No Good Old Days (джен)

Шеклболта реанимируют парни из береговой охраны, заворачивают в вонючее шерстяное одеяло, как бревно закидывают в джип, везут на окраину и выгружают возле… учреждения, точнее не скажешь. Со словами “ещё один поплавок” его передают с рук на руки собратьям Рея из “Последнего утешения” — обрюзгшим костоломам в форме. Те записывают полное имя, прогоняют биометрические данные по базам, сверяются с архивом — ноль совпадений. “Поплавку” шлёпают печать прямо на лицо, под скулу (спасибо, что не клеймо на лоб), выдают сухую одежду из синтетического материала и оставляют в комнате без окон дожидаться “куратора”.

Кингсли осматривается. Обстановка — совсем как в допросной: стол, два стула и длинное прямоугольное зеркало напротив. Зеркало Гезелла? Ждать приходится недолго, но Кингсли успевает понервничать и прочувствовать, что он больше не распоряжается своим временем и вообще собой не распоряжается. Наконец появляется куратор — сутуловатый, невзрачный тип в штатском. При себе у него плоский металлический предмет размером с папку или планшет.

— Добрый вечер, мистер Шекли. Меня зовут Саймон Блант, я представляю ССИКО. Моя задача — ввести вас в курс, помочь с оформлением документов и трудоустройством.

— С.С. и ко?

— Служба содействия интеграции и кооперации. Давайте уточним: вы впервые в Свободной Британии?

Кингсли кивает. Золотое правило дознания: начинать с вопросов, ответы на которые уже известны. В базе данных информация на него отсутствует, в “свободной” Британии он действительно впервые.

— Та-а-кс, — Блант касается планшета (очевидно, там сенсорная панель). Ничего не происходит. Он вдавливает большой палец, потом лупит открытой ладонью. — Есть! Включить систему распознавания голоса, открыть анкету. Возраст, семейное положение?

Кингсли диктует, а куратор сражается с планшетом.

— Ввести данные. Активировать систему. Активировать хренову… отключить, отобразить клавиатуру. Отобразить хренову клавиатуру! Извините, минуту.

Блант оставляет планшет, подходит к стене (там тоже панель), давит большим пальцем, затем просто стучит кулаком. Панелька отодвигается, обнажая нишу.

Кингсли косится на мигающий планшет. Помехи как на колдоэкранах, потом система беззвучно оживает, анкетная форма открывается и закрывается, остаётся форма общей картотеки. Имена, фамилии не отсортированы, но начинаются в основном на А-В. Люди, вынужденные врать в стрессовой ситуации, частенько хватаются за первое, что придёт в голову, инициалы выбирают по алфавиту. Форма закрывается, отображается клавиатура.

Блант возвращается с блокнотом и ручкой.

— Род занятий?

— А-а-а… ав… м-м…

Аврорская подготовка прошла даром, Кингсли толком не продумал легенду.

— Автомеханик? Автослесарь? — подсказывает куратор то ли с надеждой в голосе, то ли с сарказмом.

— Амнезия у меня. Частичная.

Куратор скисает.

— Мистер Шекли, кем вы себя возомнили? Полагаете, я тут с вами в игры буду играть? Делать мне больше нечего. Я лучше вернусь к жене и детям, поем домашней стряпни, посмотрю матч Арсенала. Никому не интересно вас раскалывать. Экстрадируем, и дело с концом.

Кингсли ловит себя на том, что рад за Арсенал. Команда не канула в лету — мелочь, а приятно. Может, и Пушки Педдл ещё в строю?

— Я настроен сотрудничать, мистер Блант, но у меня действительно провалы в памяти.

— Сотрудничать — неверное слово. Вы просите предоставить вам политическое убежище, мы предоставляем, дальше вы выполняете все требования и следуете моим указаниям.

— Понял, — Кингсли отмечает, насколько профессионально куратор переключается с режима на режим: добрый аврор/злой аврор. Пардон, хороший коп/плохой коп.

