на мгновение показалось, что еще ночью во всей красе к ней явилась Гермиона Грейнджер. Волосы на голове превратились в подобие вороньего гнезда, и впору было красть патронус у Лестрейнджа, а под глазами залегли настолько глубокие синяки, будто и не Драко вчера завалился вдрызг пьяным, а она сама опустошала с ним на пару винный погреб. Или, что хуже, будто она вновь вернулась на третий курс. Или лучше? Прозерпина уже не понимала.

От мыслей о гадком Хорьке ее передернуло, от мыслей о вине, впрочем, тоже. Хотелось думать, что хорошая чашка утреннего кофе перед работой исправит положение. В конце концов, она не могла заявиться в Министерство в таком виде! Недовольно дернув бровями, Роуз быстро привела себя в чувство у раковины, накинула на плечи домашний халат, с горем пополам попыталась расчесать волосы и скривилась от резкой боли в шее. Хорошо еще, что хотя бы перестало першить горло!

— Маня, — поморщилась и позвала она, отчаявшись привести волосы в порядок, — Маня, помоги!

Маня мгновенно появилась подле ее руки и ловко перехватила у Прозерпины щетку, тут же причитая что-то о добром утре, голых ступнях и разбросанном по кровати печенье. Волнение она скрывала из рук вон плохо, но хотя бы не начинала об этом говорить.

Пока она приводила в порядок ее волосы, Прозерпина кривилась, стоило той обнаружить в них очередной коварный узелок. В хаосе ее мыслей по старой памяти быстро возникла идея о рабском положении домовиков, но для этого утра она была слишком тяжелой. Прозерпина ощущала, что ее голова не раскалывается только потому, что, похоже, боится последствий. Если бы с утра на Роуз свалилась еще и мигрень, она бы окончательно свихнулась.

— Готово! — Маня хлопнула в ладоши. — Хозяйке заварить кофе?

— Было бы неплохо, — согласилась Роза. — В столовой.

К завтраку она спустилась, уже одевшись для работы. Из французских окон приветливо светило солнце, все такое же безучастное к глупым людским проблемам, волнениям и чаяниям. С балкона проглядывался вид на медленно оживающий с ночи переулок, где вальяжно прогуливалась по тротуару пара отъевшихся голубей. Тут же, в пяти метрах от них, старый пекарь кидал птицам хлебные крошки, как и каждое утро до этого. Не будь Роуз столь загружена делами, она бы уже начала с ним здороваться.

— Привет, — Билл отозвался ей с дальнего угла столовой, размазывая джем по большому румяному тосту. Он прищурился, оценив ее внешний вид, но свои мысли решил оставить при себе. Хорошо было бы, если бы он мог научить ее не только не говорить о лишнем, но и не думать. Тяжело вздохнув, Роуз уселась за стол рядом с ним. Сбоку тут же появился горячий ароматный кофейник, сливки с сахарницей и пара булочек.

— Привет, — негромко повторила она. — Панси к завтраку не встанет?

Билл недоверчиво изогнул бровь и, посмеиваясь, качнул головой.

— Думаю, и к обеду тоже, — улыбнулся он ей.

Роуз постаралась ответить на его улыбку: хоть у кого-то сейчас было все хорошо. Но от него мысли тут же понеслись вскачь к Джинни, а от Джинни к Рону, а от Рона к Гарри…

— Скажи мне… — не успев сообразить, выдохнула Роуз и тут же прикусила язык.

Билл отложил нож для джема в сторону и взглянул на нее, обретая серьезность во взгляде. Прозерпина прокашлялась.

— Скажи, как так вышло, что ты сменил сторону?

Билл нахмурил брови и молча убрал бутерброд на подставленную под руку тарелку. Роза нервно дернула на коленях пальцами: этот ответ она должна была получить. В конце концов, если Билл смог разобраться в себе и принять все, как есть, то у кого еще ей было учиться?

— Поменял сторону? — его губы дернулись, будто он глотнул прокисшего вина. — О чем ты, Роза? Два месяца назад в стране была гражданская война, и выбора для меня не стояло: я был со своей семьей. Но она закончилась. Я никогда не горел желанием в ней участвовать и очень рад, что сейчас наконец меня оставили в покое.

— Но как же так? — Роуз непонимающе встряхнула головой и сжала пальцы под столом в кулаки. — Насколько я знаю, твоя семья всегда была одной из самых верных сторонников Дамблдора. Неужели все так сложилось только из-за того, что у вас не было выбора?

