No Good Old Days (джен)

Разрез Римана — пример «червоточины», связывающей два пространства. Римановы разрезы использовал Льюис Кэрролл в книге «Алиса в Зазеркалье». Зеркало и есть червоточина, соеди­нившая Англию и Страну чудес. Сегодня римановы разрезы сохранились в двух видах. Во-первых, они упоминаются в учебных курсах математики применительно к конформному отображению или теории электростатики. Во-вторых, римановы разрезы фигурируют в сериале «Сумеречная зона».

Митио K. "Гиперпространство"

У тебя есть враги? Хорошо. Значит, в своей жизни ты что-то когда-то отстаивал.

Уинстон Черчилль

Старый город — хроник и мизантроп. По осени у него обострение: ноют суставы, текут трубы, хандра витает в воздухе. Город хочет побыть один, чтобы стать самим собой. В ненастье это почти удаётся — меньше туристов, праздношатаний, назойливого жизнелюбия.

Сент-Джеймс парк и вовсе пуст, даже уток отогнали за границы аппарационного барьера. Периметр патрулируют бегуны трусцой — авроры в штатском. Торговка венскими вафлями у входа — дипломированный стиратель памяти. Снейп встречал её в министерстве, когда забирал документы после отсидки.

— Мисс Стиллс, вижу, карьера идёт в гору. Мои поздравления. Советуете с кленовым сиропом или с шоколадной крошкой?

— Шли бы вы, Снейп… прямо. Вас ждут.

Кингсли Шеклбот ссутулился на скамейке, впитывает сырость лондонской осени. Воротник плаща поднят, узкополая шляпа надвинута на глаза. Северус садится рядом. Оба смотрят на озеро сквозь сумерки и моросящий дождик.

— Шпионский триллер пятидесятых, — отмечает Северус. — Вам бы ещё газету для пущей маскировки.

— Газета промокает, — бурчит Шеклболт.

— Можем переместиться в паб. Тут рядом “Принц Альберт”. Тепло, сухо, мясной пирог, магглы проспиртованы до беспамятства — даже Обливиэйт не нужен.

— С чего это вам претит свежий воздух, по тюремной камере соскучились? Только намекните — устроим в лучшем виде.

— Аврорский юмор не по статусу ИО министра. Но если это угроза — смешно.

— Любовнице вашей будет не до смеха.

Опошленное словцо Снейпа задевает. "А как бы ты хотел? Гражданская жена? Будь мужчиной, сделай, наконец, предложение. После статьи Скитер с парижским фото все уже в курсе, что Нарцисса не носит траур по Люциусу".

Снейп достает сигареты. Палочку (дубликат, разумеется) отобрала на входе мисс Стиллс. Кингсли предлагает прикурить от своей.

— Вы очень любезны. Сами не желаете?

— Не откажусь. Хм. Житанс. В Париже покупали? — подпускает в голос елея. — Как там благотворительный фонд миссис Малфой?

— Благотворит. Оставьте, Кингсли. Вам нечего предъявить ни мне, ни ей.

— В условиях разгула преступности для следствия довольно подозрений.

— Ну-ну. Так боитесь повторить судьбу Фаджа, что рискуете повторить судьбу Скримджера. А насчёт разгула я бы поспорил. Разброд и шатание. Экс-сторонники Тёмного Лорда не скрывались бы от властей, получи они обещанную амнистию.

На слове “амнистия” сумерки сгущаются. ИО министра делает глубокую затяжку.

— Вижу, вы ещё симпатизируете коллегам по террору. Наверняка снова пошли бы на укрывательство.

— Да, разводим Пожирателей Смерти в Малфой-мэноре под видом павлинов.

— Дошутитесь однажды. Кто-то знает о нашей встрече?

— Конечно. Все Пожиратели проинструктированы взорвать Аврорат, если я не вернусь к ужину, — Снейп поднимается, прохаживается взад-вперед, растирая замерзшие руки, останавливается напротив Шеклболта, смотрит выжидательно. — В самом деле, планируете перейти от запугивания к требованиям — не затягивайте. Холодно.

— Сядьте, — морщится Шеклболт и тут же отворачивается. — Наш разговор конфиденциален. Вопрос национальной безопасности, так что прекращайте паясничать. Идеи Волдеморта живы. Мы обязаны принять меры, иначе террор продолжится. Сотрудничайте, Снейп, или пойдёте под суд. На сей раз без осечки. Поттер может сколько угодно рвать рубаху на груди — он вас не спасёт. И общественность не поддержит. Главный козырь — великую историю трагической любви — вы сами разменяли на французский водевиль с вдовой лучшего друга.

Снейп молча любуется парковым видом и старается дышать ровно.

— Хорошо, — говорит он наконец, — давайте начистоту. Вот как это видится мне: с национальной безопасностью проблем нет. Просто в вашем предвыборном триллере недостает интриги. Явка будет низкая. Сочувствую, только едва ли смогу помочь. Нужен антагонист — воскрешайте Тёмного Лорда, Мерлина ради, а меня оставьте в покое.

— Так да не так. Угроза — не фикция, и не все антагонисты в отставке. Можно ещё сигаретку? Вроде не отравлены.

— Угощайтесь.

— Благодарю. В общем, похищены двое магов: Стив Морроу и Лиа Джонс. Студенты. Вы должны их помнить.

Таких не забудешь. Хаффлпафцы. Уединялись после отбоя то в библиотеке, то в коридорах подземелий. Снейп их несколько раз застукал; гонял, снимал баллы, толку — чуть.

— Загадочное исчезновение молодой пары? Бросьте. Развлекаются где-нибудь подальше от родителей и деканов. Ранняя беременность для не окрепших умом ведьм — беда, конечно, но меня это не касается. Или вы считаете, я похитил Морроу и Джонс, чтобы… даже не знаю… насильно доучить зельеварению? То-то бы Тёмный Лорд порадовался.

— Замешаны Пожиратели смерти.

— Почему вы так решили?

— Наш человек видел одного.

Вот теперь Снейп заинтригован.

— Выходит, преступление совершено средь бела дня на глазах у авроров.

— Нет, конечно, — Шеклболт трёт переносицу. — Всё довольно странно, не скрою. В последний раз парочка была замечена близ Хогсмида. Направлялись в сторону холмов с корзиной для пикника. На следующий день не явились на занятия. Староста факультета думал — мало ли, покрывал до последнего, тревогу забили лишь к вечеру. Уйму времени потеряли. Родители в шоке, Макгонагалл в ярости. Лично допросила студентов и преподавателей. Ясно, что в Хогвартс Морроу и Джонс не вернулись. Мы подрядили аврора обследовать окрестности Хогсмида…

— Толковый хоть аврор?

— М-м. Бадди Страйк. Раньше служил в охране.

— Старина Бадди! — Снейп ёжится. — Всех умений — выкручивать суставы, да сутки напролёт стоять столбом. У вас кадровый голод, раз этого болвана перевели в оперативники. Зря Поттера выгнали.

— Поттер ушёл сам. Но сейчас не об этом. На пустыре в нескольких милях от деревни Страйк подобрал корзину с провиантом и хаффлпафский шарф. Магический след засечь не сумел. Доложился на месте по аврорскому каналу…

— Это как же?

— Не суть.

— Зачарованные зеркала используете?

— Не отвлекайтесь. Так вот, больше он на связь не выходил. Мы ждали дотемна, отправили подкрепление. Мисс Стиллс обнаружила на подходе к деревне разбитое… э-э-э…

— Зеркало-передатчик?

— Табельное устройство. Чёрт с вами — да, зеркало. Самого Страйка след простыл. Зато на базу вернулся его совёнок с запиской: “Детей не нашёл. Видел Паркинсона. Колдовал на пустыре. Подозрительно. Преследовал. Упустил. Продолжаю поиски”.

— Паркинсона, вы сказали?

— Почему нет? — Шеклболт щурится, бросает быстрый косой взгляд. — Вы знаете что-то, чего не знаю я?

— Напротив. Совсем за вами не успеваю. Нейт Паркинсон, насколько помню, заключил сделку со следствием в деле Пожирателей. Покаялся, переметнулся, ещё покаялся. Был реабилитирован. Теперь вот снова враг народа. Чехарда какая-то.

— Бывает, — пожимает плечами Шеклболт. — Вам ли не знать. Учтите, сейчас мистер Паркинсон в розыске. Если решит остановиться в Малфой-мэноре, гостеприимные хозяева пойдут по статье “соучастие в особо тяжком”.

— Маловероятно, что он там.

— Да? А то ведь я проверю. Ладно, где он, по-вашему?

— Без понятия. Спросите его дочь Пэнси.

— Представьте себе, и та бесследно исчезла.

— Вот незадача! Только вы начали затягивать петлю на её шее.

— Опять отвлекаетесь.

— Простите. Мы оба знаем, что я обязан Нейту тремя неделями в СИЗО, и вряд ли стал бы его покрывать. Однако в вашей истории концы с концами не сходятся. Допустим, Нейт решил тряхнуть стариной, принести жертву праху Тёмного Лорда или что-то в этом духе, схватил праздношатающихся подростков — уж какие подвернулись, утащил, кхм, в тайное логово.... Но зачем же он вернулся на место преступления через… пару дней, верно? Дождался ваших бравых, хоть и нерасторопных ребят… Вам не приходило в голову, что появление Паркинсона в окрестностях Хогсмида — случайность, дубина Страйк просто заблудился на вересковой пустоши…

— Он исчез с радаров. Совсем. Вскоре после первого доклада. Вы в курсе, что это значит. Его уже наградили посмертно.

— Поздравляю. То есть, мне очень жаль. Нет, правда, костолом был хоть куда, гордость Аврората. Чем награждали?

— Орден пурпурного кулака. Да шут с ним, с орденом! Помогите мне.

— На похоронах сплясать?

— Расследование зашло в тупик. Я — в тупике. Не найдем этих хафлпаффских придурков, придется закрывать Хогсмид, а то и Хогвартс.

— Накануне выборов.

— Именно... Что? Нет!

Снейп с удовольствием наблюдает, как Шеклболт теряет самообладание.

— Нет, выборы ни при чём, — продолжает он после паузы на полтона ниже и без прежнего напора. — Вопрос аврорской гордости, если угодно. И не делайте вид, будто вам плевать на Хогвартс. Мы обшарили каждый клочок земли на этих проклятых холмах. Нулевой уровень остаточной магии, хотя там явно колдовали. Это ненормально. Необъяснимо.

— Нужен Шерлок. Польщен, что обратились ко мне…

— Вы прекрасно знаете, что мне нужно.

— ?

— Наши средства слежения никуда не годятся. Датчики тоже. Упускаем что-то важное.

— Потрясающе. Глава оборонного ведомства, без пяти минут министр, расписывается в профнепригодности. Ради такого стоило час пялиться на озеро.

— Не валяйте дурака, Снейп. Продайте мне свои разработки.

— Какие раз…

— Хватит! Продайте “Дарк Мэджик Энтерапрайз”. Иначе, клянусь, я вас уничтожу.

Будь Снейп на двадцать лет моложе и в другом настроении, он бы присвистнул.

— Итак, мы подобрались к сути дела. Во-первых, Кингсли, “Дифенс Мэджик Энтерпрайз”. Во-вторых, технологии по большей части не патентованы. Идею берите даром. Что не сможете реализовать сами, заказывайте через посредников. Вся продукция ДиЭм в открытом доступе…

— Да-да, — перебивает Шеклболт, — сейфы, охранные системы, самонаводящиеся барьеры от прослушки. Приберегите лапшу для обывателя. Где остальное? Вы бы не устанавливали защиту, которую сами не умеете обходить. Про лаборатории вашего R&D отдела ходят легенды, хотя сам отдел никто в глаза не видел.

— Эффект отсутствия, — усмехается Снейп. — Вот Сэллинджер, к примеру… Не читали? Маггл, американец. Много лет не показывается журналистам. Держу пари, ничего не пишет. А легенда крепнет.

— Не уходите от темы. То, что попадало мне в руки, впечатляет. Новые принципы конденсации магии. Вы интегрировали маггловские микросхемы...

— Я лично ничего не интегрировал. С тех пор как старина Бадди сломал мне руки, без ассистента даже перечное зелье не сварю. В ДиЭм есть штатные инженеры.

— Этих троечников с Рэйвенкло мы уже проверили. Один под веритасерумом нарисовал маггловскую гайку в трех проекциях, другой подробно описал, как собирает серые ящики. Не прибедняйтесь, все разработки вы контролируете лично. Я изучил их и изучил вас. Знаю ваш стиль. Почерк.

— Почерк? Так про серийных убийц говорят. Не спорю, я принимал участие в создании прототипов защитных систем, даже владею акциями ДиЭм. Но — и тут мы подходим к третьему, самому главному пункту — контрольный пакет у мистера Малфоя. Стратегические решения принимает он, и он не станет иметь с вами дел. Никогда.

— Драко производит впечатление прагматика.

— Исключено. Вы убили его отца.

— Технически — скорей уж вы убили.

— Технически и фактически Люциус покончил с собой, чтобы избежать публичной казни, а ведь заслуживал амнистии, как и прочие. Не ждите теперь, что наследник перевооружит Аврорат, дабы вам сподручней было вершить правосудие.

— Тогда мы национализируем ДиЭм.

— На здоровье. Получите сеть магазинов замков и хлопушек, да стильный офис с кучкой писак. Если — чисто гипотетически — секретная лаборатория существует, вам её не найти.

— Перекрою Малфоям кислород. Все финансовые потоки, фонд Нарциссы, заграничные счета. Ваши исследования признают нарушающими… м-м… постановления комитета по биоэтике.

— Да хоть правила пожарной безопасности. Санкции против разработчиков бытовых охранных средств — крайне непопулярная мера. Последние голоса растеряете.

— Пусть… Пусть я всё потеряю. Но и вас потоплю, — это уже не угроза, просто констатация. Кингсли снова трёт переносицу, у него усталый вид. — Всё не обязательно должно пойти по худшему сценарию. Признаться, я рассчитывал на ваше здравомыслие. Черт с ним, с ДиЭм. Работайте на меня, Снейп. Снова окажетесь в гуще событий, разве вы не об этом мечтали? Построим госкорпорацию с нуля. У вас будет влияние, ресурсы, какие прежде не снились. Вы понимаете, что я предлагаю?

— Не могу, — отвечает Снейп так же спокойно. — Из-за вас погибли мои друзья. И вы продолжаете закручивать гайки.

— Люциуса оправдаем посмертно.

— Наградить тоже не забудьте. Как там… пурпурным кулаком.

Кингсли не уверен, издевается ли Снейп.

— Да хоть орденом Мерлина. Только третьей степени, не выше. Послушайте, после реабилитации Малфоев вашу пассию снова будут принимать в высших кругах. Вас тоже. Получите завидную должность, сможете выходить с Нарциссой в свет как равные среди равных. Считаете, для нее это не имеет значения? Не обманывайте себя.

— Вопрос не в том, насколько Нарцисса честолюбива. Вы убили её сестру.

— Оправдание Лестранж обещать не могу.

Снейп уже не слушает. Поднимается, давая понять, что разговор окончен.

— Вам нужно время на размышления? — делает Шеклболт последнюю попытку.

— Нет. — Снейп оборачивается, чтобы посмотреть в глаза ИО министра, но тот опускает шляпу и утыкается в воротник. — Если узнаю что-нибудь о пропавших студентах, сообщу. Постараюсь убедить совет директоров ДиЭм частично переориентировать ассортимент на ваши нужды. Зачарованные зеркала — действительно прошлый век. Договориться с Драко реально только при условии, что вы поставите во главе Аврората кого-то, не запятнанного процессом над экс-Пожирателями. Это всё.

* * *

Дождавшись, пока Снейп скроется за поворотом, Шеклболт сигналит бегунам трусцой, чтобы того “проводили”, отпускает телохранителей и решает немного прогуляться, наплевав на предосторожности. Ноги сами ведут к Вестминстерскому дворцу. Кособокая неоготика нерушима, щекочет шпилями густую синь неба. Бронзовый Черчилль на постаменте кажется со спины исполинской глыбой вровень с Биг Беном.

На площади людно, но мирно, а во времена юности Кингсли чуть не каждый субботний вечер у здания парламента митинговали: профсоюзы, студенты, всякий сброд. Первый увиденный воочию разгон демонстрации произвел на молодого аврора сильное впечатление. “У мамзель железные яйца”, — признал он и был искренне расстроен, когда Тэтчер покинула Даунинг-стрит под давлением собственной партии. Окончательно охладев к тори, Кингсли и к лейбористам не проникся. Новый (текущий) премьер ему глубоко отвратителен. Чуть старше Снейпа, щенок совсем по политическим меркам, не плебей, не аристократ — так, серединка на половинку и везде свой в доску. Уродец, необъяснимо популярный средь женского пола, въехал в святая святых на хромой кобыле либерализма. Негоже оттягивать встречу на высшем уровне, но Кингсли просто не может себя заставить объясняться с этим лейбористом, превращать чашки в белок ему на потеху, или как там инструктировал Фадж.

Подойдя вплотную к памятнику, Шеклболт останавливается перевести дух. Он погрузнел за последние годы, появилась одышка. “Становлюсь похожим на тебя, — усмехается бронзовому кумиру, — курить даже начал”. Черчилль горбится, бросает на ИО министра длинную тень. “Тебя ведь тоже предали, — напоминает Кингсли. — Не партия, хуже — народ. Слушали тебя, пока враг готовился штурмовать Альбион, и сердца пламенели от твоих речей. Ты вёл их в бой, подарил им победу, вернул солдат домой и хотел сам наладить новую жизнь, новый порядок. Предчувствовал же, что не всё ещё кончено, предупреждал о красной угрозе. Но нет, не переизбрали. Одумались потом, только поздно. Со мной такого не случится. Пусть даже для сохранения поста придётся заключить союз с самим чёртом. Чёрт упрямится, сам ещё не понимает, но я-то знаю, от власти он не откажется. Он уже мой”.

Выйдя из парка со стороны Черинг Кросс, Снейп бодрым шагом преодолевает Стрэнд, избавляется от “хвоста” на Флит-Стрит, сворачивает в проулок, ещё немного петляет и, наконец, аппарирует — сначала на Косую Аллею, потом обратно в Лондон, домой. Кенсингтонская квартира много лет под Фиделиусом. Пока Люциус был жив, здесь проходили тайные свидания с Нарси. Сейчас Нарцисса в отъезде по делам фонда, Драко в мэноре. Снейпа встречает Нейт Паркинсон — явно перенервничавший, встрёпанный, с сигаретой в зубах.

— Живой, сукин сын! Ещё полчаса, и я пошёл бы громить Аврорат. Ты в порядке?

Снейп кивает; не раздеваясь, проходит на кухню, наскоро готовит себе кофе (растворимый) и щедро сдабривает коньяком. Нейт тоже располагается за столом, кофе игнорирует, но к коньяку прикладывается.

— Извини, грудинку я доел. На ужин осталось ризотто.

Снейп снова кивает, отмечая, насколько Паркинсон у них освоился. Выгонять будет неловко, но Нарцисса Нейта едва терпит. Говорит, не простила, что тот сдал Снейпа аврорам, и неважно, что Шеклболт Нейта шантажировал. Сам Снейп простил достаточно легко (после сеанса легилименции). До войны они с Паркинсоном приятельствовали, сблизились во время заговора Пожирателей против Лорда. Теперь Нейт в некотором роде заменяет Снейпу Люциуса, хотя общего между ними мало. Несмотря на порядочное воспитание в чистокровной семье, за полгода в бегах Паркинсон заметно опростился и омагглился. Видя, как это раздражает Нарси, Северус и за своими манерами стал следить.

— Ну, не томи, — говорит Нейт, раскладывая на двоих плохо разогретое ризотто. — Чего хотел наш министр?

— ДиЭм, как мы и ожидали.

— Удалось его просканировать?

— Увы, моего взгляда он избегал виртуозно.

Снейп снимает шарф и тренч, запоздало моет руки. Пережевывая подсохший рис, он чувствует себя как старый холостяк, который из экономии делит жилье с товарищем — таким же одиноким неудачником. Что-то в этом есть.

— С сывороткой, надо полагать, тоже пролёт, — вздыхает Нейт.

— Как ни странно, получилось. Ты прав, простейший трюк и есть самый верный, — Снейп выкладывает на стол Житанс с кофейно-веритасерумной пропиткой, собирается выбросить, потом решает оставить для гостей, — но эффект слабоват, а большую дозу он бы заметил. Плюс, наверняка накачивается впрок антидотом.

— Что ему известно про Зоны?

Зонами ближний круг ДиЭм называет области магических аномалий.

— Нашли ту, которую ты обследовал последней — к востоку от Хогсмида. По-моему, они не понимают, с чем имеют дело. Кингсли голову сломал, готов идти на уступки, если подкинем ему… хотя бы новые детекторы. Плохо, что ты засветился в Зоне. На тебя теперь вешают похищение студентов. Кстати, Страйка давно проверял?

— В порядке он. Спит.

— Будь с ним понежней. Бадди у нас, оказывается, кавалер ордена.

— Салазарова плешь! Как его угораздило?

— Да вот, погиб при исполнении. От твоей руки.

Паркинсон давится ризотто. Снейп относит посуду к раковине, сдвигает пустые упаковки из-под фиш-эн-чипс и напоминает себе прибраться к возвращению Нарси.

— Нейт, мне жаль это говорить, но ты не можешь здесь больше оставаться.

— Что?

— Ты. Должен. Съехать. Прости.

— А-а... Конечно, да, не вопрос. Только сейчас с жильём беда. Аврорские ищейки повсюду, съёмные квартиры под наблюдением. Можно убрать под Фиделиус очередную маггловскую хату, но замаешься подтирать память соседям. Ты эту квартиру сколько готовил?

Снейп закрывает лицо рукой. Он понимает, Нейту опостылело скитаться. После Аврората Северус сам несколько месяцев провёл в мэноре на птичьих правах и в непонятном статусе, пока не встал на ноги, в том числе финансово.

— Послушай, не обязательно жить в столице…

— Всё из-за Нарси, да? Обещаю, больше никаких экспериментов в квартире. Или я вам… личного пространства не оставляю?

— М-м...

— Так я каждый вечер выкатываюсь проветриваться часа на полтора. Не успеваете?

— Заткнись, Мерлина ради.

— Могу подольше, — разводит руками, — ты бы намекнул. Или знаешь что — вешай галстук на ручку двери снаружи, когда начинаете, и снимай, как закончите.

— Прекрати! И вообще, я не могу вот так вот… по расписанию. А главное, тебе нельзя пока шататься по Лондону. Шеклболт назначил мне встречу в паре миль отсюда. Совпадение? Очень надеюсь. Его ищейки оцепили Сент-Джеймс, наверняка обшарили всё вокруг. Если нас с Нарциссой здесь накроют, в худшем случае выйдет статья в “Ведьмополитене”. А вот тебя… тебя надо спрятать понадежней. Не переживай, подберем что-нибудь. Или перекантуешься в лаборатории ДиЭм, пока не договоримся с Кингсли.

— Я не ослышался? Считаешь, с ним нужно договариваться?

Пауза.

Нейт срывается с места, делает несколько быстрых шагов по кухне, оборачивается к Снейпу, смотрит в упор.

— Он тебя купил? — ещё одна пауза. — Нет, я не верю… Что он тебе сказал? Да что бы ни было, мы отобьёмся. Пэнс и Драко отправим во Францию от греха. Сегодня же, сейчас. Мы справимся, слышишь! Не повторяй мою ошибку, Сев.

Паркинсон использует легилименцию. Снейп, мрачнее тучи, закрывается машинально, потом делает над собой усилие и опускает внешний щит.

— Нейт... Я просто пытаюсь оценить ситуацию в целом. Проблема магических аномалий растёт как снежный ком. Гражданские страдают. Ты студентов нашел?

— Нет.

— А ведь зон всё больше. Магглы тоже пропадают. Авроры беспомощны как маггловская полиция. Ни черта мы не справимся поодиночке.

— Нельзя передавать технологии аврорам.

— При текущем раскладе да. Нам просто нужен… свой человек в Аврорате.

Нейт сначала отмахивается (этих завербуешь, как же!), потом до него начинает доходить, он успокаивается, снова садится, наливает себе коньяка.

— Кто-то совсем свой? Вроде тебя.

— Кхм. На такой поворот я бы не рассчитывал.

— Не скажи. Процесс над тобой даже министерство расколол на два лагеря. Если кто и должен возглавить оппозицию…

— На первых порах это не должно походить на оппозицию.

— А Шеклболт точно согласится?

— Смотря как будут развиваться события с Зонами. Пожалуй, стоит предложить ему несколько вариантов.

— Подберём через Артура и Перси кандидатов с чистыми биографиями, на которых министерство давить не сможет.

— Разумно. Эти точно не пройдут, останется наш человек. Кстати, пока добирался, получил сообщение от Артура. Просит о срочной встрече в штабе ДиЭм. Очень вовремя. Тебе лучше пойти со мной, — тяжелый вздох, — с вещами.

* * *

Артур Уизли вошёл в ближний круг последним и как-то по касательной. В первую осень после победы над Волдемортом он держался в тени — сохранил свою скромную министерскую должность, наблюдал с некоторой отстранённостью, как Шеклболт (первый зам, позже ИО министра) перекраивает внутреннюю политику, отлавливает явных Пожирателей смерти, сочувствующих берет “на заметку”.

Разрастание агентурной сети, доносительство, легилименция на допросах и термин “мыслепреступление” — поначалу всё это казалось чрезмерной, но объяснимой реакцией на ужасы войны, упреждающим ударом. Полицейский режим подпитывался общенациональным посттравматическим синдромом. Артуру повезло, его пассивную гражданскую позицию власть приняла за лояльность. Как ветерана и члена расформированного, но всё ж легендарного Ордена Феникса, его не трогали.

Снейпу членство в Ордене помогло слабо. Он обвинялся (вполне обоснованно) в укрывательстве Лестранж и попытке организации побега Люциуса Малфоя, провёл около месяца в застенках Аврората, был практически приговорен к лишению магии, но освобождён благодаря заступничеству Поттера. Дело просто закрыли — случай для послевоенных времён беспрецедентный. А Поттер вскоре публично поддержал политику министерства и Шеклболта лично.

В начале зимы Снейп переживал не лучший период. ДиЭм тогда существовала лишь в его голове, как абстрактная идея. Восстанавливаясь после СИЗО, Северус старался не показываться на людях, лишь изредка выбирался в Косую Аллею за дешёвыми ингредиентами, и в один прекрасный день чуть не столкнулся с Уизли возле блошиного рынка. Артур перехватил его взгляд. Бывшие соратники, разведённые, как полагал Снейп, по разные стороны баррикад его опалой и аврорским рвением Уизли-младших, обменялись едва заметными кивками. Молли Снейпа проигнорировала, а мужа, подхватив под локоть, утянула за собой по семейно-хозяйственным делам.

Следующая встреча состоялась уже весной.

Общественная жизнь на тот момент вошла в колею. Кингсли пересажал кого мог, его статьи в “Пророке” с призывами к бдительности не читал даже главред; “Придира” пребывала в глубоком самиздатном подполье; хорошо раскупался только “Квиддич сквозь века”. На фоне скудности инфоповодов “эффект отсутствия” подогрел интерес прессы к профессорской персоне. От него ждали мести аврорам, мятежа — чего угодно, кроме тихого несемейного счастья. Как Скитер удалось выследить Снейпа и Нарциссу в Париже, история умалчивает, но фото пары в маггловской кофейне (безобидное, однако красноречивое) стало новостью дня (“Похождения принца-полукровки”), недели (“Французский поцелуй смерти”), а затем просто любимой темой сплетен в приличном обществе (“Тайная жизнь черной вдовы”). Окруженные ореолом пикантной глянцевой славы, и Северус, и Нарцисса приличного общества после Парижа избегали, а вот в “Кабанью Голову” Снейп наведывался без опасений. Выпивохи, каждый наедине со своими бедами, внимания на него не обратили, только Флетчер салютовал пивной кружкой.

Снейп перекинулся парой слов со стариком Аберфортом (за тем и явился), заметил, что заведение процветает. “Работяги заливают тоску, — прокомментировал Аберфорт без особой радости. — Уизли и тот стал постоянным гостем”.

Артур не заставил себя долго ждать — нарисовался, едва часы отбили конец рабочего дня, с порога буркнул: “мне как обычно”. Cнейп не хотел навязываться, освободил стойку и двинулся к выходу, но Артур сам его окликнул. Аберфорт отвёл им отдельный закуток в нижнем помещении.

Артур извинился за прошлую нелюбезность. Пустяки, Северус понимает, Молли его не жалует. Уизли этим не удовлетворился, счёл нужным оправдаться за всё. Он пытался вмешаться в процесс над Пожирателями, вступался за Снейпа. Когда просочилась информация о жестоком обращении с заключёнными, добился приёма у Шеклболта. Тот заговаривал зубы и невзначай пять раз упомянул, как страстно Джинни желает аврорской карьеры. Да, сама говорила. Да, молодое дарование, большие перспективы. Будет досадно, если… “Досадно”, — согласился Артур с тяжелым сердцем, в тот же вечер купил дочери новую метлу, а дома за ужином поднял тему набора в местную профи-команду. Молли устроила ему выволочку: “Транжирство! И не смей решать за неё!”. Джинни на следующий день подала заявку в Аврорат. Артур был категорически против, но жена и дочь выступили единым фронтом: “Женщина тоже имеет право на самореализацию! Мальчишек ты поощрял! Нет, квиддич не считается!”. Артур обратился к Гарри. Тот признался, что сам подумывает выбраться из-под крыла Кингсли, обещал поговорить насчёт заключенных, но на Джинни повлиять уже не мог — всё у них разладилось, свадьба отодвигалась. Единственная отрада — Перси, заслуженный секретарь Шеклболта, успевший оценить ситуацию изнутри, встал на сторону отца. Остаётся надеяться, что и Джинни со временем одумается. Только бы не было поздно.

Снейп выслушивал исповедь Артура с молчаливым сочувствием, подливая бренди, пока тот не дошёл до откровения “семейная жизнь — ад кромешный”.

— Прости, Северус, не моё дело, только… думаешь, я подкаблучник? Так и есть. Нет, хватит, та — две назад — уже была лишней…. О чём мы? Да… вот у вас сейчас всё идеально, осенью траур закончится, Нарцисса будет ждать предложения. Прежде чем сделать роковой шаг, вспомни меня.

— Ну-ну, вы с Молли просто переживаете трудный период. Это пройдёт. Она разберётся в ситуации, как и Джинни.

— Да я уж не о том…

Под конец вечера Снейп заказал огневиски, чтобы оба могли потом притвориться, будто ничего не помнят.

Миссис Уизли действительно пересмотрела свои взгляды — беспокойство за дочь взяло верх над феминизмом, но Джинни стажировку не бросила. Пикировки за ужином на тему произвола силовиков и перемывание косточек Шеклболту под пирог с ревенём стали в Норе ежевечерней практикой. Снейп, которому Артур всё чаще изливал душу, подрядил сотрудника ДиЭм обновить охранные чары и антипрослушку всем соседям Уизли, а заодно самим Уизли в порядке рекламной акции. Драко этого не одобрил: общее диссидентство, с его точки зрения, — ещё не повод помогать стыдобищным рыжим нищебродам.

Вскоре представился более весомый повод: люди Шеклболта раскрыли маггловское жилье Паркинсона, а Перси через Артура передал информацию Северусу. Вовремя предупрежденный Нейт сбежал, однако, недалеко. Родную Британию он покидать не хотел, податься ему было решительно некуда (родовое поместье оккупировали авроры, жена погибла ещё в первой войне, дочь он бы ни за что не поставил под удар). Недолго думая, Паркинсон спрятался у Снейпа (“Cамое надежное место, Сев, — за твоей спиной!”) и как-то… прижился (“Квартира — шик. Знаешь, хорошо, что твою манчестерскую хибару сожгли!”).

Уизли-старшие получили приглашение тайно отужинать в Кенсингтоне. Молли отказалась, сославшись на домашние дела. Артур, по мнению Нарциссы, тоже должен был отложить визит (“Не станет же чуткий верный супруг развлекаться, пока жена выполняет функции эльфа!”), но показал, что он выше предрассудков — явился в Кенсингтонскую обитель с бутылкой Кьянти и пирогом, поладил с Нейтом, был обходителен с Нарциссой. Сдержанно (в рамках приличий) похвалил обстановку, потом ляпнул про “скромное обаяние буржуазии”. Нарси великодушно пропустила мимо ушей, а Северус сделал себе мысленную пометку “предложить взаймы”. Несмотря на показную женскую солидарность, отсутствие Молли Нарцисса пережила легко (ревеня хватило с лихвой — простецкие кулинарные шедевры вызвали у неё брезгливое недоумение). За первым приглашением последовали другие. К осени Артур, совсем уже свой, стал вхож и в мэнор, и в ДиЭм. Предложение переговорить в штабе было, однако, нетипично. Снейп готовился к новым проблемам.

Драко предупредили первым — всё-таки встреча назначена на его территории.

Здание Ди-Эм, на вкус Снейпа вызывающе помпезное (“Ле Корбюзье, ударившийся в рококо”), Малфой отгрохал на фамильные средства. Здесь проводили совещания, принимали юристов и инвесторов, но в основном штаб использовался под кутежи. Не торопясь со свадьбой, Драко регулярно устраивал “мальчишники”. Крэбб, глава службы безопасности, вымуштровал охрану не лыбиться профурсеткам, инвесторов встречать любезно, авроров без ордера гнать в шею, а тревогу включать, только если нагрянет Астория.

* * *

Снейп и Паркинсон заходят в переговорную. Артур уже на месте, и явился он не один — тоже случай из ряда вон. Новичков в штабе не принимают без тщательной проверки. Пусть сам Артур доказал свою преданность, Джинни остается фактором риска, а Чарли… Снейп его вообще плохо знает, хотя оба состояли в Ордене. Разве он не должен быть в Румынии?

— Чарльз, рад вас видеть, но… Артур, какого черта?

Артур мнется, лопочет: “Прости, не домой же к тебе, здесь хоть охрана”. Его слегка трясет, левая рука неподвижна. “Ранен?” — гадает Снейп.

— Скажи спасибо, что он весь выводок не притащил, — подает голос Драко.

Развалившись в глубоком кресле (остальные стоят), Малфой томно курит и всем своим видом показывает, насколько он a) король; b) тяготится незваными гостями.

Паркинсон и Малфой обмениваются приветствиями с явной прохладцей. Драко перенял отношение матери, а Нейт ещё не остыл после того, как “сосунок заморочил голову Пэнс, поматросил и бросил, скотина такая”.

Снейп вспоминает, что Нейт знаком с Уизли-младшим только понаслышке, надо бы представить, но тот его опережает, представляется сам:

— Нейт Паркинсон, отставной Пожиратель смерти, заслуженный беглый преступник, убийца авроров, — делает суровую мину, как с листовки “разыскивается”, и протягивает руку Чарли.

Типичная для Снейпова окружения ситуация: сведенные под одной крышей Пожиратели и члены Ордена Феникса не знают, как друг на друга реагировать. Нейт тоже в своем репертуаре: сразу проверяет товарищей по диссидентству на прочность. Но и Чарли не лыком шит. Оценив пожирательский юмор после секундного замешательства, он мрачно усмехается и крепко пожимает руку Нейта:

— Чарльз Уизли, убийца драконов. Начинающий беглый преступник.

Набравшись опыта у румынских коллег, Чарли по приказу министерства обустраивал драконий заповедник на севере Шотландии. В пересчете на маггловские координаты это был остров Скай — обособленная территория, вблизи которой география Магической Британии расходилась с маггловской, здравым смыслом, и картированию не поддавалась. Попасть на остров и выбраться оттуда можно было только путем аппарации, а драконы, как известно, не аппарируют. В качестве перестраховки заповедник убрали под защитный купол-барьер (лайт-версия Фиделиуса; с учетом масштабов — нетривиальное заклятие). Для проработки чар из Хогвартса командировали профессора Флитвика. Всё было сделано по протоколу и, насколько возможно, по уму. Немногих аборигенов загодя переселили без шума, редкую и крупнокалиберную живность отловили и вывезли, мелкотравчатую драконы подъели сами на первом же “вольном выпасе”. Вообще прожорливость подопечных доставила Чарли немало хлопот. Румыны, исчерпав свои запасы рогатого и не очень скота, перевели огнедышащих птичек на прессованную белковую смесь с клетчаткой. Это казалось идеальным решением проблемы. Кингсли обычно не вникал в нюансы рабочих вопросов (его задача — поставить задачу), но доклад Чарли про румынский сухой корм прочел и предложение отклонил: “Боевые драконы, мой друг, должны знать вкус крови, иначе грош им цена”. Флитвик шутил, что с таким министром твари не заголодают, политзаключенными будут лакомиться.

Не считая накладок с кормежкой, поначалу всё шло гладко. А потом, как водится, случилось ЧП. Пропала молодая самка — Косолапка, любимица Чарли, помесь хвостороги с иглоспином. (Услышав про Косолапку, Снейп с содроганием вспомнил Пушка и окончательно признал Уизли-младшего достойным учеником Хагрида.) Заповедник команда Уизли обошла трижды. Осмотрели каждую пещеру, каждый камень — ничего. Если принять невозможность бегства с острова, ситуация вырисовывалась анекдотическая. Остров невелик, дракон — не книззл, в кустах не затаится. Потерять такую тушу ещё надо умудриться. Умудрились. Пришлось доложить министерству, запросить помощь. Кингсли рвал и метал, подозревал диверсию. Драконологов и Флитвика допрашивали под сывороткой правды. На Чарльза спустили всех собак, но делу это не помогло. Присланные министерством оперативники еще раз прочесали остров и на подножье ближайшего к базе холма, безрезультатно обследованного ранее, обнаружили труп.

Чарльз морально готовился к Азкабану и сам считал, что поделом. Преступная халатность привела к трагедии. Вот только как именно это произошло, он не понимал. Очень бы хотел присутствовать на вскрытии — куда там. Авроры перенесли тело в закрытый ангар, всё засекретили намертво, драконологов отозвали. Точнее, под охраной забрали в столицу. Флитвик, пока его не арестовали, успел, видимо, проникнуть в ангар. Чарли получил от него записку: “Видел труп. Явный огнестрел. Магглы?” Самого Чарльза арестовали в тот же день, и совсем не за халатность. По версии министерства он и был диверсантом, предателем, врагом народа. Он убил дракона.

Оставался, конечно, вопрос мотивации, и в целом действия злоумышленника выглядели непоследовательными. Убил, спрятал тело, потом, наверное, собирался перепрятать, не дотащил — устал или раскаялся внезапно, решил похоронить с почестями. Аврорские костоломы получили разнарядку выбить признание с объяснением, трудились слаженно. Без легилименции тоже не обошлось; информация о последних днях Уизли на острове, включая эпизод с запиской Флитвика, была задокументирована. Мозгоправы помогали Чарльзу если не вспомнить, то хоть придумать, зачем он это сделал. Семья все это время ничего не знала. Отправить сообщение с острова Уизли не удалось (спасибо защитному барьеру), а после было поздно. За несколько дней в Аврорате он сам начал сомневаться в своей невиновности, но на уступки не шел. Молчал.

Кингсли показывал ему “расстрельные списки”, предлагая всего-то поставить галочку. Чистосердечно.

“Друг мой, вас ведь не принуждают оговаривать коллег. Мерлин упаси! И простите за сломанную скулу — ребята перестарались. Перегибы на местах, издержки делопроизводства. Будем искоренять! Вы костерост-то пьете? Пейте, вроде ладно срастается. Давайте успокоимся и порассуждаем логически. Вы не осознаете, что произошло и почему, ведь вы — лишь исполнитель, жертва Обливиэйта. Истинный злой гений — тот, кто сумел заронить преступную мысль в вашу голову, а после мастерски стереть следы. Именно так поступают враги народа: внедряют свои идеи исподволь, незаметно. Кто, как вам кажется, тайно желал саботировать обустройство базы? Наше общее начинание, наше с вами детище. Ах, сколько сил в него вложено! Профессор Флитвик имел все возможности. Его записка про огнестрел — чистейшая ересь. Вот подлинный отчет о вскрытии. Видите, я ничего не скрываю. Дракона сразило Непростительное заклятие. Ваше, Уизли. Реконструкция это подтверждает, мне очень жаль. Но зачем же Флитвик солгал, если только не выгораживая себя? Представьте, что он и Хогвартсе ведет подрывную деятельность: насаждает антипатриотические настроения, молодежь нашу развращает — ох, развращает. Подумайте о детях, Уизли. В таком вопросе лучше, как говорится, перебдеть. А может, всё еще страшнее, Флитвик — очередное звено цепи, инициатива исходит с самого верха. Нет, я глубоко уважаю профессора Макгонаггал, но наргл, как говорится, гниет с головы. Или главный злоумышленник — кто-то из коллег Флитвика, бывших коллег, их окружения? О-о, мы за этой шайкой давно наблюдаем. Отсутствие судимостей у большинства — не их заслуга, а наша недоработка. Поймите, Чарльз, сотрудничая со следствием, вы не мне помогаете и даже не себе. Вы родину защищаете. Прочтите еще раз, дементор вас задери, и назовите имя. Сделайте что должны!”

Чарли в глубине души почти сломался. Он уже ни в чем и ни в ком не был уверен. Но делал что должен: молчал.

Тогда Шеклболт принес новый список. Просто положил его на стол. Без комментариев.

На этот раз Чарли думал недолго. Перечел имена своих близких (там были все кроме Перси), мысленно простился с каждым. Память его прояснилась, и он заговорил. Запел как соловей.

Он полагал, ИО министра готовит секретную базу на случай гражданской войны — прижечь драконьим пламенем любую язву сопротивления на теле гражданского общества. Ярый противник подобных мер, Чарльз составил хитрый план срыва министерской инициативы, внедрился в команду драконологов, действовал в одиночку. Он полностью признает свою вину, готов понести наказание, но настаивает на огласке. Слушание должно быть открытым.

Для Кингсли это был удар под дых.

“Как же так, друг мой? Драконы для подавления мятежей? Неслыханно. Как только в голову пришло... Бред. Да вы помешаны, не иначе! О публичном процессе не может быть и речи. Вас не судить, а лечить надо — в закрытом учреждении. Пожалуй, оно и к лучшему, доктора наши как раз новый метод хотят опробовать. Да вы не волнуйтесь, доктора хорошие. Поберегите силы, эти цепи еще никому не удалось порвать. Ну, точно буйный!”

* * *

Лидерам ДиЭм Чарли пересказывает свои злоключения будничным тоном, без лишних подробностей. Снейп настоял, чтобы он излагал с самого начала, хотя Артур был против: “Нет времени! Молли, Молли у них!”. Артур даже не дернулся, пока штатный медик ДиЭм латал ему предплечье, но слушая историю Чарли (разумеется, не в первый раз), он словно переживает всё сам, в реальном времени за сына, и ему становится дурно. Нейт тоже реагирует остро: периодически багровеет и матерится сквозь зубы, а когда Чарли доходит до второго списка, опускает глаза. Северус на протяжении всего рассказа смотрит в пол. Драко чуть бледнее обычного, но сохраняет внешнюю невозмутимость.

— Кто был в первом списке? — спрашивает Драко.

— Помимо вас, господа, там были профессор Макгонагалл, мисс Лавгуд, мистер Лавгуд, мистер Бронкс — бывший зам. главы отдела магического контроля, если не ошибаюсь, а также ваша матушка, мистер Малфой, и ваша дочь, мистер Паркинсон.

Нейт цветасто ругается в голос, однако удивленным не выглядит. Северус тоже не услышал ничего принципиально нового.

— Артур, а как же зачарованные часы у вас в доме, разве они не показали “опасность”?

— Конечно, я заметил. Пытался связаться, письма отправлял. Но думал, он в Румынии. Я прорвался на прием к Шеклболту. Тот наплел, что Чарли ловит иглоспинов, на связь выйти не может. Да, работа сопряжена с риском — не впервой. Никогда себе не прощу, а всё-таки я поначалу купился и успокоился. Молли — нет. Мы спросили Перси, он был не в курсе, стал по-тихому наводить справки. Сегодня утром рассказал, что узнал. На семейный совет времени не было. Джордж в отъезде, у Рона и Гермионы камин закрыт, Джинни Шеклболт заблаговременно отослал в глушь какую-то пустыри обследовать. От Перси как от бойца толку мало. В общем, я взял отражатель магии, который Северус оставил на крайний случай, и мы с Молли пошли вдвоем…

— Надо было сразу обратиться к нам! — перебивает Нейт.

— Времени не было. И так едва успели.

Чарльз кивает.

— Меня уже перевезли в дурку. Накачали седативным, готовили к процедуре. Охраны там меньше, чем в министерстве. Папа с мамой всех положили. Этот ваш отражатель — потрясающая штука, никогда такого не видел. Но персонал успел вызвать подкрепление. Авроры налетели стаей. Среди них была девка… настоящая фурия. Не баба, а дементор в юбке.

— Чуть старше вас, яркая шатенка, прямой пробор? — уточняет Снейп.

— Она.

— Мисс Стиллс. Стальная женщина, — интонация Снейпа нейтральна, но Нарцисса уловила бы нотку восхищения. — Продолжайте.

— Эта тварь папу ранила. Ко мне применила Империо, отражатель не защитил. В общем, маму повязали, а нам как будто давали уйти. Они аппарировали, мы преследовали, но уже ничего не смогли. Там была целая свора аврорских псов. Легион.

— Зачем только я взял Молли! — у Артура снова приступ самобичевания, — Северус, я тебе наговорил… разного. Я ведь так не думаю. Молли — вся моя жизнь.

Снейп вспоминает пьяные откровения: “cкоропостижно женился”, “cемейная лодка разбилась о быт”.

Чарльз хмурится, но решает не заострять — не до того.

— Мама, наверное, в Аврорате. Нужно ее отбить! Мистер Малфой, мистер Снейп… сэр, дайте еще отражателей, а лучше чего покрепче. Всё что есть. Помогите нам!

Драко поднимается с кресла, давит улыбку упоения собственной значимостью.

— Мистер Уизли, пусть в прошлом у нас были разногласия, теперь мы на одной стороне. Давно пора выступить открыто.

Снейп на секунду закрывает глаза, потом проводит рукой по лицу, словно стряхивая усталость.

— Где сейчас Перси?

— Ох, не знаю, — вздыхает Уизли-старший. — Мы его оставили в Норе. Я всем передал, чтоб бежали к Биллу, во Францию.

— Лучше к Долохову в Россию, — вворачивает Нейт. — С русскими нет договора об экстрадиции.

— Сев, — Малфой повышает голос, — теперь-то мы чего ждем?!

Снейп прохаживается по комнате, замирает у камина ко всем спиной, несколько минут смотрит в огонь, чувствуя, как остальные теряют терпение.

Наконец он оборачивается.

— Драко, выйдем. Ждите, господа, мы быстро.

* * *

— Какого дементора! — истерит Малфой, пока они со Снейпом спускаются в технический отдел. — Ты говорил, для захвата власти слишком рано, мы не готовы, никто не поддержит. Так ведь неправда — поддержат. Вот он, момент! Нападем сейчас, освободим Молли Уизли. Может, еще парочку рыжих уродов — героями будем в глазах гриффиндорцев. Ты знаешь, я не большой поклонник толстухи, но...

— Не спеши. Давай проверим информацию. В Аврорат, конечно, не заглянешь, а что с охранной системой в Норе, видео можем просмотреть?

Они заходят к техникам, Драко сам отыскивает нужную ячейку, включает транслятор.

— Авроров у Норы как нюхлей нерезаных. Внутри ни души.

Снейп отбирает у Малфоя пульт управления, направляет колдодрон в гостиную, останавливает напротив зачарованных часов.

Что ж, по крайней мере, никто не пострадал.

* * *

Вернувшись, они понимают, что Артур успел надумать себе всякого (на лице написано).

— Молли в порядке, — сразу заверяет Артура Снейп. — Прошу прощения, я поздно прочел твое послание — отключал передатчик. Но полагаю, у нас еще достаточно времени.

— Да нет его! Опомнись. Мы их или они нас. В следующий раз за тобой придут или за Нарциссой.

— Возьми себя в руки. Кингсли прекрасно знает, что ты сейчас здесь, в общих чертах представляет, о чем мы говорим. Хотел бы арестовать, давно оцепил бы штаб. Если я прав, он рассчитывает уладить дело миром, и через час твои родные будут дома. Но есть и другой вариант… — Снейп замолкает и впивается взглядом в Уизли.

Нейт не выдерживает первым:

— Ну?!

— Другой вариант: нашим друзьям успели-таки промыли мозги. Может, просто запугали. Простите, это слишком похоже на провокацию. Чарльз, мне придется вас просканировать, или разговор окончен.

Чарльз темнеет лицом, непроизвольно сжимает кулак.

— Знаешь, Сев, — Артур поднимается, его слегка трясет, — не будь ты лидером оппозиции, отлично бы вписался в министерскую команду! Говорят, после маггловской Второй Мировой красные своих же солдат, попавших в плен, по умолчанию определяли в предатели и гнали на допрос. У нас вроде до такого не доходило.

— Не надо, па. Всё нормально, — Уизли-младший встает напротив Снейпа и впервые замечает, что сравнялся по росту с бывшим учителем. — Делайте что должны.

Легилименция не занимает много времени. Снейп вздыхает с облегчением. Уизли-старший усилием воли гасит гнев.

— Доволен? Что теперь, будешь торговаться с министерством? Мне вот нечего им предложить.

— Давайте начнем с требований. Артур, подумай, кого бы ты хотел видеть во главе Аврората. Чарльз, не корите себя, вы не убивали дракона. Склоняюсь к мысли, что Флитвик (вот за кого стоит волноваться) прав, это сделали магглы. И их можно понять.

— Магглы проникли через защитный барьер? — в голосе Нейта, мягко говоря, скепсис.

— И/или Косолапку занесло на их территорию. Ты ведь уже подозревал проблемы на Скае?

— Точно. Было дело. После активации защитного барьера продолжать наблюдение стало проблематично. Кажется, господа, — поясняет он для Уизли, — у нас еще одна зона магических аномалий.

— То же, что с Шеффилдом, — замечает Драко полувопросительно.

Снейп кивает с улыбочкой (“молодец, парень, смелее”).

Драко мнется, явно чувствует себя как на экзамене, но преодолевает это и продолжает мыслить вслух.

— Изолированная область в пределах зоны аномалий… министерские развивают там бурную деятельность. В условиях постоянного притока магии Зона должна бы расширяться… Будучи ограничена барьером, развернуться вовне она не может и разворачивается… куда-то еще. Например, открывает портал в маггловскую реальность.

Чарли припоминает рассказы Флитвика про Шеффилд. Кингсли устроил там тренировочную базу для талантливой молодежи. Стажеры аврорского спецотряда осваивали тёмные искусства. А ну как новый Волдеморт народится — не ударим, мол, в грязь львиной мордой. Только что-то у них не заладилось: слабые показатели, много неудач, внеплановые жертвы. Потом добавились проблемы с охраной: проникновение посторонних на базу. Подробности не разглашались, но в Аврорате поговаривали о магглах. Флитвика привлекли к расследованию — инспектировать охранную систему. Барьер, который талантливая молодежь устанавливала своими силами, он раскритиковал: “Всех на переэкзаменовку, меня как педагога — на пенсию с позором”. Спецотряд действительно расформировали, а профессора ни на какую пенсию не отпустили, зато вскоре перебросили на Скай проводить мастер-класс по Фиделиусу.

Чарли сопоставляет обрывочные сведения от Флитвика с новой информацией про магические аномалии, и картина начинает складываться. Нейта тем временем тоже осеняет.

— Кингсли догадывается! Точно догадывается, стервец, и о Зонах, о порталах в Маггловскую Британию и о том, в какой он заднице. Иначе бы не обратился к…

Снейп вовремя затыкает Паркинсону рот невербальным Силенцио и сразу же снимает заклятие.

Изобразив приступ кашля, Нейт неуверенно заканчивает:

— В общем, сообразил, конечно. Не дурак... Что-то мы увлеклись, а ведь наши друзья толком не знают про Зоны. Драко, покажи карту.

Оглянувшись на Снейпа, Малфой отходит к секретеру и достает диковинный на взгляд Уизли девайс, нажимает какие-то кнопки. Во всю комнату разворачивается колдограмма — 3D макет магической Британии, пересеченной с маггловской. Зоны аномалий выделены красным: слабо подсвеченная область к востоку от Хогсмида, алое облачко возле маггловского Ридинга (у магов там деревенька Ридс), еще более яркие зоны под Шеффилдом, к северу от Глазго, несколько мигающих ближе к Годриковой впадине… На первый взгляд расположение случайно. Присмотревшись, Чарли понимает, что некоторые “Зоны” совпадает с местами недавних налетов Пожирателей (если верить “Пророку”, конечно). Хотя, казалось бы, на кого там налетать — места малонаселенные, а то и вовсе глухие. Драко делает пасс рукой, и к мигающим огонькам на карте добавляется еще один — над Скаем.

Снейп меж тем вызывает секретаря, просит подборку маггловской прессы за минувшую неделю. Секретарь — старикан, похожий на Филча, явно выдернут из теплой постельки, ворчит про ненормированный рабочий график, но осекается, завидев проступившую сквозь бинты кровь на руке Артура.

— Вас интересует что-то конкретное, сэр?

— Да, Уилсон. Драконы.

— Где?! — вздрагивает секретарь.

— Ш-ш. Спокойно. Пока далеко. Несите газеты.

* * *

Магический и маггловский миры нередко называют параллельными, что предполагает их полную независимость друг от друга. Не будь на свете магов, это было бы верно. С другой стороны, если рассматривать магию как гиперпространство, аналогия уместна.

Сближая и пересекая пласты реальности по своему усмотрению, сознание мага открывает между ними проходы, в маггловской терминологии — кротовые норы. Точечные одномоментные разрывы, создаваемые в ходе аппарации, затягиваются сами собой. Устойчивые кротовые норы — “тоннели” коллективного пользования (каминные сети, портключи, платформа 9 ¾), поддерживаются расставленными магическим сознанием “маяками-якорями”. Компетентный и худо-бедно сосредоточенный маг способен протащить через разрыв или тоннель себя, маггла, любой объект. Сбой навигации — расфокусировка его сознания — чреват расщеплением. Объект на выходе как бы размазывается в пространстве.

Зоны магических аномалий, возникающие хаотично по всей Британии, ведут себя так, словно в них размазано само пространство. Маленькие, но неуклонно растущие бермудские треугольники существуют по законам извращенной метафизики. Они маскируются под привычные пейзажи, однако произвольно меняют внутренние координаты; подпитываются магией, искажаются и перестраиваются. На уровне простейших бытовых чар аномалии не слишком заметны, маг списывает их на собственную усталость. Процент ошибок выше, заклятия отнимают все силы, энергия словно уходит в песок. С аппарацией хуже — результат непредсказуем. Потеряться в окрестностях Зоны ничего не стоит, привычные пейзажи зачастую оказываются миражами. Пропавших людей уже много больше, чем признает министерство.

По теории Снейпа Зоны — результат манипуляций расщепленного сознания. Разнонаправленное магическое воздействие на пространство породило неустойчивое гиперпространство. Оно, как черная дыра, вбирает в себя магию. Реконструкция позволяет приблизительно определить, когда появились первые червоточины — зародыши “черных дыр”. По подсчетам ДиЭм всё началось больше года назад. Подлинное расщепление сознания — это расщепление души, и последним тому примером был Волдеморт.

Говорят, запретная магия рвет ткань мироздания, потому и запретна. Не в морали дело, мораль — штука абстрактная, даже надуманная. Но моральные аспекты можно понять и разъяснить, а про ткань мироздания как-то даже говорить неловко. Просто устойчивое словосочетание, космогонический пустой звук, всё и ничего. Пока не порвется.

* * *

Тезисно пояснив Уизли концепцию “червоточин” и обновив разметку на карте, Драко рассказывает, как обнаружили первую Зону (окрестности Ридса): проверяли слухи о загадочном артефакте (артефактом в итоге оказалось само место), потеряли нескольких исследователей, прежде чем научились навигации в условиях аномалий.

Артур, под гнетом черных мыслей, не вслушивается, главное для себя он уже уяснил: министерство столкнулось с проблемой похлеще оппозиции, в новой игре он сам, его жена и дети — разменные монеты, которыми Кингсли расплатится с ДиЭм за помощь.

Чарльз, напротив, жадно впитывает информацию и оценивает критически:

— Раз вы столько знаете про Зоны, почему до сих пор ничего не предприняли? Просто наблюдаете, а люди пропадают.

Нейт задет, занимает агрессивно-оборонительную позицию:

— Во-первых, мониторить и картировать Зоны было совсем не просто. Забини из Ридса чудом выбрался, меня под Шеффилдом мальцы из “Гитлерюгенда” едва не грохнули. Насчет гражданских… Хогсмидскую аномалию мы сами только обнаружили. Студентов этих… Морроу и Джонс — ищем. С остальными… что, по-вашему, мы должны были делать? Сеять панику? Собирать пресс-конференцию? Раздавать брошюры про неустойчивое гиперпространство? Поближе к столице народ-то у нас образованный, а в деревнях магических вы давно бывали? Дикие люди, хуже магглов. Когда Йоркширская Зона подтвердилась, я хотел разогнать от греха жителей ближайшего селения, Морсморде вывесил.

— Так сообщения в “Пророке” о налетах Пожирателей… — перебивает Чарльз.

— Точно. Не зря старался — столичная пресса помянула неделю спустя, и то приятно. Доложил всё же кто-то. Но я-то ожидал мгновенного эффекта...

Теперь перебивает Драко:

— Нейт, прошу тебя, не надо.

— Нет уж, я расскажу!

Снейп хмыкает, забирает принесенные Уилсоном газеты и располагается на диванчике. Историю про “глухую Йоркширскую Зону” он уже слышал. Все в ДиЭм слышали.

— В общем, вывесил я Морсморде, — продолжает Нейт, — любуюсь, радуюсь, жду фурора: вот сейчас прильнут деревенские к окнам, метку увидят, ахнут, выкатятся на улицу стайкой и драпанут куда подальше. Если в сторону Зоны драпанут, я перенаправлю — выступлю из тени в маске, при параде, гаркну “Славься, Тёмный Лорд!”, они врассыпную. Что бы вы думали? Сижу в кустах, маска наготове. Час сижу, другой. Наконец выходит старикан с котомкой. По грибы, не иначе. На небо глянул, сплюнул и дальше двинулся. Ну, я прямо расстроился. Потом решил: ладно, бывает, подслеповат дедуля. Догнал его. “Простите, сэр, вы, верно, не заметили, знак смерти в небесах, приспешники Волдеморта наступают. Вы бы предупредили соседей, да сами ноги уносили. На запад лучше всего будет. А то как бы чего не случилось. Авроров я сам вызову”. Дед травинку пожевал, покивал мне, да и рукой махнул — мол, что здесь может случиться! Я громкости прибавил и на бис про Лорда, знак смерти, все дела. Он: “Глупости это, молодой человек. Выкиньте из головы. Костюм-то на вас больно чудной — никак из столицы к нам забрели. Там, верно, небылиц и наслушались. Министерская шелупонь с жиру бесится, выдумала очередную пугалку. То нацистами нас пугают, то русскими, то опять нацистами. А я вам скажу, нет никаких Пожирателей. И Волдеморта тоже. Никого нет. Одна сволочь аврорская как саранча по стране расползается. Сюда только пока не добрались, и нечего им тут делать. А если вызовете, наши вас поколотят”. Ну, я совсем расстроился. Даже за Лорда обидно стало. Маску напялил — смотри, говорю, дед, вот он я, нацист столичный во плоти, преступник, Пожиратель смерти в бегах. А он мне: “Оно и видно, что забегался — бледненький какой. Пойдем, моя хозяйка тебе сидра нальет. А с черепушками в небе ты завязывай, чего зря стараться. Народ у нас не впечатлительный. Тут по грибы пойдешь — не такого насмотришься”. Я тогда почти умолял его: “Не ходи, дед, за грибами! Опасно! Магические аномалии. Потеряешься, пропадешь. И семья твоя пропадет”. Он: “Про аномалии знаю, грибная поляна уже вторую неделю с места на место кочует. Ничего, местные все приноровились. А еcли сволота аврорская набежит, да сгинет, так и пусть!”