— Не прошла амнезия?

— Боюсь, нет.

— Что последнее помните?

— Выбрался из… Министерства магии, кажется. Не уверен. Меня преследовали, гнали до набережной, я сиганул в воду, дальше вы знаете. Вся жизнь — будто в тумане, обрывки только. Помню м-м… собрания неравнодушных граждан, помню, что участвовал, что жил в трущобе за Саутворк. Ничем вроде не занимался, сидел без работы, перебивался на пособие.

— Что вы делали в Министерстве?

— Не знаю. Я… меня держали там силой. Пытали.

— Да неужели?

Кинсгли показывает рваную рану на руке.

— Свежая, — Блант вроде проникается сочувствием. — Это разве не следы зубов?

— Кусающее заклятие.

— Может, врача позвать? Нет? Хотите чаю?

— Спасибо, не откажусь.

Блант опять отходит к нише в стене. Кинсгли прикидывает, успеет ли покопаться в планшете, пока куратор к нему спиной, но вовремя спохватывается, оборачивается к зеркалу, кожей чувствует чей-то взгляд. “Никому тут не интересно вас раскалывать”. Да неужели?

Блант ставит перед Кингсли стакан бледного, заправленного молоком пойла. Кингсли вспоминает, как курил с Северусом Житанс.

— Там сыворотка правды? — в лоб спрашивает он и наблюдает за реакцией.

Блант моргает. Кингсли решается использовать легилименцию. Стена каким-то образом ограничила его магию, иначе его бы не в шерстяное одеяло закатали, а в кокон из отражателей, а вместо Бланта приставили десяток вооруженных громил. Но что насчёт ментальной магии? Нет, легилименция не даётся, затылок пронзает острая боль, на лбу выступает испарина.

— Вы пытаетесь меня сканировать, — констатирует Блант флегматично. — Это бесполезно.

— Сканировать? Нет… Я… — Кингсли дышит нарочито тяжело, — у меня паническая атака. Простите. Паранойя. В министерстве меня… поили сывороткой, и вот сейчас стакан увидел — сразу приступ. Посттравматический синдром, не иначе.

Во взгляде Бланта скепсиса больше, чем эмпатии.

— Синдром, атаки, паранойя. Фулхаус. Записать, что вы жертва режима?

— Не знаю, видит Мерлин. Эти провалы в памяти... Кто-то копался в моей голове!

— Сейчас вы в безопасности.

— Мне нужно на воздух. Я могу выйти?

— Нет.

— Ну и чем вы лучше их?

— Анкету заполним, и топайте на воздух. Определим вас в фаланстер… общежитие при трудовом лагере. Без работы сидели, да? Плохо. Образование?

— Семь классов.

— Не густо. Основы техномагии сдавали? Метаматан, обратную трансфигурацию, информационные технологии, трансмеханику?

— Я только… руны.

— Ясно. Гуманитарий-недоучка. Куда же мне вас пристроить… АГИТПРОП разве что заинтересуется. Язык подвешен, на пресс-конференции готовы выступить?

— Конференции?

— Да, ничего особенного, встреча с иностранными журналистами. Расскажете коротенько, как вас ДиЭм притесняли, изувечили, до чего довели. Всё распишете в красках. Какие у вас к ДиЭм претензии, сколько народу ваши взгляды разделяет…

— Не помню я своих претензий, ничего не помню.

— Не хотите в отдел пропаганды — придётся грузчиком. Сибаритствовать на пособие у нас не положено.

— Я бы рад помочь, да толку от меня. Старый больной человек, за себя не отвечаю. Перед журналистами двух слов не свяжу. А ну как опять паническая атака случится, они решат — это вы меня запугали, обработали, собак на меня спустили. Неудобно выйдет. Лучше грузчиком.

— Так, значит, да? Чудненько. Ещё раз зафиксируем для протокола: вы прибыли сегодня на территорию Свободной Британии, нарушив регламент передвижения магических субъектов, установленный нашим правительством и согласованный с местными властями магического гетто. Вы признаёте себя нарушителем, просите о снисхождении и надеетесь посильным трудом на благо Свободной Британии заслужить право на наше гражданство. Верно?

