No Good Old Days (джен)

"Я не вернусь", —

Так говорил когда-то,

И туман глотал мои слова

И превращал их в воду

Я всё отдам

За продолжение пути,

Оставлю позади

Свою беспечную свободу.

Не по себе

От этой тихой и чужой зимы,

С которой я на "ты".

Нам не стерпеть друг друга.

И до войны

Мне не добраться никогда.

Моя безумная звезда

Ведет меня по кругу.

Шура Би-2, Игорь Рубинштейн "Серебро"

Он выбирается из-под завала, весь в каменной крошке и бетонной пыли, давится этой пылью, хрипит, прочищая глотку. Он стонет сквозь зубы, а потом уже в голос — кричит всласть, орёт как новорождённый или отцепивший грузило, да поднявшийся со дна всем чертям назло утопленник.

Город отвечает ему инфернальным хохотом из питейных заведений, щурится неоном свысока, обдает смрадом. Магический Лондон едва узнаваем, многоярусен и тесен, точно гибрид Отдела тайн с чайнатауном, перевит-перепоясан коммуникациями. Торцы зданий облеплены колдоэкранами, между ними — граффити: мужчина и женщина со стёртыми лицами, “Let’s adore and endure each other”, бородатый старик в очках-полумесяцах, “большой брат” из сна про Шордич, только вместо кровавого “OBEY” — строгое черное “RESIST”. За домами расцвечивает небо на манер Морсмордре громадная пиксельная колдография “ДиЭм” без привычного логотипа. Шрифт барочно-претенциозен, и аббревиатура смотрится как вензель. Часть пискселей мигает, часть гаснет.

С экранов транслируются в основном помехи, лишь на одном разглагольствует белобрысый юнец. У юнца ломающийся голос, но королевская стать. Из-за острого подбородка он неуловимо смахивает на грызуна. Говорит парень про чистоту крови. У министра возникает ощущение, что он угодил в прошлое и будущее одновременно. За его спиной, павшее ниц перед новым старым городом, лежит в руинах Министерство магии.

Из заведения с фривольной афишей и вывеской “Последнее утешение” высыпает несколько алконавтов. Выглядят эти джентльмены в меру странно: одежда из синтетических материалов, фасоны скорее маггловские. Кингсли сдирает с себя белый от пыли плащ, уничтожает заклятием, слегка трасфигурирует костюм, с удовольствием отмечая, что вся магия при нём. Джентльмены не обращают на Шеклболта внимания, мочатся на стену, курят, дружелюбно переругиваются. “Где я? Что это за хренова альтернативная реальность? Какой сейчас день, год, век?” — хочет спросить у них Кингсли, но выдает только: “Который час”.

— Комендантский, как всегда, — отвечает один из алконавтов и поворачивается к товарищам. — Бля, братцы, министр…

Кингсли вздрагивает, потом соображает, что взгляды обращены не на него, а на экран позади.

— …нонстопом стримит. Совсем задрал, гамен нанюханный. Как ему кикера наварят, бдит из каждого ПК и утюга. Ну, хоть без чиксы своей.

Джентльмены несколько секунд вслушиваются в речь блондинчика, мрачнеют, даже трезвеют от тоски. Самый старший и испитой сплёвывает себе под ноги.

— Скорей бы колдоэкран сплавился. Жили же мы без техномагии и ещё поживем. Зато эти табло видеть не будем.

— Долбак ты, Стэн, — машет на него рукой прыщеватый алконавт помоложе. — ДиЭм того и добиваются. Изолируют нас от магглов, вернёмся в каменный век — будет тебе вместо трансляций наскальная живопись с мордой хорька и вензелями.

— Брось, Тони, — включается третий, — совсем не изолируют. Они сами завязаны на маггловские поставки. Без дронов, колднета, вообще без средств связи как следить-то за нами будут? Грёбаный огневиски! Что-то мне, братцы, худо…

— Блевательный батончик остался у кого? Нет? Сорян, Джек, давай так. По старинке… следить будут. А ты думал? Передатчики мы собирать разучились, электроника не по силам — восстановим технологию зачарованных зеркал. Чипово и сердито. А там, глядишь, сов начнем разводить. Аврорат вот возрождают, ребят набирают покрепче, с увесистым Круцио, но можно без высшего образования. Рей наш уже и заявку отсабмитил.