По ходу рассказа Паркинсона Чарльз немного расслабляется впервые за последние дни. Смотрит на отца. Нет, Артура не “отпустило”, он слишком подавлен, чтобы реагировать на басню про Йоркшир, и не придет в себя, пока не увидит Молли. Чарльз почему-то уверен, что всё действительно как-то разрешится, Снейп сумеет договориться с Кингсли, маму вернут. Идя на встречу в ДиЭм, Уизли был готов к худшему, однако задвинул свои опасения куда подальше вместе с гриффиндорской гордостью и предубеждением против экс-Пожирателей. Заверил себя, что на Снейпа и Ко можно положиться, но то было вынужденное доверие. Сейчас — другое дело. Он почти проникся к этим слизеринцам и начинает понимать, почему отец к ним привязан. Паркинсон, чистокровный волшебник, на удивление простой в общении и чем-то похожий на Сириуса из рассказов Рона, заливает про свое “хождение в народ”. Пережитый им культурный шок Уизли слегка забавляет, не более (сам-то Чарльз в глубинке бывал не раз), но непосредственность рассказчика действует обезоруживающе. Молодой Малфой, когда фейспалмит на пассаже про сидр, тоже уже не кажется Чарльзу заносчивым манерным индюком. Даже Снейп с кривоватой, но мягкой, без желчи полуулыбкой, выглядит вполне себе человеком, и Чарли против воли прощает ему недавнюю легилименцию.

А потом мелькает шальная мысль, что всё это какой-то спектакль. Или репетиция спектакля, имиджевый ход. Может, Снейп потому и приблизил к себе Паркинсона, что тот убедителен в роли добродушного раскаявшегося слизеринца, немножко авантюриста, немножко гриффиндорца по духу. Такой в меру комичный образ беглого Пожирателя удобно предъявить широкой публике и противопоставить карикатурному образу злодея с министерских листовок. Посмотрите на этого персонажа. Да, грешен, зато такой живой и даже обаятельный. Убивал людей? Не исключено, только как-то трудно себе это представить.

По окончании байки Нейт, конечно, ждет реакции. Возможно, аплодисментов.

— Что же, — интересуется Чарльз, — сидром вы в итоге угостились?

— Сидром… да. А вот грибы из Зоны есть не стал, — словно почувствовав перемену в настроении Уизли, Нейт смотрит с прищуром, и Чарльзу кажется, его сканируют. — Короче говоря, после Йоркширского фиаско мы стали ограждать Зоны отводящими чарами по периметру. Сев сначала предлагал Фиделиусы, потом передумал… после Шеффилда... В общем, думайте, что хотите, Уизли. А про Зоны не так мы и много знаем. По крайней мере, я.

— Но мистер Малфой упоминал о расщеплении сознания и этих… м-м… червоточинах.

Нейт и Драко смотрят на Снейпа, тот увлеченно листает маггловскую прессу. Объяснять берется Нейт.

— Сначала это была просто догадка. Потом Сев сделал модель.

— Мы с Нарциссой, — поправляет Снейп, не отрываясь от чтения.

— То есть… — включается в разговор Артур, — вы открыли новую Зону?

— В общем да.

— Господи, зачем?!

— Чтобы понять, можно ли ее закрыть.

— Получилось?

— М-м. Отрицательный результат — тоже результат.

Артур возвращается мыслями к Волдеморту и разделению сознания. Сложив два и два, он даже забывает на секунду о личных бедах.

— Северус, если я правильно понял про расщепление… ты сделал крестраж?

Снейп обычно не вовлекал Нарциссу в свои исследования, об основах магии они дискутировали редко, на трезвую голову — почти никогда. Тем не менее, Нарцисса очень ему помогла. Формулируя для себя концепцию “червоточин”, соединяющих пласты альтернативных реальностей, Снейп обращался к маггловской полуэзотерической литературе: от первоисточника (работ Римана) до зачаточной теории, страшно сказать, суперструн. Однако исходную идею “геометрической” трактовки подала именно Нарси.

Началось всё издалека — с живописи. Солнечным воскресным днем они возвращались с вернисажа и дегустации Пино Нуар, прогуливались по Монмартру, обсуждали модернистскую живопись. Нарцисса говорила о кубизме как иллюстрации к трансфигурации. Объект на картине существует в многомерном пространстве, мы воспринимаем только основные измерения, а художник видит и фиксирует все. Аналогично маг переносит объект в открытое его воображению расширенное пространство с дополнительными измерениями, вращает там, возвращает в нашу реальность трансфигурированным до неузнаваемости. Объект при этом остается прежним, меняется только проекция. Снейп идею оценил и позже к ней вернулся. Тогда, на Монмартре, развить мысль им помешало Пино Нуар.

* * *

Не насытившись весенним неформальным медовым месяцем, Нарцисса периодически устраивала Северусу французские выходные под предлогом какой-нибудь премьеры в Гранд-Опера или выставки в Орсе. Снейп к изобразительному искусству страсти не питал, к опере — тем более. Дремать на плече Нарциссы ему было комфортнее в родном Альберт-Холле, под орган. Особую прелесть французских выходных он видел не в культурных мероприятиях, а в том, как принаряжалась его дама, и как готично Пино Нуар подкрашивало ей губы. Пусть Монмартр вечно запружен туристами, а платаны на Елисейских полях давно пообтрепались. В маленьком черном платье, с пост-дегустационной поволокой в глазах Нарси была особенно, по-парижски хороша.

На заре их отношений (поначалу безобидно-приятельских) Снейп не замечал ее красоту. Точнее так: сразу заметил, принял к сведению, но не был сражен. Потому что был сражен другой (казалось, бесповоротно). Позднее, узнав Нарциссу как личность, он стал воспринимать ее внешность через призму характера и оценил в полной мере. Хотя магия и замедляет старение, к третьему-четвертому десятку личность неизбежно накладывает отпечаток на внешность. Автопортрет пишется сам собой поверх юношеской привлекательности. Его можно заштукатурить, спрятать как портрет Дориана Грея или просто принять как свое новое лицо.

Снейп впервые разглядел настоящее лицо Нарциссы в поворотный для обоих момент принесения клятвы Лорду и принятия метки. Историческое событие было обставлено Пожирателями-энтузиастами с подобающим пафосом: свечи, черепа. Словом, фальшивый сатанизм в антураже. Только адское пламя во взгляде Риддла было настоящим. Что до новоиспеченных Пожирателей смерти, в их глазах отсвечивала вся гамма чувств: от восторга до откровенного страха или (у Люциуса) отвращения аристократа к дурновкусию происходящего. Снейп тогда еще плохо владел собственным лицом. Мог только надеяться, что его осознаваемо низкие порывы и разъедающие душу мелкие, детские неотомщенные обиды не всем очевидны. Нарцисса оставалась закрытой книгой, но, как и Снейп, украдкой изучала, отслеживала реакции остальных. Когда задержала взгляд на Северусе, он то ли из-за эмоционального раздрая, то ли под влиянием сиюминутного импульса не стал прятаться за щит окклюменции. А ведь мог, она это знала. Ее взгляд тогда стал откровенно испытующим, и Снейп понял, что не хочет всего этого: клятвы, метки, крови. Но отступать было поздно. По окончании церемонии Малфои пригласили Северуса в мэнор. Втроем они выпили вина, поговорили о какой-то ерунде, чтобы вернуть себе ощущение нормальности. О Тёмном Лорде только молчали, и за этим молчанием ощущалось взаимопонимание, которого у Северуса прежде ни с кем кроме Лили не было.

Всё это для него померкло после небезызвестных событий, обернувшихся главной трагедией его жизни и, к негласной радости Малфоев, отходом Лорда в небытие. Потребовалось без малого десять лет, чтобы Снейп более-менее вышел из “мертвой зоны”. Затем в Хогвартс прибыл юный Поттер, мир завертелся вокруг мальчишки, заново обретая краски. Параллельно Нарцисса стала появляться на факультетских родительских собраниях. Да еще почивший Тёмный Лорд начал подавать признаки жизни. Всё циклично. Снейп вроде как официально сменил сторону/хозяина, в остальном его жизнь вернулась на круги своя примерно к третьему курсу Поттера. Твердо решив, что не задержится в Хоге, когда парень закончит обучение (только бы закончил!), Снейп и отсчет времени вел соответственно: 1й день Поттера в Хоге, семестр, год, два года Поттера! Единственной отдушиной, как встарь, были Малфои. Нарцисса особенно.

Она и сама нуждалась в отдушине: проблемы в семье. Люциус изменял напропалую. Поступившись принципом невмешательства, Снейп пытался Люциуса вразумить, но осознавал безнадежность этой затеи. Заслуженный ловелас и семьянин Малфой выслушал авторитетное мнение друга — старого холостяка, признанного неудачника в делах сердечных, и пообещал Северусу “снова кого-нибудь подобрать”. Люциус действительно не раз рекомендовал Снейпа респектабельным леди, часто своим экс, как перспективного, пусть и небогатого (зато интересного!) джентльмена с запутанной (зато интересной!) родословной, а также умением держать язык за зубами, если что (среди респектабельных леди попадались замужние).

Люциуса роль, скажем мягко, сводника не смущала. Северуса смущало многое. Он с трудом развил навык заведения знакомств без обязательств в манчестерских пабах под Игги Попа и двойной Чивас. Но это летом, и то не всегда. А так… случалось, что и появлялся на званых вечерах. Если вечера имели продолжение, старался быть с леди “интересным”, потом держал язык за зубами. Чтение морали Люциусу выглядело чистым лицемерием, вот только Северус искренне верил, что конкретно с Нарциссой так нельзя. На месте Люциуса он бы ее не предал. Вслух последнее не проговаривалось. Вообще фантазии из серии “на месте Люциуса с Нарси” Cнейп держал за семью печатями окклюменции, так что инициативу миссис Малфой пришлось проявить самой. Драко узнал (стечение обстоятельств), и долго не мог простить. Двойные стандарты: отцовские регулярные отлучки из семьи на все четыре стороны он считал, видимо, нормой.

Далее были заговор Пожирателей против Лорда, общая победа, ликование победителей, раздел победителей на “своих” и “не своих”, которых могила исправит, и уголовное преследование последних. Люциус угодил в Аврорат. Снейп пытался его вызволить и попался сам. Северуса в итоге отпустили, а Люциус погиб. Драко всю боль трансформировал в гнев, поклялся себе, что отомстит. Нарцисса держалась, хотя горевала от души. Люциус, несмотря ни на что, оставался главным мужчиной в ее жизни — после сына, конечно. Снейп вышел на свободу изрядно потрепанным, но в целом вроде бы прежним. Драко к тому времени смирился с маминым “увлечением”, мысленно принял крестного в семью. Однако пресловутый посттравматический синдром внес коррективы: желая оградить Нарси от своих новых проблем и страхов, разъедающих душу совсем как старые добрые неотомщенные обиды, Снейп подводил к разрыву. Молчаливое взаимопонимание не работало, его просто не было — Снейп прятался за щит окклюменции. В конце концов они всё же поговорили. Пройдя через это (чернейшие для Северуса моменты), разделив его боль и стыд за пережитое в Аврорате, Нарцисса от него не отказалась. Первые парижские каникулы стали ренессансом их отношений.

* * *

Когда Снейпу понадобился партнер для экспериментов в области ментальной магии, обратиться он мог только к Нарси. Она уже знала о нем худшее, только ей он доверял как самому себе.

Гипотеза манипуляций расщепленного сознания как источника аномалий нуждалась в проверке. Крестраж — столь же верный, сколь и неоптимальный вариант. Северус подошел к проблеме с другой стороны: чтобы разделить сознание, его нужно сначала объединить с чьим-то еще. Глубокая легилименция почти до потери самоидентификации и резкий разрыв.

Выслушав план, Нарцисса восторга не выразила.

— Обоюдная легилименция, слияние мыслей… уверен, что эта связь не будет иметь последствий?

— В сиамских близнецов не срастемся. Я никаких особенных последствий не ожидаю. Любое погружение в чужое сознание — временная потеря себя. Чтобы оставить перманентный отпечаток в чужом разуме, требуется особая магия, провернуть такое случайно даже я не смогу. За тебя, конечно, не поручусь. Думаешь, после эксперимента меня потянет в бутик Диор?

— Шуточка, достойная Нейта.

— Кхм. Прости. Pечь не совсем о слиянии мыслей и ощущений, скорее об их синхронизации. Это позволит скоординировать нашу магию. Обычная легилименция — процесс однонаправленный и, согласись, энергозатратный, на сторонние манипуляции маг уже не разменивается, сразу нацеливается на воспоминания. Я же предлагаю открыть друг перед другом сознание, в прошлое не проваливаться, сконцентрироваться на текущем моменте и конкретном объекте. Объект выберем попроще. Лучше что-нибудь обыденное, небольшое… вроде монетки. Разнонаправленное магическое воздействие на объект — своего рода перетягивание каната. Каждый стремится перенести его в собственное расширенное пространство (гиперпространство), чтобы там визуализировать с учетом дополнительных измерений и зафиксировать, как ты говорила, новую проекцию в нашей трехмерной реальности (время пока в расчет не берем).

— Подожди секунду… Я говорила? М-м… О боже, ты про вернисажную дискуссию! Жаль тебя разочаровывать, но я понятия не имею, в чем глубинный смысл трансфигурации. Сев, мы в тот день слегка перебрали. Ты еще приценивался к репродукции Хаима Сутина. А я пыталась через метафору объяснить сама не знаю что.

— Развертку гиперкуба.

— ?

— Тессеракт.

— Лучше не стало.

— Кубизм — художественная форма осмысления гиперпространства. Неважно. Сам иногда думаю, что разучусь колдовать, если окончательно разберусь, как именно я это делаю.

— Я просто дала волю воображению.

— Ха. Хочется верить, магия из этого и состоит. А метафору я позаимствовал. Надеюсь, ты не против… Я ведь не купил картину?

— Это была репродукция. Не купил. Достану тебе оригинал, если хочешь. Но у Сутина все работы с сумасшедшинкой, в нашу гостиную не пойдет. Даже не в том дело… Помнишь, что там? Дети на дороге. Возвращаются из сельской школы. Смазанный послегрозовой пейзаж. Кроны взлохмачены ветром. Небо светлеет, но ощущение тревоги остается. Мальчик и девочка держатся за руки, вокруг враждебный внешний мир. Мне кажется, ты видишь в этом себя и Лили. Извини.

— Эмн, я же такого не говорил? Ты права, мы перебрали. Все беды от красного вина. Склероз точно. Может, и магические аномалии. Вернемся к монетке?

— Да. Ты остановился на разнонаправленном воздействии на объект. Два мага пытаются трансфигурировать монетку. Получается…

— Так или этак, но не суперпозиция. Кто первый открыл дополнительное измерение, тот сможет завершить заклятие. Едва реальность вокруг объекта перестроена, он становится проекцией, другие теряет над ним контроль. По той же причине невозможно на ходу исправить чужое заклятие — нет доступа в гиперпространство. С помощью легилименции мы открываем общее гиперпространство, в нем объект находится под влиянием равнодействующей двух сил — твоей и моей магии. Допустим, мы поворачиваем монету силой мысли. Разрываем легилименцию, не ослабляя воздействия — монета продолжает вращаться, но оказывается сразу в нескольких измерениях, уже никак не связанных между собой. Пространство, в котором она существует — неустойчивое гиперпространство. На этой стадии проявятся аномалии. Детали и масштабы предсказать не берусь. Расставим датчики, запишем весь процесс от и до. Зона первоначально не должна выйти за пределы радиуса перемещения объекта.

— А потом?

— Посмотрим.

— То есть откроем новую Зону, ты удовлетворишь любопытство, допишешь “в стол” трактат по тёмным искусствам, и отправимся ужинать.

— Процесс закрытия представляю себе аналогично. Восстанавливаем ментальную связь, визуализируем объект в различных ракурсах, собираем их воедино, уравновешивая сам объект и пространство вокруг, фиксируем и отпускаем. Финита, трактат, ужин с меня.

— Как у тебя всё просто!

— Потому что почти наверняка ничего не выйдет. Ты верно заметила, это в лучшем случае догадка, а то и вовсе… образное выражение не пойми чего. Тебя смущает?

— Честно — меня смущает самая первая стадия.

Северус пытается не обидеться.

— Не стану я просматривать твои воспоминания.

— Они будут восприниматься как общие.

— Всё равно. Самоконтроль никто не отменял. Очистишь разум, сосредоточишься на объекте, и я гарантированно не увижу лишнего.

— М-м-м.

— Черт подери, ты ведь понимаешь, что у меня те же опасения. С кем-то другим вряд ли смогу.

— Если я откажусь, мир рухнет?

— Обязательно. И ужина не будет.

— Или ты сделаешь крестраж.

— М-м-м. Ладно уж, обращусь к Нейту.

— НET!

— ?

— То есть… тебе решать, но почему он?

Снейп озадачен реакцией. А почему бы и не Паркинсон? Нарси его, конечно, терпеть не может… и, кстати, выражает это временами чересчур бурно. В данном вопросе — не всё ли ей равно?

— Драко привлекать — последнее дело. Артура тоже, у него семья. Я бы и тебя не просил. Примем все меры предосторожности, тем не менее останется риск, что аномалии выйдут из-под контроля. Очень не хочу тебя впутывать, но иначе мы не продвинемся. Идея с легилименцией — всё, что у меня есть.

Нарцисса кусает губы, глубоко вздыхает.

— Мне понадобится омут памяти.

Ночь перед эксперментом Снейп провел в лаборатории. Соорудил из отражателей подобие клетки Фарадея во всю комнату. Вторая клетка, поменьше, должна схлопнуться вокруг объекта, если “полыхнет”. Отражатели активируются дистанционно. Сотрудников он заранее отпустил на сутки, об эксперименте предупредил только Паркинсонов. Техника безопасности требует стороннего контроля, хотя вообще-то Снейп не терпит “соглядатаев” на опытах, даже новые зелья варит один. А ну как взорвется — стыда не оберешься. С гипермонеткой может просто ничего не получиться. Ничего — это гораздо хуже, чем взрыв.

Накануне вечером Снейп аппарировал в маггловский Лондон — развеяться. Зашел в интернет-кафе, набрал в поисковике Хаима Сутина. Ужаснулся. Чем ему приглянулась эта мазня? С ментальными фокусами а-ля расширение сознания пора завязывать. И разве они с Лили когда-нибудь по-настоящему держались за руки?

Нарцисса тоже готовилась с вечера: очищала разум сначала медитацией (без толку), потом джазом (лучше), ликерами, настойкой пустырника, обзором экономической ситуации в “Гардиан”, бдительностью в “Пророке”, Севиным бренди и его же “Успехами зельеварения” (вот это сработало). Утром вырядилась как на похороны: черное платье до колен. Узкое. Помаду поярче. Может, Сев отвлечется, до легилименции не дойдет? Нет, декольте — лишнее, Нейт будет пялиться.

Северус встречает Нарциссу в лабораторном блоке, проводит в свой кабинет, распаковывает пару новеньких омутов памяти.

— Оставить тебя одну?

— Нет, всё нормально.

Она подходит к омуту, прикладывает палочку к виску, вытягивает серебристую нить, всего одну. Нить — толстая, веселенькая (искрится). Жгучее желание немедленно узнать, что там, Снейп давит в зародыше, зародыш бросает в собственный омут. Думает о Поттере, о ком же еще, и опускает на водную гладь целую связку волокон — подернутых патиной, но местами еще пульсирующих, с проблесками. Нарцисса тоже сбрасывает несколько воспоминаний. Они делают это поочередно, отслеживая реакции друг друга. Снейпу происходящее напоминает какое-то извращенное соревнование, и он останавливается первым. Два одинаковых сосуда переливаются секретами. Главное — не перепутать.

С объектом вышла накладка. Монеты ни у кого при себе не оказалось (дожили!), вариант чековой книжки отмели сразу (слишком прозаично), перо — неудобно (лови потом аномальный пух по всей комнате). Паркер? Портсигар?

Нейт предлагает брелок с голой вейлой. Нарцисса только глаза закатывает, потом снимает с пальца кольцо.

— Не смотрите так, оно не обручальное. Ношу со школьных времен. Куплено у маггловского ювелира.

Снейп проверяет — действительно, без магии. Платина, а гравировка под змейку.

Снейп и Нарцисса садятся за стол напротив друг друга. Кольцо лежит между ними, на середине стола.

— Еще раз: объединяем сознание, делаем "волчок" — ставим кольцо на ребро и вращаем вокруг оси. Вместе. А сейчас расслабься.

Нарцисса поднимает голову. Снейп любуется абрисом её губ, ласкает взглядом кожу щеки. Её серо-голубые глаза — как размытый горизонт: отяжелевшее небо сползает в океан, высота проваливается в глубину, и в глубине кипят вполне земные страсти. Никогда прежде он не сканировал Нарциссу. Щит её окклюменции складывается под его взглядом. Словно пары воды собираются в тяжелые как ртуть капли, темнеют, сливаются и отделяют сознание сплошной пленкой/пеленой — черной как нефть, под определенным углом — радужной.

Снейп умеет обходить такую защиту. Нужно поймать “радужный” ракурс, поддеть любую краску-эмоцию. Тянешь за неё, и пленка рвется точно полотно. Можно еще проще — вывернуть завесу/пелену, не разрывая. Ищешь кромку, а её нет, преграда бесконечна, как и сознание, расходится во все стороны, обхватывает тебя, замыкается сама на себя. Понимаешь, что это сфера, и ты уже внутри.

Снейп накрывает ладонь Нарциссы своей.

— Начинай ты. Или постарайся не сопротивляться. Не хочу тебя ломать.

Она делает над собой усилие и снимает защиту. Снова хмурое небо отражается в океане. Снейп фокусирует мысленный взор на линии горизонта, проецирует туда собственное отражение, достраивает перспективу и делает шаг за грань.

Серый распадается на миллиарды оттенков. Перспектива меняется. Высота и глубина, совершив кульбит, оборачиваются расходящимися потоками времени. Граница (“горизонт событий”) ускользает. В прошлое сознание Северуса погружается как в воду, а настоящее эфемерно. Через всё это невидимый, но ощутимый, пропитанный магией, проходит пласт подсознания. Оно похоже… ха, на ее парфюм. Густой “фиолетовый” аромат, чопорно-манерный как менуэт, чувственный как контрданс, с наслоениями джазовый переливов и тревожными нотками, роскошный как увядающий цветок ириса, со сладостной гнильцой. Стоп.

Основная проблема легилименции — потеря чувства времени. Чтобы встроиться в поток настоящего, синхронизировать восприятие, Снейп концентрируется на тактильном: общий дискомфорт Нарси, шелк платья на коже, холод металла застежки между лопатками, тепло его руки.

У Нарциссы сбивается дыхание. На первый план выходят ощущения присутствия Снейпа в её разуме. Словно ей выгибают все нервные дуги сразу. Щекотно, больно. Давление, теснота, пульсация его магии. Хочется какой-то разрядки. Ассоциация, в общем, ясна. Теперь эта ассоциация будет Северуса преследовать. С женщинами точно.

В поток настоящего врывается подсознание. Сосущая пустота на месте сброшенного в омут напоминает о себе — из дыр памяти веет холодом забвения. Джазовые переливы становятся беспорядочными, потом из какофонии проступает вполне конкретная мелодия — шлягер времен их молодости. Нейт эту мелодию иногда насвистывает себе под нос, как-то пытался под неё пританцовывать — очень глупо вышло, даже Нарси смеялась. Обычно с Паркинсоном она — сама сдержанность. Снежная королева.

Звук нарастает, Нарцисса нервничает. Снейп сильно сжимает её руки, думает о кольце. Ментальная связь уже прочна, зрительный контакт не нужен. Оба закрывают глаза. Так лучше. Положение объекта зафиксировано в сознании, а смотреть на него еще и в реальности двумя парами глаз неудобно, головы идут кругом. Музыка в голове Нарси стихает, сама она успокаивается, переключается на кольцо. “Пора?” Ее мысли воспринимаются Снейпом как внешний голос, не внутренний. Так не пойдет. “Рано. Ты едва касаешься моего разума. Попробуй уравнять позиции”.

Ему любопытно, как она это сделает. В тот единственный раз, когда он приоткрыл сознание (церемония перед принятием метки), Нарцисса была очень деликатна. Он чувствовал себя клавесином без крышки: играй — не хочу, разбирайся в механизме, рви и перетягивай струны. Она струн не коснулась, только тронула клавиши, и пианиссимо этого прикосновения звучало в его снах не одну ночь.

В легилименции у каждого свой неповторимый стиль. Белла, например, делает это почти эротично — словно обходит тебя кругом, оглаживает со всех сторон, дышит в шею, потом всаживает стилет под ребра и проворачивает, смакуя твою судорогу. Легилименция Нейта — удар стальным кулаком под дых. Поттер — долгая пробуксовка, разгон с места и лобовое столкновение. Дамблдор сковывал взглядом по рукам и ногам, выжигал веки, распарывал зрачок. Стоишь перед ним как заводной апельсин: ни дернуться, ни отвернуться. (Пришлось научиться слепнуть.) Тёмный Лорд, чтобы добраться до подноготной, сдирал защитные оболочки слой за слоем. Под такой легилименцией ощущаешь себя не то что голым — освежеванным трупом. (Пришлось стать чуточку рептилией — регенерировать после каждого допроса, по-змеиному сбрасывать и наращивать кожу.)

Нарцисса на этот раз действует примерно как Белла, хотя и мягче — мысленно обнимает, прокалывает сонную артерию, вливается с кровью прямо в мозг.

Сознание Снейпа — его крепость в тысячу этажей. Холл внутри напоминает библиотеку Отдела тайн после налета вандалов. Всё тщательно проанализировано, систематизировано, но местами скомкано и перемешано к чертям собачьим, разодрано на мгновения, снова склеено. Обожженные страницы минувших дней — как листья под ногами, постепенно обращаются в тлен. Страницы нашпигованы ссылками, уводящими из холла в боковые комнаты, тупики, подвалы. Надо всем стелется смог ночного кошмара, клубятся ядовитые пары фантазии. Нарцисса впитывает их, дышит новой для нее магией, и терпкий темно-зеленый аромат сливается с её насыщенным фиолетовым.

Нарцисса выдыхает медленно и звучно. Снейп хорошо знает этот рваный выдох-стон.

Голос Пэнси по громкой связи.

— Сэр, мэм, у вас всё хорошо?

Голос ее папаши.

— Со стороны кажется, что вы, ребята, тантрическим сексом занимаетесь. Сев, это не совсем так делается, отпусти ее руку.

— Нейт, исчезни, — отвечает он/она на два голоса.

Оба поражены даже не синхронностью, а внутренним созвучием. Сознание больше не двоится, оно цельное. Они открывают глаза. Различие ракурсов не мешает, наоборот — две точки зрения вполне естественно укладываются воедино. “Вот теперь пора”.

Кольцо, вращаясь, поднимается и встает на ребро. Они пробуют простейшую трансфигурацию: растяжение/сжатие; гравированная змейка съедает свой хвост. Всё получается неожиданно легко. Индивидуальная магия в сравнении с магией объединенного сознания — как сборка 3D-конструктора наощупь из плоских деталей.

“Замедляемся. Достаточно. Теперь немного расходимся, кольцо не отпускаем”. Нарцисса мешкает. Снейп чуть-чуть выталкивает её из своего сознания и отступает сам. Он по-прежнему видит объект глазами Нарциссы, но проекция в её воображении теряет для него четкость. Реальное кольцо двоится. Вращение ускоряется. Хвост змеи с гравировки отделяется от поверхности металла, закручивается, вытягивается щупальцем и делает бросок в сторону Снейпа.

— Твою мать!

— Сев! Предупреждать же надо.

— Это не я. Спокойно. Ничего не делай. Главное — не бросай кольцо.

Голос Нейта по громкой связи.

— Вы что творите?!

— Всё отлично. Пэнси, записывай колебания магического поля.

—Активировать отражатели?

— Пока нет. Вкрутим нашей змейке хвост на место.

Нарцисса ёжится даже мысленно. Снейп снова подтягивается вплотную к её воображению. Вместе они находят подходящую перспективу, чтобы свести аномалию в ноль, начинают перестраивать пространство вокруг кольца, но тут щупальце резко поворачивается к Нарси. “Не бойся!”

Поздно. Она не могла не отпрянуть. В ментальном плане тоже (инстинктивно отрезала себя от всего этого). Щит окклюменции сработал бы как гильотина, но Снейп разнес его еще в процессе формирования. Однако Нарцисса отступила из его сознания слишком далеко. Опомнившись, она сразу направила магию на объект, чтобы зафиксировать (кольцо вращалось всё быстрее). Получилось совсем раскоординированно, дергано. Объект — уже не кольцо, а переливающийся платиной клубок змей, разросся под её магией, тянет щупальца во все стороны.

— Хватит, Нарси. Бросай и отходи, — командует Северус.

— Клетка готова! — кричит им Пэнс.

Снейп делает шаг от стола, еще не отпуская объект мысленно, пытаясь в одиночку обуздать аномалию. Манипуляции даются с огромным трудом, и он тоже бросает. Подпитавшийся его магией и еще подросший клубок зависает в воздухе. Снейп нажимает кнопку активации отражателей, вокруг объекта схлопывается лазерная сеточка.

Изолированный от магии, объект ведет себя мирно. Не крутится, лежит спокойно. Лениво перебирает щупальцами по столу. Нарцисса смотрит на это с отвращением, Снейп — с умилением. За перегородкой Пэнс взахлеб комментирует показания датчиков, а Нейт восторженно матерится.

Нарцисса вжимается спиной в стену.

— Прости.

— Да ничего. Ты молодец.

— Давай еще раз попробуем убрать эту мерзость. Я готова.

Теперь Нарцисса сама инициирует слияние сознаний. На фантазии-ассоциации уже никто не отвлекается, с фокусировкой на объекте проблем нет. Они действуют слаженно. Примериваются, соображают, как распутать клубок и свернуть в исходное состояние. Снейп выключает отражатели — лазерная клетка гаснет, доступ открыт. На ощетинившееся змеиными хвостами чудовище направлена вся их магия, взаимно дополненная и преумноженная. Чудовище удается рас-транфигурировать в несколько сцепленных тороидов. Прогресс, но манипуляция сжирает колоссальное количество энергии. Снейп понимает, что даже промежуточное состояние им не уравновесить. Нарцисса на грани магического истощения. Снейп сдается.

Они сидят на полу у дальней стены, переводят дыхание. Объект опять в клетке. Снейп не думал, что будет так тяжело. Стоило единожды отпустить кольцо, и оно зажило своей жизнью, перестраивает пространство вокруг, в одиночку к нему теперь не подступишься. Ликвидировать аномалию способно, наверное, только массовое сознание. Вдвоем они хотя бы определились с подходом к обратной трансфигурации, рассчитали траекторию, даже продвинулись на полшага. На большее сил не хватило, и то это был подвиг, повторять который не хотелось бы.

Колдовать они с Нарси в ближайшие дни не смогут. Что он там ей обещал — без последствий, финита, ужин, бутик Диор? Драко узнает, будет в ярости. Впрочем, в глубине души Северус убежден, что оно того стоило. Нарцисса тоже. Пока не появились Паркинсоны, Снейп целует Нарциссу в висок. К виску прилипла мокрая от пота прядь. Под тонкой кожей бьется голубоватая жилка. А руки — ледяные. Он целует ее пальцы, растирает кисти, чтобы разогнать кровь. Сам он чувствует себя так, будто пробежал десяток миль с угробом на плечах.

Вваливается Нейт, обвешанный детекторами. Проверяет клетку. Сканирует стол, всю комнату, Снейпа и Нарциссу — чисто. Вбегает Пэнс с аптечкой. Делает инъекцию Нарси. Проверяет пульс, давление. Вливает в нее пару флаконов зелий. Снейпу тоже зелья, внутривенное, еще зелья, и вот он уже способен держаться на ногах.

Все подходят к клетке. Под отражателями объект поджал хвосты, скукожился, а теперь почти вернулся в исходное состояние. Осталось только два кольца — обычные с виду, сцеплены как звенья цепи.

— Символично, — хмыкает Нейт.

Нарцисса вскрикивает.

— Справа!

Угол стола (за пределами клетки) отливает платиной и шевелится.

— Вот черт!

— Мерлин!

— Мама!

— Салазаровы яйца!

Слизеринская четверка пятится к двери. Угол стола обвисает как оплавившийся сыр, потом, встрепенувшись, возвращается к прежнему виду, словно и не было ничего.

Все резво выкатываются из комнаты. Нейт запечатывает вход, Пэнс активирует внешнюю антимагическую клетку. Далее женщин, несмотря на протесты, отправляют по домам, а мужчины остаются наблюдать через стекло.

— Сейчас устаканится, — заверяет Снейпа Паркинсон. — Был большой магический выброс, первой сетки не хватило, но теперь-то точно порядок!

— Полный, — Снейп закуривает. — На левый угол посмотри.

Часть поверхности стола проседает наподобие лунки. Из лунки, лихо закрученное и задорно-вертлявое как крысиный хвостик, вытягивается платиновое щупальце.

Со временем аномалия не то чтобы устаканилась, но за пределы второй клетки не вышла. У Северуса и Нарциссы магия восстановилась. Всем рискнувшим заглянуть в модельную Зону еще долго мерещились где ни попадя змеиные/мышиные хвосты. А Нейт сетовал, что не взяли для эксперимента его брелок с голой вейлой (“Во была бы кунсткамера!”).

В штабе совещались почти до рассвета. Отправили сообщение Шеклболту. Снейп коротко обрисовал ситуацию по Зонам, передал координаты и первичные инструкции: Фиделиусы убрать, магию не применять, выставить кордоны, ждать техпомощи. Список требований прилагался. Первым пунктом шло освобождение политзаключенных и полная амнистия, далее — список кандидатов на место главы Аврората.

Обзор маггловской прессы выявил всплеск местечковых (а-ля “Вестник Инвернесса”) публикаций с бойкими заголовками: “Несси возвращается — теперь с крыльями!”, “Несси идет на войну!”, “Повержен, но не пойман”. В серьезных столичных изданиях — ни слова. То ли магглы не поверили (трупа же нет — поверженная Косолапка успела вернуться, прежде чем отдала концы), то ли правительство, подобно министерству магии, выбрало тактику замалчивания. Скорее первое. Масштабная чистка памяти магглам, как минимум, откладывалось.

Используя новейшее отслеживающее устройство из арсенала ДиЭм, Драко разыскал Перси. Тот на Франции не остановился, успел добраться чуть не до Канады. Молли действительно провела несколько нелегких часов в Аврорате, но в целом не пострадала. Шеклболт лично проконтролировал ее освобождение, назвал всё произошедшее с ней и Чарльзом недоразумением. На вопрос про Флитвика ответил невнятно и сменил тему. Словосочетания “обмен пленными” избегали обе стороны, так что Страйк, которого Снейп не успел толком просканировать, остался до поры в подвале ДиЭм под легким седативным. Переговоры по политзаключенным обещали быть долгими. Кингсли в принципе допускал амнистию, но просил отсрочку. Решение должно выглядеть его личной инициативой, а не уступкой оппозиции. По списку кандидатов он также взял время на размышление.

Наутро после бессонной ночи Драко собрал юристов — обсуждать стратегию переговоров, а Снейп аппарировал в лабораторный комплекс — проверить, нет ли подвижек у аналитиков.

R&D отдел (внештатные сотрудники ДиЭм, в основном слизеринцы “на учете” или в розыске) работал, на взгляд Снейпа, из рук вон плохо. Точнее так: хорошо, но мало и очень медленно. Раздувание вне-штата не помогло бы. Фирменная факультетская изворотливость ума, оборотная сторона лени, полезна в вопросах оптимизации. Вот только никому еще не удавалось оптимизировать исследования до полного отсутствия рутины, а рутинные задачи слизеринцы привыкли сваливать на других. Снейп раздражался, пытался сотрудников “строить” как в школе. Потом появлялся Драко во всем великолепии наследного магната, филантропа и просто красавца, декларировал принципы демократии, интеллектуальное братство. Сотрудники вдохновлялись и шли вразнос. Северус любил крестника как сына, не возражал прилюдно, чтобы не подрывать его авторитет — словом, всё терпел, но начинал отчасти симпатизировать авторитарному стилю Кингсли.

Так или иначе, R&D отдел был одновременно мозговым центром и сердцем ДиЭм. Как говорил омагглившийся Нейт, пока Драко и Сев воплощают две ипостаси Брюса Уэйна, кто-то в Готэме должен перебирать движок бэтмобиля. Сам Нейт в движках разбирался со скрипом, в теории магии — совсем никак. Подобно большинству магов, он просто использовал готовые, часто эмпирические формулы-заклятия, не вникая в механику процесса; вообще тяготел к оперативной работе — палочкомахательству, желательно с риском для жизни. Снейп не претендовал на объективность: всё, что раздражало его в Поттере и Ко, в случае Нейта скорее забавляло. “Cтал бы первоклассным аврором”, — думал Северус, а вслух лишь однажды поинтересовался, как Нейт попал на Слизерин. “Уболтал распределяющую шляпу, — признался тот. — Семья не приняла бы другого варианта”.

Нейт взял на себя львиную долю “полевых” исследований: осматривал и картировал Зоны, собирал магические артефакты. R&D заведовала Пэнси, выбранная за оргспособности. Не в пример папаше, она и в качестве аналитика дала бы фору многим, а всё-таки Снейп мечтал видеть на её месте мисс Грейнджер.

Естественно, Снейп не мог генерировать все идеи сам, один. Он лишь набросал вчерне теорию магических полей по аналогии с гравитационными и электромагнитными, до ума доводили коллективно. Теория поля так и осталась фрагментарной, не объясняла всех аспектов трансфигурации, не охватывала ментальную магию, Непростительные и прочее, но позволила понять закономерности преломления/отклонения силовых линий, в итоге — получить магические отражатели. Это стало прорывом, о котором Снейп не раз пожалел, первым большим успехом и испытанием: очевидный военно-прикладной потенциал разработки (почти универсальные щиты?) сулил катастрофу.

Экстремистов в ДиЭм не брали. Память о минувшей войне оставалась свежа, многие еще оплакивали погибших, а выжившим помогал фонд Нарциссы. Пусть ДиЭм разросся до масштабов микро-государства в государстве, силы Аврората превосходили диссидентскую гвардию многократно. Словом, о вооруженном противостоянии властям никто даже не заикался, и на то были тысячи веских причин, но один вселяющий надежду эксперимент перевесил их все. Наутро после тестирования отражателей сотрудники уже шептались о штурме министерства.

Революционным настроениям поддался даже Малфой. Снейп в этой ситуации отбросил игры в демократию, вместе с Нарциссой вправил Драко мозги (тот принял их аргументы после долгих споров — умом, но не сердцем). Снейп переговорил лично с каждым диэмовцем. Наслушался упреков в трусости, использовал легилименцию, нескольких реваншистов выгнал, стерев память за весь период работы в компании. Оставшиеся в добровольно-принудительном порядке обновили договор о неразглашении в формате Нерушимого обета.

“Методы сродни аврорским”, — упрекал Северуса крестник. Но Снейп пошел бы и на большее, чтобы предотвратить восстание.

— Драко, давай еще раз проиграем ситуацию. Сделаем мы эту броню, мобилизуем аналитиков-юристов-писак и двинемся на министерство. В авангарде пустим мордоворотов из твоей охраны — этого мало. На бескровный захват не рассчитывай. Даже если удастся доработать отражатели, добиться неоспоримого превосходства, гриффиндорцы не сдадутся. Пострадают рядовые защитники министерства, и о поддержке со стороны гражданских можешь забыть. При отсутствии жертв с нашей стороны это будет выглядеть как второе пришествие Тёмного Лорда. Если на то пошло, проще и гуманней устроить Кингсли несчастный случай.

— Мы это уже обсуждали. Ты знаешь, что бы я сделал с Шеклболтом. И сделаю. Легкая смерть — не вариант. Будь я проклят, сперва он испытает то же, что отец. Но за ним целая команда. Посмотри мне в глаза и скажи, что не хочешь отомстить как следует. Для начала за себя.

— Неважно, чего я хочу. Дадим волю эмоциям, и это развяжет руки остальным. Ты их слышал. Обнесешь потом мэнор вторым забором с аврорскими головами на кольях. Рано или поздно там окажутся головы Уизли.

— Ты передергиваешь.

— Совсем немного. Ты прав, дело не только в Шеклболте. Но разбираться в степени лояльности его приспешников никто не станет. Как не разбирались и с нами.

— Я же не предлагаю всех убить. Только посадить.

— У нас и так полстраны сидит, полстраны охраняет. Еще нюанс: если с этим штурмом засветим отражатели, на следующий день они пойдут “в массы”. Ничего технически сложного там нет, народные умельцы воспроизведут. Когда броня станет общедоступна, преимущество получат владеющие ментальной магией и тёмными искусствами. В основном это наши старые друзья, верные идеям Лорда.

— Они скрываются.

— Они найдутся, если Слизерин захватит министерство.

— Найдем их сами.

— И что будем с ними делать? Сдадим аврорам, посадим вместе с аврорами или примем по-братски, как полагается?

— Это. Частности. Ты сам открыл ящик Пандоры, а теперь хочешь упаковать всё обратно. Словно боггарта в шкаф заталкиваешь.

— Хорошо. Мы изобрели порох. Обязательно сразу подкладывать его под здание парламента?

— Да уж какой там парламент! Не делай из меня бомбиста. Я просто хочу восстановить равновесие. Вернуть нам наши права.

— Вернём… постепенно. Сейчас мы не готовы: нет программы реформ, политической платформы — ничего. Нашу позицию необходимо оформить и донести до гражданских, иначе это будет захват власти кучкой мятежников. Средневековье какое-то.

— Есть у меня программа.

Снейп меньшего и не ждал.

— Готов вести сотрудников ДиЭм на бойню, чтобы стать самопровозглашенным министром?

Драко явно прокручивал в уме такой расклад, и не раз. Особенно сцену торжественного приема по случаю вступления в должность.

— Самопровозглашенным — временно. До первых выборов.

— Выберут не тебя, а Поттера.

— При чем здесь Поттер! Его не слышно и не видно. Вообще исчез с политической арены.

— Он найдется, если Слизерин захватит министерство.

— Какого дьявола, Сев! Что ты пытаешься доказать — мою никчемность? И почему решаешь за всех?

— Не за всех. Только за тебя, когда это необходимо. Формально и фактически ты — наш лидер. Успокой людей. Убеди подождать ещё немного. Мы разыграем карту брони, но по-тихому. Нейт разрабатывает план побега для политзаключенных.

Драко долго молчал, потом улыбнулся совсем как Люциус.

— Прежний ты не ввязался бы во всё это. Закрылся бы в лаборатории, ставил эксперименты, результаты никому не показывал. Чистая наука ради удовлетворения собственного любопытства, а остальное — гори огнём.

— Допустим. А ты?

— Уехал бы во Францию проматывать наследство. Распивал бы Шабли в Ля КупОле с пышногрудыми галеристками, и никакой политики.

— Дальше я должен спросить, как же всё так обернулось.

— Наверное, это мама виновата с её Фондом Выживших и любовью к салонным развлечениям. По молодости устраивала у нас дома что-то такое. Ну, ты помнишь. Теперь вот салон получился подпольный, политически окрашенный, для своих. Атмосфера почти как в слизеринской гостиной в лучшие годы. Я пыжусь быть лучшим на факультете, всех обаять, выйти из тени отца. Ровесники признают мое первенство, старшие более или менее уважают. За ДиЭм спасибо папиным деньгам. Вроде бы я и лидер. Но ты — по-прежнему наш декан.

* * *

Снейп вспоминает разговор с Малфоем, закрывшись у себя в кабинете после малосодержательного отчета аналитиков и двухчасового “разбора полетов” на несвежую голову. Он пообещал Кингсли содействие по Зонам, потому что момент выдался подходящий. Для обмена обещаниями. Теперь Кингсли уверен, что у Северуса есть план, Северус всё исправит… Остаться бы в лаборатории, как говорил Драко, поэкспериментировать спокойно еще месяц-другой.

“Ресурсы, какие прежде не снились” пришлись бы весьма кстати. Для начала попасть, наконец, в Хог, кабинет Минервы, пообщаться с портретами (“совет директоров”). Консультация самой Макгонагалл тоже не помешает. Снейп давно это обдумывал, но его останавливало нежелание скомпрометировать бывших коллег. Кстати о коллегах. Судя по молчанию Кингсли, с Флитвиком они опоздали.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Диалог с Малфоем Снейп вообще-то прокручивает в уме регулярно. Возвращается мыслями к восстанию чаще, чем хотелось бы. Драко слишком молод, горяч, движим в равной степени праведным гневом и непомерным честолюбием. Не просчитывает на два шага вперед, порой вообще ни хрена не соображает. Но. Может быть, он во всем прав.

Пусть полетят головы, аврорскую гидру необходимо уничтожить.

Или возглавить.

Ночью Снейп отправил сообщение Нарциссе. Ближе к полудню пришел ответ: встреча с деловым партнером затянулась, Нарцисса еще в Марселе, рассчитывает быть дома вечером. Снейп решает позволить себе короткий дневной сон. Выпивает немного бренди, чтобы снять озноб — следствие нервного напряжения. Располагается на диванчике прямо в кабинете и набрасывает на себя шерстяную мантию.

На столе лежит записка от Шеклболта. Часом ранее её доставил в штаб ДиЭм министерский курьер, а Уилсон переправил в лабораторию. Драко точно прочел, хотя записка адресована персонально Снейпу.

“Насчет Аврората — уж лучше Вы. К.”

Снейп рассчитывал быть дома раньше Нарси. Она, конечно, голодна с дороги, а Нейтово ризотто лучше бы выкинуть. Готовить Северус не в состоянии, но в лавку по пути завернул, взял холодный ростбиф, шерри и сливки (утром Нарцисса захочет капучино). Бумажный пакет с провизией слегка намок — в Лондоне дождь.

Еще у двери Северусу кажется, он улавливает шлейф духов. В прихожей свет погашен, но на банкетке — сумочка-клатч. Он заглядывает в гостиную: на журнальном столике — папка с корреспонденцией Фонда, конверты вскрыты; проходит в спальню: на спинке кресла — плащик Нарциссы и дорожное платье. Снейп расправляет её одежду, убирает в гардероб, потом снимает свой тренч и бросает на кресло. “Где же ты?”

Свет из-под двери ванной комнаты. Снейп стучится.

— Входи!

Ванная у них отделана с претензией. Стены и пол под мрамор, “длинношерстный” белый коврик, зеркало громадное. На вкус Снейпа убранство — слегка отельное, ну да ладно. Нарцисса принимает ванну с пеной. Хороша, нет слов: локоны заколоты, голова откинута, ноги на бортике. Целомудренное ню, готовая обложка для “Vogue”. В руке у Нарциссы бокал белого вина.

— Ах. Неужели после юга Франции нужен такой релакс? Думал, тебя там Дюфрен или как его — меценат наш брыластый — катал по шато.

— Точно. Укатал. Устала смертельно.

— Вместе виноград давили? — он опускается на пол у её ног. — До изнеможения.

— Перестань. Я тебе рассказывала, что Жан-Пьер финансирует частный пансионат? Хочу устроить туда младших Забини, в Хоге их точно со свету сживут. Пансионат переполнен, но мы, кажется, договорились.

— Потом полночи слушали Жака Бреля, а утром тебя разбудил аромат лоранского пая с прованскими травами. Чего не вытерпишь ради сироток!

— Ясно. Ты есть хочешь. На кухне — камамбер.

— Спасибо.

— И много-много Рислинга. Извини, начала без тебя — отмечаю, что Нейт съехал. Ты в самом деле его выгнал?

Формулировка Снейпу не нравится, ну да ладно. Кончиками пальцев он касается щиколотки Нарси. Она продолжает:

— Временами думаю, ты меня… ценишь мое общество, но жить предпочёл бы с Нейтом. В свинарнике.

Снейп вспоминает, что не вынес коробки из-под фастфуда, что пепельница переполнена и прочее. Нарцисса продолжает:

— Выглядишь так, будто спал в одежде. Отвратительно выглядишь… Иди ко мне.

Он уже начал согреваться после улицы, стаскивает мятую рубашку. Нарцисса запускает мыльную руку ему в волосы, распутывает пряди — теперь они в пене. Вода стекает Северусу под ворот футболки. Тёплая. Приятно. Сев порядком разомлел, готов просто задремать на месте, прямо на лохматом белом коврике. Так не пойдет.

Он делает глоток вина из бокала Нарси.

Долгий рислинговый поцелуй.

— Присоединяйся уже, — она пробирается рукой ему под футболку.

— М-м.

Снейпу стыдно, но лучше трезво оценивать свои силы.

— Ах, вот оно что? Всё с вами понятно.

— Мне нужен кофе.

— Отдых тебе нужен. Идите. Спите дальше.

— Нам бы поговорить серьезно.

— Знаю, Драко изложил вкратце. Но ты, верно, уже всё решил.

— Вовсе нет, — он поднимается. — Сделать тебе чай?

— Кофе. Мне еще письма разбирать.

* * *

Он резал сыр, когда она вышла из ванной, накинув — чуть не порезался — его рубашку. Какая прелесть! Вот только… это не та мятая рубашка, не Снейпа. Была его, а на днях Нейт заграбастал по рассеянности — напялил, не глядя, что принесли из прачечной. Снейп промолчал. Он понимает: человек привык жить один, и ему плевать, в чем он. Паркинсон сам услугами прачечной почти не пользовался, оставлял шмотки в ванной, чтобы при случае освежить магией. Интересно, освежил?

Снейп улыбается, но Нарцисса чувствует подвох, и скрывается в гадеробной. Возвращается, переодевшись и подсушив волосы, берет с подоконника вскрытую пачку сигарет, щелкает зажигалкой. Снейп разливает кофе.

— Итак, — она делает глубокую затяжку, — хочешь знать, что я думаю насчет Аврората?

Он смотрит на пачку: “гостевой” Житанс, с пропиткой. “Что за день!”

— Эмн… а-а… кхе. Хочу.

— Кингсли нервничает перед выборами. Решился на ход конём, поскольку боится удара в спину от вчерашних союзников. Ты с Джулиусом Бронксом знаком?

— Нет.

— Но наслышан?

— Да не особенно. Сына его помню: Рэйвенкло, посредственность с манией величия. О Бронксе-старшем Артур упоминал как о члене теневого кабинета Кингсли. К разгулу правосудия этот кадр официально не причастен, от публичной политики дистанцировался. Отсиживался в отделе магического контроля серым кардиналом, пока не вышел в отставку. Считаешь, он ведет свою игру?

— Возможно. И его поддерживает часть чиновничьего аппарата.

— Впечатлен твоей осведомленностью. Позволь поинтересоваться, откуда информация?

— О, ты не поверишь — из дамского клуба. Светские сплетницы знают абсолютно всё.

— Даже то, чего нет. Ты удивишься — верю.

— Поправка: то, чего еще нет. Сейчас точно обсуждают твое назначение.

— Я не соглашался.

— Ты не отказался. Я бы поставила поместье со всеми павлинами на то, что к утру Аврорат перекрасят в зеленый, а половина прайда отрастит змеиные хвосты.

— Только те, у кого рыльца в пушку. Львы с рыльцами — давно уже не львы. Но вернемся к Бронксу. Если он строит планы на министерское кресло, почему затягивает? Для выдвижения кандидата поздновато, нужна какая-никакая избирательная кампания. Разве что… его протеже и так на слуху — герой войны, например. Главный герой.

— Поттер согласится?

— На что угодно, если воззвать к его чувству ответственности за весь мир. Грейнджер, кстати, тоже могла бы… Слишком умна, но такую возможность не упустит.

— Не знаю. Не уверена, что Бронкс готов к открытому противостоянию. Засветит карты, и Кингсли сразу его уберет. По-моему, он до последнего ждал, что всё как-то само решится: мы и авроры сожрем друг друга или, как минимум, ты убьешь Шеклболта.

— Нормальная позиция для чиновника. Да и не только. Неужели ты всё это вынесла из дамского клуба?

— Как тебе сказать… я встречалась с Бронксом и слегка его просканировала.

— Хм. — Снейп поражен. Когда она успела?

— Буквально перед отъездом, — Нарцисса давно уже различает все нюансы его хмыканья. — Это был ежегодный прием для глав семей, я пошла одна, потому что… м-м…

— Потому что я — не самый желанный гость на подобных мероприятиях. Всё в порядке.

— Возглавишь Аврорат, и наши снобы будут перед тобой расступаться.

— Всю жизнь мечтал. Нет, ты действительно допускаешь, что меня волнует, как они меня примут?

Снейп лжет себе. Да, его волнует. Приемы играют в жизни Нарси не последнюю роль, и для него важно быть частью этого — хоть иногда, потому что для него важно быть частью её жизни.

Нарцисса закуривает вторую сигарету. Изрядная доза, эффект продержится часов шесть. “Предупредить её, что ли? Вдруг на рассвете у мадам очередной светский раут”.

Нарцисса смотрит на Снейпа оценивающе.

— Тебе пойдет.

— Что именно?

— Власть.

Он вспоминает против воли слова Шеклболта: “…как равные среди равных. Скажете, для Нарциссы это не имеет значения? Не обманывайте себя”. Она читает его мысли без всякой легилименции.

— О Мерлин! Что ты обо мне думаешь! Я ведь просто пытаюсь тебя поддержать.

— Так, по-твоему, мне стоит согласиться на Аврорат?

— А ты настолько привык быть на вторых ролях, что предпочел бы уступить пост… даже Поттеру — даже после… всего.

Снейпу не по себе оттого, что она видит его насквозь. Да, даже после всего, когда речь зашла об Аврорате, Поттер был первой мыслью и, пожалуй, первым кандидатом. Ни с кем Северус этим не делился.

— Но разве я не должен уступить Драко?

Нарцисса смеется.

— Драко целого мира мало. Не сомневайся, мой сын еще станет министром. Пусть сначала проявит себя в роли главы госкорпорации.

— Боюсь, я перестаю тебя понимать. Скажи честно, чего ты хочешь?

— О-о. Что ж. Попробую… — она докуривает в задумчивости и морщится — видимо, появилась резь в висках.

Значит, она собиралась солгать.

— Порой я хочу, чтобы ты принес мне головы тех, кто судил моего мужа, сестру и друзей, головы тех, кто мучил тебя — головы врагов, — она начинает медленно, потом ускоряется, говорит с чувством, с жаром, — хочу этого так сильно, что в глазах темнеет. После мы бы уехали в Новый свет и начали дивную новую жизнь, а в “Новом Пророке” читали о том, как аномалии поглощают Магическую Британию. Глупо, да и не верю я в возмездие, а всё-таки кажется, аномалии — это наказание нам за то, что, пережив войну, ничему не научились, продолжаем рвать друг друга на части. Расщепление, как ты выражаешься, трещина, разделившая общество, червоточины в умах и гниение самого пространства вокруг — это та искаженная реальность, которую мы заслужили. Если армагеддон не случится, я, признаться, буду разочарована. Представляю, как смотрю напоследок в остекленевшие глаза Кингсли, пакую вещи, мы отчаливаем за океан, а здесь остается получивший желаемое Бронкс. Ты говоришь, напрасно я его осуждаю, таких как он — переметнувшихся из соображений личной выгоды, подстроившихся, просто промолчавших — тысячи. Ты прав. Но знаешь, когда на приеме в доме Августы Бронкс он со мной любезничал, я поняла, что ненавижу его больше, чем весь Визенгамот. Больше даже, чем Кингсли. Тебе, может быть, невыносима мысль о союзе с министерской братией. Аврорат? Представляю, каково тебе будет просто войти туда. Я бы хотела пойти с тобой. Да, я убеждена, что ты обязан принять предложение и всё вернуть на свои места, остановить аномалии и кровавый балаган. Никакой Бронкс, трусливая гиена, этого не сделает. А Шеклболт никуда не денется. Если Магическая Британия — выжившая из ума, но ведь не совсем еще пропащая ведьма — придет в себя, министр отправится в Азкабан или сам шагнет за Арку. Или не шагнет — это будет уже не важно. Прости, Северус, за сумбур. И что на меня нашло? Поток сознания вслух... А ты спросил, чего я хочу. Да… К дементорам Новый свет. Хочу быть счастлива здесь или хотя бы… чтобы Драко был счастлив здесь, а его дети могли учиться в Хоге, пусть даже я этого не застану. Еще хочу перестать ненавидеть. Как-то так. Соглашайся на Аврорат, Северус, и у тебя появится шанс что-то исправить.

— …Хорошо.

Нарциссе неловко за свою тираду. Разоткровенничалась будто под сывороткой, а он смотрит неотрывно. Бледный, неподвижный, убийственно серьезный. Про головы врагов было слишком. Это её слабость, её демоны, они и Северуса бьют по больному. Зачем она так?

Нарцисса берет руку Снейпа в свою. У него бешеный пульс.

— Скажи что-нибудь.

Молчит целую вечность.

— Выходи за меня.

— О боже.

* * *

Нарциссе нечем дышать. Она проходит в гостиную и распахивает настежь окно, впускает гул и шебуршение ноябрьского Лондона. Смотрит сквозь стену ливня в тусклые глаза старого города — неврастеника, который опять не сможет уснуть, будет заполнять пустоту крепким алкоголем, вистом и домашним насилием под садняще-сладостную музыку. Сев этого старикана любит. Она тоже.

Нарцисса оглядывается. Северус прислонился к дверному косяку, руки сложил, ёжится — холодно ему. Она закрывает окно, но ветер успевает забросить в комнату бурый лист каштана. Северус терпеливо ждет, пока Нарцисса успокоится, а она... была абсолютно уверена, что он не решится на брак. Вообще. Теперь уж точно. Способен сказать “всегда” мертвой женщине, но не ей — живой, несовершенной. Уверенность в его нерешительности отравляла Нарциссе жизнь. Он всё сделал неправильно. О соблюдении этикета и говорить нечего. Но и она… должна была, тем не менее, отреагировать как-то с достоинством. Что сказала бы Вальпурга! А впрочем, Вальпурга с портрета про Снейпа и его статус в мэноре знала, говорила такое — даже Нейт бы покраснел.

Сев делает глубокий вдох. Кажется, будет второй заход.

— Нарцисса Малфой Блэк, невозможная ты женщина, выйдешь ли ты за меня?