“Прибыл” — тот еще эвфемизм. “Регламент передвижения магических существ” — допустим, канцеляризм. “Гетто” — просто жуть.

— Я пересёк Стену сегодня, это верно.

— Стена? — хмурится Блант. Его недоумение выглядит искренним. — Ах, да… Я недавно на этой работе, не привык. Вы называете это стеной, точно.

— А вы как называете?

— Купол.

Опасения Кингсли оправдываются. “Вот так цирк. Хорёк втирал про гражданское самосознание и независимость, а на деле маги у этих клоунов под колпаком.” Блант будто читает его мысли.

— Послушайте, Шекли, давайте откровенно. Вы не барышня какая, чтобы с вами миндальничать. Я на вашей стороне, хочу помочь, и лучше бы вам сразу трезво оценить ситуацию. Мы, как видите, принимаем перебежчиков, не звери, даём вам шанс ассимилироваться. Только не ждите салюта в свою честь и дорожки из розовых лепестков. Никто вам тут особенно не рад. Выйдете “на воздух” — столкнётесь с волной негатива. Про купол над поселением девиантов задело вас. Предупреждаю, в народе это ещё и крышкой от унитаза называют.

— Девиантов, вы сказали?

— Именно так. А то и покрепче. Не нравится? Валите обратно к “магам”. Подвезу до Темзы, бензин только сами оплачивайте.

— Бензин?..

— Да, бензин! — кажется, куратора и самого задело. — Незнакомо? Что-то новенькое, а? Представьте, у нас теперь всё новенькое — реинкарнация старенького. Технологический рывок с отставанием на полвека. К хорошему быстро привыкаешь. На кой нам было апгрейдить электромобили, когда есть… были колдомобили. Кому нужны кибернетика, магнитные рельсы, солнечные батареи, электростанции, наконец, если под рукой вечный двигатель — магия. Вот только он не вечно под рукой, и в техномагии свои законы. Вы должны были ещё застать золотой век, когда смешанные браки поощрялись, должны знать, что лучшие инженеры-разработчики получались из полукровок, людей со слабо выраженной девиацией. Простите, людей со слабо выраженными магическими способностями. Теперь у вас культ “чистой крови”, и полукровки остались на Северном берегу, способности блокировали добровольно, ассимилировались. У нас они — скрытые девианты. Не подсудно, но звучит позорно. Как латентные пидорасы. Толку от них — чуть. Переключиться с техномагии на “чистую технологию” им не удается. Это всё равно что метафизика и физика — принципиально разные вещи. Да и не в струю уже классическая физика, без техномагии мы просто не конкурентоспособны. Над нами весь мир потешается, гуманитарную помощь отправляют. Тыквы к Хеллоуину! Что нам тыквы? У нас всё превратилось в одну сплошную тыкву, когда вы отделились.

Кингсли не перебивает, только периодически оглядывается на зеркало. У куратора накипело, или откровения срежиссированы? Его вводят в курс, или это прелюдия к вербовке? Что им нужно? Двойной агент? Кингсли готов. Пусть даже тирада Бланта — отрепетированный спектакль, если хоть половина сказанного — правда, они с Кингсли не враги. Уж больно посыл куратора перекликается с тезисом Дамблдора: сильная Британия — единая Британия.

— Бензин, мать твою, — продолжает Блант, — хорошо ещё, мы двигатель внутреннего сгорания воспроизвели, а то бы лошадей разводили. Гуманитарная помощь… Хоть бы они нам колдомобили поставили или передатчики. Партию колдопланшетов. Мы первое время у французов закупали. Но там магическое лобби крепко держит правительство за яйца. Заставили ввести санкции. Уберите, говорят, купол, прекратите притеснение, возобновим поставки. Патовая ситуация.