Билл скрипнул зубами и допил оставшийся чай из своей кружки, нервно стуча ногтями по столешнице. Роуз внимательно проследила за ним глазами: вчера он и вполовину так не нервничал. Она не могла его понять.

— Дамблдора? — наконец отрывисто бросил он и недовольно сузил глаза. — Я не знаю человека, принесшего моей семьей больше несчастий, чем Дамблдор!

Роуз испуганно вздрогнула, но Билл тут же моргнул и выдохнул, а затем уже спокойней продолжил:

— Ты не родилась в Британии и не видела, что здесь творилось. На свете живет много достойных людей, но среди них есть те, чей свет ярче. Ты таких встречала?

Прозерпина спешно закачала головой и постаралась спрятать лицо за горячей булочкой, которую быстро стянула с соседней тарелки. Неуловимо ощущалось, как воздух электризуется вокруг Билла, а сам он, вглядываясь за окно и отстукивая быстрый ритм ногтями по столешнице, все больше заводится и уходит мыслями в себя.

— Они разрушают всех, кого к себе приближают, но люди тянутся к ним, как мотыльки на свет, и не видят, как сами сгорают в его сиянии, пока пытаются ему соответствовать, — он прищурился от яркого солнца и прикрыл лицо ладонью, а затем потер глаза пальцами. — Таким человеком для моей семьи был Альбус Дамблдор, и за последние сто лет из-за него мы растеряли все, чем когда-то обладали! Но, упаси Мерлин, я никогда не был человеком Альбуса, как не стал и человеком Лорда, и самое большое, о чем мечтаю сейчас, — это жить своей жизнью. Как, к слову, и твоя сестра. Пока что у нас получается.

Прозерпина не слышала ничего подобного ни от кого из Уизли. На самом деле она и не ожидала услышать — никогда до сего момента. Она нервно проглотила кусок, вставший комом в горле, и отбросила булочку на тарелку, а затем, пряча глаза, быстро налила к себе в чашку остывший кофе. Слышать подобные слова про Дамблдора было дико, но молчать и слушать сейчас казалось самым правильным. Что еще ей, запертой клятвами, Черной Меткой и вторым лицом, оставалось делать?

— Но почему ты так говоришь? — она осторожно пододвинулась ближе к Биллу. — Расскажи мне все, расскажи, как ты это видишь. Я хочу знать больше о той стране, в которой мне предстоит жить. Хочу знать больше о покойном директоре и его противостоянии с Темным Лордом. Ведь они же колоссы британского общества последних десятилетий!

Билл отстранил руку от лица, недоверчиво прищурился и критично оглядел Розу, стукнув пальцем по светлому фарфору заварочного чайничка.

— На самом деле все просто, — отрывисто бросил он. — Все эти разборки внутри общества, выгодные лишь политикам и никак не отражающиеся на простом народе, — любимые затеи Альбуса Дамблдора, и уж в них Волдеморт его с радостью поддержал. Возьми тех же Малфоев и всех им подобных. Ты правда думаешь, что они сражаются за чистую кровь? Я не смеялся, когда говорил о том, сколько крови на их руках. Они проливали ее, не скупясь, все те пятьдесят лет, что сражались под прикрытием Черной Метки и никогда не думали сожалеть или останавливаться. Так может, дело не в древней крови, а в древних знаниях? Великая магия древности — это красивая сказка для магглорожденных и непосвященных. Но по работе я много раз видел ее, и могу сказать, что в ней нет ничего прекрасного или сказочного. Маги древности не были учеными или философами, они были тиранами, воинами и убийцами! И оставшаяся от них магия полна жестокости, нацелена на сокрушение, подавление и уничтожение. Это топорные, эффективные методы казни. Дамблдор же всю жизнь пытался скрыть это просто из своего абсурдного идеализма, и не стал заострять внимания на том, к чему ведут его собственные действия. А от его яростного сопротивления страдали все те же люди, и двадцать лет назад его стараниями они стали погибать. Это не то, за что они сражались, но кто из них мог думать своей головой, когда их ослеплял свет Альбуса? Все это было просто еще одной резней народных лидеров, заигравшихся в демиургов!

Билл сокрушенно дернул головой, что-то про себя обдумывая, а Роза хмурилась, пытаясь вспомнить, когда же она вообще хоть что-то слышала о древнем колдовстве? По всему выходило, что еще в маггловской школе, когда читала легенды о короле Артуре.