Она закрывает глаза. Остановись, мгновение. Чем бы это ни закончилось, она сохранит в памяти каждую мелочь, даже бурый осенний лист. Не к месту вспоминается Оруэлл, “Под раскидистым каштаном…” Нарцисса чувствует, как кровь приливает к щекам.

— Северус, ты говоришь это под влиянием момента? Почему теперь?

— Что, прости?

— Ты иногда — крайне редко, зато метко — принимаешь решения, руководствуясь сиюминутным импульсом, потом запрещаешь себе об этом жалеть. Ты ведь не купил кольцо.

— Да, я не подготовился. Но ты, уж извини, окончательно всё портишь.

— Так почему сейчас? Ты решился вот так спонтанно, вопреки собственным…

— Чушь. Что значит “вопреки”? Траур закончился и…

— Траур закончился месяц тому назад! — Нарцисса готова вырвать себе язык, но это сильнее её. — Мы ведь могли наметить дату заранее. Летом, например. После статей этих гнусных, после того, как нас видели вместе, все ждали, что ты это сделаешь. Ты это понимал прекрасно и должен был понять: я тоже жду. Унизительно было не слышать шепоток за спиной — меня подобное не задевает — унизительно было читать сомнение в твоих глазах. Как ты взвешиваешь за и против, оглядываешься на Артура, словно прикидывая, превращусь ли я в Молли Уизли. И ведь я, в отличие от Артура, никому не могла излить душу. Не имела права это обсуждать. Потому что я выше этого. О да, я в ужасе от того, что всё-таки говорю об этом. Наваждение, не иначе. Ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, ты выпалил предложение, чтобы отрезать себе путь к отступлению. Пока не передумал. Тем более обстоятельства благоприятствуют, положение обязывает. Займешь один из ключевых постов в правительстве, и не жениться на скомпрометированной вдове будет совсем неприлично… Что я не несу! Останови меня.

Снейп, всё еще бледный, за время монолога Нарси несколько даже позеленевший, подходит к ней вплотную, касается плеча, пытается улыбнуться, обнимает её, прижимает к себе.

— Ты права, обстоятельства сыграли роль. Летом я вспоминал те месяцы, что провел у тебя в мэноре приживалкой, положение мое было шатко, предложить тебе я не мог совсем ничего, и это, знаешь ли, тоже унизительно. Не исключено, что я снова окажусь на дне, но обещаю, мы непременно как-нибудь выберемся. Обстоятельства, те или иные, будут всегда. Мне следовало осознать это раньше. Прости за то, в какую ситуацию я тебя поставил и за то, что выглядело как сомнения с моей стороны. Просто скажи “да”.

Нарцисса опускает голову ему на плечо и молчит. Они стоят так еще одно остановленное мгновение, потом Северус отстраняется.

— В чем дело? — спрашивает он мягко.

Она опять сжимает ладонями виски, явно испытывая сильную боль. Не хочет говорить.

— Я не честна с тобой.

— Хм.

Теперь Снейп открывает окно. Курит, не замечая холода. Курит Житанс — ему уже безразлично. Смотрит через завесу ливня на облетающий каштан и слушает садняще-сладкую музыку из окон напротив.

— Расскажешь сама или мне угадывать?

Она молчит.

— Ты вейла, агент французской разведки, не натуральная блондинка?

Молчит.

Снейп понял сразу, только отказывается верить.

— Ладно, кто он?

Разворачивается к Нарциссе, хочет трясти её за плечи, кричать в лицо. Она как гипсовая скульптура, не шелохнется даже, её можно только разбить.

— Кто он?!

— Это неважно.

Снейп опускается в кресло и закрывает лицо. Когда отнимает руки, лицо серое. А так ничего, он молодец. Держится.

— Всё кончено? — спрашивает Нарцисса убийственно ровным тоном.

Пауза.

Снейп замечает лист на полу, смотрит за окно, видит пустоту. Мно-о-ого пустоты, хватит на все долгие осенние и зимние вечера.

— Северус, ответь мне, — уже срывающимся голосом, — у нас… всё?

— Нет, конечно. Просто… Я БЫЛ К ТАКОМУ НЕ ГОТОВ!

Теперь срывается Снейп. Всплеск магии, выброс — из тех, что случаются у буйных подростков — переворачивает и ломает всю мебель в комнате, разбивает стекло журнального столика, книжного шкафа, домашнего бара. Осколки летят куда придется, в том числе к Нарси, но останавливаются в полуметре от неё, чтобы потом осыпаться ей под ноги звонким мелким дождиком.

— Кто он!? Я его знаю? У вас это серьезно? Как давно? Еще продолжается?

— Нет. Это была ошибка.

— Прекрасно! Тогда и говорить не о чем!

— Позволь тебе напомнить, что и у тебя были другие женщины.

— Позволь заметить, на тот момент ты еще была замужем. Разговор этот — ужасная пошлость. Водевиль, да и только.

— Не то слово.

— И давно мы в него скатились?

— Давно.

— Что ты со мной делаешь!

— Послушай, это случилось перед Парижем. Мы тогда не спали вместе. Я же не знала, что с тобой происходит. Думала, ты меня бросаешь. За этим ничего особенного не было, с его стороны тоже.

— Ясно. Я сам виноват. Всё на этом?

— …

— Ах да, потом у нас опять обстоятельства сложились!

— …

— Тебя наш секс не устраивает? — теперь Снейп готов оторвать себе язык, но это сильнее его. Антидот он в последний раз принимал перед встречей с Кингсли, больше суток прошло. А на голодный желудок Житанс действует убойно.

— Мне вполне достаточно того, что ты не всегда валишься с ног от усталости, но с тобой бывает тяжело.

— А с ним легко! Нарси, кто он? Этот, как его — Жан-Хрен Дюфрен?

— Жан-Пьер. Нет. И прекрати, пожалуйста, у меня голова раскалывается. Словно мне в кофе веритасерум подлили.

— Сигареты.

— Что?

— Сывороткой были пропитаны сигареты.

— Ты меня отравил? Совсем с ума сошел.

— Да. Просто назови имя, и мы забудем об этом.

— Неважно, кто он.

— Но ты так упорно молчишь, что это становится важно.

— Тогда используй легилименцию. Мы оба знаем, ты разнесешь мою защиту в момент. У Северуса прилив магической энергии на почве адреналина, от гнева в ушах звенит, а Нарси смотрит с вызовом, но ее “используй легилименцию” звучит как “изнасилуй меня”, и он отступает.

Нарцисса выгребает из-под останков столика корреспонденцию Фонда и уходит в спальню. Снейп ждет, что она захлопнет за собой дверь, но нет. Он остывает пару минут, идет за ней.

Она заканчивает собирать вещи.

— Ты не должна съезжать.

— Почему нет?

— Это твоя квартира.

— Пф!

— Не уходи.

— Я же не исчезаю из твоей жизни. Увидимся завтра в штабе.

— Где ты остановишься? У него?

Она отвечает презрительным взглядом и шагает в прихожую.

Снейп медлит пару секунд, потом бросается за ней.

— Не уходи!

— Почему?

— Там дождь.

— У меня есть зонт. А еще, представь себе, магия.

— Там ветер. И музыка омерзительная. Каштан этот… развесистый.

— Сев… не заставляй меня тебя жалеть. А ведь я купила тебе подарок. Едва не забыла.

Она достает из сумочки-клатч нечто, обернутое бумагой, увеличивает до натурального размера.

— Что это?

— Оригинал. Скажи, почему мне стоит остаться?

Ждет с минуту и, не дождавшись, уходит.

* * *

Северус понимает, каких слов она ждала, только когда щелкает дверной замок. Он действительно ни разу не говорил ей этих слов, а она ему — лишь однажды, в трудную минуту, когда он взгляд не смел поднять, а она хотела его поддержать. И ведь на тот момент в её жизни уже отметился этот некто, с кем легко. Её запасной вариант. С Люциусом-то, поди, тоже бывало тяжеловато. Снейп два года проходил в “запасных”, пока Нарцисса не отчаялась наладить супружеские отношения. Отчаялась ли? О разводе никто не заикался. Останься Малфой в живых, еще не известно… Но как изумительно слеп был Люциус! Или не слеп, или они договорились, выдали друг другу карт-бланш? Снейп на такое не согласен. Пардон! Хранить в сердце безнадежное чувство к женщине, которую сам угробил, и которая уже не сможет ни простить, ни предать — это одно, а с Нарциссой ему необходимо ответное “всегда”. Или хотя бы “пока смерть не разлучит”. Вот найдется после его смерти достойный кандидат — так и быть, а готовиться к разлуке заранее — извините, чересчур. Может, у неё этих запасных — целая скамья, на первый-второй рассчитайся. Допустим, Сев чудесным образом решает проблему аномалий, миссия его будет выполнена, Кингсли, не откладывая в долгий ящик, попытается его убить. Будет ли Нарси горевать? Обязательно будет. По Люциусу горевала от души. Утешится ли она? Несомненно. Как скоро? Скоро, как показывает практика. Шеклболт, пропади он пропадом, сформулировал весьма удачно: “великую историю трагической любви вы променяли на водевиль с вдовой лучшего друга”. В яблочко! Снейп осознает, что если в ходе перебранки они с Нарси водевиль чуточку не дожали, сейчас, наедине с собой он дожимает вполне.

Осколки хрустят у него под ногами, и он перебирается в спальню. Замечает, что и там его магический выброс расколол часть мебели. Окна зато везде целы — на них диэмовская защита. Фирма гарантирует! Мелочь, а приятно.

Представляя Нарциссу на берегу Ла-Манша или в лондонском отеле с “легким человеком” в различных позах, Северус методично доламывает недоломанное. Кровать, правда, оставляет — завтрашний день обязан быть продуктивным. Давно пора хорошенько выспаться! Ха-ха-ха.

Он валится на кровать, опустошенный. Надо было сказать ей. Произнести проклятые заветные слова, которые ну никак не скатываются с языка, и она бы осталась. Стоило сказать еще после первой ночи. С тех пор у них было по-всякому: удачно, неудачно, нервно, просто роскошно, сонно и всё равно роскошно. (Нет, сонно — это никуда не годится.) И каждый раз за этим было что-то еще, что Северуса выталкивало из зоны комфорта. Она, кстати, не особенно хороша в постели. Зажата, на эксперименты не идет — не может же он прямым текстом её просить, а эвфемизмы — один другого паскуднее. Собственно, она в постели — ну объективно! — Просто Ничего Не Делает.

А, тысяча чертей! О чем он вообще? Она хороша.

Самое скверное, что она не удовольствия даже ищет, а хочет — ни больше, ни меньше — быть счастливой. Его тоже затянуло. Начал входить во вкус. Кошмар! Что она с ним сделала?

Нет, разумеется, Нарцисса — не Молли Уизли, а Снейпу далеко до Артура. Артур, между прочим — человек выдающийся. Конченый мизантроп, и при том истинный стоик. Он рассказывал, как после выписки из Мунго домашние закатили ему пати. Снейп довольно живо представляет это торжество. У Артура прозелень на физиономии и голова кружится от слабости, а Молли цепляет ему на макушку бумажную корону. Сама тоже к празднику что-нибудь эдакое накинула поверх халата. “Дорогой, ты — мой король! Ту-дуууу” — вступают духовые (пищалки, вредилки, прочее великолепие), друзья семьи поздравляют от чистого сердца. Артур с еще гуляющим по венам ядом, рваными ранами на груди и раздутым от ревеня животом, принимает поздравления, героически улыбаясь.

То, что во что превратился Северус за время, проведенное с Нарси — гораздо, гораздо хуже. Северус нового образца способен напялить бумажную корону и, не в пример Уизли, действительно не унывать. Нарцисса натурально сделала из него жизнелюба. Неслыханно. Оксюморон. А ведь Снейп и впрямь давненько не падал духом. Даже в дичайших ситуациях.

Она валялась у него в ногах, умоляя спасти её сына, и ему пришлось убить Дамблдора — благо тот не возражал. Снейп так или иначе сделал бы это для Драко, хотя это невозможное решение (как выбирать между своими родителями и своими же детьми), но суть в другом. Тогда, на Астрономической башне сразу после Авады душа Снейпа прежнего (на хер никому не нужного) должна была рассеяться, слиться с ночным небом, и весь он должен был распасться мгновенно на комья мрака и гнилое мясо. Ничего подобного. В ту же ночь Нарцисса его обнимала так, словно их души бессмертны. И снова обнимала, когда он не спас ни Люциуса, ни Беллу, зато сам бездарно выкарабкался, и Драко еще сказал: “Я рад, что ты жив”. Когда Снейпа поимели в Аврорате, казалось — ну как дальше-то? Вешаться, авадиться, горло резать — пОшло и глупо, одного раза хватило, а как освободиться от гнева и чернухи, перестать ненавидеть себя, смотреть ей в глаза — непонятно. Но она сказала: “Всё знаю, всё неважно. Люблю тебя”, и ему пришлось подниматься со дна, собирать себя из пыли. Не унывать.

Снейп распаковывает картину. Пейзаж. Кисти Хаима Сутина, разумеется. Конкретно это полотно Снейп видит впервые, но стиль уж очень узнаваем: искореженные дома, кривые тропы, выгнутые деревья, разодранный и неряшливо перекроенный враждебный внешний мир — реальность, которую они заслужили. Не хуже той картины, что его покорила, только без детей, взявшихся за руки. Вообще без людей.

Северус вспоминает, что пора бы принять антидот к сыворотке и написать Кингсли. Для отправки придется вызванивать Уилсона — сову они… он в Кенсингтоне не держит (диэмовцы давно перешли на передатчики). Северус плетется на кухню, находит запрятанный между жестянками кофе фиал с антиверитасерумом. Уговаривает себя что-нибудь съесть (довольно уже травиться зельями на пустой желудок). Камамбер от Жан-Хрена? К дьяволу. Рислинг? Туда же. Ростбиф и шерри. Шерри? Стоп. Еще не хватало запить с горя в лучших семейных традициях. А ведь он, черт подери, молоко ей купил. Заботливы-ый.

Он проверяет сообщения от Уилсона. Шеклболту можно не писать — Драко обо всем позаботился. На 7 назначена встреча с юристами, в 9 Снейпа ждут в Аврорате. Несколько писем пришло в ДиЭм на его имя, еще пара адресована им с Нарциссой. От мистера N — просит почтить своим присутствием… К дьяволу! От миссис M — приглашает на осенний благотворительный бал…

Нет, это невыносимо. А ведь Северус всерьёз собирался выходить с Нарциссой “в свет”.

“Уписаться можно”, — сказал бы Паркинсон. Северус — в свет! На бал! К сплетницам! Которые знают даже то, чего не было, а уж о том, что было, знают всяко больше его. Он уже видит эту буффонаду как наяву: “Леди и джентльмены! Впервые в нашем клубе — новая пассия Черной вдовы, господин глава Аврората, недобитый профессор, кавалер ордена пурпурного кулака (в жопе) — сэр Северус Тобиас Помпадур Снейп! Прошу любить и жаловать”. И шепоток: “Это тот, который сонный, с ног валится. Он её теперь по четвергам сопровождает. Говорит, хочет быть частью ее жизни. А тот, который пободрее, да с легким характером — пятничный — вы не поверите! — ходил на скачки угробов, свалился с трибуны. Несчастный случай — трагедь тре манифик! Но ничего, на этой неделе Жан-Хрен подменит, а там уж как-нибудь с божьей помощью…”

У Снейпа сигналит передатчик. Уилсон переслал очередное письмо — на сей раз от Слагхорна. Ну-ка, ну-ка. Снейп просматривает текст по диагонали.

“Дорогой Северус! … Я с большой теплотой… про твои первые успехи… и высочайший профессионализм… на любом поприще… коллег-то не забывай… целую ручку миссис Малфой… от чистого сердца тебя поздравляю!”

Ахххххаааха. У Снейпа истерика, и в то же время он превосходно себя чувствует. Будто снял пресловутые розовые очки, стал собой. Смех его — клокочущий, резкий — весь пропитан ядом.

Говорят, сон может длиться всего секунду, но за эту секунду человек способен прожить целую жизнь,

страдать и умереть... Кто определит, какая реальность — настоящая: та, в которой мы живем,

или та, которая нам снится меж небесами и землей в сумеречной зоне?

The Twilight Zone (1959)

Лондонская квартира Дюфрена выходит окнами на Ридженс-Парк. Никаких тебе соседей напротив и назойливой музыки. Кривые редеющие клены — как поломанные судьбы, но до спальни им не дотянуться, оголяются и леденеют на почтительном расстоянии. А в спальне мягкий свет, гравюры по стенам, коллекция винила — винтажный уют без намека на французскую фривольность. Да и сам Жан-Пьер далек от мифического Жан-Хрена (ни буйства плоти, ни мушкетерских усов). Не похож он и на карикатурного благотворителя из тех, что складывают губы в гузочку, тискают воспитанниц частных пансионатов и пахнут залежавшимся Рокфором.

Дюфрен — обыкновенный в меру ухоженный мужчина за пятьдесят. Брыли (слегка всё же набоковские — берегитесь, юные воспитанницы!) почти его не портят. Он ничего от Нарциссы не требует, не спрашивает про красные от слёз глаза, только целует в плечо, когда она (спиной к нему) снимает серьги перед зеркалом у будуарного столика. Жан-Пьер кончиками пальцев касается основания её шеи, незаметно расстегивает пуговки платья, и шелк стекает к талии Нарси, чуть задерживается на бёдрах, скользит дальше. Очередное легкое движение, и кружевное бра падает на пол. Нарцисса обхватывает себя рукой, закрываясь. Дюфрен снова целует, дышит в шею, отводит её руку от груди. Заставляет смотреть в зеркало на них обоих. Еще одно черное кружево опускается к щиколоткам, и Нарцисса, рвано выдыхая, закрывает глаза.

Она не замечает, что угол будуарного столика провисает, точно оплавившийся сыр. Не видит, как тонкое матовое щупальце выглядывает из-под воротника Жан-Пьера, а потом юрким металлическим червячком заползает ему в ухо. Не видит, что ласкающая ее рука — уже не рука, а связка тентаклей. Тем более она не видит Снейпа, который (определенно под Силенцио и Ступефаем) давится собственным криком, впечатанный в кресло, а выползший из подлокотника металлический червь обвивается вокруг его запястья, мерзко пульсирует и почему-то пищит…

“Да когда же это кончится!”

Снейп просыпается. Прямо перед его носом мерцает в темноте лихо закрученный тентакль.

“Какого…?!”

Снейп моргает. Щуп на месте, подрагивает в ответ. За ним — целый клубок змеиных колец, а дальше еще пяток сделанных накануне, да так и оставленных висеть в воздухе колдограмм гипертора на разных стадиях трансфигурации. Поодаль дюжина гиперкубов. На руке у Северуса вибрирует и повизгивает браслет-передатчик. Сообщение от Пэнс, желтый код (подвижки в лаборатории). Снейп дает себе 15 минут, отключает сигналку, машет рукой на колдограммы (те гаснут), нашаривает на полу у дивана кружку с недопитым кофе. М-м. Превосходный холодный вчерашний кофе, что ему сделается? Даже пленкой не покрылся. Хорошо всё-таки Снейп устроился! Расположился с комфортом.

Вот уже несколько ночей он спит в кабинете. Купил плед, набор белья и носков “неделька”, рубашку при случае освежает магией. Всё собирается вернуться домой за вещами, да как-то недосуг — дома одни осколки.

Появление Северуса в Аврорате (первое с тех пор, как будущие подчиненные втащили его туда под белы рученьки) прошло очень спокойно: без оваций, почетного караула, но и без улюлюканья/проклятий в спину. Наутро после ночи осколков равнодушный ко всему Снейп просто зашел через парадный вход, подписал бумаги у Кингсли, принес присягу, получил в личное пользование просторный кабинет с диваном, чудовищный красный мундир и запыхавшегося — прямиком из Канады — Перси Уизли.

Диван Северус облюбовал сразу. Думал перенести в кабинет при лаборатории, но раздумал. Напорешься раз-другой на диэмовских полуночников — разговоры пойдут, Нейт станет шуточки отпускать. А в Аврорате всем плевать, что шеф на посту круглосуточно. Бдит, не иначе.

Поначалу в просторном кабинете он чувствовал себя как в камере. Мундир сгодился ему вместо пледа. К утру жизнь наладилась, Перси — прирожденный Дживс! — разбудил ни свет, ни заря деликатным, но получасовым (до победного) стуком в дверь, из ничего соорудил омлет. На второе утро принес, бестактный рыжий черт, шампунь и расческу, проинструктировал насчет аврорской душевой.

Прямые свои обязанности (секретарские) Перси также выполнял “c опережением” и в целом был незаменим. При Шеклболте он фактически управлял Авроратом. Административная работа — это ведь, прежде всего, кадровые вопросы, вопросы логистики, поставок и финансирования. (Щедрый на обещания Кингсли под “ресурсами, какие не снились” подразумевал, очевидно, стадо баранов на зарплате и немыслимого размера госдолг) А еще были отчеты, протоколы, донесения — словом, бумаги. Много бумаг. Хоть самолетики из них складывай, как в министерстве.

Неотложные дела Северус, естественно, разгреб. Обновил каналы связи и средства навигации, составил план-график патрулирования Зон. Выяснилось, что в окрестностях Шеффилдской зоны процветает мародерство. Скучающее местное население потихоньку растаскивает с брошенной базы набравшиеся аномалий аврорские табельные устройства. Особо предприимчивые даже пытались продать диковинки диэмовцам.

Хуже всего, что мародеры подтянулись и с маггловской стороны. Они называют себя сталкерами. Аврорский патруль пришлось усилить отрядом стирателей памяти. Старшей Снейп назначил мисс Стиллс. Та командование приняла охотно, со Снейпом теперь держалась уважительно, и вообще они сработались.

Всё бы ничего, только Шеклболт приоритетные задачи Северуса видел иначе. На волне предвыборного популизма ИО министра сформулировал стратегию ПОПиТП: полная открытость, порядок и технологический подъем (“Именно в такой последовательности!”). Снейп пункты 1 и 2 стратегии находил слегка взаимоисключающими.

— Как вы это себе представляете, Кингсли? Экскурсии для дошкольников по Отделу тайн?

— Опять, Вы, Северус, передергиваете. Открытость — это прямой диалог с населением. По общим вопросам. По вопросам безопасности — в первую очередь.

В приемную службы внутренней безопасности действительно выстроилась очередь из активных граждан. Сохранившие остатки благоразумия граждане от Аврората держались подальше (диалоги — только между собой, на кухоньках, под заглушающими чарами), а среди активистов преобладали городские сумасшедшие.

В этот трагический для ПОПиТП момент Кингсли забрал Уизли обратно в министерство. В порядке компенсации прислал Снейпу аж двух персональных ассистентов: спичрайтера и стилиста-имиджмейкера.

Молодцеватые юноши Северусу сразу же не понравились. Услышав о профориентации помощников, он фыркнул, покопался в мусорной корзине “свежая пресса”, плюхнул на стол пачку газет и журналов.

— Ваше художество? — спросил он стилиста, выуживая из стопки “Ведьмополитен”.

На обложке красовался новый проект аврорской униформы. Всё черное (любо-дорого), двойные молнии на погонах. Парень-модель еще сдвинул набекрень кожаную фуражку и кокетливо помахивал аврорской дубинкой.

— Вы не одобрили красный мундир. Сэр.

— А когда я успел одобрить гей-парад с наци-косплеем? Так, с вами всё ясно…

— Постойте! Позвольте! Сэр. Мы лично вам подберем индивидуальный стиль. Классический английский воротник, вот здесь вытачку. Ах, рубашка у вас пообтрепалась. И каре я бы укоротил. Вот здесь…

— Не трогайте меня!

— Пардон. Я еще массаж отлично делаю. С маслом пачули — “бодрящий” и другой, с мускусом — “вдохновляющий”. Господин ИО министра сказал, мы с Майло полностью в вашем распоряжении.

— Простите, сколько вы получаете?

— Пятьсот галлеонов в месяц.

— О-о…

Снейп мучился, изыскивая средства на пенсии вдовам павших авроров, хотел, грешным делом, списать в утиль совсем ослабевшего умом Страйка, а тут выяснилось, что у Снейпа на довольствии штатная единица — массажист для вдохновения.

Единица меж тем не сдавалась.

— Или вот ванны с лавандой — “расслабляющие”.

— Достаточно, молодой человек. Свободны.

— Можно, я заявление напишу “по собственному”?

— Можно.

Стилист, презрительно повиливая задом (“Не очень-то и хотелось. Ты вообще не в моем вкусе, урод носатый”) двинулся было к двери, но Снейп его окликнул.

— Я ведь еще две недели могу распоряжаться вами, кхе, по своему усмотрению?

— Ну.

Снейп выложил на стол несколько монет.

— Пачку Ричмонда, пожалуйста. И банку растворимого кофе.

Спичрайтер позволил себе ухмыльнуться.

— Теперь вы, — повернулся к нему Снейп, раскрывая “Пророк” на статье “Бдительность — всему голова”.

Спичрайтер сник.

— Ваше художество?

— Сэр. У меня дом заложен. Жена молодая. Матушка хворает. Хоть я на Рэйвенкло учился, вы были моим любимым преподавателем!

— Да неужели? Майло… Ченовит, верно? Вы же еще школьником открыли в себе литературный дар. Не зачитаете что-нибудь из раннего, лирического? Про летучую мышь и воббл-червя, например. Мы с вами, кажется, последние ценители изящной словесности в этих стенах. Авроры (солдафоны, что с них взять) даже фразу “руки оторвать этому писаке” трактуют исключительно буквально. Кстати, напомните, этот… лавандовый наш что заканчивал?

— Шармбатон… Сэр, Я еще кофе могу варить! Натуральный, с пенкой, по бабушкиному рецепту. Довести до кипения, но не кипятить…

— Достаточно. Довели уже. Натуральный — это замечательно. Себе сделаете, вам нужнее. Приемная для активных граждан дальше по коридору, дни открытых дверей — вторник и четверг. Поздравляю, мистер Ченовит, вы — рупор власти, он же приемник жалоб и предложений. К прямому диалогу с населением можете приступить. Пусть дежурный выдаст вам мундир для солидности… старого образца. Да, уж извините, сколько вам Кингсли платил?

— Э-э… сто пятьдесят в месяц.

— Если с диалогами обойдется без скандала, поднимем до двухсот.

— Но что я им скажу?

— Для начала вы их выслушаете, внимательно так. Заметки можете делать. Прытко пишущее перо у вас… наверняка в наличии. Если граждане начнут требовать ответов на животрепещущее — рассказывайте как на духу. И про матушку свою, и про бабушку. Про залог тоже не забудьте — все тяготы жизни. Ну а если совсем в затруднительном положении окажетесь — заверните им, так и быть, про бдительность.

* * *

У Снейпа опять пищит браслет. Отведенные на раскачку пятнадцать минут истекли. Надо как-то подниматься. Шея ноет и плечи… вот откуда Ступефай во сне — жестковат диван. Окончательно продрав глаза и одевшись, Северус просматривает в сотый раз свои расчеты по гиперкубу и аппарирует в лабораторию.

Неужели господа директора собрали тессеракт?

“Совет директоров” состоялся накануне утром. Перед этим Северус посетил Хогвартс, обсудил аномалии с Макгонагалл, просил разрешить перевезти в лабораторию четыре портрета для эксперимента.

Выбрал тех, кто ладил между собой, и с кем у него более-менее сложились отношения.

Декс Фортескью — весельчак, либерал, директорствовал в начале века. Наблюдателен и, если обстоятельства вынуждают, чертовски изобретателен. Всего за 50 лет портретного бытия нашаманил себе флян с чем-то наподобие огневиски. Величайшее достижение в плоской магии, между прочим!

Финеас Блэк. Спорная кандидатура. Вспыльчив, себе на уме. Очень помог Северусу с Поттером и ко во время войны. Непредсказуем. Типичный Блэк.

Армандо Диппет — предшественник Альбуса в Хоге. Человек многих достоинств. Прозорлив, щепетилен во всем, что касается морали, разбирается и в магии, и в людях. Крупно просчитался один единственный раз — с Риддлом. Не Снейпу его судить.

Четвертый, конечно, Альбус.

Джентльмены вместе с Макгонагалл прослушали лекцию Снейпа про расщепление и обратную трансфигурацию гиперобъекта при моделировании устранения аномалий. Макгонагалл в основном впечатлилась теоретической стороной вопроса.

— Северус, это революционный взгляд на трансфигурацию. Ты обязан опубликовать свои труды.

— Рад, что ты оценила. Ключевая идея, однако, не моя — миссис Малфой-Блэк.

Альбус прищурился лукаво, но промолчал. Блэк улыбнулся гордо: “Наша девочка!”.

— Согласен с Минервой, — вступил Диппет, — теория исключительно смелая, в каком-то смысле даже поэтичная. Вы, Северус — романтик от науки. Но напомните, кто эта почтенная леди Малфой?

— Полагаю, Армандо, — вклинился Фортескью, — это та почтенная блондинка, что пару раз заходила скрасить Севино директорство.

— Минуточку! — Блэк потемнел лицом, насколько позволял портрет.

— Он тогда нас всех за ширму убрал и Силенцио повесил. А вас, Финеас, загодя отослал на Гриммо малышню караулить.

— Ах ты, мерзавец! Полукровка вонючий! Ты мне чистоту рода не порть! — Блэк, презрев законы физики и метафизики, запустил в Снейпа плоское, но проклятие.

— Мальчик мой, — Альбус, наоборот, обподмигивался.

— Сев! Женись на ней, — веско заключил Фортескью.

Тут уж пришлось вмешаться Макгонагалл, и в голосе ее звенел металл.

— Джентльмены! Минус сто баллов вашим факультетам! Северус собрал нас, чтобы обсудить детали эксперимента. Согласились участвовать — ведите себя прилично.

Снейп поставил на стол в центре комнаты небольшой черный куб, верхнюю плоскость закрепил прилаженным к потолку металлическим стержнем, погасил внешний свет, активировал куб заклятием, и боковые грани выдвинулись, высветились, причудливо преломляясь, отбросили на портреты разноформенные блики.

— Итак, господа. Перед вами аномальный гиперкуб. Для нас с Минервой это всего лишь развертка гиперкуба (тессеракт). Я скомбинировал его с двойной камерой обскура. Внутри — мой Люмос, для его проецирования на ваши портреты использована та же технология цветопередачи, что традиционно применяется в магической живописи. Соответственно, всем, что попадает в вашу плоскость, вы можете управлять. Под двойным действием камеры я подразумеваю прямую и обратную связь — внутренняя поверхность черного ящика светочувствительна. Когда вы перемещаете блики, перевернутые изображения внутри камеры обскура также сдвигаются. Ваша задача — собрать Люмос в точку, сложить гиперкуб, закрыть черный ящик, что в рамках предложенной модели эквивалентно закрытию неустойчивого гиперпространства.

Портреты некоторое время молчали. Альбус легонько толкнул подсвеченную грань со своей стороны, та покорно повернулась, встала на ребро, сложилась, но одновременно выдвинулась, преломленная, уже со стороны Армандо.

— Чувствую себя как недоучка, сдающий СОВ, — заметил Диппет.

— Это не экзамен, — вздохнул Северус, — это задача, аналогичная той, что я не смог решить в трехмерном пространстве, и на вашем месте точно бы не решил один бы в двумерном. Но вас четверо. Объедините усилия. Скоординируйте свои действия. Используйте… легилименцию.

— Совсем рехнулся, кретин носатый, — снова вскипел Блэк. — Мы — портреты, какая легилименция?

— Да уж какая есть, Финеас. Плоская.

— В нас вообще магии нет!

— Есть её отпечаток, проекция. Декстер же наколдовал себе бутылку.

— Северус, я её с группового портрета гоблинов… украл.

— Ну, раз профессор Фортескью в одиночку сумел обчистить гоблинов, вчетвером искаженный кубик Рубика вы уж как-нибудь соберёте. Думайте, господа флатландцы. А я вас покину. Снаружи дежурит мисс Паркинсон, доложит, если у вас наметится прогресс.

— Снейп, стой!

— Да, Финеас?

— Ты хочешь, чтобы мы склеили наши отпечатки… остатки… жалкие крохи магии в нечто объемное, что воздействует на внешний мир. Значит ли это, что мы можем — пусть не сейчас, потом, в той или иной форме… выйти из портрета?

Снейп не хотел отвечать, лишать Блэка мотивации. За него это сделал Дамблдор.

— Финеас, мальчик мой, нет и еще раз нет! Это, во-первых, невозможно, а во-вторых, чревато. Даже думать не смей.

— Какой я тебе мальчик, педрила гриффиндорский! Да я тебя старше на сам уже забыл сколько лет!

В таком вот далеком от единения состоянии Снейп и оставил покойных коллег. Подвижек в обозримом будущем не ждал, но ошибся. Недооценил Хогвартскую четверку. Всё-таки лучшие умы своего времени.

* * *

Снейп заходит в лабораторный комплекс. Его встречают сонный Драко в мантии поверх халата; взъерошенный, попахивающий коньяком Нейт; Пэнси, которая просто не ложилась, отдежурив сутки, и Макгонагалл — собрана, одета с иголочки, экспериментаторский блеск в глазах.

— Джентльмены повернули куб, — докладывает Пэнси, — а пока вы собирались, почти задвинули вторую грань.

Драко и Пэнси остаются у пульта записывать колебания магических полей, наблюдать с экрана. Северус, Нейт и Минерва идут в комнату с портретами, по пути их нагоняет Нарцисса. Снейп её не то чтобы не ждал — ждал, а всё равно оказался не готов. После ночи осколков Снейп и Нарцисса пересекались по минимуму, каждый вечер он думал, что забыл, как она выгладит, и теперь тоже видит будто впервые. С растрепанными волосами (спешила), без макияжа, в домашнем свитере — она ослепительна. Снейпу стыдно за свои мысли в ночь осколков и сны, преследующие с тех пор.

Нарцисса коротко ему улыбается.

— Ты не против, я присоединюсь? Эксперимент века, очень бы хотелось присутствовать.

Как он может ей запретить?

Комната с портретами. Директора на приветствия не отзываются, заняты — к третьей грани приступили. Пока суть да дело, Нейт берет Нарциссу под локоток, отводит в сторону. Снейп, не удержавшись, бросает им вслед самонаводящуюся бусинку-прослушку (апгрейд удлинителя ушей).

— …смурной, и ты тоже сама не своя. Что у вас стряслось?

— Нормально мы общаемся, не заметно?

— Хочешь, я с ним поговорю?

— Нет! Ты уже достаточно сделал. Держись подальше и от него, и от меня…

— Северус, прошу прощения, ты не слушаешь. Я тебе мешаю контролировать эксперимент?

— А? Нет. Извини, Минерва, не проснулся еще… Что ты говорила?

— Что конкретно произойдет, когда наши коллеги соберут тессеракт?

— Ничего особенного. Игра бликов прекратится, камера обскура закроется и погаснет. Модель без спецэффектов. Сам не понимаю, зачем мы здесь столпились.

— Не сочти за малодушие с моей стороны, но ты уверен, что это безопасно? Говорят, ваше с миссис Малфой предыдущее моделирование прошло эффектно, однако не совсем удачно.

— Поэтому я снизил размерность модели. Сам собрал и разобрал этот кубик. Аномальным он кажется только на плоскости, нам совершенно ничего не грозит. Я уверен.

— Хорошо. Я полностью тебе доверяю.

Макгонагалл произносит это с теплотой в голосе. Снейп уже и забыл, что профессор на такое способна. С момента убийства Дамблдора они не общались, а последний год, считай, не виделись. Северус скучал.

— Да, всё хотела спросить — наконец случай представился, — продолжает Макгонагалл. — Ты ничего не слышал о Филиусе? Он должен был давно вернуться из внеочередного отпуска, на письма не отвечает. Ты теперь имеешь доступ…

— Боюсь, не смогу помочь.

У Минервы во взгляде — ни подозрений, ни осуждения, одна растерянность, и ложь дается Снейпу тяжело, будто он под сывороткой.

— По слухам Флитвик пропал в Зоне.

Портреты сворачивают третью грань. Диппет и Фортескью переглядываются весело, даже Блэк доволен.

— Будет тебе, Снейп, кубик Рубика. Плоская легилименция — тоже легилименция, а Дамби-то наш — озорник. С Декстера огневиски на всю компанию!

Последняя грань на стороне Дамблдора, на трех портретах она уже вырождена в линию. Прежде чем повернуть ее, Альбус смотрит в глаза Снейпу, и у того мороз пробегает по коже.

— Не надо, Альбус! Не вздумайте! Никто не знает, что будет.

— Может, еще одна объемная смерть. Надеюсь, окончательная, и больше уже ничего.

Дамблдор шагает за грань гиперкуба.

“Ничего — это гораздо хуже, чем взрыв”, — вспоминает Снейп собственную глупость и, повинуясь внезапному импульсу, активирует отражатели за долю секунды до того, как ударная волна сбивает его с ног.

Ощущения как при контузии. Звон в ушах, проблемы с координацией. Остальные в похожем состоянии, неловко поднимаются. Внутри лазерной сетки, обхватившей полкомнаты, зажато и бьется, отчаянно бьется облако черного пламени. Пространство вокруг перестроено.

Снейп делает шаг назад. У него кружится голова. Аппарировать не удастся, да и магия еле теплится.

— Все живы? Мы идем! — голос Малфоя по громкой связи.

— Нет, Драко, назад, — отвечает Нарцисса, наблюдая, как натягивается и вот-вот порвется сеть отражателей.

— Папа! — голос Пэнс.

— Драко, держи ее, — это уже Нейт.

— Кто-нибудь осилит щитовые чары? — интересуется Снейп.

Отражатели плавятся.

Снейп собирает остатки своей магии в щит и бросает его Минерве, Нарциссу просто закрывает собой; не видит, что Нейт закрывает, насколько это возможно, их обоих. Магическое пламя вырывается из клетки и выжигает комнату.

* * *

Пэнс и Драко в защитных накидках подбегают к двери. Облако уже рассеялось. Дверь вынесло ещё первой волной, видны черные погнувшиеся стены, золы нет. Драко боялся, что потеряет сознание, если почувствует запах паленой плоти.

— Жди здесь, — говорит он Пэнси, но она не слушает, и Малфой ступает следом.

Явных ожогов, как от натурального огня, ни у кого нет, даже одежда цела. Макгонагалл пытается встать, а Драко, вместо того чтобы помочь, зажимает себе рот, сдерживая дурноту — всё-таки кожа местами треснула и разошлась. Пустяки, конечно, целители с этим справятся.

Драко делает шаг к Нарциссе и Снейпу. В бедро Снейпа воткнут оплавившийся металлический штырь (тоже пустяки). Сев опирается на локоть, перекатывается на спину. Теперь видно Нарциссу — она двигается, судорожно вдыхает, поворачивается. Жива! Водит руками по телу Северуса, словно не верит, что он цел. Главное — сама цела. Слава Мерлину.

Нейт.

Был ближе всех к клетке. Лежит ничком, в спине какие-то пластины. Обломки металлического стола, что ли? Пэнси вырвала осколок, кровь хлынула. Теперь Пэнс одной рукой зажимает отцу рану, другой трясет его, хочет повернуть лицом к себе, ощупывает шею, запястье, ищет пульс. Рыдает.

С нетронутых портретов на почерневших стенах на Паркинсонов смотрят ошарашенно Диппет, Фортескью и Блэк. Четвертый портрет выгорел дотла, зато на месте отражателей и камеры обскура — полностью сложенный светонепроницаемый куб. Огромный — в человеческий рост. Драко дрожащей рукой наводит на него детектор. Показания невнятные. Внутри — или ничего, или обскур.

Всё было отвратительно. Начиная с погоды на Скае, где аврорский патруль отгонял сначала овец от аномальной травы, потом пастухов — от аномальных овец. (За Снейпом послали, когда не сработали отводящие чары, и табельный навигатор дал дуба.) Это, впрочем, пустяки. Реальными проблемами может обернуться стычка с маггловской полицией под Шеффилдом. Напрасно Кингсли оттягивает объяснение с премьером. Эдак в следующий раз авроров встретит нацгвардия.

Разговор с Драко про апгрейд экипировки для экспедиций в Зоны прошел отвратительно. Нельзя, видите ли, по мановению волшебной палочки НИИ/КБ со скромным производственным комплексом превратить в завод-конвейер. Опытную партию выдали, и слава Мерлину. Постулированный Кингсли технологический рывок требует средств, однако прибыль свежеизбранный министр перераспределил во славу государства под чемпионат мира по квиддичу. Услышав о Нимбусе с турбодвижком, Снейп позеленел. Драко решил, наверное, что ему плохо из-за травмы. Промолчал, но позже с курьером прислал в Аврорат трость. Вычурную такую — ручка серебром отделана. Трость Люциуса. Северус распаковал, узнал, накатило всякое. Хорошо, он на тот момент уже один был.

А Драко вообще-то молодчина, и Пэнси поддерживает. (Так поддерживает, что Астория съехала из мэнора.)

Даже кофе кажется Снейпу отвратительным.

Утренний эспрессо он традиционно выпивает в кабинете, пролистывая газеты. Завтрак аристократа: кофе, анальгетики и порция жареных фактов. На страницах еженедельника некоего Чарли Э. изгаляются карикатуристы. Снейп магических комиксов про себя не видел со времен Хога, отвык, расслабился. А тут целый разворот посвящен тому, как министр и глава Аврората подписывают условный пакт о ненападении. Пока один, склонившись над столом, выводит витиеватую закорючку, другой шустренько аппарирует ему за спину, в экспресс-варианте (двадцать пятым кадром) совершает, скажем так, акт надругательства и возвращается, чтобы в свою очередь нагнуться над столом. “Концептуально, но банально”.

Дальше интереснее: глава Аврората в образе одноногого пирата (художественное преувеличение — до ампутации не дошло, хотя оплавленный магией металл пришлось выдирать с мясом). Шлюпка под флагом с Морсмордре держит курс на Альбион. В шлюпке помимо носатого пирата — белобрысый юнга (надутый и серьезный, но в коротких мальчишеских портках), разодетый как вождь папуасов губошлеп-негр с рыжим попугаем на плече, а также похожая на портовую представительницу древней профессии блондинистая мадам.

Снейп бросает “художества” в камин и раскрывает вышедшую из подполья “Придиру” (её теперь финансирует Бронкс, если верить агентуре в дамском клубе). На первом развороте — пламенное эссе о фальсификации итогов выборов (кто бы сомневался), далее прогноз обострения конфликта с магглами (плохо!) и (еще хуже!) разбор просочившейся информации об экспериментах ДиЭм. Добротный такой разбор. Снейп бы поставил “выше ожидаемого”. Он зовет Майло.

— Устройте мне встречу с Грейнджер.

— Мисс Гермионой Грейнджер? Оу. То есть да, сэр. Разумеется. Она как раз на днях прорывалась к вам на прием.

— В самом деле? Отчего же не прорвалась?

— У мисс Грейнджер активная жизненная позиция. Вы дали понять, что моя задача — ограждать вас от подобных людей.

— Черт подери… что вы ей сказали?

— Ничего. То есть всё по инструкции. Даже до бдительности дошло.

— У-у.

— Сэр, помните, вы обещали поднять мне жалование до двух сотен?

— Ченовит, ну мы же оба знаем, что вы не идиот, а нахальный, довольно сообразительный мерзавец, который только прикидывается идиотом по долгу службы.

— Сэр, моя матушка…

— Ладно, я подумаю! А вы… подумайте над этим! — Снейп бросает Майло “Придиру” и аппарирует.

В приемной Шеклболта Перси пытается его задержать.

— Сэр, у господина министра выдалось тяжелое утро. Он… не в духе.

— Отлично, значит, мы с ним поймём друг друга.

Перси сдаётся, докладывает по внутренней связи, и Снейп хромает в кабинет.

У Шеклболта на столе тот же набор газет, еженедельник Чарли скомкан. Перехватив взгляд Снейпа, министр мрачно улыбается.

— Успели ознакомиться?

— Картинки посмотрел.

— Заказывали свободную прессу — получите, рас…

— Расписались уже. Это не пресса. Такое в школе на партах рисуют. Нельзя ли это как-то пресечь?

— Просите меня использовать административный ресурс? — снова кривит губы Шеклболт.

— Н-нет. Но хотя бы… кто таков треклятый Чарли Э.?

— Мистер Эббот — разносторонне одаренный молодой человек. Пока не переключился на коллажи, куплеты и политические фельетоны, мечтал об аврорской карьере, несколько лет подряд подавал заявки на стажировку.

— Надо было его брать!

— Мы бы с радостью — аттестат у юноши подкачал.

— Кхе. Не продолжайте, я вспомнил.

— Тролль по зельям — вот незадача. Так что молчите, Снейп, и терпите! Но шут с ним, с Эбботом. Вы “Придиру” откройте. Там действительно. Беда.

— Я разберусь. Переманю Лавгуд в “Пророк”.

— И всё же домыслы-спекуляции никуда не денутся, пока мы не выступим публично и сами не ответим на острые вопросы. Нужна совместная пресс-конференция. Продемонстрируем открытость и сплочённость. Покажем, что у нас общий курс.

— И что мы в одной лодке. Под флагом.

— Я, собственно, уже всё решил. Конференцию проведем в Атриуме. Даже Малфою вашему идея понравилась. ДиЭм спонсирует.

— Ну, ещё бы. Драко весь Атриум распишет своими инициалами.

— Устроим сначала репетиционный брифинг. Стратегию выработаем. Я пришлю мисс Стиллс вас подготовить.

— Но…

— Никаких “но”, я настаиваю. Если у вас на этом всё…

— Вообще-то я пришел обсудить квиддич.

— Ох, Пушки Педдл в этом сезоне разочаровывают.

— Нет, Кингсли, не отвертитесь. Отзывайте заявку на проведение игр, я настаиваю. Чемпионат нам, во-первых, не по карману…

— Зато какой имиждевый ход!

— Во-вторых, с учетом аномалий невозможно гарантировать безопасность.

— Северус…

— Точно нет.

— Хорошо, теперь-то мы закончили или будут еще требования?

— Отдайте мне Перси.

— Точно нет. Дальше.

— Бюджет Аврората.

— Ну, голубчик, зачем же мы будем окончательно портить друг другу настроение из-за подобной мелочи.

— Вот именно, что мелочи.

— Отправьте запрос в экономический отдел.

— Ах, запро-ос. Кингсли, мне нужны галлеоны, а бумажные самолётики и так в изобилии. К экономистам я вполне могу отправить Майло — ребята быстро найдут общий язык.

— Я думал, Ченовит теперь ваш пресс-секретарь.

— В том, что касается непродуктивных бесед, он универсальный солдат. Ваша школа.

— Школа, Снейп, у нас у всех одна. Весьма показательно, что предыдущий директор этого дурдома слинял от ответственности даже из посмертия — куда-то в гиперреальность, если я вас верно понял, и чуть не угробил попутно директора действующего.

Вообще-то предыдущим директором дурдома был Снейп, но развивать тему он не намерен.

— Резюмирую: срочно решайте вопрос с чемпионатом, затем мы пересмотрим бюджет, — Снейп направляется к двери.

— Северус! Постойте… Как там Паркинсон?

— … Плохо.

— Не вините себя.

Снейп временами забывает, что ненавидит министра.

— Хотите по душам, Кингсли — скажите мне правду. Даю слово, это останется между нами. Что стало с Флитвиком?

— Я его не убивал.

Снейп временами ловит себя на том, что хочет Шеклболту верить.

— Филиус жив? Если мозгоправы слегка перестарались (перегибы на местах, бывает), так я, возможно, сумею что-то исправить. Где вы его держите? Мерлина ради, мы из государственных денег платим одним и тем же шпионам, чтобы шпионили друг за другом. Чем демонстрировать сплочённость на камеру, давайте один раз сэкономим. Где Флитвик?

— Профессор Флитвик пропал в Зоне. Разве не это вы ответили Макгонагалл?

Снейп уходит с чувством восстановленного равновесия в храме ненависти и презрения.

Презрение в основном к себе.

* * *

Паркинсон уже сутки как очнулся, а Снейп с ним не поговорил. Успеется. Врачи считают состояние пациента стабильным.

Уточнение: стабильно тяжелым. Нейта перевели в интенсивную терапию, но реанимация не то что наготове — всегда при нём. Магия заставляет сердце биться, она же удерживает мелкие осколки от попадания в кровоток. Автономно, без магической подкачки Нейт нежизнеспособен.

Ещё в первую ночь после катастрофы Снейп поднял на уши весь госпиталь и выдернул из командировки лучшего британского хирурга (бедолага сопротивлялся, пришлось арестовывать), а Нарцисса пригнала на консилиум заграничных светил. Посовещавшись, светила нашли, что оперировать нельзя.

Конечно же, Снейп cнова примчался в Мунго, едва прочел оповещение “пациент в сознании”. Допросил дежурного врача (“Нет, перспективы прежние; пациент хорохорится, всех сестричек смазливых склеил, но вы не обольщайтесь”), в холле встретил душераздирающе обнадёженную Пэнс. Она как раз освободила палату, уступила Нарси. Снейп не стал мешать — минут пять наблюдал, незамеченный, через приоткрытую дверь, как Нарцисса гладила Нейта по волосам, улыбалась в ответ на вымученные остроты, смеялась даже, глотая слёзы. Никогда при Снейпе Нарцисса с Нейтом не смеялась. Разве что сто лет назад, еще до ареста Люциуса… нет, до ареста Снейпа… нет, незадолго до Парижа.

Они все вместе выбирали Нейту временное пристанище в Лондоне. Тот примеривался к маггловским реалиям, тосковал по своему поместью, покойной жене, старым добрым временам при Лорде (до первой войны), когда все были молоды, и будущее сулило нескончаемые соблазны, насвистывал шлягеры тех лет, хорохорился, но мимоходом сетовал на тяжелую жизнь вдовца. (А ведь Снейпу Нарцисса прямо запретила давить на жалость.) Тогда, в начале весны, Нарцисса ещё не знала, что Нейт перед ней, Люциусом, да и Северусом виноват — в ситуации Чарли Уизли сломался, условно говоря, на втором списке. Но потом-то она узнала, вроде бы не простила окончательно, что, впрочем, не помешало… А уж как мадам протестовала, когда лишенный временного пристанища Нейт напрашивался в Кенсингтонскую обитель! (Совсем, выходит, не верила в собственную стойкость.) Но Сев молодец, право на вписку товарища отстоял.

В общем, смотрел Снейп из больничного коридора на Нейта и Нарциссу, смотрел и прозревал. Даже злиться на них он не мог. Злость, обида (“Ну ты, Северус, и олень!”), убийство — это всё будет потом, если Нейт каким-то чудом выкарабкается.

“Только б ты выжил, засранец.”

* * *

Остаток дня Снейп прорабатывает тактику отлова сталкеров. Бессмысленное занятие, как и всё затыкание дыр в заборах вокруг Зон. Ему бы сосредоточиться на экспериментах, потом собрать отряд легилиментов для экспедиции в “первородную” Зону (неясно пока, которую) и силами объединённого сознания зафиксировать пространство, как это сделали портреты. “Дочерние” Зоны предположительно закроются сами — расчёты показывают, что все они (исключая модель) связаны, параметризация искажений магического поля дает повторяющийся набор констант. Аномалия на Скае — раздутое щупальце аномалии исходной, которая змеится в невидимом измерении, то тут, то там прокалывая магическую реальность. Выглядит это хаотично, но должно сложиться в единого “обскура”, если угадать ракурс. Снейп пытается составить под координаты Зон некий магический “тензор Римана” — ничего не выходит. Он не в состоянии разобраться в собственных расчетах. Вот если бы Нарцисса подключилась (как тогда, с моделью).

А ведь тогда, с моделью, получилось “эффектно, но не совсем удачно”: задачу не решили, зато наворотили новых аномалий. Снейп радовался самодельной Зоне как ребёнок, не знающий страха. Потому что обошлось без жертв.

Снейп уже в принципе согласен на сеанс обоюдной легилименции с кем угодно, только кто угодно не годится. Глубокая легилименция требует определенного взаимопонимания, готовности снять барьеры. Детей привлекать нежелательно. Диэмовская молодежь из R&D отдела по меркам Снейпа — в основном дети. Да, рано повзрослевшие, съевшие свой пуд соли, и тем не менее. У половины гриффиндорство в жопе играет, как у Нейта. Нейт, впрочем, подошел бы. Флитвик подошел бы. Артур не разберётся в технической части. Минерва, напротив, тензор оценит, но… у неё и так после опыта с портретами шрамы на лице.

Всё-таки Драко? Нет, точно не он.

Всё-таки Нарцисса?

Только не она.

Северус как гонщик-лихач, сотни раз проходивший виражи на кураже, а потом попавший в первую крупную аварию. Страх его парализует. Он уже никому не предложит место рядом с собой. Вот разве что Кингсли. Этого не жалко, и с этим наметилось, страшно сказать, извращённое взаимопонимание. Но втолковывать господину министру про тензор придется долго, а государственные дела не ждут, меморандумы лежат неподписанные. Северус тоже, стоит признать, погряз в текучке. То у него инструктаж оперативников, то летучка со стирателями памяти, вечером вот совещание по сталкерам.

С совещания, однако, Северуса забирает (довольно бесцеремонно) мисс Стиллс — готовиться к конференции.

Они запираются в кабинете Снейпа.

* * *

— И всё же, сэр, ваша оценка работы временного правительства. Есть ведь положительные аспекты?

— Пригласить меня — это… это был сильный ход.

Мисс Стиллс хмурится, шагает по комнате взад-вперед (“нервное?”), ступает неловко (“ноги, что ли, болят?”).

— Вы тоже ничего, — добавляет Снейп, проникнувшись сочувствием к страданиям девушки (“а ведь молода еще для артрита”), — в смысле, ценный кадр.

— Прошу прощения, вы позволите, я сниму туфли? Каблуки убивают.

— Эмн. Конечно. Да вы садитесь! А лучше разойдемся. Вы сделали что могли.

— Нет уж. Давайте так: отвечаете коротко и в меру обтекаемо. Успехи есть — в кадровой политике, например, а отдельные ошибки, просчёты — неизбежность. Вы затем и примкнули к команде господина министра, чтобы способствовать искоренению недостатков.

— Чистая правда, если не вдаваться в подробности.

— Не вдавайтесь. Вопрос задаст представитель “Пророка”. Запомните, первое слово — ему. Да, очередность сможете выбирать. Отобьётесь сразу, и больше к этому не возвращаетесь.

— Должен признаться, я из корреспондентов “Пророка” никого кроме Майло в лицо не знаю.

— Мистера Ченовита не будет. Вы его уже засветили как рупор власти.

— Кто там у нас ещё… — Снейп выуживает из мусорной корзины пачку газет. — Вот на передовице мистер Диллидженс с манифестом… мать моя женщина… “Вдарим пурпурным кулаком по магическим аномалиям”. Знакомый стиль. Диллидженс — часом не творческий псевдоним? Есть еще мистер Харникот с опусом “Народного врага узнаешь издалека”. Это как, интересно? Народный герой — ясно, а…

— Да, тут Ченовит сплоховал.

— Мистер Стентон — “Гласность — всему голова”. Всё, я понял. Подсадите нового человека?

— Найдём кого-нибудь. Чтобы вам проще было его опознать, вырядим… ну, допустим, в зеленый джемпер.

— С большой зелёной кнопкой “пуск” на груди. Хорошо. Мистер Смит моим ответом удовлетворится, но остальные тему подхватят.

Мисс Стиллс поднимает очки на лоб, делает отрешенное лицо (“мозгошмыги в голове”).

— Полумна Лавгуд, еженедельник “Придира”. Профессор Снейп, какова ваша позиция по вопросу амнистии? Политзаключенных освободят?

— Пустая формальность. Содержать — накладно, пытать — утомительно. Давно уже всех распустили под домашний арест и честное пожирательское.

— Сэр!

— Ладно, ладно. Переадресую господину министру.

— Верно. Так держать, сэр!

— Да, так я, пожалуй, продержусь.

Стиллс сдвигает очки на нос и приторно улыбается. Снейп узнаёт ушедшую из “Пророка” в свободное плавание акулу прыткого пера.

— Независимый корреспондент Рита Скитер. Господин глава Аврората, ваше увлечение идеями Того-кого-нельзя-называть — ошибка юности мятежной, или возможен новый откат к национализму?

— Все справочные материалы на эту тему вы найдёте в серии послевоенных публикаций “Профессор Снейп — ангел или демон?”.

— Напрасно вы шутите, сэр. Не надо этого. Прокомментируйте слухи о фальсификации итогов выборов.

— Я не обязан комментировать слухи. Если оппозиция располагает доказательствами, пусть предъявит. Пока опровергать нечего.

— А массовое Империо?

— Даже и не знаю, кто на такое способен. Народный враг хлипковат, тут скорее внешний требуется. Происки русских, не иначе.

— Русских?

— Или хитрый план исламских фундаменталистов. Такой, с элементами жидомасонского заговора.

— Сэр, не шутите завтра. Совсем.

Стиллс окончательно выходит из образа. Расстроена, согнулась в кресле, трет лодыжку.

— Могут спросить про ваши травмы.

— Неудачный эксперимент. Да кому это интересно!

— У главы оборонного ведомства не бывает неудачных экспериментов. Скажете, в Зоне зацепило. Нет, я имела в виду травмы, полученные, когда вы были под следствием. Шрам на шее. Бронкс слил информацию о том, что вы после недели в СИЗО горло себе резанули. Получается, мы вас довели.

— Нет, что вы. Это я от несчастной любви. Но почему “мы”? Себя причисляете.

— … Я участвовала в расследовании. Вела ваше дело.

— Вот как? Приказ или сами напросились? Не ваша ведь специализация. Не беспокойтесь, про заключение скажу, обращались со мной пристойно. С мадам Лестранж тоже (пока не убили).

— То был несчастный случай.

— Весь Аврорат — сплошной несчастный случай.

— Сэр, попытка суицида — это очень плохо. Характеризует вас как человека психологически неустойчивого.

— Какой есть. После войны, пока не угодил к вам, я никому на глаза не попадался. Допустим, шрам — прощальный подарок от Тёмного...

— Не называйте его так.

— Сами-знаете-какого-Лорда. Да и не спросят об этом. Могу свитер надеть с высоким горлом.

— Наденьте лучше костюм. Сэр. У вас есть “другой костюм”? В этом пиджаке вы были на похоронах отца.

— ?! Откуда вы…

— Говорю же, вела ваше дело. Наблюдала за вами… несколько лет.

Стиллс поднимается с кресла, снимает очки. “Всё равно похожа на учительницу. Пучок этот. Прямой пробор вовсе её не красит”.

— Сэр, вам бы выспаться перед конференцией. Здесь диван жесткий.

“Поразительная осведомлённость! Шеклболт что, прямо тут её… Диван — на свалку, Кингсли — мерзавец”.

— Господин министр, когда ваш пост занимал, работал допоздна, изредка оставался ночевать в кабинете, потом жаловался на боль в шее. Массаж помогает.

Сев пару секунд пялится на тощие колени Стиллс, потом закрывает глаза, мысленно нагибает её над столом...

— С маслом пачули, пожалуйста. “Вдохновляющий”.

Она теряется.

— Вы хотите, чтобы я… ?!

— Нет! Мерлина ради простите, я не то имел в виду.

Теперь она мешкает.

— Доброй ночи, мисс Стиллс.