— Что мешает подписать пакт о ненападении и снести барьер, если обе стороны заинтересованы?

— Вы идиот или опять прикидываетесь?

— Видите ли, с нашей стороны ситуацию представляют так, будто ваше правительство не заинтересовано.

— Пока ДиЭм у вас заправляют, договориться не удастся. Да, купол установили мы, но это вынужденная мера. Защита от магии, она же — защитная магия, единственная, которая у нас осталась. Последний аргумент. Народ потихоньку расползается из столицы. Мы ведь тут как на мине сидим, а то и хуже — на крышке засорённого толчка, в самом деле. Стоит привстать, оттуда хлынет, всех нас смоет. Чистая магия, незамутнённая! Сами тоже потонете, не сомневайтесь. Мировое сообщество завопит: “Геноцид!”, нагонят сюда миротворцев. Они уже на изготовку, карту разметили, поделили Альбион на сферы влияния, повода только ждут. Уверен, в Лондоне граница снова пройдет по Темзе.

— Почему вы считаете, что мы нападем?

— …

— Я безоружен и ничего не смогу противопоставить, если у вас при себе огнестрельное.

— Огнестрел вышел из моды.

— Неважно, вы меня поняли. Я беззащитен, но не жду от вас неспровоцированной агрессии. Я вас не боюсь. Мистер Блант, вы боитесь меня?

— Нет. Отражатели прошили вашу кожу, когда вы миновали барьер. Однако я не знаю, что бы вы сделали, будь магия при вас.

— Давайте проверим. Дезактивируйте отражатели.

— Ха-ха. Да и невозможно это. Вас дезинформировали, мы не отключаем защиту. Латентных девиантов сегодня выявляют на стадии зародыша и блокируют во чреве матери.

— А говорите, технологическое отставание… Вы старше меня, тоже должны помнить золотой век. Вы жили бок о бок с такими, как я. Жили мирно долгие годы.

— Сравнительно мирно. Вы многому у нас научились, взяли наши достижения на вооружение, впитали нашу культуру, весь многовековой опыт. Но вы ставили себя выше нас. Вам хотелось больше власти, признания, привилегий. Вам всего было мало. Вы выдвигали ультиматумы. Это достигло критической точки. С тех пор вы варитесь в собственном соку, и мы уже не знаем, кто вы. Мы даже вас не видим. Может быть, вы чудовища в человечьем обличье. Снесём барьер, а там…

— Стаи морлоков?

— Например.

— Чушь, дикость и замкнутый круг.

— Вы уж точно не в состоянии его разорвать. Вы слабак, Шекли. Были активистом или кем там… неравнодушным гражданином, но сбежали, симулируете амнезию. Отлично, гните эту линию дальше, я помогу. Грузчик из вас получится первостатейный. Транспорт до общежития — через полчаса. Заполняйте пока анкету.

— Что, если я хочу вернуться?

— Нельзя.

— Зеркало — двухстороннее?

— ?

— За нами наблюдают или нет?

— Да, Шекли, большой брат следит за вами. Во все глаза смотрит, налюбоваться не может: поплавок с амнезией, эка невидаль.

— Я понял, что нужно делать. Помогите мне.

— Нет.

— Тогда я хочу в отдел пропаганды.

— Сболтнёте лишнего или попытаетесь бежать обратно, вас повесят.

— Расстреляют?

— Нет. Говорю же, огнестрел вышел из моды. Во всём мире смертная казнь — только через Аваду. Самый гуманный способ. Наши экспериментировали, но недолго. Новое — хорошо забытое старое. Инъекциям ваша внутренняя магия сопротивляется. Электрический стул — морока. Кол в сердце или горло резать, как свиньям — не комильфо…

— Вы убивали магов?