— Но вернемся к моей семье и Дамблдору, — продолжил Билл. — Еще в тридцатых мой дед перессорился из-за Дамблдора со всем миром, когда нашей семье оказали сомнительную честь войти в список священных двадцати восьми британских фамилий. Там и говорить-то было не о чем, но Дамблдор не одобрял такого разделения, а поэтому не одобрил и дед. Эти кухонные разговоры ничего не стоили, но, желая соответствовать высоким стандартам Дамблдора, дед уперся и настроил против себя весь свет так сильно, что уже отец не смог получить в Министерстве достойную должность. Я уверен, что Дамблдор не обсуждал с дедом этот вопрос, но его влияние было настолько велико, что этого и не требовалось. Альбус наверняка даже ничего не заметил, и уж точно не хотел именно такого эффекта. Но проблема в том, что позволенное Дамблдору простым смертным не прощают, и в конце страдают всегда именно они.

Билл облокотился одной рукой на стол, подлил себе чаю в чашку и промочил горло, тяжело откидываясь на высокую спинку стула. Роуз мелкими глотками потягивала свой кофе и не знала, что дальше думать. Как бы ни был ей близок этот мир, она в нем не родилась, и слышать о великом волшебнике, директоре ее любимой школы, ей обычно приходилось только от боготворящих его же учеников. Мнение было однобоким, и она всегда это знала, но почему-то даже не допускала мысли о том, что кто-то всерьез может воспринимать его иначе, чем добрым покровителем и защитником.

— Или взять моего отца… — тяжело вздохнул Билл. — Когда пришло его время дружить с Дамблдором, он сделал все, чтобы оправдать такую великую честь. Ты думаешь, старший Малфой просто так вчера на меня срывался? Да, наши семьи никогда особо не дружили, но и вражды между нами не было. Просто еще семь лет назад Дамблдору понадобилось провести через Визенгамот какой-то нелепый промаггловский закон, бьющий по карману Малфоя даже больше, чем по самолюбию чистокровок, и отец сам вызвался ему помогать. Его грела мысль о правом деле и одобрении Альбуса, да только Дамблдор и без того всегда считал его достойным человеком, и все это было не нужно. Дамблдор бы легко справился и без его поддержки в Министерстве. Но отец так не мог и окончательно перессорился из-за этого с Малфоем, влияния у которого не хватало на то, чтобы дотянуться до Дамблдора, зато до нашей семьи — с избытком. И после этого у него пошли новые сложности на работе, новая опала и новые недруги… Иногда мне кажется, что отец поставил целью жизни застрять костью в горле Министерства!

Билл раздосадовано дернул головой, взмахнул рукой и перевел взгляд к небу за окном, а Прозерпина опустила глаза к столу и повела плечом, прогоняя неприятное чувство из груди. Похоже, для Билла весь этот разговор стал последней каплей, и сейчас ему нужно было выговориться не меньше, чем вчера и ей самой. Или просто эти полтора месяца стали той критичной чертой, дальше которой уже нельзя было удерживать все в себе?

— Но если ты говоришь правду, почему же сам Дамблдор его не образумил? — негромко пробормотала Роза себе под нос и осторожно скользнула глазами по лицу Билла. — Ты говоришь о нем, как о достойном человеке, но винишь его во всех бедах семьи. Я тебя не понимаю.

— Потому что Дамблдор этого не видит. Он судит других по своим меркам, а эти мерки так завышены, что соответствовать им и не терять себя простому человеку невозможно. А люди той же породы встречаются очень редко, — Билл на секунду замолчал и болезненно поморщился, недовольно сминая пальцами попавшуюся под руку салфетку, — но, к сожалению, у моей семьи есть талант их находить. Небезызвестный Гарри Поттер, будь он неладен, такой же.

Роуз прикусила щеку и неосознанно отщипнула ногтем кусочек от остывшей булки. Без сомнения, Гарри был ярким человеком, но обвинять его, столько претерпевшего в жизни, в бедах других было просто кощунственно!

— Он лучший друг моего младшего брата, — быстро пояснил Билл. — И на него же Поттер и оказал самое плохое влияние. Рон, младший в семье, всегда старался быть первым, мечтал о признании и славе. Еще в детстве он постоянно воображал себя то известным квиддичным вратарем, то лихим аврором, защитником прекрасных дам… А кем он стал сейчас? Мечты, амбиции, даже собственные желания почти пропали — все выжег в нем свет Поттера. Он преклоняется перед ним, и за всем этим сам уже давно себя потерял. Важно не то, что он думает по поводу Гарри, а то, что без мыслей о нем он уже не живет. Он строит жизнь с оглядкой на него, а жизнь в тени такого человека, как Поттер, уже заранее обречена. Да, Гарри хороший человек и, вероятно, замечательный друг, но я был бы счастлив, если бы вместо такого приятеля Рон обзавелся парочкой обычных недругов.