Медленно надевает туфли, забирает со стола конспект.

— Доброй ночи, сэр.

Уходит, покачиваясь на шпильках. Туфли у неё скрипят.

* * *

Снейп уже собирался укладываться, когда постучалась Нарцисса.

— Сев?

Он сдергивает плед, бросает за диван. Выхватывает из корзины первые попавшиеся газеты, накрывает остатки ужина — аврорский сухой паёк. Идти за нормальной едой Снейпу было лень, а Майло он отпустил пораньше — к матушке, бабушке, жене-молодухе и чертям собачьим.

Нарциссу встречает колдограмма гипертора, которой Северус успел добавить опцию термосенсора: щупальца тянутся к теплокровным объектам. Нарси шарахается в сторону, потом презрительно щурится на колдограмму, и та гаснет.

— Развлекаешься? Лучше бы к конференции готовился. Мисс Стиллс ко мне заходила, передала, что тебе нужна помощь, — Нарцисса извлекает из клатча коробочку, увеличивает до натуральных размеров и оставляет у двери. — Это на завтра.

— Армани? Разве я не должен быть ближе к народу?

— Костюм неброский, — оценив общую бардачность кабинета, Нарцисса задерживает взгляд на заваленном бумагами столе. — Насчёт народа: куда уж ближе, “Квиддич сквозь века” читаешь. Ты действительно пытался соблазнить мисс Стиллс?

Она смотрит без ревности (какое там!) — с сочувствием. Докатился, мол. Что дальше, к бывшим студенткам начнешь приставать?

— Я не понял, у вас в дамском клубе каждые полчаса собрания?

— У Стиллс был странный вид — то ли мечтательный, то ли обескураженный. Я слегка ее просканировала. Осторожно, она не заметила.

— С её-то квалификацией. Безобразие.

— А ты виртуозно не отвечаешь на вопрос.

— Готовлюсь к завтрашнему мероприятию. С мисс Стиллс вышло недоразумение. Я пошутил неудачно.

— Прошу тебя, завтра так не делай. Если пройдет “неудачно”, это негативно скажется на всех нас — на ДиЭм. После встречи с прессой Драко устраивает приём в штабе для финансовых тузов. Затем корпоратив для сотрудников — небольшая вечеринка в твою честь, заодно отметим выход компании на новый уровень.

— Вечеринка — замечательно. Это ничего, что Нейт при смерти?

— Пэнси считает, он идет на поправку.

— Ох.

— Мне тоже всё не нравится, но Драко решил твердо. Мы и так откладывали. Сотрудники работали как проклятые последние месяцы, хотят праздника. До Рождества можем не дотянуть. А Нейт… почему ты его не навестил?

—…

— Северус!

—…

— Всё равно поговори с ним.

Промучившись сомнениями ночь, на рассвете Снейп аппарирует в Мунго.

У Паркинсона пергаментное лицо, катетер, грудь облеплена датчиками. В зубах пережеванная незажженная сигарета, в глазах — тупая коровья обреченность. Напротив него в кресле — женщина неопределенного возраста, губы поджала совсем как Пэнси, когда злится; буравит Паркинсона взглядом и… вяжет.

— О! Сев! — Нейт чуть не выпрыгивает из постели, но тут же шипит, сжимает зубы, давит стон. — Агнесс, ко мне друг пожаловал. Оставьте нас, сделайте милость, и дверь за собой прикройте. У меня после ланча процедуры, так что вы, уж пожалуйста, сегодня больше не утруждайтесь.

— Друг? Ну-ну, — женщина обжигает Снейпа неприязненным взглядом.

— Мэ-эм, — Снейп на всякий случай почтительно, как ему кажется, кривит физиономию и отступает, пропуская леди.

Когда за ней захлопывается дверь, Нейт преображается, даже лицо розовеет.

— Это теща твоя? — догадывается Северус.

— Она, родимая! Дежурит, пока Пэнси спит, чтобы я не скопытился без присмотра. И я, знаешь, под таким надзором уже готов. Нет, ну какова, а? Агнесса Кларисса Хук. Что с левой, что с правой хук внушительный. Меня ненавидит люто. Дочурку, говорит, не уберег, теперь и внучку мою под монастырь подводишь своими “выкрутасами”.

— Кхе. Про выкрутасы — вали на меня.

— Уже. Так что ты это… берегись. А с другой стороны, могло быть хуже. Вот как подумаю про Друэллу. В смысле, Люциус-то рассказывал. Хотя, на фоне Вальпурги...

Снейп пытается представить Нарциссу в старости, вспоминает свою мать в зрелые годы. Тоже характерец тот еще.

— А моему папане Вальпурга бы понравилась.

— А он ей — категорически нет.

— Знаю.

— Да ты не стой столбом, располагайся. Вижу, тебя тоже зацепило, — Нейт сдвигается, и из-под покрывала показывается уголок журнала “Вейлы в бикини”. — Принес чего?

— Чего это я должен был принести? Тебе ж нельзя.

— Наоборот! В моем положении уже всё можно.

— Болван.

— Ну хоть развлеки меня байками про государственные дела, которые тебя так задержали. Драко растрезвонил, что у вас с Кингсли сегодня брифинг и фотосессия, а в ДиЭм потом пати, уже и стриптизерш заказали.

— Вот выпишут тебя, будет пати.

— Нет, не вздумай пропускать. И ребят не расстраивай, они заслужили хорошую пьянку. Обещай, что повеселишься за меня. С Нарси потанцуй.

— Нашел танцора.

— Как у вас вообще? Я зря, что ли, хату освободил? Назначьте наконец дату, а то смешно просто.

— Обхохочешься.

— Будь мужиком!

— Молчал бы, скотина.

— Что?

— ...

— Сев. Ты придурок. Она тебя любит.

— Да иди ты к дьяволу.

* * *

Атриум раскрашен по Стендалю. Два полотна за сценой: на правом не совсем аккуратно (с потеками) выведено красным “Magic”, ниже — проекция монумента “Магия — сила”; на левом — строгое черное “Defense” и логотип компании. На сцене два кресла, микрофонов нет, обещаны самонаводящиеся звукоусилители. Скамьи для прессы и зрителей расставлены полукругом. Журналистов с бейджами — человек пятнадцать (собралась всякая шушера вроде “Голоса Свободной Магической Шоталандии”), остальные в основном “активные граждане”. Группы поддержки, министерская и диэмовская, кучкуются в правом и левом углах от сцены, соответственно.

Прооравшись на Стиллс по поводу оформления зала (слышно даже через Силенцио), Кингсли в пурпурной мантии с эполетами (парадное аврорское ретро) плюхается в кресло под “кровавой” магией. Снейп в неброском от Армани занимает место под чернушной защитой.

— Я этого так не оставлю, — шепчет Северусу Кингсли, показывая себе за спину.

Плохо настроенные звукоусилители разносят его слова по всему Атриуму.

— Поддерживаю предложение господина министра о сносе монумента, — заявляет Снейп, развернувшись к публике.

Пресс-конференция начинается.

Зеленоватых джемперов в первом ряду несколько, и Северус уступает право выбора корреспондента Шеклболту, далее — по очереди. Вопросы в основном к Снейпу, министр еще в предвыборных речах успел наболтать больше, чем редакторы и читатели способны вынести. Много вопросов по Зонам. Северус отвечает коротко, по существу, когда есть что сказать, и пространно-обтекаемо, когда нечего. “Всё под контролем”, — переводит его Шеклболт. За конфликт с магглами и ПОПиТП отдуваются оба. Технологический подъём — дело наживное, что такое “ПОП” Cеверус забыл, но в целом он новый курс одобряет, особенно инициативу по амнистии политзаключенных. Кингсли эту подставу предвидел, подготовился.

Про Снейпов шрам и попытку суицида спрашивает Скитер (кто еще стал бы в таком копаться). Северус отвечает: “Без комментариев”. “Нет, вы как публичная фигура обязаны…” “Лорд наградил, — сдается Снейп, а потом добавляет: — при Тёмном Лорде, по крайней мере, допросы по проводились в приватной обстановке”. Cтиллс и Нарцисса синхронно закатывают глаза, Кингсли просто смотрит с укоризной.

— Ещё двое, и заканчиваем, — объявляет Драко.

Кингсли, поколебавшись, дает слово неохваченному зелёному джемперу.

У Снейпа пищит передатчик.

— Туан Эрнест, “Интернешнл Мэджик Экспресс”…

Снейп все-таки проверяет сообщение. Оповещение из Мунго: “У пациента резкое ухудшение… сейчас оперируют…”. Буквы расплываются.

— … Верно ли, что пострадавшая от репрессий семья Малфой поддерживает дуумвират? Вопрос скорее к господину Снейпу, но я вижу, глава означенной семьи присутствует и, может быть, ответит лично.

Драко делает неуверенный шаг вперед. Внутренняя борьба отражается у него на лице. Нарцисса его удерживает. Снейп замечает в её руке включенный передатчик и понимает, что она тоже прочла.

Нарцисса поднимается на сцену.

— Да, мой муж — достойный человек, много рисковавший ради общей победы, пал жертвой политических репрессий, — плохо настроенные усилители добавляют дрожи в её голос. — Он будет реабилитирован посмертно.

Она подходит к креслу, встает у Снейпа за спиной.

— Призываю сограждан сделать выводы, но оставить прошлое в прошлом. Мы пролили свою реку слёз, теперь просто хотим мира и безопасности. Мы… я лично — полностью на стороне Северуса.

Публика замирает, когда Нарцисса кладет руку Снейпу на плечо. Он, не поднимая глаз, находит её ладонь и слегка сжимает. Щелчки колдокамер, вспышки фотоаппаратов.

Драко подбирает оставленный Нарциссой передатчик, читает сообщение, бледнеет.

— Всё, последний вопрос!

Снейп почти ничего не видит перед собой. “Cконцентрируйся”. Две руки — девка в первом ряду (кажется, от “Ведьмополитена”) и парень прямо за ней (тоже, вроде бы знакомая рожа). “А, неважно!”

— Молодой человек во втором ряду.

— Сэм Джордан, “Квиддич сквозь века”. Сэр, почему чемпионат отменили?

У Снейпа опять пищит передатчик. “Да сконцентрируйся же! Продержись еще минуту. Чего они хотят? Квиддич? Какой к дементору квиддич!” Кингсли вопросительно, с нарождающимся негодованием лупит глаза и беззвучно шевелит губами. Стиллс тоже что-то подсказывает.

— Этот вопрос я переадресую господину министру, — соображает Сев, и Кингсли багровеет, насколько позволяет тон кожи.

Объясняться про чемпионат он не собирался. Ступор?

— Денег нет! — рявкает министр после секундного молчания, потом набирает побольше воздуха в грудь, намереваясь, видимо, уточнить про расходы на аврорскую экипировку и прочее Снейпово транжирство, но плохо настроенные усилители окончательно вырубаются.

Всем спасибо, занавес.

* * *

После конференции Кингсли оттаскивает Снейпа в импровизированную гримерку, держит за грудки, брызжет слюной.

— Эрнеста этого нашел, бабу свою подключил! А ведь я тебе доверял! Слышишь меня, Сев? Доверял!

Снейп слышит, но ни слова не понимает, оглядывается на неплотно прикрытую дверь, в редеющей толпе высматривает Нарси.

— Кингсли! — он сбрасывает с себя руки министра, толкает в грудь, может быть, слишком сильно, — Прости. Давай потом. Всё потом.

На выходе из Атриума Северуса отлавливают авроры. Колдодрон засек маггловских егерей в Ридсе. Далеко забрели, движутся прямиком к эпицентру Зоны. Снейп заставляет себя вникнуть, просматривает видео, проверяет координаты, раздаёт инструкции. Ближайший патруль на перехват, связь держать непрерывно. Если опять проблемы с навигацией — оставаться на месте, ждать указаний.

* * *

Добравшись, наконец, до Мунго, Снейп никого не застает возле операционной. В коридоре у палаты Нейта Пэнси сгорбилась на скамейке, опирается локтями о колени, лицо прячет в ладонях. Агнесс гладит её по спине, приговаривая: “Всё будет хорошо”.

Подходит дежурный врач.

— Пациент потерял много крови и магии. Нет, доноры не нужны, мисс Паркинсон и миссис Хук пожертвовали достаточно. Операция прошла успешно. Своими силами обошлись, без “светил”. Окончательно будет ясно, когда (если) пациент выйдет из наркоза. Вам не обязательно ждать здесь, сэр. Мы сообщим. И вообще — выдохните уже!

Снейп выдыхает и вообще — оседает на пол.

— Спасибо.

— Пока рано, но шансы хорошие. Тихо-тихо. Ну что же вы! Аккуратнее, нога. Мы латали, старались.

— О Господи. Спасибо!

— Мистер Малфой просил передать, что вы должны в ближайшее время показаться в штабе.

— Идите, — говорит Агнесс, обнимая Пэнси, которая по-прежнему ничего вокруг не замечает, — идите, я с ней побуду.

— И вам спасибо.

— Да не за что. Этот мерзавец мне, как-никак, не чужой.

— Нарцисса не появлялась?

— С миссис Малфой случилась истерика, — отвечает дежурный врач, — потом эмоциональный срыв и ещё одна истерика. Потом она закурила в коридоре, и мы её выгнали. Вернется, никуда не денется, или встретитесь в этом вашем штабе.

Выйдя на воздух, Снейп первым делом закуривает. Нарциссы нигде не видно. Разминулись, значит.

* * *

На приеме для финансовых тузов Драко в ослепительно-белом костюме порхает от одной группки гостей к другой, поддерживает все беседы сразу, раздает комплименты дамам. На дамах чуть ли не кринолины с перьями/рюшами. Снейп, утром казавшийся себе Бондом в новых шмотках, понимает, что в этой компании сойдет за официанта; вглядывается в щебечущих, уже порядком набравшихся “рюшечек” — те сливаются в сплошной курятник. “Она бы не успела переодеться. Простое серое платье”.

Звучит ласкающая и убаюкивающая фоновая музыка. “Cry me a river, — выводит Джули Лондон, — сry me a river. I cried a river over you”.

Снейп отлавливает Драко.

— Се-е-ев, — Малфой элегантно нетрезв и трогательно счастлив, — нормально сегодня держался. Орёл. Но без маман ты ничто.

— Где она?

— В лабораторном блоке. Там сабантуй пораньше начали. Леди и джентльмены! — Драко поворачивается к гостям. — Минуточку внимания…

— Драко, нет!

— Заткнись, ты здесь свадебный генерал. Гости дорогие! Разрешите вам представить, хоть он в представлении не нуждается — герой дня без галстука, сооснователь ДиЭм, господин глава Аврората, мой дорогой крёстный, наконец. Северус Тобиас…

“Помпадур Снейп”, — заканчивает про себя Сев и, осклабившись, пятится к выходу.

Чудом не сталкивается с официантом, которому гора изысканных закусок на подносе перекрывает обзор. Кринолиновый курятник и смокинговый пингвинятник, дружно ахнув (не волнуйтесь, леди и джентльмены, закуски целы!), смещается в том же направлении. Поддержав поднос и коротко раскланявшись с прислугой, Снейп змеёй выскальзывает за дверь.

Следом, шумно отдуваясь в жабо, выплывает Слагхорн.

— Северус, голубчик, куда же ты? Я так рад, так рад! Ты не осерчал ли на меня? На письмо-то не ответил, совсем зазнался, а?

— Виноват. Всё прочел, тронут, польщен, не забываю. Тебе тоже не хворать.

— Северус, я “Клуб Слизней” возрождаю. Если как-нибудь заглянешь…

— Как-нибудь — непременно.

Снейп включает передатчик, озабоченно хмурит брови. “Егерей перехватили. На базу вернулись благополучно. Полный порядок, полная открытость и технологический подъём!” Собственно, он это уже читал.

— Извини, Гораций, вынужден тебя покинуть. Дела госуда-а-арственной важности.

— Верно, верно. Не смею задерживать. Северус, ты — честь и совесть нации!

* * *

Конференц-зал лабораторного комплекса ходит ходуном. Музыка слышна даже на улице, звукоизоляция и Силенцио не держат. “Пиксиз”, — узнает Снейп. “Where is my mind”. Маггловщина, но классика. Слизеринцы притерпелись — не Ведуний же слушать.

Внутри мигающий зелёный свет прорезает уютный мрак, накурено — хоть дубину тролля вешай. В самом тёмном углу народ разбился на парочки: одни танцуют, другие просто влепились друг в друга. Сотрудники постарше оккупировали диваны — методично, с комфортом надираются, некоторые совсем готовы, можно выносить. Ближе к стойке Забини, забравшись на стол, перекрикивает… теперь уже Эуритмикс, провозглашает тосты.

Нарцисса между диванами и танцорами, на границе мрака и полусвета. Прислонилась к стене, в руке — бокал красного. Серое платье в мерцающем кислотном свете кажется клубным, алая помада — чёрной. Зеленые блики ритмично разбегаются по волосам.

“Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree”.

— За нас! За Слизерин! — орёт Забини, ползая по столу.

— У-у! Слизерин! — вторит еле живая, но по-боевому настроенная молодёжь.

Биндж дринкинг — вообще национальная беда. Сейчас ребята отрываются за полгода корпоративной трезвости и, может быть, на годы вперед.

— За декана!

— У-у! Да-а! За декана!

С потолка сыпется переливчатое магическое конфетти.

Нарцисса поворачивается в сторону Снейпа, смотрит ему в глаза — через мрак, слёзы, конфетти, “sweet dreams”, алкоголь, боль и дым. Поднимает бокал и выпивает до дна.

— Снова за декана! — не унимается Забини, — Северуса нашего Снейпа! Чтоб разогнал гриффиндорскую сволочь и еще наподдал!

— Да-а! Наподдал!

Нарцисса прыскает, а Забини плавно сползает со стола, и на его место карабкается Крэбб (примерно в той же кондиции). “Cтоп. Он ведь шеф секьюрити. Кто охраняет всё это непотребство?”

— Джентльмены! — начинает Крэбб торжественно, — Уф, Мерлинова борода, все ж свои. Братцы! Вам привет от босса! Присоединиться Драко не может — добывает галлеоны нам на следующее гульбище. Но душой он с нами. Подарок нам организовал в аврорском стиле. Прошу внимания! Ну-ка, девочки, силь ву пле.

Включаются верхний свет и Депеш мод. Двери распахиваются. Под бойкий проигрыш колонной по двое в зал маршируют стриптизёрши. Аврорский стиль — смешанный: фуражки от формы нового образца, красные мундиры — старые, лихо укороченные (проглядывают черные кожаные труселя). Девушки выстраиваются перед барной стойкой (але-парад), и на втором “reach out and touch faith” мундиры падают на пол. Соски у девушек заклеены аврорскими знаками отличия.

Нарцисса хохочет. Снейп протискивается к ней, берёт за руку, выволакивает в коридор. Она смеётся навзрыд. Снова истерика? Нет, успокаивается.

В ярком электрическом свете простое серое платье всё равно кажется клубным, в волосах искрит конфетти, и отзвуки “Sweet dreams” заглушают даже “Personal Jesus”. Магия. Снейп хочет Нарциссу прямо в холле, немедленно. “Нет, всё-таки не здесь”.

— Пойдем вниз, — тянет её за собой.

— Куда?

— Кабинет при лаборатории. Поговорим!

— Будешь ругать меня за игру на камеру?

Он останавливается.

— А это была игра?

— Отчасти. Импровизация. Знаешь, очень странно видеть тебя почти каждый день и не иметь возможности сделать так, — кладет ему руку на плечо, — или так… — опускает к солнечному сплетению…

Цокот каблучков по мраморным плитам. Снейп оглядывается. К конференц-залу семенит припозднившаяся стриптизёрша.

— Сэр, мэм, — девушка делает книксен, хихикает, снимает с себя боа из перьев и вешает на шею Нарси, — приятного вечера!

* * *

В кабинете Нарцисса сразу сбрасывает туфли. “А ведь у неё, наверное, тоже ноги устают от каблуков, — думает Снейп, — но походка всегда лёгкая”.

— Ты не слишком пьяна?

— Как бестактно и неромантично! Ты невыносим, — она поигрывает блядским боа.

“Правильно. Заслужила — носи”.

— И всё же?

— Один бокал.

— Хорошо. У меня просьба/предложение.

— Еще одно предложение?

— Да. Пока не передумал. Хочу провести сеанс обоюдной легилименции. Последний. Я почему-то уверен, сейчас всё получится, — Снейп включает колдоэкран, выводит на него тензор и координаты Зон. — Ты согласна?

— Согласна, — вздыхает Нарси.

* * *

Они выходят из лабораторного комплекса уставшие, почти без магии. В сравнении с прошлым разом это, однако, ерунда — изумительно легко всё прошло. Очень слаженно.

— Красное вино на меня так действует, — шутит Нарцисса.

У ворот кто-то копошится. Забини. Шарит по кустам, ищет, где припарковал свой Нимбус-2000. К ужасу Северуса, находит. Взвалив свое бренное тело на метлу, Блэйз поднимается над землей метра на полтора и зигзагами-зигзагами до следующего куста.

— Нет, это добром не кончится. Подожди, я сейчас. Блэйз!

— Остальные-то как доберутся, — беспокоится Нарси.

— Надеюсь, что никак — других мётел не видно. Заночуют там.

— Они же там всё… м-м…

— Заблюют. Дело житейское. Лаборатория перекрыта, а холл отмоется. В восемь утра побудка, зарядка, проститутки разносят антипохмельное.

— Тпррру-у! — Забини с метлой/на метле полу-верхом/полу-ползком докатывается до Снейпа и Нарциссы, тормозит кубарем. — Сэр. Мэ-эм! О, мэм... Драко ваш в девках знает толк. Но в целом он, извините, индюк. Лучше бы вы сами… за ДиЭм взялись. Кра-а-сивая вы женщина, миссис Малфой, на маму мою похожи. И вообще я вас обоих… се-е-екундочку.

Его тошнит Снейпу на ботинки.

Остатки магии Сев тратит на очищающие чары. Нарцисса отбирает у Забини Нимбус и — да сколько ж можно! — бутылку бренди.

— Давай, милый, назад иди. Пешочком. Ну или так, да. В подвале проспишься. Там тепло, матрас найдётся.

— Домой бы мне!

— Завтра.

— Нет! Куда! Отдай метлу, ведьма! Ох. Простите, мэм. Нельзя в подвал. Домой надо. До зарезу. Меня девушка ждёт. Сказала, не вернусь к полуночи — сама за мной явится, превратит в тыкву меня, весь мой, пардон, ваш, наш ДиЭм, а профессора того… И ведь правда припрется, Лорд воскреснет — и тот не остановит. Она у меня… не говорите никому… гриффиндорка.

— Где ты живешь, Блэйз?

— В Великой, чтоб я провалился, Британии. Боже, храни королеву!

— Сосредоточься.

— Уфф. Руперт-роуд XX.

— Я не смогу с ним аппарировать, — предупреждает Нарцисса.

Снейпу совестно дергать авроров, Артура — тем более. Перед Стиллс совестно в принципе. Уилсон или Ченовит? Диэмовский корпоратив на стадии перегара — зрелище не для слабонервных. Скорее Уилсон, но ворчать будет как Филч в период линьки Миссис Норрис.

Пока Снейп думает, Забини выуживает из кармана палочку.

— А ну-ка. Акцио-о Ни-ибмус! Иди ко мне, мой Буцефал. Ё!

Запутавшись в собственной мантии, парень спотыкается на ровном месте и роняет палочку.

Волшебник бросил палочку в трудную минуту — сигнал для “Ночного рыцаря”. У ворот материализуется выручай-автобус. Двери открываются, выглядывает бессменный выручай-кондуктор Стэнли Шанпайк.

— Один билет до Руперт-роуд! — радуется Снейп.

Но у Стэна глаз наметан, клиента опознает сразу.

— Нет, сэр. Мы развозим волшебников, попавших в беду. Этот — не в беде. Ему хорошо.

— Прошу вас, — хлопает ресницами Нарси.

— Отказывать леди — не по-рыцарски, — подает голос водитель.

Кондуктор упрямится.

— Погрузкой и выгрузкой пассажиров не занимаемся.

— Хорошо, три билета.

В дороге Снейп и Нарцисса несколько раз проверяют передатчики. Нейт уже должен бы очнуться.

Блейза развозит окончательно, ему хорошо дальше некуда, а потом резко плохо, и прямо на сидение. Нарцисса тратит остаток магии на очищающие чары. Шанпайк вышвыривает всех троих в Чизвике перед кирпичной двухэтажкой.

Руперт-роуд ХХ. Снейп укладывает Забини на ступеньки у дома, свернутая мантия — под голову. Нарцисса вытирает парню физиономию, приглаживает шевелюру, даже заправляет рубашку в брюки. Вполне себе опрятный молодой человек — красота!

Не желая объясняться с гриффиндоркой (тем более без магии), Снейп и Нарцисса звонят в дверь и убегают.

Лондонское предместье безлюдно. Машин тоже нет. Слышны собачий лай и вой ветра.

Они бредут по Стэмфорд-Брук-роуд и дальше по Голдхоук-роуд, хотя стоило бы свернуть к Кинг-стрит, там метро ближе.

Холодает. Нарцисса откупоривают бренди. Пьют по очереди прямо из горла. Ближе к Шепердс Буш показывается такси. Спасение! Цивилизация!

— У тебя ведь есть маггловские деньги, — уточняет Северус.

— На дорогу по одному адресу хватит. Хотя… смотря куда мы едем.

— Мы едем домой!

У Снейпа вибрирует передатчик. У Нарциссы тоже. Сообщение от главврача и сообщение от Пэнси. Нейт пришел в себя, самочувствие приемлемое. Всё. Хорошо.

Кенсингтон встречает шумом и огнями за окнами такси. Снейп целует Нарциссу жадно, словно им по пятнадцать лет. Водитель косится неодобрительно: “Взрослые люди, потерпеть не могли?”, включает радио, чтобы не слышать возню на заднем сидении. Опять этот садняще сладкий бритпоп.

“I know a girl. She walks the asphalt world. She’s got a friend. They share mascara, I pretend. Sometimes they fly from the covers to the winter of the river. For these silent stars of the cinema. It’s in the bloodstream, it’s in the liver…” ⁽¹⁾

В Кенсингтонской обители дрожат стены и, скорее всего, потолок. Пати у соседей сверху. Неизбежный бритпоп, но посвежее — разухабистый хит прошлого сезона. Группу Снейп не знает, представляет себе этакий маггловский вариант Ведуний. “I got my head checked by a jumbo jet. It wasn’t easy. But nothing i-is. Woo-hooo!” ⁽²⁾ Хуже всего припев, на нём вступает пьяный соседский хор. “When I feel nothing at all”, — слышится Северусу.

На лестничной клетке Нарцисса вжимает его в стену, забирается руками под рубашку.

“Ключи, где чертовы ключи?”

Всё! Они в прихожей. Снейп сдирает с Нарциссы платье.

Она скидывает туфли и… режет ноги об осколки.

— Ты ничего не убрал! Только хуже стало. Крепко ты меня ненавидишь.

— Крепко. Всем сердцем. Ни к кому никогда такого не испытывал.

— А Эванс?

— Даже её ненавидел меньше.

Северус поднимает Нарсциссу на руки, не ступать же ей по стеклу. В спальне всё идеально: кровать цела, а больше ничего и не нужно.

“Woo-hoo! And I’m pins and I’m needles. Woo-hoo! And I lie and I’m easy. All of the time but I’m never sure why I need you. Pleased to meet you...”

* * *

Снейп в какой-то момент тоже порезался. Они все простыни угваздали кровью.

* * *

Утро нового дня безжалостно. Полбутылки бренди, выпитые по дороге из Чизвика, еще гуляют у Северуса по венам, конфликтуя с восстанавливающейся магией. Денек обещает быть омерзительно солнечным, косые лучи лупят в глаза. Ступня болит, бедро болит, башка чугунная… Снейп почти завидует почти безголовому Нику. Нарциссы нет. Завернувшись в простыню, Снейп ковыляет к нише в стене, бывшей когда-то филиалом мини-бара. Там, в недрах запрятан вожделенный фиал с антипохмельным.

Пустой. “Ну… всё правильно, ей нужнее”.

Cнейп вываливается в коридор. Звон фарфора на кухне.

— Н-нарси? — от звука собственного голоса ему хочется оглохнуть.

Северус косится на зеркало в прихожей. Хоро-ош! Волосы всклокочены, глаза красные, круги под ними черные. По Стендалю. “Вы, Северус, — честь и совесть нации”.

Вообще-то Снейп пить умеет. Но после стресса, бессонницы и магического истощения… не стоило этого делать.

Он заглядывает в кухню.

— Мерлин мой! — Драко разбивает чашку, а Сев плотнее запахивает простыню.

— Ы-ы. Э-э. Привет. А где…

— Мама ушла по делам Фонда. Просила привести тебя в чувство, как раз собирался будить. Тебя требуют прямо сейчас, а лучше полчаса назад в штабе, аврорате и министерстве.

— У-у.

Драко ставит на стол два стакана: с антипохмельным и с грейпфрутовым соком. Бросает диковатый взгляд на окровавленную простыню.

— Ну вы даете. Ладно бы тётя Белла… А квартиру во что превратили! И часто вы так? Нет, не хочу знать! Между прочим, как честный человек ты теперь просто обязан на ней жениться.

"Приехали". Северус силится поднять бровь.

— Да я про это, — усмехается Драко, показывая глазами на газету.

Сев берет со стола “Интернешнл Мэджик Экспресс”. Они с Нарциссой на обложке, поперек колдографии — её слова: “мира и безопасности”. Всё очень графично: фоновая “защита”, серое платье Нарси, черный костюм Снейпа. Шрам змеится ему под воротник тонкой красной линией. Рука Нарциссы соскальзывает с плеча Северуса, он перехватывает и сжимает её ладонь.

На второй странице Кингсли в пурпуре, расшитом золотом, “магия” c потёками — за спиной, поперек колдографии — министерcкие цитаты дня: “Всё под контролем! Денег нет!”

1) Suede, "The Asphalt World"

I know a girl she walks the asphalt world — Я знаю девушку, она живет в мире из асфальта.

She's got a friend, they share mascara I pretend — У нее есть подружка, с которой она делится тушью. Я представляю,

Sometimes they fly from the covers to the winter of the river — Что иногда они вылезают из-под одеял и устремляются к зимней реке

For these silent stars of the cinema — Ради этих безмолвных звезд кино.

It's in the blood stream, it's in the liver — Это в крови, это в печени.

Вернуться к тексту

2) Blur, "Song 2"

I got my head checked — Мою голову проверили на прочность

By a jumbo jet — Реактивным лайнером.

It wasn't easy — Нелегко было,

But nothing is, no... — Но что вообще легко? Ничего...

WOOHOO! When I feel heavy metal — Ууху! Когда я чувствую тяжелый метал... (Северусу вместо этой строчки слышится "Когда я вообще ничего не чувствую")

WOOHOO! And I'm pins and I'm needles — Ууху! И когда я весь как на иголках...

WOOHOO! Well I lie and I'm easy — Ууху! Я вру, потому что я спокоен,

All of the time but I'm never sure — Вечно спокоен, но никогда не понимаю,

Why I need you, — Зачем мне ты.

Pleased to meet you — Приятно познакомиться!

Вернуться к тексту

“За мной!” — бросает шеф и устремляется вперёд. Чеканным аврорским шагом преодолевает Стрэнд, ускоряется, крупными скачками проносится по Флит-стрит и дальше, не оглядываясь, мимо Сент-Пола в мертвенно-пустой Сити.

Кингсли еле поспевает. Одышка, да и возраст. Но он не сдаётся, разгоняется, кровь его горячеет, а ночной воздух холодит старые раны, ветер сдувает с плеч кабинетную пыль. Кингсли на бегу сбрасывает плащ и несколько десятков лет. Он снова начинающий аврор — лихой загонщик, легкий и смертоносный, как борзая, готовая завалить зверя. Зверя не видно, но может быть, его учуял шеф.

А впрочем, даже зверя не нужно, погоня прекрасна сама по себе, и есть в ней что-то сюрреалистичное. Кингсли чувствует себя героем полузабытого романа Честертона, в котором страж порядка под прикрытием преследует удалого анархиста, уже догадываясь, что и тот — замаскированный страж порядка. Они летят над городом, петляют, сворачивают на северо-восток, к Мургейт.

Чем дальше от пряничного официоза Вестминстера, тем Лондон чуднее, напоминает скорее Нью-Йорк или Чикаго. Огни расцвечивают ночь то густым синим, то кислотным зелёным. Лондонский сити, больше похожий на Готэм-сити, не спит. Клерки отстегивают белые воротнички, спускаются под неон — в подвалы-трущобы, чтобы там, средь дыма, смрада и порока, предаваться сладким мечтам. Небоскрёбы топорщатся над горизонтом; криво расставленными, как в игре “Джанго” спичечными коробками выглядывают из-за крыш промзаброшки Шордича. Перед церковью Святого Леонарда греки и пакистанцы жарят прямо на улице омерзительный фастфуд, от них гогот и чад. Пылают мусорные баки, воют полицейские сирены, воют собаки.

Торцы домов испещрены граффити, на них всякая дичь: «Lets adore and endure each other”, черно-белые копы в обнимочку, “wild mild west”, силуэты мужчины и женщины, её рука на его плече. “Let them eat crack”, — говорит она, почти как Мария-Антуанетта. А ещё повсюду трафареты с необъятным, жутковатым, странно знакомым лицом. То ли это большой брат из оруэлловской нетленки следит за Кингсли с каждой второй стены/столба/плаката, то ли большой босс, учредитель мировой гармонии, он же — главный анархист — из честертоновской притчи. Черты как будто афроамериканские, а так не поймёшь, на трафаретных стикерах рожа красная. Под ней — тоже красным, с потёками выведено “OBEY”.

На углу Грин Истерн, в самом центре мракобесия, вавилона и стрит-арта, шеф останавливается.

— Всё, мы на месте.

— Здесь? Почему здесь?

— Никто нас тут не найдёт, тебя не узнает, позора твоего не заметит. Сдавай палочку и знаки отличия.

— Нет, прошу вас, сэр! Только не это! За что?

— Кингсли, мы с тобой через многое прошли, помню тебя еще молодым аврором — бескомпромиссным, чистым душой, твёрдым как скала. Как я, пока не скурвился. Но ты предал все идеалы нашей юности. Впустил чёрта в наш храм, усадил на моё, наше законное место. Теперь он развратит прайд, а главное — за ним подтянутся черти помельче и похуже.

— Сэр!

— Я тебе не сэр. И не шеф. Ты теперь сам большой брат и большой босс. Посмотри на себя.

Кингсли оглядывается на трафарет: “OBEY” расплывается и превращается в “MAGIC”.

— Я не понимаю…

— Тогда посмотри на меня и вспомни.

Скримджер — глава Аврората, каким стажёр Шеклболт увидел его впервые — молодой, крепкий, гордый лев, трясет рыжеватой гривой и стареет на глазах, ссыхается в седоватого министра магии.

— Руфус... вы же умерли.

— Я не просто умер. Они убили меня. Те, кого ты принял с распростёртыми объятиями, с кем делишь ответственность и славу. А перед тем как убить… о-о, перед тем как убить они меня пытали. Вот, полюбуйся.

Скримджер расстёгивает ворот.

— Не надо…

Кингсли видит вспоротую, обожжённую кожу, и его мутит.

— Руфус, мне очень жаль. Но ведь это сделал не он. Он — не такой. Свой, человек порядка. Он нужен мне, чтобы одолеть магическую анархию, аномалии эти несчастные.

— Аномалии. Да откуда они взялись-то? Может, это он их и разводит. Ты же видел отчёты про Зону в лабораторном блоке. Думаешь, метафизический хаос — наказание за междоусобицы. Это он тебе внушил? А если всё ровно наоборот: хаос — цена коллаборационизма? Опомнись, он же змей. Свой — только среди чужих, а ты — чужой среди своих, пока братаешься с врагом. Разделяй и властвуй, Кингсли, иначе это сделает враг. Уже начал. И ведь как ловко поделил-то, на тебя навесил кровавый ярлык, а себе присвоил защиту. Защиту чего, кого? А я объясню: народа — от тебя. Очнись, Кинсгли, пока не поздно приди в себя! Он — бес.

Министр приходит в себя. Просыпается. Выныривает из кошмара ночного в кошмар утренний, реальный, вялотекущий. Годы, тучность, ломота в суставах — всё это возвращается, наваливается. Грудь, липкая от пота, тяжело вздымается и опадает. На груди чья-то бледная рука. Ах, да.

Кингсли перекатывается на бок, поднимается на локте, туша его колышется. Он сам себе неприятен. Смотрит на спящего рядом юношу, поворачивает его, чтобы не видеть лица, только белую спину и чёрные волосы до плеч. Осадок почти уже перебродившего в голове сна кристаллизуется во что-то наподобие гнева, лучше бы от него освободиться, пока не разъел всё внутри. Кингсли наклоняет голову, чтобы вдохнуть запах кожи другого человека, но ничего человеческого не чувствует. Сплошная лаванда, мускус, пачули. Он представляет менее юное и привлекательное тело рядом, трогает себя, готовясь выплеснуть гнев. Нет, это отвратительно.

Кингсли поднимается, оборачивается простынёй, запахивает её как тогу. Тоже мне, римский император времён упадка. Да он ещё меньше император, чем этот сопящий итальяшка (или галл?), тот хотя бы за молодого Октавиана сойдет, а министр так… мавр. Раб.

Мавр включает себе Пуччини, заваривает травяной чай с капелькой зелья от гипертонии. Брр — зелья. Юноша просыпается, быстро одевается, безымянной тенью выскальзывает из спальни, получает свои пятьсот галлеонов и Обливиэйт.

Оставшись один, министр раздвигает шторы. Свет безжалостно ярок, словно король-солнце в четвертый день творения впервые наслаждается своей силой… или лампа вселенского патологоанатома режет незакрытые мёртвые глаза в самый последний день. Министр сдергивает платок с бронзового бюста Черчилля перед сервантом. Да, он всегда закрывает Уинстона от гостей или, скорее, гостей от него — не хочет шокировать кумира.

“Ты бы не понял. Ты был лучше меня”.

* * *

— Вызывали, сэр?

— Проходи, Грейс, — Кингсли отодвигает стул для мисс Стиллс. — Прости, я был резок с тобой вчера.

— Я понимаю, сэр. Мне стоило проконтролировать мистера Малфоя. Он сказал: “фоновая панель с рекламой компании”, я не ожидала…

— Не оправдывайся, дорогая, это ни к чему не ведёт. Не оправдывайся никогда.

— Слушаюсь, сэр.

— Советы не слушают, их пропускают мимо ушей, чтобы вспомнить на сантиментах через много лет, когда в них нет нужды, жизнь и так всему научила.

— … Спасибо, сэр.

— Как у тебя с Северусом?

— Между нами ничего… что вы имеете в виду?

— Удалось втереться к нему в доверие?

— Он находит, что я ценный кадр.

— А ещё ты привлекательная женщина.

— Сэр, я приму это как комплимент и проигнорирую подтекст.

— М-м, прозвучало не очень. Я не…

— Не оправдываетесь никогда.

— … Умница, — министр печально улыбается. — Но всё-таки, есть ли подвижки?

— У меня не возникло ощущения, что он что-то скрывает.

— Вот как? Мы даже не знаем, где он живёт.

— О, это не секрет, сэр. Он живет там же, где и я — на работе. Подвижки, однако, есть. В лабораторном блоке охраны вчера не было. Мы перепрограммировали колдодрон. Похоже, ночью ДиЭм закрыли одну из Зон. Модельную.

— И ты молчишь! Как это было — массовая легилименция?

— Не знаю, сэр. Что-то массовое там точно имело место. Помимо показаний датчика с дрона у нас только обрывочные данные наружного наблюдения.

— Когдографии принесла?

— Не представляю, какой от них прок, однако, если угодно…

Стиллс выкладывает снимки на стол.

— О-о… — Кингсли даже очки надевает. — Внезапно. Это точно связано с Зоной? Может, ребята просто развлеклись.

— Полагаю, что связано, сэр. Гравитационное поле явно искажено. Грудь пятого размера не может так… в общем, есть в этом что-то аномальное.

— А не слить ли нам это в прессу, как считаешь? Моральный облик, честь мундира.

— Вам виднее, сэр. Я не читаю журналы, которые подобные снимки печатают. Простите, “читаю” — термин некорректный. Там, кажется, обычно без текста. Насчёт морального облика — публикуйте, конечно. Вам ведь скрывать нечего, ДиЭм не сумеют ответить симметрично.

Кингсли сгребает колдографии в кучку.

— Инседио. Н-да… значит, подвижек нет. Плохо, Грейс! Очень плохо. Думай. Как к нему подобраться? С кем он вообще общается?

— Последнее время всё больше с вами, сэр.

— Это не смешно.

— Профессор Макгонагалл иногда заходит.

— И? О чём они говорят? Ты записываешь?

— Обсуждают обратную трансфигурацию. Записываю, конечно. Хотите почитать? Аудиоверсия тоже имеется. Должна признаться, мне еще в школе трансфигурация казалось нудноватой. Стенограмма на пятнадцатой странице обрывается, но вам хватит.

— Вижу, ты сегодня в приподнятом настроении. Бесцеремонность эта, интонации какие-то новые, не твои. А вы с Северусом сработались, — Кингсли трёт переносицу, закрывает глаза и будто засыпает на секунду, потом резко встаёт, отходит от стола, смотрит из окна на залитую солнцем империю. — Грейс, не играй со мной. Ты же знаешь, я желаю тебе только добра, готов прощать, как прощал многое твоей покойной матери, к которой испытывал глубочайшее уважение. Но чувства мои не безусловны. Всё меняется, понимаешь? Всё можно убить. Даже у Снейпа твоего великое чувство — не вечно.

Стиллс молчит несколько минут. Кингсли поворачивается к ней, ловит взгляд, ждёт реакции, ждёт так долго, что проигрывает эту старую как мир игру в гляделки подчистую.

— Грейс…

— Всё нормально, сэр. Я вас услышала. Из бывших коллег Снейп поддерживает неформальные отношения только со Слагхорном. Мы перехватили письма Горация. Ответы перехватить не удалось. Должно быть, Снейп использует защищённые каналы связи. Гораций для вербовки подходит идеально. Честолюбив, мягкотел, внушаем, падок на лесть и внимание известных персон. Если почтите своим присутствием Клуб слизней, Слагхорн весь ваш. После окажите ему любезность, пригласите к себе на ужин/партию в шахматы — выйдет отсюда окрыленный, скандируя “да здравствует кардинал”. Извините, это маггловское. И снова извините…

У Стиллс сигналит передатчик. Прочитав сообщение, она срывается с места, исчезает без объяснений.

* * *

Душевное равновесие Кингсли восстанавливает за ланчем. Увы, не полностью — до обеда не дотягивает, устраивает себе чаепитие и подумывает о ланче на бис. Может, с Горацием? Собирается звать Уизли, но тот входит сам — без приглашения, без стука, без еды.

— Сэр, у нас беда.

— А я уж заскучал, перекусить намеревался. Беда не подождет?

— Не знаю… Может, он… оно — и не беда вовсе, а хорошая новость.

— Час от часу не легче. Ты меня пугаешь.

— Морроу вернулся.

— Кто это?

— Стив Морроу, студент пропавший, вернулся из Зоны!!!

— Ах, точно. Ну… хорошо. Я бы отметил радостное событие пудингом… нет… да… диетическим. Раз Морроу в порядке, не снять ли карантин с Хогсмида? Там раньше были такие рогалики с корицей.

Кингсли замечает, что у Перси побелели уши, а лицо под веснушками голубеет. С рогаликами придется повременить.

— Сэр, он не в Хогсмиде вышел. Здесь, в министерстве.

— Чего?

— В Отделе тайн.

— Погоди-ка, он туда пробрался, или в Отделе открылась новая Зона?

— Я не знаю, — шепчет Уизли, веснушки его пылают, — камера не работала, сторож наш подслеповатый дал понять, что Морроу из Арки появился. В общем, я вас предупредил, а теперь, с вашего позволения, домой. К маме… надо… приболела.

— А ну стоять! Из арки, ты сказал?

— Ага. Этой, которая… смерти.

— Хм, — Кингсли забывает окончательно про обед и даже (авансом) ужин, — интересно. И что же Морроу?

— Я его вместе со сторожем запер.

— Идём.

— Ой, нет. Увольте. Сами тоже не ходите.

— Да не трясись ты. Что с ним такое — хвост, щупальца, две головы? Подумаешь. Это ж магия, Перси. Всяко бывает.

— Хвоста вроде не было.

— При нём еще девка должна быть. Джонс. Лиа. Где она?

— Вот и я тоже полюбопытствовал.

— А ну-ка давай с самого начала.

— Рассказывать особенно нечего, сэр. Сторож позвал меня через камин. Зайди, говорит, тут весело. Я решил, опять какое пророчество разбилось. Спустился — вижу студента. Узнал, конечно. Спрашиваю его, как очутился в министерстве — плечами пожимает. Пошёл, говорит, вчера (вчера!) за Хогсмид на пикник, уснул в траве, проснулся в непонятках. Про девушку его спрашиваю — глазами хлопает. Джонс? Какая Джонс? Лиа, говорю. Вас видели вместе. И чувствую уже, что-то не то, врёт он. “А, Ли-иа. Потерялась”. Улыбается так жалостливо, что у меня душа в пятки. Уж и не знаю, как вам объяснить… будто он сожрал её или ещё чего. Смотрю на сторожа — тоже улыбается, глазами мне на Арку показывает. Вот тут-то я, простите, сэр, пересрал окончательно, дёру дал, весь отдел целиком запечатал.

Кингсли впечатлён. Бравый секретарь не драпанул сразу, а драпанув, остановился, потратил минуту-другую на заклятия, потенциально опасную область изолировал. И после в Канаду не аппарировал, сразу к боссу — предупредить. С поправкой на то, что Перси изначально и навеки дрестун первостатейный, поведение можно расценивать как геройское.

Кингсли широко улыбается.

— Хорошо мы тебя разыграли!

— Ра… разыграли, сэр?

— Да-а. Стива пару дней как нашли, в Зоне не был. Мы, дураки, искали, а он прятался в поместье… у приятеля своего…

— Приятеля, сэр?

— Да-а. Этого… мистера…

— Джона Доу?

— Ну зачем же — Смита. К СОВ готовиться не хотел, вот и сбежал, засухарился.

— Что сделал?

— Извини, аврорский жаргон. Залёг на дно. В поместье. Девушка до сих пор там. Лиа. Жива-здорова, понял?

— Понял, сэр.

— А сторож наш — старый болван. Давай, говорит, Морроу спрячем в Отделе тайн. Увидит кто — скажем, из Арки вылез. Я же не знал, что он тебя пугать собирается. Ты прости, ладно? И не говори никому. Понял? Или уже сказал?

— Н-нет, сэр. Только вам.

— Вот и чудесно. А теперь дуй домой. Молли привет. Пусть она зла на меня не держит.

Перси не двигается с места. Колеблется. Ну надо же! Кингсли растроган.

— Сэр, не геройствуйте.

— Не буду. Иди.

— Вызовите авроров.

— Обязательно.

— О, Мерлин. Ну, хотите, я с вами?

— Обойдусь, — Кингсли обнять готов это рыжее недоразумение, насчет геройства сам уже колеблется. — … Ладно, зови Северуса.

— Звал.

— Что?! В обход меня? То есть ты первым делом к нему отправился?

— Виноват. Не совсем так. Я написал, что он срочно нужен в министерстве, пришёл ответ: “Потом, всё потом”.

— Ха. Ему же хуже. Всё, Перси, проваливай. Я дождусь авроров.

* * *

Кингсли спускается в Отдел тайн. Один, разумеется. Идёт медленно, ступает тяжело, грузно. А чувствует себя так, будто летит над ночным городом.

В отделе всё на месте, лишнего (тентаклей там, гиперобъектов) не наблюдается. Сторож — действительно старый болван, таким всё божья роса — прикорнул. Студент сидит себе на ящике, полном гостайн, даже внутрь не заглянет. Не интересно ему.

— Привет. Ты Стивен, верно?

— Верно. Сам господин ИО министра по мою душу.

— С душой еще разберёмся. Расскажи, как тебя сюда занесло.

— Сам удивляюсь, сэр. Боюсь, не припомню.

— Амнезия?

— Можно и так. Отпустите меня, сэр. Я уеду, обещаю. Далеко куда-нибудь, за границу.

Парень прячет глаза. Кингсли всё-таки перехватывает его взгляд. Там под растерянностью и наглостью — первобытный то ли ужас, то ли стыд.

— А ну-ка смотри на меня.

— Нет, сэр, пожалуйста.

— Ты же понимаешь, что я всё равно это сделаю. Давай по-хорошему.

— Ладно. Но потом, перед тем как сдадите меня Визенгамоту… можно мне Обливиэйт?

— Не вопрос. Легилименс!

* * *

Что бы кто ни говорил, министр не изверг. Он понимает людей и старается их не судить, хотя знает, что это ему не зачтется. Он аппарирует в окрестности Хогсмида вместе с Морроу, уже там стирает парню память и отпускает.

* * *

Вернувшись в министерство, Кингсли обнаруживает у дверей своего кабинета столпотворение: чиновники, секретари, авроры-отставники. Перси. Разболтал-таки, паскуда?

— Наконец-то! Где вы были, сэр? — Уизли, похоже, не уходил. Взволнован очень, в глазах опять страх, но какой-то иной, поблагородней. — У нас беда. В Зоне.

— Беда-а, Зона... — Кингсли начинает злиться, — эка невидаль, право слово. Дайте передохнуть!

Перси смотрит выжидательно.

— А, пропади оно пропадом! Передохнул, и хватит. Докладывай.

— На поиски егерей, задержавшихся вчера в Ридсе, отправилась маггловская полиция, сегодня утром они оцепили аврорский лагерь. Отряд из новичков и резервистов патрулировал не в свою смену — заменяли тех, что накануне ловили егерей. Устроили стоянку, заночевали. Разбудили их уже магглы. Потасовка. Очень неудачно сложилось. А Зона рядом — она, говорят, как живая — чувствует всё, накатила. Пространство съехало. Наши попривычней, и всё равно новички нервничают. Маггловские копы — те просто в панике, за оружие хватаются, куда палить не соображают. Всё вышло из-под контроля. Они… мне очень жаль, сэр, Страйка убили. И наши тоже. Магглу заавадили. Тут, как я понял, мисс Стиллс подключилась. Потом и мистер Снейп. Память копам стёрли, вот только поздновато, те вызвали подмогу. Снейп велел нашим отступать, тела забрали. И мисс Стиллс тоже забрали.

— ?!

— Ранена. Огнестрел.

— Твари! Да какого дьявола! Что мы им сделали?

— Ничего, сэр. То есть… это с перепугу.

— Подмогу они тоже вызвали с перепугу? Потому что пространство съехало?

— Полагаю так, сэр.

Кровь заливает Кингсли глаза и застит свет. Сосуды лопаются. Давление.

— Собери мне отряд из отставников! Всю старую гвардию.

— А-а… извините, сэр, что вы намерены предпринять?

— Ещё не знаю. Но мы должны быть готовы дать бой.

— Вы выглядите неважно. С гипертонией шутки плохи. Давайте я зелье принесу.

— А давай ты просто сделаешь, что я велел. Это, кстати, приказ. Верховного главнокомандующего. Я, может, невнятно выразился, так я повторю: боевая, блядь, готовность!

— Сэр, мисс Стиллс выживет. Точно. Вам бы присесть или лечь. Дышите глубже.

И он дышит. И выпивает зелье. Становится легче, но в затылке ещё что-то пульсирует, толкается. Бесы, которым вечно тесно и жарко, раскачивают котлы, гремят цепями, долбят кулачками в черепную коробку. Муть в глазах потихоньку рассасываются. Туннельное зрение остаётся.

В конце тоннеля появляется, кто бы вы думали — он. Хромает, но почти бежит, и авроры-отставники (вся старая гвардия) расступаются перед ним. Предатели. На чёрта он похож как никогда. Взъерошен, одежда в грязи, кровь на лацканах. Нет, не чёрт. Хуже. Хренов Марк Антоний прямиком с поля битвы перед стареющим, сдающим позиции Цезарем. Легионеры салютуют, тога по ветру. Тьфу, о чём он вообще!

— Северус, как Грейс?

— Кто?

— Мисс Стиллс.

— Будет в норме. Я не Поппи, первую помощь только оказал. Зону отрезал Фиделиусом. Флитвик сделал бы лучше, но пока сойдёт.

— Ты ведь говорил, нельзя Фиделиусы.

— Нельзя. Но туда шагает нацгвардия.

— Пусть идут! Проблем меньше. Своих людей пожалей.

— Да перестань ты уже делить на своих, не своих! Так. Все вон.

— Куда ты?

— К тебе, нужен твой камин. Я… нормально выгляжу?

— ?! Нет. Очень своевременный приступ пижонства. На свиданку собрался?

— Где у тебя…

— Сейчас, — Кингсли ищет зеркало, находит только зеркало-передатчик.

— Пойдёт, — Снейп снимает свой браслет-передатчик. — Держи, у меня запасной. Перси научит пользоваться. Будь на связи.

— Да скажи уже, что ты хочешь…

— Закончить то, что начал ты — уладить всё мирно.

Наскоро подчистив рукава, Снейп бросает в министерский камин горсть летучего пороха.

— Даунинг-стрит 10.

Нарцисса разбирает документы ДиЭм: проекты, планы внедрения, договоры поставок. Проверяет за юристами и ставит факсимиле Драко. Почему она этим занимается? Должен же кто-то, кому не всё равно, держать руку на пульсе. Драко не всё равно, но у него что ни день — встречи-приёмы, эдак скоро меморандумы начнет писать. А Северус, наверное, опять общается с премьером. Конфликты улажены, но прерогатива осталась.

Стучится Уилсон.

— Мэм, к вам мисс Стиллс.

Грейс отодвигает секретаря, просачивается в кабинет. Нарцисса холодно ей кивает: “Ждите”, от проекта не отрывается.

Стиллс покачивается на каблучищах, переступает с ноги на ногу точно скаковая лошадь, которой подковы не в пору. Светлый костюм её напоминает больничную пижаму. Не рановато ли подранка выпустили из Мунго? Хотя… на таких всё заживает как на собаках.

Нарцисса, конечно же, солгала Северусу — Стиллс она просканировала не мимоходом, а основательно, без Обливиэйта не обошлось. Выяснилось следующее: во-первых, вторых, да и в-третьих, эта стальная коза — романтик. Поклонница Дюма, кто бы мог подумать. Работает на два лагеря “почти как Снейп в молодости!” — ах, сколько затаённых восторгов из-за одной натянутой параллели. (Сев, меж тем, до сих не удосужился запомнить её полное имя. Молодец.) Перси вот тоже на два лагеря, но не рефлексирует, любому из господ служит верно в меру сил и по обстоятельствам. А недоделанная миледи Стиллс — идеалистка, в каждом шефе высматривает своего Ришелье. Северус — не её вариант, интригами и манипуляциями сыт по горло. Кингсли тем более: разводит интриги в министерском болоте как золотых карпов, да только они не приживаются — мельчают, вырождаются в затхлой воде.

Нарцисса даже не пытается делать вид, что читает, и Стиллс это замечает.

— Мне подождать снаружи, мэм?

— Нет, — Нарси захлопывает папку, — что тебе нужно?

— Хочу вам показать… Зону…

— Пф!

— О которой вы ещё не знаете.

— Новая? Где же?

— Очень старая, мэм. В министерстве.

* * *

Они спускаются в подвал министерства. Проходят через лабиринт закутков-коридоров как в Отделе тайн, только без стеллажей. Тайны не записаны и не разложены по полкам. Они замурованы, втоптаны в каменные плиты, рассеяны в воздухе. Следов не осталось, разве что пыль в лёгких, жирная сажа под ногами, да склизкий налёт, ползущая из щелей плесень.

Нарцисса кончиками пальцев касается стены. Чувствует вибрацию, мелкую-мелкую дрожь. Добавляется звук — далёкий, но пронзительный. Высокая нота, визг переходит в писк, ультразвук, а потом обратно в нервную дрожь. Под рукой что-то шевелится. Мокрица. Какая мерзость!

Стиллс невозмутимо шагает вперед, Нарцисса отстаёт. Писк уже близко, буквально за углом. Нарцисса всматривается в лужу слизи перед поворотом, там шевеление. Тонкое розовое щупальце или червь, или… мышиный хвостик.

Она не выдерживает.

— Грейс, стой! Ты это слышишь? Что там такое — крысы?

Стиллс пожимает плечами.

— Это подвал, мэм. Может, и крысы.

— Куда мы идем?

— Я ведь сказала: в Зону.

— Так нельзя. У нас никакой защиты. Нужна броня, навигатор, шокеры. Клетки из отражателей, наконец.

— Клетка будет.

— Я не двинусь с места, пока ты не объяснишь.

— Объяснять должна не я. Кто-то другой. Кого ты любишь.

— Северус? Он там? — Нарцисса догоняет Стиллс и разворачивает к себе, вцепившись пальцами в плечи. — Что вы с ним сделали?!

— Ничего, — на белом костюме Грейс расплывается красное пятно — от плеча вдоль ключицы. — Аккуратнее, у меня лёгкое прострелено.

Кровь заливает руки одной женщины и грудь другой.

— Там мой сын? — кричит Нарцисса. — Вы его забрали? Говори!

У Стиллс пена на губах. Она отталкивает Нарси, кашляет, сплевывает проклятие, потом встряхивается. Одним движением смахивает кровь с одежды, и та впитывается бурой плесенью на полу.

— Драко твой на приёме. Ещё варианты?

— Люциус? Но ведь… Кингсли его убил.

Стиллс смеется.

— Это не так работает. Министр никого не убивает. Мистер Малфой — достойнейший человек, репрессированный, но оправданный, сам свёл счеты с жизнью. Ты же видела. А вот чего ты не видела…

У Нарциссы бешено стучит сердце. Удар, другой — всё, страх перемолот в труху. Она делает шаг, поворачивает за угол, и перед ней открывается собственно Зона. Настоящая. Вереница дверей с тяжелыми замками, в каждой оконце. Ставни задвинуты, но Нарцисса точно знает, что это камеры. Едкий свет ламп через равные промежутки — по пять камер слева и справа — разрезает тягучий как Пино Нуар мрак коридора. Женщины проходят его насквозь. Вертикальные лучи — будто столбы сизой пыли. Нарцисса считает по столбам. Камер добрая сотня.

— Твоя следующая, — говорит Стиллс и исчезает.

Нарцисса оглядывается. Лампы гаснут поочередно с дальнего конца. Обратный отсчёт. Еще девять, восемь, уже семь ударов сердца, и страх вернется, а с ним ультразвук. Оставшись одна в темноте, Нарцисса толкает железную дверь перед собой, всем телом наваливается. Дверь поддается.

— О, Цисси, наконец-то ты нашла меня…

* * *

Сёстры обнимаются. Нарцисса пытается магией снять с Беллы кандалы — безуспешно.

— Так не получится, — улыбается Беллс, — но ты не волнуйся, я научилась. Нужно только сломать косточку вот тут, у большого пальца или у мизинца.

— Что ты… не надо!

Белла щёлкает суставами.

— Ловко я, правда?

— У меня нет с собой костероста.