— Шпионов, которые намеревались вернуться под купол с данными о наших разработках. Талантливые ребята. Образованные, не то, что вы. Светлые умы. Связисты бывшие. Все как один — жертвы режима. Мы их определили в техотдел, передатчики проектировать. Ребята вникли, давали толковые советы нашим инженерам. Обмен опытом в лучших традициях. Куратор на них не нарадовался. И отмечались у него исправно, протокол не нарушали. А потом нарушили так нарушили — патруль засёк их в миле от города, двигались на юг, хотели с тыла под купол нырнуть, к своим. Машину угнали, маячки вырезали, полщеки себе откромсав. Да, вы верно поняли, у вас там тоже чип. Выглядит как УФ-печать из тех, что на входе в клуб лепят, а? Кое-что мы ещё умеем. С чипами здорово придумали.

Кингсли ощупывает свою физиономию. Не чувствует под кожей ничего инородного. Возможно, Блант блефует или испытывает его. Кингсли смотрит на Бланта оценивающе. Сутулый невзрачный тип. Внешность обывателя. Семейный, болеет за Арсенал. Чудовище в человечьем обличье? Чудовище из тех, что рождает сон разума? Может, Кингсли, как Альбус, шагнул за грань тессеракта в момент закрытия Зоны, и всё происходящее — искорёженный, перевёрнутый мир, где нет друзей и врагов, чёрного и белого, где всё раз за разом вырождается в свою прямую противоположность. Игра бликов и теней на внутренних стенках гиперкуба. Реальность, которую построил Снейп. После взрыва в лаборатории чёрный ящик, оставшийся от тессеракта, сканировали неоднократно. Там якобы пусто, но Снейп запретил вскрывать. “Объёмный гроб для флатландца, — говорил он. — Оставьте, Альбус не хотел эксгумации.” Кто знает, вдруг ящик до сих пор погребён где-то в лаборатории, а в нём заперт весь этот ад.

— Мистер Блант… Саймон, вы лично убивали магов?

— Допустим, да, что с того?

— Ничего. Всё равно помогите мне.

— А ты смельчак.

— Я наворотил дел, но хочу исправить ошибки, как и ты.

— Думаешь, я шутил про виселицу? Они построят её специально для тебя на подступах к Площади Парламента, возле памятника Черчиллю. Премьер — исполинская бронзовая глыба, вровень с Биг Беном — последнее, что ты увидишь, подёргиваясь на веревке, Уинстон.

У Кингсли не осталось сомнений — он внутри камеры-обскуры.

— И тем не менее я должен попытаться.

Дверь комнаты распахивается. На пороге появляется девушка. Выглядит она не по годам внушительно — не из-за фигуры, даже не из-за выражения лица. Это что-то неуловимое в осанке, манере держаться, повороте головы. Чёрный костюм (добротный, не синтетика) сидит на ней, как сшитая на заказ офицерская форма. Блант резко поднимается, вытягивается по струнке.

— Инспектор.

— Вольно, Сай. Я забираю нашего гостя.

* * *

Они выходят на воздух. Воздух сладок — в нём смешаны ароматы ночи, порока, свободы и приключений. Что ещё нужно? Инспектор улыбается, буквально сияет, когда смотрит на Шеклболта, и это, как минимум, настораживает. Нимфоманка, маньячка? Кингсли не солгал Бланту: безоружный, лишённый магии, он не испытывал страха перед куратором, да и перед костоломами из маггловской охраны. Девушка — другое дело. Кингсли не представляет, чего от неё ждать. Настороженность крепнет, когда она вывозит Кингсли за город. У неё байк примерно как у Сируса, только с турбодвижком.

Останавливаются на пустыре.

“Вот здесь меня и прищучат каким-нибудь особо садистским способом”.

— Здесь нас не услышат. Простите, сэр, за доставленные неудобства. Уинстон Шекли, надо же! Я сразу поняла, но должна была убедиться. Я вас столько лет ждала! Боялась, не вспомню ваше лицо.

— Польщён, конечно, но сомневаюсь, что мы знакомы, инспектор…

— Джонс. Но вы, мистер Шеклболт, сэр, зовите меня просто Лиа.

Всё становится на свои места, а Кингсли, наоборот, чуть не падает — оседает на мокрый асфальт.