Роуз молча закусила губу и нахмурила брови, припоминая, каким был Рон тогда, когда они с ним только познакомились. Да, она хорошо его знала, но в то же время никогда не видела его без Гарри. Однако с чего бы Биллу было врать? Но и он почти не видел Рона тогда, когда тот учился в Хогвартсе. Почему же ему было не ошибаться?

— Или моя сестра, — продолжил Билл. — Дамблдор внушил всем, что Поттер — национальный герой, а мать с отцом так слепо верили директору, что Джинни просто не могла думать о нем иначе, чем о том принце, который прискачет за ней из сказки. Она влюбилась в своего кумира еще до того, как его увидела, а когда встретила лично, то тут же попала под его влияние. Будь Поттер хоть вполовину не столь ярок, она бы разочаровалась, но ее детская влюбленность в героя перемешалась с зачарованностью им настоящим, и тут уже все ее мысли окончательно сошлись на нем клином! В конце первого курса он спас ей жизнь, и тогда же Джинни окончательно потеряла голову. Она не глупая, но совершала много неправильных вещей только для того, чтобы привлечь внимание человека, который и без того относился к ней настолько тепло, будто она была частью его семьи. Поттер этого не хотел, он ничего не понимал, но мою сестру это не спасало!

Билл глотнул чая из чашки и отвернулся к окну, вспоминая о ком-то еще. О близнецах, что медленно, но верно, отделялись от семьи, богатея на инвестициях Гарри? О Перси, рассорившегося с родителями лишь из-за того, что сам он поддерживал власть, а Уизли слишком дорожили Поттером и Дамблдором? Впрочем, все это были мелочи…

Джинни. Прозерпина нахмурила брови и вспомнила, как та без оглядки бросалась во все аферы, один за другим меняя мальчишек. Она танцевала на балу с Невиллом, недолго встречалась с Майклом Корнером, чтобы вскоре бросить его и тут же закрутить роман с Дином, которого Гарри видел куда чаще Майкла. Все это по отдельности казалось нормальным, если бы не скорость, с которой Джинни меняла ухажеров, и навязчивость, с которой это бросалось в глаза. Мерзко было наблюдать за той глупой пародией на отношения, что разыгрывала перед всем Хогвартсом Джинни на пару с Дином половину прошлого курса.

— И я был бы рад сказать, что такая болезненная подверженность авторитетам — это лишь наша фамильная черта, но это не так, — Билл оторвал взгляд от окна и развернул голову к Розе вполоборота. — У Поттера кроме друга была и подруга — Гермиона Грейнджер. Она из магглорожденных, и уже только потому это была не ее война. Рон говорил о ней как о талантливой ведьме, лучшей ученице курса, которая интересовалась всем без разбора. Похоже, девочка просто пыталась доказать всем, что кровь — это не главное и магглокровки могут быть способнее чистокровных. Думаю, не будь она так связана с Поттером, ей бы даже сейчас не мешали и дальше это доказывать, высмеивая все оплошности. Но она связалась с человеком, чей статус и яркость личности напрочь все изменили. Пожиратели даже имени ее не вспомнят, но знают, что именно на нее надо давить, чтобы оказать влияние на Поттера. Она перестала существовать сама по себе, зато стала такой удобной нитью к нему. Да и Мерлин бы с ней и ее выбором, но я видел ее на Юге! Надеяться ей не на что, помочь ей никак нельзя, и я просто хочу верить, что ей удалось скрыться из страны. Потому что сейчас, если она попадет на глаза людям Лестрейнджа, то ее просто запрут под замок, выбросят ключ и забудут до тех пор, пока Рубеж не падет. И за это ей тоже нужно благодарить Поттера!

По рукам у Розы пошел холодок, покрывший ее гусиной кожей и, казалось, заставивший даже волосы шевелиться на голове. Она стеклянными глазами уставилась в панорамное окно за спиной Билла и не заметила, как он окончил говорить. Комок в горле не хотел сглатываться, а ресницы и веки дрожали. Почему-то до этого ей казалось, что ее тут же убьют, если поймают, но она даже не думала рассматривать все с такой простой позиции. Она, лучшая ведьма своего поколения, гордость Хогвартса, золотая голова их несчастной тройки — и под замок? Не помня и имени в ореоле славы Поттера?! Судорога прошла по ее телу разрядом тока и застряла где-то под грудью, не давая дышать.