— Вот ещё, глупости. Дорогая, нельзя быть такой неженкой.

— Да у тебя уже пальцы синеют.

— Ерунда, это всего лишь трюк. Меня Сев научил. Сказал, пригодится. Ему, кажется, и самому пригодилось. А вообще-то мы с ним так играли, когда прятались от авроров. А вы не играете?

— Нет.

— Врёшь. Ну-ка, скрести руки.

— Зачем?

Белла магией защёлкивает на сестре браслеты, причём неправильно — сцепив между собой. Запястья совсем уж пережаты.

— Чувствуешь?

— Ничего не чувствую. Кровь не поступает.

— Хорошо. Не шевелись. А лучше… Ступефай!

Белла с силой дергает на себя цепь. Хруст костей. Браслеты содраны вместе с кожей.

— Теперь чувствуешь?

— У-у-а-аааа.

— Эйфория?

— Не-е-ет! — Ступефай сброшен, и Нарцисса катается по полу.

— Это тебе боль мешает. С непривычки. Отключи пока.

— Да как её отключить?! А-ааа. М-мм. Дьявол!

— Ты умеешь, не прибедняйся. Давай, дорогая, пролей свою реку слез, и боль уйдет, уйдет даже память о ней. Останутся Уинстон и Джулия под раскидистым каштаном, дивный новый мир… и безопа-а-асность.

— Что еще за хрень?!

— Это магия, Цисси. Сев говорил, нужно найти болевой центр, блокировать нейроны. Такое… аутоимперио.

— Стерва!

— Которая любит тебя несмотря ни на что. Ведь ты мне родная.

— Сириус тоже родня.

— Да. И он лучше тебя. Он, по крайней мере, сделал выбор. Как и Регулус.

Нарцисса поднимается с пола. Белла смотрит весело, поигрывает цепью. Ещё один трюк, и цепь снята, а браслеты уменьшены до натурального размера. Платина потускнела, но Нарси всё равно узнаёт. Пытается вырвать — руки не слушаются.

— Отдай!

— Нет, — Белла подбрасывает кольца, и те сливаются в одно. — Вы его уже один раз испортили. Стёрли змею.

— Пришлось. При обратной трансфигурации скапливается отрицательная магическая энергия. Её можно обнулить, переведя в материю и столкнув с материей обычной, то есть… в итоге приходится чем-то жертвовать.

— Лучше бы вы змею сохранили, а остальное обнулили. Но вы предпочли оставить кольцо. Потому что ты хочешь замуж, а Северус больше, чем брака, боится змей.

— Я тоже не люблю змей.

— О, это другое. Нагайна, когда ползала по столу в мэноре, тебя ужасала, но не пугала. Некрасиво, да и только. Подлинный твой страх прорастает из брезгливости. Нагайна — наша девочка, благородная. Можешь её не любить, а презирать не можешь. Настоящая мерзость — это не змеи. Это крысы.

Белла снова подбрасывает кольцо. Оно дрожит мелкой дрожью, разрастается в гипертор. Щупальца отливают металлом, потом платина сходит, обнажая розоватую плоть, добавляются бурая шерсть, клацанье, возня; ультразвук распадается на многоголосый писк. Нарцисса сжимает зубы. Белла щёлкает пальцами. Вокруг объекта схлопывается стальная клетка. Крысы друг у друга на головах — стиснуты, грызутся, перебирают лапками. Хвосты торчат между прутьями, подёргиваются.

Нарцисса смотрит на сестру с жалостью.

— Ты сумасшедшая.

— Нет, Цисси, это у тебя плохо с фантазией. Худший кошмар — и тот заимствован. Главное, у кого! У маггла. Позор. А я что — я просто помогаю тебе сделать выбор. Не волнуйся, у нас всего лишь репетиция. Игра, если хочешь.

Очередной щелчок пальцев. Едкий кислотно-зеленый Люмос высвечивает мужскую фигуру в углу камеры.

“Очнись, — говорит себе Нарси, — этого не может быть. Белла мертва. Тебе сказали, что она мертва. А кто сказал? Нет, неважно, всё равно это бред. Как ты сюда попала? Вы с Грейс аппарировали из штаба в министерство? Где ты была утром? Ты же ничего не помнишь. Значит, это просто ночной кошмар, нужно только проснуться”.

Но Северус смотрит на неё через сон, мерцание, тюремный смрад и мышиную возню. Его взгляд слишком узнаваем, полон живого чувства, живой горячей боли. Для морока он чересчур реален.

— Не бойся, — говорит Северус, — тебе и Драко ничто не угрожает.

Он привязан к стулу.

Белла смеется, расстёгивает на нём рубашку.

— Ты сказала, вы подобное не практикуете. Никогда не поздно учиться. С битым стеклом было неплохое начало.

Белла кладет Снейпу руку на солнечное сплетение.

— Севви, детка, можешь отключать болевой центр.

Она левитирует и поворачивает клетку. Виден замок, дверца. Ремешки. Что самое отвратное — у грызунов гнилые, грязно-жёлтые зубы. Резцы эти. Зачем к клетке приделаны ремни?

Ах, да. У Нарциссы скудное воображение. Мысль одна, и та ворованная. Сама бы она до такого не додумалась.

— Нет! — Нарцисса бросается вперед.

— Ступефай.

— Белла, умоляю. Прекрати. Я виновата. Только я. Должна была за тебя отомстить. Мучай меня, если простить не можешь. Меня, не его.

Белла гладит сестру по щеке распухшими, посиневшими пальцами с черными ногтями.

— Цисси, я не причиню тебе вреда. Мы же родные. Мы свои. Севви — слабак и конформист, но тоже в целом свой. Зачем ты усложняешь и драматизируешь? Ты ведь знаешь, кто должен умереть.

— Никто не должен. Хватит уже.

— Не-ет. Ты же этого хотела. Планировала, смаковала. Так смаковала, что в глазах темнело. Давай ещё разок в подробностях. Тебе понравится.

— Мне не нравится!

— Врёшь. Отрицательная энергия просто так не исчезает. Кем-то придётся пожертвовать. А тут и выбирать нечего.

Люмос высвечивает вторую мужскую фигуру.

Министр тоже связан. Лоб его блестит от пота, губы сжаты. Взгляд — не стеклянный, как представляла себе Нарси. Очень живой и тоже слишком реальный. Мольба и раскаяние задавлены упрямым сознанием правоты, гордостью, гриффиндорством. Он готов умереть вот так — всё чувствуя, с открытым болевым центром, никакого трюка в запасе у него нет.

— Кингсли, — шепчет Нарцисса, — пусть он.

— Громче, — требует Белла.

— Кингсли! Но зачем вся эта дикость и мУка? Зачем крысы? Почему всё так мелко, гнусно и подло? И путы еще.

Снейп и Шеклболт сбрасывают верёвки. Смотрят друг на друга. Понимают друг друга без слов. Снейп поднимается первым, с наслаждением потягивается, растирает затёкшие суставы.

— И клетки, — продолжает Нарцисса, — тоже подло. Камеры...

— Громче, — требует Белла.

— К дьяволу всё это!!!

— Но кто-то должен умереть.

— Да. Кингсли должен умереть.

Министр тоже поднимается, распрямляет спину.

— Это мы ещё посмотрим.

* * *

Нарцисса просыпается. Её колотит, лоб пылает, пальцы онемели. Она собирает волю, сжимает кулак и протыкает ладонь ногтями. Чувствительность возвращается. Кости целы, кожа не содрана, кошмар миновал. Всё в полном порядке. Нарцисса не в министерстве и не в штабе. Она в мэноре. Навещает Драко, пока Сев в Ридсе готовится закрывать Зону.

С Кингсли.

* * *

Одевшись и наведя косметические чары, Нарцисса спускается к завтраку. Она не голодна, даже капучино не хочет. Просто ледяной воды и несколько флаконов зелий.

В столовой уже накрыто. Пэнси и Драко переговариваются вполголоса, к еде не притронулись. Нарцисса останавливается в дверях. Драко сосредоточенно-понурый, на воркование Паркинсон отвечает односложно.

Пэнси гладит его по волосам — как мило.

— Кхм. Доброе утро.

— Доброе, мэм!

Пэнси встает, целует Драко в щеку, шепчет: “Пиши, если что”.

— Не позавтракаешь с нами?

— Не могу, нужно навестить отца.

Поравнявшись с Нарциссой, Пэнс показывает глазами за дверь. Нарси делает шаг назад и невербальным заклятием устанавливает звукоизоляцию.

— В чём дело?

— Драко… не знаю, мне он не признаётся. Но он опять кричал во сне.

Нарцисса отвечает коротким кивком, и они расходятся.

Драко наливает матери кофе. Отставив чашку, Нарцисса берёт руку сына в свою, пытается поймать его взгляд.

— Не смей меня сканировать! — Драко дергает подбородком.

— Не буду. Сам расскажешь.

— Просто дурной сон, ясно? Я и забыл уже.

— Драко…

— У тебя пальцы ледяные.

— У тебя тоже.

— Ладно. Мне снился отец. Но ты же не хочешь этого знать.

— И что он говорил?

— Не помню.

— Даже если мне что-то очень не понравится, я всё равно буду тебя поддерживать, понимаешь? Всегда. Что бы ты ни натворил. Люциус… упрекал тебя, просил о чем-то? Советы давал, как действовать?

— Нет.

— Драко, я просто за тебя беспокоюсь. Давай ты съешь что-нибудь.

— Ма, перестань! Я серьёзно. Отец сказал ничего не делать. Сказал, если Сев и Кингсли пропадут в Зоне… оба… у меня появится шанс стать самым молодым в истории министром магии.

Нарцисса отдергивает руку непроизвольно, опрокидывает чайник, и кипяток проливается ей на запястье.

— Ах ты ж! Сейчас, мам! Акцио бадьян. Ш-ш. Очень больно?

— Нет. В самый раз. Всё… правильно.

— Что?!

— Со мной всё нормально. Люциус прав.

— Меньше мили к северу, — прикидывает Снейп. — Будет открытое место, попробуем подать сигнал.

Кингсли делает большой (на милю вперед) глоток огневиски, возвращает флягу Северусу, заставляет себя двигаться. Его бордовая мантия — как заходящее солнце, уплывает в непролазные сумерки. Снейп прячет флягу и навигатор в карман штормовки, ковыляет за министром с грацией Грюма, которому протез натирает. Ржавый папоротник хлещет Северуса по ногам, джинсы до колен промокли. Хвоя над головой — чем дальше, тем гуще; стволы сосен, ещё недавно отливавшие медью, кажутся чёрными. В прогалах между ними сплошным затхлым студнем свернулась синюшная морось.

В чаще поодаль — движение и звук, похожий на детский крик. У Снейпа нет сил пугаться, но он вытягивает из набедренного кармана палочку.

— Птица, — бурчит Шеклболт через воротник.

Действительно птица. Нормальный такой птенец из Зоны. С очень грустным человеческим голосом.

Кингсли ёжится. Северус на автомате (последствия глубокой легилименции) ловит отголоски его мыслей. Стиль несколько телеграфный: «Миля. Сигнал. База. Камин. Дом, милый дом, чай с чабрецом. Пудинг? А, к черту! Пирог со свининой». Туман пробирается Северусу под ворот, ощупывает горло, впитывается в кожу у основания шеи, ползёт вниз по хребту. «Камин, — продолжает Снейп уже от себя, — горячая ванна. Грог. Стейк средней прожарки, с веточкой розмарина. А потом спать неделю! Нет, неделя — непозволительная роскошь. Осталась последняя Зона».

— Привал! — провозглашает министр, добравшись до поваленного дерева, и оседает как подкошенный.

— Нам лучше взобраться на холм, пока совсем не стемнело.

— Привал. Это приказ верховного главнокомандующего.

Кингсли достает портсигар, пытается прикурить от палочки.

— Что ж ты делаешь! Береги магию, — Снейп протягивает ему зажигалку.

— Мог бы и предупредить про истощение, сукин ты сын. Спасибо.

— Прошло бы легче, если бы ты не отвлекался на мои воспоминания.

— Должен же я знать, о чем вы беседовали с премьером.

— Более того, ты должен был давно поговорить с ним сам. А еще — сообщить мне про Морроу.

— Ждал подходящего момента. И обстановки. Вот знаешь, чтоб глушь, грязища, сырость и темень — нуарный хоррор 50-х. И, надо же, дождался! Чувствовал ведь, что этим обернется. Ведь с тобой только так всегда и получается, хорошего не жди.

— Оно так обернулось, потому что надо было вращать по рассчитанной траектории, а не ломать мои ментальные щиты. И всё-таки насчет Морроу…

— Сев, вы же собрали тензор. Про Арку смерти ты в курсе.

— Но как парень вышел?

— Извини, я стёр воспоминание.

— Уничтожив ключ к первородной Зоне. Браво.

— Это был не ключ, а лом.

— Допустим, ему пришлось убить девчонку, чтобы выбраться самому... Кингсли, мы найдем другой способ.

— Если ты в это веришь, в последнюю Зону возьмешь не меня, а кого-то из друзей. Или вот пассию свою, например. Признай, в обратной трансфигурации она сильна. Когда не тратит ментальную магию на сокрытие интрижек.

— Заткнись, а то обсудим твой охренительно богатый внутренний мир.

— Слушай, я не рвался с тобой тантрическим кубизмом заниматься!

— Цезарь и Марк Антоний — умереть не встать. Всё, верховный главнокомандующий может дальше морозить себе зад, а я на холм.

Снейп карабкается по склону, ботинки его чавкают.

— Молчал бы, Помпадур! — орет Кингсли ему вслед.

В чаще опять шебуршание. Напуганная живность — скорее всего, из бывшей Зоны, согнана с места недавними манипуляциями — ломится через дебри. На сей раз это просто оленёнок. Или косуля. Кто их разберёт? Бежит напролом, точно вслепую. Останавливается возле Кингсли, потом поворачивает голову к Северусу. Глаза животного затянуты белой плесенью. Кингсли с шумом втягивает воздух, рывком поднимается и тоже шлёпает наверх, продираясь сквозь папоротник.

* * *

Они на вершине холма. Сигнал не проходит, со стороны Ридса его глушат остаточные аномалии. На месте Зоны — проплешина в лесу, как после пожара. На горизонте, рядом с выжженной полосой угадывается возвышенность, с которой Сев и Кингсли реконструировали пространство. Они малость просчитались, в итоге сами оказались на маггловской стороне, за много миль от намеченного пункта, где ждут авроры, медики, личная охрана; где для первых лиц Магической Британии по щелчку пальцев — сухая чистая одежда, самый лучший грог, самые теплые шерстяные носки. Цивилизация близко, туман не сожрал её, просто спрятал.

Другая цивилизация, маггловская — тоже в пределах досягаемости; на границе примыкающего к Зоне леса Суинли (всего-то две с половиной тысячи акров) — тоже кордон, предупреждённый про аномалии спецотряд. Снейпа и Шеклболта встретят обученные не задавать вопросов агенты Её Величества, отвезут на джипах в Ридинг или сразу в Лондон, где грог, пироги, стейки — ничуть не хуже, а камины, пусть и не подключены к сети, греют. Магглам достаточно просто позвонить.

У Снейпа даже сотовый при себе, пережил мощнейшее магическое поле. («Вот оно чудо. Надо бы и для портативного компьютера сделать чехол из отражателей».) В общем, телефон в принципе работает, только связи нет. Нет и всё. «В плохую погоду перебои случаются», — объяснял Снейпу агент Её Величества. «Но это же, черт подери, Англия! Здесь ВСЕГДА плохая погода. Как там они учили? Поднять телефон повыше, поводить влево-вправо…»

Кингсли наблюдает с мрачной усмешкой.

— Как считаешь, Сев, если я прямо сейчас тебя прикончу, досрочно, есть шанс выйти через Арку в Отделе тайн?

— Учти, мой навигатор запаролен. Не сработает фокус с Аркой — будешь выбираться из леса один, ориентируясь по мху на деревьях.

— Хм. Или я просто спущусь в ту деревню. Смотри-ка, — Кингсли указывает на низину по другую сторону холма, — свет в оконце.

— У-у, да там дым из трубы.

— Ты как будто не рад.

— Дома на территории бывшей Зоны, где их быть не может, не должно, да и не было до наших манипуляций.

— Мы ведь такое уже наблюдали. За Годриковой впадиной вылезла моя шеффилдская база, и ничего.

— Там не было людей.

— Мы… боимся людей?

— Пока магия не восстановится, я бы опасался. На животных из Зоны насмотрелся. Потом, кстати, придётся с ними что-то решать. Отлавливать, лечить, если не агрессивные. Или сразу авадить… Я про зверьё, конечно.

Кингсли молчит пару минут.

— Слушай, животные провели в Зоне много времени, адаптировались. Люди на такое не способны. Да и не было их там, ты прав. Кого авроры не разогнали — сами разбежались или погибли. Сталкеры, конечно — другое, они в Зоне не постоянно, но отклонений явных (не считая переходящего все границы авантюризма) за ними не замечено. Ты как хочешь, можешь ночевать здесь и отморозить любую часть тела на выбор, а я рискну.

— Кто бы говорил про авантюризм!

— Сев, ну наверняка люди в деревне — как мы. Заблудились, набрели на брошенное жилье, остались греться. Скорее всего, это вообще авроры, нас ищут.

Прежде чем двинуться за министром, Северус оглядывается. Лань — всё та же, с бельмами, следовавшая за ними от самой чащи, выглядывает из-за деревьев. Снейп подходит к ней, протягивает руку. Животное дрожит.

— Не бойся, милая.

Он знает, что нужно беречь магию, но не может с собой совладать, шепчет «Люмос». Животное дергается, широко распахивает слепые глаза. Там, под белой пленкой — шевеление. Что-то ползает и перекатывается. Люмос гаснет. Снейп шарахается прочь, потом перебарывает себя, снова приближается. Лань утыкается носом ему в ладонь.

— И что с тобой делать?

Она дергает шеей.

— Тебе больно?

У него не хватит магии на Аваду, но он, наверное, смог бы просто… свернуть эту шею.

Лань убегает.

Северус уже сам дрожит — банально от холода. Он представляет, как добирается домой, думает о том, где сейчас Нарцисса, в мэноре или Кенсингтоне, как она читает или разбирает письма, пьёт кофе на ночь глядя. Волнуется за него — хорошо бы, не слишком. Он закрывает глаза, видит её как наяву, немного согревается. Неужели Кингсли совсем никто не ждет, кроме почётного караула? Может, Грейс?

Снейп на ходу выкуривает последнюю сигарету и догоняет министра.

* * *

У подножья холма лес меняется, переходит в лиственный, многоярусный. Дороги нет. Снейп поскальзывается на коряге и с приглушенным матом падает в траву. Кингсли останавливается рядом, упершись руками в колени, переводит дух.

— Ты как?

— Прекрасно. Отдыхаю. Можешь тоже прилечь.

— Не мокро?

— Сверху и снизу мокро в равной степени. Полный круговорот воды в природе.

— Давай, Сев. Огни уже рядом, почти добрались.

— Подожди.

— Что там?

— Boletus luridus. ⁽¹⁾

— Чего?

— Кингсли, здесь грибы.

— Я не настолько голоден.

— Целая поляна...

— Собирательский азарт проснулся? Запасы для зелий решил пополнить? Так ты не стесняйся, давай заодно еще лишайник мелкопупырчатый поищем. В кой-то веки на природу выбрались! Тьфу.

— Не нравится мне это. Давай не пойдем в деревню.

— Из-за боровиков?!

— Долго объяснять... Тс-с. Впереди живность.

— Она мелкая. Енот или лиса, или...

— Волк.

— Скорее собака. Пё-есик. Да он домашний. Овчарка. Из деревни, к нам бежит.

— Именно. У авроров нет собак.

— Северус, когда мы с Поттером тебя обсуждали, он отмечал твою изумительную выдержку...

— Скалится. Почему она скалится?

— Храбрость, достойную гриффиндорца. По фактам: ты опасаешься людей, откровенно боишься собак и предлагаешь за километр обходить грибы.

— Людей просто не люблю. С животными сложнее. Мне не нравится, что я не знаю, о чём они думают.

— Не смотри ей в глаза, собаки это воспринимают как угрозу. Годрикова борода! Что делать-то?

— М-м... бежать? А ну пошла! Блядь!

— В нос бей!

— Вот скотина.

— Держись!

— Хорошая была палочка.

— С драконьей жилой? Она не оценила.

— Да отцепись ты, тварь!

— Иммобилус! Нет, не могу.

— Депульсо! А, дьявол, оттаскивай её!

— Ух, зверюга.

— В глаз давай. Так! Глубже и проворачивай. Еще раз в глазницу!

— Разжимай. Всё?

— Подергивается.

— Хм. С ошейником. Где ж хозяева? Добить бы, чтоб не мучилась. Может, э-э, камнем?

— Оставь, уже издыхает.

— Шея цела? А нога?

— Ты лучше руку покажи.

— Да нормально.

— Вулнера са... бесполезно. Вот черт. Сварю тебе потом зелье от бешенства.

— Охренел?

— Болезнь такая, немагических тварей поражает. Заразная. У человека первые симптомы — лихорадка, аквафобия... Кингсли, жар ощущаешь, голова болит? Пить не хочешь?

— У меня всё болит, я старый. Пить — нет, выпить хочу. И убраться отсюда. Ты идти можешь?

— Да... знаешь, я не дрался по-настоящему, без магии, лет с пятнадцати. Это сейчас было хуже, чем с Пушком. Как смотришь на то, чтобы никому никогда об этом не рассказывать?

— Сотру воспоминание.

— Палочку забери.

— Э-э.

— Нет, Кингсли, если выдернешь, псина не оживет.

— Сейчас. Не видно ни хрена. Где она? А, ладно.

— Там ещё кто-то впереди.

— Большой? Хвостом не виляет?

— Это человек.

— Прячемся?

— Сам решай, ты у нас верховный главнокомандующий.

— Поздно, нас заметили. Мерлин, у него поводок в руке.

Снейп подбирает комок грязи, быстро затирает ею кровь у себя на джинсах и на воротнике. Кингсли незаметно проделывает то же с рукавом.

— Сну-у-ппи! Где ты, девочка, опять загуляла?

У хозяина псины шаркающая походка. В голосе — старческое дребезжание. Это успокаивает.

— Так, говоришь, бешенство передается людям? — интересуется Шеклболт вполголоса.

— Да, но они не становятся оборотнями, не звереют. На последних стадиях просто... сходят с ума.

— Эй вы там, как поживаете? Не видели мою малышку?

Снейп и Шеклболт переглядываются. Дедуля подходит вплотную.

— Вечер добрый, сэр. Малышку, вы сказали?

— Снуппи. Собачка.

— Боюсь, сэр, мы никого не видели с тех самых пор, как отправились... м-м на променад и сбились с пути. Будем весьма признательны, если позволите от вас позвонить или отправить сообщение.

— Ась?

— Сову, говорю, вашу отправить с сообщением или камином воспользоваться.

— А вы кто такие и откель будете?

Кингсли в легком замешательстве — как это его не узнали! Дедуля жует травинку и смотрит с прищуром.

— Мантия на вас чудная. Небось, — сплевывает, — из самой столицы.

Кингсли не нравится ироничный тон, особенно в сочетании с йоркширским акцентом. Он не сноб, но не позволит какому-то (пусть даже чистокровному) потомку овцеводов потешаться над покроем своего костюма.

— Я из Манчестера, — вклинивается Северус, — отставной зельевар. Коллега мой из... Шеффилда. Мы шли вдоль Транспеннинского тоннеля, эмн, искали лишайник мелкопупырчатый. Потом аппарировали к северу от Пик Дистрикта. Похоже, слегка промахнулись.

— Совсем немного.

Снейпово “Пик Дистрикт” Кингсли списывает на топографический кретинизм и подспудное желание оказаться поближе к родным краям, а вот про стариковское “совсем немного” остается только гадать, сарказм это или маразм.

— Ну, пущай так, — тянет дед. — Как вы сказали, вас зовут?

— Джон, — Сев вытирает вытирает руку о штаны на случай рукопожатия. Напрасно беспокоится.

— Смит?

— Зачем же. Неттл. Прошу, сэр, одолжите пару метел или хотя бы сову. Мы полдня плутали, на последней аппарации выдохлись окончательно. Не вернусь к полуночи, меня моя миссис живьём съест.

— Не знаю, не знаю, — старик смотрит оценивающе. — Не нравитесь вы мне, больно странные. Эх, Снуппи куда-то запропастилась, уж она людей чувствует. Метел нет, сову не держим, домой вас вести, к камину... хозяйка моя скажет, кого привел! Вот это пугало немытое за безработного зельевара поди сойдёт, а второй шибко подозрительный. Во-первых, негр...

— Так, всё! — теряет терпение Кигсли. — Бдительность — это, конечно, хорошо, но вы, сэр, очки протрите, и поймёте, кто перед вами. Немедленно предоставьте нам комнату и средства связи. В интересах госу...

— Мой друг — Пожиратель смерти в бегах, — выпаливает Снейп. — Кровавый Шекли, не узнали? Мантия — для маскировки, от авроров прячемся. Здесь ведь нет авроров? Вы уж простите, сэр, вы осторожничаете, ну, и мы тоже. За Шекли-то авроры пятьсот галеонов обещают, на прихвостней их напорешься — сдадут с потрохами. Но вы, сразу видно — человек порядочный.

Кингсли, которого Сев прервал на полуслове, подтягивает нижнюю челюсть, стискивает зубы и лупит глаза, показывая, что балаган этот Северусу ещё припомнит. В то же время он отчаянно надеется, что за выходкой Снейпа есть какой-то расчёт. Повернув перекошенную от гнева физиономию к старику, Кингсли напарывается на пристальный взгляд, чувствует себя точно под легилименцией, злится еще больше, непроизвольно сводит брови и раздувает ноздри.

— Кровавый Шекли, да? А ведь точно! Вот теперь признал, — старик широко улыбается и хлопает министра по плечу. — Ух, чертяка! Я вашего брата встречал уже. Пожиратели, да? Хорошие ребята. Бестолковые, но безобидные. Вы, Джон, не волнуйтесь, авроры тут уже не водятся. Прошла красная зараза. Народ, правда, весь распугала. Мы с моей хозяйкой только отсиделись, да Снуппи с нами. Сну-уппи! Пойдемте, моя хозяйка вам сидра нальет. Я Альфред, кстати.

Дед пожимает Снейпу руку.

* * *

Дом наполовину ушел в землю, черепица поросла мхом. В прихожей свалены корзины, силки, капканы. Арбалет даже имеется. Под пологом — вязанки трав, банки с соленьями, бутыли с сивухой. Пахнет брагой, сырой землей и уксусом. В гостиной ничего примечательного: кресла-качалки, шкуры, кашпо из мантикоры. Перед камином — стопка “Пророка”. Снейп украдкой проверяет. Последний выпуск — десятилетней давности и явно на растопку. Других газет не видно.

— Хелен, у нас гости!

Северус представляет каргу-людоедку из сказки про Гензеля и Гретель, но на крик Альфреда из кухни появляется вполне благообразная сухощавая пожилая леди, несколько, впрочем, сурового вида: тяжёлый подбородок и носогубные складки выдают крутой нрав. Ну и, конечно, разделочный нож в руке.

— Магглы? — спрашивает она, вытирая нож о передник.

— Наши. Беглые. От министерской шушеры драпают. Говорят, Пожиратели смерти. Голодные, небось. Разогрей-ка им пирог. Стейков нет, не обессудьте.

Снейп и Кингсли снова переглядываются. Хелен буравит взглядом то одного, то другого.

— Дом-то свой или берлога какая есть у вас, чего туда не аппарируете? — спрашивает она в лоб.

— Устали, аппарацию не потянем, — отвечает Шеклболт. — Ваш камин к сети подключен?

— Был когда-то. Не проверяли. Летучий порох отсырел, а нам и ни к чему.

— Метлы точно не найдется? — не сдается Снейп. — Вернем сегодня же совиной почтой.

— Поди ж ты, какие шустрые. И ушлые. И грязные. Как все три поросёнка сразу. Ну-ка, руку покажи. Откуда это?

— Говорят вам, от авроров бежали. Те и зацепили, э-э, кусающим заклятием.

— Ты мне тут не дерзи, да кровью на ковер не капай, сам потом оттирать будешь.

Кингсли чувствует, что Хелен его сканирует, пытается сопротивляться.

— А говорил, выдохся!

— Да свои мы, мэм, — вмешивается Снейп, — вот, смотрите.

Он задирает рукав, показывает метку.

— Это еще что?

— Знак смерти, — поясняет Альфред. — Дай ребятам поесть спокойно, пока пирог не остыл. Шекли, Джон, да вы располагайтесь. Хелен, разливай. Может, Кровавому Шекли бадьян принести? Сильно зацепило?

— Пустяки. Где у вас, э-э, удобства?

Альфред моргает недоуменно.

— Во дворе, где ж еще.

Повернувшись к старикам спиной, Шеклболт беззвучно артикулирует для Снейпа: “Поищу мётлы”. Тот по губам не читает, но общий смысл улавливает, остается заговаривать зубы радушным хозяевам.

— Джон, вы чего не едите?

— Настраиваюсь пока. У нас, знаете ли, ритуал — поминать прах Темного Лорда перед трапезой. А с чем пирог?

— Да как вам сказать... что Мерлин послал.

Снейп отламывает корочку, готовясь узреть в начинке человечьи пальцы или рубленые кости. Нет, ничего такого. Грибы вроде.

— Альфред, Хелен, позвольте полюбопытствовать... С нами всё ясно, но а вы-то что имеете против авроров?

— Да мы, по правде говоря, никакую власть не жалуем. Верно, голубка моя? Кроме разве той, которую не видно и не слышно.

— В город давно выезжали?

— Давненько. При Фадже ещё. Вот тот нормальный был мужик. Никчемный, зато в дела наши не лез и авроров в узде держал. Сидел себе в столице, бумажки подписывал. А как Скримджер его место занял — труба. Я вообще считаю, нельзя силовиков к власти подпускать. Этим только повод дай, припрутся с инспекций в каждый дом. Мантии красные напялили и думают, всё можно. К нам даже заглядывали, про политические взгляды выспрашивали и отношение к магглам. А какое к ним может быть отношение? Умный маггл сюда не сунется, а дурачьё не жалко. У соседей бывших скримджеровские прихвостни загребли мальчонку. За что, спрашивается? Справлял якобы культ Волдеморта, людей смущал. Не знаю, может он когда чего и справлял принародно, так то родители пороли мало, а Волдеморт ваш, поди, не виноват. Фадж, между прочим, говорил, нет никакого Волдеморта и не будет. А Скримджер намекал, дескать, был да сплыл, но потихоньку возрождается. Вы-то, Пожиратели, как считаете?

Снейп смачивает губы сидром, делает неопределенный жест рукой. Старик вздыхает.

— Авось возродится, Скримджера сместит — заживём как встарь...

— Что-то ты, Алфи, разболтался, — перебивает мужа Хелен и глазами показывает Снейпу на пирог.

— Благодарю, мэм, я...

— Ешь давай.

— Молитву только сперва прочту во славу Лорда. Вы извините, молитва длинная.

Снейп складывает руки, прикрывает веки, шевелит губами. Про себя поминает Лорда, чертей собачьих, министров — нынешнего и предыдущих.

* * *

Кингсли вваливается в кухню. Альфред разглагольствует, Хелен слушает с недовольным видом. Снейп сидит с прямой спиной, будто гладильную доску проглотил, бел как мел, ковыряет вилкой корочку пирога. Пытаясь сообразить, в чем дело, Кингсли всматривается в начинку — там вроде что-то шевелится, перекатывается... Нет, показалось.

— А, Шекли! Больно вы долго. С облегченьицем! Я тут Джону рассказываю про нашу полянку. Ух, места у нас зачарованные дальше некуда. Есть поверье, что кто нашу чащу насквозь пройдёт, да живым выберется, у того самые заветные желания исполнятся.

— Занятно. И что же вы пожелали, если не секрет?

— Я-то? Да я человек простой, мне много не надо. Вот чтоб голубка моя жила-поживала, не хворала. И Снуппи тоже. А еще чтоб грибной сезон до декабря...

Алфи смотрит на Хелен умиленно. Та тоже смягчается, почти улыбается. К супружеской идиллии добавляется утробный сытый рык из-под стола. Кингсли опускает глаза. В ногах у Снейпа свернулась калачиком шавка. Нет, не шавка — полноценная овчарка. “Еще одна! Вот ведь собаководы! Или...”

— Снуппи вернулась, — выдает Снейп надтреснутым голосом.

Псина поднимает морду.

— Годрикова борода!

На глазу у Снуппи бельмо, в зубах — палка. Точнее, палочка.

Снейп чуть-чуть приподнимает бровь. Кингсли отвечает едва заметным кивком.

— Альфред, Хелен, низкий поклон вам за гостеприимство. Мы славно отдохнули, пора и честь знать. Раз летучий порох отсырел, мы, пожалуй, пойдём.

Зажмурившись на секунду, Северус медленно-медленно вытягивает ногу из-под собачьей задницы. Словно с мины сходит. Всё так же плавно поднимается из-за стола, делает шаг в сторону двери. Собака вскакивает, преграждает ему путь, рычит.

— Сну-сну, угомонись, — Хелен притягивает к себе овчарку, чешет ей загривок, — вот озорница! Алфи, она опять какую-то дрянь грызет.

Снейп по стеночке пробирается к выходу. Псина заходится лаем. Хелен подбирает выпавшую из собачьей пасти палочку.

— Это еще что?! Та-а-ак.

— Всего доброго, мэм!

Кингсли уже одной ногой в прихожей, Северус за ним.

— А ну стоять!

Кингсли предусмотрительно оставил дверь приоткрытой, но Хелен бросает запирающее заклятие.

— Ало.. Аберто! Да Аберто же!

— Капре Ретрактум! Алфи, держи их!

Притягиваемый заклятием, Снейп уплывает обратно в кухню, по пути пытается схватить хоть что-нибудь, что под руку подвернется. Подворачивается только самогон. Снуппи в это время одним прыжком преодолевает гостиную, пока Кингсли (молодчина!) заряжает арбалет. Мат, возня, глухой стук, хруст, скулёж. Снуппи умирать не впервой, Лорду бы поучиться.

Хелен надвигается на Шеклболта: в одной руке палочка, в другой — разделочный нож. Снейп меж тем оказывается лицом к лицу с Альфредом. Вид у старика обескураженный.

— Как же так, Джон?

— Извини, приятель, — Снейп разбивает бутылку о его голову.

Хелен с воплем разворачивается в сторону Северуса, делает замах.

— Ваддива-а-а... твою мать! — Сев успевает закрыться пирогом (вот что значит черствая выпечка!), но вслед за ножом в него летит Инкарцеро.

Кингсли обходит Хелен сзади, накидывает на неё силки. Женщина выкручивается как кошка, бьёт Кингсли локтём в бок. Министр охает и отступает.

— Ступефай!

Министр уворачивается, заклятие попадает в собаку — очень кстати, а то она уже начала подниматься.

Снейп, завалившись на бок, придвигается к пирогу, кое-как выдергивает нож, пытается резать веревки, высвобождает одну руку, косится на Альфреда, который, слава Мерлину, тихо постанывает. Разлитая сивуха наполняет комнату едкими парами.

Кинсгли снова напротив Хелен. Арбалетный болт нацелен женщине между глаз.

— Мэм. Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал. Просто позвольте нам уйти.

— Акцио арбалет!

“Господи, прости”. Снейп бросает нож.

Альфред с хрипом наваливается, душит. Сев неловко отбивается, извивается, нашаривает на полу палочку. Получив тычок под ребра, старик ослабляет хватку. Боднув и спихнув его с себя, Снейп выпутывается наконец из веревок. Контрольный хук дедуле в ухо. Ничего, оклемается.

Хелен жива. Снейп целил в руку, но метать ножи он не умеет. Мог и в корпус попасть, а то и в голову. Судя по шишке, туда и угодил — благо, рукояткой. А синячище на скуле — это уже Кингсли приложил. Жуткое зрелище. Министр на женщине верхом, придавил своим немалым весом, придерживает её за горло, другой рукой прижимает палочку к ее виску. На бычьей шее министра вздулись жилы, глаза наливаются кровью от натуги. Кингсли явно собирает все силы для заклятия.

— Давай, ты сможешь, ты же министр магии.

— Без магии.

— Ну, постарайся. Что-нибудь простое, с детства знакомое, к чему душа лежит.

— Мелофорс!

Победа. Они выкатываются за дверь. Метнувшись к сараю, Кингсли подхватывает запрятанную метлу.

— Ходу, ходу, — торопит Снейп. — Только одна?

— Мне она всё равно не поможет, истощение полное. А тебе вроде и метла не нужна.

— Боюсь, я сейчас не в той форме. Ладно, по-тамплиерски полетим.

— Твоей магии на двоих хватит?

— Увидим. Та-ак. Иди ко мне, мой Буцефал.

— С разбега попробуй.

— Запрыгивай. Боже, я ведь мог её... того.

— Хелен?

— Хелен.

— Какие мы нежные! Давно людей не убивал?

— А ты?

— Вопрос с подвохом. Не мучайся. Уверен, старушка вроде Снуппи — долго не хворает, даже с черепно-мозговой.

— Бедный Алфи.

— Самогона хлебнут, грибов из Зоны поедят, будут как огурчики. Есть предложение никому никогда о сегодняшнем не рассказывать.

— Принимается. Тебе удобно?

— А что?

— Метла прогибается. Берегись, пихта! Или туя. Всё, не могу больше.

— Нормально. Оторвались уже.

— Прекрасно, тогда готовься: падаем.

— Хреновы ёлки. Не умеешь ты, Сев, летать.

— А ты, Шекли, ел бы поменьше. Мне кажется, там слева — железная дорога. Тпру-у-у! У-у. О-о. Живой? Дальше пешочком.

— Я тебя ненавижу.

— Точно дорога. И тоннель. Горы еще эти. На Вудхэд похоже.

— Оно и есть. Вон и станция виднеется. Но откуда? Как это возможно?

— Ума не приложу. Разве что ты успел загадать желание, когда мы из зачарованной чащи выбирались.

Снейп шутит, но Кингсли отвечает долгим серьезным взглядом.

— А ты что пожелал?

— Я? Ничего... Счастья для всех даром, и иди ты знаешь куда... — Северус злится. Поднимает воротник, прячет руки в карманы штормовки, неожиданно нащупывает “заветную” полную пачку сухих сигарет (чудо!) и злится еще больше.

У Кингсли пищит передатчик. У Снейпа тоже сигнал прорезался. С десяток сообщений от авроров, еще несколько от Нейта, Артура (“мило с его стороны”), Пэнси, Майло (“за прибавку свою волнуется”). Три сообщения от Грейс, одно от Драко, полторы дюжины — от Нарциссы.

1) Boletus luridus — поддубовик/поддубник, съедобный гриб рода Боровик (лат. Boletus)

Вернуться к тексту

Второй час ночи. Он открывает дверь тихо, насколько возможно — вдруг она уже спит. Нет, не похоже. В прихожей и во всех комнатах горит свет.

Он сбрасывает куртку, стягивает свитер и промокшие насквозь ботинки вместе с носками (носки — из набора “неделька”, проще сразу испепелить), босиком крадется в ванную, держит руки под горячей водой. Часть его мечтает задремать на лохматом белом коврике, а все объяснения отложить на неопределенное “потом”.

Она в спальне — забралась с ногами на кресло, кутается в плед, погружена в чтение, но при его появлении роняет книгу.

— При-ивет. Извини, что так поздно. Ты бы не ждала, ложилась.

— Как прошло?

— Не по плану, но в целом министр не подкачал. Завтра расскажу, ладно? Слишком устал, хочу отключиться от всего этого на время. Что ты читаешь?

— Так, глупости, — она прячет книгу под плед. — Ужинать будешь? Молли прислала пирог, “твой любимый”.

— Ох... Спасибо, не голоден.

— Давай хотя бы Мерло откроем.

— Пить точно не буду. Утром — Скай.

— Нет, только не завтра! Сделай перерыв.

— Мы собрали Зоны и должны закончить, пока всё не расползлось обратно в топографический кавардак.

— Но...

— Ты не хуже меня знаешь, промежуточная фаза обратной трансфигурации — метастабильное состояние, откладывать нельзя. К тому же, у нас договорённость с маггловскими властями. Они эвакуировали всех с острова. Масштабная акция. Не могу я просто взять тайм-аут, слетать в Париж на выходные.

— Давай ещё раз: как ты скомпенсируешь отрицательную магию?

— Мерлин! Хватит уже. Мы это разбирали на сеансе обоюдной легилименции.

— Да, между красным вином и бренди.

— Хорошо, откроем Мерло.

— У меня после разрыва легилименции ничего в голове не держится. С моделью ты перевел обратную магическую энергию в антиматерию, столкнул с материей, они аннигилировали. В данном случае аномалии затрагивают пласты...

— Антипространство уберём под Арку, в первородную Зону. Никакой аннигиляции. Ничем не придётся жертвовать.

— Вы не окажетесь внутри сворачиваемого пространства или между ним и Аркой?

— Да с какой стати?

— Ты сказал, сегодня прошло не по плану. Эй, ты что, глаза прячешь? Ну всё...

— Есть план Б. Его тоже обсуждали, помнишь? Если энергия переводится в материю, пространство чисто гипотетически — во время. Мы, правда, фактор времени изначально отбросили для простоты. По моим прикидкам, петля получится небольшая.

— О боже.

— Перестань. Ждать вечно не придётся, к ужину могу опоздать. Прекрати себя мучить.

— Я не мучаю.

— Н-да? — он выуживает из-под пледа оруэлловскую нетленку.

— На Скае с тобой должна быть я, не Кингсли.

— Ни за что.

— Ты же говоришь, ничем не придётся жертвовать. Смотри на меня, мерзавец!

Он листает “1984”, находит загнутый уголок, пробегает глазами сцену с крысиной клеткой, смотрит на Нарциссу укоризненно, бросает книгу.

— Что ты...

— Инсендио.

— Варвар! Великий роман, между прочим.

— Несомненно. Всех нас переживёт.

Настроение портится окончательно. “Отдохнуть собирался перед последней Зоной? Отдохнул”.

— Давай всё-таки выпьем вина.

Он идет к мини-бару, затем на кухню, в холодильнике находит сыр и видавшую виды чиабатту (мадам хлеб не ест), срезает ссохшуюся корочку.

Нарцисса чувствует себя виноватой.

— Подожди, я тебе мясо пожарю.

— Ты не умеешь. Садись лучше, — он осушает свой бокал почти залпом. — Знаешь, насчёт Оруэлла, мне любопытно: если абстрагироваться от художественной составляющей... считаешь, у нас нечто подобное в принципе возможно?

— У нас — то есть между нами? Ты спрашиваешь, способны ли мы предать друг друга?

— Нет, я о другом. У нас — в Магической Британии — осуществим тотальный контроль государства над частной жизнью? Оруэлл довёл до предела советский сценарий, и вроде бы оно неплохо легло на отечественные реалии. Но ты не находишь, что этот сценарий чужд нашей, пардон за пафос, ментальности?

— Хм, — Нарцисса отрезает себе тонкий до прозрачности кусочек сыра. — Ты настолько вымотался, что потянуло в два часа ночи на разговоры “о судьбах Родины”.

— Тебя же потянуло перечитать антиутопию. Не пойми меня неправильно, я не утверждаю, что мы чем-то лучше русских. Ты знаешь, мой отец был красным, когда работы лишился — просто пурпурным, и всё же... Каждая нация слетает с катушек по-своему. Как там... старушка Британия — выжившая из ума, но не совсем ведь пропащая ведьма. Не верю, что она стерпела бы ангсоц. В крайнем случае довела бы его до абсурда в уникальной манере.

— Ха. Может быть. Мне тяжело даётся сослагательное наклонение — плохо с воображением.

— Кто сказал?

— М-м. В самокритике упражняюсь.

— Чушь, с воображением полный порядок, и вообще ты мыслишь новаторски. Могла бы возглавить ДиЭм.

— На комплименты не напрашиваюсь.

— Нет, в самом деле, Забини прав. Без всякого сослагательного наклонения. Ты можешь возглавить ДиЭм.

— Блейз, когда это говорил, на мою грудь смотрел.

— Я оставил папку в лаборатории. Нижний ящик стола. Если вдруг действительно временнАя петля... ты загляни. Там наброски по применению отражателей в качестве изоляторов, сочетание маггловской электроники с нашими технологиями.

— Завещание в той же папке?

— Выпей ещё.

— Прекрасно, продолжим делать вид, что ничего не происходит. Превосходное вино. И вечер дивный.

— Ночь.

— Да. Чудесная ночь для... литературной дискуссии. Ладно. Оруэлл меня убедил. Причём убедительной показалась именно... универсальная простота описанных приёмов подавления личности. Двоемыеслие (ха, звучит как обоюдная легилименция) требует определённого таланта, оставляет место индивидуальности. Но когда доходит до последнего рубежа, все одинаковы. Все ломаются, — Нарцисса раскраснелась, в голосе — нервное веселье. — А ты какой вариант антиутопии находишь максимально правдоподобным?

— Эмн. Следующий. “1985”.

— Нет! Разве можно их сравнивать? Оруэлл и Бёрджесс даже не в одной лиге.

— Один — гений, другой — просто неглупый человек. Мне второй тип как-то симпатичней.

— Я ещё понимаю “Заводной апельсин”.

— Интересно, кстати, Беллс “Апельсин” читала?

— Кажется, нет. В “1985”, насколько помню, до абсурда доведена диктатура профсоюзов. Синдикализм ты находишь более реалистичным, чем ангсоц?

— Завязка — сплошная натяжка, не спорю. Зато какая развязка.

— Никакой! Героя система не сломала, он её — тем более. Обещал своей женщине, что отомстит, а к финалу уже сам не понимает — кому, зачем...

— По-моему, жизненно. Но кульминацией считаю сцену на Трафальгарской площади. Нация вконец распустилась. Беспорядки, разруха достигли апогея. И тогда декоративный монарх, словно припасённый Британией на крайний случай недееспособности правительства, обращается к населению, призывает образумиться. Монарх демократичен и ироничен. Много ли нужно, чтобы обаять толпу? Народ внимает, затягивает чёртов гимн. Кризис миновал, все расходятся по домам, смотрят старое доброе кино...

— Унесённых ветром.

— Точно. На следующий день граждане возвращаются к работе. Профсоюзы слегка умерили пыл, но остались при своём. Падения в пропасть удалось избежать. Вместо этого государственная махина по пологому склону медленно, но верно катится дальше куда-то туда же.

— К чему ты ведёшь? Или мы ещё говорим о литературе?

— О ней, но если проводить параллели, да принять твой тезис о социальном генезисе аномалий — закроем мы последнюю Зону, и всё постепенно вернётся на круги своя. Не знаю, что я должен был изменить, как реформировать, но я ничего не сделал.

— Монумент “Магия — cила” снесли после конференции.

— Ха-ха-ха.

— Северус...

— Понимаешь, административное болото засасывает. Система меня не сломала, я её — тем более. Оказалось, нечего там ломать, и так на хлипком Репаро держится. Я только дыры латал, чтобы система худо-бедно функционировала. Мы с Кингсли, страшно сказать, сработались. Тебя это не ужасает?

— Северус, ты не обязан ему мстить.

— Да, да. Как ты сказала, помнить ошибки, сделать выводы, жить дальше.

— Боже. Ты меня слушаешь, запоминаешь мои слова. Не в первый раз уже.

— Это противоестественно?

— Нет, но слегка пугает. Люциус так не делал.

— Тебя многие слушают. И камера тебя любит. На конференции...

— О, про “жить дальше” прозвучало пошло и избито, “мира и безопасности”— штамп, “река слёз” — апофеоз дурновкусия, Беллс меня обсмеяла.

— ?

— М-м, посмеялась бы.

— Перебарщиваешь с самокритикой. Твоя импровизация была самой выразительной частью этой клоунады.

— Именно!

— Я не то хотел сказать. Речи — дело десятое, но как глава компании...

— Опять ты про ДиЭм! Я ничего без тебя не смогу.

— Я никуда не денусь.

— ...

— Хватит уже меня хоронить.

— Ты сам меня словно дразнишь. Сначала исповедь, покаяние, потом инструктаж, — Нарцисса залпом осушает бокал. — Про “Заводной апельсин”: ты знал, что Бёрджесс взялся за него, считая себя приговорённым? Какая-то маггловская смертельная болезнь.

— Рак. Но он не умер.

— Чудо. Может, тебе роман начать или хотя бы трактат по тёмным искусствам. Краткое содержание к утру успеешь... Северус, куда ты?

— Всё нормально. Ты невыносима, но я привык.

— Не уходи!

— Всё в порядке, я в душ.

* * *

Отмокая, Снейп думает о том, что живи он с Нейтом (в холостяцком свинарнике), обошёлся бы без исповеди, поел бы сейчас загодя заказанных рёбрышек на гриле, завалился спать (немытым) и роскошно бы выспался. Парадокс в том, что до появления Нарциссы в его жизни, он даже рёбрышки особенно не ценил. Ничего не ценил. Допустим, Альфред прав, Зона — место, где исполняются желания. Не будь Нарциссы, Снейп действительно пожелал бы сигаретку напоследок и помереть спокойно.

Одежда вся закинута в стирку, и он выходит в махровом полотенце. Нарцисса успела допить остатки вина, накуриться, судя по клубам дыма, и переодеться в чёрный шёлковый халат с драконом. Очевидно, под халатом ничего нет. “Вот чёрт”. Снейп обещал себе, больше никаких “cонно”, читай “вяло”. Нарцисса смотрит так, будто никогда прежде не видела его без одежды. “Последний раз — это как первый!” — написано у неё на лице, и сонливость Северуса испаряется, вытесняется нервозностью, чувством ответственности, которое скорее мешает, тянет за собой страх, но и драйв. Взгляд скользит по струящемуся шёлку.

В глубине души Сев всё ещё хочет сбежать.

— Кхм. Это ужасно, если мы просто уснём в обнимочку? Будто старые супруги, которые вместе посмотрели “Унесённых ветром”, выпили на ночь молока с печеньем....

"Что ты мелешь! Какое печенье! Сравнение с пожилой парой — просто безобразие, да и ассоциации нехорошие."

— Нет, Сев, не ужасно. Мне очень нравится... про супругов. Но молока у нас нет, только кофе. Кофе и сигареты.

Она освобождается от одежды одним движением, как Джулия из “1984” в сне Уинстона. Или то была явь? Он вздрагивает от её прикосновения. Она стаскивает c него махровое полотенце, опускается на колени. О-о, что-то новенькое. То есть, казалось бы — тривиально, но он думал, для неё — табу, уже не надеялся. Никуда он теперь не сбежит. Техника — дело наживное. Она очень старается.

— Нет, я... не умею этого делать.

— Расслабь челюсть.

— М-м... ... ... Секунду. Я не против, просто... я так дышать не могу.

— Дыши как обычно — носом.

— Прости.

— Всё прекрасно, — он поднимает её, прижимает к стене.

Ему нравится стоя, лицом к лицу, но это не слишком удобно из-за разницы в росте, приходится фактически её держать. Она обвивает его ногами. Опускаются, почти валятся на пол. Поцелуй — глубокий, настоящий, сбивающий ритм и дыхание. Драйв со вкусом отчаяния из серии “как в последний раз”, которое она, уловив, уже не может преодолеть. Она отрывается, прижимается губами к его шее, царапает себе ладонь ногтями. Держаться! Немного осталось, он уже близок. Или нет? Не реветь, плакать тихо, это ответственный раз! Только бы не заметил.

— Что-то... ... не так? Ты... ... ... в норме?

— Умн, ага.

Она перекидывает свою гриву, закрывается волосами. Меняет позу. Надо же завершить это достойно! Хотя что тут может быть достойного. Поза классическая, коленно-локтевая. Не новшество, но редкость, потому что как животные в самом деле, ужасно унизительно. Сейчас, впрочем, идеально — стиснуть зубы, смотреть в пол, его не видеть. Не чувствовать, конечно, не получается. Грешно смешивать боль и удовольствие. "Вот так и становятся извращенцами... Терпеть! Теперь уже точно скоро". Если бы ещё не его рука на её коже... Северус... Притворяться больше нет сил. Он останавливается, она рыдает в голос.

— Ты... издеваешься надо мной!

Он подбирает полотенце, снова оборачивает вокруг бёдер, пытается выровнять дыхание, пьёт воду, смотрит возмущённо.

— Это неполезно, между прочим, — закуривает. — Вернусь, и первым делом завершим начатое. Ты же сама меня завела! Кошмар какой-то.

Он расправляет плед, протягивает ей, помогает подняться, переместиться на кровать.

Он обнимает её крепко-крепко, а она всё плачет.

— Я пойду с тобой завтра.

— Нет.

— Ты не можешь мне запретить.

— Ты должна остаться, присмотреть за Драко.

— Он взрослый. Ты даже не догадываешься, насколько.

— Не сомневаюсь, у него большое будущее. Но он пока к этому не готов, ты нужна здесь. Нельзя ДиЭм на Драко оставлять.

— Это всего лишь компания.

— Это... наследие.

— Если вдруг усну, разбуди меня перед уходом. Слышишь? Обязательно.

— Хорошо.

Они лежат без сна сколько-то часов, рука в руке. Подкрадывается рассвет. Нарцисса закрывает глаза, пульс её замедляется. Дремлет?

— Люблю тебя, — шепчет он.

Она сжимает его ладонь и наконец забывается.

* * *

Звонок в дверь. “Какого дьявола! У меня ещё час.” Нарси ворочается, рука ложится ему на грудь. Осторожно высвободившись, натянув джинсы и закутавшись в плед, он плетётся убивать кого бы то ни было. Скорее всего, соседа сверху. Этот стремительно вырождающийся молодой аристократ — хороший в целом парень, нелюбопытный (Сев даже Фиделиусом пренебрег), но с чудовищным музыкальным вкусом, живёт вне времени без всяких хроноворотов, может и в пять утра трезвонить, чтобы стрельнуть сигаретку.

— Кто? — хрипит Снейп через дверь.

— Я.

Голос женский. У Северуса глаза слипаются и вата в голове.

— Кто “я”?

— Грейс. Стиллс!

— Да тихо ты.

Щёлкает замок.

— Сэр!

— Ш-ш-ш. Всё, хана, Зона расползлась?

— Н-нет вроде.

— Вторжение?

— Какое вторжение?

— Не знаю. Черчилль даже в военное время разрешил себя будить досрочно только в случае вторжения. То есть, когда уже полчища врагов начнут штурмовать Альбион. Кингсли, насколько мне известно, последовал примеру кумира. Я, конечно, не министр, но… если нет снаружи вражьих орд, проваливай. Как ты вообще меня нашла?

— Боюсь, слежка за вами становится дурной привычкой.

Снейп оглядывается на дверь спальни, выталкивает Стиллс на лестничную клетку, сам выходит следом — босиком и в пледе.

— Где же ты была, когда мы с министром сутки по лесу шатались? Не уследила. Или по кустам пряталась? Ладно, в чём дело?

— Вы не отвечаете на сообщения.

— Ответил.

— Но я просила о встрече.

— И дала понять, что это не совсем по работе. Значит, не срочно.

— Нам необходимо поговорить до вашей встречи с министром.

— Слушаю. Покороче, если можно — пол холодный.

Она опускает глаза на его голые ноги, краснеет.

— Не здесь. Я должна вам кое-что показать. Выйдем сейчас, как раз успеем.

— Да вы все надо мной издеваетесь! Хорошо, жди. Нет, за дверью. Пардон.

Грохот на лестнице пролётом ниже. Стиллс чуть не подпрыгивает, а Снейп вяло моргает. Они смотрят не в сторону шума, а друг на друга. Снейп поднимает бровь.

— Вражьи орды?

Грейс криво улыбается. Сосед вползает по ступенькам, источая клубные ароматы, виснет на перилах.

— Джо-он, салют. Мэ-эм, классные туфли, очень секси. Вы вроде перекрасились, да? Раньше лучше было.

Снейп вздыхает и затаскивает Стиллс обратно в квартиру. Она осматривается с нескрываемым интересом, делает робкий шаг вперёд.

— На банкетку пока присядь.

Она опускается, снимает туфлю, трёт лодыжку.

Снейп плотно прикрывает за собой дверь спальни, быстро одевается. Нарцисса так и не проснулась. Во сне она расслаблена и беззаботна. Он любуется тенью от её ресниц ещё одно остановленное мгновение. Пора.

* * *

Светает. Снейп на ходу заматывается шарфом, слушает цоканье каблучков Стиллс. Улица безлюдна.

— Грейс, говори уже. Кругом — ни души.

— Кингсли попытается вас убить.

— ?! Тьфу, — ноги сами ведут Северуса обратно к дому, — я ещё успею кофе выпить.

— Не отмахивайтесь!

— Откуда такая осведомлённость? Тоже дамский клуб посещаешь? Кингсли ещё сам не решил, как поступит.

— Вы читали его мысли, но он старается об этом не думать. Я его знаю очень давно. Друг семьи. Мне даже легилименция не требуется, просто вижу всё в его глазах. Он не хочет, а вроде как должен. Вы ведь тоже обещали Малфою.

— Это тебя не касается.

— Кингсли рассчитывает столкнуть вас в Арку. Не рискуйте. Сделайте это первым.

— Ха.

“Хренов неисправимый романтик”, — ругает себя Снейп.

— Представляешь, я надеялся, Кингсли тебе небезразличен.

— Так и есть. Это был сложный выбор. Но меня гложет совесть. Считаете, вы прочли Кингсли и понимаете его. Человека определяют не мысли, а поступки. Мысли он сливает в омут. Те, с которыми нельзя жить — стирает. Раньше меня просил.

— Он очень тебе доверял.

— У нас осталось меньше часа. Аппарируем отсюда.

— Куда?

— В подвале министерства был секретный лабораторный блок с медотсеком для экспериментов в области ментальной магии. Сейчас всё закрыто, персонал распустили. Я сама подчищала сотрудникам память. Остался один пациент. Навещаю его иногда. Кингсли предпочёл, кажется, забыть, а вы должны знать. Не тратьте магию, я перенесу нас обоих.

Она подходит вплотную. Её пальто расстегнуто, и Снейп замечает на блузке, под ключицей пятнышко крови.

— Тебя не рановато выпустили из Мунго?

— Я не сумасшедшая.

* * *

Белый коридор, стерильность. Череда дверей, в каждой оконце. Похоже на камеры. Грейс произносит заклинание, коридор размыкается перед ней и съедается мраком за её спиной. Нет, это всего лишь разновидность Люмоса — потолочные лампы зажигаются и гаснут. Снейп ловит себя на том, что пытается проснуться. Ущипнуть себя? Прокусить губу? Металлический привкус во рту вполне реален. Потому что это не сон. Грейс распахивает дверь комнаты 101.

Пациент не привязан ремнями к кровати, ничего такого. Сидит себе с приоткрытым ртом, болтает ножками, смотрит в стену. По подбородку стекает струйка слюны.

Снейп вспоминает Алисию, Фрэнка и других жертв Круциатуса/ментальной магии. Он спускался в преисподнюю их сознания. Им даже без легилименции страшно заглядывать в глаза. Пациент не таков. Похож не на жертву — на симулянта. Хитрюга, он только ждёт, когда исчезнет мучительница Стиллс...