— Вам плохо? — беспокоится девушка.

— Мне… легче.

Он зажмуривается и видит колдографию как наяву: юные хаффлпаффцы Морроу и Джонс — румяные подростки в обнимочку, кровь с молоком. У Лиа круглая мордашка, заколка с бабочкой в волосах. У Стива косая чёлка, озорной взгляд. Тут же — Стив в Отделе тайн, прямиком из Арки смерти. На бледном лице отпечатался первобытный то ли ужас, то ли стыд. “Прошу, сэр, перед тем как отправить в Азкабан... сотрите мне память!” Лиа реальная взрослее себя с колдографии лет на десять. Волосы собраны в конский хвост, на плечи накинут пиджак сродни эсэсовскому кителю, в глазах — решимость, надежда. Ужас и стыд тоже, но пройденные, преодолённые.

— Ты не держишь на меня зла? — спрашивает Кингсли. — Чувствую, ты здесь отчасти по моей милости.

— Нет, сэр. Я сама виновата. Мы помним ошибки, исправляем, что можно, не прощаем себя, но прощаем друг друга и живём дальше.

Кингсли только брови поднимает. Нетипичная жизненная позиция для человека вполне ещё первой молодости.

— Так Дамблдор говорит, — разводит руками Лиа.

— И миссис Малфой.

— Разве?

— Нарцисса.

— Оу. Светлая память.

Кингсли коробит небрежность, с которой это брошено.

— Какой сейчас год?

— Две тысячи пятидесятый.

— Всего-то? — у Кингсли заходится сердце. — Господи! Жалкие полвека. Они все… даже не старики ещё. Я должен…

— Нет, сэр, из вашего поколения никого не осталось.

— А Грейс? Грейс Стиллс! Персиваль Уизли?

— Ничего о них не знаю. Могли выехать из страны.

— Остальные тоже. Девяносто для мага — не возраст.

— Не совсем так, сэр. Объединение с магглами на нас повлияло. Неизвестно, что конкретно сыграло роль — экология, фоновое излучение или образ жизни, только после пары десятилетий вместе (двадцатые и тридцатые), стареем мы одинаково. Скоро сравняемся по средней продолжительности жизни.

— Вот оно что... Альянс, пусть временный, дорого нам обошёлся.

— Это как посмотреть, сэр. Может, всё к лучшему.

Сказано многозначительно, и Кингсли снова подозревает скрытую цитату, отголосок бесед с авторитетным третьим лицом.

— Давно ты здесь? Как очутилась?

— Очутилась… уже после строительства Купола. Примерно так же, как вы — магглы выловили меня из Темзы и откачали. Камеры зафиксировали, что я пересекла барьер. Тогда это считалось невозможным, защита с обеих сторон ещё была на уровне, никто даже не пытался. Я стала первой ласточкой…

Лиа снимает китель и вешает на сиденье байка. Молчит некоторое время. Кингсли безуспешно пытается разгадать её эмоции, не хочет мешать внутреннему монологу… или что у неё там — мимолётная рефлексия? Лиа сама себя одергивает. Одаривает Кингсли полуулыбкой и продолжает как ни в чём не бывало:

— Естественно, я не могла ничего объяснить. Назвалась настоящим именем, путалась в датах и показаниях. Оправившись от шока, сообразила про сдвиг во времени, заняла глухую оборону. Амнезия, типа. Никто не верил. Во мне видели шпионку магов. Меня допрашивали лучшие следователи, со мной работали психологи, но не слишком давили — прямой угрозы я не представляла, вела себя как обычная перепуганная девчонка: ревела и звала маму.

— Ваши родители…

— Нет, сэр, мне не удалось их найти. Так вот, когда СВБ…

Кингсли впечатлён лёгкостью, с которой Джонс закрыла тему, и ругает себя за бестактность.