— Идите в жопу, братцы, — беззлобно огрызается помятый алконавт, похожий на растерявшего форму боксёра. — Вам норм во фрилансе, а мне надо семью кормить. Что я должен был делать? Жену-детей в охапку, к магглам бежать, за пять пенсов фокусы показывать “под надзором, в специально отведенных местах”?

— Объясните мне, дураку, — вздыхает Стэн, — как же это получилось, что у нас всё было, и мы всё просрали?

— Просто кому-то этого всего мало. Целого мира мало, а другого нет, вот его и расхерачили.

Компания снова пялится на экран.

“Магия — сила, — заверяет их белобрысый. — Испокон веку мы жили обособленно и были самодостаточны. Смешанные браки подорвали основу нашего общества. Мы сблизились с магглами настолько, что стали от них зависимы. Не позор ли? Не благо ли, что порочная связь наконец разорвана? Помните, Отражающую стену возвели сами магглы. Это они от нас отгородились, не мы от них. Но мы станем без них сильнее, чем когда-либо, мы воспрянем духом, мы не пойдём на уступки, мы, я… Имейте гордость, граждане…”

— Лицемер проклятый, посмотрим, куда ты засунешь свою гордость, когда у тебя передатчик сломается, — шипит Тони.

Белобрысый мнется, за его спиной появляется девушка, кладет ему руку на плечо: “Спасибо, дорогой. Теперь я скажу несколько слов…”

По экрану пробегает рябь, изображение гаснет. На сером фоне проступает трафаретная фигурка бородача в очках-половинках.

— Феникс, — хмыкают алконавты, — уже на экраны пролез. Вот дает, старый чудила!

Кингсли переводит взгляд с экрана на торец соседнего дома. Там, на месте граффити — голая стена. Выходит, это был не обычный стрит-арт, а настоящий магический портрет, способный перемещаться, и, кажется, не только.

Трафаретный бородач сдвигает очки. Кингсли поражается, что не узнал его сразу.

— Да простят меня министр и его супруга, — начинает Альбус, — я тоже смерть как хочу сказать несколько слов. Вот эти слова: олух, пузырь, оглобля, пупок, индюшка! Ах, как хорошо! Мне и вправду полегчало. Полагаю, многие неравнодушные граждане хотели бы сказать несколько слов, но давайте, друзья, прибережём слова покрепче на следующий раз, ведь сегодня канун Дня всех святых.

Альбус привязывает к своей бороде бубенчик.

— Кто забыл о празднике или не получил пособие, не смог купить своим малышам сладости — не отчаивайтесь, — продолжает он деловито. — Уверен, у каждого на чердаке найдется выручай-комната. Она откроется, стоит только захотеть этого всем сердцем, пусть даже у вас нет чердака. В комнате обязательно отыщется вазочка-другая шоколадных конфет, мятные пастилки, ягодные тянучки, лимонные дольки... Пусть даже у вас нет своих малышей, не переживайте — сладости наверняка придутся по вкусу соседским детям. А уж если вся ребятня куда-то разбежалась, можно в нарушение традиции раздарить шоколад старикам. Поверьте, среди пожилых хватает сладкоежек. Только им чаще дарят шерстяные носки, чем конфеты… Что-то я отвлёкся, при жизни столько не болтал. Становлюсь сентиментальным. Лимонные дольки… Минутку…

Дамблдор утирает слезу. Смотреть на это неловко всем. А люди смотрят. В окнах домов зажёгся свет, кое-где распахнуты ставни. Из “Последнего утешения” выкатились на улицу девицы в минималистичной рабочей одежде. Похоже, Дамблдора в народе знают, и не впервой ему толкать речь в этой знакомой, но искорёженной реальности, угодившей во временную петлю — от будущего к прошлому.

— Совсем у Феникса драйвера слетели, — режет правду-матку так и не проблевавшийся Джек.

— До завтра, братцы, пойду я, — бормочет “семейный” Рей — тот, что подал заявку в Аврорат.

Тони пытается его задержать.

— Давай хоть дослушаем.

— Ну, нет. Не знаю, к чему он ведет, но лимонными дольками дело не кончится. На кой мне это? Чтобы потом доложить про Феникса министерским? Они ещё списки слушавших потребуют. Министерство отделило магглов, теперь нас делить начинает. Уверен, что я завтра не сдам инструктору дедулю со всеми перьями и вас с потрохами? За аврорский аванс. Я ведь сегодня последнюю двадцатку прогулял. Клэр меня... хорошо, если сразу заавадит, а Кит и Марта просто… просто… Нет никакой выручай-комнаты, да и не помогут тут шоколадные лягушки.