— Грейс, выйди.

— Не тратьте магию. Попусту.

... И тогда он утрётся, сощурится, дунет в ус, достанет очки из нагрудного кармана. Взгляд сфокусируется.

— Северус, не надо.

— Уйди!

Часть его уже понимает: всё это правда. “Что же ты натворил, Шекли”.

Нет. Выставить Грейс, и пациент заговорит. Всё ему выскажет, всё припомнит. Как он погубил любимую женщину, потому что бредил ею, а о других не думал вовсе, как друзей не выручил, потому что был неосторожен, как осторожничал и не спас коллегу.

— Кингсли сожалеет, — заверит его пациент. — Он и о тебе будет сожалеть. Он уже раз подписывал тебе приговор — лишение магии посредством, чего уж там, лоботомии. Цивилизация не стоит на месте. А ты думал, ментальной магией только ДиЭм интересуется? У нас же курс на инновационное развитие, технологический рывок! Методы современные и доктора хорошие. Ты мог ему помешать. Но вы вместе отбивались от активных граждан, карикатуры на себя разглядывали. Это сближает, понимаю. Твоя новая женщина официально разрешила тебе не мстить — только, мол, вернись ко мне. Заживёте дальше припеваючи, потому что как бы ты ни облажался, она тебя обнимает, словно ваши души бессмертны.

— Души бессмертны, Филиус.

— Кто из нас растерял остатки разума? Это любовь так действует?

— Нет, это во мне маггловская кровь кипит. Одной магии, видишь ли, недостаточно. Иногда нужно нечто большее.

— Чудо? Ну, попробуй.

Северус смотрит пациенту в глаза, и чуда не происходит. Легилименция не встречает сопротивления — никакой преграды, ни малейшего огонька разума. Провал.

Грейс пытается привести Снейпа в чувства. Его трясёт, и он всё ещё бормочет: “Уйди”.

— Прости меня, Северус, прости. Прости. Хочешь Обливиэйт?

У неё тоже слёзы в глазах.

* * *

Кингсли цепляется за высохший вереск и крошащиеся камни. Левитация проще физкультуры, да только магия ещё пригодится. Последний уступ — всё, он на плато, упирается ладонями в колени. Голова его гудит, давление скачет. Бесы внутри черепной коробки разбуянились — празднуют. Глубокий вдох, медленный выдох. Министр рывком распрямляет спину. Ветер треплет его багровый плащ.

Подножье холма оседает в пучину. Остаточные аномалии преломляют пространство, отрицательная магия язычками чёрного пламени лижет утёс, клубится, переходит в антипространство и стекается к Арке, которая проглядывает за горизонтом как ободок меркнущего солнца. “Око бури, — думает Кингсли, — или зрачок обскура”.

Снейп пинает камешек. Тот летит туда, где хмурое небо отражается в воде.

— Кинсгли, у тебя есть любимая антиутопия?

— Придумал бы что-нибудь поумней. Скай рушится.

— Магглы выслали за нами вертолёт.

— Хорошо. В антиутопиях социальные язвы доведены до гротеска. Я предпочитаю реализм.

— Что-то в стиле “Пролетая над гнездом кукушки”?

— Опять американская проза. Не читал.

— Я видел Флитвика.

— ...

— Чарльзу Уизли ты готовил то же? А Перси...

— Чарльза я намеревался просто припугнуть, и Перси об этом известно.

— Допустим, верю. Флитвик сейчас у Минервы. Я сказал, его нашли в Зоне.

— Вот как... Почему?

— Допустим, у меня тоже есть воспоминания, с которыми нельзя жить.

— Меня, наверное, Грейс сдала. Теперь она всем расскажет.

— Уже нет.

— ?!

— Всего лишь Обливиэйт. Это не ради тебя, а ради неё. Правда о тебе разъедала ей душу. Напрасно ты сам не стёр ей память. Словно проверял, сколько ещё правды она сможет вынести. Или ждал, что она ужаснётся, осудит как следует, а потом отпустит тебе грехи?

— Это было испытание верности.

— Жестоко.

— Устал я от вашей сумеречной зоны, Сев. Иногда нужно просто выбрать сторону и держаться до конца.

— Я держусь.

— Ты ходишь по краю.

— Вертолёт жду.

— С Грейс ты мне всё испортил.

— А ты начни с начала, только уже без игр в духе “полюби меня чёрненьким”... Я не то имел в виду. Ты ведь был счастлив, пока не развёл вокруг себя Древний Рим, был первоклассным рядовым аврором. Меня тоже утомляют кабинетные баталии за бюджет, с радостью устроиться бы снова в скромную подпольную лабораторию. Занялся бы незаконными экспериментами. Ты бы меня искал, ловил, арестовывал.

— Нельзя вернуться в старые добрые времена. Как только отдам власть, меня самого упекут в Азкабан.

— А ты сбеги. Если встретимся случайно, я тебя, пожалуй, не сдам.

— Жалею, что мы не зашли в то заведеньице в Вестминстере, где магглы проспиртованы, и мясной пирог...

— “Принц Альберт”. Пиво там попахивает ослиной мочой.

— Не беда, я в бытность свою рядовым аврором пил и не такое.

— Н-да.

Снейп всматривается в размытый горизонт.

— Повернись, Сев.

— Подожди... Я не имею права тебя судить, прощать уж точно. И я не Грейс. Зато я тебя понимаю.

— Тогда ты знаешь, что это тяжёлое решение.

— Потому что мы вместе собаке пасть порвали?

— Не только. Мы ей ещё глаз выкололи. И ты едва не укокошил старушку, предположительно спасая меня.

— За свою шкуру беспокоился. Мы же условились не вспоминать об этом.

— Но я никогда не забуду.

— Кингсли, пусть сейчас всё обставлено как гибель Помпеи, мы ещё можем завершить разговор в пабе.

— Ты настоящий змей. Вот только у меня своя правда, от такой не отказываются за пинту взаимопонимания. Повернись, я не хочу бить в спину.

Снейп поворачивается.

— Авада Кедавра, — произносит министр.

Зелёный луч поражает цель и распадается на кванты. Качнувшись назад, Снейп срывается, падает. Высота проваливается в глубину. Кингсли делает шаг к обрыву, видит, как тонет тело. Арка отражается в воде, а под ногами министра осыпается остров.

"Я не вернусь", —

Так говорил когда-то,

И туман глотал мои слова

И превращал их в воду

Я всё отдам

За продолжение пути,

Оставлю позади

Свою беспечную свободу.

Не по себе

От этой тихой и чужой зимы,

С которой я на "ты".

Нам не стерпеть друг друга.

И до войны

Мне не добраться никогда.

Моя безумная звезда

Ведет меня по кругу.

Шура Би-2, Игорь Рубинштейн "Серебро"

Он выбирается из-под завала, весь в каменной крошке и бетонной пыли, давится этой пылью, хрипит, прочищая глотку. Он стонет сквозь зубы, а потом уже в голос — кричит всласть, орёт как новорождённый или отцепивший грузило, да поднявшийся со дна всем чертям назло утопленник.

Город отвечает ему инфернальным хохотом из питейных заведений, щурится неоном свысока, обдает смрадом. Магический Лондон едва узнаваем, многоярусен и тесен, точно гибрид Отдела тайн с чайнатауном, перевит-перепоясан коммуникациями. Торцы зданий облеплены колдоэкранами, между ними — граффити: мужчина и женщина со стёртыми лицами, “Let’s adore and endure each other”, бородатый старик в очках-полумесяцах, “большой брат” из сна про Шордич, только вместо кровавого “OBEY” — строгое черное “RESIST”. За домами расцвечивает небо на манер Морсмордре громадная пиксельная колдография “ДиЭм” без привычного логотипа. Шрифт барочно-претенциозен, и аббревиатура смотрится как вензель. Часть пискселей мигает, часть гаснет.

С экранов транслируются в основном помехи, лишь на одном разглагольствует белобрысый юнец. У юнца ломающийся голос, но королевская стать. Из-за острого подбородка он неуловимо смахивает на грызуна. Говорит парень про чистоту крови. У министра возникает ощущение, что он угодил в прошлое и будущее одновременно. За его спиной, павшее ниц перед новым старым городом, лежит в руинах Министерство магии.

Из заведения с фривольной афишей и вывеской “Последнее утешение” высыпает несколько алконавтов. Выглядят эти джентльмены в меру странно: одежда из синтетических материалов, фасоны скорее маггловские. Кингсли сдирает с себя белый от пыли плащ, уничтожает заклятием, слегка трасфигурирует костюм, с удовольствием отмечая, что вся магия при нём. Джентльмены не обращают на Шеклболта внимания, мочатся на стену, курят, дружелюбно переругиваются. “Где я? Что это за хренова альтернативная реальность? Какой сейчас день, год, век?” — хочет спросить у них Кингсли, но выдает только: “Который час”.

— Комендантский, как всегда, — отвечает один из алконавтов и поворачивается к товарищам. — Бля, братцы, министр…

Кингсли вздрагивает, потом соображает, что взгляды обращены не на него, а на экран позади.

— …нонстопом стримит. Совсем задрал, гамен нанюханный. Как ему кикера наварят, бдит из каждого ПК и утюга. Ну, хоть без чиксы своей.

Джентльмены несколько секунд вслушиваются в речь блондинчика, мрачнеют, даже трезвеют от тоски. Самый старший и испитой сплёвывает себе под ноги.

— Скорей бы колдоэкран сплавился. Жили же мы без техномагии и ещё поживем. Зато эти табло видеть не будем.

— Долбак ты, Стэн, — машет на него рукой прыщеватый алконавт помоложе. — ДиЭм того и добиваются. Изолируют нас от магглов, вернёмся в каменный век — будет тебе вместо трансляций наскальная живопись с мордой хорька и вензелями.

— Брось, Тони, — включается третий, — совсем не изолируют. Они сами завязаны на маггловские поставки. Без дронов, колднета, вообще без средств связи как следить-то за нами будут? Грёбаный огневиски! Что-то мне, братцы, худо…

— Блевательный батончик остался у кого? Нет? Сорян, Джек, давай так. По старинке… следить будут. А ты думал? Передатчики мы собирать разучились, электроника не по силам — восстановим технологию зачарованных зеркал. Чипово и сердито. А там, глядишь, сов начнем разводить. Аврорат вот возрождают, ребят набирают покрепче, с увесистым Круцио, но можно без высшего образования. Рей наш уже и заявку отсабмитил.

— Идите в жопу, братцы, — беззлобно огрызается помятый алконавт, похожий на растерявшего форму боксёра. — Вам норм во фрилансе, а мне надо семью кормить. Что я должен был делать? Жену-детей в охапку, к магглам бежать, за пять пенсов фокусы показывать “под надзором, в специально отведенных местах”?

— Объясните мне, дураку, — вздыхает Стэн, — как же это получилось, что у нас всё было, и мы всё просрали?

— Просто кому-то этого всего мало. Целого мира мало, а другого нет, вот его и расхерачили.

Компания снова пялится на экран.

“Магия — сила, — заверяет их белобрысый. — Испокон веку мы жили обособленно и были самодостаточны. Смешанные браки подорвали основу нашего общества. Мы сблизились с магглами настолько, что стали от них зависимы. Не позор ли? Не благо ли, что порочная связь наконец разорвана? Помните, Отражающую стену возвели сами магглы. Это они от нас отгородились, не мы от них. Но мы станем без них сильнее, чем когда-либо, мы воспрянем духом, мы не пойдём на уступки, мы, я… Имейте гордость, граждане…”

— Лицемер проклятый, посмотрим, куда ты засунешь свою гордость, когда у тебя передатчик сломается, — шипит Тони.

Белобрысый мнется, за его спиной появляется девушка, кладет ему руку на плечо: “Спасибо, дорогой. Теперь я скажу несколько слов…”

По экрану пробегает рябь, изображение гаснет. На сером фоне проступает трафаретная фигурка бородача в очках-половинках.

— Феникс, — хмыкают алконавты, — уже на экраны пролез. Вот дает, старый чудила!

Кингсли переводит взгляд с экрана на торец соседнего дома. Там, на месте граффити — голая стена. Выходит, это был не обычный стрит-арт, а настоящий магический портрет, способный перемещаться, и, кажется, не только.

Трафаретный бородач сдвигает очки. Кингсли поражается, что не узнал его сразу.

— Да простят меня министр и его супруга, — начинает Альбус, — я тоже смерть как хочу сказать несколько слов. Вот эти слова: олух, пузырь, оглобля, пупок, индюшка! Ах, как хорошо! Мне и вправду полегчало. Полагаю, многие неравнодушные граждане хотели бы сказать несколько слов, но давайте, друзья, прибережём слова покрепче на следующий раз, ведь сегодня канун Дня всех святых.

Альбус привязывает к своей бороде бубенчик.

— Кто забыл о празднике или не получил пособие, не смог купить своим малышам сладости — не отчаивайтесь, — продолжает он деловито. — Уверен, у каждого на чердаке найдется выручай-комната. Она откроется, стоит только захотеть этого всем сердцем, пусть даже у вас нет чердака. В комнате обязательно отыщется вазочка-другая шоколадных конфет, мятные пастилки, ягодные тянучки, лимонные дольки... Пусть даже у вас нет своих малышей, не переживайте — сладости наверняка придутся по вкусу соседским детям. А уж если вся ребятня куда-то разбежалась, можно в нарушение традиции раздарить шоколад старикам. Поверьте, среди пожилых хватает сладкоежек. Только им чаще дарят шерстяные носки, чем конфеты… Что-то я отвлёкся, при жизни столько не болтал. Становлюсь сентиментальным. Лимонные дольки… Минутку…

Дамблдор утирает слезу. Смотреть на это неловко всем. А люди смотрят. В окнах домов зажёгся свет, кое-где распахнуты ставни. Из “Последнего утешения” выкатились на улицу девицы в минималистичной рабочей одежде. Похоже, Дамблдора в народе знают, и не впервой ему толкать речь в этой знакомой, но искорёженной реальности, угодившей во временную петлю — от будущего к прошлому.

— Совсем у Феникса драйвера слетели, — режет правду-матку так и не проблевавшийся Джек.

— До завтра, братцы, пойду я, — бормочет “семейный” Рей — тот, что подал заявку в Аврорат.

Тони пытается его задержать.

— Давай хоть дослушаем.

— Ну, нет. Не знаю, к чему он ведет, но лимонными дольками дело не кончится. На кой мне это? Чтобы потом доложить про Феникса министерским? Они ещё списки слушавших потребуют. Министерство отделило магглов, теперь нас делить начинает. Уверен, что я завтра не сдам инструктору дедулю со всеми перьями и вас с потрохами? За аврорский аванс. Я ведь сегодня последнюю двадцатку прогулял. Клэр меня... хорошо, если сразу заавадит, а Кит и Марта просто… просто… Нет никакой выручай-комнаты, да и не помогут тут шоколадные лягушки.

Вся компания смотрит на Рея, а тот — себе под ноги. Стэн, покопавшись в карманах, достает пять фунтов. Остальные тоже скидываются.

— Знаете магазинчик “Сладкое королевство” между заброшкой и складом? — спрашивает Тони. — Там обычно дурь толкают, но к празднику должны были и нормальные конфеты завезти. Поможет, не поможет, а ты, Рей, всё-таки загляни. Клэр привет.

— Спасибо. Я отдам, когда зарплату получу… или пособие.

— Брось. Главное, не пропадай совсем. Завтра-то придешь?

— Нет.

— Ну, как знаешь. Бывай.

Дамблдор тем временем взял себя в руки, вопреки ожиданиям с темы не свернул, продолжает о Хеллоуине и детях, но переключается на детей маггловских.

— У них уже давно не было праздников с настоящими чудесами, а они всё равно любят Хеллоуин. Кому-нибудь интересно, как они отмечают? Мне интересно. Поэтому я был сегодня за Стеной.

Небрежно брошенная фраза производит эффект разорвавшейся инфо-бомбы. Публика слушает, затаив дыхание. Кингсли не видел Стену, но уже догадывается, что Лондон, магическая часть которого срослась в определенный момент с маггловской, поделен, как был в свое время поделен Берлин. Учитывая упомянутые белобрысым смешанные браки, граница местами прошла прямиком через семьи.

— Забавно, магглы сумели отсечь полноценную магию, а про плоскую забыли. В Национальной галерее затесалось несколько магических портретов, — поясняет Альбус. — Висят там уже пару веков, маскируются. Вот они меня и привечают, делятся новостями. Представьте себе, сегодня, прямо сейчас, маггловские дети разгуливают по Лондону, переодетые волшебниками и ведьмами. Они играют в нас, пока мы пытаемся быть как они. В маггловском Лондоне тоже не у всех детей вдоволь сладостей. Маггловская экономика тоже переживает рецессию. Они тоже в изоляции от внешнего мира и проигрывают по всем фронтам. Премьер говорит им примерно то же, что говорит нам ДиЭм. Пропаганда льётся с экранов, экраны их исправны, но маггловские дети всё равно наряжаются на Хеллоуин. Не поддавайтесь и вы. Расскажите своим малышам в честь праздника страшную сказку про злого волшебника, который когда-то очень давно внёс раскол в наши ряды, немало людей погубил — волшебников и магглов, умер в канун Дня всех святых, потом воскрес, но снова был побежден. Не робейте, друзья, и берегите друг друга. Мы сильны настолько, насколько мы едины.

Вдалеке слышится шум, как от вертолёта. Потом действительно показывается маленькая вертушка.

— Шухер, дроны! — кричит Тони, и компания улепётывает.

Остальной народ тоже расходится, девицы запираются в своём заведении, жители ближайших домов закрывают окна, но продолжают наблюдать через стекло. Кингсли ныряет в прогал между домами, вжимается спиной в стену.

— В заключение немного плоской техномагии для моего старого знакомого, — Альбус лукаво щурится, смотрит Кингсли в глаза. — Держись, мальчик мой. Ты в середине пути, но можешь начать с чистого листа. Тебя определяют не прошлые ошибки, а только твой выбор. Смерть — лишь очередное приключение. Мелоформус!

Колдограмма с вензелем ДиЭм дрожит на фоне темнеющего неба, желтеет, набухает и с громким непристойным звуком обращается в тыкву. Альбус исчезает.

Подлетевшие к экрану дроны замирают, точно в растерянности, жужжат, “переговариваются”, кружат над домами, сканируют граффити, заглядывают в окна; лазерные лучи скользят по бетонным блокам — развалинам министерства.

Гадая, реагируют ли дроны на движение, Кингсли потихоньку отступает в переулок. Все вертушки разворачиваются к нему. Лучи сходятся в одной точке — у него на лбу, ползут ниже, потом сканируют зрачок, снова разбегаются, преломляются (уже не оптика, чистая магия) и охватывают фигуру Шеклболта светящейся паутинкой. Сеть схлопывается, затем съезжает в сторону. Рядом с Кингсли возникает его 3D-макет в натуральную величину. Лазерный каркас обрастает виртуальной плотью и проецируется на колдоэкран. На изображение наслаиваются столбцы цифр. Поперёк — бегущая строка: “незарегистрированный субъект _ нарушение _ матрица биологических параметров _ поиск соответствий по актуальным базам _ 0 совпадений _ поиск в архиве _ 1 совпадение _ кингсли шеклболт…”. Дальше — ключевые вехи биографии с пометками о достоверности. “Министр магии _ 1999 _ подтверждено”. Две даты через дефис, “_подтверждено”. У Кингсли перехватывает дыхание. Первая дата соответствует истине, а вторая в голове не укладывается. Он бы еще понял девяносто девятый. Допустим, он погиб на Скае — аппарировал к Арке, но выбраться ему не удалось, всё это — только морок или посмертие, никакая не временнАя петля. Но почему двухтысячный? Что за сбой летоисчисления? Система тоже обнаруживает сбой, дата смерти высвечивается красным.

“Несоответствие _ перепроверка _ подтверждено _ несоответствие _ перепроверка…”, и так по кругу. Кингсли пятится, дроны его окружают.

“Перепроверка жизненных показателей”.

Дроны выбрасывают вторую лазерную сеть. Кингсли использует щитовые чары, режущие чары, Бомбарду. Сеть рвется.

“Жизнеспособность субъекта _ подтверждено _ магические способности _ подтверждено _ дата смерти _ подтверждено _ несоответствие _ несоответствие _ АНОМАЛИЯ”.

Включается сирена. Кингсли драпает со всех ног, уворачиваясь от лазеров, мечется из проулка в проулок, петляет. Дроны — за ним, самый резвый не вписывается в поворот, врезается в стену, загорается. Струя зелёного пламени разбивается о сточную трубу в полуметре от Шеклболта. Дроны стреляют на поражение.

Колдоэкраны повсюду, исправных — чем дальше, тем больше. “Аномалия", — горит на каждом. "Опасный субъект _ устранить”. Экс-министр мчится вдоль бегущей строки, пытается хоть немного сориентироваться. В магическом Лондоне его времени за Министерством была рекреационная зона. Парка нет и в помине, портала в Уайтхолл тоже. Министерство могли перенести. Здания на месте парка возвели недавно, высотки уж точно. В пересчете на маггловские координаты это может быть… Саутворк.

С относительно благообразной улочки Кингсли сворачивает в направлении более старой застройки, протискивается между мусорными баками, перемахивает через ограду и оказывается в каких-то трущобах. Экранов здесь меньше, чем граффити “RESIST”. Помимо граффити в изобилии кривые любительские колдограммы с вензелем и совокупляющимися хорьками. Повсюду тыквы. Свечи подвешены в воздухе. Вой сирен заглушает льющаяся из окон музыка, если это можно так назвать (панк, а то и просто вопли, да речитатив под бит). Народу на улице изрядно. Кингсли притормаживает, прикидывает, не смешаться ли с толпой. Нет, не выйдет — прожжённый заклятиями, гнутый, но не сломленный колдоэкран высвечивает его перекошенную физиономию. “Аномалия _ устранить”.

“Всем разойтись! Замечен опасный субъект! Очистить территорию!” — командует скрипучий голос из незримого громовещателя. Из-за крыш выплывает пара вертушек. Они не стреляют. Заливать пламенем отмечающих Хеллоуин граждан — чересчур даже для ДиЭм. Кингсли снова переходит на бег. Народ не шарахается в стороны, а вежливо расступается перед ним.

— Давай, мужик, сделай их, — подбадривают его из толпы.

Подгадав момент, когда дроны минуют жилые дома и окажутся над свалкой, он сбивает оба Бомбардами. Народ реагирует бурно: восторженные вопли, даже аплодисменты.

— Е, бой!

— Красава! Уноси ноги теперь, к реке дуй!

— Так их, бро!

— К чёрным монахам!

— Держись, мужик, мы за тебя.

Девахи на балкончике визжат и машут Кингсли. Убедившись, что он заметил, самая миловидная (мулатка) задирает топ, а потом ещё посылает воздушный поцелуй.

На горизонте появляется с десяток дронов. Упреждающий выстрел в насаженную на антенну тыкву. Тут уж публика ретируется. Девицы прячутся, все занавешивают окна, колдограммы с хорьками гаснут.

Кингсли трусит прочь. Его силы на исходе, он отчаянно потеет и хрипит как угроб на скачках. Но в голове ещё звучит бит, перекрывший вой сирены, а перед глазами — великолепные буфера молодой мулатки. У экс-министра открывается второе дыхание. Остается один вопрос — куда бежать-то?

Кто-то сказал: “К реке”. Зачем? Утопиться? Кингсли сворачивает в сторону Темзы, надеясь, что его осенит уже на месте, выбирает самые тёмные переулки, хоть это и бессмысленно. Дроны, верно, оснащены термосенсорами в придачу к камерам. Уж больно они похожи на ржавый апгрейд тех, которые проектировал Снейп.

Мысли о Снейпе отзываются тупой болью под диафрагмой. Лучше бы сукин сын сопротивлялся, предъявил как следует за Флитвика, бросил в Кингсли Круцио — насколько было бы проще! Не стоило им заглядывать друг другу в воспоминания, ворошить чувства, лезть в душу. "Братание — путь к поражению".

Принципы принципами, но так ли необходимо было убивать Северуса? Что это изменило? Победа всё равно за ДиЭм.

“Кингсли, у тебя есть любимая антиутопия?”

Он ответил, что предпочитает реализм. Реализм, а не хренов киберпанк с постапокалиптическим флёром! Извините, мы такого не заказывали. Стоит признать, желания Зона не исполняет… Не исполнила. Очевидно, Зону они тогда благополучно закрыли, никто о ней не вспоминает. Единственная аномалия — сам экс-министр. Ах, да. Ещё Дамблдор. Любопытно, давно он тут, какими судьбами? С тех самых пор, как ступил за грань тессеракта, надеясь слинять из унылого плоского посмертия? Снейп про себя называл это “побег из Флатландии”. Побег не удался, Альбус по-прежнему плоский. И всё такой же моралист. А ведь это по его милости Паркинсон загремел в Мунго, до сих пор не выписали… там, в прошлом. Прошлое, однако, не довлеет над Дамблдором, и он снова святее папы римского. Феникс, едрить твою, идеолог оппозиции, трафаретный лидер сопротивления, заботящийся о стариках и маленьких детях — даже маггловских. За ним охотится министерство, а он эффектно ускользает в последний момент, как когда-то ускользнул от команды Фаджа. “Теперь я понимаю, почему Сева корёжило от лимонных долек. Смерть — лишь очередное приключение, да? Поздравляю, Альбус, ты всегда найдешь приключения на свою задницу, пусть даже для этого придётся помереть неоднократно и других с собой прихватить.”

Дроны отстали, и Кингсли переводит дух, озирается по сторонам. Граффити с бородачом в очках-половинках нигде не видно, а жаль. Шут с ней, с моралью, расспросить сейчас Феникса было бы крайне полезно. Не судьба.

Стэн очень точно сформулировал наболевшее: “Как это вышло, что у нас всё было, и мы всё просрали?”. Кингсли бы еще добавил: “В какой момент это произошло?”.

Надо было ему преодолеть себя и наладить личный контакт с премьером. С другой стороны, Сев справился. И новый министр, кем бы он ни оказался, изначально справился. Единая Британия, надо же. Открытые порталы для магглов, обмен технологиями. В других странах, предположительно, аналогично. Как скоро всё пошло наперекосяк? Что мы не поделили? “Мир”? Ответ Тони — не ответ, демагогия. Конфликты слишком часто начинаются с недопонимания или, по выражению Перси, “c обоюдного перепугу”. Вспомнить хотя бы стычку с магглами, в которой пострадала Грейс. Или вот ситуацию с Альфредом и Хелен. Без магии Кингсли и Снейп едва одолели бешеную собаку, обезвреживать до прояснения ситуации было несподручно. Безмозглая псина, что с неё взять — проще сразу убить. А потом уже Хелен не стала разбираться. Эскалация конфликта, и ведь конфликт-то на пустом месте. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. На самом деле — сутки с небольшим… или лет двадцать, тридцать, сто? Сколько? Все, кого знал Кингсли… живы ли они?

Вряд ли. Похоже, сменилось не одно поколение. В трущобе за Саутворк Шеклболта не узнали. Ладно маразматики-затворники вроде Хелен и Алфи, до которых новости долетают раз в четверть века, но столичные жители, пусть даже сброд, за политикой обычно следят, геройски погибшего в обозримом прошлом министра обязаны были вычислить. Впрочем… никакой они не сброд. Хорошие ребята.

До набережной уже недалеко. Дома больше напоминают бараки. Провалы незастеклённых окон — как выколотые глаза, экранов нет. Город слеп и глух, беглец должен быть этому рад.

В нос ударяет идущий от Темзы кисловатый запах (безобразие, раньше реку чистили). Кингсли где-то между мостами Блэкфрайерс и Ватерлоо. От набережной его отделяет сетка с колючей проволокой и… антиаппарационный барьер. Ещё кордон — джентльмены в винтажных алых мантиях, накинутых поверх синтетических костюмов. Авроры, поди ж ты! Кингсли радуется алым мантиям как родным, но с почтительного расстояния.

Северный берег Темзы производит гнетущее впечатление. Ни одного огонька. Мёртвая зона. Кингсли всматривается до рези в глазах, пытаясь выцепить из мрака очертания Сент-Пола, Сити, Вестминстера. Биг-Бен, мать его. Кингсли магией усиливает зрение, но и ночное видение не помогает. Там вообще ничего нет, Темза омывает пустыню. Или… Стоп. Она омывает Стену.

Озарение, на которое рассчитывал Кингсли, подкрадывается внезапно и пробегает холодком по спине.

Открыв порталы для магглов, маги закрепили за собой, в некотором смысле уничтожили часть их территории. Грубо говоря, руины на месте Хогвартса больше не существует, остался только Хогвартс. Да и остался ли? Платформа 9 и ¾… не факт, что вписалась, а Кингс Кросс магглы не уступят. В Лондоне магам достался Южный берег. В других городах — неизвестно. Вероятно, ничего.

Мираж-пустырь на месте Северного берега иррациональную жуток. Как наклейка с пейзажем на стекле. Знать, что там, в каких-то метрах от тебя (хорошо, не в метрах, в шаге аппарации) кипит жизнь — иная, недосягаемая — мучительно. Наверное, магглы чувствовали себя подобным образом. Должно быть, это они потребовали снести барьеры.

Стена (из отражателей, не иначе) отсекает не только магию. Она работает как “ширма”, скрывавшая Хогвартс, причём работает в обе стороны. Залепленное пейзажем оконное стекло непрозрачно и для тех, кто внутри, и для тех, кто снаружи… Не исключено, что Стена — на самом деле шатёр, купол.

Кингсли понимает, почему дома вдоль набережной пустуют. В бараки можно переселить авроров (принудительно), а условно-вольные граждане вряд ли согласятся лицезреть каждый день Северный берег. Чем дольше смотришь, тем более диковинные картины рисует воображение. Что если отгородились неспроста? Вдруг там чудовища похлеще Волдеморта, стада морлоков. Точно ли Кингсли хочет туда попасть?

Точно. Морлоки — чушь собачья. Дамблдор был за Стеной, видел Национальную галерею и детей, наряженных волшебниками, ничего в этом кошмарного нет. Мог ли Альбус соврать самым бессовестным образом? Легко! Но не зря же сочувствующие граждане направили Кингсли к реке. И Рей что-то такое говорил на тему “податься к магглам”. Следовательно, это возможно, были прецеденты, и вести из-за Стены как-то долетают. Изоляция не полная.

Кингсли взвешивает за и против. Магглы его не опознают, он будет в безопасности, начнет новую жизнь. С магией придётся распрощаться. Точно ли? Как там Рей выразился, “показывать фокусы под надзором в специально отведенных местах”? Нет, увольте. Без магии — значит, без магии.

В конце концов, Кингсли до смерти любопытно, каково это — оказаться по другую сторону.

Закрывшись чарами, он пробирается вдоль барака, оценивает расстановку сил. Авроров порядочно. Аппарировать прямиком за Стену нельзя. Сам-то пройдёшь, а магия нет, отразится уже в процессе аппарации — расщепит к Мерлиновой бабушке. Хорошо, не за Стену — за кордон, дальше вплавь. Вариант. Был бы, кабы не антиаппарационный барьер. Просто рвануть через кордон, раскидать всех заклятиями? Поттер так бы и поступил. Паркинсон, кстати, тоже. Грейс бы не стала рисковать без крайней необходимости. Как поступил бы Снейп? Нет, без шансов. Набережная вся подсвечена, простреливается. Дроны патрулируют. Нормальные дроны, будто сошедшие с конвейера ДиЭм времён расцвета, а не поделка с криво присобаченным вертолётным винтом. Такие Бомбардой не собьёшь. Дело дрянь, но местные знают что-то, чего не знает Шеклболт, иначе перебежчиков бы не было. Может, он упустил еще какую-то подсказку?

Кингсли прокручивает в уме слова обитателей трущобы: “Уноси ноги, бро, к реке”, “Красава”, “Так их, к чёрным монахам!”. Реплику про монахов он принял за новое ругательство, но… нет, это были координаты. Монахи — Блэкфрайерс!

Воодушевлённый, Шеклболт шагает к мосту. Вот он, Блэкфрайерс, прямо напротив, тоже изолирован кордоном. Разрушен. Провал за второй парой терракотовых колонн. И чем это поможет?

Кингсли прощупывает антиаппарационный барьер. Есть! Прореха, спасительная лазейка. Ну что, за кордон и в реку? Брр. Какая в Темзе температура на Хеллоуин? Какая-то есть. До отражателей он будет греться магией, а дальше… надеяться, что магглы выудят живым. Магглы ведь не расстреливают перебежчиков? Не должны, иначе какие им фокусы в отведённых местах. Годрикова борода, он определённо окоченеет. “Не купальный сезон? Подожди тогда до лета”, — советует ехидный внутренний голос с интонациями Снейпа.

"Ладно. Была не была."

Кингсли решает сократить маршрут и аппарирует на мост.

Сирена включается мгновенно. Дроны выстраиваются свиньей и мчат наперехват.

“Тревога. Беглец. Тревога. Блэкфрайерс бридж”, — рапортует механический голос. С набережной в Кингсли летят заклятия.

Он преодолевает последние метры моста крупными скачками, успешно отбивает и заклятия, и лазеры, не сбавляя темпа. Он со времен стажировки в аврорате так не бегал. Ничего, финиш близко. Стена надвигается, различимы зелёные искры на отражателях. Десять метров, пять метров. Обрыв моста. Прыжок.

Кингсли пересекает барьер в полёте, сопротивления не ощущается, только зелёные искры оседают на коже. Что-то ещё происходит, внутренняя магия бунтует. Палочка нагревается в руке, обжигает ладонь. Кингсли выпускает палочку непроизвольно, резко выдыхает, а вдохнуть уже не успевает, сгруппироваться тоже не успевает, падает плашмя, ударяется о воду грудью и животом. Маслянистая рябь Темзы смыкается над ним.

Вода — ледяная. От боли и шока Кингсли не может двигаться. Открывает глаза и ничего не видит, кроме искр. Его несёт подводным течением. Стена рядом. Не исключено, что он уже пересёк её повторно. Он теряет контроль над своим телом, ему не хватает кислорода. Бесы внутри черепной коробки раскачивают котлы. Пламя под ними вот-вот будет потушено, их вечная мука прекратится. Бесы ликуют, повизгивают, предвкушение небытия сладостно.

Но Кингсли слышит не только бесов.

“Начни с чистого листа, мой мальчик”, — Дамблдор.

“Не геройствуйте, сэр”, — Перси.

“Cпасибо, сэр”, — Грейс.

“Не мне тебя судить, не мне тебя прощать, но я тебя понимаю. Мы еще можем завершить разговор в пабе”, — Северус.

“Держись, мужик, мы за тебя”, — неизвестный мужик.

Кингсли гребёт вверх. Навстречу ему сквозь толщу воды пробиваются лучи прожекторов.

Он выныривает, глотает воздуха, снова погружается, снова борется, всплывает, дышит, кое-как перебирает конечностями, хотя мышцы свело, и грудь сдавило, больно нестерпимо. Со всех сторон воют сирены.

“Человек в воде”, — констатирует механический голос. Жужжание над головой. Дроны или вертолёты? Кингсли пытается сообразить, пересёк ли он барьер повторно, пока сражался с течением. С какой он стороны? Берег сияет разноцветными огнями. Вычленив из калейдоскопа брызг, красок и шума звук приближающейся моторной лодки, да хренов, мать его, родимый Биг Бен, Кингсли отключается.

Шеклболта реанимируют парни из береговой охраны, заворачивают в вонючее шерстяное одеяло, как бревно закидывают в джип, везут на окраину и выгружают возле… учреждения, точнее не скажешь. Со словами “ещё один поплавок” его передают с рук на руки собратьям Рея из “Последнего утешения” — обрюзгшим костоломам в форме. Те записывают полное имя, прогоняют биометрические данные по базам, сверяются с архивом — ноль совпадений. “Поплавку” шлёпают печать прямо на лицо, под скулу (спасибо, что не клеймо на лоб), выдают сухую одежду из синтетического материала и оставляют в комнате без окон дожидаться “куратора”.

Кингсли осматривается. Обстановка — совсем как в допросной: стол, два стула и длинное прямоугольное зеркало напротив. Зеркало Гезелла? Ждать приходится недолго, но Кингсли успевает понервничать и прочувствовать, что он больше не распоряжается своим временем и вообще собой не распоряжается. Наконец появляется куратор — сутуловатый, невзрачный тип в штатском. При себе у него плоский металлический предмет размером с папку или планшет.

— Добрый вечер, мистер Шекли. Меня зовут Саймон Блант, я представляю ССИКО. Моя задача — ввести вас в курс, помочь с оформлением документов и трудоустройством.

— С.С. и ко?

— Служба содействия интеграции и кооперации. Давайте уточним: вы впервые в Свободной Британии?

Кингсли кивает. Золотое правило дознания: начинать с вопросов, ответы на которые уже известны. В базе данных информация на него отсутствует, в “свободной” Британии он действительно впервые.

— Та-а-кс, — Блант касается планшета (очевидно, там сенсорная панель). Ничего не происходит. Он вдавливает большой палец, потом лупит открытой ладонью. — Есть! Включить систему распознавания голоса, открыть анкету. Возраст, семейное положение?

Кингсли диктует, а куратор сражается с планшетом.

— Ввести данные. Активировать систему. Активировать хренову… отключить, отобразить клавиатуру. Отобразить хренову клавиатуру! Извините, минуту.

Блант оставляет планшет, подходит к стене (там тоже панель), давит большим пальцем, затем просто стучит кулаком. Панелька отодвигается, обнажая нишу.

Кингсли косится на мигающий планшет. Помехи как на колдоэкранах, потом система беззвучно оживает, анкетная форма открывается и закрывается, остаётся форма общей картотеки. Имена, фамилии не отсортированы, но начинаются в основном на А-В. Люди, вынужденные врать в стрессовой ситуации, частенько хватаются за первое, что придёт в голову, инициалы выбирают по алфавиту. Форма закрывается, отображается клавиатура.

Блант возвращается с блокнотом и ручкой.

— Род занятий?

— А-а-а… ав… м-м…

Аврорская подготовка прошла даром, Кингсли толком не продумал легенду.

— Автомеханик? Автослесарь? — подсказывает куратор то ли с надеждой в голосе, то ли с сарказмом.

— Амнезия у меня. Частичная.

Куратор скисает.

— Мистер Шекли, кем вы себя возомнили? Полагаете, я тут с вами в игры буду играть? Делать мне больше нечего. Я лучше вернусь к жене и детям, поем домашней стряпни, посмотрю матч Арсенала. Никому не интересно вас раскалывать. Экстрадируем, и дело с концом.

Кингсли ловит себя на том, что рад за Арсенал. Команда не канула в лету — мелочь, а приятно. Может, и Пушки Педдл ещё в строю?

— Я настроен сотрудничать, мистер Блант, но у меня действительно провалы в памяти.

— Сотрудничать — неверное слово. Вы просите предоставить вам политическое убежище, мы предоставляем, дальше вы выполняете все требования и следуете моим указаниям.

— Понял, — Кингсли отмечает, насколько профессионально куратор переключается с режима на режим: добрый аврор/злой аврор. Пардон, хороший коп/плохой коп.

— Не прошла амнезия?

— Боюсь, нет.

— Что последнее помните?

— Выбрался из… Министерства магии, кажется. Не уверен. Меня преследовали, гнали до набережной, я сиганул в воду, дальше вы знаете. Вся жизнь — будто в тумане, обрывки только. Помню м-м… собрания неравнодушных граждан, помню, что участвовал, что жил в трущобе за Саутворк. Ничем вроде не занимался, сидел без работы, перебивался на пособие.

— Что вы делали в Министерстве?

— Не знаю. Я… меня держали там силой. Пытали.

— Да неужели?

Кинсгли показывает рваную рану на руке.

— Свежая, — Блант вроде проникается сочувствием. — Это разве не следы зубов?

— Кусающее заклятие.

— Может, врача позвать? Нет? Хотите чаю?

— Спасибо, не откажусь.

Блант опять отходит к нише в стене. Кинсгли прикидывает, успеет ли покопаться в планшете, пока куратор к нему спиной, но вовремя спохватывается, оборачивается к зеркалу, кожей чувствует чей-то взгляд. “Никому тут не интересно вас раскалывать”. Да неужели?

Блант ставит перед Кингсли стакан бледного, заправленного молоком пойла. Кингсли вспоминает, как курил с Северусом Житанс.

— Там сыворотка правды? — в лоб спрашивает он и наблюдает за реакцией.

Блант моргает. Кингсли решается использовать легилименцию. Стена каким-то образом ограничила его магию, иначе его бы не в шерстяное одеяло закатали, а в кокон из отражателей, а вместо Бланта приставили десяток вооруженных громил. Но что насчёт ментальной магии? Нет, легилименция не даётся, затылок пронзает острая боль, на лбу выступает испарина.

— Вы пытаетесь меня сканировать, — констатирует Блант флегматично. — Это бесполезно.

— Сканировать? Нет… Я… — Кингсли дышит нарочито тяжело, — у меня паническая атака. Простите. Паранойя. В министерстве меня… поили сывороткой, и вот сейчас стакан увидел — сразу приступ. Посттравматический синдром, не иначе.

Во взгляде Бланта скепсиса больше, чем эмпатии.

— Синдром, атаки, паранойя. Фулхаус. Записать, что вы жертва режима?

— Не знаю, видит Мерлин. Эти провалы в памяти... Кто-то копался в моей голове!

— Сейчас вы в безопасности.

— Мне нужно на воздух. Я могу выйти?

— Нет.

— Ну и чем вы лучше их?

— Анкету заполним, и топайте на воздух. Определим вас в фаланстер… общежитие при трудовом лагере. Без работы сидели, да? Плохо. Образование?

— Семь классов.

— Не густо. Основы техномагии сдавали? Метаматан, обратную трансфигурацию, информационные технологии, трансмеханику?

— Я только… руны.

— Ясно. Гуманитарий-недоучка. Куда же мне вас пристроить… АГИТПРОП разве что заинтересуется. Язык подвешен, на пресс-конференции готовы выступить?

— Конференции?

— Да, ничего особенного, встреча с иностранными журналистами. Расскажете коротенько, как вас ДиЭм притесняли, изувечили, до чего довели. Всё распишете в красках. Какие у вас к ДиЭм претензии, сколько народу ваши взгляды разделяет…

— Не помню я своих претензий, ничего не помню.

— Не хотите в отдел пропаганды — придётся грузчиком. Сибаритствовать на пособие у нас не положено.

— Я бы рад помочь, да толку от меня. Старый больной человек, за себя не отвечаю. Перед журналистами двух слов не свяжу. А ну как опять паническая атака случится, они решат — это вы меня запугали, обработали, собак на меня спустили. Неудобно выйдет. Лучше грузчиком.

— Так, значит, да? Чудненько. Ещё раз зафиксируем для протокола: вы прибыли сегодня на территорию Свободной Британии, нарушив регламент передвижения магических субъектов, установленный нашим правительством и согласованный с местными властями магического гетто. Вы признаёте себя нарушителем, просите о снисхождении и надеетесь посильным трудом на благо Свободной Британии заслужить право на наше гражданство. Верно?

“Прибыл” — тот еще эвфемизм. “Регламент передвижения магических существ” — допустим, канцеляризм. “Гетто” — просто жуть.

— Я пересёк Стену сегодня, это верно.

— Стена? — хмурится Блант. Его недоумение выглядит искренним. — Ах, да… Я недавно на этой работе, не привык. Вы называете это стеной, точно.

— А вы как называете?

— Купол.

Опасения Кингсли оправдываются. “Вот так цирк. Хорёк втирал про гражданское самосознание и независимость, а на деле маги у этих клоунов под колпаком.” Блант будто читает его мысли.

— Послушайте, Шекли, давайте откровенно. Вы не барышня какая, чтобы с вами миндальничать. Я на вашей стороне, хочу помочь, и лучше бы вам сразу трезво оценить ситуацию. Мы, как видите, принимаем перебежчиков, не звери, даём вам шанс ассимилироваться. Только не ждите салюта в свою честь и дорожки из розовых лепестков. Никто вам тут особенно не рад. Выйдете “на воздух” — столкнётесь с волной негатива. Про купол над поселением девиантов задело вас. Предупреждаю, в народе это ещё и крышкой от унитаза называют.

— Девиантов, вы сказали?

— Именно так. А то и покрепче. Не нравится? Валите обратно к “магам”. Подвезу до Темзы, бензин только сами оплачивайте.

— Бензин?..

— Да, бензин! — кажется, куратора и самого задело. — Незнакомо? Что-то новенькое, а? Представьте, у нас теперь всё новенькое — реинкарнация старенького. Технологический рывок с отставанием на полвека. К хорошему быстро привыкаешь. На кой нам было апгрейдить электромобили, когда есть… были колдомобили. Кому нужны кибернетика, магнитные рельсы, солнечные батареи, электростанции, наконец, если под рукой вечный двигатель — магия. Вот только он не вечно под рукой, и в техномагии свои законы. Вы должны были ещё застать золотой век, когда смешанные браки поощрялись, должны знать, что лучшие инженеры-разработчики получались из полукровок, людей со слабо выраженной девиацией. Простите, людей со слабо выраженными магическими способностями. Теперь у вас культ “чистой крови”, и полукровки остались на Северном берегу, способности блокировали добровольно, ассимилировались. У нас они — скрытые девианты. Не подсудно, но звучит позорно. Как латентные пидорасы. Толку от них — чуть. Переключиться с техномагии на “чистую технологию” им не удается. Это всё равно что метафизика и физика — принципиально разные вещи. Да и не в струю уже классическая физика, без техномагии мы просто не конкурентоспособны. Над нами весь мир потешается, гуманитарную помощь отправляют. Тыквы к Хеллоуину! Что нам тыквы? У нас всё превратилось в одну сплошную тыкву, когда вы отделились.

Кингсли не перебивает, только периодически оглядывается на зеркало. У куратора накипело, или откровения срежиссированы? Его вводят в курс, или это прелюдия к вербовке? Что им нужно? Двойной агент? Кингсли готов. Пусть даже тирада Бланта — отрепетированный спектакль, если хоть половина сказанного — правда, они с Кингсли не враги. Уж больно посыл куратора перекликается с тезисом Дамблдора: сильная Британия — единая Британия.

— Бензин, мать твою, — продолжает Блант, — хорошо ещё, мы двигатель внутреннего сгорания воспроизвели, а то бы лошадей разводили. Гуманитарная помощь… Хоть бы они нам колдомобили поставили или передатчики. Партию колдопланшетов. Мы первое время у французов закупали. Но там магическое лобби крепко держит правительство за яйца. Заставили ввести санкции. Уберите, говорят, купол, прекратите притеснение, возобновим поставки. Патовая ситуация.

— Что мешает подписать пакт о ненападении и снести барьер, если обе стороны заинтересованы?

— Вы идиот или опять прикидываетесь?

— Видите ли, с нашей стороны ситуацию представляют так, будто ваше правительство не заинтересовано.

— Пока ДиЭм у вас заправляют, договориться не удастся. Да, купол установили мы, но это вынужденная мера. Защита от магии, она же — защитная магия, единственная, которая у нас осталась. Последний аргумент. Народ потихоньку расползается из столицы. Мы ведь тут как на мине сидим, а то и хуже — на крышке засорённого толчка, в самом деле. Стоит привстать, оттуда хлынет, всех нас смоет. Чистая магия, незамутнённая! Сами тоже потонете, не сомневайтесь. Мировое сообщество завопит: “Геноцид!”, нагонят сюда миротворцев. Они уже на изготовку, карту разметили, поделили Альбион на сферы влияния, повода только ждут. Уверен, в Лондоне граница снова пройдет по Темзе.

— Почему вы считаете, что мы нападем?

— …

— Я безоружен и ничего не смогу противопоставить, если у вас при себе огнестрельное.

— Огнестрел вышел из моды.

— Неважно, вы меня поняли. Я беззащитен, но не жду от вас неспровоцированной агрессии. Я вас не боюсь. Мистер Блант, вы боитесь меня?

— Нет. Отражатели прошили вашу кожу, когда вы миновали барьер. Однако я не знаю, что бы вы сделали, будь магия при вас.

— Давайте проверим. Дезактивируйте отражатели.

— Ха-ха. Да и невозможно это. Вас дезинформировали, мы не отключаем защиту. Латентных девиантов сегодня выявляют на стадии зародыша и блокируют во чреве матери.

— А говорите, технологическое отставание… Вы старше меня, тоже должны помнить золотой век. Вы жили бок о бок с такими, как я. Жили мирно долгие годы.

— Сравнительно мирно. Вы многому у нас научились, взяли наши достижения на вооружение, впитали нашу культуру, весь многовековой опыт. Но вы ставили себя выше нас. Вам хотелось больше власти, признания, привилегий. Вам всего было мало. Вы выдвигали ультиматумы. Это достигло критической точки. С тех пор вы варитесь в собственном соку, и мы уже не знаем, кто вы. Мы даже вас не видим. Может быть, вы чудовища в человечьем обличье. Снесём барьер, а там…

— Стаи морлоков?

— Например.

— Чушь, дикость и замкнутый круг.

— Вы уж точно не в состоянии его разорвать. Вы слабак, Шекли. Были активистом или кем там… неравнодушным гражданином, но сбежали, симулируете амнезию. Отлично, гните эту линию дальше, я помогу. Грузчик из вас получится первостатейный. Транспорт до общежития — через полчаса. Заполняйте пока анкету.

— Что, если я хочу вернуться?

— Нельзя.

— Зеркало — двухстороннее?

— ?

— За нами наблюдают или нет?

— Да, Шекли, большой брат следит за вами. Во все глаза смотрит, налюбоваться не может: поплавок с амнезией, эка невидаль.

— Я понял, что нужно делать. Помогите мне.

— Нет.

— Тогда я хочу в отдел пропаганды.

— Сболтнёте лишнего или попытаетесь бежать обратно, вас повесят.

— Расстреляют?

— Нет. Говорю же, огнестрел вышел из моды. Во всём мире смертная казнь — только через Аваду. Самый гуманный способ. Наши экспериментировали, но недолго. Новое — хорошо забытое старое. Инъекциям ваша внутренняя магия сопротивляется. Электрический стул — морока. Кол в сердце или горло резать, как свиньям — не комильфо…

— Вы убивали магов?

— Шпионов, которые намеревались вернуться под купол с данными о наших разработках. Талантливые ребята. Образованные, не то, что вы. Светлые умы. Связисты бывшие. Все как один — жертвы режима. Мы их определили в техотдел, передатчики проектировать. Ребята вникли, давали толковые советы нашим инженерам. Обмен опытом в лучших традициях. Куратор на них не нарадовался. И отмечались у него исправно, протокол не нарушали. А потом нарушили так нарушили — патруль засёк их в миле от города, двигались на юг, хотели с тыла под купол нырнуть, к своим. Машину угнали, маячки вырезали, полщеки себе откромсав. Да, вы верно поняли, у вас там тоже чип. Выглядит как УФ-печать из тех, что на входе в клуб лепят, а? Кое-что мы ещё умеем. С чипами здорово придумали.

Кингсли ощупывает свою физиономию. Не чувствует под кожей ничего инородного. Возможно, Блант блефует или испытывает его. Кингсли смотрит на Бланта оценивающе. Сутулый невзрачный тип. Внешность обывателя. Семейный, болеет за Арсенал. Чудовище в человечьем обличье? Чудовище из тех, что рождает сон разума? Может, Кингсли, как Альбус, шагнул за грань тессеракта в момент закрытия Зоны, и всё происходящее — искорёженный, перевёрнутый мир, где нет друзей и врагов, чёрного и белого, где всё раз за разом вырождается в свою прямую противоположность. Игра бликов и теней на внутренних стенках гиперкуба. Реальность, которую построил Снейп. После взрыва в лаборатории чёрный ящик, оставшийся от тессеракта, сканировали неоднократно. Там якобы пусто, но Снейп запретил вскрывать. “Объёмный гроб для флатландца, — говорил он. — Оставьте, Альбус не хотел эксгумации.” Кто знает, вдруг ящик до сих пор погребён где-то в лаборатории, а в нём заперт весь этот ад.

— Мистер Блант… Саймон, вы лично убивали магов?

— Допустим, да, что с того?

— Ничего. Всё равно помогите мне.

— А ты смельчак.

— Я наворотил дел, но хочу исправить ошибки, как и ты.

— Думаешь, я шутил про виселицу? Они построят её специально для тебя на подступах к Площади Парламента, возле памятника Черчиллю. Премьер — исполинская бронзовая глыба, вровень с Биг Беном — последнее, что ты увидишь, подёргиваясь на веревке, Уинстон.

У Кингсли не осталось сомнений — он внутри камеры-обскуры.

— И тем не менее я должен попытаться.

Дверь комнаты распахивается. На пороге появляется девушка. Выглядит она не по годам внушительно — не из-за фигуры, даже не из-за выражения лица. Это что-то неуловимое в осанке, манере держаться, повороте головы. Чёрный костюм (добротный, не синтетика) сидит на ней, как сшитая на заказ офицерская форма. Блант резко поднимается, вытягивается по струнке.

— Инспектор.

— Вольно, Сай. Я забираю нашего гостя.

* * *

Они выходят на воздух. Воздух сладок — в нём смешаны ароматы ночи, порока, свободы и приключений. Что ещё нужно? Инспектор улыбается, буквально сияет, когда смотрит на Шеклболта, и это, как минимум, настораживает. Нимфоманка, маньячка? Кингсли не солгал Бланту: безоружный, лишённый магии, он не испытывал страха перед куратором, да и перед костоломами из маггловской охраны. Девушка — другое дело. Кингсли не представляет, чего от неё ждать. Настороженность крепнет, когда она вывозит Кингсли за город. У неё байк примерно как у Сируса, только с турбодвижком.

Останавливаются на пустыре.

“Вот здесь меня и прищучат каким-нибудь особо садистским способом”.

— Здесь нас не услышат. Простите, сэр, за доставленные неудобства. Уинстон Шекли, надо же! Я сразу поняла, но должна была убедиться. Я вас столько лет ждала! Боялась, не вспомню ваше лицо.

— Польщён, конечно, но сомневаюсь, что мы знакомы, инспектор…

— Джонс. Но вы, мистер Шеклболт, сэр, зовите меня просто Лиа.

Всё становится на свои места, а Кингсли, наоборот, чуть не падает — оседает на мокрый асфальт.

— Вам плохо? — беспокоится девушка.

— Мне… легче.

Он зажмуривается и видит колдографию как наяву: юные хаффлпаффцы Морроу и Джонс — румяные подростки в обнимочку, кровь с молоком. У Лиа круглая мордашка, заколка с бабочкой в волосах. У Стива косая чёлка, озорной взгляд. Тут же — Стив в Отделе тайн, прямиком из Арки смерти. На бледном лице отпечатался первобытный то ли ужас, то ли стыд. “Прошу, сэр, перед тем как отправить в Азкабан... сотрите мне память!” Лиа реальная взрослее себя с колдографии лет на десять. Волосы собраны в конский хвост, на плечи накинут пиджак сродни эсэсовскому кителю, в глазах — решимость, надежда. Ужас и стыд тоже, но пройденные, преодолённые.

— Ты не держишь на меня зла? — спрашивает Кингсли. — Чувствую, ты здесь отчасти по моей милости.

— Нет, сэр. Я сама виновата. Мы помним ошибки, исправляем, что можно, не прощаем себя, но прощаем друг друга и живём дальше.

Кингсли только брови поднимает. Нетипичная жизненная позиция для человека вполне ещё первой молодости.

— Так Дамблдор говорит, — разводит руками Лиа.

— И миссис Малфой.

— Разве?

— Нарцисса.

— Оу. Светлая память.

Кингсли коробит небрежность, с которой это брошено.

— Какой сейчас год?

— Две тысячи пятидесятый.

— Всего-то? — у Кингсли заходится сердце. — Господи! Жалкие полвека. Они все… даже не старики ещё. Я должен…

— Нет, сэр, из вашего поколения никого не осталось.

— А Грейс? Грейс Стиллс! Персиваль Уизли?

— Ничего о них не знаю. Могли выехать из страны.

— Остальные тоже. Девяносто для мага — не возраст.

— Не совсем так, сэр. Объединение с магглами на нас повлияло. Неизвестно, что конкретно сыграло роль — экология, фоновое излучение или образ жизни, только после пары десятилетий вместе (двадцатые и тридцатые), стареем мы одинаково. Скоро сравняемся по средней продолжительности жизни.

— Вот оно что... Альянс, пусть временный, дорого нам обошёлся.

— Это как посмотреть, сэр. Может, всё к лучшему.

Сказано многозначительно, и Кингсли снова подозревает скрытую цитату, отголосок бесед с авторитетным третьим лицом.

— Давно ты здесь? Как очутилась?

— Очутилась… уже после строительства Купола. Примерно так же, как вы — магглы выловили меня из Темзы и откачали. Камеры зафиксировали, что я пересекла барьер. Тогда это считалось невозможным, защита с обеих сторон ещё была на уровне, никто даже не пытался. Я стала первой ласточкой…

Лиа снимает китель и вешает на сиденье байка. Молчит некоторое время. Кингсли безуспешно пытается разгадать её эмоции, не хочет мешать внутреннему монологу… или что у неё там — мимолётная рефлексия? Лиа сама себя одергивает. Одаривает Кингсли полуулыбкой и продолжает как ни в чём не бывало:

— Естественно, я не могла ничего объяснить. Назвалась настоящим именем, путалась в датах и показаниях. Оправившись от шока, сообразила про сдвиг во времени, заняла глухую оборону. Амнезия, типа. Никто не верил. Во мне видели шпионку магов. Меня допрашивали лучшие следователи, со мной работали психологи, но не слишком давили — прямой угрозы я не представляла, вела себя как обычная перепуганная девчонка: ревела и звала маму.

— Ваши родители…

— Нет, сэр, мне не удалось их найти. Так вот, когда СВБ…

Кингсли впечатлён лёгкостью, с которой Джонс закрыла тему, и ругает себя за бестактность.

— … Когда служба безопасности сдалась, меня допросил лично мистер Говард Финч. Вы пока его не знаете. Член парламента, видная фигура в партии лейбористов, финансовый туз, вложился в проект “Купол”, но в душе всегда был против сегрегации. Он меня просканировал.

— Легилиментов ведь на тот момент уже дезактивировали?

— Да. Перед разделом проверили всех и каждого. Без сеанса антимагического облучения в Свободной Британии не получить документы, не пройти ни один КПП. Сейчас ещё поспокойней (девиантов отловили, блокировали, перевели в латентные), а тогда у нас было тотально полицейское государство.

— Остаётся только заключить, что мистер Финч — весьма влиятельный член парламента, пользуется привилегиями, через КПП не шастает, лазейки в законе знает и подмазал кого надо. Молодец. К тому же, маг.

— Я спросила, как ему удаётся. Он ответил: “Мать учила не устанавливать защиту, которую сам не сумеешь обойти”. Настоящая фамилия Говарда — Паркинсон.

— Распространённая фамилия.

— Точно.

— Но он всё равно сменил от греха. Не томи, Лиа, он родственник Нейта или нет? Натэниела Паркинсона.

— Внук, сэр. И внебрачный сын мистера Малфоя.

— Ого. Как там Драко?