Но обо всем этом уже можно было не думать. Какое ей, Прозерпине Паркинсон, сейчас было дело до Лестрейнджа со всей его вымазанной кровью с ног до головы кликой? Метка прожгла кожу руки, черты лица сменились, и Гермиона Грейнджер бесследно исчезла в тени Рубежа. Как и вся память о ней, несмотря на то, что простушка Грейнджер всю жизнь лелеяла мысль о собственной значимости. Она-то знала, что Поттер не прошел бы даже полосу препятствий на первом курсе, не забрал бы камень у Квиррелла, не разгадал загадку василиска и уж, конечно, никогда бы не спас без ее маховика своего крестного! Да только кто еще, кроме нее и Поттера с Уизли, был об этом в курсе? Тот единственный раз, когда о ней писали в газетах, был посвящен их с Поттером роману!

Гермиона без сил откинулась на спинку стула, раздраженно отбросила кружку от себя и вспомнила, что, кажется, даже на этот раз победителями из дела с банком вышли Малфои — не она. Ей же в награду — почетное место первой помощницы главного финансиста страны, Черная Метка на руку и Драко Малфой в женихи! Перспектива открывалась столь блестящая, что впору было от нее разреветься. То ли всерьез, то ли от горького смеха над всей этой ситуацией, потому что Гермиона Грейнджер, если верить Биллу, никогда бы сама всего этого не достигла.

Гарри, во всем кругом был замешан один Гарри, и только он имел значение. Ни она, ни Рон, ни Джинни, ни весь Орден Феникса вместе взятый — только Гарри и Альбус Дамблдор. Она достаточно времени провела в кругах Пожирателей, чтобы понять, насколько далеки все их мысли были от того, чтобы спускать на бывших сторонников Дамблдора всех собак. Она высокомерно полагала, что с высоты своей победы они просто о них забыли. Конечно, куда уж о ней помнить щепетильному Люциусу Малфою, который боялся запачкать руки кровью гоблина настолько, что грязную работу за него делал его же сын! И Яксли недалеко от него отошел, побледнев, словно девица в полном парней дортуаре, когда мертвая Амбридж отлетела к противоположной от него трибуне! Все эти обоснования было просто смешны! Справедливо ли было полагать, что у хладнокровного убийцы Лестрейнджа столь же коротка память? Нет, просто единственный враг его господина оставался за непроходимым барьером Рубежа, а все его сторонники на Юге были похожи на курицу, которая все еще судорожно дергается по старой памяти, когда ей отрубили голову. Тратить на нее время было жалко, смотреть противно, и на нее просто махнули рукой. Никто из них не имел ценности тогда, когда у всей организации вынули сердце! Никто, и она, девочка с забытым именем, сама по себе тем более!

Роуз горько зажмурилась, когда боль острой иглой ударила в ее виски. Проклятая самонадеянность! От самой себя было противно: и от прежней, и от нынешней. Едва поняв, что ничего не стоит как ведьма, Роза опомниться не успела, как подставила руку заемной силе Люциуса, а Гермиона опрометью бросилась в омут с головой, едва ощутив палящие лучи славы народного героя. Хотела ли она признания тогда? Да, Мордред ее побери, хотела! И слишком мала была, чтобы понять, что заемная слава отдает паленой гнилью. Хотел ли славы Рон? Втрое больше нее! Что не мешало всем им передружиться так, что к седьмому курсу давно было забыто все, что подспудно толкало каждого из них на первом. Она жизнь бы отдала за двух своих лучших друзей, но ни Гермиона Грейнджер, ни Прозерпина Паркинсон ни за кого из них не отдала бы свою, вырванную с кровью у мира, славу! Она всю жизнь полагала себя элитой и, едва мир под ее ногами затрещал по швам, тут же залатала его новой Черной Меткой. И Гарри, ее Гарри, простил бы ей и банк, и школу, и работу с Люциусом простил, и, Мерлин упаси, даже замужество за Драко. Метку бы он не простил никогда: потому что тут же бы понял, что ее одну она приняла исключительно из эгоизма. Не было в ней ни средства к выживанию, ни к облегчению чужой доли. И Панси была трижды права в том, что злилась на нее, потому что жить и не светиться в лучах славы переделанная Гермиона Грейнджер так и не смогла. И потому что Люциус трижды мог оставлять ее своей любимой протеже и без этой проклятой Метки!