Вся компания смотрит на Рея, а тот — себе под ноги. Стэн, покопавшись в карманах, достает пять фунтов. Остальные тоже скидываются.

— Знаете магазинчик “Сладкое королевство” между заброшкой и складом? — спрашивает Тони. — Там обычно дурь толкают, но к празднику должны были и нормальные конфеты завезти. Поможет, не поможет, а ты, Рей, всё-таки загляни. Клэр привет.

— Спасибо. Я отдам, когда зарплату получу… или пособие.

— Брось. Главное, не пропадай совсем. Завтра-то придешь?

— Нет.

— Ну, как знаешь. Бывай.

Дамблдор тем временем взял себя в руки, вопреки ожиданиям с темы не свернул, продолжает о Хеллоуине и детях, но переключается на детей маггловских.

— У них уже давно не было праздников с настоящими чудесами, а они всё равно любят Хеллоуин. Кому-нибудь интересно, как они отмечают? Мне интересно. Поэтому я был сегодня за Стеной.

Небрежно брошенная фраза производит эффект разорвавшейся инфо-бомбы. Публика слушает, затаив дыхание. Кингсли не видел Стену, но уже догадывается, что Лондон, магическая часть которого срослась в определенный момент с маггловской, поделен, как был в свое время поделен Берлин. Учитывая упомянутые белобрысым смешанные браки, граница местами прошла прямиком через семьи.

— Забавно, магглы сумели отсечь полноценную магию, а про плоскую забыли. В Национальной галерее затесалось несколько магических портретов, — поясняет Альбус. — Висят там уже пару веков, маскируются. Вот они меня и привечают, делятся новостями. Представьте себе, сегодня, прямо сейчас, маггловские дети разгуливают по Лондону, переодетые волшебниками и ведьмами. Они играют в нас, пока мы пытаемся быть как они. В маггловском Лондоне тоже не у всех детей вдоволь сладостей. Маггловская экономика тоже переживает рецессию. Они тоже в изоляции от внешнего мира и проигрывают по всем фронтам. Премьер говорит им примерно то же, что говорит нам ДиЭм. Пропаганда льётся с экранов, экраны их исправны, но маггловские дети всё равно наряжаются на Хеллоуин. Не поддавайтесь и вы. Расскажите своим малышам в честь праздника страшную сказку про злого волшебника, который когда-то очень давно внёс раскол в наши ряды, немало людей погубил — волшебников и магглов, умер в канун Дня всех святых, потом воскрес, но снова был побежден. Не робейте, друзья, и берегите друг друга. Мы сильны настолько, насколько мы едины.

Вдалеке слышится шум, как от вертолёта. Потом действительно показывается маленькая вертушка.

— Шухер, дроны! — кричит Тони, и компания улепётывает.

Остальной народ тоже расходится, девицы запираются в своём заведении, жители ближайших домов закрывают окна, но продолжают наблюдать через стекло. Кингсли ныряет в прогал между домами, вжимается спиной в стену.

— В заключение немного плоской техномагии для моего старого знакомого, — Альбус лукаво щурится, смотрит Кингсли в глаза. — Держись, мальчик мой. Ты в середине пути, но можешь начать с чистого листа. Тебя определяют не прошлые ошибки, а только твой выбор. Смерть — лишь очередное приключение. Мелоформус!

Колдограмма с вензелем ДиЭм дрожит на фоне темнеющего неба, желтеет, набухает и с громким непристойным звуком обращается в тыкву. Альбус исчезает.

Подлетевшие к экрану дроны замирают, точно в растерянности, жужжат, “переговариваются”, кружат над домами, сканируют граффити, заглядывают в окна; лазерные лучи скользят по бетонным блокам — развалинам министерства.