— Точно не знаю. Первый и последний раз я видела мистера Малфоя почти десять лет назад. Говард нас свёл. Это было непросто — ДиЭм Говарда приняли в штыки (кто бы сомневался), он только с отцом поддерживал отношения. Он сказал, что Драко ждёт гостя из прошлого — человека, который должен передать ему очень важное послание. Говард решил, я и есть этот посланник. Оказалось, Драко имел в виду вас.

— Нет у меня для Малфоя никаких вестей. Уж точно ничего такого, что этот недоносок рад был бы услышать. Остальное сам знает. Но постой, ты говоришь “гость”, словно я тут временно, смогу вернуться.

— Обязательно вернётесь. Уже после того, как мы всё исправим. Тогда и послание сформулируете. Вы вернётесь примерно на пятьдесят лет назад — предупредить Драко, предостеречь. Только вы не успеете.

“Год смерти_2000_подтверждено”, — вспоминает Кингсли.

— Я так поняла, в прошлом мистер Малфой вас не дослушал, — объясняет Лиа, — и пожалел об этом, когда ДиЭм выступили за сегрегацию, а теперь надеется на второй шанс. Как он выразился… “Временная петля затянулась на шее экс-министра”. Драко сейчас утратил влияние. Его чтут, но задвигают потихоньку. Он ставит на Говарда и в то же время не хочет распрей между наследниками. Он верит, что вы найдёте решение. Он не знал, как именно вы сюда попадете, как потом вернётесь, понимал всю абсурдность истории о госте из прошлого. И правда отдаёт бредом, хроновороты ведь уничтожены. Почему-то он думал, что временнЫм порталом является Арка в Отделе тайн, хотя это уже полвека портал лишь номинальный, не Арка смерти даже — просто груда каменных плит. Самого отдела давно нет, тайны-пророчества оцифрованы, всё уместились на одну карту памяти. Министерство переехало... Но мистер Малфой всё равно запретил сносить старое здание, пока он жив.

— После вашего появления стало очевидно, что портал, прости господи — Темза?

— Или Купол. В общем, да, Говард так считал, а Драко упорствовал. Он бы встретил вас с той стороны, если что, нашёл бы вас раньше ДиЭм, ну, а я готовилась встретить вас здесь. Точнее, Говард меня готовил, помог мне сделать карьеру в ССИКО. Вообще-то интеграция с меня и началась. Слух о том, что из-под колпака можно выбраться, долетел до магов. Не сам, конечно, долетел, профессор Дамблдор поспособствовал. Он, знаете, сделал из меня как бы символ: девочка-подросток сумела пересечь границу, нашла вот способ, стоило только захотеть всем сердцем, а вы, типа, болваны и трусы. Вскоре действительно потянулись другие перебежчики. Прошу прощения, сэр, я не объяснила насчет портрета Дамблдора. Хотя чего там объяснять... он появился после меня, загадочно молчит о прошлом. Портрет, наверное, сгорел и восстал из пепла. Теперь профессор Дамблдор — Феникс… Вы о нём ещё услышите.

На слове “Феникс” Джонс спотыкается.

— Лиа, в чём корни конфликта с магглами?

— Это мелко и глупо, даже говорить неловко. Совестно за наших. Старший сын Драко и Астории, прямой наследник, хотел переехать на Даунинг 10…

— О как. А почему не сразу в Букингемский дворец?

— Зря смеётесь, сэр, дворец они себе не хуже отгрохали. Но Малфой проиграл первые общие выборы, поражение его раздавило. Сейчас под Куполом заправляет младший из законных наследников, внук Драко. Не знаю, может, дело даже не в выборах как таковых, а в формате предвыборной гонки. Она превратилась в настоящую пропагандистскую войну.

— Ясно. Н-да… Одно только у меня в голове не укладывается. Почему ключевые разработки ДиЭм — отражатели — достались магглам. В этом есть известная ирония, и всё же это странно.

— Вы говорите про “Дифенс Мэджик”, да? Корпорацию, которая сотрудничала с маггловской службой внешней разведки и службой безопасности… Согласитесь, в названии изначально присутствовало такое… скрытое противопоставление, отголосок Защиты от Тёмных искусств. ДиЭм создавалась в глухой оппозиции, в противовес политике министерства и его магии, тёмной/не тёмной — авторитарной. Вы лучше меня знаете, что это было. Защита против Магии. Сегодня от корпорации один союз остался — “против”.

Кингсли интересно, собственные это мысли Джонс, или она опять ретранслирует третье лицо. В данном случае явно не Альбуса. Говарда Паркинсона?

Лиа продолжает:

— Драко стоял у истоков, верно, но вскоре — кажется, ещё при вас — ударился в политику, ушёл с головой. Я бы даже сказала, утоп. Он, по-моему, это понимает, рад бы отыграть назад, только ни за что не выступит открыто против собственных детей. Берёт на себя ответственность за сегрегацию. Видит Мерлин, ему тяжело. Было уже несколько покушений. Говард его оправдывает — типа, у Драко в свое время испортились отношения с матерью, душевная травма, раскол в семье. Сейчас всё повторяется на новом витке спирали. Он переживает, бедолага.

— Ты говоришь, корпорация давно развалилась, но я… мистер Блант использовал аббревиатуру ДиЭм.

— Оу. Это уже совсем другая аббревиатура. До сих пор не поняли? ДиЭм — Династия Малфоев.

— Годрикова борода… Лиа, когда ты последний раз была за Стеной? Что, если старое здание Министерства магии снесли?

— Я редко там бываю. Профессор Дамблдор передаёт информацию.

— Может ли Альбус привирать? Пардон, способен ли наш дорогой Феникс утаивать часть информации, дабы никто не терял надежды?

— Не знаю. Почему вы спрашиваете?

— Ты упоминала о покушениях. Допустим, Драко погиб. Говард твой недалеко продвинулся в плане налаживания контакта с магами, без отца-основателя ему придётся совсем туго. Здесь его положение тоже, подозреваю, шатко. Лейборист, значит. А у власти, конечно, тори.

— Сэр, мы в любом случае не имеем права сдаваться.

— …Что ж. Хорошо. Полагаю, следующий пункт программы — визит к мистеру Паркинсону-Финчу.

— Давайте в паб сначала, а? Вы, наверное, чертовски голодны.

— Я… да, чертовски. Наверное, голоден.

— Есть одно приятное местечко в Вестминстере. Такое, с претензией на викторианский стиль. У нас теперь всё с претензией: джин “Виктория”, сигареты “Виктория”. Паб, однако, ничего себе. Недавно открылся. Пиво там, правда…

— Попахивает ослиной мочой.

— Откуда вы знаете?

— Всё новое — хорошо забытое старое.

Паб “Королева Виктория” аляповато задекорирован к Хеллоуину. По стенам — свечи, чучела и чудища, морлоки отдыхают. Гремит музыка, если это можно так назвать: гитарный скрежет, да пьяные вопли — всех святых выноси. Королева Виктория в гробу бы перевернулась. “Лучшие синглы за сто лет”, — высвечивает музыкальный автомат название плей-листа. У Кингсли, естественно, нет денег, Лиа угощает. Он заказывает стейк, она — фиш-эн-чипс. Пиво местное, разбавленное и тепловатое. Нормальное английское пиво.

Пока готовится еда, Кингсли честно пытается насладиться лучшими синглами, чувствует себя ретроградом, как, впрочем, и всегда — пятьдесят потерянных лет роли не сыграли. Музыкальный автомат выплёвывает “умцы-дримцы”, потом бойкий речитатив под бит. “Классная песня. Сколько я всего пропустила!” — сетует Лиа. Она пьёт сидр через трубочку и уже не выглядит решительной инспекторшей, тайным агентом сопротивления. Обычная девчушка с колдографии, только без бабочки в волосах.

Официантка шлёпает на стол два блюда. Лиа принимается за картошку. Кингсли не ощущает голода. Музыкальный автомат щёлкает, выдает что-то знакомое, но исковерканное. Лиа улыбается с грустинкой. “Ремикс главного хита Ведуний”, — подсказывает она Шеклболту. Её шёпот тонет в хоровом “бу-у”. В автомат летит смятая пачка сигарет, начинается следующий трек. Песня маггловская, явно ещё более старая. “Trick or treat”, — пищит здоровенный детина за стойкой, откровенно кривляясь. “Зададим девиантам, никакие фокусы их не спасут”, — отвечают ему товарищи и дружно ржут.

От алкоголя на пустой желудок, духоты и музыки у Кингсли кружится голова. От музыки особенно. Мелодия вьётся спиралью, с первых нот цепляет, сбивает какой-то замок-щеколду в сознании. “We passed upon the stair / We spoke of was and when…” ⁽¹⁾ Ларчик открывается, из омута забвения всплывают нити стёртых воспоминаний. Серебристые волокна — инородные, присвоенные, вырванные силой. “… Although I wasn’t there / He said I was his friend / Which came as a surprise / I spoke into his eyes…” Чужие грехи. Воспоминания Стивена Морроу.

Сцена первая. Толстый монах рассказывает Стиву, что сэр Николас выведал у Кровавого Барона, которому намекнула Елена Когтевран… в общем, профессор Флитвик возрождает Орден Феникса.

Сцена вторая. Стив приводит свою девушку на тайное собрание в Выручай-комнате Хогвартса. Никакого Ордена нет, это просто литературный кружок. Присутствуют студенты всех факультетов, даже парочка слизеринцев. После войны пара слизеринцев — без малого целый курс. От факультета одно название осталось, плюс пустые скамьи в общем зале, пустая гостиная, крепко закладывающий за воротник Слагги. Тоска, словом. Хрень собачья. Кингсли не уверен, его это оценочное суждение или Морроу. Дальше явно фокал Стива. Одна из слизеринок — жуть какая симпатичная. Не Лиа, конечно, и нос задирает, к такой не подступишься. “Если кто-то ещё не осилил маггловскую антиутопию, — объявляет Флитвик, — не беда, ближайшие недели будем разбирать публицистику”. Профессор читает вслух статьи из “Пророка”, выносит на обсуждение. Нечего там обсуждать — обычное пустословие Майло, да выдержки из речей ИО министра. Флитвик так и говорит: “пустословие”. “Вот стервец!” (Это точно не Морроу, это Кингсли от себя ввернул.) Флитвик проходится по каждому пункту предвыборной программы, заставляет студентов анализировать критически каждый пафосный тезис. “Делать тебе нечего, блохоискатель поганый. Публичная политика — низкий жанр. Тут нужно смачно, звучно и обтекаемо. Возьмите знаменитую речь Нарциссы — тоже срамота, популизм сплошной”. Флитвик речь Нарциссы не слышал (и не услышит), а про речи Кингсли так прямо и говорит: “Популизм. Все знают, что это? Нет? Вот сейчас разберём на конкретных примерах. Да вы не волнуйтесь, у нас дискуссионный клуб в образовательных целях, ничего больше”. Дальше — хуже. “Репрессии. Все знают это слово? Кто даст определение? Не робейте, друзья”. Слизеринка берётся дать определение. Её зовут Элисон, кстати. Красивое имя. Язык только без костей, нельзя было предоставлять слово. Объяснила так объяснила, заодно растолковала про попустительство, непротивление, пассивную гражданскую позицию. Всех обласкала, включая Макгонагалл, членов попечительского совета и даже самого Флитвика. Девка — огонь!

Сцена третья. Морроу и Джонс в пустой библиотеке после отбоя. Ругаются. Лиа считает, профессор Флитвик ведёт себя подловато, а змейка эта Элисон — вообще мерзкая, директора зря оговаривает. Лиа напоминает Стиву, что родители слизеринцев гниют в застенках за дело. Напоминает про родню, пострадавшую от Пожирателей. Профессору Флитвику не стоило называть именем Ордена клуб, в котором поливают грязью авроров и будущего министра, столько сделавших для победы. Если ему что-то не нравится, он должен высказать это господину ИО министра в лицо или хоть письмо написать, а не кукиш выставлять украдкой, студентов науськивать. Профессор Стебль так бы не поступила, потому что основа факультетского кодекса — верность. Это означает, что ты выбираешь сторону и поддерживаешь своих до конца, даже если они в чём-то неправы. А Стив — просто болван, болван, болван! Лиа всё-таки страсть какая хорошенькая, когда злится.

Сцена четвертая. Морроу идёт на собрание клуба один.

Сцена пятая. Выходной день. Морроу и Джонс в доме родителей Стива. Семейное торжество (юбилей бабули), но настрой похоронный. Старшее поколение собралось в гостиной, обсуждают прошедшую в Хогвартсе инспекцию, детей выгнали на кухню — следить, чтобы старый эльф не испортил жаркое. Жаркое благополучно сгорело, Стив и Лиа подслушивают под дверью. Отец Стива — член попечительского совета, сотрудник Службы снабжения, поставляет аврорату зачарованные зеркала. Инспекторы вызывали его на допрос. Он “нутром чует”, его взяли на заметку, а то и в разработку, считает своим долгом морально подготовить семью, вспоминает какие-то счета… “Да кому ты нужен, жульё. Заводить дела на каждого, кто недоплачивает налоги или приворовывает на местах — следователей не напасёшься”. Проверка в Хогвартсе была затеяна министерством с единственной целью: выяснить, поддерживает ли Макгонагалл связь с ДиЭм. Про клуб “Феникс” Кингсли был тогда не в курсе. Лиа, впрочем, считает, что авроры всеведущи. “Это из-за Флитвика, — говорит она Стиву. — Точно. Господи, ты же не виноват! Твой отец — тем более. Не подводи его, признайся сам, повинись. Давай вместе это сделаем. Мы там были всего-то раз! Ошиблись, но осознали, осуждаем... Профессор это затеял, пусть он и отдувается”. Флитвик на тот момент уже был в Шеффилде, пожимал руку ИО министра. За бутылкой огневиски экс-соратники вспомнили чёрные деньки, Орден, Волдеморта. Точнее, вспоминал Кингсли, а Флитвик кивал, да очёчки протирал, насчёт репрессий и популизма молчал в тряпочку. Его фигу в кармане Кингсли проглядел, счёл его надежным союзником, привлёк к расследованию проникновения магглов на аврорскую базу. Студенты, понятное дело, этого не знали. В отсутствие Флитвика собрания клуба “Феникс” по собственной инициативе проводил Морроу. Из первого состава остались только он и Элисон, зато подтянулись слизеринцы постарше. Чтиво ребята забросили, вместо “пустой болтовни” собирались на каникулах организовать побег политзаключенным: Уоррингтону-старшему (правозащитник, после первой войны с Волдемортом успешно отмазал нескольких подонков, после второй хотел представлять Люциуса на суде), Боддоку (публиковал срамные картинки про всех подряд задолго до Чарли Эббота, его ещё Фадж мечтал упрятать в Азкабан) и Хьюму (Пожиратель, к заговору против Волдеморта вроде как подключился, доказать не может, руки в крови по локоть, дальний родственник Элисон). Кингсли почти жалеет Морроу. “Азкабан они собрались штурмовать. На каникулах, а то Травологию пропустят, декан наругает. Детишки, блядь. Слизеринцы — ладно, а этот-то куда полез! Ой, приду-урок”. Морроу мучается, волнуется за отца, хочет признаться Лиа. Она всё понимает по его лицу. Почти всё. “Ты ходил без меня? Боже. Стив, умоляю, прекрати. Мы выкрутимся, слышишь? Только не делай так больше. Обещай мне”. Он мнётся. Он обещает. Он не решается рассказать правду. Он убеждает Джонс ничего не предпринимать. Ему хреново, она его утешает.

Сцена шестая. Парочка на пикнике за Хогсмидом, наслаждается последним солнечным днём осени. Стив в приподнятом настроении, а Лиа выглядит напряжённой, спрашивает, как у него дома дела. Там всё отлично, отец в порядке. Обошлось, слава Мерлину. Следующие полчаса Лиа и Стив вдумчиво целуются, он хочет большего, она его поощряет и осаживает, опять поощряет и останавливает. Кингсли “проматывает” эту часть. Наконец подросткам самим надоедает, они поднимаются, бредут в сторону холмов. Корзинка с провиантом остаётся валяться в сухой траве. Пейзаж меняется. Студенты рассчитывали выйти к деревне, но выходят почему-то к Чёрному озеру. Не заметили, как повернули? Бывает. Они болтают о всякой ерунде, домашку обсуждают. Стив радуется, что нет заданий по Чарам. Лиа осторожно интересуется, не беспокоится ли он за Флитвика.

— Макгонагалл говорит, профессор в командировке по поручению министерства. “Очень важное и очень секретное задание, о котором, конечно же, скоро узнает вся школа”. Спорим, она Дамблдора копирует?

— Что за задание?

— Толстый монах выведал у Кровавого Барона, который вроде бы узнал от Елены Когтевран… В общем, это как-то связано с островом Скай и драконами. Если честно, мне плевать. “Поручение министерства”. Каково, а? После всего, что он нам втирал про гражданскую позицию. Правильно его тогда Элли приложила.

Они плетутся вдоль берега озера в направлении станции, станции не видно. Джонс начинает уставать.

— Элли? Кхм. Стив, ты не боишься, что нет никакого поручения, Барон тебе наплёл, а исчезновение Флитвика связано… сам знаешь с чем?

— Даже если так, профессора мне не жаль. Из-за него я вляпался. Плохо, конечно, что мы и сами собирались, но никто об этом не узнает. Лиа, ты в библиотеке сказала… — Стив щурится на солнце сквозь косую чёлку, — короче, ты всё правильно сказала, а я возомнил себя… не знаю… грёбаным Гарри Поттером.

— Не ругайся при мне.

— Ладно, грёбаным борцом за свободу. Ну, типа, если я не возьмусь, никто этого не сделает. Ты только не заводись. Клуб “Феникс” — детсад, позорище, сейчас я это понимаю. А тогда мы нализались украденного у Слагги вискаря и планировали, как проберёмся в Азкабан, отвлечём охрану, заключённых на волю выпустим... Вот смеху-то. Пока мы бухали, кто-то взял и сделал это.

— Вы… что?!

— Ну, выпивали в Выручай-комнате.

— А потом вы что сделали?!

— Ничего. Побег из Азкабана ДиЭм, наверное, устроили, больше некому. Или Паркинсон этот. Или они все вместе. Вот мы над Снейпом ржали, а я б сейчас на его Защиту от темных искусств сходил бы. Толстый монах говорит, что сэр Николас, которому Кровавый барон…

— Стив!

— Не истери. Если б, конечно, кто донёс про наш книжный клуб последнего созыва, мне бы не поздоровилось, Флитвику тоже. Не дрейфь, слизеринцы не сдадут, Элли… Элисон мне обещала. Ты, кстати, зря ревнуешь, у неё есть парень. Это неважно всё. Я весь этот “Феникс” перерос, понимаешь? — Стив останавливается у самой кромки воды, бросает камешки. Они не отскакивают, как он ни старается, просто плюхаются в Чёрное озеро. “Элли” — камень. “Её парень” — камень. “Клуб” — камень. — Ситуация с отцом меня отрезвила. И тебе спасибо.

— Ох, Стив… я должна кое-в-чём признаться.

Кингсли уже на середине воспоминания догадывается, что гложет Джонс. Он получил её письмо перед самым ЧП на драконьей базе. Письмо-оправдание, а по сути — донос, написанный круглым детским почерком. “Уважаемый господин ИО министра, Вас ввели в заблуждение насчёт “Феникса”. Это никакая не политическая организация…”. Вот так Кингсли узнал про дискуссионный клуб Флитвика. “Мы не ведём подрывную деятельность, особенно Стивен. Его отец уж точно не виноват. Попечительский совет Вас уважает, помнит ваши заслуги и подвиги. Я когда смогу голосовать, буду обязательно голосовать за Вас. Но раз уж я решилась Вам написать, должна сказать насчёт амнистии, которую вы обещали…”. Покаянный донос заканчивался обвинениями — как трогательно! В воспоминаниях Морроу меж тем страсти накаляются. Жесточайшая ссора. Стив орёт на Лиа, называет её предательницей, паникует, прикидывает, что станет с его семьей, когда авроры раскопают всю-всю правду, чем это обернётся для него самого и для слизеринцев. Стива точно исключат, а Элли, будь она трижды несовершеннолетняя, могут и в Азкабан упрятать. Он вываливает это на Лиа, напарывается на вспышку ревности и ответные обвинения. Они обмениваются проклятиями — сначала на словах, потом на деле, дерутся по-взрослому, до Круцио доходит. Морроу сталкивает Джонс в озеро. “Охладись!” У берега должно быть мелко, но она всплывает не сразу, беспорядочно лупит руками по воде. Глаза — круглые от страха, волосы облепили лоб, заколка съехала на бок. Морроу смекает, что Джонс толком не умеет плавать, бросается к ней, а берег изгибается у него под ногами, вздымается над чёрной гладью. Джонс не может одновременно держаться на воде и колдовать. Стив пытается её левитировать, но заклятие не даётся. “Брось палочку и греби!” — кричит он. Джонс не слышит или разбирает только “брось”, сжимает палочку в кулаке, заваливается на бок. Морроу готовится прыгать, но пространство искажается у него на глазах. Он не понимает, её это магия или просто апокалипсис. “Лиа!” Она, верно, думает, что он её топит. “Сам ты предатель! Сдохни!” Она бросает в него Аваду. Стив видит, как девушка уходит под воду, чувствует, как замирает его собственное сердце, потом сознание гаснет.

Кингсли открывает глаза, возвращается в реальность — к Виктории, магглам и стейку. Прошла всего минута-другая, играет та же песня, а Джонс уже успела умять рыбу. Настоящая хаффлпаффка. “I laughed and shook his hand, — поёт призрак прошлого, — and made my way back home / I searched for home and land / For years and years I roamed / I gazed a gazeless stare / At all the millions here / I must have died alone / A long, long time ago”.

— Лиа!

— А?

Улыбается. Всё-то ей нипочём. Девочка-доносчица с круглой мордашкой, открытым взглядом и хорошим аппетитом, сумевшая начать с чистого листа. Когда она ревела и звала маму, кто мог подумать, что она способна на убийство?

— Ты не пыталась найти Стивена?

— Какого Стивена?

— Ну, какого. Парня твоего. Морроу.

Она поднимает глаза и выдерживает взгляд Шеклболта. У самой взгляд по-прежнему открытый, прямой, но эффект бабочки в волосах проходит, проступает Лиа — инспектор в эсэсовском кителе. Интересно, её черный костюм — это как у Снейпа, растянувшийся на десятилетия траур?

— Нет, сэр, не пыталась. Я его заавадила в девяносто девятом. Думала почему-то, вы знаете... всё-всё знаете про меня настоящую, если прочли моё письмо.

— Я прочёл.

— Я была мелкой дурой. Призналась потом Стиву, он страшно разозлился, наговорил в сердцах, я тоже. Удар за удар. Он меня сбросил в Чёрное озеро, а я не умею плавать. Даже если б умела, не выплыла бы, магия тащила меня на дно… кхм, Темзы. Сколько раз я прокручивала в уме этот момент! Деталей всё больше, а я всё меньше доверяю памяти. Эмоции сиюминутны, слова лживы, что сделано, то сделано. Неважно, желали мы друг другу смерти или нет. Я убила. Хроновороты уничтожены, Стива не вернуть. Что, кстати, стало с профессором Флитвиком? История о нём умалчивает.

— Профессор Флитвик на моей совести.

Лиа комкает салфетку.

— А Стивен, — продолжает Кингсли, — на твоей совести, это верно. Твоя Авада попала в цель. Вот только Стив не умер. В девяносто девятом, через пару недель примерно после вашего пикника выкатился твой оболтус целёхонек из Арки в Отделе тайн.

* * *

Шеклболт и Джонс проталкиваются через толпу агрессивно-угрюмых фанатов Арсенала на выходе из паба, с трудом находят припаркованный байк. "Опять просрали бомбардиры. Ничего не меняется!" — думает Кингсли. Потирая копчик и проклиная одноместное транспортное средство, он кое-как устраивается позади Джонс, обхватывает девушку за талию. Лиа газует, её конский хвост — по ветру — щекочет Кингсли лицо. Они огибают Вестминстер, делают небольшой крюк через пустеющую Белгравию, мчат к Грин Парк и дальше, снова в центр, где гуляния в разгаре, мимо Пикадили серкус и Ковент Гарден в сторону Уайтчэпел. Футбольные фанаты уже рассредоточились по пабам, прочие взрослые дрыхнут, на улицах в основном молодёжь да ряженые дети. Многие в мантиях и остроконечных шляпах. Запруженный монстрами-героями, Лондон как никогда похож на Готэм-сити, цитадель порока и приключений. Байк Лиа взмывает над крышами. Магия или технология? Какая разница.

Они летят над ночным городом.

1) Bowie, “The man who sold the world”

We passed upon the stair — Мы спускались/поднимались по ступеням,

We spoke of was and when — Мы вспоминали минувшее,

Although I wasn’t there — Хотя меня там даже не было,

He said I was his friend — Он сказал, мы друзья.

Which came as a surprise — Довольно неожиданный поворот.

I spoke into his eyes… — Я ответил, глядя ему в глаза…

…

I laughed and shook his hand — Затем пожал ему руку

And made my way back home — И вернулся к себе.

I searched for home and land — Я искал пристанище, искал свой дом.

For years and years I roamed — Долгие годы я скитался

I gazed a gazeless stare — И смотрел невидящим взором

At all the millions here — На всех этих людей. Миллионы людей.

I must have died alone — Должно быть, я умер в одиночестве

A long, long time ago — Много лет назад.

Вернуться к тексту

— Блядь! Ты что творишь вообще?! Каким местом думал? Ёбаный стыд…

У Снейпа-старшего лицо перекошено, вертикальная морщина прорезает лоб, на глаза спадают сальные лохмы, пальцы заметно дрожат.

Северус не может этого видеть, просто знает, что это так; слышит родные голоса, хотя шум моря вобрал и растворил все звуки.

— Тебе жить надоело? — подключается Эйлин. Тонкие брови её сведены, щёки заливает неровный туберкулёзно-яркий румянец.

— Ты ведь понимал, сука, что он будет бить, — почти рычит Тобиас, обнажая прокуренные зубы. — Почему не закрылся, не ударил первым? Ступор, сиюминутный импульс — что это было? Совсем с катушек слетел на почве тысер…

— Тессер.

— Высерактов этих. Мог ведь, долдон, приберечь магию, или как оно у вас делается. Хрен с ним, без магии уложил бы жиртреса! Чему я тебя учил?

— Ты его ничему не учил.

— Неправда! Оглушающий в ухо, хук, апперкот, бросок через колено…

— Мерлина ради, Тоби. Тебе в баре оплеуху дали, ты и упал.

— А-а, я, кажется, въехал. Ты решил не марать руки, да? На сей раз. Непротивление… как там…

— Злу насилием.

— Точно. Зла на тебя не хватает. Душу свою бессмертную хотел сберечь? Ну ты и еблан. Эйлин, скажи ему!

— Северус, милый, ты забыл, наверное, что умирать — это грязно, больно и очень некрасиво. Забыл, как мне было тошно в последние часы, как твой отец мучился, и сам ты с разрезанным горлом, кровью захлебываясь — ты же всех чертей успел помянуть, прежде чем отключился.

— Скажи, сынок, когда уже сознание гасло, шальная мысль залетела: “А ну как ад существует?”, страшно стало? Мне — да. До усрачки. Повезло тебе тогда, откачали додика. И что? Год прошёл, опять потянуло. Правильно стальная селёдка сказала, у тебя это…

— Суицидальное поведение.

— Ладно из-за рыженькой ты психанул. В СИЗО — тоже понятно. Сейчас-то чего? Приступы меланхолии, в отношениях кризис, депрессия, прости господи? О прошлом ты сожалеешь? Жизнь не сложилась? Да что ты знаешь, сопляк, о поломанной жизни!

— Что ты знаешь о депрессии!

— И бесцельно прожитых годах…

— О сожалениях…

— И кризисных отношениях.

— Да, о них особенно.

“Не так мало на самом деле — всё детство наблюдал”. Северус себе не признаётся, но родительский пример наложил отпечаток, к психоаналитику не ходи. Сначала он расстраивался, пытался вмешиваться. Повзрослев, принял домашние концерты как данность, стал сбегать.

— Кхе. Рад, что вы снова общаетесь.

— Едрить твою, рад он! Это ненадолго. Ты нас такими выкрутасами с того свету сживаешь.

— Мало Тоби двух инфарктов в анамнезе.

— Соскучился по нам, сопляк? Плохо я тебя лупил, недоработал. Кабинетные баталии его, видите ли, утомили, квартиру в центре раскурочил, рёбрышки на гриле — и те не ценит. Лоранский пай, блядь, с прованскими травами! Вспомни, щенок, хлеб из опилок и отрубей.

— О-о, давай, па, повоспитывай меня. Поучи, как правильно жить.

— Да хоть как, лишь бы в удовольствие. Зажраться ты уже успел, молоток. Выпей теперь цистерну вашего огнепойла и всех баб столичных перетрахай. Я серьёзно, между прочим. Вот оно — запоздалое родительское наставление.

— Брось, ты не такой.

— Это я-то не такой? Эйлин!

— Северус, ты напрасно столько лет его оправдывал. Он — животное.

— Скажем, на моей памяти он этим не исчерпывался. Да и каких всех баб? Посмотрите на меня.

— Ладно, не всех. Одну избалованную любительницу носатых уродцев.

— Она еще к избалованным аполлонам неравнодушна и грубоватым брюнетам с лёгким характером.

— Ой, сам виноват. Не морочь мне голову. Выбрал женщину — оприходуй.

— Мам, неужели он действительно был таким?

— Конечно, ты просто не замечал. Он отвратителен.

— И вообще, Сев, пока не промучаешься с моё в браке, на глаза нам больше не показывайся.

— Хм. В таком случае мне пришлось бы жить вечно.

— Тоже вариант, милый.

— Шутки шутками, но тут уже без вариантов. Я на дне, финита. Я не “психанул”, не искал смерти. Просто не стал от неё бежать. Насчёт спасения души — каюсь, мелькнула корыстная мыслишка. Но не только о моей душе речь. Если у меня есть шанс, то и у Кингсли, понимаете? Весь смысл эксперимента был в том, чтобы выбрались мы оба.

— Эксперимента?!

— В некотором роде. Хорошо, испытания — лучше? Для Кингсли это явно испытание верности, для меня, наверное, веры… Нет, не делайте такие лица. Допустим, речь о вере м-м в гуманистические ценности. Ладно, смейтесь. Я надеялся, насилие можно остановить одним волевым решением.

— Утопия, милый. Отказываясь от насилия в частном порядке, ты только перекладываешь эту социально-значимую функцию на других. Мерлин, неужели такие вещи нужно объяснять! Тоби, скажи ему.

— …

— Тоби!

— А как же красотка, которой ты сказал, что вернёшься? И пацан её, которому ты клялся, что министр ответит за преступления.

— Останется на моей совести. Тест на верность провален. Тот, другой, впрочем, тоже.

— …

— …

— Ёб твою мать, Сев.

— Извращённая логика.

— И не говори. Он тронулся. Ты виновата.

— ?!

— Всё ж могло сложиться иначе. Наш сын имел задатки. Он, чёрт подери, блестяще учился в начальной школе.

— Дело нехитрое. К чему ты ведёшь?

— В моём роду никто так не учился. Да, да, знаю, твои гены, я бестолочь, всё понятно. Только согласись, механизаторская жилка у него от меня.

— Ах, Северус мог бы стать превосходным автослесарем! Какое упущение.

— Перестань. Я не собрал бы ему на колледж, но он мог пойти в Манчестерский универ, там стипендия… в Оксфорд бы поступил, чего уж. Был бы сейчас приличным человеком. Профессором! Настоящим! Я бы ворчал, называл его обсосом яйцеголовым, но, видит бог, я бы им гордился. А ты… ты… отдала его чудикам, у которых мозги набекрень.

— Тоби!

— Прости, Эйлин, не принимай на свой счет. Или принимай — не могу молчать. Сев был талантливым парнем, но ты отдала его в школу для дураков, и из него там сделали дурака.

— Тобиас, наш сын — второе лицо в Магической Британии.

— Был. Сейчас он — первый труп.

— Не смей так говорить.

— Его жрут рыбы.

— Неправда. Ещё не поздно. Сев!

— Отстаньте, вам и без меня хорошо. Вы когда ругаетесь — абсолютно самодостаточны.

— Сынок, эксперимент не закончен. Тебе необходимо вернуться в реальность.

— Не хочу, я там на дне.

— Но ты обещал своей женщине, что поднимешься.

— Чувствуешь что-нибудь? Тело свое ощущаешь? Можешь пошевелиться? Вдох-выдох...

— Прекратите. Меня заавадили.

— Поттера тоже авадили.

— Мать вашу!

— Не ругайся, а то будешь как отец.

— Эйлин права. Давай, сынок, попробуй открыть глаза. Нечего тебе тут с нами делать. На хер ты нам нужен. Мать только расстраиваешь.

— Мне страшно, па.

* * *

Он открывает глаза и вываливается из Арки на мраморные плиты. Его рвёт солёной водой, глаза слезятся, мокрая одежда липнет к телу. Тело болит. Вдох-выдох. Как же сладко! Он прижимается щекой к полу, чувствует всё: холод мрамора, пульс, слизь в лёгких и грязь на коже, магию (еле теплится, но регенерирует). Он опирается на локти, подтягивает колени, передвигается криво, неловко, как после контузии, не сдаётся, ползет по ступеням обратно к жизни, пока не утыкается в чью-то обувь. Страж ада носит стоптанные ботинки, и от него пахнет козлом.

Северус поднимает голову. Сторож Отдела тайн взирает сверху вниз без малейшего удивления.

— Вечер добрый, сэр. Давненько вас не видел. А чего плашмя?

— Притомился, Уолтер. Возраст сказывается. Сам-то как?

— Спасибо, не жалуюсь. Восьмой десяток разменял — второе дыхание открылось. Чувствую, засиделся здесь… давайте руку! Да и погонят меня, не ровён час. Камер понаставили, систему видеонаблюдения подключили, дронов наклепали, люди и не нужны им. В общем, хочу тряхнуть стариной, подать заявку в Аврорат. Там пока насчет технологии того… внедряют, но из штанов не выпрыгивают. Шеф сердобольный, всех берет, кто чист душой и сердцем горяч.

— Хм. А ты палочку-то удержишь?

— На себя посмотрите, сэр.

Снейп смотрит на свое отражение в глазке камеры над дверью. Другие камеры нацелены на Арку.

— И то верно. Немощь, склероз. Напомни, кто у нас глава Аврората?

— Ну, кто. Этот. Парень, который выжил.

— Та-ак. А годик сейчас какой?

— Вы, сэр, чего-то уж совсем. Две тысячи первый. Сивуху, что ли, новую дегустировали у Аберфорта? Зря вы, он эту муть из прелой мандрагоры гонит и на безоаровых камнях настаивает. Вы на просвет гляньте, там чего только не плавает. Воббл-черви самозарождаются, ванильная отдушка не спасает. Название, согласен, звучное — “Совесть министра”. Аберфорт грозится к июню оптовую партию выпустить. Аккурат министру на двадцать первый день рождения. Говорят, министр последнее время того... в "Кабанью голову" прямо зачастил. Удивительное дело.

У сторожа пищит браслет. Снейп на автомате проверяет собственный передатчик. Тот сдох, конечно. Уолтер пялится в экран. Шрифт для него мелковат.

— Сэр, не поможете?

— Давай. Система видеонаблюдения, значит. Ну-ну. О-о... В общем, Драко… господин министр требует, чтобы ты срочно вёл меня к нему, по-тихому, через секретный ход… Это из пристройки налево, туда, где под Фиделиусом лестница в подвалы и лифт к кабинету Кингсли… пардон, мистера Малфоя?

— Раз вы, сэр, дорогу знаете, может, сами дойдёте? У меня колени ноют, подниматься неохота. Да и чаёк я заварил — остынет.

— Подожди, второе сообщение. Проверить на магию… отобрать… не вступать… запечатать… хм, применить, если потребуется… экспрессивная пунктуация. Где здесь “удалить”? Ага, нашёл, — Снейп поворачивается на камеру. — Привет, Драко. Мои поздравления. Я сейчас поднимусь. Не беспокойся, магическое истощение — полное, охрану отпускай смело. Уолтер, удачи с Авроратом.

* * *

Самый молодой в истории министр магии встречает крёстного в коридоре, замирает на мгновение, не улыбается, кивает на дверь кабинета. Они проходят мимо ошарашенного Уилсона. Брови старика ползут вверх, и сам он вытягивается в секретарском кресле.

— Ты ничего не видел, — бросает ему Драко.

Они закрываются. Малфой устанавливает чары, а Снейп разглядывает недораспакованный маггловский системный блок и плоский монитор под столом министра.

— Рассказывай, Сев. Что там было?

Драко заметно возмужал. Светлый костюм ему к лицу, тени под глазами — тоже. Поза выдает настороженность, взгляд — целый шквал эмоций, подавленных усилием воли.

— Мы завершили обратную трансфигурацию на Скае. Благополучно, надеюсь…

— Да, Зоны закрыты.

— Остаточные аномалии подточили остров со стороны Портри. Мы исчерпали запасы магии, ждали эвакуации. Приближался грозовой фронт. Вертолёты, вероятно, из-за погодных условий не смогли до нас добраться или не успели. Часть острова обрушилась. Всё.

Драко щурится. Снейпу холодно под его взглядом. Одежда по-прежнему липнет к коже. Ещё полчаса в сыром тряпье, понимает он, и простуда гарантирована. Драко небрежным жестом указывает на кресло, Снейп садится. Кресло осталось со времён Кингсли — монументальное, как сам министр; с высокой спинкой и тяжёлыми подлокотниками. В таком утопаешь, но жёстко. Драко постукивает ногтями по столу, смотрит сверху вниз.

— Что было в Арке?

— Ничего. Эти… два года, верно?

— Сейчас февраль две тысячи первого.

— Этот год с небольшим сжался для меня в точку.

Снейп чувствует прикосновение к своему сознанию. Словно ледяная игла пронзает разгорячённую кожу. Обратная связь: ментальный щит Драко также ощутим, почти осязаем — плотный, но текучий, похож на ртуть. Прогресс Драко в легилименции колоссален, Люциуса он уже превзошёл. Магии Снейпа не хватит на полноценную защиту, поэтому он выталкивает на первый план два обрывка воспоминаний: оба настоящие, одно даже реальное. Это удар о воду и расширенные от ужаса глаза Эйлин. На втором образе легилеменция Драко слабеет, и Снейп закидывает третий образ — последнее, что впечаталось в память перед падением. Померкшее солнце за размытым горизонтом (око бури) и сползающее в океан хмурое небо. Серо-голубые глаза Чёрной вдовы, в которых Северус с самого начала видел свой скайфолл. Ассоциация (лицо Нарциссы как лик смерти) выбивает Драко из равновесия, его ментальный щит даёт трещину. Снейпа затягивает в сознание Драко, он может воспользоваться эффектом обратной связи (как Поттер однажды), но не делает этого — разрывает зрительный контакт, поднимается с кресла.

— Боже, Сев…

— Всё в порядке. Да ты садись сам.

— Ты… ты весь мокрый.

— Я ходил по воде и провалился в эту воду. ⁽¹⁾

— …

— Магии нет. Буду признателен, если поможешь с просушкой.

Драко наводит чары, потом достаёт передатчик, что-то набирает, вынимает из сейфа початую бутылку Талискера, разливает на двоих.

— Согрелся?

— Немного. Благодарю. Итак, Кингсли не вернулся? — Снейп поднимает бокал. — Министр мёртв, да здравствует министр?

Долгая-долгая пауза.

— Да.

— За министра.

Драко не пьёт.

— Остальные все целы?

— А что им сделается…

— Нейт?

— Год как выписали.

— Стиллс?

— Уехала в Новый свет. Артур Уизли на прежней должности. Перси… уволился. У нас с Асторией, если вдруг тебе интересно, всё просто замечательно, — последнюю фразу Драко произносит сквозь зубы, копается в ящике, выуживает свадебное фото в помпезной рамке и водружает на стол. — Компанию мама подзапустила, но уже навёрстывает. Скоро выправит ситуацию, у неё новые идеи, амбициозней прежних. Что ещё? Юридический статус ДиЭм сменился, твои акции недействительны. Квартира в Кенсингтоне продана.

— Как тебе работается с Поттером?

— Великолепно, — Драко дёргает подбородком. — Поттер развлекается — ловит сталкеров (бессмысленное занятие) и мутировавшую живность из бывших Зон, денег тратит немеряно, зато меня не трогает и ни во что не вникает. С охраной правопорядка справляются новые инспекционные дружины. Внутренняя безопасность — отдельно, Аврорат — отдельно, все довольны, Поттера обожают. Я его сам позвал перед выборами. Снейп, говорю, хотел бы тебя видеть на этой должности.

— С чего ты взял?

— А ни с чего. Для меня было важно соблюсти баланс Гриффиндор-Слизерин, видимость дуумвирата. Иначе народ бы не принял. В общем, сам понимаешь, на прежнюю позицию тебе теперь никак нельзя.

— Да я, собственно, и не…

— Пока могу предложить место второго зама в отделе магического контроля, а там посмотрим.

— Это где протеже Бронкса собрались?

— Забудь про Бронкса.

— Неужели несчастный случай?

— Скачки угробов.

— Опасное увлечение. Не такое, конечно, как политика. Ладно, Драко, я всё понял, ни на что не претендую. Хочу только увидеть Нарциссу. Будь добр, напиши ей — мой передатчик вышел из строя. Где, кстати, она теперь живёт?

— Уже написал, через несколько минут она будет здесь. Живёт… последние недели, считай, на работе. Даже ночует в штабе, представляешь?

— Представляю.

Несколько минут Снейп и Драко проводят в молчании и нарастающем дискомфорте, потом малфоевский браслет вибрирует.

— Жди здесь, я её подготовлю.

Драко шагает прочь из кабинета. Снейп пару секунд смотрит на свадебную колдографию, допивает Талискер, слушает тишину, похожую на шум моря, и своё учащённое сердцебиение. Нет, не может он ждать!

* * *

Нарцисса идёт по коридору, а Снейп любуется ею, прислонившись к дверному косяку. Одежда в офисном стиле (смарт-кэжуал) лишает миссис Малфой части аристократического лоска.

Нарцисса замечает Снейпа.

Она осунулась. Этакая уставшая бизнес-леди. Причёска новая.

Она останавливается резко, будто наткнувшись на невидимую преграду. Проследив направление её взгляда, Драко оглядывается и беззвучно ругается.

— Мам, ты только не волнуйся!

Ей в целом идет, хотя Снейпу нравилась мальвинка и длинная чёлка. Красивой женщине всё идёт. Даже кольцо на безымянном пальце.

— Мам, всё хорошо! Подожди, я принесу тебе воды. Это действительно он. Сев, не стой, как чурбан, скажи что-нибудь.

— М-м. Отличная стрижка.

Нарцисса закатывает глаза и падает. Замертво?! Снейп не успевает её подхватить, это делает Драко — магией. Снейп в ужасе и замешательстве. Малфой расстёгивает матери верхнюю пуговицу на блузке, осторожно бьёт по щекам, кричит Уилсону, чтоб нёс нашатырь.

— Что с ней?! Господи! Драко, не молчи!

— Обморок. А ты чего ждал — объятий? “Отличная стрижка, милая. Как делишки? Скучала без меня?” — Драко заводится, на повышенных тонах звучит визгливо и истерично. — Ты пропал на год, а ведёшь себя, будто к ужину опоздал. Ты хоть понимаешь, что мы тебя похоронили?!

— Ш-ш. Я держу её. Аккуратно. Можешь отпускать.

Нарцисса моргает, взгляд фокусируется. Драко не успокаивается.

— Ты не знаешь, через что мы прошли! Я… я — ладно, что с ней было! Сначала отец, потом ты. Поставь себя на её место, Эванс свою вспомни. Ты обязан был выбраться со Ская любой ценой. Убить, если потребуется. Мама ждала тебя, чуть с ума не сошла, — Драко толкает Снейпа в грудь, прижимает к стене, — а ты? Как мог её бросить? Где тебя черти носили, мерзавец!

Снейп смотрит на руки Нарси.

— Год ждала? Верю. Траур выдержала. Дату назначили заранее?

— Не смей её обвинять.

— Скажите хоть, кто он. А впрочем, это неважно, — Снейп сбрасывает с себя руки Малфоя, медленно отступает.

— Северус, я… — Нарцисса уже окончательно пришла в себя, — я разведусь.

— Знаешь что — не трудись!

* * *

Он проскальзывает в кабинет министра, не оглядывается, слеп и глух ко всему, срывает картины со стен, пока не находит ещё один потайной ход, выламывает дверцу, пробирается к лифтам, в старое крыло. Там снова коридоры, лестницы, коридоры. Вертикальный Хэмптон-кортский лабиринт.

Наконец он на улице. Парковая зона за министерством пустынна. Воздух пронзительно свеж. Снейпу хочется орать. Вернуться в Отдел тайн и разбить голову о мраморные плиты. Какой же идиотизм! Золотые страницы в книге его жизни — грёбаный водевиль, который перешибает антиутопию и все псевдоантичные трагедии. Вопрос “кто?” не отпускает, хотя умом Снейп понимает: это действительно неважно. Его ярость — защитная реакция, попытка оградить себя от осознания боли, причинённой любимой женщине. Он вспоминает Лили. Переживает заново чувство потери, перед которой меркло чувство вины, транспонирует ситуацию на Нарциссу, и ему становится тошно. Срыв Драко он даже анализировать не решается. Информация неполная, масштаб пиздеца может быть недооценен. “Через что МЫ прошли… Я — я ладно…”

Воздух свеж настолько, что Снейпа бьёт колотун. Дурнота зато отступает. Подморозило в феврале!

Апофеоз идиотизма — это, конечно, его поведение. Сбежал точно подросток. Без денег, средств связи и планов на будущее. Штормовку в Отделе тайн оставил. Куда теперь — по местам былой славы? В штаб или Аврорат? Официально Снейп — покойник, его примут за самозванца, посадят под замок. Хм, в отапливаемую камеру. Может, даже покормят… Изумительно, насколько лондонская погода отрезвляет. Первичные потребности вытесняют самые горькие разочарования. Погулял и хватит. Стрельнуть у Уилсона пару сотен на метро и гостиницу? До первой получки второго зама третьего ассистента в отделе магического контроля. Ой, срамота-а. Подкараулить Нарциссу возле штаба ДиЭм, где она якобы ночует? Нет, снова говорить с Нарциссой Снейп точно не готов. Вот это по-настоящему стыдно, и Драко во всём прав.

Снейп скроллит в уме свой список контактов, вспоминает даже адрес Забини — Руперт роуд ХХ (“Нельзя, там шальная гриффиндорка”), прикидывает, не податься ли к кому из непойманных Пожирателей. Не исключено, что Макнейр ещё промышляет работорговлей. У него был знатный притон в Глазго. Без магии, на попутках — далеко, тут до метро бы дотянуть (назад в министерство, к порталу, оттуда в Уайтхолл). Нора? Тоже не ближний свет. На ночлег Снейп там не останется, но Артур наверняка подскажет новый адрес Паркинсона. Скорее всего, Нейт и Пэнси живут раздельно. “Интересно, где Флетчер ночует? Нет, лучше не знать. Итого в сухом остатке: Нора или притон, притон или Нора? В “Кабанью голову” бы можно, да только Абрефорт потом не отпустит без дегустации горилки с воббл-червями…”.

Пока Снейп перебирает варианты один другого заманчивей, к министерству стягиваются дружинники вперемешку с аврорами.

“Ищем беглеца под обороткой, — инструктирует старшина. — Маскируется под Северуса, светлая ему память, Снейпа. Особые приметы: рожа как у Снейпа, остальное тоже. Одет не по сезону: грязные черные джинсы и жёваный джемпер болотного цвета. В случае обнаружения не авадить, сильно не калечить. Беглец магией не располагает, не вооружён, практически трезв и очень опасен. Всё, разошлись! Прочесать периметр!”

Снейп прячется за колонной, пытается отчистить штаны (очень кстати снежок выпал), пропускает парочку авроров, дожидается дружинника, вырубает его, как учил отец, и забирает куртку. Жизнь слегка налаживается.

Смешанная аврорско-инспекционная братия добросовестно, но безрезультатно прочёсывает периметр. Снейп высматривает парней, которых сам тренировал. Никого из старой гвардии. “Набрали баранов. Плохо, Поттер! Очень плохо. Тролль за кадровые решения”.

Знакомая фигура выплывает из-за угла здания. Этот в поисках не участвует, просто шлёпает с работы домой. Мундир Ченовит больше не носит — на нём пижонское маггловское пальто, кожаный портфельчик под мышкой.

— Пс! Майло! Иди сюда.

Спичрайтер озирается, не сразу узнаёт бывшего шефа в куртке дружинника, а узнав, неприязненно улыбается.

— Сэр.

— Я не сэр. Беглец под обороткой.

— Как скажете. Что вам нужно?

— Адрес Натэниела Паркинсона. Он м-м случайно не женат на миссис Малфой-Блэк?

— Случайно нет. Вы, полагаю, про мадам Дюфрен сейчас говорите. Даже не знаю, сэр, с чего бы мне вам помогать…

— С того, например, что мы были отличной командой.

— Разве?

— Дюфрен, надо же… старина Жан-Хрен… Майло, как это ты сразу понял, что я не самозванец?

— Дайте подумать. Пренебрежительный тон, манера хамская, взгляд такой, будто я — массовка, тля, штатный клоун, а вы до меня снисходите… Интуиция, сэр.

— … Я тебя ценил.

— И выражали это в своей неповторимой манере.

— Как твоя матушка себя чувствует?

— Без понятия. Мы не общаемся.

— Сожалею.

— А я нет. Сразу после школы от родителей съехал, и слава Мерлину. Век бы о них не слышать.

— Что же твоя молодая супруга… м-м… Майло, ты женат вообще?

— Акстись.

— Позволь полюбопытствовать, сколько Поттер тебе платит?

— Пятьсот галлеонов.

— Поздравляю. Не одолжишь двадцатку на такси?

— Вернёте через год, в следующей жизни совиной почтой? Как вы там выразились… “Ченовит не идиот, а весьма сообразительный мерзавец, который только прикидывается идиотом по долгу службы”. Такси вам, как же. Перебьётесь. Ночного рыцаря вызывайте.

— Какого…

— Автобус для волшебников, попавших в беду. Общественный транспорт. Привыкайте.

— Да не могу я, Майло! Чтоб его вызвать, требуется подать сигнал — бросить волшебную палочку. Нет у меня палочки. И магии нет. Я не в беде, понимаешь, я просто в заднице. Это немножко другое.

— Какой лексикон, сэр! И вы ещё над моим слогом насмехались. Себя называли последним ценителем изящной словесности.

— Знаешь что — иди к дьяволу. Сдамся, хуже не будет.

— Постойте, сэр. Ладно... По крайней мере, с вами было весело. Адрес мистера Паркинсона: Северный Лондон, Кэмден стрит X.

* * *

Блошиные рынки, фрики, дурдом нон-стоп… Снейп будто в Косой переулок вернулся. Плохи дела компании, раз Нейт вынужден жить в Кэмдене. Фасад дома по указанному Майло адресу — в аварийном состоянии. К тому же, напротив — паб (шумовое загрязнение гарантированно). На углу подросток-оборванец c журналом “NME” под мышкой — курит, при виде Снейпа отходит в тень. Снейп нажимает кнопку звонка. Он продрог и намерен остаться на ночлег любой ценой, даже если адрес неверный.

Но Ченовит не ошибся. В окне появляется физиономия Паркинсона. Хоро-ош. Трехдневная щетина, веки опухли, подглазины лиловые. Опять вербены перебУхал в антипохмельное?

Последний раз Снейп разговаривал с Паркинсоном ещё в Мунго. Это был день, когда жизнь Нейта висела на волоске. День операции, а также пресс-конференции, реки слёз, закрытия модельной Зоны и сборки тензора, который привёл к первородной Зоне — Арке. День корпоратива и зёленого конфетти, перешедший в ночь на осколках кенсингтонских sweet dreams.

Снейп задолжал другу самое меньшее — удар в челюсть, но то за связь с миссис Малфой-Блэк. За мадам Дюфрен бить поздно.

Нейт пялится на Снейпа через оконное стекло, пытается проморгаться, а когда это не помогает, бледнеет и отступает. Снейп пинает дверь: “Открывай, засранец!”, затем начинает барабанить кулаком. Слышны шаги в прихожей, осипший голос хозяина.

— Кто?

— Волдеморт в пальто. Открывай, пока я хоркруксы не отморозил.

Щёлкает замок. У Паркинсона лицо мокрое и насыщенно лиловое. Ясно: грешит на галлюцинации с перепоя, умылся холодной водой, закинулся ещё зельями.

— Ты не бредишь. Я попал во временнУю петлю на Скае. Потерял больше года, много чего потерял…

Паркинсон молчит, не верит, вытирает лоб рукавом.

— Успел только побывать в министерстве и поругаться с Драко. Обратиться мне больше не к кому…

— Финтите инкантатем!

— Денег нет…

— Легилименс!

— Ей-богу, ни пенса. Квартиру Нарси продала…

— Петрификус то…

— И я очень устал. Позволишь у тебя остановиться хотя бы до утра?

— …

— Нейт, это я.

Медленно-медленно Паркинсон сдвигается, пропускает Снейпа.

— Спасибо, друг. О-о… уютно. Ты превзошёл себя, срач просто феерический.

— с-с…Сев?

— Да.

— Салазарова плешь! Живой! Ты… ты… Сам ты засранец!!

1) *Фразу “Я ходил по воде и провалился в эту воду” автор украл из пьесы И. Вырыпаева “Пьяные”.

Вернуться к тексту

У Нейта нечто вроде студии. Захламлённая гостиная, она же — спальня, совмещена с кухонькой-лабораторией. Возле газовой плиты — походный набор зельевара. Упаковки реактивов свалены вместе с мясными консервами. На прикроватной тумбе — ноутбук, “Еженедельник Чарли Э.”, “Гардиан”, “Вейлы в бикини”. Вдоль стен громоздятся коробки со стикерами “Ридинг”, “Скай”, “Хогсмид” и так далее. Снейп заглядывает внутрь, видит скрученный в узел бараний рог; ржавое, но ещё мигающее оборудование, пыточные принадлежности с Шеффилдской базы.

Осматриваясь и отогреваясь, Снейп по настоянию хозяина пересказывает свои злоключения. Про Скай выдаёт урезанную версию — ту же, что озвучил Малфою. Нейт кивает и больше не допытывается.

— Так. Верхнюю одежду сюда. Просто бросай в угол, вешалку потом починю. Что ещё не очень грязное — можно на коробку. Стиралки нет. Передатчик поставишь подзаряжаться?

— Он совсем сдох.

— Понял. Телефон у меня не работает, камин тоже. Батарею сейчас подкручу. Бойлер в ванной… пароль от интернета… Ага, надо решить, где ты будешь спать.

— На полу постелю… что-нибудь. Не беспокойся.

— Погоди! — Нейт сгребает шмотки с кресла, оперативно рассортировывает по кучам (в угол/на коробку), освобождённое кресло трансфигурирует в диван.

— Спасибо, друг!

— Ну, что — чайку или чего покрепче? Ты когда ел в последний раз?

— М-м…

— Ясно, в девяносто девятом.

Нейт включает газ, разогревает сковороду.

— Помочь чем? — Снейп открывает холодильник.

— Осторожно, нижнее отделение…

Поздно. Из отделения на плюс четыре вытягивается склизкое щупальце.

— Держи его, он шустрый при комнатной температуре. Попробуй упихать в контейнер. Порядок?

— Полный. Что это было?

— Слизняк из бывшей Зоны. Не бойся, не для жарки.

— В Ньюты Саламандеры решил переквалифицироваться?

— Если бы. Живодёрствую помаленьку. Эту тварь на опыты сдам. Нашёл уже покупателя, завтра встречаемся. Есть шанс вовремя заплатить за квартиру. В морозилке должен быть бекон.

Снейп проверяет. Там один кусочек.

— Слушай, я не голоден. Кофе бы выпил. Растворимый пойдёт.

— Перестань, — Нейт стирает налёт от выкипевшего перечного зелья с банки бобовых. — Фасоль в томатном соусе или…

— Всё равно.

— Это правильно.

Кухню заполняет аромат томатов, гренок, шкварок. Настоящий английский завтрак (даже бюджетный вариант) хорош в любое время, но морозной ночью особенно.

— Нейт, ДиЭм обанкротились?

— Процветают. Нарцисса — умница. Я уволился, чтобы её не раздражать.

— Вы опять…

— Нет. То есть да, но… стой! Куда ты пошел? Тебе некуда идти, сядь уже. Мне очень жаль, понял? Когда у вас разладилось, я ей… подвернулся. Бога ради, Сев. Нарцисса — красивая женщина. Я просто делаю, что она хочет. Ты знаешь, как это получается.

— Знаю.

— Ничего серьёзного между нами не было, нет и быть не может. Где она и где я.

— Ха-ха. Где Я. Ты хотя бы у себя дома… условно. Кингсли обещал, что тебе вернут поместье. Драко должен был проследить.

— Нарцисса сама этим занималась. В поместье сейчас Пэнс. А Драко мне ничего не должен. Скотина твой Драко.

— Пэнси…

— Не спрашивай даже. Все школьные годы этот говнюк мотал нервы моей девочке. Выбился в министры — первым делом женился на Астории и давай пропагандировать семейные ценности! Лицемер поганый. Объяснился бы с Пэнс раз и навсегда, а то ведь не отпускает её. Она считает, лучше так, чем никак. Пытаюсь её вразумить — сразу переводит разговор на мою личную жизнь и карьерные успехи. Сам видишь, какие у меня успехи. Запомни, по официальной версии я работаю на правительство. Под прикрытием.

Снейп переводит взгляд на коробки с металлоломом и артефактами из бывших Зон.

— Ты — сталкер?

Паркинсон вздыхает.

— Если ты реально не голоден, я доем, пока не остыло.

— Давай пополам.

— Может, жахнем всё-таки за наше славное прошлое и бесславное настоящее? Коньяк из твоих запасов остался.

Снейп ковыряет вилкой гренку с фасолью (приготовлено отлично), убеждает себя в необходимости поднять сахар крови. Нервное истощение — отчасти следствие истощения физического, из-за него и магия не регенерирует. Но кусок в горло не лезет. Нейт достает флян и бокалы.

— Так что?

Снейп вспоминает отцовское наставление: жить на полную и в удовольствие, выпить цистерну спиртного, поиметь лучших женщин, снять с себя родовое проклятие — клеймо неудачника.

— Наливай.

Полбутылки они уничтожают молча. Нейт ставит на стол пепельницу. Курят Ротманс.

— Поговори с Нарциссой, Сев.

— Успеется.

— Завтра же. Передатчик тебе потом справим — дорого. Пока я ей напишу. Где назначить встречу?

— В ресторане, где ж ещё. Сам тоже приходи. Счёт пришлем Дюфрену. В принципе лучше даже без Нарси. Ты, я и Жан-Пьер. Поболтаем, Люциуса помянем.

— Сев, не будь свиньей. Я, кстати, не к тому, чтоб ты у неё денег просил. За этим лучше к Артуру. Не говори только, что у меня остановился. Скажи, в гостинице. Артур безотказный, но неудобно, и так уже две тысячи…

— Да не волнуйся ты, с работай что-нибудь придумаю. Выкрутимся.