— Ясно, — наконец хрипло отозвалась Прозерпина.

— А на самом деле я не далеко от них отошел, — грустно обмолвился Билл, за своими собственными мыслями даже не заметив, как Роза поменялась в лице. — Умом все это понятно, да пользы все равно мало. Дамблдор был для меня слишком стар, Поттер слишком юн, но своя звезда была и у меня. Сейчас, когда ее нет рядом, я счастлив, что так и не бросился в омут с головой, но на самом деле мне до этого оставался лишь шаг, и я, очарованный ее харизмой, с радостью бы его преодолел. Такой была моя несостоявшаяся невеста. Но даже она попала под пагубное влияние Поттера и настояла на том, чтобы мы остались в Британии, когда я легко мог перевести ее в Египет или устроиться во Франции. Она француженка, но ввязаться в британскую гражданскую войну ради него сочла делом чести. И я безумно виню себя за то, что пошел у нее на поводу, но в сухом остатке рад, что у нас так ничего и не сложилось. Эти люди слишком губительны для того, чтобы строить вокруг них жизнь, — Билл проглотил остатки чая и потер большим пальцем золотую кайму на ободке чашки, встретившись прямым внимательным взглядом с Прозерпиной. — Сейчас же с ней все кончено, и это хорошо. Надеюсь, что там, за Рубежом, она найдет свое счастье, а я предпочту строить свое здесь. Слишком много в моей жизни было этого слепящего света.

Роуз молча кивнула, про себя отмечая, что, похоже, с Панси на эту тему они так и не разговаривали. Та не показывала вид, будто ее что-то волнует, но на деле Роуз знала свою сестренку слишком плохо, чтобы делать собственные выводы. Или это беспокоило вовсе не ее, а Билла? Впрочем, как бы там ни было, ее, Прозерпину, сейчас их сердечные драмы волновали в последнюю очередь. Руки все еще потряхивало от свалившихся снегом на голову откровений, которые по уму надо было осознать еще курсе на четвертом.

— Кстати, — бросил Билл, продолжая исподлобья всматриваться в глаза Розе, — наряду с теми, чей свет ярче, есть и те, чья тьма темнее, и они могут оказать столь же пагубное влияние на жизнь. Обрати внимание на судьбу Лестрейнджей, если еще не заметила этого в Малфоях, и будь аккуратней. Пусть один наш светоч за Рубежом, а другой в могиле, легче от этого не будет: все они звенья одной цепи и повязаны друг с другом так крепко, что не разорвать. И самое страшное происходит, когда они встречаются. Волдеморт и Дамблдор разрушили страну в своем соперничестве, и Рубеж — это эхо их войны, которая никому не была нужна. За этой войной люди сами не заметили, что то, чего они боятся и против чего воюют, даже рядом не стоит с тем, что они допускают во время войны. Многие из тех, кто яростно сопротивлялся Лорду, были бы счастливы выбрать долю Юга, поставь перед ними четкую цену. Но Дамблдор и Лорд, ведя за собой, ослепляли. Я не знаю, что стало бы со страной, если бы Рубеж все это не оборвал.

Роуз скрипнула зубами и кивнула, машинально перекатывая по дну чашки кофейную гущу. Билл глухо выдохнул и поднялся со стула, поправляя мантию на груди, а затем направился в сторону прихожей. Все, что можно было обдумать о Лорде и его Пожирателях, уже было с сокрушением принято. Думалось о другом: о том, в какую же грязь она с размаха влипла, и кто же ее так удачно толкнул. Не появись бы барьер, толкнул бы тоже: через год, три или пять, когда ей бы вздумалось строить карьеру.

— Что бы ни было со страной, назад этого не отмотать, — глухо бросила Роза и пошла вслед за Биллом к дверям.

Тот только молча кивнул. В самом деле, слишком многое было уже сказано. Жаль только, что о еще большем уже не было смысла говорить.

Расстались они с ним сразу за обвитой вьюном аркой, откуда Билл тут же аппарировал в банк, а она — в малый холл Министерства, координаты которого ей выдал Люциус еще перед памятным собранием. За резным письменным столом лениво скучал одетый с иголочки швейцар, но, едва появилась Роза, тут же выпрямился и ослепительно ей улыбнулся, будто это сама Белла пожаловала к нему с ревизией. Прозерпина почувствовала, что еще несколько таких разговоров, и миссис Лестрейндж покажется ей наименьшей из зол возможного будущего.