Гадая, реагируют ли дроны на движение, Кингсли потихоньку отступает в переулок. Все вертушки разворачиваются к нему. Лучи сходятся в одной точке — у него на лбу, ползут ниже, потом сканируют зрачок, снова разбегаются, преломляются (уже не оптика, чистая магия) и охватывают фигуру Шеклболта светящейся паутинкой. Сеть схлопывается, затем съезжает в сторону. Рядом с Кингсли возникает его 3D-макет в натуральную величину. Лазерный каркас обрастает виртуальной плотью и проецируется на колдоэкран. На изображение наслаиваются столбцы цифр. Поперёк — бегущая строка: “незарегистрированный субъект _ нарушение _ матрица биологических параметров _ поиск соответствий по актуальным базам _ 0 совпадений _ поиск в архиве _ 1 совпадение _ кингсли шеклболт…”. Дальше — ключевые вехи биографии с пометками о достоверности. “Министр магии _ 1999 _ подтверждено”. Две даты через дефис, “_подтверждено”. У Кингсли перехватывает дыхание. Первая дата соответствует истине, а вторая в голове не укладывается. Он бы еще понял девяносто девятый. Допустим, он погиб на Скае — аппарировал к Арке, но выбраться ему не удалось, всё это — только морок или посмертие, никакая не временнАя петля. Но почему двухтысячный? Что за сбой летоисчисления? Система тоже обнаруживает сбой, дата смерти высвечивается красным.

“Несоответствие _ перепроверка _ подтверждено _ несоответствие _ перепроверка…”, и так по кругу. Кингсли пятится, дроны его окружают.

“Перепроверка жизненных показателей”.

Дроны выбрасывают вторую лазерную сеть. Кингсли использует щитовые чары, режущие чары, Бомбарду. Сеть рвется.

“Жизнеспособность субъекта _ подтверждено _ магические способности _ подтверждено _ дата смерти _ подтверждено _ несоответствие _ несоответствие _ АНОМАЛИЯ”.

Включается сирена. Кингсли драпает со всех ног, уворачиваясь от лазеров, мечется из проулка в проулок, петляет. Дроны — за ним, самый резвый не вписывается в поворот, врезается в стену, загорается. Струя зелёного пламени разбивается о сточную трубу в полуметре от Шеклболта. Дроны стреляют на поражение.

Колдоэкраны повсюду, исправных — чем дальше, тем больше. “Аномалия", — горит на каждом. "Опасный субъект _ устранить”. Экс-министр мчится вдоль бегущей строки, пытается хоть немного сориентироваться. В магическом Лондоне его времени за Министерством была рекреационная зона. Парка нет и в помине, портала в Уайтхолл тоже. Министерство могли перенести. Здания на месте парка возвели недавно, высотки уж точно. В пересчете на маггловские координаты это может быть… Саутворк.

С относительно благообразной улочки Кингсли сворачивает в направлении более старой застройки, протискивается между мусорными баками, перемахивает через ограду и оказывается в каких-то трущобах. Экранов здесь меньше, чем граффити “RESIST”. Помимо граффити в изобилии кривые любительские колдограммы с вензелем и совокупляющимися хорьками. Повсюду тыквы. Свечи подвешены в воздухе. Вой сирен заглушает льющаяся из окон музыка, если это можно так назвать (панк, а то и просто вопли, да речитатив под бит). Народу на улице изрядно. Кингсли притормаживает, прикидывает, не смешаться ли с толпой. Нет, не выйдет — прожжённый заклятиями, гнутый, но не сломленный колдоэкран высвечивает его перекошенную физиономию. “Аномалия _ устранить”.

“Всем разойтись! Замечен опасный субъект! Очистить территорию!” — командует скрипучий голос из незримого громовещателя. Из-за крыш выплывает пара вертушек. Они не стреляют. Заливать пламенем отмечающих Хеллоуин граждан — чересчур даже для ДиЭм. Кингсли снова переходит на бег. Народ не шарахается в стороны, а вежливо расступается перед ним.

— Давай, мужик, сделай их, — подбадривают его из толпы.

Подгадав момент, когда дроны минуют жилые дома и окажутся над свалкой, он сбивает оба Бомбардами. Народ реагирует бурно: восторженные вопли, даже аплодисменты.

— Е, бой!

— Красава! Уноси ноги теперь, к реке дуй!

— Так их, бро!

— К чёрным монахам!

— Держись, мужик, мы за тебя.

Девахи на балкончике визжат и машут Кингсли. Убедившись, что он заметил, самая миловидная (мулатка) задирает топ, а потом ещё посылает воздушный поцелуй.