— … Когда служба безопасности сдалась, меня допросил лично мистер Говард Финч. Вы пока его не знаете. Член парламента, видная фигура в партии лейбористов, финансовый туз, вложился в проект “Купол”, но в душе всегда был против сегрегации. Он меня просканировал.

— Легилиментов ведь на тот момент уже дезактивировали?

— Да. Перед разделом проверили всех и каждого. Без сеанса антимагического облучения в Свободной Британии не получить документы, не пройти ни один КПП. Сейчас ещё поспокойней (девиантов отловили, блокировали, перевели в латентные), а тогда у нас было тотально полицейское государство.

— Остаётся только заключить, что мистер Финч — весьма влиятельный член парламента, пользуется привилегиями, через КПП не шастает, лазейки в законе знает и подмазал кого надо. Молодец. К тому же, маг.

— Я спросила, как ему удаётся. Он ответил: “Мать учила не устанавливать защиту, которую сам не сумеешь обойти”. Настоящая фамилия Говарда — Паркинсон.

— Распространённая фамилия.

— Точно.

— Но он всё равно сменил от греха. Не томи, Лиа, он родственник Нейта или нет? Натэниела Паркинсона.

— Внук, сэр. И внебрачный сын мистера Малфоя.

— Ого. Как там Драко?

— Точно не знаю. Первый и последний раз я видела мистера Малфоя почти десять лет назад. Говард нас свёл. Это было непросто — ДиЭм Говарда приняли в штыки (кто бы сомневался), он только с отцом поддерживал отношения. Он сказал, что Драко ждёт гостя из прошлого — человека, который должен передать ему очень важное послание. Говард решил, я и есть этот посланник. Оказалось, Драко имел в виду вас.

— Нет у меня для Малфоя никаких вестей. Уж точно ничего такого, что этот недоносок рад был бы услышать. Остальное сам знает. Но постой, ты говоришь “гость”, словно я тут временно, смогу вернуться.

— Обязательно вернётесь. Уже после того, как мы всё исправим. Тогда и послание сформулируете. Вы вернётесь примерно на пятьдесят лет назад — предупредить Драко, предостеречь. Только вы не успеете.

“Год смерти_2000_подтверждено”, — вспоминает Кингсли.

— Я так поняла, в прошлом мистер Малфой вас не дослушал, — объясняет Лиа, — и пожалел об этом, когда ДиЭм выступили за сегрегацию, а теперь надеется на второй шанс. Как он выразился… “Временная петля затянулась на шее экс-министра”. Драко сейчас утратил влияние. Его чтут, но задвигают потихоньку. Он ставит на Говарда и в то же время не хочет распрей между наследниками. Он верит, что вы найдёте решение. Он не знал, как именно вы сюда попадете, как потом вернётесь, понимал всю абсурдность истории о госте из прошлого. И правда отдаёт бредом, хроновороты ведь уничтожены. Почему-то он думал, что временнЫм порталом является Арка в Отделе тайн, хотя это уже полвека портал лишь номинальный, не Арка смерти даже — просто груда каменных плит. Самого отдела давно нет, тайны-пророчества оцифрованы, всё уместились на одну карту памяти. Министерство переехало... Но мистер Малфой всё равно запретил сносить старое здание, пока он жив.

— После вашего появления стало очевидно, что портал, прости господи — Темза?

— Или Купол. В общем, да, Говард так считал, а Драко упорствовал. Он бы встретил вас с той стороны, если что, нашёл бы вас раньше ДиЭм, ну, а я готовилась встретить вас здесь. Точнее, Говард меня готовил, помог мне сделать карьеру в ССИКО. Вообще-то интеграция с меня и началась. Слух о том, что из-под колпака можно выбраться, долетел до магов. Не сам, конечно, долетел, профессор Дамблдор поспособствовал. Он, знаете, сделал из меня как бы символ: девочка-подросток сумела пересечь границу, нашла вот способ, стоило только захотеть всем сердцем, а вы, типа, болваны и трусы. Вскоре действительно потянулись другие перебежчики. Прошу прощения, сэр, я не объяснила насчет портрета Дамблдора. Хотя чего там объяснять... он появился после меня, загадочно молчит о прошлом. Портрет, наверное, сгорел и восстал из пепла. Теперь профессор Дамблдор — Феникс… Вы о нём ещё услышите.