— Доброго утра, мисс Паркинсон, — от слащавости лакея сводило зубы, и Прозерпина смогла только коротко улыбнуться ему в ответ. Однако, все это успокаивало: парень все еще не свыкся с новой властью и, похоже, боялся молвить при ней лишнее слово, идеально удерживая на лице маску учтивости. В общем холле с нее бы стребовали палочку, а во всей этой суматохе Роза еще не успела ее поменять. И кто знает, какие регистрационные записи могли при этом всплыть? В прошлый раз Люциус аппарировал с ней за руку сюда же, и этот парень даже не посмел поднять к ним глаз.

— Где кабинет мисс Клиффорд? — холодно бросила Прозерпина, надеясь еще больше его смутить. О смене неподходящего амплуа она могла подумать и позже.

— Сто первый, мисс, — еще шире улыбнулся ей лакей, профессионально скрывая любые эмоции, — прямо и на этом же уровне направо.

Прозерпина, не удостоив его ответа, молча вышла в коридор и быстрым шагом направилась в указанную сторону, сдерживая рваное дыхание. Ей тут же подумалось о том, как все это глупо. Кто она и кто он? Как бы все ни сложилось, она не могла оказаться в проигрыше.

— С добрым утром, — она широко улыбнулась, когда заприметила за раскрытой дверью бодро строчащую что-то по пергаменту Одри. Все прочие мысли могли подождать в коридоре, прямо напротив кабинета министра, у которого уже столпилась кучка препирающихся клерков.

Одри от неожиданности вздрогнула, быстро подняла к ней возбужденный взгляд и встрепенулась, махнув рукой устраиваться поудобнее на приставленном к столу кресле.

— Слышала, у вас вчера было что-то грандиозное! — она едва не подскочила, как только Роза подошла к ней на шаг, и тут же встретилась с ней горящими глазами. — Весь Аврорат шепчется, будто сам Лестрейндж пожаловал к вам с визитом! Это был закрытый ужин, да? Мистер Яксли уже сказал мне, что возведет это в традицию!

Забыв думать о бумагах, она всплеснула руками и обронила на пол перо, завороженно глядя на Прозерпину так, будто та была наследной принцессой, давшей свой первый бал. Роуз неловко поежилась и нахмурилась: мало ей было проблем, так еще и чертов Хорек все растрепал!

— Вовсе нет, всего лишь милый семейный вечер, — по примеру лакея слащаво улыбнулась она.

— Ну так мы все здесь родственники! — Одри возбужденно вдохнула и своими мыслями улетела куда-то далеко из их грешного мира. — Говорят, младший Малфой представил вам свою невесту! Скажи, это правда?

Она глядела на Прозерпину щенячьими глазами, а у той все больше начинало дергаться веко.

— Нет, — сглотнув, выдавила она, — не правда.

Люциус бы ей гордился! Прозерпина стиснула под столом кулаки: в конце концов, семей без паршивых овец не бывает.

— Нет? — Одри на мгновение даже перестала дышать, но тут же вздрогнула, быстро все переосмыслив. — Так значит, Малфой свободен?

Роза взглянула на Одри исподлобья: ни дать, ни взять — Лаванда. И почему же она сразу этого не разглядела? С другой стороны, даже Браун она бы такого не пожелала.

— Я бы так не сказала, — прокашлялась Прозерпина.

— Так что, Драко пришел один? И зачем тогда Малфои давали у вас ужин? — недоумение на лице Одри казалось таким искренним, что даже задумываться не приходилось о его наигранности, и Розе показалось, что прямо сейчас она начнет дышать пламенем.

Чертов Малфой посмел обставить все так, будто в их с Панси доме в его честь устраивали вечер! Ее триумф украли у нее из-под носа в собственном доме, когда уже и без того все Министерство считало, будто победа с Гринготтсом — заслуга исключительно двух Малфоев! И неважно, что один из них не смог наступить себе на горло даже раз, чтобы просто поговорить с гоблинами, а все, что сделал другой, — это бросил Аваду и еще раз показал, сколь далеко ползти такому червю, как он, до высокого звания человека!

— Пришел с блядью, ушел к блядям! — Прозерпина больно стукнула по столу ладонью.

Одри едва не упала со стула, испуганно от нее отшатнувшись и вскрикнув, когда от удара на столе вздрогнули перья и бумаги.

Роза, сжавшись, бросила на нее испуганный взгляд и под шумок быстро перехватила недописанный Одри лист, надеясь хоть в нем спрятать глаза. Противно было осознавать, что ей было еще работать и работать до хваленой люцевой выдержки! Но о сказанном она не жалела. Кота в мешке не утаишь, так пусть лучше сразу Одри задумается над тем, на кого думала положить глаз. Девочку уже было жалко, а ей еще предстояло строить с ней школу!