На горизонте появляется с десяток дронов. Упреждающий выстрел в насаженную на антенну тыкву. Тут уж публика ретируется. Девицы прячутся, все занавешивают окна, колдограммы с хорьками гаснут.

Кингсли трусит прочь. Его силы на исходе, он отчаянно потеет и хрипит как угроб на скачках. Но в голове ещё звучит бит, перекрывший вой сирены, а перед глазами — великолепные буфера молодой мулатки. У экс-министра открывается второе дыхание. Остается один вопрос — куда бежать-то?

Кто-то сказал: “К реке”. Зачем? Утопиться? Кингсли сворачивает в сторону Темзы, надеясь, что его осенит уже на месте, выбирает самые тёмные переулки, хоть это и бессмысленно. Дроны, верно, оснащены термосенсорами в придачу к камерам. Уж больно они похожи на ржавый апгрейд тех, которые проектировал Снейп.

Мысли о Снейпе отзываются тупой болью под диафрагмой. Лучше бы сукин сын сопротивлялся, предъявил как следует за Флитвика, бросил в Кингсли Круцио — насколько было бы проще! Не стоило им заглядывать друг другу в воспоминания, ворошить чувства, лезть в душу. "Братание — путь к поражению".

Принципы принципами, но так ли необходимо было убивать Северуса? Что это изменило? Победа всё равно за ДиЭм.

“Кингсли, у тебя есть любимая антиутопия?”

Он ответил, что предпочитает реализм. Реализм, а не хренов киберпанк с постапокалиптическим флёром! Извините, мы такого не заказывали. Стоит признать, желания Зона не исполняет… Не исполнила. Очевидно, Зону они тогда благополучно закрыли, никто о ней не вспоминает. Единственная аномалия — сам экс-министр. Ах, да. Ещё Дамблдор. Любопытно, давно он тут, какими судьбами? С тех самых пор, как ступил за грань тессеракта, надеясь слинять из унылого плоского посмертия? Снейп про себя называл это “побег из Флатландии”. Побег не удался, Альбус по-прежнему плоский. И всё такой же моралист. А ведь это по его милости Паркинсон загремел в Мунго, до сих пор не выписали… там, в прошлом. Прошлое, однако, не довлеет над Дамблдором, и он снова святее папы римского. Феникс, едрить твою, идеолог оппозиции, трафаретный лидер сопротивления, заботящийся о стариках и маленьких детях — даже маггловских. За ним охотится министерство, а он эффектно ускользает в последний момент, как когда-то ускользнул от команды Фаджа. “Теперь я понимаю, почему Сева корёжило от лимонных долек. Смерть — лишь очередное приключение, да? Поздравляю, Альбус, ты всегда найдешь приключения на свою задницу, пусть даже для этого придётся помереть неоднократно и других с собой прихватить.”

Дроны отстали, и Кингсли переводит дух, озирается по сторонам. Граффити с бородачом в очках-половинках нигде не видно, а жаль. Шут с ней, с моралью, расспросить сейчас Феникса было бы крайне полезно. Не судьба.

Стэн очень точно сформулировал наболевшее: “Как это вышло, что у нас всё было, и мы всё просрали?”. Кингсли бы еще добавил: “В какой момент это произошло?”.

Надо было ему преодолеть себя и наладить личный контакт с премьером. С другой стороны, Сев справился. И новый министр, кем бы он ни оказался, изначально справился. Единая Британия, надо же. Открытые порталы для магглов, обмен технологиями. В других странах, предположительно, аналогично. Как скоро всё пошло наперекосяк? Что мы не поделили? “Мир”? Ответ Тони — не ответ, демагогия. Конфликты слишком часто начинаются с недопонимания или, по выражению Перси, “c обоюдного перепугу”. Вспомнить хотя бы стычку с магглами, в которой пострадала Грейс. Или вот ситуацию с Альфредом и Хелен. Без магии Кингсли и Снейп едва одолели бешеную собаку, обезвреживать до прояснения ситуации было несподручно. Безмозглая псина, что с неё взять — проще сразу убить. А потом уже Хелен не стала разбираться. Эскалация конфликта, и ведь конфликт-то на пустом месте. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. На самом деле — сутки с небольшим… или лет двадцать, тридцать, сто? Сколько? Все, кого знал Кингсли… живы ли они?