На слове “Феникс” Джонс спотыкается.

— Лиа, в чём корни конфликта с магглами?

— Это мелко и глупо, даже говорить неловко. Совестно за наших. Старший сын Драко и Астории, прямой наследник, хотел переехать на Даунинг 10…

— О как. А почему не сразу в Букингемский дворец?

— Зря смеётесь, сэр, дворец они себе не хуже отгрохали. Но Малфой проиграл первые общие выборы, поражение его раздавило. Сейчас под Куполом заправляет младший из законных наследников, внук Драко. Не знаю, может, дело даже не в выборах как таковых, а в формате предвыборной гонки. Она превратилась в настоящую пропагандистскую войну.

— Ясно. Н-да… Одно только у меня в голове не укладывается. Почему ключевые разработки ДиЭм — отражатели — достались магглам. В этом есть известная ирония, и всё же это странно.

— Вы говорите про “Дифенс Мэджик”, да? Корпорацию, которая сотрудничала с маггловской службой внешней разведки и службой безопасности… Согласитесь, в названии изначально присутствовало такое… скрытое противопоставление, отголосок Защиты от Тёмных искусств. ДиЭм создавалась в глухой оппозиции, в противовес политике министерства и его магии, тёмной/не тёмной — авторитарной. Вы лучше меня знаете, что это было. Защита против Магии. Сегодня от корпорации один союз остался — “против”.

Кингсли интересно, собственные это мысли Джонс, или она опять ретранслирует третье лицо. В данном случае явно не Альбуса. Говарда Паркинсона?

Лиа продолжает:

— Драко стоял у истоков, верно, но вскоре — кажется, ещё при вас — ударился в политику, ушёл с головой. Я бы даже сказала, утоп. Он, по-моему, это понимает, рад бы отыграть назад, только ни за что не выступит открыто против собственных детей. Берёт на себя ответственность за сегрегацию. Видит Мерлин, ему тяжело. Было уже несколько покушений. Говард его оправдывает — типа, у Драко в свое время испортились отношения с матерью, душевная травма, раскол в семье. Сейчас всё повторяется на новом витке спирали. Он переживает, бедолага.

— Ты говоришь, корпорация давно развалилась, но я… мистер Блант использовал аббревиатуру ДиЭм.

— Оу. Это уже совсем другая аббревиатура. До сих пор не поняли? ДиЭм — Династия Малфоев.

— Годрикова борода… Лиа, когда ты последний раз была за Стеной? Что, если старое здание Министерства магии снесли?

— Я редко там бываю. Профессор Дамблдор передаёт информацию.

— Может ли Альбус привирать? Пардон, способен ли наш дорогой Феникс утаивать часть информации, дабы никто не терял надежды?

— Не знаю. Почему вы спрашиваете?

— Ты упоминала о покушениях. Допустим, Драко погиб. Говард твой недалеко продвинулся в плане налаживания контакта с магами, без отца-основателя ему придётся совсем туго. Здесь его положение тоже, подозреваю, шатко. Лейборист, значит. А у власти, конечно, тори.

— Сэр, мы в любом случае не имеем права сдаваться.

— …Что ж. Хорошо. Полагаю, следующий пункт программы — визит к мистеру Паркинсону-Финчу.

— Давайте в паб сначала, а? Вы, наверное, чертовски голодны.

— Я… да, чертовски. Наверное, голоден.

— Есть одно приятное местечко в Вестминстере. Такое, с претензией на викторианский стиль. У нас теперь всё с претензией: джин “Виктория”, сигареты “Виктория”. Паб, однако, ничего себе. Недавно открылся. Пиво там, правда…

— Попахивает ослиной мочой.

— Откуда вы знаете?

— Всё новое — хорошо забытое старое.