— Я тут уже подумала над тем, с чего начать работу, и пока не вижу особых трудностей, — через минуту пробормотала Одри тихим, неровным голосом, когда Прозерпина все еще отчаянно пыталась вчитаться в верхнюю строчку текста. — Там, по сути-то, надо решить всего три проблемы: со зданием, преподавателями и студентами.

— И что, есть идеи на счет того, где брать здание? — сипло отозвалась Роза, забираясь пальцами в пышную шевелюру своих волос.

— Покинутые меноры?

— Отпадает, — Роза затравленно огляделась, подозвала к себе какую-то одинокую чашку со шкафа и, даже не задумавшись, наполнила ее хриплым беспалочковым Агуаменти. — Амбридж за такое уже убили.

— Тогда просмотрим министерские активы или, в крайнем случае, дадим объявление об аренде, — отмахнулась Одри, постепенно отходя от шока, и пододвинула ближе к Розе коробку с пакетиками чая. — До нового учебного года мы в любом случае успеваем с запасом! А вот с преподавателями все интереснее. Я составила список всех школьных предметов, и в ближайшее время надо выяснить, кто из старого школьного состава остался по эту сторону Рубежа. Но всех мы не найдем, и в любом случае нужно будет как-то быстро закрывать должности.

— Зельевара можно взять в Мунго, — нахмурила брови Роза, вспоминая свои недавние приключения в больнице, после которых и оказалась здесь, вовлеченной в новую власть и все еще не осознавшей до конца, что со всем этим делать, — и кого-то на ЗОТИ из Аврората. Найдет же Лестрейндж нам кого-нибудь?

— А куда он денется? — усмехнулась пришедшая в себя Одри, подхватила с тарелки одну печеньку и задумчиво откусила от нее кусочек, постукивая по пергаменту новым пером.

Прозерпина улыбнулась, делая большой глоток воды, а затем подогрела ее заклинанием и опустила в кружку пакетик с зеленым чаем.

— Ну и третья проблема у нас с учениками, — задумчиво подняла брови Одри, пробегая глазами по ровным рукописным строчкам. — Все их списки остались в Хогвартсе. Вообще это не беда, но решение там муторное, и у меня есть человек, который им займется. Надо просто найти хотя бы одного студента с курса по каждому из факультетов и попросить его указать нам на всех остальных. Мой помощник опросит детей министерских служащих и, думаю, уже через пару дней даст нам полный доклад. Так что пока отложим этот вопрос.

Прозерпина наконец осмелилась поднять к ней взгляд, но говорить ничего на это не стала. Слишком много на нее свалилось сегодня, чтобы затрагивать еще и тему магглорожденных первокурсников. К тому же, следовало узнать о том, как решится этот вопрос, прежде, чем его корректировать.

— Ладно, — согласно отозвалась она. — Тогда я возьму на себя проблему со зданиями, а ты разберешься с преподавателями.

В конце концов, из них двоих это же Одри должна была оканчивать Хогвартс, верно? Роза удрученно свела брови: она могла бы сдать выпускные экзамены хоть сейчас, но, похоже, ей так и предстояло оставаться недоучкой. И что Люциус в ней нашел, когда сватал к Драко?

— Хорошо, — Одри ободряюще улыбнулась и встала из-за стола. — У нас всего семь базовых предметов и шесть дополнительных, дающихся студентам на выбор. По моим подсчетам, в здании должно будет находиться порядка трехсот человек.

— Тогда я поищу дом на четыреста, — кивнула Прозерпина, поднимаясь вслед за ней.

Следовало сначала проверить министерские архивы на наличие свободных зданий, и она надеялась, что хотя бы там ей удастся проветрить голову. Однако едва за ней закрылась дверь, а Одри отправилась в сторону привилегированного холла, стало ясно, что это так не работает. Роза раздраженно встряхнула головой и попробовала думать иначе. Какое право имел Билл Уизли говорить о ней так, будто она была жалкой пешкой истории? И пусть больше ее звали не Гермионой Грейнджер, но и очередного Гарри Поттера подле ее плеча не стояло, а прямо сейчас она намеревалась стать новым Основателем!

Прозерпина распрямила плечи и высоко подняла подбородок, направляясь к служебным лифтам. Да, с этой точки зрения смотреть на мир было определенно проще!