Вряд ли. Похоже, сменилось не одно поколение. В трущобе за Саутворк Шеклболта не узнали. Ладно маразматики-затворники вроде Хелен и Алфи, до которых новости долетают раз в четверть века, но столичные жители, пусть даже сброд, за политикой обычно следят, геройски погибшего в обозримом прошлом министра обязаны были вычислить. Впрочем… никакой они не сброд. Хорошие ребята.

До набережной уже недалеко. Дома больше напоминают бараки. Провалы незастеклённых окон — как выколотые глаза, экранов нет. Город слеп и глух, беглец должен быть этому рад.

В нос ударяет идущий от Темзы кисловатый запах (безобразие, раньше реку чистили). Кингсли где-то между мостами Блэкфрайерс и Ватерлоо. От набережной его отделяет сетка с колючей проволокой и… антиаппарационный барьер. Ещё кордон — джентльмены в винтажных алых мантиях, накинутых поверх синтетических костюмов. Авроры, поди ж ты! Кингсли радуется алым мантиям как родным, но с почтительного расстояния.

Северный берег Темзы производит гнетущее впечатление. Ни одного огонька. Мёртвая зона. Кингсли всматривается до рези в глазах, пытаясь выцепить из мрака очертания Сент-Пола, Сити, Вестминстера. Биг-Бен, мать его. Кингсли магией усиливает зрение, но и ночное видение не помогает. Там вообще ничего нет, Темза омывает пустыню. Или… Стоп. Она омывает Стену.

Озарение, на которое рассчитывал Кингсли, подкрадывается внезапно и пробегает холодком по спине.

Открыв порталы для магглов, маги закрепили за собой, в некотором смысле уничтожили часть их территории. Грубо говоря, руины на месте Хогвартса больше не существует, остался только Хогвартс. Да и остался ли? Платформа 9 и ¾… не факт, что вписалась, а Кингс Кросс магглы не уступят. В Лондоне магам достался Южный берег. В других городах — неизвестно. Вероятно, ничего.

Мираж-пустырь на месте Северного берега иррациональную жуток. Как наклейка с пейзажем на стекле. Знать, что там, в каких-то метрах от тебя (хорошо, не в метрах, в шаге аппарации) кипит жизнь — иная, недосягаемая — мучительно. Наверное, магглы чувствовали себя подобным образом. Должно быть, это они потребовали снести барьеры.

Стена (из отражателей, не иначе) отсекает не только магию. Она работает как “ширма”, скрывавшая Хогвартс, причём работает в обе стороны. Залепленное пейзажем оконное стекло непрозрачно и для тех, кто внутри, и для тех, кто снаружи… Не исключено, что Стена — на самом деле шатёр, купол.

Кингсли понимает, почему дома вдоль набережной пустуют. В бараки можно переселить авроров (принудительно), а условно-вольные граждане вряд ли согласятся лицезреть каждый день Северный берег. Чем дольше смотришь, тем более диковинные картины рисует воображение. Что если отгородились неспроста? Вдруг там чудовища похлеще Волдеморта, стада морлоков. Точно ли Кингсли хочет туда попасть?

Точно. Морлоки — чушь собачья. Дамблдор был за Стеной, видел Национальную галерею и детей, наряженных волшебниками, ничего в этом кошмарного нет. Мог ли Альбус соврать самым бессовестным образом? Легко! Но не зря же сочувствующие граждане направили Кингсли к реке. И Рей что-то такое говорил на тему “податься к магглам”. Следовательно, это возможно, были прецеденты, и вести из-за Стены как-то долетают. Изоляция не полная.

Кингсли взвешивает за и против. Магглы его не опознают, он будет в безопасности, начнет новую жизнь. С магией придётся распрощаться. Точно ли? Как там Рей выразился, “показывать фокусы под надзором в специально отведенных местах”? Нет, увольте. Без магии — значит, без магии.

В конце концов, Кингсли до смерти любопытно, каково это — оказаться по другую сторону.

Закрывшись чарами, он пробирается вдоль барака, оценивает расстановку сил. Авроров порядочно. Аппарировать прямиком за Стену нельзя. Сам-то пройдёшь, а магия нет, отразится уже в процессе аппарации — расщепит к Мерлиновой бабушке. Хорошо, не за Стену — за кордон, дальше вплавь. Вариант. Был бы, кабы не антиаппарационный барьер. Просто рвануть через кордон, раскидать всех заклятиями? Поттер так бы и поступил. Паркинсон, кстати, тоже. Грейс бы не стала рисковать без крайней необходимости. Как поступил бы Снейп? Нет, без шансов. Набережная вся подсвечена, простреливается. Дроны патрулируют. Нормальные дроны, будто сошедшие с конвейера ДиЭм времён расцвета, а не поделка с криво присобаченным вертолётным винтом. Такие Бомбардой не собьёшь. Дело дрянь, но местные знают что-то, чего не знает Шеклболт, иначе перебежчиков бы не было. Может, он упустил еще какую-то подсказку?