— Я тебя не гоню — наоборот. На двоих мы аренду потянем. На биржу пойдёшь?

— Посмотрим. Сам тоже включай мозг. Извини, конечно, но твой бизнес…

— Сомнителен?

— Недостаточно сомнителен для Пожирателя. Времянка, не более. Сбывать на чёрном рынке хлам из Зон — это мелко.

— Зря ты так. Я ещё вожу по местам аномалий всех, кто готов раскошелиться. В основном магглов. Они верят, что бывшие Зоны — такие жутко опасные места, где можно пропасть, а можно увидеть настоящее чудо.

— Вроде треснувшего зеркала-передатчика?

— Магического зеркала и слизня-переростка достаточно, чтобы они верили. Это не мелко. Это некоторым переворачивает мировоззрение.

— Благородное дело! Рискни объяснить дочери, она поймет. Ты, между прочим, нарушаешь министерское постановление номер один. Ах, да, конечно, в этом вся соль твоего начинания. Проникнуть на закрытую территорию, от авроров побегать. Поттер, поди, счастлив. Что бы он без тебя делал!

— Хорошо. Я — инфантильный баран, проматываю дивиденды с прошлого. Ты — просто идиот. Достиг известных высот, но будто стремился вернуться на дно, потому что прирождённому неудачнику так привычнее. Ходячий труп, одинокий и на мели — это же твоё естественное состояние. Всё хорошее в своей жизни ты воспринимаешь как аномалию.

— Неправда. Коньяк великолепен, и я близок к пароксизму довольства.

— В раковину только не блюй, засор будет.

— На сей лирической ноте…

— Дослушай, придурок, это важно. Поговори с Нарциссой. Тебя сейчас гложет обида. Ты рассчитывал, что она до конца своих дней будет по тебе страдать…

— Нет!

— Ты не знаешь, через что…

— Знаю! Догадываюсь. Думать об этом не могу. Не сейчас. Не хотел я, чтобы она страдала, но так вышло. Моя вина. Снова. Оправдываться бессмысленно. Зарубцевалось, и слава Мерлину, живём дальше. Постараюсь не мелькать у неё перед глазами, не раздражать, как ты выразился. Насчёт аномалий — туше. Лучшее, что со мной было — главная аномалия и есть. Сбой, смещение всех координат, чертовщина. Разбирался-разбирался, ничего не понял, хватит уже, это невыносимо. У неё отболело, и я тоже когда-нибудь вылечусь.

Снейп обжигает руку о сигарету, тянется к коньяку под пристальным взглядом Нейта.

— Почти год она не сдавалась, — начинает Нейт тихо.

— Прошу, не надо.

— Ждала тебя.

— Заткнись, будь человеком.

— Сядь на место. Компанию она возглавила якобы временно, де факто — устранилась, ушла с головой в теорию магии. Они с Минервой изучали записи остаточного магического поля на Скае, чтобы реконструировать события.

— Невозможно из-за аномалий.

— Да. Но они справились. Реконструкция выявила Аваду…

Снейп не меняется в лице, только замирает. Нейт выдерживает паузу, наблюдая за его реакцией, затем продолжает.

— И тогда Нарцисса пришла ко мне. С обороткой. Два волоса она сняла с твоего пиджака, ещё один — с расчёски. Дома ты бывал нечасто, линял мало, одежду сдавал в химчистку, твой кабинет Поттер пропылесосил. В общем, Нарси, как ни старалась, на три зелья только наскребла. Одно сварила сразу…

Снейп чувствует жар и ком в горле.

— …заставила меня выпить, и мы занялись любовью.

— Зачем ты мне это говоришь? Прекрати!

— Она была в таком состоянии… я мало что смог. На следующий день она пришла снова и уже не плакала. Она дала мне время настроиться. Я принял виагру. Мы пробовали разное, пробовали всё, на что у неё хватило фантазии, но самая тяжёлая для меня часть программы была отложена на последние пару минут действия оборотки. Нарси велела притвориться спящим. Я лежал без движения, чувствовал её взгляд твоей кожей, мысленно отсчитывал секунды под этим взглядом. Когда ваше время истекло, она смотреть на меня не могла. Утром я оставил заявление в ДиЭм и съехал в Кэмден. Я ни о чем не жалею. Она бы всё равно это сделала. Лучше я, чем Дюфрен, который тебя даже не знал и не понял бы её. Лучше я, чем случайный парень, с которым ей пришлось бы использовать Империо. После нашего второго сеанса Нарцисса долго держалась. Вернулась к работе. Говорят, ночевала в штабе. Восстановила R&D-отдел. Раскопала твои записи, кое-что привнесла от себя. Занятия теорией магии не прошли даром. Кроме того, она стала отсвечивать на официальных мероприятиях, тут и Жан-Пьер нарисовался. А в ноябре, ближе к годовщине событий на Скае, что-то случилось в министерстве. Драко исчез с радаров. Оповестили только ближний круг. Пэнси нашла нашего министра в полном раздрае в маггловском сквоте, мы вместе его вытаскивали. Ты скажешь: “Мальчик притомился подписывать меморандумы, пустился в загул — бывает”. Нет. Мальчик, конечно, скотина, но повзрослел, с ним такого не бывает, ответственность осознаёт. Там что-то капитальное. Какой-то масштабный пиздец приключился. Думаю, матери Драко признался. Когда она пришла ко мне на третий заключительный сеанс с обороткой, вид у неё был... опустошённый. Даже после их с Минервой реконструкции Нарцисса ещё на что-то надеялась, а тут всё. Смирилась. Что выбило из колеи Драко, подкосило и её. Сил, наверное, не осталось бороться. Я понял, она пришла с тобой прощаться. Получил указания сидеть смирно, молчать, ничего не делать, только держать её руку в своей. Ты всё-таки редко бываешь дома, Сев. И за шевелюрой не следишь, расчёской в принципе не пользуешься. А я пользовался, пока у вас жил. В общем, не сработало зелье. С тех пор я Нарциссу не видел. В первых числах этого года все газеты писали о бракосочетании нашей "вдовствующей королевы-матери". Она, конечно, очень фотогенична. На свадебных колдографиях почти живая, цвет лица даже какой-то человеческий. Не знаю, тоналка или ретушь. У меня прямо от сердца отлегло. Дюфрен — нормальный мужик, хоть присмотрит за ней. А то как вспомню её глаза в тот момент… ну, когда она осознала, что в волос в последней оборотке — мой.

Снейп издаёт звук, похожий на смешок, дышит неровно, лицо прячет в ладонях.

— Накурено у нас, — замечает Нейт. — Пойду немного прогуляюсь перед сном. А ты ложись. Посуду завтра уберём. Чувствуй себя как дома, Сев. Моя берлога — твоя берлога.

* * *

Снейпу снится, что Драко ведёт его в подвал министерства. Грейс, морщась от усилия, отворяет массивную дверь с кованой решеткой, пропускает Драко. Снейпа удерживает за локоть, заглядывает в душу и тоже отпускает. “Тебе туда”, — показывает Драко на тюремно-больничный коридор. Снейп через оконце рассматривает первую палату-камеру. Там лабораторный блок ДиЭм. Всё компьютеризировано. Колдограммы парят над маггловскими мониторами. За столом сидит сотрудник-полурослик, выстукивает на клавиатуре танго, болтает ножками. Очки съехали на нос. Это Флитвик, и его глаза разъедены белой плесенью, как у животных из Зоны. Снейп слышит шаги. Нарцисса идёт по коридору. На ней умопомрачительное чёрное платье — атласное, с длиннющим шлейфом. Шлейф несут мертвецы. В арьергарде процессии — Паркинсон и Дюфрен. “Она красивая женщина, — разводит руками Нейт. — Я просто делаю, что она хочет”. На руке Нарциссы змеятся кольца. Снейп отступает. За его спиной гремит засов. “Cюда!” Он оборачивается на голос Кинсгли, видит приоткрытую дверь министерского кабинета. Нарцисса ускоряет шаг, и Снейп ныряет в кабинет чуть ли не рыбкой. Внутри нет мебели, ничего нет, только черный ящик в человеческий рост. Кингсли исчезает за гранью куба. “Сюда!” Снейп обходит куб кругом. Никого нет. Он касается поверхности тессеракта, прижимается щекой, ощущает вибрацию и слышит мышиный писк. В кабинет врывается Нарцисса. Процессия тянется за ней, но Нарси всех выталкивает вон, даже Люциуса. Обрывает шлейф и выбрасывает за дверь. Змеи на руке остаются. Скайфолл в глазах — тоже.

— Ты сказал, что любишь меня. Если так, это всё… — она делает взмах, как бы указывая одновременно на аномалии, крысиную клетку, свои кольца и платье черной вдовы, — преодолимо.

Снейп хочет ответить, но его накрывает девятый вал. Волна уносит, океан смыкается над ним, он захлёбывается и тонет, тонет, тонет.

— Не-ет! На-арси-и-и!

— Аххаха. Тихо. Всё хорошо.

Снейп трясёт головой. С волос летят брызги. У Нейта в руках — пустая кастрюлька.

— Ты что, меня окатил? Перестань ржать, сволочь.

— Пардон. Не мог добудиться. Ты уже больше двенадцати часов дрыхнешь. Понимаю, не спал с девяносто девятого, но до выхода полчаса. У Артура перерыв на ланч. Встретишь его в Уайтхолл-гарденс. К двум он должен быть на работе, так что поторапливайся. Давай-давай, подъём!

— Какая работа, какой Артур? Зачем?

— Хозяйка звонила. Если сегодня не расплатимся, вышвырнет нас к Мерлиновой бабушке.

Снейп натягивает джинсы. Нейт не умолкает.

— Я Артуру уже всё объяснил. Перевесил лапшу про временнЫе петли. Я тебя вчера якобы просканировал, личность твою подтверждаю, лапшу тоже. Артур все стадии скепсиса прошёл, будет просто рад тебя видеть. Аппарировать-то сможешь? Как вообще с магией?

— Не очень, — Снейп как раз успел израсходовать свежую на чары освежения носков.

— О. Тогда до выхода пять минут. Сегодня потеплее, возьмёшь моё демисезонное.

Снейп плетётся в ванную, пальцем чистит зубы. Нейт тем временем магией подсушивает ему волосы.

— Твою мать! Я так не пойду.

— Нормально. Чуть-чуть пригладим.

— Это бриолин? Им только котлы смазывать.

— Тебе в самый раз.

— Иди-ка ты… кофе свари.

Битва за благообразие причесона проиграна.

— Антипохмельное добавлять? — орёт Нейт уже из кухни. — Самодельное, забористое.

— Сколько там вербены?

— Строго по рецепту — четыре унции… или четверть.

— Не добавляй.

Снейп успевает сделать несколько глотков растворимой дряни, пока Паркинсон обшаривает все карманы, собирая ему мелочь на метро.

— Я бы тебя проводил, Сев, но не могу отлучаться — жду курьера. Договорился на аванс с одним из заказчиков. Даже с учётом аванса наше дело — труба, если ценитель слизней сольется. На тебя вся надежда. Бери сразу в фунтах. Полторы сотни, не меньше. Всё, пошёл!

Нейт практически вышвыривает Северуса за порог. Показывается в окне, поднимает сжатый кулак — удачи, мол. Сев не успел предупредить его, что забрал пачку Ротманса. Надеется, не последнюю.

Так до конца и не проснувшийся, в грязных джинсах, Нейтовом демисезонном и не зашнурованных веллингтонах, Снейп плетётся к метро. Потеплело за ночь, как же. На углу дома переминается с ноги на ногу немолодой джентльмен в добротном двубортном пальто. Завидев Снейпа, он утыкается в журнал. На обложке “The Strokes”. “NME”? Мимолётный конгнитивный диссонанс, и у Северуса включается мозг. За домом следят. По его душу или Нейтову? Аврорская агентура? Недооценил он Поттера. Хотя… маскировка ниже плинтуса. Перед поворотом на Хиллмартон-роуд Снейп ускоряется, замечает отделившуюся от фасада фигуру. Ещё один прилично одетый тип чётко держит дистанцию в пятнадцать шагов. Снейп уже опаздывает. Если в метро — толпы, избавиться от хвоста не составит труда. С другой стороны… Легилименция пришлась бы кстати. Нет, слишком энергозатратно. Но пару трюков он осилит.

Перед Каледониан-роуд Снейп останавливается покурить. Приличного вида тип тоже тормозит, достаёт телефон. Снейп наблюдает за ним через зеркало заднего вида припаркованного авто. Если это магглы, Поттер теоретически сможет предъявить ему за нарушение постановления номер один. Но во-первых, не станет, во-вторых, пусть сначала поймает. Если слежку устроили люди Драко — вообще никаких проблем. Снейп разворачивается.

— Сэр, зажигалки не найдётся?

Тип пятится, не отлипая от телефона. Снейп хищно улыбается, и тип шарахается в подворотню. Ему же хуже.

* * *

У Артура жизнеутверждающая вязаная шапочка с помпоном (Снейп бы удавился, такое не надел); вид задумчивый, крошки на подбородке. Узнав Северуса, он прячет недожёванный сэндвич в карман и раскидывает руки. Сев тоже рад. Они выходят на набережную Виктории, любуются видом на Южный берег. У Артура всё по-прежнему. С Молли как? Терпимо. Нормально. Изредка даже хорошо. Летом они ездили во Францию. Было сказочно. Молли ворчала: “Ерунда ваш луковый суп”, но теперь сама его готовит по праздникам. Уже почти похоже на правду. Молли купили полосатую кофту вроде тельняшки. Дети смеются, называют мать “наш капитан Крюк” — непонятно, почему. Снейп тоже смеётся.

“Когда в следующий раз соберетесь, купи ей платье, Артур. Не полосатое — однотонное, чёрное или синее, чтобы с рыжей гривой сочеталось. И шарфик к платью. Шарфики спасают ситуацию. Ахххаха. Нет, не такие. Это я-то спец? Неправда, министерский имиджмейкер не повлиял. Дело в твоем к ней отношении. Понимаю, ты по-прежнему видишь в ней м-м свою крошку Молли, только хорошо бы и она это почувствовала. Луковый суп и капитан Крюк — замечательно, но почему бы вам не сходить в Национальный театр? Не обязательно бесконечно ходить в цирк. Дети выросли. Да, знаю, кто сам облажался, начинает давать советы другим. Вот и я докатился. Но сколько раз ты уже плакался мне в жилетку, а потом себя за это презирал. “Молли — вся моя жизнь”, — сказал ты. Помнишь? … Что? Да, я выбирался с Нарси шопиться. Ну, как — тяжело. Три месяца копишь, чтобы потом небрежно так бросить: “Конечно, если тебе угодно, заглянем в бутик, почему нет”. Она исчезает в примерочной, а тебя сажают на диванчик, подносят чай, кофе. За три часа ты выпиваешь всё… Брось, ты можешь себе это позволить. Просто прекрати отдавать сбережения Нейту. Да, я плохой друг, а твои безотказность и великодушие ограничивают его находчивость и остроту мысли. Мотивации лишают. Остаточная предприимчивость обретает нездоровые формы… Сколько, кстати, он уже назанимал? Праздное любопытство. Нет, мне ты ничего не должен. Позволь только, я с твоего передатчика отправлю сообщение. Спасибо”.

Снейп предупреждает Паркинсона о слежке и удаляет сообщение.

Артур предлагает половину сэндвича с тунцом. Снейп отказывается.

— У тебя законный перерыв для полноценного гурманства. Зайдём в паб?

— Уже не успеем. Лучше еще прогуляемся.

Артур на ходу дожёвывает хлебно-рыбный ком, рассказывает про Билла и Флёр. У них полная идиллия. Рону с Гермионой сложнее. Джордж ничего, держится. Чарльз вернулся в Румынию. Перси с ним.

Снейп в шоке.

— Перси ещё не драконолог, стажёр только, — поясняет Артур, — месяц как отбыл. Может, и не выдержит. Всё равно буду им гордиться. Крутой поворот, согласен.

— Они настолько не сработались с Драко?

— Это тоже. Мой сын, если помнишь, уже был старостой, когда Малфой только поступил в Хог, для него министр так и остался паскудником-малолеткой. Но Перси умеет задвигать личное, в министерстве он был на своём месте. Уволился перед Новым годом. Даже не знаю, говорить тебе…

— Знаешь, раз уже обмолвился.

Артур останавливается и снимает идиотскую вязаную шапочку.

— Ты ведь в курсе про Морроу?

— Да.

— Вы с ним — не единственные возвращенцы с того света. Вы же в ноябре пропали… В девяносто девятом. А в ноябре прошлого года Шеклболт вышел из Арки в Отделе тайн… Северус, воды?

Артур извлекает из кармана термос, отвинчивает крышку.

— Агуаменти.

— Не нужно, я… в порядке. А Кинсгли? С ним все нормально? Где он? Цел?

— Нет. Драко его убил. Давай ты всё-таки присядешь. Точно воды не хочешь? Я понимаю, Драко тебе как сын. На самом деле я полдня промучился сомнениями, стоит ли тебе рассказывать. Нейт утром вышел на связь. Пару часов я, конечно, пытался устаканить в голове главную новость, объяснить себе, как ты умудрился выжить, но в итоге сдался. Не складывается, концы с концами не сходятся. А Перси я верю. Он был с Драко, когда сработала сигналка из Отдела тайн, открылась дверца черного хода, появился Шеклболт. “Господин министр”. Перси даже не сразу его узнал. Постарел, говорит, поседел, но и помолодел в то же время — совсем другой человек. Шрам, говорит, у него был под скулой — жуть, полщеки откромсано. Иссох весь, но и окреп. “Худой, жилистый — как мистер Снейп”. “Я, — говорит, — так и обмер”. Cдается мне, не от страха. Перси же со многими влиятельными людьми имел дело, многим господам служил. Половина господ на тот свет отправилась, и только Шеклболта Перси, как бы это сказать, оплакивал. Я даже заподозрил… Не знаю, стоит ли тебе…

— Говори.

— Не совратил ли этот старый мерзавец моего мальчика? Про Кингсли ходили слухи. Ты с ним одно время… плотно общался. Как думаешь, слухи правдивы?

— Нет.

— Фуф. Нда. Обаяние власти на Перси всегда действовало безотказно. Но с Кингсли у него что-то другое. По-человечески, кажется, привязался. Защищал этого подонка после ареста и освобождения Чарли. Ах, как защищал. Нас не убедил, зато сам почти поверил. Как по-твоему, Кингсли знал, что Перси ещё до вашего альянса сливал тебе часть информации?

— Знал, конечно. Руби он головы всем не прошедшим тест на преданность, очень скоро остался бы один. Так ты говоришь, Перси собственными глазами видел, как Драко…

— Не совсем. Малфой сначала заорал: “Охрану сюда!”, Перси не шелохнулся, и в Драко тоже что-то переключилось. “И то верно, не надо охрану”. Они с Кингсли прошли в кабинет, сразу Силенцио повесили. Но у Перси была твоя бусинка — апгрейд усилителя ушей, он успел закинуть. Ты не поверишь, конечно, только обычно он не подслушивает. Начальники рано или поздно сами раскрывают перед ним карты, потому что так им проще. А тут — спонтанное решение. Перси пытался мне объяснить. Якобы у Малфоя было что-то такое в голосе. Застоявшаяся отрава. Извини, но я должен тебе сказать. Я Малфоя не осуждаю. Всякий раз, видя вас в министерстве, на брифингах, я вспоминал Люциуса и недоумевал: “Пожиратели они или нет? Когда уже змеи накинутся на нашего обрюзгшего, оскотинившегося льва”. За тобой наблюдал, и уверялся постепенно — никогда. С Нарциссой то же. Змеиный яд перебродил в желчь и горечь. А с Драко непонятно было. Чёрт-те во что оно перебродило. То ли ужалит, то ли просто переживет всех нас, спляшет на костях, и в этом будет его отсроченная, выдержанная слизеринская месть. Так вот, апгрейд не апгрейд, а через Силенцио прослушка еле-еле пробивается. Драко спросил про тебя. Перси не уверен, не расслышал толком, но вбил себе в голову, что Кингсли тебя заавадил. Драко что-то говорил про мать. Про Нарциссу, то есть. Были помехи, шум, потом — хрип. Перси считает, Драко задушил Кингсли голыми руками, без всякой магии, а тот не сопротивлялся, но повторял невнятное. Про интеграцию или сегрегацию. В конце Перси отчетливо расслышал малфоевское “Инсендио”, дальше тишина кромешная. Видимо, бусинка сгорела вместе с трупом. Перси ждал, что Малфой выйдет тут же и его тоже прикончит, но нет. Драко не открывал. Перси паниковал-паниковал, прикидывал, куда бежать. Правильно рассудил, куда ни беги — найдут, и тогда точно лоботомия. Решил притвориться чайником, слил воспоминание в фиал. Дальше история умалчивает, но можно догадаться. Малфой, мне кажется, сам перепугался, заметал следы. Перси успел спрятать флакон под мантией. В какой-то момент Драко взял себя в руки (не вечно же в кабинете отсиживаться), открыл, стёр Перси память. С работы мой сын вернулся спокойный как удав, а раздеваться стал, фиал и выпал. Омуты у Перси припасены, разумеется. Уволиться на следующее же утро он не мог — слишком подозрительно — и героически держался почти два месяца. Драко упростил ему задачу, сам исчез после рокового дня. Паркинсоны его потом притащили в дичайшем состоянии. Если я правильно понял, он был под кайфом. Но ничего — очухался, внешне успокоился. Кремень. Перси всё мне рассказал только когда уже подал заявку на стажировку в Румынии. Убеждал, что мне тоже лучше уйти из министерства. А я его убеждал, что нечего ему делать в Румынии. Убраться подальше от Малфоя — разумный вариант, но почему не в Канаду, зачем сразу драконологом… Куда ему. Я его люблю, но ведь он дрестун, дрищ к тому же. Знаешь, что он ответил? “А господин министр бы меня поддержал”.

Снейп, до этого момента слушавший с каменным лицом, чуть-чуть кривит губы.

— Так он Кинсгли и называет господином министром.

— Только так. Тебя, кстати, чиновники помладше до сих пор зовут профессором.

— Это привычка, а у Перси другое. Дань уважения. Артур, почему ты не ушёл из министерства?

— Я уже сказал, что не осуждаю Малфоя. Мне его даже жаль. Может, он больше всего боялся, что Нарцисса узнает про Аваду и не вынесет этого. Убрал Кингсли, чтобы она никогда не узнала. А потом сам же ей проговорился.

— Он хороший министр?

— Так себе. После ноября только хуже стало. Мне пора возвращаться. Северус… в народе болтают, Зона будто бы исполняла желания. Ты получил что хотел?

— И да, и нет. Я получил ответ на вопрос. Ответ отрицательный.

— Оно того стоило?

— Нет.

* * *

— Чего так долго? — Нейт встрёпан, незажжённая сигарета в зубах.

— Волновался за меня, засранец?

— И за тебя тоже. Сколько принёс?

— На сегодня хватит.

— Это что — книги? Ты их купил? Сдурел? Салазаровы яйца, Гюнтер Грасс!

— Нобелевку отхватил, надо хоть ознакомиться.

— Энтони Бёрджесс! “Трепет намеренья”! Тебе вообще нельзя доверять наличность. Намеренья у него…

— Я ещё взял нормальных сигарет и еды на вечер. Не за что.

— На улице будем готовить.

Снейп выкладывает на стол пятьсот фунтов.

— Артура повысили до замминистра?

— Оставь Артура в покое.

Снейпу повезло. Маггловский субъект, имевший неосторожность проследить за ним до метро, располагал крупными купюрами. Сотню с небольшим Сев оставил себе на карманные расходы. Помимо денег и телефона с шифровками (в телефоне наверняка маячок, брать было рискованно) у субъекта обнаружилось несколько разномастных паспортов.

Субъект остался жив-здоров и даже почти цел (клок выдранных волос не считается), отделается продолжительной, но лёгкой отключкой. Чтобы не замерз на улице, Снейп оттащил его к ближайшему бару — вышибалы вызовут скорую, если что.

— Нейт, ты прочёл моё сообщение?

— Ага. Курьера отменил, придётся теперь лично переться.

— Выходи только под чарами или обороткой. А лучше я схожу.

— У тебя другие планы на вечер.

— Внезапно. Ладно, в таком случае это тебе.

— Хм. Чей хаер?

— Сам выбирай, — Снейп вытряхивает на стол паспорта.

— О-о. Маггл, значит. Ты его что ли грабанул?

— Совесть меня не мучает. Спишет на представительские расходы.

— Меня пасут или тебя?

— Скорее тебя. Меня бы уже повязали. Можно поподробнее о моих планах на вечер?

— Планы грандиозные, всё как заказывал. Ресторан “Ле Гаврош”. Это тебе на Бонд-стрит и…

— С ума сошел?

— Место выбрала Нарцисса.

— Да, мы там бывали… Были один раз, на пике моего финансового благополучия. В таком виде меня на порог не пустят. Да и ни к чему всё это.

— Опять начинается! Не заставляй меня повторять вчерашние откровения. Чёрт, я думал, тебя проняло.

— Проняло. Но есть ещё одно обстоятельство.

— У вас всегда обстоятельства. Мыльная опера какая-то.

— Да, я неудачно подобрал слова. Всё гораздо серьёзней.

— Ты переспал со Стиллс?

— Боже. Нет!

— Остальное Нарси простит. Столик забронирован на 4.30. Ополоснуться даже успеешь. Ты же, получается…

— Да, да, с девяносто девятого года не мылся! Гаврош… сколько у них звезд Мишлена? Слушай, отменяй. Или давай назад пятьсот фунтов.

— Ни за что. Ты после СИЗО прекрасно жил при Нарси альфонсом. Вот, вспомните старые времена.

— Нейт!

— Ой, какие мы щепетильные. Ограбь ещё кого-нибудь по дороге, у тебя отлично получается.

— Да, кстати, многоликий мистер Смит был не первый и не последний. Проблему наружного наблюдения нужно срочно решать.

— Я решу. Сварю действительно оборотку.

— Ты точно умеешь?

— Был где-то рецепт.

— Блядь!

— Волнуешься за меня, засранец?

— Жди, я куплю нам одноразовые телефоны.

— Не успеешь. Меньше надо было по книжному слоняться. Да нормально у вас всё пройдёт, не дёргайся. Я не знаю, когда вернусь. Если она будет здесь, и ты решишь, что лучше мне ещё погулять, вас не беспокоить… давай по той схеме с галстуком.

— Каким галстуком? Ты подобное не носишь. У тебя уже лет пять не водилось цивильной одежды. Какая схема вообще? И что значит “она будет здесь”? Нарцисса? Нечего ей тут делать. Тут носки на батарее и мутанты в холодильнике. Я вообще не знаю, что ей скажу. Ты просто не понимаешь. Не представляешь себе масштаб пиздеца.

— Я представляю, Сев. Я был в твоей шкуре и смотрел ей в глаза. Это пиздец полный. Судя по тому, как ты сейчас психуешь, более или менее взаимный. Пиздец примерно как… с Эванс у тебя было.

— Зачем ты…

— Прости.

— Нет. С Лили было не так. То — полный мрак, и гореть мне в аду, но сейчас, если вдуматься, всё ещё хуже.

— О-о-о-о-о. Ну… тогда тем более. Рубашку погладь и вперёд!

Главный урок истории заключается в том, что человечество необучаемо.

Уинстон Черчилль

Четверть часа спустя Снейп выкатывается из Кэмденской берлоги в совершенно растрёпанных чувствах. Злой, нервный, кругом виноватый. Мысленно оправдывающийся и обвиняющий, проклинающий Нейта, свежевымытый. Волосы второй раз за день просушены магией и вымазаны липкой субстанцией, то есть подняты у корней, а дальше свиваются в колкие сосульки. Снейп всю магию извёл, пытаясь привести себя в божеский вид. Получилось “ну, такое”, достойное обложки “NME”. Он слишком взвинчен, чтобы думать о слежке, топает к метро кратчайшим путем. За первым же поворотом его встречают джентльмены крепкого телосложения в прекрасно скроенных костюмах. Дверца авто уже открыта для него. Аппарировать Сев не в силах (зато укладку сделал!), сдаёт назад — там тоже джентльмены.

— Вечер добрый, сэр. Придётся вам проследовать с нами. Давайте по-хорошему.

* * *

Тойота движется в центр — по Черинг-кросс-роуд к Уайтхолл и на Парламент-стрит. Зажатый между двух громил, Северус не может толком повернуться и соображает, куда его везут, только когда толпа протестантов перекрывает дорогу.

— Мы к мистеру Линтону?

Джентльмены не реагируют. На Кинг-Чарльз-стрит Снейпа вытаскивают из машины. Он помнит про подземный ход от Имперского военного музея (просканировал прислугу в девяносто девятом), снова пытается бежать. Предыдущая попытка закончилась, кажется, трещиной в ребре.

— Нет уж, сэр, вам сюда.

— Послушайте, передайте мистеру Линтону мои извинения и наилучшие пожелания. Мистерам Смитам из секретной службы, обещавшим вертолёт на Скае — пламенный привет. Встречу придется отложить до завтра. Меня ждёт леди.

— Завтра у мистера Линтона совещание по Среднему Востоку. Леди подождет.

— Я тоже так думал. Нет.

Снейпа заталкивают в Бункер Черчилля, передают с рук на руки совсем уж неразговорчивым ребятам. Те обыскивают повторно, отбирают вообще всё, включая сигареты, с помощью винтажного детектора чар (трофейный из Зоны, не иначе) проверяют на магию.

“Девиации отсутствуют”, — докладывает по рации мистер Смит номер X, набирая код на стенной панели. Так и есть, под Бункером — тоннель, в конце Северуса ждут Смиты Y и Z, а на террасе резиденции лорд-казначея конвой встречает уже знакомая прислуга.

— Миссис Роусворт.

— Мистер Снейп.

Горничная поджимает губы. Подбородок её поднят, выражение лица — как у Минервы, когда опоздавший студент вваливается в аудиторию с галстуком набекрень и в мятой рубашке навыпуск.

— Господа, — обращается Северус к охране, — боюсь, для встречи с мистером Линтоном я одет неподобающе.

— Шон, дай ему свой пиджак, — командует горничная.

Одёргивая рукава, Снейп вспоминает аксиому Нейта: “простейший трюк — самый верный”. "Бомба!", — показывает он на куст за спинами охранников и драпает в противоположном направлении, к Парламент-стрит. Ну, как драпает — успевает сделать шаг. Теперь точно перелом ребра.

Горничная снова смотрит как Минерва на безнадёжного студента.

— Ведите себя прилично.

Старый усатый дворецкий укоризненно качает головой, а секьюрити толкают упрямого гостя к двери из арматурной стали с обшивкой под чёрный дуб и молотком в форме головы льва.

— Миссис Роусворт, — оборачивается Снейп и чуть не падает, получив упреждающий тычок в бок, — сделайте одолжение, позвоните в “Ле Гаврош”. Спросите мадам Дюфрен, передайте, что я… Да понял, понял — иду! Миссис Роусворт, умоляю — позвоните!

“Змей запущен, — рапортует секьюрити, — повторяю: змей запущен”. Пудовая дверь с головой льва плавно закрывается.

“До чего у них всё-таки идиотские шифры”, — думает Северус. Раньше было: “Гермес приближается к Олимпу”, “Пчёлы вылетели из улья”, “Арабелла пришвартовалась”, “Бобовое зерно у Джека”. Альбусу бы понравилось. “Лимонный щербет нарезан”, “Долька в вазочке”.

Северуса ведут в Малую столовую, маринуют там примерно четверть часа. Наконец появляется “Гермес” — Линтон. Он в костюме, но под пиджак надета футболка “Ньюкасл”.

— Как поживаете, Снейп.

Северус смотрит премьеру в глаза, пожимает руку, концентрирует всю свою свеженародившуюся магию и считывает одно единственное слово: “Афганистан”.

— Сэр, ценю оказанную мне честь, но момент неподходящий. У вас дела, совещание, выборы в мае…

— Двадцать минут найду. Садитесь.

Снейп переводит взгляд на стенные часы. Стрелка подползает к пяти. Нет у него двадцати минут.

— Торопитесь? — Линтона, похоже, ситуация забавляет.

Открывается дверь, заходит миловидная девушка с чайным подносом. Премьер пьёт цейлонский с молоком. Северус от чая отказывается, наливает себе воды. На подносе остаётся сложенный вдвое лист бумаги.

— Это для мистера Снейпа, — бормочет девушка извиняющимся тоном, — что-то личное. От миссис Роусворт.

Линтон хмыкает, ждёт, пока прислуга уберётся. Снейп разворачивает записку, тут же комкает и прячет в карман.

— И как вам не стыдно, — Линтон откровенно развлекается. — Наша миссис Роусворт — почтенная женщина. При Мэгги ещё служила, двадцать лет на посту, тридцать лет в браке, ни разу себя не скомпрометировала. У четы Роусворт трое детей…

Снейп терпеливо пережидает издевки. Торопиться ему уже некуда. “Мадам Дюфрен в “Ле Гаврош” не появлялась.”

— Знаете, Снейп, мои ребята только закончили собирать на вас досье. Оно того стоило. Несколько забавных фактов…

— И ужасных слухов. Как покойник с годовым стажем, я благодарен уже за то, что меня не забывают.

— В целом колоритная биография, — продолжает Линтон невозмутимо, — террорист/учитель/террорист/директор школы/беглый преступник/глава оборонного ведомства/уличный грабитель. Происхождение тоже стоит отметить. Мать — девиант, отец — коммунист. Будь Мэгги ещё у власти, вас сожгли бы дважды.

— Но вы ограничились тем, что одобрили моё однократное утопление.

— Агенты Её Величества не смогли к вам пробраться из-за аномалий над Портри. Вы ведь в курсе, мы потеряли часть острова. Весь туристический центр. Зря мост строили. Что утешительно — обошлось без жертв.

— Почти.

— Мистер Шеклболт, да. Мои соболезнования его родным.

— У него никого нет. Не было.

— Тем лучше.

— Хм.

— Вы следите за новостями, Снейп?

— Последний год совсем не следил.

Линтон допивает чай и хрустит крекером, прежде чем перейти к сути.

— Я хочу усилить контртеррористический отдел.

— Аф-мн… Северная Ирландия?

— Не только.

— Русские?

— Ещё нет. Ясно, от внешней политики вы далеки. Не гадайте, вас введут в курс, если согласитесь.

— Соглашусь на что?

— Сейчас важно, чтобы вы поняли одно: мы на пороге глобальной войны. Это больше, чем межнациональный конфликт, это… мировоззренческое противостояние… Нет, не то — столкновение идеологий. Наши противники отрицают либеральные ценности. Человеческая жизнь для них ничего не стоит. Они своих не жалеют...

Уже на “пороге глобальной войны” у Снейпа возникает ощущение, что на нём обкатывают речь. Мировоззренческое противостояние — длинно, про либеральные ценности и человеческую жизнь — хорошо. Пока премьер не называет вещи своими именами, Северусу остаётся только внимать молча. Про Средний Восток он прочтёт потом в газетах. Линтон меж тем продолжает:

— Скажем, они воспринимают это как испытание веры. В их понимании война уже идёт. Секретная служба считает, что они готовят массированную атаку, а наши заокеанские партнёры недооценивают угрозу. Мы укрепляем рубежи, выделяем доп. средства, расширяем штат и агентурную сеть. Но этого недостаточно. Нужны новые подходы.

— Гуманитарный интервенционизм себя не оправдал?

— Я не отказываюсь от него, напротив. Но без заокеанских партнёров мы не всегда можем его себе позволить.

Снейп так и не добрался до компьютера Нейта, очень смутно представляет себе ситуацию на мировой арене. Слоняясь по книжному после разговора с Артуром, он успел только просмотреть заголовки в “Дейли телеграф”. Линтону предстоит визит в Кэмп-Дэвид, и это будет первая встреча с новым заокеанским лидером. Неизвестно, как сложатся их отношения. Заокеанский лидер придерживается крайне правых взглядов.

— В любом случае, — продолжает Линтон, — мы слишком затянули. Конфликт уходит корнями очень глубоко. Идеи нашего противника — радикальные, чуждые демократическому обществу — уже пересекли все границы. Враг уже внутри.

— Сэр. При всем уважении, про внутреннего врага давайте опустим. Чего конкретно вы хотите?

— Я лишь ищу возможности гарантировать мир и безопасность британским подданным. А возможности ограничены. Требуется прорыв в технологии или что-то принципиально иное, нетрадиционные методы. Вы поняли, к чему я веду. Черчилль, как выяснилось, проделал подобное в годы войны.

Снейп вспоминает Чикагскую речь премьера. В девяносто девятом её транслировали все СМИ. “Дважды в этом веке мы убеждались, что миротворческий подход не работает. Если не примем жёсткие меры сейчас, позже потратим куда больше сил, прольём много крови”. В девяносто девятом премьеру удалось склонить заокеанских партнёров к участию в “либеральной интервенции”, хотя пресса Нового света над ним насмехались: “Возомнил себя Черчиллем”. В Старый свет Линтон вернулся триумфатором.

— Можно чуть подробнее, сэр: как вы себе это представляете?

— Для начала — особое подразделение МИ5 или отдельная структура, подотчетная лично мне. С упором на исследования и разработки. То немногое, что попало нам в руки — впечатляет. Я не жду мгновенного прорыва, на самом деле я надеюсь на сращивание, интеграцию… поверьте, нам есть, что вам предложить. Подчёркиваю, меня прежде всего интересует техническая база. То, чем наши сумеют воспользоваться и что способны контролировать. Ваших м-м… агентов-м-м… магов мы на данном этапе контролировать не можем.

— К вопросу о наших и ваших. Если я не ослышался, вы ранее использовали слово “девианты”.

— Вас задело?

— Меня лично сегодня уже ничто не задевает. Но это слово неприемлемо.

— Вы нас магглами называете. Тем более неприемлемо.

Снейп прикидывает, как к магглам попадает аврорское оборудование. Покупают на чёрном рынке? Не исключено, что напрямую у Паркинсона. Сталкеры, скорее всего, под наблюдением перманентно. На Снейпа спецслужбы, считай, случайно вышли.

— Сэр, ввиду угрозы террористической атаки наши, разумеется, предоставят, кхе, агентов. В случае любой угрозы национальной безопасности вы можете на нас рассчитывать. Касаемо разработок, технической базы, ответ — “нет”.

— Я всё равно не откажусь от этой затеи.

— Никто из магов не поддержит. Это противоречит нашему законодательству.

— Нация едина, а законодательства разные. Вы же сами посвятили меня в детали.

— То была кризисная ситуация.

— Вы ведь понимаете, я не мог оставить информацию без внимания. Исчезновения людей расследовал Скотланд Ярд, но после… как бы это назвать… локальных самопроизвольных сбоев территориальной целостности я вынужден был подключить военных. А уж когда вы затребовали кордоны и полную эвакуацию со Ская, мне пришлось отчитываться перед Парламентским комитетом. Вы решили проблему, как и обещали. Другой вопрос, не вы ли её создали…

— Магнитные аномалии, мы же договорились. Комитет — плохо. Неужели весь парламент в курсе?

— Конечно, нет. Однако Разведка, Секретная служба и центр связи заинтересовались. На базе МИ5 мы создали рабочую группу. Исследовали то, что удалось собрать в зонах магнитных аномалий. Оно, увы, конфликтует с электроникой. Но одна находка дала нам ключик — дезактивировала прочие артефакты, а штаб при этом оставался не обесточен. Несколько месяцев физики колдовали, воспроизвели материал, само устройство. У них получилось. Мы приноровились. Процесс уже запущен, не в вашей власти это остановить. Можете только встать у руля, и дело пойдет быстрее. Я всего лишь предлагаю плавную частичную интеграцию.

— Под вашим полным контролем.

— Естественно. Это не отменяет того, что выиграют обе стороны. Вы тоже получите доступ к нашим свежим разработкам. Если хотите, назовите своё подразделение “ДиЭм”.

— От кого всё-таки вы намерены защищаться?

— Я уже сказал.

— А перед этим в шутку назвали меня террористом.

— Знаете, одна из полезных находок — физики окрестили её проявителем, издалека вполне сойдёт за металлодетектор — поступила в распоряжение моей личной охраны. Конечно же, вы это знаете. Сканируют теперь всех, включая дипломатов. Представьте, с иностранными делегациями случались инциденты. Начинаю подозревать, что в плане интеграции Британия позади планеты всей. Удивительно, кстати, что сканирование не выявило вашу… магию.

Линтону всё еще тяжело даётся это слово.

— Снейп, я не спрашиваю, где вы пропадали год, но за год всякое могло случиться.

— Ничего не случилось. Сбой детектора лишь показывает, что не в ваших силах распоряжаться нашими разработками без нашего участия. Физики ошиблись.

— Точно ли?

— Моя магия при мне.

Линтон требует, чтобы телохранитель вышел. Это недопустимо, нарушение протоколов, телохранитель категорически против, но Линтон настаивает.

Они остаются одни. Линтон поворачивается к Снейпу.

— Докажите.

Северус только-только подкопил магии на второй подход к легилименции, смотрит с тоской на чашку. Линтон тоже на неё смотрит. Мэйджор рассказал о показательном выступлении Фаджа? Снейп вспоминает, что думал по этому поводу Кингсли (всплыло на сеансе объединения сознаний): “Унизительно. Фокусы на потребу публике”. И то верно. А ещё у Снейпа истощение. Сутки назад он вращал пространство на Скае. Масштабная обратная трансфигурация. Он не восстановился, потому что ему не дают толком отдохнуть. Он съел гренку с фасолью перед сном и, собственно, всё. Снейп уже решил, что с Даунинг 10 отправится прямиком в ближайшую забегаловку. Поужинает по-человечески, фунтов этак на пятнадцать. Один. А пить с Нейтом больше не будет никогда.

Трансформация неживого в живое отнимет последние силы, руки будут дрожать. Нужно что-то совсем простое.

Снейп берет чистый стакан, наливает в него воды и превращает воду в вино.

Линтон смеётся.

Для пущей очевидности фокуса Снейп параллельно трансфигурировал стакан в пузатый бокал.

— Можно?

— Да, это безопасно.

Телохранитель сейчас выбил бы бокал из рук премьера.

— Раз так, — Линтон осторожно принюхивается, любуется тем, как бордовая жидкость, перекатываясь, оставляет на стекле полупрозрачный след, — за безопасность и наше дальнейшее сотрудничество.

Он картинно поднимает бокал, делает глоток...

Снейп закрывает лицо рукой.

— Бросьте. Совсем неплохо.

— Подразумевалось Пино Нуар.

— Похоже. Если честно, я ничего в этом не смыслю. Вино как вино. Попрошу Сэнди принести коньяк. Или… что вы пьёте?

— Сэр. Нет. Я ни на что не соглашался. Вопросы сотрудничества вы вообще должны обсуждать не со мной, а с нашим министром.

— Мистером Малфоем? Это который одногодка мистера Поттера? Сколько им — двадцать один?

— Самого молодого в истории премьер-министра Великобритании не должен смущать возраст министра магии.

— Я хотя бы закончил университет.

— А я — нет, — разводит руками Снейп.

— И всё же с вами можно вести дела. А вот ваш преемник… Не смотрите так — да, я имел удовольствие общаться с мистером Поттером.

— Ох.

— Его инициатива.

После столкновения с магглами в Ридинге и своего первого визита к премьеру Снейп удобства ради (незачем Кингсли лишний раз беспокоить) переподключил камины. Он поменял местами выходы на двух линиях — министерские покои/Даунинг 10 и кабинет главы Аврората/“Кабанья голова”. Поттер, вполне возможно, никакую инициативу не проявлял, а собирался отдохнуть после трудового дня. Линтон эту версию подтверждает.

— Экстравагантный молодой человек. Вываливается из камина и тут же: “Сивухи всем! Совесть министра”. Я, признаться, несколько опешил. А он, когда понял, куда попал… В общем, это надо было видеть. Насчет совести министра я потом заставил его объясниться. Обиделся даже.

— Это не про вас.

— Да, да. Желая, видимо, исправить ситуацию, мистер Поттер со всем официозом, как представитель правительства магической Британии, пригласил меня на финал Чемпионата мира по Квиддичу.

Снейп смеётся в голос. Поттер нарушил ключевое постановление министерства. Это не новый курс и даже не осознанная фронда главы Аврората. Он готов биться об заклад, что про постановление Поттер в стрессовой ситуации просто забыл.

— Провели всё-таки чемпионат. Что же, как вам финал?

— Во-первых, мне было не до того. Водители бензовозов бастовали, мы переживали тяжелейший топливный кризис. Во-вторых, мистер Поттер не уточнил, как, по его мнению, я должен попасть на ваш стадион. Полагаю, советники убедили его аннулировать приглашение.

Снейп представляет себе вытянувшуюся физиономию Грейнджер. “Боже, Гарри! Ты правда это сказал? Но в манифесте на странице 1, в пункте 1 жирным шрифтом выделенное…”

— В-третьих, Англия вылетела на этапе полуфинала. Кубок взяли французы. Хорошо, что я этого не видел.

Северус искренне досадует. Дожили. Наверное, вот он — патриотизм. Работа на правительство меняет людей.

— Мистер Линтон, вернёмся к мистеру Малфою. Должен заметить, у них с мистером Поттером разные взгляды, стиль управления и м-м манеры.

Драко, не в пример Поттеру, к встрече на высшем уровне уж точно готовился основательно. Снейп уверен, крестник проигрывал в уме эту встречу ещё в конце лета девяносто девятого, когда впервые забрезжила перспектива захвата власти, когда они спорили в штабе ДиЭм о целесообразности штурма министерства. Получив заветный пост, Малфой, конечно, репетировал перед зеркалом, оттачивал уверенность и непринужденный тон. Чтоб без снисходительности, но как равный с равным. Отточив, облачился в лучший из ослепительно белых костюмов, бросил в камин горсть летучего пороха… Аберфорт оказанную честь не оценил. Поработав дома над дикцией, Драко, несомненно, предпринимал новые попытки. Как там сторож выразился? В "Кабанью голову" министр "зачастил". Молодец. Упорный.

Линтон только головой качает.

— Несерьёзно. Простите, нет.

— Раз так… — у Снейпа учащается пульс, и он злится на себя за это, — вам следует поговорить с матерью министра.

— Н-да.

Улыбка Линтона таит загадку. У Северуса холодеют руки. “Зря я её впутываю?”

— Cэр, вы с ней уже знакомы?

— Просматривал досье. Красивая женщина.

У Северуса холодеет всё.

— Красивая. И почтенная. И замужняя.

— Это поправимо.

Северус беспокоится за Дюфрена. По словам Нейта, он нормальный мужик. Северус ему сочувствует. Северус был на его месте. Жан-Пьер ни в чём не виноват.

— Всё поправимо, — повторяет Линтон. — Напрасно вы так разволновались. Согласен, раз компания осталась за мадам Дюфрен, нам следует с ней переговорить. Я подумаю, как это лучше устроить. Здесь встречаться неудобно. Вас всегда можно выдать за охранника или официанта…

— Благодарю.

— А мадам Дюфрен — слишком яркая особа. Поползут слухи… Не знаете, она играет в теннис?

— Даже слишком.

— Я обещал жене выбраться на пару дней в Чекерс. Там есть закрытый корт. Лучше сразу представить Нарциссу Чери. Вы сами-то играете?

— Что, простите?

— Я предлагаю всё обсудить после нашего с Чери возвращения из Кэмп-Дэвид. У мадам Дюфрен, кажется, собственное поместье. Надеюсь, Чекерс её не разочарует. Не Хэмптон, но кое-что. Считайте это официальным приглашением провести выходные в моей загородной резиденции, а там посмотрим. Я не Поттер, машину за вами пришлют. Итак. Вы играете в теннис, мистер Снейп?

— Я… научусь.

— Хотите посмотреть штаб своего будущего отдела?

— Сэр, мы, кажется, прояснили — пока никаких договоренностей…

— Да, да, — Линтон зовёт секьюрити, просит связать его с Энди Паркером, — так хотите или нет?

— Хочу.

— Шон, отвези мистера Снейпа к Темз-Хаус.

* * *

Час спустя Северус выходит на Миллбэнк-стрит. Паркер угощает сигаретами, и Снейп выкуривает две подряд. Ничего особенного ему не показали. Штаб — пустое помещение. Кабинет, конечно, просторный, есть, где поставить диванчик... но и только. А вот общение с Паркером прошло весьма продуктивно. Благо, по дороге к Темз-хаус машина встала в пробку. Северус никуда не спешил, набирался сил для легилименции, попросил Шона сделать остановку у забегаловки, закинулся сэндвичем и выпил кофе. Слабость отступила. Паркер встречал на подходе к зданию. Пока они пожимали руки и обменивались приветствиями, Снейп узнал про Средний и Ближний Восток порядочно сверх того, что удалось бы вычитать в газетах, извёл всю магию, и на момент прохода через "металлодетектор" снова был чист.

Линтон очень рискует, но Северус его понимает и даже отстранённо восхищается его решимостью. Последнее слово за Нарциссой. Снейп ещё не знает, к чему склоняется сам и к чему будет склонять её. Если она вообще настроена с ним разговаривать. В интересах государства должна настроиться. Обязана! Это слегка утешает. Почему же она передумала, манкировала встречей в ресторане?

Паркер докуривает и прощается. Сообщает, что Снейпа подвезёт приставленный к нему агент Спайк, уже зачисленный в официально несуществующее подразделение МИ5.

Из машины выходит хмурый тип. Очень прилично одетый, но с неприлично помятой физиономией — фингал в пол лица.

— Шеф.

— Э-э, — Северусу неловко, — не называйте меня так, ещё ничего не решено.

— А Барти говорит, аванс вы уже взяли, — усмехается Паркер, оборачиваясь на ходу.

— Барти Спайк?

— Да, сэр.

Снейп смотрит на потенциального подчинённого, и вспоминает погибшего при исполнении аврора Страйка. Застрелен магглами под Ридингом в девяносто девятом году. Его намеревались похоронить с почестями, но на фоне расползающихся аномалий было не до церемоний.

— Агент Спайк, прошу прощения за… — Снейп проводит рукой вдоль лица, подразумевая фингал и прочую красоту.

— Куда вас, сэр?

— В Кэмден. Адрес вы знаете. Заодно паспорта заберёте.

— В “Гаврош” его вези, — кричит Паркер уже со ступеней Темз-хауз.

— Да зачем…

— Агентура сообщает, что мадам Дюфрен в ресторане не появлялась, но некая леди Блэк уже целую вечность дожидается своего Джона Неттла.

* * *

На входе в “Ле Гаврош” играет хит White town девяносто седьмого года. Северуса встречает мордатый французистый метрдотель.

— Столик на фамилию Неттл.

В глазах метрдотеля читается колоссальное облегчение, но и волнение. Снейпа провожают в дальний угол, где паскудного White town не слышно. Нарцисса плачет, судя по виду — давно, ничего вокруг не замечая, рыдает в голос, но этого тоже не слышно — её окружили скрипачи. Загораживают истеричную посетительницу от прочих… в количестве двух. Пара очень почтенного возраста занимает столик в противоположном углу. Они тоже ничего не замечают, кроме друг друга и профитролей.

Снейп выгибает бровь. Этого достаточно, чтобы остановить “концерт”. Нарси поднимает глаза. На её заплаканном лице изумление сменяется негодованием. Все стадии негодования по нарастающей. На столе перед ней — один бокал и почти пустая бутылка Шардоне.

— Два с половиной часа, Сев!

— Прости.

— Хотя для тебя это не рекорд.

Он осторожно касается её щеки, стирает потёкшую тушь. Она закрывает глаза и, кажется, перестаёт дышать.

К столику приближается процессия с шампанским. Официант несёт ведёрко, сомелье — ответственность, метрдотель морально поддерживает.

— Мадам э месье! Пол Рожер тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Любимое игристое сэра Уинстона Черчилля.

Сев смотрит на Нарциссу возмущенно-вопросительно: “Что ж ты творишь!”, но она и сама удивлена.

— Мы не заказывали.

— Это подарок, сэр.

— От кого?

— Сами знаете кого, сэр. Не будем его называть.

Нарцисса нервно всхлипывает.

— Так. Всё понятно. Нам пора, — обращается к ней Снейп, благодарит процессию с Полом Рожером и выкладывает на стол оставшиеся фунты.

За Шардоне, может, и хватит.

Выводя Нарси из ресторана, Сев оглядывается на пожилую супружескую пару за десертом. “Это они что ли — агенты?” Мистер профитроль втягивает индюшачью шею. Из-под его воротника вылезает бусинка. Еще одна бусинка сверкает в ухе. Сидящая лицом ко входу миссис профитроль перехватывает взгляд Снейпа, уголок ее рта поднимается.

— Передайте пожалуйста шампанское им, — просит Снейп официанта.

* * *

Снаружи свежо. Насколько свежо, Северус и Нарцисса ощущают не сразу — успевают пересечь улицу, потом ещё одну. У него в крови адреналин бурлит, у неё Шардоне гуляет. Они словно бегут от кого-то. От всех. И держатся за руки.

— Нам бы поговорить серьезно.

— Да.

— Что ещё за Тот-Кого-Нельзя-Называть?

— Пустяки. Может, потом? … Хорошо, ты играешь в теннис?

— Боже. Сев!

— Точно потом.

Они останавливаются, и он стирает ещё немного туши с её скулы (пока не примёрзло). Пальто Нарциссы осталось в ресторане (ах, вот почему метрдотель выскочил за ними), демисезонное Нейта — кажется, на террасе резиденции лорд-канцлера. Сев накидывает Нарси на плечи пиджак Шона.

Почти стемнело, витрины Бонд-стрит сверкают огнями, блики играют в волосах Нарциссы.

Снейп не придумал, как ей сказать. Говорит как есть.

— Я знаю про Драко и Кингсли. Мне…

“Очень жаль” — насколько же эта фраза затёрта и недостаточна.

Нарцисса кладёт голову ему на плечо.

— Мне очень жаль. Прости, если можешь.

— Драко вернул тебе долг за Дамблдора. Это было его решение. Но если ты так хочешь винить себя, признай, моей вины в случившемся не меньше.

— Драко справляется?

— Более или менее. Он, кстати, хороший министр.

— …

— Почему ты от нас сбежал?

— От себя.

— И остановился у Нейта, чтобы меня уколоть побольнее?

— Ах, разумеется. Из множества вариантов куда податься (один другого краше) я выбрал дыру в Кэмдене исключительно чтобы тебе насолить.

— Он тебе рассказал?

— М-м. Не знаю, о чём ты.

— Посмотри на меня. Рассказал? О, нет! Трепло… — Нарцисса прячет лицо.

— Ш-ш. Всё хорошо… или, как минимум, преодолимо.

Снейп ловит такси.

— Давай к тебе.

— У меня…

— Муж. Ясно. Кэмден-стрит, пожалуйста.

В машине Северус украдкой разглядывает кольцо на безымянном пальце Нарциссы. Могла бы и снять на вечер. Простое платиновое. Стоп. Неужели то самое?

— Да, это оно. Не волнуйся, остаточных аномалий нет, я всё проверила.

Ему импонирует её новая уверенность в себе, своих магических способностях. Но кольцо, использованное для создания модельной Зоны, в качестве обручального — это...

— Ужасно. Жан-Пьер знает? Почему согласился?

— Он делает всё, о чем я прошу, — отвечает Нарцисса, опуская глаза.

— Кошмар.

— Нет, я редко прошу.

"Надо будет мне поговорить с Дюфреном", — настраивает себя Сев.

Нарцисса кутается в пиджак. Снейп обнимает её одной рукой, чтобы хоть немного согреть. Зря он это. Меньше двух суток прошло с момента их последней близости, а кажется — год. И зря он тихонько её целует, а она — вот уж совершенно напрасно — задерживает руку у его солнечного сплетения, расстегивает пуговки. Сев свободной рукой подтягивает сползший с плеча Нарциссы пиджак. Нет, нельзя. Непотребство в такси — отвратительная традиция. Терпеть до Кэмдена!

“Только бы Нейта не было дома”, — думает Снейп, а Нарцисса произносит это вслух.

* * *

Перед пабом напротив Кэмденской берлоги — толпа припанкованной молодёжи. Галдят, напирают. Господи, неужели концерт?

Нарцисса расплачивается с таксистом.

Внимание Снейпа привлекают мелькнувшие в толпе имперские красные мундиры. Что бы это значило? Афиша “Libertines” не проясняет ситуацию. Что-то из Де Сада? Литературный вечер в пабе?

Снейп нащупывает ключи под ступенькой.

— Нейт? ... Его нет, заходи.

Диковатая, дёрганая прелюдия разворачивается в захламлённом углу — условной прихожей. Они умудряются своротить вешалку, которую, выходит, кто-то починил. На пол падает демисезонное пальто. Через приоткрытое окно в квартиру вливается гвалт с улицы и — о, нет! — музыка. Гитары расстроены.

— Когда Нейт вернется?

— Понятия не имею. Подожди минуту.

У Нарциссы рваное дыхание, а у Снейпа запоздалое просветление — понял, о какой схеме говорил Паркинсон. Он копается в куче шмотья на кресле, рассчитывая найти галстук, краем глаза отмечает, что паспортов на столе нет, но оставлена карточка. Что там? Ага, два номера. Б.С. и (на экстренный случай) Э.П. Придётся всё-таки купить телефон.

Нарцисса мужественно осматривается, тяжело вздыхает.

— Этого ты всегда хотел?

— Извини?

— Холостяцкая берлога, маргинальный образ жизни… тебе это по душе. А в Кенсингтоне тебе было неуютно. Ну же, Сев. Будь мужчиной, скажи правду.

— … Да. Плохо?

— Не то слово.

К чёрту, нет у Нейта галстука и быть не может, но Сев нарыл шарф. Он аккуратно сдвигает Нарси, высовывается на улицу и наматывает шарф на ручку входной двери.

Двери паба распахнуты настежь. Оттуда валят клубы дыма и децибелы.

Вступление ничего так.

If Queen Boadicea is long dead and gone ⁽¹⁾

Still then the spirit of her childrens’ childrens’ children

It lives on.

Далее подключается пьяный фанатский хор.

If you’ve lost your faith in love and music

Oh, then the end won’t be long

Because if it’s gone for you

Then I too may lose it

And that would be wrong.

Северус захлопывает дверь, но это не помогает.

— Хуже, чем Blur.

— Что?

— Woo-hoo.

— Ха. Да. Повесить Силенцио или тебе нравится так?

Можно и так. Ему нравится. Со всеми нелепостями и обстоятельствами. Нравится быть с ней, а изредка — хандрить одному, нравится выходить из зоны комфорта в сумеречную зону, вечно пытаться что-то исправить, снова страшно, непростительно ошибаться и начинать сначала.

I’ve tried so hard to keep myself from falling

Back into my bad old ways

And it chars my heart to always hear you calling

Calling for the good old days

Because there were no good old days

These are the good old days

1) *Libertines, “The good old days”

Пусть Королева Боадицея давно мертва,

В ее правнуках

Жив дух того времени.

Утратишь веру в любовь и музыку,

И финал не за горами.

Ведь если в тебе не осталось веры,

Ее могу потерять и я,

А так не годится.

Я столько сил положил на то чтобы избежать

Повторения ошибок,

И мне невыносимо слышать,

Как ты снова и снова вспоминаешь старые добрые времена,

Потому что не было никаких старых добрых времен.

Вот они, эти времена — здесь и сейчас.