Кингсли прокручивает в уме слова обитателей трущобы: “Уноси ноги, бро, к реке”, “Красава”, “Так их, к чёрным монахам!”. Реплику про монахов он принял за новое ругательство, но… нет, это были координаты. Монахи — Блэкфрайерс!

Воодушевлённый, Шеклболт шагает к мосту. Вот он, Блэкфрайерс, прямо напротив, тоже изолирован кордоном. Разрушен. Провал за второй парой терракотовых колонн. И чем это поможет?

Кингсли прощупывает антиаппарационный барьер. Есть! Прореха, спасительная лазейка. Ну что, за кордон и в реку? Брр. Какая в Темзе температура на Хеллоуин? Какая-то есть. До отражателей он будет греться магией, а дальше… надеяться, что магглы выудят живым. Магглы ведь не расстреливают перебежчиков? Не должны, иначе какие им фокусы в отведённых местах. Годрикова борода, он определённо окоченеет. “Не купальный сезон? Подожди тогда до лета”, — советует ехидный внутренний голос с интонациями Снейпа.

"Ладно. Была не была."

Кингсли решает сократить маршрут и аппарирует на мост.

Сирена включается мгновенно. Дроны выстраиваются свиньей и мчат наперехват.

“Тревога. Беглец. Тревога. Блэкфрайерс бридж”, — рапортует механический голос. С набережной в Кингсли летят заклятия.

Он преодолевает последние метры моста крупными скачками, успешно отбивает и заклятия, и лазеры, не сбавляя темпа. Он со времен стажировки в аврорате так не бегал. Ничего, финиш близко. Стена надвигается, различимы зелёные искры на отражателях. Десять метров, пять метров. Обрыв моста. Прыжок.

Кингсли пересекает барьер в полёте, сопротивления не ощущается, только зелёные искры оседают на коже. Что-то ещё происходит, внутренняя магия бунтует. Палочка нагревается в руке, обжигает ладонь. Кингсли выпускает палочку непроизвольно, резко выдыхает, а вдохнуть уже не успевает, сгруппироваться тоже не успевает, падает плашмя, ударяется о воду грудью и животом. Маслянистая рябь Темзы смыкается над ним.

Вода — ледяная. От боли и шока Кингсли не может двигаться. Открывает глаза и ничего не видит, кроме искр. Его несёт подводным течением. Стена рядом. Не исключено, что он уже пересёк её повторно. Он теряет контроль над своим телом, ему не хватает кислорода. Бесы внутри черепной коробки раскачивают котлы. Пламя под ними вот-вот будет потушено, их вечная мука прекратится. Бесы ликуют, повизгивают, предвкушение небытия сладостно.

Но Кингсли слышит не только бесов.

“Начни с чистого листа, мой мальчик”, — Дамблдор.

“Не геройствуйте, сэр”, — Перси.

“Cпасибо, сэр”, — Грейс.

“Не мне тебя судить, не мне тебя прощать, но я тебя понимаю. Мы еще можем завершить разговор в пабе”, — Северус.

“Держись, мужик, мы за тебя”, — неизвестный мужик.

Кингсли гребёт вверх. Навстречу ему сквозь толщу воды пробиваются лучи прожекторов.

Он выныривает, глотает воздуха, снова погружается, снова борется, всплывает, дышит, кое-как перебирает конечностями, хотя мышцы свело, и грудь сдавило, больно нестерпимо. Со всех сторон воют сирены.

“Человек в воде”, — констатирует механический голос. Жужжание над головой. Дроны или вертолёты? Кингсли пытается сообразить, пересёк ли он барьер повторно, пока сражался с течением. С какой он стороны? Берег сияет разноцветными огнями. Вычленив из калейдоскопа брызг, красок и шума звук приближающейся моторной лодки, да хренов, мать его, родимый Биг Бен, Кингсли отключается.